Гиперопека по-доминантному

      Антон не может описать своего чувства: Арсений стоит в его комнате, оценивающе её оглядывает, поправляет дорожную сумку и мягко интересуется, с чего они начнут. И это выглядит до того странно, но так приятно вписывается во всю атмосферу, что Антон на некоторое время подвисает с вопросом и в некотором смысле смущённо смотрит куда угодно, лишь бы не на постороннего доминанта в своей комнате.       Они собирают вещи довольно быстро. Антон много волнуется, мало разговаривает, практически не смотрит в его сторону и с большим трепетом передаёт ему ящичек со своими украшениями, будто отрывает от сердца самое родное. На нём их сейчас надето суммарно восемь браслетов, пять колец и одна подвеска-кулончик. С ещё большим трепетом он соглашается, чтобы именно Арсений нёс сумку, но в весьма ребяческом жесте всё же закидывает свой полупустой рюкзак себе на плечо и гордо поднимает голову.       — Как у тебя настроение, Тош? Кушал? — спрашивает Арсений, пока они спускаются по лестнице.       Антон оглядывает коридор, будто в последний раз, и чуть не спотыкается из-за этого, но вовремя хватается за перила. Смотрит на него и отвечает:       — Где-то в шесть-семь ел. Нормально всё.       — Боже, какой ты разговорчивый, — саркастично замечает Арсений и обнимает его левой рукой. — Есть будешь или нет? Ты чего вообще так поднялся рано? Спалось что ли плохо?       — Просто, вчера как-то устал после разговора с тем психологом. И уснул рано.       — Мгм. Всё у тебя «просто», твоё любимое слово. О чём таком вы говорили, что ты отрубился? Если не хочешь, не говори, я тебя не заставляю.       — Да я… понимаю, незачем мне об этом постоянно напоминать, — бубнит Антон и всё же приблизительно рассказывает их вчерашний разговор с Анатолием Сергеевичем, всё ему запомнившееся. Арсений выслушивает его молча, даже наводящих вопросов не задаёт и не уточняет, как конкретно отвечал Антон, да и идёт так, будто не совсем заинтересован разговором, смотрит в сторону. Но отчего-то Антону кажется, что всё-таки ему это интересно. Нечто неуловимое в походке, осанке и даже в той же самой отвёрнутой голове проскальзывает в нём довольно ярким намёком, вот он и продолжает говорить.       Они выходят из пансиона, возле дверей их встречает Паша, он желает удачи и прощается: с Арсением рукопожатием, с Антоном объятиями, после чего идёт к своему кабинету, а они к машине.       Машина стоит за воротами пансиона. Антон впервые выходит через калитку, если, конечно, не считать его побега в первый день его здесь пребывания. В остальные два раза с диспансеризацией и праздником автобус пригонялся на футбольное поле, и этап с прохождением через ворота опускался. А теперь он это делает: перешагивает перекладинку, проходит сквозь арку, попадает в другой мир.       И будто бы дышать и слышать начинает по-другому. В уши ударяет звук дороги, живой улицы, а в глаза — люди. Разные спокойно идущие по своим делам прохожие. Он даже чувствует один омежий запах и видит вдалеке какого-то незнакомого ему доминанта. Постоять, поудивляться и понаслаждаться свободой ему не даёт Арсений, сразу начинающий подталкивать его к машине.       — Не спи на ходу, Тош. У меня кровать удобнее.       Антон замирает уже в машине, и, когда Арсений занимает своё водительское место и лично пристёгивает и его, и себя, спрашивает:       — А мы будем спать в одной кровати?       Арсений хрюкает, по-другому этот звук трактовать сложно, и со смешком в глазах глядит на него в ответ.       — А ты как думаешь, солнце? Нет, если не хочешь, то мне придётся спешно приобретать ещё одну кровать или наслаждаться небольшим диванчиком.       — Мы на полу иногда спим, — говорит Антон. — Особенно, когда вместе смотрим фильмы.       — И пьёте, — напоминает Арсений. — У вас же просмотр фильма не может пройти без алкоголя. Если совместный. А на полу лучше не спать — простудиться можно. По крайней мере у меня в квартире пол без подогрева, и одеяло не настолько плотное. Спина наутро ещё болеть будет. Нет, кровать явно лучше и ты меня никак не переубедишь.       — И не пытался.       Арсений со смешком фыркает и качает головой: играется, подначивает, а Антон на это очень легко ведётся и потому показательно дуется, но всё не по-настоящему. Он так же взаимодействует с Ромой, они много лаются и мирятся, подшучивают друг над другом и устраивают шуточные драки. Видимо, подобным образом Арсений хочет разрядить обстановку, и Антон на это тоже ведётся, расслабляется, прикрывает глаза, начинает улыбаться и прислушиваться к звукам и запахам из приоткрытого окна.       Солнечно. Необычно. Много машин снуют туда-сюда, туда-сюда. И люди тоже. Или не люди, по ним не понятно. Тоже идут куда-то. Большой семьёй, маленькой группкой, вдвоём или по одиночке. Кто-то с собакой, кто-то с ребёнком. У кого-то задумчивое лицо, а у кого-то улыбка. Все такие разные, и все… за окном. Антон кладёт ладонь на стекло, слышит негромкий звук от удара с ним украшений, и делает более глубокий вдох, пытаясь вобрать в себя чуть ли не всю улицу.       Ему нравилось раньше гулять. Нравилось играть в футбол. Бродить вечерами неподалёку от дома с музыкой в ушах, какой-то безмятежной, иностранной, чтобы не было понятно слов, только мотив залезал в душу и ласкал её.       