Лабиринт разума

             04:29, четверг       Холден тяжело приходил в сознание, казалось, что мозг, как компьютер, проверяет все системы при запуске и, находя ошибку, повторяет попытку, так и не загрузив оперативную систему до конца. Ему казалось, что внутри него что-то перегорело, не мог заставить себя разлепить веки, а тело отказывалось подавать какие-либо сигналы, позволившие бы понять, что происходит вокруг. Несколько поистине титанических усилий, и один глаз удалось открыть.       Холден обнаружил себя на просторной кровати с балдахином на четырех внушительных деревянных столбиках, кто-то заботливо укрыл его пушистым покрывалом из натурального меха и подложил мягкую подушку, создавая эффект уюта и мнимой защиты. Голова болела нестерпимо. В карманах нашлись лекарства, и Холден ту же забросил в рот две таблетки. Плевать, что это сильнодействующий препарат, который снизит скорость физической реакции, но зато быстрее заработает мозг, выйдя из спящего режима. Он попал в передрягу и своим обмороком только отстрочил неизбежное. По внутренним ощущениям сейчас ночь, и даже если Джек все нашел и расшифровал, то ему понадобится время, чтобы составить план штурма и собрать группу SAS. Это минимум займет у них восемь часов, если не все двенадцать. Холдену на подсознательном уровне хотелось верить, что его спасут, что он не закончит свою жизнь как игрушка какого-нибудь извращенца.       В двери заскрежетал ключ, Холден резко сел на кровати и тут же встретился взглядом с незнакомым человеком. Быстрый анализ облика посетителя указывал, что это не кто-то из охраны – полный, седеющий мужчина за пятьдесят, плохая физическая форма, о чем говорит одышка, испарина на высоком лбу и несуразно сидящий на пухлой фигуре пиджак. Он пришел не с добрыми намерениями, в глазах читался гнев и жажда убийства. Странно, что таких людей не вычисляют сразу, тут хватит одного взгляда, чтобы понять его суть.       Незнакомец поднял руку, затянутую в тонкую кожаную перчатку, и показал Холдену наручники.       – Ну привет, кролик, – ощерился улыбкой гость. – Ты не представляешь, как я рад нашей встрече.       – Не могу сказать того же, – Холден выбрал тактику наглого юнца.       Исходя из того что этот тип притащил наручники и, кажется, стек, его сексуальные фантазии находились где-то в области доминирования и подчинения, а раз так, то тихим и на все готовым сабом Холден быть не собирался. Маньяки очень не любят, когда жертва разрушает их фантазию, они теряют концентрацию. Конечно, это может привести и к фатальным последствиям для пленника, но уж лучше так, чем подыгрывать.       – Ерепенишься? – неестественная улыбка буквально прилипла к губам, хозяин с трудом контролировал свою мимику, не желая демонстрировать, что поведение Холдена сбило ему настрой. – Ненадолго. Я очень хочу поиграть с тобой, кроличек. Так давно этого ждал.       – А твой Хозяин тебе разрешил? – Холден принял максимально открытую и независимую позу.       Задача из области фантастики, но с помощью препаратов ему удалось заставить свои конечности разогнуться вопреки сковавшему их мышечному спазму. Слова пощечиной хлестнули гостя, он задышал чаще и громче. Как и ожидалось, указать таком типу на его место – идея отличная, правда, не совсем понятно, зачем Холден тянет время, поскольку помощи ему ждать неоткуда. В паре метров от кровати стоял изящный столик с графином воды и двумя хрустальными стаканами, вот если дотянуться, то ублюдок получит прямой удар в голову.       В разговоре с Кроносом Холден не мог не отметить его манеру изъясняться, а также частое использование местоимений типа «я», «мое», «мне», что присуще самоцентрированным людям. Он лидер, который подавляет окружающих, но, похоже, на корабле назрел бунт.       – У меня нет хозяина, как ты изволил выразиться, – толстяк на удивление быстро взял себя в руки, вернувшись к изначальному плану действий. – Кроме того, Хофману, если ты ждешь от него помощи, не до тебя. Так что у меня есть время поиграть, а если что, потом о тебе и не вспомнят.       Холден ждал чего угодно, был готов, что толстяк попробует его схватить, но тот сходу нанес удар хлыстом. Холден успел закрыться руками, кисти ужалила адская боль, кончик длинного, явно выездкового хлыста рассек кожу над бровью. В БДСМ-играх использовали более безопасные варианты, без особых наконечников.       Дезориентированный Холден не успел среагировать, его схватили за руки и, подтянув к столбику кровати, пристегнули к нему. Толстяк задрал ему кофту и несколько раз с большим замахом ударил, пропарывая кожу до крови.       – Вот так лучше! – обрадованно сообщил он, разглядывая свою работу. – Слишком болтливый ты, Эшфорд.       Холден задыхался от боли. Он, конечно, понимал, что встрял, но до этого момента даже не представлял, что все может обернуться еще хуже. Толстяк ослушался Кроноса, но почему? Или он знает, что Кронос и его империя скоро рухнут, или сам решил захватить власть. Все равно не понятно. Что он тогда тут делает? Почему тратит время на Холдена? Впрочем, ответ лежал на поверхности – Холден имел дело с маньяком, для которого реализация фантазии превыше всего, несмотря на явную угрозу со стороны и возможные последствия. Это тот фактор, над котором психологи и психиатры бьются годами, не в силах разгадать механизм, когда желание исполнить задуманное берет верх над здравым смыслом и чувством самосохранения. Холден сам сделал предположение, что Кронос окружил себя таким отребьем, так чему теперь удивляться?       