Забудь навсегда мое имя

- Вы можете выбрать любую понравившуюся вам тему для своего сочинения, прошу не торопиться и хорошенько все продумать, - говорил мистер Антонио Ди Натале. Он преподавал литературу, превосходно знал испанский, но Икеру почему-то не очень нравился. Возможно, Касильяса не устраивали его взгляды на жизнь и всегда собственное мнение, отличное от мнения других. Преподаватель любил оспаривать истину, доказывать что-то свое, с чем Икер совершенно не мог согласиться. Учеба обоим юношам давалась легко, правда немного мешали их ночные занятия живописью и поэзией. Про назначенное в субботу наказание Касильяс и Вилья совершенно забыли, поэтому с удивлением смотрели на Марселя Десайи, пришедшего по их душу прямо во время занятий. - Простите меня, сэр, но я вынужден забрать этих двоих с занятия, - важно обращался он к Антонио. Тот лишь понимающе кивнул и снова углубился в чтение книги. Все трое вышли из кабинета, провинившиеся послушно плелись за преподавателем. - Я даже не хочу слышать о том, почему вы не явились в субботу, - строго начал он. Давид, забывшись, хмыкнул в ответ и тут же получил подзатыльник. Потирая ушибленное место, он удивленно посмотрел на Икера, трясущегося от смеха, он пытался его сдержать, но тот все равно вырывался наружу. Десайи хмуро посмотрел на них и громко сказал: - Я ведь вас не для этого вызвал. Вы знаете, что вчера мы поймали группу учеников, которые собирались каждую ночь в библиотеке с непонятной нам целью. Мало того, что они нарушили запрет о нахождении ученика ночью в общественном месте, так они еще и, оказывается, являются участниками какого-то заговора. Разумеется, они были наказаны по всей строгости и сейчас совет решает проблему об их дальнейшем обучении в этом университете. Вы, конечно же, с ними знакомы - это Серхио Рамос, - он многозначительно посмотрел на Касильяса, - Хаби Алонсо и Виктор Вальдес. Мы знаем, что есть еще учащиеся, вступившие в их группу, но они не были пойманы, так как не присутствовали на этом собрании. Вилья с Икером переглянулись. С того дня, как Давид случайно увидел их в библиотеке, он каждую ночь приходил туда тайком и подслушивал. Ему многое стало известно, но он ничего не рассказывал об этом Касильясу. - Господа, я знаю, что вы ночью тоже не находитесь в своих кроватях. И ваше счастье, что вы еще все не были нигде замечены. Но имейте в виду, хоть раз где-нибудь, и вы незамедлительно вылетите отсюда, - понизив голос, сказал преподаватель. Спорить с ним ни один не решился, слишком велик риск, да и себе дороже все это. - Вижу, вы поняли, а теперь пройдемте со мной в больничное крыло, я покажу вам, что бывает с тем, кто вздумает нарушать правила. От этих слов Вилья содрогнулся, живо представляя безвольно висящее на цепях сломанное тело. Касильяс заметил это, поэтому осторожно сжал его ладонь в своей, прошептав: «Все хорошо, успокойся». Давид кивнул, но ужасные образы никуда не исчезли из головы. - Здравствуйте, как ваши больные? – поинтересовался Марсель у медсестры. - Намного лучше, чем вчера, правда, Серхио все еще теряет сознание. Юноши заглянули в палату и замерли, буквально вросли в пол. Здесь было много больничных коек, больших окон, стены были выкрашены в белый цвет, как и шкафы с вешалками, и маленькие прикроватные столики. На кровати, стоявшей неподалеку от двери, Икер увидел своего соседа по комнате, он лежал лицом вниз, обнаженный по пояс, на открытой спине четко виднелись красные полосы, даже раны. - Как видите, телесные наказания у нас еще никто не отменял, - спокойно сказал преподаватель, безучастно глядя на Рамоса. Касильяс сильнее сжал ладонь Вильи, впился в нее ногтями, пытаясь унять бунт внутри. Друга трясло, он смотрел широко раскрытыми глазами поочередно то на Серхио, то на