Неотделим от меня

Нетейам не может поверить в своё счастье. Он дома, рядом Аонунг. Он лежит у него на коленях, рассказывает про своё прошлое, и чувствует холодную руку в волосах. Лазурь в глазах любимого на’ви, напоминает тихую прохладную гавань. Поставить бы этот момент на стоп, жить в нём вечно. Переплетать корни своих жизней, цвести и любить. Жить не оглядываясь, не боясь больше. Просыпаться и видеть его, засыпать и видеть его. Быть рядом. Чувствовать связь, крепкую, что не разорвать. Лететь и не разбиваться. Познавать другую грань, другой жизни. Где нет социальных ролей и обязанностей. В этой тишине, в родном лесу, только они. И больше никаких небесных людей, боли, крови и пота. Никаких криков, отчаянья и побега. Никакого запаха пожара и пороха. Больше никогда не увидеть смерть. На весах так много и это пьянит. Заставляет забыться, опуститься с головой в этот туман. Только… Аонунг всё молчаливей, всё задумчивей и складка между бровей всё грубей. И от этого возникает чувство фальшивости происходящего. Как будто посреди счастливого сна, ты замечаешь тёмное воспоминание, и резко дробит осознание того, что это всё не по-настоящему. Становится страшно и сладкий сон превращается мучительный кошмар. Липкий пот ужаса сковывает, и ты до последнего сопротивляешься мысли, что надо бежать. Он зовёт рифового на’ви, но тот лишь отстранённо мычит. — Что тебя тревожит? Нетейам поворачивает голову, смотря на лицо Аонунга. Тот молчит, не зная, что ответить или не зная стоит ли. В глазах его немой вопрос, как немой крик — Неужели ты не видишь, что это всё морок? Дымка, которая растает, если на неё подуть? Салли понимает. Правда. Ему просто так не хочется возвращаться в эти мысли. Думать о том, куда идти, что делать. Так не хочется принимать решения, действовать. Чёрт! Он просто хочет покоя и счастья, это так много? Но Аонунг не дома. И это… Делает больно. Он не дома. Он даже не совсем живой. Из-за него. «Выбор — это вся наша жизнь, Нетейам. Как твои родители выбирают тебе имя, как ты выбираешь себе икрана, как он выбирает тебя. Как мы выбираем пару. Наша жизнь как корни Эйвы, дитя. У каждого свой путь. Боясь одной дорожки, ты потеряешь шанс узнать другие. Что-то всё равно придётся оставить за спиной» — так говорила бабуля. И Нетейам чувствовал, как камень на его шее тянет его ко дну, забирая с собой его на’ви. Аонунг сможет простить его, если он выберет их?.. Если он выберет себя? Эту жизнь. Жизнь с ним. Жизнь с Эйвой… — Пойдём. Он ведёт его, бережно держа за руку. Помогает удержать равновесия на ветвях, перелезть через дерево. Салли рассказывает ему ещё больше. Для Аонунга ли? Или больше для себя? Запоминая, вырезая в памяти. Он так и не успел попрощаться с домом нормально. И сейчас гладя листья, идя знакомой тропинкой, Нетейам прощался. Обещал вернуться — в своё время. Здесь они учили Кири целиться из её первого лука. Тут Паук впервые попробовал удержаться на лиане, и так сильно стёр себе колени. Салли улыбается каждому воспоминанию. Будто призраки прошлого, жёлтые тени скользят перед взором, разливая тепло вокруг. Тут Тукирей чуть не съела ядовитое растение, получали потом всей семьёй от мамы. А здесь Ло’ак кричал на него, просил оставить в покое, а после зло утирал слёзы кулаком, в тайне благодаря старшего брата за то, что тот остался. А тут Нетейам прятался от гнева отца, прикрывая рану, полученной при их незаконной вылазке. Мама в детстве говорила, что там далеко в небе, есть куча других планет и цивилизаций. Говорила, что есть удивительный миры, чуждые нашей фантазии. И когда Ло’ак с восторгом просил рассказать больше, Нетейам лишь хмыкал и любовался своей Пандорой. Ему неинтересно что находится в чужом и холодном космосе. Он бы все жизни из всех возможных прожил бы тут. Этот лес дышал своим народом. Этот народ жил своим лесом. Больно. Опять больно. Хочется убежать от этого чувства, спрятаться, сказать — Меня нет, уходи! Только Нетейам уже взрослый, Нетейам больше не играет в прятки. Нетейам больше не прячется от папы. Аонунг рядом, берёт его руки в свои. И осторожно