Они едут довольно долго в тишине. Каждый в своих делах и мыслях. Ближе к концу поездки Антон спрашивает, могут ли они немного пройтись. Арсений косит на него глаза через зеркало переднего вида и коротко бросает:       — Если хочешь.       За этими словами будто бы не стоят никакие эмоции. Антон надеется, что это не в тягость Арсению, поправляет на себе браслеты с кольцами, а вместе с ними ещё и джинсы, разворачивая их подвороты, чтобы скрыть свою принадлежность к сабмиссивам. Он ожидает, что Арсений возмутится или просто что-либо скажет, но тот, видя это, молчит и переводит взгляд обратно на дорогу.       Значит, правильно, выводит для себя Антон и удобнее оседает на кресле. Едут минуты две ещё, потом тормозят на парковке возле высокого дома, минимум в двенадцать этажей, белого цвета с красно-розовыми вставками. Самая обычная многоэтажка, наполненная самыми разными классами людей.       — Мы сначала занесём вещи или прогуляемся? — растёгивая ремень, спрашивает Арсений.       Антон выбирает второе, и они идут гулять. Просто гулять. Он в этом районе никогда ранее не был. Даже приблизительно не понимает, где это. Названия улиц ему не знакомы, но их вид ему в целом нравится. Всё относительно чисто, много зелени, не так много дряхлых машин во дворах. Повсюду много собачников, у кого-то питомцев больше одного, кто-то гуляет с намордником на поводке, а кто-то без всего просто перебирает лапками рядом с хозяином.       Одна из собак позволяет Антону себя погладить, и тот от этого на седьмом небе от счастья. Собака эта принадлежит бабушке, худощавой, с белыми ухоженными волосами и широкой узкой улыбкой на прямоугольном лице. От искренности на нем появляется огромное количество морщин, собаку она представляет Моней, говорит, что это цвергшнауцер, которого ей подарила три года назад на день рождения дочка. Она много рассказывает про характер своей любимицы, берёт её на руки, часто гладит и целует воздух над её головой. Моня только машет хвостом, иногда лезет лизаться и от неё далеко не отходит. Выглядит она упитано и абсолютно довольной.       Бабушка — человек. И первое время она даже не замечает браслет на руке Арсения, а тот и не акцентирует на этом внимание, даже наоборот, как бы скучающе заводит обе руки за спину. Антону немного неловко общаться с человеком, но его успокаивает, что он по большей части взаимодействует только с собакой и за его спиной стоит его доминант.       Блин, его.       Арсений кладёт ладонь ему на плечо и несильно сжимает пальцы, намекая подниматься и идти дальше. Антон повинуется этой немой просьбе и прощается с Моней и её хозяйкой. Они гуляют ещё минут пятнадцать, крутясь неподалёку от бело-красного дома, и больше ни с кем не общаются.       — Давно не был на улице?       — Давно не покидал пансион, — отвечает Антон и вздыхает. — Я раньше любил гулять, — объясняет он. Арсений смотрит на него даже с каким-то сожалением, крепко обнимает его рукой за плечо и довольно эмоционально, порывисто что ли, говорит:       — Я тоже люблю гулять. С самого утра на ногах ношусь туда-сюда. Весь город обходил.       — С самого утра я не встану, — фырчит Антон. — И я не хотел отходить далеко от дома, так что город не знаю.       — И хорошо. Лучше гулять там, где всё знакомо. Недалеко от дома.       — А… только с тобой?       Арсений глядит на него, хмуря брови.       — Хочешь гулять один? Ты говорил, что на подобный вопрос того психолога ответил отрицательно, — потом, когда он замечает надутые губы и уведённый в сторону взгляд, его глаза наполняются журчащим смехом и почти что одобрением, но в этом Антон не уверен. — Ты ему соврал что ли? — спрашивает негромко, недалеко от его уха.       Антон прочищает горло и невинно пожимает плечами. Ему нельзя врать, конечно, но за это он, почему-то не чувствует давления со стороны Арсения. Видимо, иногда можно? Но почему? Непонятно. В любом случае ему приятна такая реакция.       — Пойдём домой, Тош, — ласково говорит Арсений и дополняет уже немножечко построже: — и мне всегда говори правду.       «Мне», отчётливо разносится в голове Антона, из-за чего он ликует. Наконец-то не «нам». Ловить его за слова он не хочет совершенно, потому что такая формулировка ему нравится куда больше. Он соглашается пойти обратно, они возвращаются к машине, забирают все вещи и идут в третий подъезд. Код от домофона Арсений не вводит и не называет, прикладывает ключ, и дверь открывается. На восьмом этаже они останавливаются и заходят в самую дальнюю в коридоре квартиру.       Ещё один мир. Третий. У него свои запахи, свой цвет стен и пола, свой вид мебели, да и в целом свои порядки. Есть пансион, есть улица, а есть дом. Антон останавливается на пороге, разглядывая обстановку. Домашнюю обстановку. Просто квартира. Весьма опрятная, но просто квартира. В люстре из пяти ламп горит четыре, уличная обувь рядочком стоит возле комода и вешалок, видно стоящий на кухне невысокий белый холодильник с магнитиками, обычные белые деревянные двери закрывают где-то три разные комнаты. Тесновато на первый взгляд. А так, просторнее, чем было у него в родительской квартире.       — Проходи, устраивайся. Отдельной комнаты у меня нет, полочку в шкафу я тебе освободил. Раскладывайся как и где хочешь. Тебе приготовить что-нибудь или заказать?       — Ты умеешь готовить?       — Терпимо, — морщась, отвечает Арсений. — Зачастую покупаю готовое. А утром уже традиция — скрэмбл и чай. Но я рано просыпаюсь, ты в это время ещё дрыхнуть должен. Ну так что? Или мне доставку заказать? Пицца, фастфуд или что-то национальное?       — Что приготовишь, то и буду. Я и не думал, что доминанты готовят.       Арсений хрюкнул и, удаляясь на кухню, скептично бросил:       — А откуда тогда еда появляется?       Антон чувствует себя немного уязвлённо от этого вопроса, как будто бы его осторожно глупым обозвали, а с другой стороны он раньше никогда не задумывался об этом. Повара в их пансионе, действительно, все были доминантами. Но, глядя на Пашу или того же самого Арсения, ему в голову никак не приходило, что они тоже готовят и умеют это делать. Еда, приготовленная своим доминантом, да ему нравится даже то, как это звучит, и пусть получится плохо, всё равно он будет рад.       А пока Арсений что-то там делает на кухне, он устраивается в основной комнате. Выкидывает из сумки все вещи на кровать и валится прямо на них, проверяя её мягкость. Мягенькая. В неё будто проваливаешься, как в зефир. Постельное бельё такое же нейтральное, как и у него самого, очень нежное и чистое. В комнате на стене, напротив кровати, висит телевизор. Приставки нигде нет. С краю угловой компьютерный стол, заставленный всякими статуэтками и фотографиями разных мест.       Перелопатив все ящички, Антон натыкается на dvd-диск с Титаником. Фильм его детства, над которым он не раз плакал. Пока он изучает шкаф на предмет похожих находок, в комнате незаметно возникает Арсений. Он встаёт копающемуся в нижней полке Антону за спину и поднимает с пола найденный им диск двумя пальцами, будто что-то грязное, к чему испытывает пренебрежение, хотя по лицу так и не скажешь.       — Мусор ищешь? — спрашивает он.       Антон резко поднимает к нему голову и выдёргивает из его рук диск, прижимая к груди.       — Можно посмотреть? — спрашивает он сразу и объясняет: — давно не смотрел что-то нормальное. Я его в детстве очень любил.       — Это… человеческий фильм, и он идёт три часа, — говорит устало Арсений. — Ты точно этого хочешь?       — Это хороший фильм, — бросает с вызовом Антон, ещё сильнее прижимая к себе коробку. — Получше многих, что снимают у нас.       Арсений хмыкает и шебуршит его волосы.       — Хорошо, Тош. Смотри. Только я не помню, где приставка.       — Кажется, здесь, но тут так много всего напихано, что я не могу достать, — отвечает Антон, протягивая руку в темноту нижней полки, от которой его отвлекли. — И всё в пыли.       — А тебе оно точно надо?       — Да! А что, нельзя?       Арсений прочищает горло, хмурится, смотрит на него так некоторое время и вздыхает.       — Мо-ожно, — тянет он по итогу. — Дома. И… кхм, давай своими эмоциями ты будешь делиться только со мной, идёт?       Антон согласно кивает. Его устраивает любой вариант, лишь бы увидеть хоть что-то нормальное, а то вечные сессии в фильмах уже начинают вызывать в нём отторопь. Он очень благодарно смотрит на Арсения и бодается о его колено макушкой, разочек. Он привык уже быть тактильным с Оксаной и Ромой, и здесь так делает, хотя своих действий ещё стесняется. Арсений мягко ему улыбается, вновь гладит по волосам и зовёт есть.       Макароны, котлетки, салатик из помидоров и огурчиков. Не шведский стол, но Антон не жалуется, тем более, что всё равно это вкусно.       — Сегодня благодаря тебе у меня выходной, так что я весь в твоём распоряжении, — радушно говорит Арсений, прикрываясь кружкой горячего чая. — Можешь замучить меня своими любимым вопросами. И, кстати, ты посмотрел комнату для сессий?       Антон удивлённо замирает — он про неё и забыл.       Арсений усмехается и качает головой.       — Допивай, пойдём посмотрим. У тебя ещё не было ничего похожего на сессию, так что мы с тобой будем плавно начинать. Необязательно сегодня, я просто тебя инструктирую, как это будет.       — А… тогда, в… клетке?       — Совсем не сессия. Я бы сказал, это демо. Тебе, помнится, понравилось сидеть в клетке, да? У меня есть клетка, но она не такая, как была на празднике. Она больше похожа на собачий вольер. Тебе он тоже будет впритык, двигаться не сможешь. Чего я говорю? Лучше пойдём, посмотришь.       Антон следует за ним со сбитым с ровного ритма дыханием. Комната для сессий оказывается в тёмных тонах, в ней мягкий пружинистый пол, будто бы резиновый, и окна закрывают плотные серо-голубые шторы. Конструкция для подвеса, клетка, сооружение в виде не то стола, не то лавочки с пропущенной по центру балкой, Андреевский крест, два чёрных мата и несколько закрытых шкафчиков раскиданы по всей комнате.       — Секс-машины нет, — говорит Арсений, стоя за его спиной. — Хотел купить, но всё откладывал. Можешь полазить по шкафчикам. У меня далеко не весь арсенал, но на первое время нам с тобой, думаю, хватит. Тем более, если ты любитель традиционного.       