***
За потёртым белым столом собралась вся старшая часть семьи. Мать семейства вытерла руки о фартук и уже не в первый раз вздохнула. Найти слова в сложившейся ситуации казалось не возможным. Артур опустил локти на стол и положил подбородок на ладони, прикрыв глаза. Молли осмотрела всех присутствующих и, не выдержав, поёрзала и прокашлялась. — Мне жаль девочку, но оставлять её опасно. Мы ели концы с концами сводим, а что будет если кто-то узнает? Вы, конечно, молодцы, что спасли её, но дальше, я думаю, наши пути должны разойтись. Старший сын только кивнул на слова матери. Чарли также молчал, в первую очередь потому, что не хотел ругаться, а во вторую… Слова матери имели смысл, и вес. Она часто принимала важные решения. Иногда крестьяне шептались о том, что Молли то и муж не нужен. Её гнева боялись, а способность Пруэтов защищать своих детей дошла до двух королевств: Англии и Шотландии. Молли Пруэт являлась уважаемой женщиной, но, несмотря на это, последнее слово всегда оставалось за отцом. Мистер Уизли любил жену и позволял ей больше вольностей, чем было принято, но даже он оставался верен своим убеждениям. Кухня достаточно просторная для семьи Уизли. Если к ним заходили редкие гости, то считали, что потёртый вид дерева это временно, до покупки нового. А зашитая разными кусочками тюль — необходимость: так теплее. На самом же деле, когда им пришлось въехать сюда, всё уже было так. Уезжая из родового поместья, они захватили только самое необходимое, как думал мистер Уизли. Пока не наткнулся на старую шкатулку между половиц. Маленький рисунок их герба на крышке дорогого дерева и драгоценности разложенные по хлопковым мешочкам. Всего семь импровизированных хранилищ, как и детей, каждому предполагался подарок. На дне лежало столовое серебро и золото. Молли легко приняла новую жизнь, ведь не любила пышные приёмы и балы, но не отказалась бы и от старой. Собирая вещи в новое пристанище, захватила то, что наверняка обеспечит будущее её детям. Мистер Уизли никогда не говорил с женой о находке. Так и не решился признаться о существование скрытого им золота. Как и его жена, он беспокоился о будущем детей. Пусть сейчас они не могут жить на широкую ногу, но за то, когда дети подрастут, им не придётся вступать в жизнь без гроша в кармане. У Джинни будет больше шансов найти свою любовь. Хоть какое-то приданное обеспечит тёплую перину. Вывод напрашивается сам собой: ещё один ребёнок им не нужен. Но только увидев большие напуганные глаза малютки, Артур понял: она останется с ними. Даже если ради этого придётся расстаться с сокровенным. Молли прочистила горло, намекая на то, что все ждут его вердикта. — Мы не можем бросить племянницу на произвол судьбы. Тебе так не кажется?***
Молли вязала при свете свечи. Мягкое кресло располагалось напротив стола. Потёртый ковёр не пропускал холод. Кабинет её мужа — единственное место, где можно уединиться. Она любила каждого своего ребёнка, но иногда хотелось просто тишины. Конечно, женщина понимала, что скоро её львята подрастут, станут взрослыми и самостоятельными. Шум навсегда исчезнет из этого дома. На спицы быстро надевались старые выцветшие нити. Новому члену их семьи нужен свитер на зиму. Умыть девочку не составило труда, а вот распутать волосы… Не имея понятия как обращаться с большим кудрявым гнездом, женщина просто взяла гребень и начала расчесывать. Девочка сразу же попыталась вырвать вещь с её рук, чего Молли не позволила сделать. Волосы приходилось сильно натягивать, чтобы вытащить гребень. Руби кричала и не прекращала попыток вырваться. Сидя за вязанием, Молли поняла, что девочка пыталась объяснить как правильно расчесывать её волосы. Но что сделано, то сделано, и теперь в камине лежали клоки кудрявых волос. Нового члена семьи положили в комнату Джинни, точнее сказать, к самой Джинни: девочки спали вместе. Старая дубовая кровать легко вместила два маленьких создания, но когда они вырастут, придётся придумывать что-то новое. Предстояло много работы: научить Руби говорить по-английски, писать и читать. Да, семья Уизли больше не так знатна как раньше, но это не значит, что дети должны оставаться безграмотными. Билл прекрасно читал и писал, а вот французский никак не хотел ему поддаться. Чарли также хорошо владел навыками чтения и письма, но больше предпочитал проводить время на улице, наблюдая за животными и природой. Чарли преуспел в учёбе лучше всех своих братьев, но физическая работа давалась ему с трудом. Как только он выходил на улицу, то тут же простывал. Заставить Джорджа и Фреда заниматься практически не возможно. Рон не может усидеть на месте, а Джинни во всем подражает братьям и потому совсем не слушается. Руби, наверняка, умеет читать и, возможно, даже писать, но на своём языке, это не то что сейчас необходимо. Молли