Deux Ex Machina/Higher Love

Вместо того, чтобы смотреть, как Доминик танцует, Мэттью смотрел на кота, усердно вылизывающего лапу. Раньше он любил смотреть, как Доминик двигается. Это было похоже на наблюдение за деревьями, качающими ветками на сильном ветру, или за полетом стаи птиц. В случае с танцами он не вполне понимал, что именно он видит, но его это успокаивало. Он уже понял, что в ближайшие полгода, год, или черт знает сколько, он сможет смотреть на него только в инстаграме. Если Доминик, судя по тому, как спокоен он был, верил, что с ними обоими все будет в порядке, то, возможно, так оно и будет? По закону риск-менеджмента следовало представить себе наихудший исход и успокоиться, продумав пару стратегий преодоления. Он был так рад не думать о наихудшем некоторое время. Жизнь была куда сложнее, когда они трахались чуть ли не в университете на парах, где он был преподавателем, а Доминик — студентом. Думал ли он каждый день, что кто-то узнает, и что его может ждать? Нет, но, когда появился небезызвестный Эдвард Харрисон со своими глупыми попытками шантажировать его, он и понял, насколько эта мысль его донимала, даже не будучи непосредственно на виду, в голове. Оглядываясь назад, на себя, как на героя какого-нибудь фильма, он бы подумал, что этому герою и самому нравилось, когда ему угрожало как минимум публично опозориться. Мэттью вздохнул. Он уже не понимал, опять ли он подъебывает сам себя просто так, или это правда, но от таких мыслей голова начинала потихоньку гудеть. Теперь они были свободны и пытались начать все заново, как будто этого плохого старта не было. И что из этого выходило? Доминик хотел уехать. Доминик спрашивал у него, не думал ли он сам поехать куда-нибудь еще. Конечно, имея свою собственную квартиру, он уже никуда не хотел ехать. То ли он состарился, то ли он родился старым. Ему было лень. Но его одного было недостаточно, чтобы прибить Доминика якорем к месту. Тот уже полгода сидел в квартире почти каждый день, и, видимо, не мог этого выносить. Отсюда и большие цели. Если отпустить Тома Кирка когда-то было довольно легко (возможно, виной тому была его страсть к наркотикам, которая не оставляла места, чтобы желать чего угодно другого), то отпустить Доминика было уже не так-то просто. Это поддерживало то, что он сказал, когда они ужинали. Что дружба это другое. Люди, пробормотал Беллами и уставился обратно в план исследовательской работы, который все никак не шел. Обычно, стоило только написать цель, из нее уже вытекали способы и этапы исследования, чтобы ее достичь. Первое, понять, чего не хватает для опровержения или подтверждения. Второе, понять, как получить данные, которых не хватает. Третье, получить данные. Четвертое, проанализировать и сделать вывод. Все просто, и почему это все делалось годами? Он достал телефон, на котором сидел, из-под своей задницы и уставился на контакт Джейми. Ему нужна была помощь, но любое столкновение со старыми знакомыми его утомляло еще больше, чем новые. Единственным источником спокойствия был вечно хорошо относящийся к нему мистер Никколз. Вот ему он и позвонит. К черту Джейми. Начнет приглашать на обед или придумает еще что-нибудь социально неловкое. Он будто старался наверстать “упущенное”. Вот только Беллами никак не мог понять, что он такого “упустил”. Сам же отправил его в Плимут, а потом… Он с радостью и упоением принялся изучать университетскую базу знаний. Хотя бы так привычка бежать от проблем, сверкая пятками, ему помогала. Он мог развести себя почти на что угодно, стоило только придумать, от чего бежать, каким образом и во что. На сей раз снова в работу. Музыка с