Легенда о красной нити судьбы

Вы когда-нибудь оказывались на грани отчаяния? Сил уже не хватает ни на что, и перестаешь барахтаться в болоте своих проблем, позволяя себя затянуть в пучину холодной и бездонной тьмы. Барабанящее сердце с каждым тяжелым вздохом глухо отзывалось в грудной клетке. Усталость накрывала тяжким грузом. Каждый вздох становился ощутимым, словно вдыхали колючие шипы. Внутри жгло. Это был медленный путь вниз, когда каждый шаг, каждое усилие давалось все сложнее и сложнее. Когда каждое утро просыпаешься с мыслью: я ещё жив, ещё дышу и существую в этом мире. Одинокий и никому не нужный жалкий человечишка, который потерял свой смысл жизни, любовь, здоровье... Оттолкнувший всех своих дорогих сердцу людей, только потому, что поддался страху. Переполнившаяся чаша уже переливалась через край, выплескивая жидкость и обжигая похуже раскалённой лавы. Он достиг своей критической точки. Во взгляде Такемичи проявлялась решительность. Такой взгляд Манджиро видел лишь в далеком прошлом, когда его пара смотрела на врагов, распугивая всех таким огоньком. И от этого становилось не легче. Омега был уверен в своём решении. В животе от страха всё скручивалось узлом, образовывая один огромный ком колючих иголок. Каждый вздох давался с трудом, словно огромные глыбы засоряли легкие, и сердце гоняло кровь с такой силой, будто пыталось вырваться из груди и избавиться от агонии страха. Омега пристально продолжал смотреть на Майки, желая услышать ответ. — Почему ты не отговариваешь меня? — его взгляд притупился. Зубы вцепились в нижнюю губу, жадно прожевывали и отдирали тонкую кожицу. Майки упорно продолжал молчать. Он не мог выдавить из себя ни малейшего звука. Омега этот жест интерпретировал по-своему. — А, понял, ты хочешь, чтобы я сейчас это сде… — не договаривает Ханагаки. Его резко опрокидывают на кровать. Руки пригвождают над головой мёртвой хваткой. Гонщик зарычал. Не в силах больше слушать слова, ранящие в самое сердце, казалось бы, неприступного альфы. Его лицо оказалось в опасливой близости с чужим. Дыхание опалило кожу, заставляя покрыться мелкими мурашками другого. Звериный оскал пугал омегу. Страх привораживал его, корежил каждую клеточку его существа, словно невидимые пятна страха рисовали на его коже абстрактные картины. Черная и непроницаемая стена отчаяния росла и теснила его, перекрывая свет и обрывая все связи с реальностью. — Мне тебя привязать? Наручники надеть? Что мне сделать, чтобы в твою голову не лезли мысли о суициде, — закричал прямо в губы. В глазах плескалась горячая злость. Такемичи не мог оторвать взгляда от этих глаз. В какой-то степени завороженно рассматривал его лицо, позабыв свой страх. Он хотел запомнить. Отложить каждую частичку глубоко в память. Запечатлеть. — Ты до сих пор не доверяешь, — резко сдаётся Майки, отпустив его руки. Конечно же, прекрасно осознавая состояние омеги. Настоящий Ханагаки Такемичи в прошлом ставил на кон свою жизнь, но в его взгляде всегда была уверенность. Свет в прекрасных очах не переставал угасать, поэтому к нему все тянулись, как к лучику солнца. Альфа не переставал гордиться своим парнем, но одновременно безумно ревновал. Но сейчас – это совершенно не то. Того света в глазах больше не было. Тем временем, Такемичи зарылся в свой разлохмаченный кокон, давая понять, что их диалог на этом окончен, и он больше не собирался разговаривать об этом. Но сказанная фраза Манджиро, крутилась в голове до тех пор, пока тот не провалился в сон. Только вот выход из течки сопровождался жаром и преследованием во сне кошмаров. В серебристом свете луны и звёзд, как будто закутанные в шелковистый покров бездонной тьмы, погружаемся в глубины подсознания, где рождались самые различные сновидения. В нем раскрывались самые сокровенные желания человека: умение высоко летать над землей; ощущать непостижимую свободу; творить миры, становясь хозяевами собственного идеального мира. Иногда сон подкидывал ностальгические картинки, оживавшие из глубин летаргического состояния. Зыбким туманом окутывая память, сокрытую где-то глубоко внутри. Оно оживало, играло различными акварельными красками, рисуя сцены того, что когда-то прожил. Порой это являлось отражением скрытых страхов и тревог. Омега то и дело постоянно ворочался, и не мог найти себе покоя. Грудную клетку сдавливало, руки дрожали, а он с трудом дышал. В глубинах тьмы, где окутаны обрывки реальности и пугающие