подносит к губам, оставляя холодный поцелуй. И в нём так много чувств, что дышать становиться тяжелее. — Прости меня — шепчет рифовый на’ви — Я был так слеп к твоему горю. Нетейаму хочется уткнуться ему в шею и постоять так. — Ты был моим спасением. В первый день, когда Салли прилетели сюда, в тот день — первое, что Нетейам запомнил это лазурные глаза Аонунга. Он задыхался под водой страхов и отчаянья, а этот удивительный на’ви научил его дышать. Ему так хотелось, чтобы и он понял, какого это — любить этот лес. Ему так хотелось больше никогда не отпускать его руки. — Есть кое-что важное, что я хотел бы тебе показать. Это кажется правильным, тем, что должно было быть. Тем, как это должно было быть. Он и Аонунг. Единые в реальности, чужие тут. Так было нельзя. Их связь не должна была ассоциироваться с болью. Не должна была остаться привкусом крови на языке. Только не болью в груди. И они идут к другому воспоминанию, бережно держа ладони друг друга. — Почти пришли — шепчет Нетейам. Аонунг в его лесу казался чем-то диковинным. Его большие руки не обладали нужной пластичностью, он не мог перелететь с одного дерево на другое с помощью лианы. Его широкий хвост так и норовил схлопотать шип от ядовитого растения. Широкие плечи не рассекали воздух. И всё же — он был идеальным. Весь будто для Салли. От волнистых волос, цвета мокрой коры, до лазурной кожи. Прекрасный. Будто вытканный из самого нежного, томного сна. И вот они достигают своей цели. Эйва. — Тут моя мама стала на’ви моего отца — шепчет Нетейам, обходя Аонунга и вставая за его спиной. — Мы пришли сюда, чтобы?.. Салли готов вечно смотреть на то, как краснеет сын Тоновари. Бесподобно. Нетейам улыбается ему в шею. — Ты выбрал меня, я тебя. Наша связь не боль, ты так не считаешь? Set . Я хочу, чтобы мой народ знал тебя. Аонунг смотрит на него растерянный, доверчивый, слегка напуганный. Нетейам влюбляется всё сильнее. — Rä ? И они идут. Эйва встречает их теплым свечением. Флюоресцент раскрашивает их тела звёздами и веснушками. Нетейам действует первым. Устанавливает связь, чувствуя, как его душу наполняет безграничное счастье. — Они тут, Аонунг. Они здесь… Голоса его народов переплетаются. Слышан хохот и песни женщин. Они живут. Продолжают жить внутри Эйвы. — Я слышу — тихо шепчет рифовый на’ви где-то рядом. Они с Эйвой. Эйва с ними. Неотъемлемое, вечное. Салли отстраняется, не прощаясь. Поворачивается к Аонунгу. Лицо его расслабленно, легкая улыбка на губах. Нетейам подходит осторожно, кладёт руки на холодные плечи. И его моментально понимают, разворачиваясь лицом. — Аонунг, будь моим — сердце Салли готово выскочит наружу. Вот так это должно было быть. Вот так это будет. — Уже — отвечает его пара, глаза его слезятся. Они опускаются на землю, не отрывая взглядов. Аонунг изучает его. Проводит подушечками пальцев по коже, пуская ток по телу. По ключицам. Нежно, будто он — Нетейам — растает от его прикосновений. Грудь поднимается всё быстрее. Кажется становиться чуть жарче. Их мир сужается до них двоих. А сын Тоновари всё изучает, разливая тепло. А после целует костяшки нежно так, аккуратно. И Салли не может сдержать судорожного вздоха. Он больше не может. Тактильный голод пробуждается с невиданной силой. И он кладёт руку на шею Аонунга, чувствуя биение пульса. Ведёт вверх, видя, как румянец охватывает любимую шею. Нетейам не выдерживает, и губами исследует покрасневшую кожу. Сцеловывает краску с ключиц, поднимаясь выше. Ладонью скользит за ухо, чувствуя чужую дрожь. Второй рукой обхватывает чужую талию, ловя горячий выдох. Сжимает, видя, как прикрываются лазурные глаза. — Ты прекрасен моя душа — шепчет тихо, на грани слышимости. Он тянется и снимает ободок с чужих волос. Они струятся, огибая плечи и овал лица. Идеальный. — Нетейам — зовёт его Аонунг. Тянется к нему, как листья к солнцу. Туманным взглядом всматриваясь в глаза. Салли целует мягко, продолжая сжимать талию. Аонунг ёрзает, придвигаясь ближе. А после они берут связи друг друга. Увлеченные, потерявшиеся в друг друге, потонувшие. А после соединяют их, выдыхая.