подоконника, где Доминик ставил телефон, и где, рядом с окном, обычно придумывал хореографии, иногда отрабатывал трюки, громко приземляясь на пол, не отвлекала его. Он ушел в свое занятие так сильно, что уже остался один при выключенном свете, а на часах было 11 вечера. Доминик был в душе, судя по звукам шумящей воды. В остальном было тихо. Принц куда-то спрятался. Возможно, валялся за шторой на подоконнике и дрых — его любимое занятие. Он знал, что Доминика бесило, когда он так делал, но он все равно сделал это. Объединенный санузел имел свои неудобства. Он провернул замок за выпуклую часть со своей стороны, чтобы открыть дверь. Доминик всегда закрывался, хоть он и знал, что дверь все равно можно открыть снаружи. Видимо, у него было понимание собственных границ. У Мэттью их не было, поэтому звонить Джейми точно было не лучшей идеей. Доминик невнятно что-то мычал. Мэттью достал щетку из холдера и, уловив в зеркале над раковиной кусочек золотистой кожи, не удержался от того, чтобы заглянуть за шторку. — Уйди, — сказал Доминик. Он улыбался, так что точно не счел это нарушением границ. Ему бы точно эта шутка не понравилась. Доминик и сам любил создавать иллюзию контроля, чего уж там. — Или иди ко мне, или не мешай, — сказал он и развернулся спиной. Его физическая форма становилась все более невыносимой с каждым днем, что он проводил, танцуя, снимая хореографии и давая классы. Он был настолько привлекателен, что казалось просто неправильным иметь его рядом с собой. Он таким не был, когда они только познакомились. Он всегда был подтянутым, но такого еще не было. Такое произошло только спустя два года усердных тренировок, а началось с его отъездом во Францию. Беллами сплюнул пасту в раковину, сбросил с себя остатки вещей и забрался под душ. — Я восхищаюсь тобой, — сказал он тихо и провел руками по мягкой, горячей от воды коже. — А? — Ты выглядишь потрясающе. — Ты говоришь это каждый раз, когда я раздеваюсь, — Доминик сморщил нос. — Не надоело? — А тебе? — он провел ладонями по крепкой спине вверх, и точно так же медленно вниз. — Не надоело так хорошо выглядеть? — Я привык видеть себя каждый день в зеркале и уже не замечаю изме-, — Доминик запнулся, когда руки скользнули под ягодицы, — нений. Времени, да и энергии на что-то большее не было, поэтому он развернул Доминика лицом к себе и опустился на колени. Душ он любил принимать утром, а Доминик — вечером. Это была не его смена, но ради кое-чего другого можно было изменить своим привычкам. От вида, который ему открывался снизу вверх, его прорвало так, как не смогло его жалкое исследование с его проблематикой. А это был практически непобедимый соперник в борьбе за его интерес. Мэттью приговаривал комплименты, особо не задумываясь над тем, что он может сказать. При виде такого тела — явно ничего плохого. — Почему ты так хорош, боже, — единственное осмысленное, что вырвалось у Доминика между стонами, которыми он уже давненько не будил соседей. Это было пожалуй единственное, чем он мог отплатить Доминику за него самого. Мэттью не особенно хорошо выглядел, и природа влечения Доминика к нему интриговала и его самого. Пожалуй, Доминик действительно мог бы захотеть и инопланетянина, стоило Доминику только полюбить его. То, как сильно чувства Доминика играли роль в его жизни, вызывало особую нежность, которую в природе у Беллами не вызывало практически ничто. Доминик был из тех людей, которые любили имена. Из того, как Доминик взывал к нему по имени, можно было сделать часовой трэк. — Quelle belle petite chose, — с особой любовью сказал он, зная, что именно введет его в экстатическое состояние. — Ma petite coquine. — Viens