Псих разглагольствовал, помахивал хлыстом, пугая звуком, а Холден мог только дышать, отсчитывая удары сердца. Среди устрашающих шипящих звуков послышался еще один, тихий, едва различимый. Толстяк не обратил на него внимания, а Холден мог поклясться, что слышит мягкие шаги. В комнате был кто-то еще, он подошел близко, остановился, зашуршала ткань одежды, толстяк, наконец, заткнулся и… Щелчок, а за ним звук падения грузного тела на пол. Холден замер в страхе. Он знал, что это было, хотя прежде слышал нечто похожее исключительно по телевизору. Только когда тишина стала оглушающей, он рискнул повернуть голову и посмотреть.       Лоб толстяка чуть повыше бровей украсила багрово-черная дыра с опаленными краями. Его застрелили в упор, просто приставили пистолет к голове и нажали курок. Взгляд скользнул на руки, шарившие в карманах мертвеца. Вот эти кожаные перчатки Холден точно узнал. Они были сшиты на заказ для конкретного человека, и в Лондоне такой модели больше ни у кого быть не могло. Хартман, заметив, что за ним наблюдают, остановился.       – Как ты? – спросил он, чтобы разрушить липкое, пугающее молчание.       – Н-нормально, – соврал Холден. Впрочем, никакой другой ответ в голову не приходил. – Кто это?       – Персиваль Кингстон, – сообщил Хартман. – Член правительства.       Уточнять, из какой именно ветки власти, Нэйтан не посчитал нужным. Он освободил Холдена от наручников и помог подняться. Спину и руки жгло огнем, но это уже было мелочью.       – Что происходит? – все же решился спросить Холден.       – Переполох. Хофман пытается отсрочить блокировку счетов одной компании, чтобы вывести деньги в офшор. Кингстон взбесился, потому что Хофман пообещал подарить тебя другому претенденту.       От этих слов Холдена передернуло. Хартман вышел в коридор, оглянулся и кивком позвал следовать за ним.       – Хофман сразу понял, что ты откажешься сотрудничать, так что решил дождаться твоего пробуждения и передать в руки новому хозяину, – тем временем, продолжил Хартман, мягко вышагивая по ковровой дорожке.       – Почему ты мне помогаешь, если работаешь на… Него? – спросил Холден. Он пошел за Нэйтаном только потому, что это было хоть какое-то движение. Оставаться с трупом в одной комнате ему совсем не улыбалось.       – Я – торговец оружием, а не людьми, – с долей злости ответил Нэйтан. – Мне эти игры претят.       – Но ты рискуешь! В чем суть? – возразил Холден. Ситуация ему в корне не нравилась, от нее веяло какой-то фальшью. За поступком Нэйтана крылось нечто большее, но понять его опять не получалось. Маска на лице Нэйтана не давала и крохотной трещинки. Или Холден разучился читать лица?       – Да, есть такое, – усмехнулся Нэйтан. Холден понял это только по голосу, вынужденный всю дорогу созерцать затянутую в клетчатый пиджак спину своего спасителя. – Но если бы я не любил риск, то выбрал бы более спокойную работу, Холи. Как и ты, впрочем.       Холден замолчал. Хотел переварить полученную информацию, да и разговор мог кто-то услышать. Нэйтан двигался тихо, словно всю жизнь только и занимался тем, что украдкой шарил по чужим домам. В какой-то момент он втолкнул Холдена в ближайшую комнату и бесшумно закрыл дверь.       – Ждем, когда приедут остальные, – сказал он. – Сейчас здесь соберутся все, кто задействован в финансовой схеме Хофмана. Машин будет много, людей тоже. Станет проще затеряться и выехать. Охрана меня не задержит, я свою задачу выполнил и больше здесь не нужен.       – Что ты сделал для него? – насторожился Холден, чувствуя, как внутри все замерзает.       – Что и обычно, – пожал плечами Хартман. – Доставил ему оружие.       Холден нервно закусил губу. Даже если его здесь убьют, то Джек об этом не узнает, пока не увидит труп. Он все равно рано или поздно пойдет на штурм, а значит, подвергнется опасности.       – У тебя есть мобильный? – спросил Холден.       – Нет, – покачал головой Хартман. – Король требует, чтобы все сдавали телефоны при входе.       – Король? – переспросил Холден.       – Да, тут его так называют. «Король», «свита», «герцоги» и тому подобный пафосный бред.       – Он тщеславен, – пробубнил Холден.       – Ты даже не представляешь себе насколько! – горько усмехнулся Хартман. Холден снова внимательно посмотрел ему в глаза, на мгновение показалось, что улыбка пустила трещину на гладкой поверхности маски, лицо Нэйтана пошло кракелюрами, едва заметными, но, тем не менее, это изменило его облик, словно настоящая личность рвалась изнутри.       – Кто ты? – решился спросить Холден.       – Друг, – ответил Нэйтан. – Это все, что тебе стоит знать. А сейчас я предлагаю тебе отдохнуть.       – Ты серьезно? Здесь? – развел руками Холден, намекая на возможность обнаружения.       – Да, почему бы и нет? Если ты боишься, что тебя хватятся и будут искать, то спешу успокоить – как и сказал Кингстон, Хофману сейчас не до тебя. Он если и вспомнит, то только к утру, когда приедет господин, которому он тебя продал, но я сомневаюсь, что в сложившихся обстоятельствах это произойдет раньше девяти утра.       – Понятно.       – Холден, я не предлагаю тебе спать, но присядь хотя бы, чтобы восстановить силы. И прими лекарства. Поверь, выйти отсюда даже без сопротивления очень непросто, и вероятно, тебе придется стать свидетелем некоторых неприятных моментов.       – Ты же говорил…       – Я говорил, что выпустят меня и мою машину, но до гаража нам еще нужно дойти, – оборвал его Нэйтан.       Холден устроился подальше от двери и замер, погрузившись в свои мысли. Он с упорством выстраивал в голове цепочку событий, приведшую его к такому жуткому финалу, и каждый раз приходил к мысли, что сам виноват во всем, что произошло. Точек невозврата было несколько, и он принимал максимально неправильные решения.       По-настоящему стало страшно, когда Нэйтан вышел из комнаты. Его не было каких-то двадцать минут, и Холдену они показались вечностью. Он боялся, страх пробивался даже сквозь окруживший его разум плотный кокон успокоительных и, к сожалению, не был иррациональным. Могло случиться все что угодно. Холден не верил только в версию, что Нэйтан мог бы его сдать. Уверенность подпитывалась вовсе не тем, что Хартман пристрелил гостя Кроноса, это было внутреннее ощущение, можно сказать, слепая вера, подкрепленная предыдущим опытом общения с Хартманом. И она оправдалась – Нэйтан вернулся назад с брелоком от своей машины и двумя обоймами к пистолету. Он был настроен решительно.              07.31, четверг       – Идем, – Хартман сначала выглянул в окно, затем проверил коридор и, только убедившись в том, что путь свободен, поманил за собой Холдена.       К моменту, как начался их длинный путь наружу, Холден уже с трудом осознавал, кто он и где находится. От страха его и так не очень здоровый разум помутился еще больше. Повышать дозу препарата он не рискнул, потому что мог потерять способность самостоятельно передвигаться. Пришлось выбирать из двух зол меньшее.       Хартман шел уверенно, но повадки его изменились, он двигался словно хищный зверь, ступая мягко и почти бесшумно. Прежде его походка была ровной, но какой-то обычной, характерной для любого джентльмена в костюме. Сознание лишь вскользь отметило эту особенность, не заостряя на ней внимания, поскольку логического применения полученных знаний сейчас не предвиделось.       Необходимо было спуститься с четвертого этажа на первый, а для этого они должны были миновать охрану на лестницах. Бойцов с оружием стало в разы больше. Более того, Нэйтан не рискнул спускаться до первого этажа по одной лестнице, он отчетливо слышал голоса внизу и решил избежать ненужного столкновения.       На полпути ко второму выходу с улицы донесся гомон и звуки стрельбы. Стреляли в отдалении, но грохот быстро приближался к особняку.       – Твою мать! – взвыл Хартман.       Он метнулся к окну, а потом, схватив Холдена за руку, втащил в приоткрытую дверь очередной малой гостиной.       – Что происходит?! – спросил Холден, ощущая, как его начинает колотить.       – Не знаю, – ответил Хартман, нервно оглядываясь по сторонам.       Он кусал губы, хмурился, но вскоре лицо разгладилось. А в следующую секунду он сделал то, от чего Холден на мгновение забыл, где находится, и, раскрыв глаза, уставился на то, как Нэйтан вытащил из своей запонки наушник, вставил в ухо и сказал:       – Гнездо, я – Сокол. Что происходит?       Он выслушал ответ, вытащил наушник и выдал такую замысловатую тираду, что Холден аж заслушался, но еще больше его поразил момент, когда маска Нэйтана, наконец, разлетелась на осколки. Изменился взгляд, мимика, даже манера сидеть. Вот это был настоящий Хартман, как бы его ни звали на самом деле.       – Кто ты? – повторил вопрос Холден.       – Когда выберемся, я тебе все расскажу, – улыбнулся Нэйтан. – А сейчас нам нужно пережить тот отрезок времени, что SAS под предводительством Джека Сандерса будет проходить первый круг ада.       Холден сглотнул, поддавшись первому порыву радости – Джек пришел! Но тут же его одолел столь же сильный ужас, он не представлял масштаб операции, но звуки, доносившиеся снаружи, напоминали полномасштабные боевые действия. Там, под шквалом вражеского огня, Джек прорывался к зданию! Холден так за себя не переживал, как в данную минуту за Сандерса и его команду.       За пятнадцать минут спецназ подавил сопротивление внешней охраны и вплотную подошел к особняку. Еще через минуту звуки стрельбы ворвались на первый этаж.       – Выходим! – скомандовал Нэйтан.       – Но…       – Иди за мной! Прячься, когда я говорю прятаться, беги, если прикажу бежать, ясно?!       – Да, – закивал Холден.       Нэйтан накрутил глушитель на второй пистолет, но, к удивлению Холдена, ему не отдал. Через несколько минут Холден воочию смог оценить его умение стрелять. Одна пуля – один труп. Нэйтан убивал легко, словно всю жизнь этим занимался. Хотя, почему «словно»? Вполне вероятно, что так оно и есть, раз уж в деле есть «Сокол» и «Гнездо».       Холден не успевал как следует испугаться, люди, кидавшиеся на Хартмана, падали практически сразу, как появлялись в поле зрения. Перезарядив оружие, Нэйтан вышел в спину отряду, готовившемуся к обороне в коридоре. Из-за оглушительных автоматных очередей они не сразу поняли, что враг зашел им в тыл, но к моменту, когда Хартман подошел близко, уже не осталось тех, кто смог бы ему что-то противопоставить.       