фантазии, зарождался кошмар. Поднимался из самых темных уголков подсознания, распутывая нити страха, сталкивая с бичами своих тревог. Кошмар проникал сквозь поры кожи. Его тело, как струна, напряжено. А мысли спутывались, сердце билось с удвоенной силой, глуша голос разума. Он мчался, в надежде, что выберется из этого лабиринта, где каждый поворот был тупиком. Вереница сомнений и крылатых призраков вокруг, тяжелым грузом нагромождались на слабое тело. Во сне перед ним предстали два человека. Майки из прошлого, блондин, чьи волосы отливали цветом заката. Он стоял в своей форме, а его широкая ухмылка не предвещала ничего хорошего. Руки в привычной манере покоились в карманах шаровар. Рядом стоял Манджиро из будущего с короткой стрижкой и черными волосами. В его глазах таился взгляд, пронизанный безмолвной грустью и оттенком полного презрения. — Такемучи, такой дурачок, расстался со мной, а теперь хочешь, чтобы все было как прежде? — подросток дерзко обратился в сторону Ханагаки. Шею омеги будто сдавливала колючая проволока. С каждым словом своего бывшего парня он лишался уверенности. Малейшее сопротивление лишь сильнее душило, толкая его в пучину разбитых надежд и желаний. Ему постоянно снились подобные сны, в которых каждый раз выслушивал претензии и насмешки, будто это было в порядке вещей. Он терпел. Выносил каждое оскорбление и думал, что заслужил такого отношения к себе. — У меня успешная карьера, есть друзья и омега, которую я люблю. А чего ты хочешь, Такемучи? — сказал будущий Манджиро, выводя из ступора Такемичи. Его голос пронизывал до костей. В этот раз было всё гораздо хуже. Когда омега узнал о некой возлюбленной альфы, становилось плохо, аж до потери сознания. Так злостно, до того худо, что все надежды падали на колени перед бессилием и неполноценностью. Казалось, как будто время замерло, а жизнь теряла свой смысл окончательно. Омега опустил голову не в силах издать и звука. Только вцепился ногтями в плечо, оставляя на своей коже красные полумесяцы. Было больно не только душевно, но и физически. И это отрезвляло. Внезапно приглушенный звук тихого шепота, и объятие облегчили его печальные мысли. Такемичи неохотно выпутался из кольца рук. Там его встретил он же сам, только в образе подростка. Молодое лицо отражало горечь и в то же время надежду. Освещенный лучами первого восхода солнца, блеск в его глазах отражал ностальгию прошлых дней, оживая в памяти и восстанавливая потерянные образы. Молодой он. Чье сердце лишь начинало только расцветать. В молодом Такемичи увидел своё счастливое будущее, затерянного где-то в закоулках страшной болезни. Взгляды переплелись, собираясь во фрагмент мозаики, воссоединяющий две части одного целого. — Ты слишком зациклился на всем этом, — сказал молодой омега. Юное лицо глядело на него с твёрдой уверенностью, испуская светлые лучи надежды на прекрасное будущее. Сердце бешено било чечетку. Его накрыла горечь. Он жаждал прожить то, что когда-то было утрачено. — А что мне делать? Мне плохо без него, — отчаянно завыл омега. Слезы, подобно осенним дождевым каплям, безвольно стекали по мраморной глади его лица, оставляя за собой асимметричные следы непостижимой тоски. — Тебе нужно принять это, — уверял подросток. В голосе не было ни намека на сомнение. Такемичи резко отталкивает юную версию себя. — У тебя самого это не получилось! — закричал Ханагаки. Расцветающие ручейки соленых слез на его лице превратились в отражение прекрасного мира, который он страстно желал вернуть. Взволнованный Такемичи подрывается с мягкой поверхности, ощущая бешеный стук собственного сердца. Ему стало так душно в своем гнезде, поэтому выполз из кучи различных вещей. Омега не мог успокоить собственное дыхание, грудная клетка тяжело вздымалась. Кошмар был позади, заметая следы своего присутствия под пеленой нового дня. — Ха…ха… — пытается отдышаться омега. — Где я? — его глаза отчаянно метались из стороны в сторону. Он отчаянно пытался отыскать хоть что-то, что могло ему намекнуть о месте его пребывания. На огромной кровати раскинулся беспорядочный клубок постельного белья в пересмешку с чужими вещами. Справа от кровати возвышался шкаф. Прямо, напротив, рядом с теми же панорамными окнами стояло напольное зеркало. Его гладкие стекла сияли, словно озерная поверхность в лучах дневного солнца. Феромоны, витающие по комнате, выдавали то, что здесь живет альфа. — Терпкий аромат дымного леса, — принюхался