me baiser, — сказал он. — Viens. Мэттью хотел бы сказать нет, но он знал, что Доминик уже не сможет кончить, пока не получит своего. Его либидо было чем-то поистине особенным. Не таким, как у всех, с кем он когда-либо был. Если Доминик чего-то хотел, он бы лучше прекратил прямо сейчас, чем сдался. Так было всегда. Даже если они начинали в три ночи, то не сдавались до конца, забросив идею времени на дальнюю полку, шли, не выспавшись, куда-то. Ни за что не отступались, раз уж начали. А ведь они могли поступить так же и с другими вещами. Единственное, чему Доминик его научил, так это тому, что настойчивость приносит свои плоды всегда. Это была последняя осознанная мысль за вечер, и она не могла быть более своевременной. Comment doux, comment chaud, урывками крутилось в голове, а может и не только. Comment lisse, comment serré, ma joie. Все-таки Доминик заставил соседей стучать по трубе. Неизвестно как долго он просидел на коленях в ванной, одной рукой вцепившись в бедро Доминика, а другой прихватив его за горло, чтобы гладить, как кота, пальцами по горячей коже вверх-вниз, поворачивать голову вбок, чтобы вылизывать чувствительное место за ухом. Доминик накрыл его руку своей и слегка сжал. Им никогда не нужно было дополнительной стимуляции, но он снова, настойчивее, сжал его руку своей и Беллами подчинился. Ему было достаточно и того, что у него уже было. Он сдавил горло ровно до того момента, как Доминик не кончил с хриплым стоном. Этот звук довел и его, вместе с ощущениями, которые он получал от соприкосновения с его горячей кожей. Когда-то любой секс был чудом для них, теперь, спустя много, много раз у Доминика появились вполне конкретные предпочтения. И он был бы недоволен, что в него кончили, если бы это было возможно после такого оргазма. — Я не удержался, — Мэттью погладил его, откинувшегося спиной ему на грудь, по бедрам и бокам. — Я понял. Бывает. Мэттью целовал его в шею, сверху вниз, снизу вверх. Доминик вздрагивал. Он всегда был таким чувствительным после секса. Это было нечто особенное. С другой стороны уже зрели засосы, но о них Доминик не обмолвился и словом. — Пойдешь со мной встретиться с Томом? Мэттью недовольно проворчал что-то, не имеющее смысла. Ему, будучи еще в Доминике, не хотелось думать о Кирке совершенно. Он осторожно отстранился и включил воду снова. — Ты испортил момент. — Он хотел тебя видеть, — Доминик тоже поднялся на шатких ногах и положил голову ему на плечо, пока руки Мэттью елозили по нему, смывая все лишнее. — Вы будете говорить о бизнесе, я скорее сдохну от скуки. Доминик ткнул его пальцем в ребро, чем заставил подскочить на месте. Не очень-то безопасно в скользкой ванне, но у него не оставалось сил быть сукой по этому поводу. — Я подумаю. — Подумай до завтра, ладно? Нехотя, но согласно промычав, Мэттью выбрался из ванной и пошел спать раздетым впервые за долгое время. Времени был всего час ночи, у него еще оставалось добрых 7 часов сна, чему он был безумно рад. Назавтра Мэттью и вовсе забыл о Кирке. Лекции и поиски Никколза занимали его голову куда больше, чем собственный друг и любимый человек. Он не мог успокоиться, пока не убедился, что не провалит единственный шанс интегрироваться в университет, который у него был. Сообщение от Доминика пришло как раз, когда Беллами поджидал мистера Никколза у двери в аудиторию, куда он должен был прийти. Морган был действительно святым человеком во всем. У него нашлись ответы почти на все вопросы, и после разговора с ним не хотелось смыть себя в унитаз от стыда за то, как мало ты знаешь к своим годам. Уже после того, как они расстались, Мэттью смог вернуться в