не хотела переучивать девочку так, чтобы та забыла свой родной язык. Но сама женщина не знала немецкого, а значит, им придётся сэкономить и купить хотя бы одну книгу на немецком или придётся одолжить у старых друзей. На её плечи лёг тёплый шерстяной плед. Артур сел в кресло напротив и подпер голову кулаком. — Ты бормочешь. Молли возмутилась. — Я никогда не бормочу. — Ты бормочешь, когда волнуешься. Я знаю, ты не очень рада ещё одному ребёнку… — Дело не в Руби. Просто… Билл совсем тихий. Ты заметил? — Устал с дороги, наверное. — Нет. Я чувствую. Что-то случилось. Не знаю только… — Ты всегда можешь спросить, — устало сказал их первенец. Родители внимательно смотрели за тем, как сын вошёл в кабинет и закрыл за собой дверь. Он поддел льняную рубаху. Отец попытался его упрекнуть, но не успел: Билл повернулся спиной. Мама выронила вязание, когда подпрыгнула от увиденного. — Сынок… Вся спина была изуродована страшными шрамами. На месте, где раньше виднелась россыпь веснушек были белые полосы. Не оборачиваясь к родителям, он заговорил: — Мы заглянули к Делакур. Родители переглянулись. — Чтобы меня отпустили, она пожертвовала свободой. Артур надел монокль, сцепил руки в замок и положил перед собой. — В каком смысле? — Согласилась выйти замуж. — просто ответил он. — О, Билл… — глаза матери наполнились слезами, но не из-за сочувствия к девушке. — Эта девка точно тебя околдовала, только посмотри что она наделала. — Молли обращалась к мужу, указала на спину сына. Она подняла своё вязание и аккуратно сложила сбоку. — Ну ничего, теперь она выйдет замуж и больше эта распутница не… — Не смей её так называть! Билл практически навис над матерью. Её глаза расширились и наполнились страхом. Нет, она не боялась своего ребёнка. Молли боялась его чувств к этой француженке. Она настолько запала к нему в сердце. До сегодняшнего момента она считала, что эта подростковая влюблённость быстро пройдёт, но, видимо, ошиблась. Опомнившись, Билл сделал шаг назад. В его глазах появилось сожаление, но он быстро подавил это чувство. Натянув рубашку он повторил: — Не называй её так. — теперь он говорил спокойнее. — Мне всё равно, что ты о ней думаешь. Я люблю её. Я женюсь на ней. Чего бы мне это не стоило. Когда почти бездыханное тело, которым он не мог пошевелить, положили на стол, Билл почувствовал облегчение. Тонкие нежные пальцы захвати зелёную мазь из дорогого фарфора и нанесли на повреждённые места. Минутное спокойствие сменилось ужаснейшей болью. — Тише-тише… Нежный голос любимой немного успокаивал. При следующем контакте кожи пальцев и ран на спине, парень потерял сознание. Удивительно, но это единственный способ, который смог найти мозг, чтобы спасти разум. Сын надел рубашку и вышел из кабинета. В его спальне прохладно. Билл падает на кровать и морщится, когда под ним скрипит матрац. Новая кожа на спине ещё очень чувствительная, поэтому старые пружины больно упиралась в только зажившие швы. Он прикрыл глаза в надежде уснуть, но воспоминания продолжили всплывать в голове. Рабочая столовая. Понять не составило труда. Единственный свет — маленькие окошки под потолком. На стенах нет классической французской росписи. Деревянный, обшарпанный табурет шатается и скрипит, когда на него садились. В углу крыса доедала остатки овощей. Флёр сидела к нему спиной. На розовом платье виднелись пятна грязи. Она заботливо положила в сумку немного еды, платье о котором он просил раньше и, конечно, лекарства. — Шрамы нужно смазывать два раза в день: утром и вечером. — она старалась говорить уверенно. Встать с табурета оказалось не так легко, как он предполагал изначально. Стул с грохотом упал на земельный пол. От шума Флёр обернулась. Она подняла табурет и попыталась усадить парня обратно. — Ещё рано вставать. Твоя спина… Он не дал ей договорить. — Давай сбежим? — он взял её лицо в свои ладони и посмотрел в такие родные глаза. — Ты же мечтала о свободе. Прошу тебя, давай уйдём. Нас никто не найдёт. Только скажи и… По щекам красавицы потекли слёзы. Они попадали на пальцы юноши, и он с нежностью вытирал мокрые солёные дорожки. Билл нагнулся и стал покрывать её лицо поцелуями. Один, второй, третий. На языке появился привкус соли и песка, но парень не останавливался. Спина начала ныть, а затем и гореть. Флёр начала качать головой и брыкаться в его руках. С силой, на которую только были способны её нежные ручки, девушка оттолкнула его. Её глаза покраснели, а губа треснула в двух местах. Сделав два прерывистых вдоха, Флёр наконец сказал. — Я не могу уйти. Пока я здесь, ты будешь жить. Биллу не понравилась её формулировка. Видя, что её слова не убедили любимого, девушка стянула с плеч лёгкую шаль и протянула ему. — Передай принцессе. Думаю, ей понравится. Билл усмехнулся. Лучше бы этой принцессы вовсе не было.