Антон послушно изучает все шкафчики. Девайсы стандартные, несколько разных плетей, подготовленные розги, кнут, паддлы, стеки, наручники, поножи, цепи, ошейники, и тканевые, и кожаные, и металлический, кляпы, верёвки, вибраторы, шокер, фаллоимитаторы, эрекционные кольца, прищепки с дозаторами, помпы, анальные шарики и пробки, и т.п. Всё, что можно найти в магазине для БДСМ, не очень разнообразно, но всё на вид безумно качественное и чистое.       — На самом деле так забавно, — мягко говорит Арсений, подходя к нему, — то из тебя вопрос за вопросом, то слова не выпросишь. Как тебе инвентарь? Не пугает? Есть что-то, что приглянулось?       — Не знаю.       — Мгм. Понятно. Ну так далеко не уедешь, Тош, — он подходит ещё ближе, гладит его по щеке и коротко приказывает: — Садись.       Антон замирает, его дыхание тоже, а глаза начинают потеряно бегать, пытаясь найти, куда здесь можно сесть, и только секунд через двадцать до него доходит, что нужно просто опуститься перед ним на колени. Он это делает, интуитивно складывает на колени руки и поднимает на него подчиняющийся вопросительный взгляд.       — Очень послушный, — кивает Арсений, видимо, выводя что-то для себя, и присаживается перед ним на корточки. — Так что давай так же послушно отвечай, что сидит в твоей прелестной головушке. Сейчас хочешь что-нибудь?       — Уже да, — тихо говорит Антон, с робостью глядя на него в ответ.       Арсений хмыкает и опять гладит его по щеке.       — Говори, что. Я ничего не сделаю, пока ты сам не скажешь, что хочешь.       Антон потупляет взгляд в пол, щёки, уши и мысли у него начинают пылать от всего скопища чувств, который он ощущает.       — Тош, — зовёт его Арсений и за подбородок возвращает взгляд на себя. — Я сказал тебе: говорить.       — Я не знаю, что хочу, — шёпотом отвечает Антон. Его рукам становится нервозно и неловко, они сперва просто уходят с колен, затем переходят за спину, где пальцы начинают переплетаться друг с другом. Арсений внимательно прослеживает за всеми этими движениями и поднимается.       — Плохо, что не знаешь. Я не экстрасенс. Что у тебя с болевым порогом? Только не говори, что не знаешь. — Антон молчит. — Серьёзно? — тянет Арсений и вздыхает. — Да, Тош, нам будет весело. Встань.       Он встаёт и сглатывает слюну, ощущая её огромным вставшим поперёк горла камнем.       — Разденься. Вещи сложи аккуратно рядом с собой.       Новый приказ смущает ещё больше. Антон начинает неловко и медленно снимать с себя по одному элементу одежды и долго зависает на трусах, надеясь, что его остановят, но этого не происходит. Арсений стоит рядом и молча неотрывно за ним наблюдает.       — Сядь, руки за спину.       Антон это исполняет, смотрит в пол, пальцами правой руки обхватывает своё левое запястье. Арсений тоже присаживается на колени за ним и начинает разминать его плечи.       — Расслабься. Почему ты так всего стесняешься? Если я скажу тебе поиграться с фаллоимитатором, ты просто возьмёшь его в руки? — Арсений молчит некоторое время, давая возможность ответить, потом удручённо качает головой. — Антош, я тебе что говорил? Почему ты мне не отвечаешь?       — Я не знаю, что ответить.       — Правду, — цокает Арсений и поднимается. — С твоей скованностью нужно что-то делать.       Антон прикрывает глаза, как только тёплые поглаживающие ладони покидают его тело, и сжимает пальцы от осознания своей очередной неправильности. Ему немного страшно, а от того холодно, и из-за холода и смущения жарко в области головы. Из-за ситуации в целом тепло в районе паха.       — У меня для тебя урок по практике. Персональный, — говорит Арсений и ставит, точнее крепит на присоску фаллоимитатор к полу прямо перед Антоном. — Для пущей вовлечённости давай наденем тебе наручники, чтобы у тебя была хоть какая-то фиксация, идёт? Антон.       — Да.       — Гуд, не забывай отвечать. Тебе розовые, красные или чёрные? Они мягкие, — Арсений достаёт из одного шкафчика три пары наручников. Розовые из них самые пушистые, а красные, наоборот, просто мягкие, бархатные. Он перебирает их в руках, потом вздыхает, не получая ответа, и оставляет у себя красные, остальные же закидывает обратно в ящик. — Раздражаешь, — рычит он, резко оказываясь за его спиной, он быстро защёлкивает наручники на его запястьях, выпрямляется и кладёт ладони ему на плечи. — Не бойся, не переживай, — говорит уже спокойнее, низким проникновенным голосом. — Просто слушай меня и взаимодействуй со мной. БДСМ — про двоих. Пока я не знаю, что ты хочешь, у нас ничего не выйдет. Потом, если тебе так не нравится говорить, я могу сам выстраивать план сессий, но пока что мне нужен ты, понимаешь, Тош? Так, дыши. Глубоко. Молодец. Ты меня понимаешь?       — Да.       Антон прикрывает глаза и расслабляется от нового потока нежных и грубоватых, но всё равно приятных поглаживаний своих плеч. Арсений ещё минуту-полторы делает ему массаж и отходит, на последок коротко погладив его по голове.       — Знакомься, этот чёрный силиконовый предмет — фаллоимитатор, с которым у тебя сейчас будут занимательные вещи. Я буду смотреть. Просто смотреть. Вмешиваться, раздеваться не буду, максимум направлять тебя словами. Понятно?       — Д… да?       — Хорошо, — с лёгким вздохом говорит Арсений и идёт к выходу из комнаты. — Я сейчас, подожди пару секунд.       Он уходит. Дверь захлопывается, отрезая Антона от всего. Он сидит на коленях и не понимает, что ему делать. Точнее понимает, но… не то, чтобы не хочется, скорее очень смущается всего, что он может сделать. К тому же, если на него будут смотреть. Но ему не хочется это прекращать полностью, да и как изменить сессию, если это она, он не знает, не понимает. Ему приятно от наручников и уже приятно просто сидеть на полу перед доминантом. В принципе, большего он пока и не жаждет.       Наверное. Он себя не понимает совершенно. И ему даже не страшно, но страшно, хотя это и не тот страх, пробирающий до мурашек или парализовывающий всё тело, это скорее кривое предвкушение и боязнь нового. Новых ощущений.       Арсений возвращается довольно быстро с кухонным стулом. Обычным деревянным-резным с мягкой чёрной сидушкой, на таком он сидел, пока они обедали. Он ставит его перед Антоном спинкой вперёд, садится на него, расставив по стороны свои ноги и положив сложенные вместе руки на его спинку. Чем-то начинает напоминать дикую кошку, нежащуюся на солнце среди ароматных зелёных листьев.        — Если ты вдруг не понял мои витиеватые фразочки, — поясняет мягко Арсений, смотря на него теми же разнеженными кошачьими глазами, — то переведу: развлекай себя игрушкой. Размер у неё небольшой, особой подготовки не нужно, чтобы войти, хотя обязательно нужна смазка. Сам ты взять её и нанести не сможешь — у тебя скованы руки. Так что тебе придётся попросить меня. Ещё у тебя есть рот. Не только чтобы просить, но для того, чтобы делать. Практики минета у тебя, вероятно, не было, так что можешь попробовать. Ты потренируешься на фалосе, а у меня точно будет целый хуй. Считаю это выгодным. Можешь начинать.       Антон смотрит то на игрушку, то на Арсения по несколько раз, но никак не может приступить хоть к чему-нибудь из перечисленного. Он порывается что-то подобное сделать, наклоняется, выпрямляется, облизывает и кусает губы, и по итогу перестаёт смотреть на Арсения вообще, смущаясь того, что он делает, что он не делает, что должен делать и что планирует сделать в мыслях, но боится воплотить.       Арсений вздыхает.       — Как ты смотрел фильмы, раз такое невинное в целом-то действие вызывает в тебе такое смущение? — спрашивает он устало.       — Нормально смотрел, — тихо огрызается Антон. — Смотреть — не делать.       — А делать — не смотреть, — передразнивает Арсений, слегка отталкиваясь ногой от пола. Параллельно со своими качаниями на стуле, он говорит: — Ты ведь жаловался на то, что тебя окружает один БДСМ. Как подобное может тогда тебя смущать? Зря не ходил на практику.       — Игрушки — не живые люди. И это…       Арсений вздыхает, когда не слышит нормального продолжения.       — «И это», — вновь передразнивает он. — Тош, я рычу, но не кусаюсь. Игрушки — не живые люди, но и ты сейчас не один. Ты не играешься в соло, а проводишь сессию с доминантом. Не такую, как в кино, да. Но это наша с тобой первая сессия. Учебная, тренировочная, как хочешь называй. Лайтовая, без всякой жести. Тебе нужно быть раскрепощённым и открытым, доверять мне, не бояться, не стесняться меня. Про других я молчу, сам понимаешь всё. И я не давлю на тебя. Просто тебя тянет к сессиям, а когда ты доходишь до них, то обжигаешься. Давай идти вместе. Я здесь, я рядом, я смотрю. Да, не я сейчас твой прямой партнёр, это игрушка. И я тебя не трогаю. Но я вижу и контролирую. Пока этого достаточно. А теперь давай, начинай. Что первое хочешь? Взять игрушку в рот или сесть на неё?       Антон тяжело дышит, глядя на него осторожным взглядом, и долго не отвечает. Арсений уже практически открывает рот, чтобы поругать за очередное отсутствие ответа, но наконец его получает.       — В рот.       — Хорошо, молодец, — нежнее отвечает Арсений и кивает в сторону фаллоимитатора. — Давай, приступай. Тобой руководить от начала до конца? Или ты сделаешь это сам?       Антон вновь молчит, но уже меньше, и говорит:       — Руководить.       Арсений хмыкает и согласно кивает. Ещё один раз качается на стуле, удобнее устраивается и начинает приказывать:       — Открой рот. Мгм, молодец. Наклонись, проверь, дотягиваешься ли. Вижу, далековато. Выпрямляйся. Подползи ближе. Да. Ещё. Вот так, молодец. Ещё раз наклонись. Перфект. Медленно возьми его в рот. Не до конца. Накрой губами сперва верхнюю часть. Да.       Он говорит и говорит, а Антон только послушно выполняет, отключая голову, потому что от осознания собственных действий его начинает потряхивать. Внутренний пожар разгорается до огромного масштаба, спина быстро начинает затекать, как и рот, но он игнорирует это. На нервах перебирает пальцы и прикрывает глаза, а когда иногда открывает их, чувствует, как моментально что-то острое стягивается внизу живота и выстреливает в пах.       Пуще всего сковывают не наручники, а их положение: Арсений, ничем не стеснённый, вольготно сидит на стуле, наблюдает, контролирует, пока Антон гнётся в три погибели у его ног на полу со скованными вместе за спиной руками и по его приказу делает то или иное действие.       