свою не-университетскую реальность и открыть мессенджер. Д: Что ты решил? И часом спустя. Д: Я решил за тебя. Мы идем вместе. Сегодня в шесть жду тебя дома Мэттью тяжело вздохнул. Он хотел повидаться с другом, но дома, за едой, без разговоров о недвижке, налогах, контрактах, владельцах, стратегии, расходах, займах и всем прочем. Он захватил пару книг в библиотеке и побежал на лекцию. В голове и без того была каша. Главное, нужно было добраться до дома к шести, это единственное, что он оставил в уме. Если бы он не хотел никуда ехать, он бы не поехал. Раз уж он согласился, пришлось вытерпеть стендап от Кирка на тему того, что он выглядит как престарелый бюрократ в своем любимом черном костюме с наглаженными стрелками на брюках и с галстуком на шее. Чего только не сделаешь ради дружбы. Дружба давила его в объятьях минут пять, когда они встретились в том же торговом центре, где и в прошлый раз — перед выпуском Доминика и его уходом из университета, когда они смотрели жилье, почти что ровно год назад. — А ты все такой же занудный, — Том оглядел его с ног до головы. — Давно уже было пора принять, что люди после 21 не особенно меняются. Ты вот все такая же заноза. — Думал, Доминик на тебя повлияет, — Кирк крепко обнял Доминика, тот улыбался и щурился, как довольный кот. — Сейчас мы немного поедим и прямо к делу, да? — В пятницу приходи, поедим что-нибудь домашнее, выпьем, — предложил он. — Все-таки повлиял, — Том улыбнулся еще шире, хотя это казалось невозможным. — Вонючие банки тебе нужны? — Не помешали бы. Честно сказать, последние пару лет было не до парфюма. Осталась только одна баночка, которую ему подарил Доминик — тот впервые в жизни был поражен хоть каким-то запахом. Его он случайно обнаружил, пока гулял с Келли по торговому центру, нюхая все подряд, и подарил его Мэттью на день рождения. У него не было особой любви к нему, но это был единственный парфюм, который у него остался. Память о том дне была дороже, да и Доминик просто с ума сходил, когда замечал этот запах на нем. Оно того, можно сказать, стоило. Как и следовало ожидать, они утомили его своими деловыми разговорами уже через пятнадцать минут. Мэттью никогда бы сам не стал ничего открывать, зачем, если обо всем могут позаботиться другие люди. Такие как Кирк и Доминик. Он распробовал свой заказ и выпил немного вина, чтобы сделать это время хоть чуточку более выносимым. Лента твиттера закончилась, пришлось открыть инстаграм и посмотреть каждое видео Доминика (а их за последний год накопилось немало), когда они наконец взяли перерыв. — Покурить бы, — сказал Кирк. — Угу, — согласился Мэттью, поглядывая на уже не такого радостного и светящегося Доминика. — Много дел? — Ага, — вторил ему Доминик. — Подумай пока, или отдохни. Вообще, пойдем отсюда, а? — вдруг переменился в настроении Кирк. — Надоело сидеть на одном месте. Мэттью с облегчением включился в очередной стэндап Кирка о его буднях в странах, где он недавно побывал, связанных с тем, что он не знал язык, про какой-то культурный обычай или про случайное знакомство с женой будущего инвестора в клубе. В общем, ничего нового. Кирк все так же ломал дрова на каждом шагу и все так же феерично разжигал из них костры, ни о чем не жалея. — Как там Принцуня? — Придешь в пятницу — увидишь, — ухмыльнулся Мэтт. — Никого больше не завели? — Нет. Только Доминика — идеей открыть свою студию. — Хватит тебе, парень хочет строить свое будущее своими руками. Это достойно уважения, ворчливый ты хер. — В чем-то ты прав, — Мэтт оглянулся на Доминика, который шел позади, уставившись в телефон, где он что-то считал в калькуляторе. — Вот только не тебе разлучаться