Дениализм

      Прорваться в главный штаб мафии, если ты Дазай Осаму, бывший член Исполнительного комитета, знающий каждый укромный уголок здания и путь в него — и из него, — потому что бегал от скучной работы с отчетами и не менее тоскливых собраний энергичнее, чем от сотни вооруженных врагов, легко. Не так просто, чтобы зайти через главный вход по расстеленной ковровой дорожке, принимая овации. И не так просто, чтобы проникнуть никем не замеченным через один из многочисленных входов, которыми он пользовался раньше, когда не хотел показываться на глаза Мори и — особенно — Чуе, потому что последний в гневе был куда утомительнее бесконечных нотаций босса.              Дазай подходит к штабу и, запрокинув голову, смотрит на окна, которые принадлежат кабинету Мори. Их почти не видно — слишком высоко, но Дазай словно вчера помнит вид оттуда. И как скучающе он смотрел на облака, проплывающие, казалось, совсем рядом, когда Мори в очередной раз проникновенно вещал о том, что он уже не четырнадцатилетний ребенок, что должен быть ответственным и полезным работником не только в случаях, когда требуется разработать хладнокровный план по убийству нескольких десятков человек разом. Дазай никогда не видел смысла что-то отвечать на это, он и вовсе считал напрасной потерей времени свое стояние в кабинете, потому что все слова Мори пролетали мимо ушей. Они начинали, как партнеры, и иногда Дазай напоминал об этом, говоря о том, что не подписывался быть послушной собачонкой, наблюдая за убийством предыдущего босса. Мори поджимал губы и, поверх сложенных у лица рук, смотрел на него с опасным блеском в глазах. Дазай фыркал — его этот взгляд не мог пронять ни на йоту. Мори мог бы попробовать на Чуе, но был уверен, что Чуя ни разу его не получал — слишком хорошим подчиненным он был, и вряд ли его время тратили, вызывая на ковер, чтобы устроить словесную порку.              — Дазай-сан, — Ацуши вырывает из размышлений, коротко касаясь плеча. — Вы уверены, что нам стоит?.. — он сам не знает, что у Дазая на уме, поэтому не договаривает. Ему сказали, что он должен расчистить дорогу, но, судя по его растерянному лицу, он понятия не имеет, как выстоять практически в одиночку против всей мафии. — Вряд ли нас там ждут.              — О, — Дазай криво усмехается. — Нас ждут.              Он в этом не сомневается. Мори знает, что ему нужен Дазай, чтобы найти Чую, и он ни за что не выпустит из рук такого полезного и преданного человека, как тот. Наверное, в этом есть еще одно различие между ними: Дазай отпустил. Даже раньше, чем ушел из Порта. Отпустил осознанно и с тех пор ни разу не жалел об этом. Его сложно назвать альтруистом, но он и не пытался им тогда быть. Прежде всего он хотел обезопасить себя, потому что Мори, поняв, что на него можно влиять через Чую, открыто пользовался этим. Чую задевало по касательной, возможно, он до сих пор так и не понял, почему иногда условия его жизни портились. Мори не эксплуатировал этот метод часто, но тех нескольких разов Дазаю хватило для принятия решения. Ода говорил, что он просто пытался уберечь Чую от ненужных ему интриг. Дазай фырчал в стакан с виски и закатывал глаза. Ода тоже был наивным и простым. Неудивительно, что, несмотря на полярно разные характеры, с Чуей они неплохо ладили, хоть последний изо всех сил делал вид, что это не так. Но Дазай лично видел целых два раза, как Чуя после особенно тяжелых заданий спал в кабинете Оды, укрытый его плащом.              — У меня назначена встреча с вашим боссом, — Дазай прогулочным шагом доходит до дверей и смотрит на охранника. Лицо того закрыто черными очками, но Дазаю не нужно видеть его глаза, чтобы знать, как они округлились. Видимо, его слава в этих стенах все еще гремела.              — Нам приказано не пускать тебя, — говорит второй охранник. — Если ты будешь настойчивым, мы применим силу, — он приоткрывает полу пиджака, показывая рукоять пистолета.              — Как занимательно, — тянет Дазай, окидывая обоих демонстративно скучающим взглядом. — Хорошо, что я тоже кое-что припас в качестве силы, — он не дает им ни секунды на раздумья, вскидывая руку и стреляя в упор сначала в одного, после — во второго. Ацуши за его спиной удивленно что-то пищит, инстинктивно отпрыгивая, а Дазай, равнодушно переступая через трупы, проходит сквозь стеклянные двери: — Пойдем. Дальше мне понадобится тяжелая артиллерия.              