Когда внутренняя скованность с Антона сходит, он начинает вести себя более самостоятельно и раскрепощённо, порывается облизать игрушку, разок бодается о неё носом и косится в этот момент на Арсения, считывая его одобрение и ещё больше им распаляясь. В какой-то момент приказы стихают и полностью прекращаются, но Антон не останавливается, плотнее обхватывает игрушку губами, двигается по всему стволу, опускаясь до самой присоски. Размер у фаллоимитатора не особо большой, позволяет проделать с собой такое без особых проблем с рвотным рефлексом.       — Хорошо, — говорит Арсений и поднимается со стула. — Давай дальше. Что будешь делать с игрушкой?       Антон выпрямляется, прочищает горло и отвечает ему:       — Играться, — правда, в полувопросительной манере.       Арсений качает головой.       — Конкретнее, — кидает он, подходя ближе. — Ты её уже всю облизал и обсосал. Дальше-то что? — заканчивает, стоя перед его лицом. — Ну?       — Закончу.       — Что ты там заканчивать собрался?       — Если… есть Вы, зачем игрушка?       — Мгм, понятно. На «Вы» ты обращаешься ко всем, кого слушаешься и хочешь, да? Я тебе уже говорил, что сейчас ты удовлетворяешь себя сам игрушкой. Я тебя не трогаю, только смотрю и, максимум, говорю. Понятно?       — Да.       — Ещё раз тот же вопрос: что будешь делать дальше?       Антон опускает глаза вниз, в пол, сжимает пальцы, так что металл колец больно впивается в кожу. Он не может такое сказать. Он понимает, прекрасно понимает, что Арсений от него ожидает. И в словах, и в действиях, но это для него чересчур.       — От-ве-чай, — чеканит Арсений. — И смотри на меня.       Краем глаза Антон замечает его жилистую руку, тоже не находящую себе место и иногда сжимающуюся в кулак. Когда он смотрит на него, то всякие скованности будто пропадают и наступает одна большая, потому что в ответном взгляде он видит слишком много подчиняющей энергии, строгость, смешавшуюся с недовольством и ожиданием.       — Смотрю, — тихо отвечает Антон, не смея отводить от него глаз.       — В четвёртый раз повторять не буду: мы всё закончим, — предупреждает Арсений. — Что ты сейчас будешь делать с игрушкой? Конкретно.       — Попрошу Вас, — начинает говорить Антон и сбивается, но быстро приходит в себя, улавливая блеснувшее в голубых глазах одобрение, — смазать игрушку смазкой, — дополняет он, следя за реакцией.       — Молодец, — мягче говорит Арсений и раз одобрительно проводит по его волосам. — Дальше.       — Направлю её в себя и… сяду на неё.       Арсений коротко облизывает губы и поясняет:       — Так лучше не делать без подготовки. Страпон, конечно, небольшого размера, но вред тебе нанести может. Так что сначала, так как ты не можешь, тебе нужно попросить меня тебя подготовить к проникновению или попросить снять с тебя наручники, чтобы ты сделал это сам. Понятно?       — Да.       — Умничка, давай тогда по новой. Что ты сейчас будешь делать с игрушкой?       — Сначала попрошу Вас подготовить её и меня, — говорит медленно Антон, так же неотрывно смотря в глаза Арсения, следя за реакцией. Ему это важно. Он видит отклик, видит, что всё говорит правильно, ему от этого становится легче, он продолжает: — Затем сяду на неё и начну двигаться, будто скачу на Вашем члене, господин. Можете меня подготовить?       Арсений усмехается и совсем уж тепло треплет его по волосам, пока Антон облегчённо выдыхает и благодарит свою память за то, что она запоминает всякую фигню из фильмов. От общей напряжённой атмосферы он даже забывает про своё волнение, оно его накрывает только тогда, когда Арсений с тюбиком лубриканта в руках оказывается за его спиной.       — Грудью на пол, — командует тот, — и ноги разведи пошире. Ты за собой здесь не ухаживал, так что может быть немного больно, из-за волос. Ты себя раньше как-то анально стимулировал?       — Нет, — тихо отвечает Антон.       — Понятно. Тогда с первым разом, — говорит Арсений и надавливает пальцем в синей перчатке ему на анус. Тот послушно раскрывается и пропускает его в себя.       Этап подготовки длится минут пять, за которые Антон полностью свыкается с ощущениями инородного тела в себе и распаляется от того, как аккуратно и тщательно его подготавливают. В какой-то момент пальцы поменялись на маленькую пробку, которую Арсений часто крутил по кругу и оттягивал в сторону, растягивая и мышцы его организма.       — Можешь продолжать, — говорит по итогу Арсений и отходит от него. Довольно быстро он избавляется от перчаток и пробки, тюбик смазки оставляет, выливая по каплям его на прикреплённый к полу фаллоимитатор.       Антон кряхтит, поднимаясь, жалеет, что не ходил к тренеру и вместо спорта предпочитал играть в приставку, кушая вредную еду, морщится от натяжения мышц и из-за затёкших частей тела, но всё же встаёт обратно на колени и с нерешительностью уставляется на игрушку, которую ему нужно оседлать. Самостоятельно. Он поднимает глаза на Арсения. Тот ему кивает, будто подтверждая, и садится обратно на стул в ту же самую позу.       — Давай, солнце. Покажи мне себя, — говорит он с лёгкой улыбкой на губах. — Хочу это увидеть и услышать.       