с ним на хрен знает сколько, — чуть тише сказал он. — Почему не поехать с ним? — Взял грант на исследование. Не могу отказаться. Кирк склонился к нему и сказал еще тише, чем он, то ли издеваясь, то ли действительно не желая, чтобы Доминик услышал. — Он сказал, что предлагал тебе, еще пару месяцев назад. Ну, и? Ты мог не брать грант. Мэттью закусил губу. — Хотелось влиться в универ. Кому я вообще нужен, если не преподаю? — О, это тебе бы не помешало узнать, кому ты был бы нужен. У тебя полно смежных навыков, ты мог бы быть хоть синхронным переводчиком с такими данными. Для него, например, — Кирк кивнул в сторону Доминика, все еще плетущегося сзади. — Осторожно, — Мэтт взял его за локоть и поставил рядом с собой на эскалаторе, чтобы тот ненароком не упал. — Спасибо, — все еще задумчиво ответил Доминик и позволил ему запустить ладонь в задний карман своих джинс, правда, не без удивленного взгляда. Мэттью все еще боялся, что его мог кто-нибудь увидеть, кто знал его в университете. У него был довольно популярный курс, и многих студентов он мог и не вспомнить. Но и в Плимуте слухи ему ничем не навредили, а чего уж было бояться теперь, когда их с Домиником отношения совершенно никого не касались, кроме них самих. — Получается около миллиона двести, — с грустью сказал Доминик. — Сойдет! Это даже меньше, чем я думал. — А сколько ты думал? — Полтора. Доминик ужаснулся. — Это вообще реально выплачиваемая штука? — Конечно. — С дохода от студии танцев? — Что бы ты ни делал, главное — не закрывайся, — Том улыбнулся и похлопал его по плечу. Они уже спустились и шли к мерседесу Кирка. — Меня ждут увлекательные пять лет, — Доминик поджал губы. — Все равно это лучше, чем гладить Мэтту рубашки и стрелки на штанах, — пошутил Кирк и сам же рассмеялся. — Я не к тому, что ты бездельничаешь. Просто у него смешная одежда. — Не отрицаю, — сказал Доминик и покосился на Мэттью. С Кирком рядом было уже не так невыносимо думать о том, что он вскоре останется один и надолго. Чем вообще он будет заниматься? Чем-то, сам себе ответил Мэтт. Как ребенок, которого оставили без полдника. Что вообще есть, если нет полдника? Какая нелепость. Что-нибудь или ничего. Вчерашняя мысль о том, чтобы не отступать, держала его на плаву весь этот день. Они не могли просто взять и сдаться спустя столько говна. Ни за что. И пускай он не был очень уж целеустремленным и упертым человеком, но сдаваться было бы действительно очень жалко. Все-таки он верил, что что-то изменится, если они переедут и начнут… что, как Доминик и говорил, решать вместе? То, что ввело его в ступор? Кирк донимал его расспросами о том, что он приготовит в пятницу, так что мысли о том, как он проебался, пришлось отложить в дальний ящик. Когда Доминик уедет, у него будет навалом времени, чтобы обо всем этом поразмыслить. А пока — ужин и сон были его главными целями в жизни. В пятницу Кирк приехал, как и обещал. Они играли в настолки, которые купили буквально парой часов до этого в ближайшем торговом центре. Мэттью нехотя оставил Доминика наедине с духовкой, где запекалась лазанья. Смысл происходящего начал доходить до него только, когда они вышли из магазина. Почему они пошли сюда пешком, и зачем ему вообще нужны были настолки. — Я не буду тянуть кота за яйца, — сказал Том. — Но ты вообще видишь, что ты делаешь с ним? — Чего? — воспротивился он. Такое без сигареты не вывезешь. Кирк собирался промывать ему мозги. — Ты должен гордиться им. Он делает то, что у тебя, суслик, не хватило бы духу сделать никогда. — И что теперь? — Ты мог бы хотя бы помочь ему с немецким. А знаешь, почему ты не нашел времени? — Просвети меня, — Мэтт