Навыки убийцы не пропадают в Лету, а эмпатия не появляется по щелчку пальцев, только потому что ты вдруг решил стать хорошим. Дазай очень хорошо это понимает, потому что проживает на себе. Ни одна просьба умершего товарища, ни один хороший поступок не перечеркивают его прошлого и глухое равнодушие практически ко всему, что его окружает. Он может состроить сочувственную мину, подержать переживающую даму в беде за руку, успокаивая фразами о том, что ей обязательно помогут, но внутри ничего не откликается ни на перепачканное слезами милейшее личико, ни на дрожащие тонкие пальцы в его ладони, ни на жалобный взгляд, полный надежды. Ему все еще плевать, помогут ей найти ее пропавшего брата или она выбросится из окна от отчаяния. При должном настроении он выбросился бы вместе с ней.              Широкие коридоры штаба не встречают его топотом охраны и ему навстречу не выпускают сразу всех эсперов, которые есть в наличии у Порта. Коридоры удивительно пусты, лишь секретарь на ресепшене прячется под стойку, и Дазай хмыкает — его точно ждут. Но пистолет не опускает, пронзительно осматривая каждый угол, пока идет к лифту. Он позаимствовал пропуск-ключ у одного из убитых им охранников, поэтому лифт приезжает без проблем, и Дазай пропускает в него сначала Ацуши.              — Видишь, я не ошибся, мы сегодня почетные гости, — Дазай широко улыбается отражению Ацуши в зеркале. Глаза у того круглые от удивления. Вряд ли он думал, что в главное здание Портовой мафии так легко попасть.              И действительно — нелегко. На этаже, где располагается кабинет Мори, их встречает вооруженная охрана. Все как на подбор: в костюмах-двойках и оружием наперевес. Двери лифта разъезжаются лениво, словно неохотно, будто знают, что там ждет Дазая, но тот снова пропускает вперед Ацуши, ласково командуя:              — Будь добр, обезвредь их. Но если кого-то убьешь случайно, ничего страшного. Мори-сан запишет это в мою долговую книгу.              — Я не… — Ацуши качает головой, потому что ему явно не хочется встревать и, более того, быть зачинщиком открытой конфронтации с мафией, но первые несколько выстрелов, которые по счастливой случайности приходятся на стенки лифта и закрывающиеся автоматические двери меняют его мнение, действуя, как будто условный рефлекс. Ацуши мгновенно преображается, а Дазай, нажимая на кнопку открытия дверей, выходит в коридор вслед за ним, отстреливая самых энергичных.              Ацуши аккуратничает. Он никого толком не ранит. Вырубает точными ударами, и Дазай почти закатывает глаза, когда он ловит кого-то из неудачно падавших, чтобы тот себе ничего не сломал. Вот уж точно летнее дитя. Наверное, стоило взять с собой Кенджи. Тот бы хоть повеселился.              На них явно не спускают всех собак мафии, иначе они бы не достигли даже лифта. Мори просто хочет, чтобы Дазай добрался до личного разговора с ним не так просто, как могло бы. Ставит на место, говоря о том, что теперь Дазаю в его новом статусе тут не рады, но все может измениться, если он вернется. Это ведь его условие, да?              — А Порт с моего последнего пребывания здесь явно обеднел на хорошие кадры, — массивную дверь Дазай открывает торжественным пинком — руки заняты пистолетом, который он сразу наставляет на владельца кабинета. За спинкой его кресла клубится Расёмон, и Акутагава, пока Дазай подходит ближе к столу, просит:              — Дазай-сан, опустите оружие, иначе мне придется вас остановить.              — Интересно как? — Дазай вскидывает брови. Ацуши входит вслед за ним, но застывает у дверей, не решаясь пройти дальше. Только оглядывается с нескрываемым любопытством, но стоит ему наткнуться взглядом на Акутагаву, тут же мрачнеет. Тот в свою очередь тоже его замечает, хмурится, но место за спиной Мори не покидает. В отсутствии Чуи он заменяет верного пса, готового сожрать каждого, кто решит покуситься на жизнь босса.              Копья Расёмона несутся к Дазаю — к его руке с пистолетом, желая выбить, но Дазай отводит ладонь в сторону, и черные ленты разбиваются о его вторую руку, растворяясь в воздухе.              — Ну же, Акутагава-кун, как ты собрался меня останавливать? Кажется, мы еще пять лет назад выяснили, что против меня тебе нечего противопоставить, — на губах Дазая снова появляется кривая усмешка, но в следующий момент он уже смотрит на Мори: — Может быть, закончим этот цирк, Мори-сан, и перейдем к делу?              — Ты только что убил моих людей, а теперь хочешь говорить о сотрудничестве? Нахальства тебе не занимать, Дазай-кун, — подает голос Мори, расслабленно откидываясь на спинку кресла.              — Вы сами отправили их быть пушечным мясом. К слову, убил я всего двоих. Ацуши-кун хороший мальчик, он даже позаботился о том, чтобы никто ничего не поломал, — Дазай фыркает, а Ацуши где-то возле дверей издает невнятный звук — то ли извиняясь, то ли оправдываясь. Дазай не обращает внимания, только вскидывает руку с пистолетом выше. Вероятно, он мечтал о том, чтобы держать Мори на прицеле, слишком долго. Возможно, с того момента, когда Ода просил его стать лучше. А может быть, еще раньше — когда Мори впервые отправляет Чую на задание в компании каких-то безмозглых идиотов, которые ни прикрыть его не смогут, ни помочь в толковой стратегии. Это порка для Дазая, но хлыстом оказывается Чуя.              — Совсем не изменился, — Мори щурится. Дазай сжимает рукоять пистолета сильнее. — Делаешь, что хочешь. Врываешься, куда хочешь. Убиваешь, кого хочешь. Разве это то, ради чего ты ушел отсюда? Мне кажется, ты преследовал другие цели.              Он улыбается, но в глазах у него лед. Дазай не ведется. Это и провокацией сложно назвать, скорее, светской беседой в понимании Мори.              — Мы зря тратим время, Мори-сан. Вы это знаете. Если вы в курсе о Накамуре, значит, и вас осчастливили видеозаписью.              Лицо Мори остается беспристрастным, но Дазай замечает дрогнувшие губы Акутагавы, выдавшие их положение с головой. Он сужает глаза:              — Вы ведь даже не в курсе настоящего положения дел, — говорит он, пародируя улыбку Мори. — Я нужен вам. Без всяких условий с вашей стороны.              — Чуя-кун сильный боец, он выберется сам. За четыре года многое изменилось.              — Но он не выберется, — Дазай наконец откладывает пистолет и, упершись в стол, склоняется к лицу Мори ближе, чтобы заглянуть ему в глаза: — Или выберется не таким, каким он нужен Порту.              Они сверлят друг друга взглядами практически с минуту. Если бы Чуя не был членом мафии, не состоял в Исполнительном комитете, Дазай не пошел бы сюда, он бы в принципе не связывался с Мори. Но ему нужна информацию о его последних передвижениях и об обстоятельствах, при которых он оказался в руках Накамуры. Без этого начать распутывать клубок невозможно. Безвыходность ситуации злит, но еще больше злит, что Мори тянет время. Тот словно взвешивает, что для него важнее: поддаться Дазаю и снова упустить его, или же упустить еще и Чую.              — Туше, Дазай-кун, — Мори вскидывает ладони со смешком, принимая решение. И Дазай буквально физически чувствует, как по его телу прокатывается волна облегчения.              Он кладет пистолет на край стола, а сам проваливается в кресло, стоящее напротив стола Мори. Откидывается в нарочито расслабленной позе, напуская на лицо привычное равнодушие. Знает, что Мори он этим не проведет, но самому так спокойнее. Он мысленно прикидывает, сколько времени у них есть, и что Чуя в лапах Накамуры — только начало. Крючок, чтобы выловить на него Дазая. Это заставляет поморщиться. Рампо, когда он уходил из агентства часом ранее, был абсолютно прав — Дазай умеет отпускать людей, но не умеет отпускать прошлое.              Это не похоже на ностальгию, когда при мысли о прожитых днях становится тепло, а сентиментальность чешет носом ребра. Это просто живые, яркие, красочные воспоминания, не дающие забыться в серой, не вызывающей интереса действительности, окружавшей его каждый день. Его собственный крючок, за который он цепляется, чтобы не выбрать в этот раз крышу повыше, а дозировку таблеток побольше.              К острому сожалению, скользящему сейчас под кожей, об этом крючке знает не только он.              Ода. Мори. Накамура. Чуя.              Слишком много людей для изучения внутреннего мира одного Дазая.              — Так и какой информацией вы пожелаете со мной поделиться? — он натягивает на лицо пустую улыбку, глядя на Мори такими же пустыми глазами. — Обещаю использовать ее на благо общей цели.              — Твои обещания ничего не стоят, — это не насмешка, Мори просто озвучивает факт. Дазай не спорит. Он себе не льстит. Вместо этого он наблюдает за тем, как Акутагава раскрывает ноутбук и поворачивает его экраном к Дазаю.              — Чуя-сан ночью следил за разгрузкой пришедшего с материка товара, — говорит он. На экране запись с камеры видеонаблюдения.              — Чуя до сих пор занимается подобным? — вскидывает брови Дазай. Он, будучи в мафии, бросил эти скучные дела сразу, как только представилась возможность. Свалил на подчиненных, пока сам отсыпался в кабинете или бесцельно блуждал по улицам, путаясь не среди них, а в своих мыслях. Кажется, он тогда еще не получил должность в Исполнительном комитете. И не сблизился с Чуей достаточно, чтобы вламываться к нему домой и нагло напрашиваться в гости.              — Обычно нет, — Акутагава хмурится, — но иногда он отпускает подчиненных и делает работу сам.              — Мать Тереза, — Дазай на грани от того, чтобы выразительно закатить глаза, но сдерживается. Лишь бурчит под нос: — Вот кто ни капли не изменился, — и сразу же ловит на себе взгляд Мори, в котором явственно отсвечивают лукавые огоньки. Такие же холодные, как свет флуоресцентных ламп, и констатирующие реальность.              — Для меня вам всегда будет по пятнадцать.              — Помнится, вы даже в восемнадцать говорили, что мне уже не пятнадцать и пора вырасти.              — Но ты так и не вырос. Ты всегда был непослушным ребенком.              Дазай не удостаивает его ответом. Делает вид, что увлечен записью, на которой идет выгрузка контейнеров с корабля. Чуя стоит неподалеку, проверяет содержимое каждого и кивает, махнув рукой, когда его устраивает то, что он видит. По-деловому, сдержанно, как-то очень по-взрослому. Дазай ловит себя на мысли, что если он не вырос до сих пор, то Чуя был взрослым с самого начала. Конечно, не в те моменты, когда в бешенстве гнался за Дазаем, который опять сорвал с его головы шляпу ради шутки, и не когда досадливо шипел, стоило ему снова проиграть в бестолковую компьютерную стрелялку. И не когда во время глупых фильмов ужасов в восторге подпрыгивал на диване из-за очередной отрубленной руки, летящей в экран. В Чуе удивительным образом совмещались банальная подростковость — с ее безмятежным времяпрепровождением, экспрессивными реакциями и жаждой изучения всего нового — и глубокая ответственность: за свой выбор, за вверенные ему обязанности, за подчиненных и за Дазая. Он мог бесконечно громко возмущаться, вызывая головную боль, толкаться и пихаться, но, выдохнувшись, устало смотреть на только что выволоченного из ледяной ванны мокрого и продрогшего Дазая после неудачной попытки утопиться, и в его глазах горел лишь один вопрос: «Зачем?». Вслух Чуя его ни разу не задал.              На записи по трапу катят последний контейнер. Чуя приваливается к фонарному столбу, закуривая, и, неторопливо повернув голову, заглядывает во внутренности железной коробки. На мгновение замирает, а после сразу отшатывается и ничком падает на асфальт. К Чуе бросается сразу несколько людей, никто из них не замечает тень, выскользнувшую из контейнера и, сделав небольшой круг, подбежавшую с другой стороны. Здесь свет фонарей уже выхватывает его лицо.              — Накамура, — практически бесшумно шевелит губами Дазай. Он щурится, смотря на то, как Накамура распихивает всех озабоченных случившимся, а после, что-то объясняя, забрасывает Чую на плечо и уводит, сопровождаемый растерянными взглядами оставшихся.              Запись заканчивается, и в этот раз Дазай не имеет желания ее пересматривать.              Против Чуи, боевой машины Портовой мафии, которого не поранить ни ножом, ни пулями, есть действенное оружие: газ, яды и электрошокер. Последним Накамура и воспользовался, мгновенно выводя Чую из строя.              — Поделишься соображениями, Дазай-кун?              — Вряд ли я выскажу выводы, к которым вы не пришли сами, — Дазай слабо жмет плечами. План Накамуры настолько прост, что его разгадает школьник. — Он ведь не мог проникнуть в город обычными путями так, чтобы вы об этом не узнали. Что говорит поставщик товара? Он объяснил наличие катастрофы для всех эсперов в одном из своих ящиков?              — Это надежный партнер, — Мори сразу отметает версию. — Накамура пробрался на корабль без его помощи.              — Даже если так, в Порту должна быть крыса, которая организовала приход Чуи прямо в руки Накамуры. Он же не сам вызвался следить за разгрузкой? — Дазай щурится.              — Его попросил Огава, сославшись на плохое самочувствие, — мрачно подает голос Акутагава, и Расёмон возле его ног клубится еще яростнее, выпуская языки смертоносного пламени. Акутагава не пытается его угомонить, а может, Расёмон всего лишь реагирует на его собственное настроение.              Дазай дергает краешком рта. Акутагава не из тех, кто будет открыто показывать волнение за кого-то, но Расёмон его сдает с потрохами каждый раз: злится Акутагава, спокоен или в тревоге — Расёмон реагирует на все. «Очень полезный дар», — отвлеченно думает Дазай, поворачиваясь к Мори:              — Полагаю, Огава уже задержан?              Наконец Мори тоже откидывается в кресле и, прикрыв глаза, оставляя только небольшие щелочки, в разрезах которых разгорается адское пекло, проникновенно говорит:              — Допросная в твоем распоряжении, Дазай-кун.