омега. Рефлекторно приложил руку ко рту, пребывая в немом шоке. — «Я дома у Майки?!», — пронеслось в голове. Омега обернулся, но рядом никого не было. Теряясь в собственных иллюзиях, потерял грань между сном и реальностью. Его до жути пугало собственное положение. Слишком чисто в квартире. А сам Такемичи слишком грязный. — Н-не может быть, — дрожа, выдавил он. Его тело колотило от наплывшего страха. Взгляд Такемичи вновь пал на стоящее в комнате зеркало. Он ненавидел эти зеркала, потому что они полностью раскрывали его уязвимость и слабость перед суровым реальным миром. Отражение настоящего Я. Как жестоко. Сил совершенно не хватало, поэтому после очередной попытки встать с кровати с громким звуком шмякнулся на деревянный пол. Колени прошибало тупой болью, вызывая еле слышимый стон. Несмотря на это, Ханагаки делает никчемные попытки и подползает к зеркалу. Видя то, что ненавидел большего всего. Самого себя. Дрожащие ноги еле держали истощенного мужчину. Нагое тело выглядело совершенно уродливо: кости выступали на поверхности кожи; впалые щеки обрамляли его лицо, неся горькие следы непреодолимой битвы со временем и неведомыми болезнями. А взгляд его был пустым и лишенным жизненной искорки. Пустота в его глазах выражала бездну, где таился выводок надежд. — Ааа… — голос дрожал. Такемичи попятился от зеркала. Он не хотел сталкиваться с такой реальностью, в которой был измождённым и больным омегой. Омерзение к самому себе – всё, что чувствовал, глядя на самого себя. Слезы вновь расцвели на личике омеги, выражая разочарование. Нет, он не плакал от того, что не нравился самому себе… — Он все это видел, да? — тихо пробормотал под нос. Несмотря на своё плачевное состояние, омега оставался предан своей природе до самого конца. Ему хотелось быть в глазах своего несбывшегося возлюбленного самым красивым и милым. — «Но как я мог у него оказаться?», — омега начал хаотично вспоминать, пытаясь собрать по крупицам хоть что-то. В голове полная каша из каких-то ошметков коротких картинок. Альфа зачем-то пришел в магазин, они поругались. Каруселью пронеслась больничная койка и неприятный запах различных медикаментов. Судя по всему, в больнице тоже успел побывать. А после… Провал. Сколько бы он не пытался вспомнить дальнейшие события, все тщетно. — Что я ему наговорил? — голос предательски надрывается, взлохмачивает руками грязные волосы, отчаянно тряся при этом головой. Посмотрев вновь в зеркало, Такемичи понял, почему оказался дома у альфы. Сано Манджиро его решил просто пожалеть. Не смог пройти мимо больной омеги, у которой вот-вот должна была начаться течка. Получается, Майки-кун приглядывал за ним лишь из-за беспокойства? — «А я ему, наверное, нес ерунду о том, как я не забыл его, когда тот уже любит другую омегу?», — догадывается Ханагаки, горько усмехаясь. Само собой об этом альфа уже знал. Каждый раз, омега повторял одни и те же слова своей иллюзии. И скорей всего, будучи не в трезвом уме брякнул об этом настоящему. Эта мысль начала прожигать сердце Такемичи. А виновник всея торжества отражался в чертовом зеркале. Омега хватает первый попавшийся предмет и метнул прямиком в зеркало, не желая больше наблюдать за этим отвратительным зрелищем. Оно покрылось сетью трещин, после чего громкий треск разбившегося зеркала разнеся по всей квартире. Посыпалось на деревянный пол крупными осколками, подобно падающим звездам, россыпью окружили омегу. Выбранный осколок идеально ложился в мягкую ладонь. Напротив него вновь смотрел никчемный и уродливый омега, годившийся только ублажать жирных стариканов в каком-то дешевом борделе. За копейки таким мужланам и больная омега подойдет. В нём не оставалась ни капли уважения и гордости. Слезы еще сильнее нахлынули. — Хнык… — омега неосознанно сжимал острый осколок, где на ладони медленно расцветали ровные полосы. Просачивающаяся кровь из раны быстрыми движениями стекала по кисти руки. — Такемучи...? — дверь отворяется, за ней показывается никто иной, как Манджиро. Ему снова позвонили по поводу работы; разговаривая на кухне, он услышал треск чего-то разбившегося. Телефон был быстро откинут куда-то на стол и быстро забыт. Услышав дорогой ему голос, омега повернулся, увидев взгляд Майки полный беспокойства. Это еще сильнее ранило омегу. Я не хочу навязываться. Я не хочу, чтобы меня жалели. Я хочу покоя. — НЕ ПОДХОДИ, — рука машинально сжала со всей мочи осколок, кровь сильнее стала капать на пол.