лежащего рядом Хабьера, то на Виктора. Хотелось закричать, сделать учителю больно и хоть как-то постараться унять боль пострадавших юношей. - Вы не человек, сэр, вы – животное, - громко и отчетливо произнес Икер, глядя Десайи прямо в глаза. Медсестра охнула от неслыханной дерзости и даже выронила пузырек с лекарством из рук, который, достигнув пола, благополучно разбился. В палате неприятно запахло какой-то травой со спиртом. Рамос повернул голову в бок и, слабо пошевелившись, простонал: - Замолчи, Касильяс. - Что ж, молодой человек, я вижу, вас необходимо научить уважать старших, - ответил преподаватель. - Не надо, Икер, молчи, пожалуйста, - прошептал Давид. Но Касильяса уже было не остановить. - Я никогда не буду уважать вас, потому что ненавижу, слышишь, я терпеть не могу тебя, скотина, - прорычал он. Вилья дернулся, стараясь заткнуть другу ладошкой рот. Лицо Марселя вмиг приобрело сероватый оттенок: - Ты забыл, с кем разговариваешь, щенок! - Нет, я помню, поэтому так и говорю. – продолжал дерзить Касильяс. Терпению учителя пришел конец, он грубо схватил Икера за шиворот,вырвав из рук Давида,и буквально вдавив в стену, прошипел: - Тебе это с рук не сойдет. Но Касильяса даже не пришлось тащить в подвал, в котором проходили наказания, он сам добровольно пошел туда. Вилья следовал за ним, едва сдерживая дрожь в руках, ему было страшно за друга и безумно не хотелось, чтобы кто-то причинял его другу боль. На этот счет у француза были свои планы. - Джозеф, поможешь нам? – спросил он со злорадной улыбкой у какого-то мужчины, сидевшего около тяжелой двери в подвал. Джозеф кивнул, взял ключи со старого засаленного стола и открыл дверь. В подвале было темно, холодно, пахло плесенью и еще чем-то несвежим, скорее всего кровью. Здесь стояла деревянная лавка, и если внимательно присмотреться к ней, то можно было увидеть на ее поверхности следы от ногтей, неглубокие борозды, и пятна крови. От этого становилось дурно, кружилось голова, а во рту появлялся странный привкус. Неподалеку от лавки на столе лежали тоненькие березовые веточки, две плетки, несколько веревок и коробочка с маленькими железными шариками. Для чего они предназначались, друзья не знали и поэтому невольно содрогались, представляя себе различные виды пыток. Может, преподаватель заставит Касильяса проглотить один? Тогда он ни при каких обстоятельствах не откроет рот, даже если будут бить, делать больно. Но глотать шарики было не нужно, Марсель остановился напротив Икера, стоявшего в центре комнаты и старающегося сохранить свою невозмутимость и спокойствие. - Вытяните руки вперед ладонями вверх, - приказал он. Касильяс покорно выполнил приказ. Учитель взял шесть шариков, положил три на его левую ладонь и три на правую, затем отошел на шаг и достал из кармана своих штанов маленькие песочные часы. Он поставил их на стол, а затем уже обратился к Давиду, с замиранием сердца наблюдающим за происходящим. - Бедро или спина? - Что? - Отвечайте, живо! - Бедро, - не задумываясь, сказал Вилья. - Очень хорошо, можете пока сесть на лавку. Но Давид остался стоять на месте. - Итак, Касильяс, вы должны простоять в таком положении два часа, не уронив при этом ни одного шарика. Если такое все же случится, то один шарик будет ровняться пяти ударам плети по бедру вашего друга. Время пошло. - А можно…, - начал было Вилья, понимая, что сглупил, делая выбор. - Нет, - прервал его Десайи и расплылся в безумной улыбке. - Ты ненормальный, - тихо сказал Икер, глядя на учителя. Первые минут десять было легко, Касильяс стоял, не двигаясь, не говоря ни слова, лишь смотря в глаза Давиду. Тот явно нервничал, постоянно кусал и облизывал пересохшие губы, переминался с ноги на ногу. А дальше дело пошло намного труднее, напряженные мышцы начали