Хрупкое счастье

      Какого-то чёрта после той ночи Обанай стал забирать Шиназугаву в свою квартиру на каждые выходные, и туда же приглашать его младшего брата. А ещё отдал всю свою заначку, которую непонятно зачем хранил под кроватью, младшему Шиназугаве со словами: "Я знаю, что ты пашешь, как лошадь, так что возьми это и отдохни немного, но брату ни слова". Сначала парень не понял с чего такая щедрость, но после пояснений вроде: "Вам нужнее: лекарства нынче дорогие" и "У меня они всё равно просто пылятся", – всё же взял деньги, сказав, что, как только будет возможность, он всё отдаст, на что Обанай лишь махнул рукой.       Возможно, приглашать тогда Шиназугаву на ночь было ужасной идеей. Такой же ужасной идеей — если не хуже — было вывалить на него весь этот бред с привязанностью, а после прибежать с объятьями. Но сейчас ни то, ни другое уже важно. Потому что впервые за всю жизнь у Обаная наконец-то появилось настоящее счастье.       В один вечер, сидя с Шиназугавой на диване и смотря телевизор, Игуро не сдерживается и, положив висок на плечо парня, шепчет тихое: «Я люблю тебя».       — Ты ведь понимаешь, что это хорошим не кончится?       — Ты уже спрашивал об этом. Мне всё равно. Если мои чувства взаимны, я бы предпочёл жить счастливым настоящим, а не предполагаемым будущим.       — Я тоже тебя люблю, — спустя несколько секунд молчания говорит Санеми. — Тебе не будет противно, если я тебя поцелую?       — С чего бы должно?       — Ну… из-за болезни. Ты ведь не заразишься?       — У тебя аутосомно-рецессивное заболевание, а не инфекционное, — снимая маску, говорит Обанай, а после садится на колени Шиназугавы, хватает того за лицо и соединяет их губы.       Время шло, а результаты не менялись и лёгкие не появлялись. Что с этим всем делать, Обанай не знал. Прежнее безразличие пропало без следа, но Игуро продолжал делать вид, будто бы ему всё равно на состояние его пациента. Был ли в этом смысл, если Санеми знал, что всё это ложь? Нет. Кого Обанай пытался этим всем — не понятно. Скорее всего — себя, потому что Шиназугава после каждого оповещения о стабильности его состояния кивал головой с коротким: "Всё будет нормально", — а после вставал со стула, подходил к Игуро и с поцелуем в лоб тихо шептал: "Только не грусти, ладно?".       И Санеми делал всё, что мог, чтобы Обанай был счастлив. Когда оказывался у него в квартире, тащил из спальни плед, заворачивал в него только переодевшегося в домашнее парня, брал на руки, усаживал на диван, а после включал телевизор и приносил чай. Когда на улице уже потеплело, вытаскивал на прогулки по паркам и постоянно травил дедовские анекдоты. Этого, собственно, хватало с головой. Такого счастья у Обаная ещё не было.       Любимым временем в неделю стал вечер пятницы, когда Санеми обхаживал его уставшего, а после целовал то в лоб, то в уголок губ и позволял уснуть на своих коленях, при этом перебирая его волосы.       В какой-то момент Обанай предложил снять квартиру побольше, чтобы туда мог переехать Генья, а квартиру братьев можно было сдать и получать с неё дополнительные деньги на лечение.       — Не получится, у меня школа далеко от больницы находится, — покачав головой, говорит Генья, в то время как Санеми не знал, что ответить на предложение.       — Ну ничего страшного. Снимем поближе к твоей школе, а я ездить подольше буду.       — Да ну, Вы и так столько сделали.       — Шиназугава, я в любом случае большую часть времени пропадаю либо в своём кабинете, либо в палате твоего брата, так что в основном видеться мы будем только на выходных. Почему нет?       — А не затратно будет? Большая часть дохода со сдачи нашей квартиры всё равно будет уходить на съёмку большой.       — С чего это?       — Ну, ты ведь счёт за квартиру пополам делить собираешься?       — Нет. Моей зарплаты хватит, чтобы покрыть счета за квартиру. Мы ведь не будем снимать в каком-то дорогом районе.       — Подождите, Вы планируете сами за квартиру платить? Вот тогда я точно не согласен.       — Господи, — Обанай роняет голову на ладони. — Я просто хочу помочь и сделать так, чтобы вы двое могли встречаться чаще. Что не так?       — Тебе затратно будет.       — Всё равно. Я достаточно зарабатываю.       Как он уговорил этих двух на съёмку большой квартиры, Игуро сейчас не понимает, но главное — уговорил. И уже на следующих выходных после того разговора братья вновь ночевали в одной квартире. Генья в это время выглядел очень счастливым, и Обанай ни капли не засомневался в своём решении. Этих двух он слишком сильно полюбил. Для Обаная стали некой обыденностью невесомые поцелуи Санеми сквозь маску, его тихие признания во время посиделок на диване перед телевизором и чаепития с обоими братьями с обсуждениями прошедшей недели. Как он в случае чего будет со всем этим счастьем прощаться — парень не знал, но сейчас и не планировал. Думал, что у них ещё есть время.       Но во время очередной прогулки по парку Санеми зашёлся сильным кашлем, и Обанай, испугавшись такого неожиданно сильного приступа, вызвал скорую. Приехала машина минут через пять, и всё это время кашель не стихал. В самой машине по дороге в больницу всё же прекратился, а Шиназугава, что прежде сидел на койке, упал на неё, будто потеряв сознание.       — Санеми, ты как? — взволнованно спрашивает Игуро, но ответа не следует. — Санеми? — со всё нарастающей паникой парень проверяет пульс. — Если это… — Обанай останавливается на полуслове, поняв, что пульс отсутствует. — У него пульса нет. Подключайте к аппаратам, живо! — не дожидаясь реакции других врачей, Игуро кидается к аппарату искусственного дыхания, но одна из медсестёр оттаскивает его, а другая сама занимается включением аппарата и надеванием маски.       Впрочем, ничего не помогает, и уже в больнице устанавливают время смерти парня и отправляют его тело в морг. Обанай со слезами на глазах и дрожащими руками опирается о первую попавшуюся стенку и сползает по ней на пол.       — Игуро-сан, может Вам воды принести? Или успокоительного? — спрашивает подошедшая медсестра, но парень на неё никак не реагирует. Он попросту не знает, что делать дальше. Понятное дело, что нужно звонить в службу ритуальных услуг, а перед этим — брату Санеми, но сил ни на что не было.       Но вскоре пришлось найти в себе эти самые силы и набрать Ганью.       — Да, Игуро-сан?       — Приезжай в больницу.       — Что-то случилось? — в голосе отчётливо слышно волнение, но Обанай не может сказать такое по телефону. Почему — не знает.       — Просто приезжай, ладно? Я тут всё скажу.       — Еду.       Пока младший Шиназугава был в пути, Игуро нашёл номер ритуальной службы и позвонил им.       — Игуро-сан! — время пролетело слишком быстро. Обанай совершенно не готов говорить младшему брату Санеми правду. Но делать было нечего. — Игуро-сан, что случилось? — только увидев заплаканное лицо врача, Шиназугава чувствует, как руки начинают дрожать. — Где аники?       — Генья, он… — парень мнётся и не может сказать одного единственного слова.       — Игуро-сан.       — Умер, — всё же выдыхает он, и глаза Геньи в шоке расширяются, но Обанай этого всё равно не видит: не может поднять на него своих.       — Вы ведь шутите, да? — конечно нет. Шиназугава точно знает, что Игуро не из тех, кто будет так шутить. Но всё равно спрашивает, цепляясь за последнюю надежду. Однако парень лишь качает головой.