С первой группой SAS они ввалились в большую гостиную одновременно. На мушке у пяти спецназовцев Хартман замер, потом медленно разжал пальцы и бросил оружие. Как раз в этот момент подошла вторая группа.       – Стоп! Опустить оружие! – пророкотал над толпой Джек.       Он протиснулся между солдатами, скользнул взглядом по Хартману, потом чуть дольше осматривал Холдена. На суровом лице не дрогнул ни один мускул, но взгляд, обращенный на Холдена лучился теплотой, полностью скрыть свои эмоции Джек попросту не смог. Однако долго рассматривать друг друга не было времени, Джек снова взглянул на Хартмана.       – Нас предупредили в последний момент. Вас с Холденом сейчас выведут отсюда.       – И на том спасибо, – криво усмехнулся Хартман. – Я могу опустить руки?       – Да, конечно, – кивнул Джек.       – Выводите Холдена, а мне придется остаться, – сказал Хартман. – К сожалению, вы пришли на сутки раньше, чем мои люди. В подвале новая партия рабов, но это не все – так же я поставил Кроносу взрывчатку и новую партию оружия, и я знаю, где все это сейчас хранится.       Джек взглянул на Хортона.       – Хорошо, – согласился лидер штурмового отряда. Он, как и Джек, был в курсе, кем на самом деле был Хартман.       Об этом стало известно буквально во время штурма. Опасаясь за своего человека, агенты MI5 связались с начальством, а те, в свою очередь, спустили информацию в штаб. Если бы не своевременное сообщение и фотографии Хартмана в планшете Хортона, то его для профилактики могли пристрелить, потому как за несколько часов до начала штурма стала известна личность Бельфегора, и надо же было такому случиться, что Сокол, Бельфегор и антиквар Нэйтан Хартман оказались одним человеком.       – Расскажи про подвал, – приказал Хортон.       Джек повернулся к Холдену.       – Тебя выведет Генри, – сказал он, позволив себе мимолетную улыбку. – Все будет отлично, возьми себя в руки.       – Хорошо, – чувствуя нарастающую тревогу, Холден хотел заартачиться, но вместо этого покорно кивнул, оборвав свой неуместный протест на корню.       Он многое хотел сказать, извиниться, признаться в своих чувствах, рассказать, как относится к Джеку и чего хочет, но не сейчас. Обернувшись, он произнес только одну фразу.       – Я буду тебя ждать, – а в ответ прочитал по губам то, что придало ему сил.       Звуки перестрелки теперь его не пугали, он толком и не видел, что происходит вокруг, зажатый в кольцо высоких и плечистых парней в полной выкладке. Они стремительно выводили своего подопечного из здания, не давая ему и секунды на то, чтобы оглянуться и оценить обстановку. Где-то взорвалась граната, Холдена прикрыл Генри и, уже не отходя от него дальше, чем на пятнадцать сантиметров, ускорил шаг. Холден не мог не думать о Джеке, с каждым коротким мгновением накручивая неприятные мысли все сильнее.       Осмотреть себя Холден не дал, отпугнул медиков короткой фразой и взглядом, заверив, что с ним все в порядке и, поскольку видимых повреждений на нем не нашлось, от него быстро отстали – хватало работы и без этого.              08:12, четверг       Неожиданно зарядил дождь. За пару минут он набрал обороты и вскоре накрыл место боевых действий. Шум воды лишь чуть-чуть заглушал какофонию вокруг. Люди Кроноса ожесточенно сопротивлялись, но, кажется, отряд Хортона знал свое дело, и потери были исключительно по ранению, трупов правоохранителей, к счастью, не наблюдалось. Время шло, казалось, каждая секунда растягивается, принося с собой нарастающее чувство тревоги. Что-то было не так, очень не так. Холден анализировал все услышанное и вскоре понял одну простую истину – группа захвата в относительной безопасности, пока Кронос внутри, не зря же Бельфегор, то есть Хартман, поставил ему особые детонаторы. Так думал и Генри, однако Холден не был до конца уверен в своем же утверждении. Он прокручивал в голове жуткий разговор с Хофманом, и вдруг картинка сложилась. Кронос не дастся живым. Он испробует все варианты, чтобы сбежать, но когда поймет, что попал в западню, то поступит, как любой психопат.       – Генри, он подорвет здание, если его загонят в ловушку! – закричал Холден.       – В смысле?       – Там взрывчатка, и у Кроноса есть детонатор. Я не знаю, каков объем и зачем он ее заказывал, впрочем, это не важно, но за время, что штурмовая группа шла к зданию, он мог подключить весь заряд к детонатору. Кронос не сдастся, он до абсурда пафосный человек и знает, что его ждет. Он предпочтет смерть тюрьме.       – Грифон два, я Грифон три! – заорал Генри в рацию. – Черт! Связь оборвалась.       – Они в подвале, – понял Холден. – Здание очень старое, там и так большие проблемы с сигналом, плюс помехи из-за дождя, не говоря уже о том, что они под землей. Неужели нет ретрансляторов?       – Есть, но, кажется, его повредили пару минут назад – связь стала хуже именно тогда.       Холден перевел взгляд на здание, интуиция навевала ужасные мысли. Капли барабанили по лицу, струйка крови стекла на подбородок из прокушенной губы. Он всем своим существом ощущал надвигающуюся беду. Уставший, напуганный, он не мог собрать в голове мелкие детали, но даже без действительно открытой и понятной картины понимал, что группа прошла точку невозврата.       