Кот снова на дереве, ластится под солнечными лучами. Антон явно лежащая между его лап добыча. И в целом такой расклад его устраивает. Он хочет, чтобы кошка урчала, а не набивала себе им желудок. Поэтому, как под трансом, перебирает коленями, оказывается над игрушкой и медленно садится, пытаясь поймать её конец своим анусом. Когда это получается сделать, и фаллоимитатор начинает в него неспешно погружаться, появляется первый стон и смущённо-околдованный взгляд.       — Молодец, Тош. Ещё. Глубже. Сядь на него полностью, — говорит мягко Арсений. — Вот так, да, хороший мальчик. А теперь что будешь делать?       — Двигаться, — шёпотом отвечает Антон, прикрыв глаза. Ощущения игрушки внутри него кружат голову. Или не это, а что-то другое, например, ситуация в целом. Он не разбирает, просто плывёт по течению.       — Так, — тоже тише говорит Арсений. — Покажи, как ты двигаешься. Да, умничка. Так. Хорошо.       Антон дышит ртом или носом, он не понимает, ничего не видит, потому что закрыл глаза, и двигается вверх, чтобы игрушка из него выходила, и садится обратно вниз до упора или практически до упора. Двигаться ему неудобно. Именно неудобно, из-за позы, из-за того, что игрушка ровная, у него скреплены руки и нет достаточной физической подготовки, но всё равно он неспешно двигается и наслаждается от того, что наконец всё правильно. Доминант им доволен, между ними сессия. Не такая эпичная и красивая, как в фильмах, но снимающая первые замки и прогоняющая основные страхи. Это важно, это тепло, это приятно в груди. Антон тихо постанывает от всего на свете, сжимает пальцы и поплывшим взглядом смотрит на Арсения.       — Молодец, Тош, — отвечает тот на этот взгляд. — Хочешь чего-нибудь сейчас? Говори. Первое, о чём подумаешь.       Антон сглатывает, облизывает нижнюю пересохшую губу и, подумав пару секунд с закрытыми глазами, говорит:       — Вас… Ваш… член в себе.       — Бойко. Где именно? Мне кажется, ты пока отлично управляешься с игрушкой.       — Во рту.       — Двойное проникновение? Мгм, мне нравится. Давай попробуем.       Арсений поднимается и подходит к нему вплотную. Вплетает потную руку в его мокрые у основания волосы и резко давит на затылок, припечатывая его лицом к своему паху. Антон громко мычит-стонет, вдыхает запах семенной жидкости, просачивающийся даже сквозь слои одежды, и ощущает, как щекой упирается в твёрдый эрегированный член. Арсений отпускает его, расстёгивает джинсы и приспускает их вместе с трусами. Член выскакивает и летает в воздухе недалеко от губ Антона.       — Всегда можешь попросить остановиться, — Арсений кладёт пальцы ему на шею, немного за и под ухо, и медленно ведёт ими вверх, постепенно закапываясь в его волосы. — Так как у тебя связаны руки и не будет возможности сказать, воспользуешься тревожной кнопкой. Это обычный кликер, — говорит он, другой рукой доставая из кармана джинс маленькую круглую таблетку. Он один раз на неё нажимает, раздаётся немного противный звонкий щелчок. — Предпочитаю его, а не монетки и подобные атрибуты. Если я услышу его звук или то, как он падает, я прекращу сессию. Вот, — он наклоняется за Антона, протягивая кликер ему ровно в руки. — Попробуй покликать.       Антон послушно нажимает на кнопку несколько раз, слышит всё тот же звук. На него удобнее всего нажимать большим пальцем, поэтому он прячет его между ладоней, чтобы случайно не задеть. Арсений одобрительно кивает, сжимает его волосы на затылке и тычет Антона носом в свой пах.       — Лижи, — приказывает он, подводя его за волосы к своему члену. — Давай, солнце, сделай мне приятно. Ты ведь хочешь.       Антон глубже вдыхает воздух — в голову бьёт запах семенной жидкости. Знакомый ему лично, но другой, принадлежащий не ему, другому человеку, доминанту, его доминанту. Он вытягивает язык и проводит им по стволу, ощущая все неровности, шероховатость и набухшие жилки.       — Вот так, солнце, молодец. Ещё. Хороший мальчик.       Пальцы крепче сжимают голову, направляя на член, заставляя дышать им и упираться в него носом, губами, да даже лбом. Затем хватка немного ослабевает, но лишь затем, чтобы потом направить его голову именно на член, насадить губами на головку и войти в него. Антон послушно распахивает губы, позволяя это сделать, и немного давится, несмотря на то, что Арсений входит неглубоко. Это с непривычки и по неопытности, Антон быстро берёт себя в норму и поднимает глаза вверх. На него в ответ пристально смотрят два голубых.       — Контролируй зубы, — только и просит Арсений, прежде чем начать двигать его головой в нужном ему ритме. Он по-прежнему входит неглубоко, но делает это быстро, не давая возможности подготовиться, вдохнуть, сглотнуть и сделать что-либо ещё. Его пятерня крепко держит за затылок, он и сам двигается навстречу тазом, иногда пальцы сгибаются и скребут кожу головы, принося дополнительное удовольствие.       Антон не хочет это останавливать. Ему нравится быть послушной куклой в чужих руках и ощущать во рту тяжесть, нравится, как растягиваются его губы, щёки и стенки заднего прохода, нравится фиксация, мягкие наручники и положение на полу в ногах перед своим доминантом. Иногда Арсений шипит и сильнее сжимает волосы на затылке — предупреждает, убери зубы. Антон слушается.       — Щёлкни, если не хочешь, чтобы я кончал тебе в рот, — говорит Арсений, натягивая его на себя чуть ли не до носа, втыкающегося ему в пах.       Антон сперва мычит, что прерывает его стоны, затем продолжает послушно идти у него на поводу, не щёлкает. Скоро чувствует семя. Первая струйка, вторая. Он начинает давиться, просыпается рвотный рефлекс, из-за чего он кашляет и со слюной выплёвывает половину семени на пол, вторую же всё-таки глотает. Арсений хлопает его по щеке, обхватывает обе щеки рукой и поднимает его взгляд на себя.       — Молодец, — говорит он с ярким дыханием, громче обычного. — Всё в порядке?       Антон облизывает губы, морщится, но кивает. Несмотря на всё, он слышит шум в ушах и ему хорошо. К тому же он сделал приятное своему доминанту — хорошо вдвойне.       Арсений вытирает ему подбородок от слюны и опускается перед ним на одно колено, рукой проникает ему между ног и обхватывает член.       — Что мне сейчас сделать? — спрашивает он, сжимая его.       Антон скулит и утыкается ему в плечо макушкой.       — Хорошо.       — Я спрашиваю не «как», — рычит Арсений ему на ухо, сильнее сжимая член. Антон шипит, скулит ещё громе, почти воет. — А что?       — Помочь… мне.       — Конкретнее, — ещё строже рычит он ему прямо в ушную раковину.       — Подрочите мне.       — Волшебное слово?       Антон немного теряется, прикусывает губу и предполагает:       — Пожалуйста?       Арсений насмешливо фыркает:       — Умоляю, — исправляет он. — Ну?       — Умоляю. Подрочите мне, — просит Антон.       — Хороший мальчик, — говорит Арсений и довольно нежно начинает водить мокрой ладонью по члену, выдавливает немного лубриканта себе на пальцы и помогает ему дойти до оргазма. — Очень хороший мальчик, — шепчет он, обнимая Антона за мокрую голову, закапываясь пальцами в его волосы, немного шкрябая и массируя кожу. — Ты молодец, Тош. Давай, поднимайся, сейчас растегну наручники.       Он застёгивается, помогает ему подняться, как и говорил, снимает наручники, кидает их на пол, а сам, забрав и убрав кликер, начинает его всего гладить, надавливая на кожу достаточно сильно, чтобы получался лёгкий массаж. Он разминает ему так всю спину, руки, в основном запястья, и ноги в бёдрах и коленях. Мнёт задницу и гладит средним пальцем влажный от смазки анус.       — Болит? — спрашивает Арсений.       — Да нет, просто…       — Саднит? Это понятно. Надеюсь, несильно. Потом запишу тебя к врачу, чтобы он выписал тебе нужные лекарства.       — Всё нормально. Зачем к врачу?       — Я не про сейчас, а вообще. Чтобы твоё общее состояние всегда было в норме и не было никаких проблем с пищеводом. В пансионе, например, была медсестра, но ты к ней не ходил, ведь не участвовал в практических уроках. Как общее самочувствие? Настроение?       — Нормально.       — Боже, у тебя в лексиконе одно слово, Тош? Пойдём в кровать. Ляжешь, поделишься эмоциями. Только без «нормально», идёт?       — Едет, — фыркает Антон.       Арсений закатывает глаза.       — Поостри мне тут, — говорит он, но звучит это не рычаще-оскорблённо, а скорее шуточно, из-за чего Антон всё же расслабляется, и тоже вручает себя чужим рукам. Очень так комфортно. Его доводят до кровати, укладывают, а потом ещё приносят горячий чай и конфеты с печеньем. — Теперь рассказывай. Что понравилось, что нет, что больше, что меньше.       Антон смотрит на него и вздыхает, потому что не знает, как по-другому донести свою мысль, чтобы ему поверили. Он всё же говорит:       — Всё понравилось.       Но Арсений его не слушает, отмахивается, осторожно поправляет его волосы, поглаживая по голове и ещё мягче спрашивает:       — Нигде не было перебора или, может, наоборот, тебе чего-то не хватило? Не бойся и не стесняйся, мне нужно с тобой наладить контакт в сессиях. И в жизни заодно.       — Всё… ну блин, это было странно, по-разному, то понятно, то очень… ну, смущающе, но всё равно нормально, то есть хорошо, то есть мне всё понравилось. Вот.       — Хорошо, Тош. Полежи пока тут, обдумай свои эмоции, ощущения, а я пойду помою инвентарь. Хочешь чего-нибудь? Можешь включить телевизор.       — Надеюсь, там не только БДСМ-каналы, — саркастично говорит Антон.       Арсений поджимает губы и вздыхает.       — Тош…       — Погоди, серьёзно? Даже здесь? Я же не в пансионе.       Арсений смотрит на него в некоторой степени сочувствующе, гладит по голове и плечу, потом вздыхает ещё раз и предлагает достать dvd-проигрыватель. Антон с огромной радостью соглашается. Эта новая жизнь ему нравится больше, чем та, которая началась в пансионе. Он только уже скучает по друзьям, по улице, и не представляет, как будет сидеть в квартире в одиночестве, но он уверен, что это всё равно лучше, чем если бы он продолжил тухнуть в пансионе.       Следующие часа три он смотрит Титаник. Вновь плачет и засыпает у Арсения на плече где-то в четыре вечера. Когда просыпается, уже готов ужин.       — Пойдём погуляем? — просит Антон.       Арсений замирает с кружкой в руках, долгие секунды смотрит ему пристально в глаза, и в итоге сдаётся. Ставит её на стол, соглашается.       — Одевайся, — говорит он почти удручённо.       Антон улыбается ярче солнца.