уже сдался. Кирк был точно таким же, как и Доминик — стоило ему только завестись, его было бесполезно останавливать. Он бы сказал то, что хотел, даже если бы к его виску приставили пистолет с требованием молчать под угрозой расстрела. — Потому что тебе насрать, что он хочет. Тебе насрать, что он хочет быть счастливым. Ты не поддерживаешь его и не помогаешь ему. — Он бы сдох с голода без меня. — Это все? — Кирк сделал самое удивленное лицо, на какое только был способен. — Это черта, за которую твое альтер-эго заботливой мамаши не переступает? Ладно, а ты? — Что, я? — Мэтт отвернулся от него и курил, разглядывая блочные дома. — Ты только и говоришь о том, как тебе плохо. Я поражаюсь этому парню. Как ему наверное тяжело было решиться уехать, когда ты тут такой “ох как мне плохо, как же мне плохо”. Ты сам-то хоть что-то для себя можешь, чтобы тебе не было плохо? Или тебе пять лет? Мэтт хотел бы защититься, потому что все это звучало как нападки. Но он решил быть честным. Это бы точно обезоружило Кирка, который, видимо, возомнил, что знает о нем больше, чем он сам. — Я честно не понимаю, почему ты злишься на меня. — Задай вопрос и узнаешь. — Какой? Кирк махнул рукой и полез в карман пальто Мэтта, видимо, на поиски сигарет, хоть он и клялся, что бросил. — Какой есть. Любой, — сказал Том. — Почему ты злишься? — Потому что ты страдаешь и тебе хуево. А мне хуево от этого. И ты сказал, что будет иначе. И я приехал, а все так же, как было. Тебе хуево. И в твоих силах это изменить. — О, неужели? — Беллами поднял бровь изо всех сил. Почему-то каждый раз Кирк вызывал в нем желание посраться с ним и вылезть из кожи вон в попытках ему досадить. — Ужели, блять. Кирк после этого замолчал, но желание спрашивать что-либо уже испарилось. — Ты думаешь, что я плохой бойфренд или что? — все-таки успокоившись, спросил Мэтт. Взгляд, которым его одарил Том, окончательно сбил его с толку. Он был очень удивлен. — Нет… это совсем не то, о чем я говорю. Ты не плохой бойфренд. Ты творишь хуйню. Это разные вещи. Мэтт усмехнулся, но не успел ничего ответить. — Творят хуйню все на свете, но в твоем случае это меня ебет, потому что ты мой лучший друг. Я переживаю, понимаешь? А Доминик все-таки умудряется тебя, тупицу, осчастливить. — Что же я такого хуевого делаю? — спросил Мэтт. Градус снизился, то ли благодаря тому, что они перешли на английский-матерный, то ли потому, что Кирк на самом деле не собирался его унижать. Не то чтобы у него это когда-нибудь могло получиться. У Беллами вообще-то тоже была гордость. — Это как если бы ты надел себе на голову пакет, завязал его и заставлял его смотреть на то, как ты задыхаешься без воздуха. Ты ведь знаешь, что ему будет хуево, потому что он любит тебя. Тебе же не хочется, чтобы тому, кого ты любишь, было хуево? Мэтт поджал губы и прикурил вторую сигарету от почти истлевшей первой. — Хотя он просто делает то, что ему нравится. Мы рождаемся с этим правом, если ты не забыл. Заумный тон Тома всегда вводил его в исступление. — Все, что происходит сейчас, происходит и благодаря мне в том числе. Будь он один здесь, ему бы не хватало денег даже на еду. — Не будь у него тебя, он бы пошел на какую-нибудь хуевую работу и жил бы в клоповнике, только и всего. Подожди, — Том не дал ему возразить. — Ты считаешь, что ты его содержишь, и теперь он должен делать все так, как тебе нравится? — Не переебывай мои слова, — этот разговор был больше похож на американские горки. — Я… — Скажи, что не думаешь о том, что он тебе что-то должен. Все, что ты делаешь — это ведь потому, что ты хочешь позаботиться о нем, правда? Так почему ты не мог помочь ему с