Все произошло в одну секунду, но в глазах Холдена огненный цветок расцветал целую вечность. Генри повалил его на землю, закрыв своим телом, чудовищный грохот лишил слуха. Осколки камней, стекол и металла полетели в стороны, достигнув позиций группы поддержки, сквозь плотную вату в ушах Холден слышал крики, но ни на секунду не отрывал взгляда от пылающего особняка. Генри не смог заставить его опустить голову. Зрение затуманилось слезами, оно, как гаснущий экран, сужалось, пока не осталась одна единственная точка. Вскоре пропала и она, сознание погасло.              Холден очнулся в едва прорезаемой легким, далеким свечением тьме. Он встал на ноги и огляделся, силясь понять, где находится и как тут очутился. Тело слушалось прекрасно, словно и не было изнурительных недель, наполненных тревогой, сердце стучало мерно и спокойно. Это и настораживало, поскольку превосходная форма и отменное здоровье последние четыре года оставались лишь в его фантазиях. Ощущение силы разливалось по мышцам, однако давало понять, что этот мир далек от реальности. Случилось то, от чего предостерегали врачи, чего боялся сам Холден – он оказался в центре лабиринта собственного разума, в его сердце, а от реальности его отделяли тысячи хитросплетений собственных мыслей. Они стенами выстроились вокруг него, лишая возможности выбрать какой-либо иной путь, кроме единственного коридора, который, казалось, заканчивался тупиком.       Холден опустился на покрытый опавшей листвой пол, оперся локтями о согнутые колени и прижал кулаки ко рту. Орать или лить слезы не было смысла, да и бездумно рваться вперед тоже не стоило. Ему необходимо было подумать.       Первый раз за очень долгое время его разум не был отравлен психотропами, мысли текли чистым потоком, не встречая препятствий, но радости в них не было. Там, в реальном мире, ему делать нечего. В памяти мгновенно всплыл образ объятого огнем особняка, теперь Холден отчетливо слышал голоса людей, а рев пламени не заглушала барабанная дробь сердца. Его мозг произвел единственно верное действие – выключил Холдена из реальности, чтобы сохранить остатки рассудка. Так стоит ли идти обратно, искать выход из лабиринта? Не проще ли остаться здесь, где нет боли, страха и отчаяния. И все же последние два пункта проникали за плотную стену отчуждения. Джек давно занял свое место в сердце Холдена, а теперь проторил дорогу и в разум. Если бы Холден не осознал своих чувств к нему, может, сейчас ему было бы проще принять однозначное решение. Оставаясь здесь, он вынужден был бы скитаться по темным коридорам, постоянно ощущая присутствие Джека. Но еще хуже – выйти наружу, где Джека нет.       Взрыв был колоссальным, Холдену казалось, что разверзлась воронка в ад. Он не понимал, как это вообще могло произойти. На стене его убежища засветилось изображение, эхо недавних событий. Оно было замылено настолько, что Холден едва мог различить очертания. Он видел, как рядом с ним упала погнутая секция кованного ограждения, прилетел кусок шлагбаума. Но как это вообще могло произойти? Неужели ударной волны хватило, чтобы покрыть такое расстояние и не потерять силы? Тогда почему она не задела их с Генри. Вероятно, задела, но Холден, накрытый тяжелым телом Олсена, почти ее не ощутил, почувствовал только легкую встряску.       Холден заплакал. Навзрыд, так, как никогда и нигде не позволял себе. Он размазывал слезы по лицу, переживая все утраты разом. Родители, бабушка, Питер, Кира, а теперь и Джек… И, чего греха таить, Хартман, который смог удивить Холдена так, как прежде не удавалось никому. Все они стали частью души Холдена, и именно здесь, в лабиринте разума, она была целостной.       На ее оболочке видны трещины, их много больше, чем у обычных людей, но главное – не утерян ни один фрагмент. Это давало мимолетную надежду, что с потерей когда-нибудь удастся справиться, но пока на пике эмоциональной боли жить не хотелось.       Холден сделал пару шагов и остановился. Теперь изображение на стене показывало сюрреалистичную картину похорон. Два гроба, флаги, почетный караул. Он не задумывался, почему Сандерса и Хартмана хоронят вместе, не отдавал себе отчета, что все, что находится за пределами маленького пятачка земли, оплывает, как свечной воск. Он видел свой страх, непередаваемый животный ужас, который таился в темных закоулках сознания. Признавать произошедшее Холден не хотел. Вопреки здравому смыслу, логике и всему тому, что должно сопровождать взрослого, адекватного мужчину, способного брать ответственность на себя.       – Нет, не хочу! Нет! – выл Холден, выпуская наружу всю свою боль. Она окружала его плотным облаком алого жгучего тумана, терзала каждую клеточку его фантомного тела.       За спиной послышался грохот. Возвышавшаяся на горизонте скала обрушилась, знаменуя, что один из блоков сознания упал. Что там, за ней, Холден не знал, он настолько запутался в собственном разуме, что даже не представлял, что ждет его внутри лабиринта.       – Холден, – ставший таким родным голос заставил его вскинуть голову. В конце черного, казалось, абсолютно глухого коридора стоял Джек.       