ныть, отдавая пока слабой болью в плечах, но Икер держался, бросая иногда взгляд на песочные часы. Время шло слишком медленно, песок сыпался тягуче долго, словно нарочно. - Ты ведь понимаешь, что виноват, – спросил преподаватель, пристально разглядывая его. - Нет, – все еще грубо отвечал Касильяс. - Если ты признаешь то, что был не прав и попросишь прощения, я все это прекращу. - Я не буду этого делать. - Пожалуйста, - взмолился Вилья. Икер нахмурился: просить прощение у врага не для него, что угодно, но только не это. Касильяс слишком гордый, чтобы извиняться, слишком верный своим принципам, чтобы переступить через них. Руки уже сильно устали, держать их в горизонтальном положении становилось все сложнее, тело было напряжено до предела, мышцы, вытянутые в струнку, болели. «Терпи!» - приказал себе Икер. «Давид не должен пострадать». Но силы покидали его, левая рука, дрожа, начала медленно опускаться вниз. Один из шариков пошатнулся – Касильяс сжал зубы. Секунда, две, три… послышался звонкий стук об пол. - Один упал, - прокомментировал француз. - Прости, - простонал Касильяс, глада на судорожно вцепившегося в край стола Вилью. Мужчина с плетью быстро оказался рядом, он грубо сдернул с него штаны до колен и замахнулся. Послышался свист, рассекающий воздух, удар и негромкий вскрик Давида. Он зажмурился и прикусил губу, чтобы не кричать, не показывать, что ему больно. Еще удар, от которого Икер непроизвольно дернулся, и еще один шарик со стуком упал на пол и покатился к ногам Вильи. Тот застонал от боли, чувствуя, как струйка крови медленно стекает вниз из рассеченной кожи. - Не трогайте его, он же ни в чем не виноват! – закричал Касильяс. Но его никто и слушать не стал, Марсель решил наказать его не только физически, но и морально. Давид начал считать удары: четыре, пять….больно. Целый спектр эмоций и чувств смешался внутри, и хотелось только одного – остановить все это, растоптать чертову плеть и уйти отсюда. Вилья стоял, не двигаясь, низко опустив голову и старясь сдержать слезы. За это Икер ему был благодарен. Он дрожал, с трудом удерживая оставшиеся шарики на ладонях. - Будешь просить прощения? - Не буду. - Продолжай, Джозеф. Касильяс чувствовал себя последней сволочью, давно пора было наступить собственной гордости на горло ради лучшего друга и попросить прощения, но принципы не позволяли. Он не мог переступить через себя, они оба это знали, знал и преподаватель. Шесть…семь…восемь. Давид сорвался на крик, слезы потекли по щекам. «За что?» - билась мысль раненой птицей у него в голове. Икеру хотелось упасть в ноги другу и вымаливать прощение, хотелось накричать на учителя, сказать, наконец, что он ублюдок, что он будет мстить за все, что здесь происходит. Последний удар, и Вилья падает на пол, хватаясь за бедро, пачкая руки в собственной крови. Он с ненавистью смотрит на преподавателя, понимая, что в этой ситуации сам он бессилен, что его некому защитить, некому спасти, никто не накажет Марселя за содеянное. Наконец, проходит час, француз переворачивает часы, песок начинает сыпаться вновь. Давид успокаивается, каменный пол приятно холодит рассеченную кожу. Касильяс тяжело дышит, закрыв глаза, ему больно, он не выдержит еще час, но и его друг вряд ли вынесет еще двадцать ударов плетью. - Может, вы все же сдадитесь? – с какой-то тайной надеждой спросил Десайи. Икер не ответил, у него на это попросту нет сил. В какой-то момент он осознает, что больше не в силах сопротивляться боли и открывает глаза. Давид все понимает и с ужасом и страхом кивает. В ушах Касильяса шумит, перед глазами появляются красные пятна, а голова кружится. Он из последних сил цепляется за сознание, хватая ртом воздух, но не выдерживает, падает, больно ударившись головой об пол, и проваливается в пустоту.