Забудь навсегда мое имя

Сильно болит все тело, в голове бьется мысль: «Давид. Что с Давидом?», слышится чей-то приглушенный голос. Икер с трудом открывает глаза и видит перед собой встревоженное лицо Серхио. -Рамос? – хрипло произносит он. -Да, а ты что, Бога ожидал увидеть? – насмешливо спрашивает тот, - Ты как себя чувствуешь? -Болит все, - коротко отвечает он. -Ты просто идиот! – напрямую говорит Серхио, - Твоему другу сейчас ничуть не лучше. -Что с Вильей? Где он? Касильяс резко садится в кровати и сразу же хватается за голову. Отвратительное чувство стыда и какой-то безысходности мешает свободно вздохнуть, в легкие будто налили горячий свинец. Серхио кладет ладонь ему на плечо, внимательно смотрит в глаза: -Да чего ты, жив он, в своей комнате лежит, наотрез отказался идти к медсестре. -А ты что здесь делаешь? -Ушел из палаты, надоело там лежать. Икер окончательно вылезает из-под одеяла и на подкашивающихся ногах плетется к двери. -Ты куда собрался? -К Давиду. Есть у тебя какая-нибудь мазь для заживления ран? -Нет, сходи в больничное крыло, - советует Рамос. Касильяс благодарит его и уходит. Через десять минут он уже стоит около кровати спящего друга с небольшой баночкой заживляющей мази в руках. Вилья хмурится во сне, он лежит на спине, раскинув в стороны руки, скомканное одеяло кучей лежит в ногах. Икер видит красные полосы на его бедрах и от этого только сильнее сжимает руки в кулаки. Неприятное чувство внутри царапает острыми коготками грудную клетку, наслаждаясь болью Касильяса. Он опускается на колени рядом с кроватью, нежно гладит друга по голове и смотрит на его бледное лицо. Давид вздрагивает и открывает глаза. -Ты как? – шепотом спрашивает Икер, он не может сейчас нормально говорить, горло будто сдавило железными щипцами, а из глаз того гляди хлынут слезы. Вилья неопределенно пожимает плечами. -Что было после того, как я…, - Касильяс облизал пересохшие губы, - упал в обморок? -Они, так сказать, пожалели меня и дали не двадцать, а десять, уже по другому бедру. Но я так перепугался за тебя, что даже почти не чувствовал боли. -Прости меня, пожалуйста, - целуя его в лоб, умоляет Икер. Он не хочет говорить о том, что сам мог в любое время все остановить, стоило ему лишь попросить прощение, не хочет даже думать об унижении, Касильяс знает, что друг мысленно корит его за упрямость и несдержанность, но вслух лишь произносит: -Все пройдет. Давид тянется к баночке с мазью, но Икер останавливает его: -Позволь мне самому. Он осторожно проводит пальцами по рассеченной коже, на что Вилья откликается шипением: -Больно. Лучше не надо, я сам справлюсь. -Я аккуратно, не бойся, - заверяет его Касильяс и окунает палец в прохладную белую массу. Он бережно смазывает поврежденные места, глядя, как от этого Давид хмурится, закусывая нижнюю губу. Наверное, этого требовал момент, или Икер просто не выдержал и прикоснулся губами к его бедру. Вилья со свистом вдохнул воздух сквозь сжатые зубы. Никаких вопросов, например как: «Что ты делаешь?» - не прозвучало, и Икер принял это за одобрение. Мазь была горькой на вкус, но ему сейчас было все равно, он оторвался от своего занятия лишь раз, когда Давид с тихим стоном запрокинул голову назад, выставляя напоказ открытую шею. Касильяс, повинуясь порыву чувств, припал к его полуприкрытым губам. Вилья отвечал неумело, слизывая мазь с губ Икера и что-то шепча между перерывами. Тот же, в свою очередь, даже не прислушивался к его словам, посчитав, что вина заглажена, он поднялся с колен и вышел из комнаты. Вот так вот просто, ничего не сказав, не объяснив, не попрощавшись… Оставшийся вечер Давид провел в кровати, размышляя над тем, что случилось в подвале. Воспоминания о поцелуе его мысли деликатно обходили стороной, чувства и совесть молчали в тряпочку, значит, можно было спокойно жить дальше. Его волновал другой вопрос: «Неужели француз останется не наказанным?». Но потом он сам же смеялся