Он выглядел так, как чаще всего его представлял Холден – был одет в серо-голубой модный костюм в мелкую клетку и белую рубашку. Галстук отсутствовал, в распахнутом на две пуговицы вороте виднелись ключицы. Светлые волосы зачесаны назад, на губах насмешливая улыбка.       – Тебе необходимо принять реальность, – сказал Джек.       Из его глаз тонкими струйками потекла кровь, она прочертила начисто выбритые щеки, капнула на белоснежную рубашку. Холден надрывно закричал и бросился к Джеку, но фантом пропал в тот момент, когда рука почти коснулась его. Холден на полном ходу врезался в стену, пребольно ударившись. Это не была привычная физическая боль, скорее, вибрация частот, удар тока.       В небе над головой начались какие-то волнения, облака немного разошлись, пропуская тонкие лучи света. Холден рукавами вытер слезы и сжал кулаки, глядя вдаль. Место, где он находился, пришло в движение, пол выгнулся и пошел вверх, ландшафт изменился. Теперь центр лабиринта находился на возвышенности, и Холден мог видеть всю сложную архитектуру ходов.       Осталось принять решение – идти вперед или остаться тут навсегда.       Холден опустился на корточки и первый раз в жизни повторил много раз услышанные слова:       – Свят господь! Из глубины я взываю к тебе…       Он чувствовал, что находится на самом дне водоема, и толща воды нестерпимо давит на него. Идти через лабиринт или выплыть – все одно. Это два равнозначных понятия в безумном мире чувств, эмоций и подавленного горем разума.              Неделю спустя.       Колин Хозорн стал первым посетителем, которого доктор Шиллер допустил к Холдену. От остальных он готов был оборонять своего пациента до последней нервной клетки. «Правоохранители остановили деятельность подпольного клуба смерти» – на разные лады вопили заголовки изданий, и одной из ключевых фигур расследования был назван именно Холден. Люди не хотели видеть агентов или чиновников, им был интересен молодой специалист. Показывать его в таком виде никто бы не рискнул – где это видано, чтобы после расследования человек загремел в психушку. А ведь это не было чем-то из ряда вон. Странно, что пациентом Шиллера из всех участников стал только Холден. Остальные, несмотря на чудовищное психологическое давление, оставались в строю. Шиллер отлично понимал, что рано или поздно эти люди все равно пойдут искать помощи, найдут специалистов, чтобы справиться со своим ПТСР. В клинику поступили пять человек – бывших рабов и тех, кого еще не успели превратить в таковых. В одной из палат блока для буйных пациентов содержалась Луиза Хантингтон. Шиллер обязан был уделять всем пациентам одинаковое внимание, но Холдена он вполне осознанно выделял, потому и стоял за него горой, не пуская чиновников даже на порог.       Шиллер очень не хотел, чтобы кто-то увидел Холдена в таком виде. Когда он в первый раз, много лет назад, пришел навестить сестру, это был измотанный, уставший, задерганный, но еще крепкий молодой человек. На нем уже был виден отпечаток всех бед, что с ним случились, но он держался. За пару месяцев расследования он истаял. Весы показали пятьдесят килограммов при росте 175 см. Это слишком мало, организм сжирал сам себя, сердце сбоило, как забитый бензиновыми присадками двигатель.       Хозорн показался Шиллеру хорошим выбором, чтобы попробовать растормошить Холдена. Он был безопасен в эмоциональном плане, поскольку у этих двоих парней не было романтической привязки друг к другу. Прежде, чем разрешить визит, Шиллер допрашивал Колина час и еще полчаса потратил на инструкции, как вести себя с пациентом, и только убедившись, что он не сболтнет лишнего, вывел в сад.       Колин был готов увидеть нечто подобное, но, кажется, картина его поразила больше, чем он того ожидал. Холден сидел на лавочке под раскидистым деревом, недалеко стояла медсестра с коляской и внимательно наблюдала за подопечным. Похоже, это было лишним, Холден не среагировал ни на тень от фигуры Колина, ни на его голос. Он пялился в одну точку отсутствующим взглядом и был больше похож на восковую куклу, чем на живого человека. Пижама висела на нем как на вешалке, из широких рукавов выглядывали тонкие, похожие на птичьи лапы, кисти рук.       – Холден, – тихо позвал Колин. – Я пришел поговорить с тобой. Как ты?       В ответ тишина, тогда Колин подобрался, сел рядом и, заручившись согласием Шиллера, взял Холдена за руку. Никакой реакции не последовало, тогда Колин снова заговорил.       – Я сейчас живу в твоей квартире, надеюсь, ты не против? Бен со мной, он хорошо себя чувствует. Знаешь, он ест за троих и потом спит на твоем рабочем кресле. Мы тебя очень ждем! Я купил тебе новые шторы и новый диван в кабинет, я думаю, тебе понравится. И не беспокойся, я взял темную обивку, знаю, ты не любишь светлое, она же маркая. Но красивая, ведь так? А еще ты, возможно, будешь ругаться, но я подновил твой гардероб! Там было слишком много немодной одежды. Я тебе говорил, что даже те шмотки, которые ты так любишь, могут выглядеть стильно, если правильно их подобрать…       Колин говорил, не затыкаясь. Он лил на Холдена поток пустой, не особо важной информации, а Шиллер стоя рядом, кусал губы, отслеживая реакции своего пациента. За полчаса беседы тот ни разу не пошевелился. Впрочем, он двигался и как-то обслуживал себя только в палате, но при этом вообще не реагировал ни на врачей, ни на остальной персонал.       