чем-нибудь кроме еды, придурок? — Да я не знаю, — Мэтт пихнул его плечом. — Не знаю. И если ты продолжишь подкидывать мне мысли, которых у меня нет, я ебнусь. Хватит. Я и так не понимаю, почему мне настолько плохо от этого. — Об этом я и говорю, — они сами на заметили, как дошли до дома. Том поднял голову, чтобы посмотреть на одинаковые окна квартир. — Ты взрослый человек и можешь разобраться с собой, а не вставлять палки в колеса Доминику. Как будто он виноват в том, что тебе плохо. А кто виноват, спросил он про себя, уставившись на носки своих ботинок. Вопрос не требовал ответа. Ему честно не хотелось разбираться. В этом Том был прав. Наверное, это он и имел в виду. — Иди, если хочешь, я еще покурю, — сказал Мэтт. — Нет, я с тобой. Том обнял его за плечи одной рукой на короткий миг, а внутри Мэттью плескалась такая тревога, что он не знал, как себя устаканить. — Это я виноват. Но смысл об этом думать, если от этого еще хуже. — Смысл не в том, чтобы думать, — Кирк ухмыльнулся по-доброму и покачал головой из стороны в сторону. — Смысл в том, чтобы что-то с этим сделать. Скурив половину, Мэтт уже терпеть не мог эту сигарету. Он стал куда меньше курить, так что вкус приедался на середине, и он не получал больше никакого удовольствия. То же самое можно было сказать и про его жизнь. — Представь, что это твой грант. Тебе дают кучу времени и денег, чтобы ты мог решить задачку. Может ли Мэтту Беллами быть не хуево? Это твой же эгоизм только со знаком плюс. Наблюдай за собой сколько тебе хочется. Мэтт посматривал на остатки сигареты. Одна часть его твердила, что нельзя выбрасывать, не докурив, другая начинала раздражаться, что он тратит свое время на сомнения о чем-то настолько пустяковом. — Я тебя понял, — сказал Беллами и выбросил сигарету в мусорку, лишь бы избавиться от споров с самим собой. Из подъезда вышла какая-то женщина и недовольно покосилась на них, дымящих прямо у входа. Мэтт усмехнулся. — Я все еще ненавижу тебя. Но я рад, что ты здесь. Пойдем, пока квартира еще цела. И вот теперь они играли в настолки, за которые Мэттью пришлось довольно дорого расплатиться. После каждой подобной перепалки с Томом, однако, он чувствовал некое подобие облегчения. Кирк напился быстро и уснул с котом в обнимку на диване. — Предатель, — шепнул Мэттью сам себе и погладил рыжего изменщика, сладко сопящего на руках у Кирка, по голове. Пока Доминик был в душе, он открыл папку под названием “Плимут”, в которую без особой необходимости старался не заходить. Одно это слово вызывало у него желание спрятаться в шкаф и никогда больше не выходить. Он распечатал Доминику правила чтения и комментарии к ним, пока тот был в душе. Доминик вышел, ероша голову полотенцем, и аж дернулся, когда увидел, что Мэттью сидит и ждет его на краю кровати. Одному богу известно, что у него было на лице. — Пару месяцев еще есть. Извини, что не сделал этого раньше, — он помахал распечатками в руке и сглотнул образовавшийся в горле ком. — Позволь мне хотя бы научить тебя произносить слова нормально. Доминик ничего не ответил, только забрал бумажки, отложил их на подоконник и забрался на кровать, чтобы крепко обнять его за шею и повалить на одеяло. Перед тем, как уснуть, в голове крутилась пластинка плана исследования вперемешку с догадками о том, мог ли он почувствовать себя лучше. Понять, чего не хватает. Понять, как получить то, чего не хватает. Получить это. Проанализировать… Пустые слова. Том и правда пытался помочь. Но все, что из этого разговора взял Мэттью, так это пищу для бесконечного внутреннего монолога, в бурном течении которого он плыл, чудом не захлебнувшись, до четырех утра.