Нужен был кто-то, связанный с ним сильными эмоциями, чтобы пробить оборону, но Шиллер колебался. Он хотел привести в норму организм Холдена, прежде чем подвергать его новым встряскам.       Колин ходил в клинику как на работу. Он садился рядом с Холденом и мог часами болтать, пока голос не осипнет. И даже тогда он продолжал шептать. Один раз он приволок с собой кота, Шиллер сначала воспротивился, но потом допустил пушистого посетителя. И не зря! Бен мурчал громко и требовательно, он сам залез Холдену на колени и ткнулся мордой ему в лицо, пощекотал щеку усами и, наконец, добился того, чего никому не удавалось – Холден всего на пару мгновений сфокусировал на нем взгляд. Потом снова ушел в себя, но это был прорыв!              Холден принял решение идти вперед, когда над лабиринтом эхом разнесся голос Колина. Друг болтал о всякой ерунде, но от этих звуков на лабиринт лился свет, и Холден мог заранее распознать поворот. Он даже иногда видел, что в конце коридора его ждет тупик, и сознательно туда не шел. Сначала он избегал коридоров, где виднелась фигура Джека. Сандерс представал перед ним в разных образах, но всякий раз из его глаз текли кровавые слезы, пятная то костюмы, то футболки, в которых Джек обычно ходил дома. Он молчал, и Холден боялся услышать его голос снова.       Он смог перебороть себя, только когда увидел Джека в тактической форме, именно таким, каким видел его в их последнюю встречу.       Последнюю… Это слово резало не хуже наточенного ножа, оголив кровоточащую болезненную рану. Стены снова озарились пламенем, и на этот раз взрыв был еще более ошеломляющим, чем казался прежде. Здание, как в плохо анимированном фильме, разлеталось в стороны на мелкое крошево. Рядом за поворотом Холден опять увидел похороны, но теперь пространство вокруг двух гробов горело, а вместо почетного залпа слышалась серия взрывов.       – Я тебя люблю… – послышался голос Джека, и Холден взвыл раненым зверем.       Он отгонял от себя воспоминания об этом моменте, они будили невероятный шквал эмоций, начиная от сильнейшей ответной эмоции до всепоглощающего чувства утраты. Именно эти слова Холден прочел по губам Джека перед тем, как уйти с Генри. Он не слышал их, но сейчас, озвученные голосом Джека, они обрели чудовищную силу. Стены лабиринта вспыхнули, на Холдена пахнуло жаром. Ловушка распадалась, но это вовсе не было хорошей новостью, наоборот, это значило, что расщепляется и сознание Холдена, рушится, как карточный домик.       Спасаясь от огня, ему ничего не оставалось, как побежать к Джеку. Он был осязаемым, теплым и очень близким, Холден бросился к нему объятья и зарыдал, уткнувшись лицом в грудь.       – Холден, пожалуйста, открой глаза, – просил Джек, и Холден нашел в себе силы поднять затуманенный слезами взгляд. – Посмотри!       – Я смотрю! – закричал Холден.       – Открой глаза, – монотонно повторил Джек. – Посмотри.       Воздух вокруг завибрировал, лабиринт заходил ходуном, а Джек исчез. Холден нервно и рвано озирался по сторонам, пытаясь найти, за что зацепиться взгляду, но, кроме оставшейся позади стены огня, больше ничего не нашлось. Зато вибрация стала еще сильнее, на стене открылась новая картина. Знакомый двор, но Холден никак не мог вспомнить, где видел эти газоны и клумбы, он наклонился ближе, и вдруг в лицо ткнулся кошачий мокрый нос. Он машинально отпрянул и уставился в морду Бена. Ароматы осеннего полдня ворвались в ноздри, щеку лизнул прохладный ветерок. В испуге Холден отскочил назад, и видение пропало.       – Что это было? – спросил он сам у себя, чтобы услышать хотя бы собственный голос.       – Тебя ждут, – Холден резко обернулся и столкнулся лицом к лицу с Питером.       – Что ты тут делаешь?       – Я же часть твоего сознания, – пожал плечами Питер. – Наверное, только тут, в лабиринте, я могу, наконец, прямо тебе это сказать и показать. Мы – одно целое.       – Но…– Холден и Питер заговорили вместе. – Тебя здесь сейчас быть не должно.       Питер повторял слова Холдена в унисон, он даже отзеркаливал его движения с точностью до миллисекунды.       – Холден, все, кто здесь появляются – плод твоего сознания, часть тебя самого, оформленная в понятный для тебя образ. И я, и Джек, и твои родители, все мы – твоя частица, а вовсе не призраки. Ты же прекрасно знаешь это сам.       – А Бен?       – А вот Бен настоящий, – улыбнулся Питер. – Он и Колин ждут тебя снаружи. Ты им нужен. Оставь нас здесь, мы же никуда не денемся, вернись к живым людям и живи своей жизнью. Ты не исправишь уже случившегося, но ты властен над своим будущим.       – Это слишком для меня, – прошептал Холден.       – Не правда, – Питер крепко обнял его и прижал к себе.       Холден забыл эти объятия, они показались ему сухими и неправильными. Джек ощущался иначе, и тут мозг подсказал причину, смог, наконец, объяснить происходящее с рациональной точки зрения. Объятия Джека были другими, потому что Холден слишком хорошо его помнил. Даже будучи в ссоре он постоянно неосознанно возвращался к самым приятным моментам, проведенным с Джеком Сандерсом, именно в этом крылась причина такого реального фантома Джека.       – Ты многое еще должен понять, – продолжил Питер. – Осознать и смириться с неизбежным, но есть еще кое-что, что ты видел неправильно. Пожалуйста, выйди на свет, тебе пора.       Холден обернулся и посмотрел на уходящий вдаль рисунок лабиринта. Хорошо бы стена снова открылась, и он смог бы выйти через нее, но эта мысль быстро угасла – так он не распутает головоломку, она навсегда останется с ним. Нет, чтобы избавиться от своих проблем, он должен пройти все, что ему уготовано, ведь в центр он попал именно из-за нагромождения психологических травм, которые теперь представали в его сознания, как глухие высокие стены. В них нужно разобраться, а не перепрыгивать.              Холден стал иногда откликаться на слова Шиллера. Это были лишь проблески сознания, но и их хватало, чтобы врач радовался, как ребенок. Холден должен был прийти в себя, стать полноценным членом общества, иначе никак нельзя. В какой-то момент Шиллер принял тяжелое решение и допустил к Холдену Генри Олсена. Этого посетителя Шиллер пас, как коршун свою добычу, не позволяя тому ляпнуть хоть слово о работе. Джека он запретил обсуждать под страхом немедленной ликвидации болтливого агента. Олсен попробовал возразить, мол, Холден должен знать, но Шиллер умел изображать из себя представителя карательной психиатрии, и Генри сдулся, отступая под натиском непреодолимой силы.       К нему Холден даже повернул голову, послушал пару мгновений и снова отключился. Какие бы процессы ни произошли в его мозгу, это тоже можно было считать маленькой победой.       Через сутки случилось то, чего Шиллер так ждал, но, к сожалению, все, что произошло после этого, было крахом надежд.       Утром начался дождь, и Шиллер не рискнул выпускать пациентов из здания. Желающие могли посидеть на веранде, но Холден, хоть и набрал пару килограммов, все еще был очень слаб и мог запросто простудиться. Он остался в общей комнате, сидел за столом и вдруг начал крутить головой. Шиллер присмотрелся и заметил, что Холден с кем-то разговаривает.       – Нет, не зря! – шептал Холден. Он давно не разговаривал, и голос его плохо слушался. – Я бы еще долго шел.       Пауза, ответ невидимого собеседника.       Шиллер подошел ближе, и тут Холден поднял взгляд, но смотрел он не на доктора, а куда-то в сторону. Его радостный вид не сулил ничего хорошего.       – Джек! – надрывая горло, закричал Холден.              В лабиринте Холден изнывал. Ему казалось, что он бродит вечность, и теперь искал способ выйти, минуя все хитросплетения коридоров. Назад он не скоро попадет, если будет упорно таскаться от тупика к тупику. Ни один фантом больше не появлялся, и ему стало казаться, что их и вовсе не было. Теперь он шел по тропинкам, обрамленным живой изгородью, иногда сквозь ветки проглядывали чьи-то лица, но исчезали так быстро, что он не мог их опознать. Небо прояснилось, и света хватало, чтобы двигаться быстрее. Повернув в очередной тупик, Холден разозлился, он ощущал присутствие Ричардса в нем, но не мог понять, почему не видит своего бывшего учителя.       – Выходи! – заорал он во все горло, но вместо Джонатана заговорил Генри Олсен.       Портал снова открылся, теперь Холден отчетливо ощущал запах лекарств и тепло прогретого электрическими печками помещения. Желание прижучить Ричардса и общая усталость от скитаний заставили его броситься к порталу и пройти его, ориентируясь на голос Олсена.       Затуманенный взгляд прояснился только утром, когда Холден обнаружил себя, сидящим за столом в общей комнате. Остальные два стула занимали Питер и Кира, Холден поежился от их укоризненных взглядов, но оправдываться не собирался, в конце концов, он не обязан никому объяснять своих поступков. Упускал он лишь тот момент, что оправдаться нужно было перед самим собой.       – Зря ты это сделал! – буркнул Питер. – Ты снова будешь терзаться нерешенными вопросами.       – Нет, не зря! – возразил Холден, дивясь, как сводит горло от одной этой фразы. – Я бы еще долго шел.       – Ты решил лишь часть проблем, но радует, что хоть вопрос с родителями закрылся, ты становился абсолютно неадекватным, когда они появлялись.       Холден хотел было ответить нечто непечатное, но его внимание привлек Джек. Он выглядел просто потрясающе – темный строгий костюм, синий тренч. Лицо свежее, как у хорошо отдохнувшего человека. Его образ мерцал, словно Холден смотрел через слегка запотевшее стекло.       – Джек! – что было сил закричал Холден, стыдясь своего голоса. Он попытался встать, но произошедшее пригвоздило его к стулу.       – Привет, Холден, Питер, Кира, рад вас видеть, – сказал Джек.       Холден непроизвольно дернул рукой. Чашка, стоявшая на краю стола, упала, расколовшись на мелкие кусочки, его с силой потянуло назад, в лабиринт. Надежда умерла, Джек превратился в очередной фантом.       Вокруг все рокотало, стены рушились, Холден опять был заперт в своем сознании, но теперь сквозь бреши в стенах он видел реальный мир. Но вот стоило ли возвращаться туда, где нет Джека Сандерса? В лабиринте у Холдена был крохотный шанс с ним снова увидеться, а там, за стенами своей ловушки, он будет точно знать, что Джек – лишь отголосок его памяти, и вскоре он тоже померкнет, Холден забудет черты его характера, как это произошло с Питером и родителями.       Так нужно ли ему это?