над собственной наивностью – для многих наказания не существует, они могут совершить сколько угодно зла, и никто не посмеет их даже упрекнуть в этом, такие вершат судьбы, ломают границы, такие возомняют себя богами, но в итоге, как ни крути, боги все равно стают смертными. Многие, молча, терпят несправедливость, но находятся и такие храбрецы, а, может, наоборот глупцы, которые пытаются противостоять законам и правилам дураков, пытаются сделать свою свободу более значимой, они ставят под удар власть, ведут за собой народ, но когда-нибудь все равно оказываются вздернутыми на виселице. Вилья не сомневался, если когда-нибудь ему придется выбирать, он пойдет путем борьбы, не будет сидеть, сложа руки, и ждать, пока другие там что-то за него решат. Прошло несколько дней после случившегося в подвале, все было тихо, никто не подавал и виду, жизнь шла своим чередом. Вот только Давид не собирался сдаваться, он начал следить за Серхио, Хаби и Виктором в надежде, что те не отступятся и продолжат свои собрания. И он был прав… Это произошло ночью, когда еще не все учителя вернулись с какого-то праздника. Вилья, по уже появившейся привычке, вышел в коридор, чтобы последить за Хаби, дверь в его комнату была открыта, и юноша из-за бескрайнего любопытства заглянул внутрь. На письменном столе в беспорядке лежали какие-то бумаги, книги, рисунки, кровать была не заправлена, а окно приоткрыто. Давид поежился от холода и уже хотел уходить, как вдруг его взгляд упал на клочок пергамента, лежащего на подушке. Это оказалась переписка Алонсо с Рамосом, так неосторожно оставленная на виду, а если бы кто-то из преподавателей зашел? Нельзя подставлять под удар свою группу. В записке говорилось о времени и месте очередного собрания, и был набросан примерный план того, о чем будет идти речь. Вилья вышел из комнаты и поторопился на место встречи. Он как всегда спрятался в стороне, чтобы его никто не увидел и начал внимательно слушать. -У Давида есть план, как захватить подчиненных королевской знати, - начал Серхио. -Думаю, Сильва ошибся на этот раз, нас слишком мало, чтобы приступать к таким открытым действиям, - вмешался Хабьер. -Что ты тогда предлагаешь? -Дождаться возвращения Фернандо Торреса. -Мы больше не можем поддерживать с ним переписку, последнее письмо от него приходило месяц назад, в нем он говорил, что его захватили, поэтому Фернандо вряд ли вернется к нам. -В что насчет Сеска Фабрегаса? -Он сам просит о помощи. -Но мы не можем выступить с такой малочисленной армией, они разобьют нас в пух и прах! – воскликнул Хави. -Я знаю, что делать, - послышался голос откуда-то из глубины комнаты. Услышав его, Давид вздрогнул. Касильяс поднялся из кресла, подошел к приоткрытой дверь в комнату, плотно закрыл ее и хотел вернуться обратно, но замер на полпути. Икер негромко рассмеялся: -Простите, господа, вынужден прервать собрание, потому что теперь оно уже вряд ли является тайным. Я хочу представить вам еще одного участника нашего общества, - обратился он ко всем, - Вилья, войди. Давид хотел бежать, но, поняв, что его застали врасплох, несмело открыл дверь и прошел внутрь. -Добрый вечер, а я давно за тобой наблюдаю, - хитро глядя на юношу, произнес Рамос, - И знаю, что ты подслушиваешь все наши разговоры. -Мне просто интересно, я не собирался никому про вас говорить, - начал оправдываться Вилья. -Да мы знаем, - отмахнулся Касильяс, - просто мог бы сразу все рассказать. -Значит, теперь ты являешься участником революционного течения, во главе которого стоит Давид Сильва, разумеется, ты уже многое слышал о нем, - начал Алонсо. -Да, наслышан о его похождениях и даже знаю кое что о его семье. Когда в 1807 году французские войска вошли в Испанию, и Наполеон потребовал от нее подписать пакт о совместных военных действиях против Португалии, которую на то время поддерживала Англия, отец Давида пытался противостоять этому, но, к сожалению, потерпел поражение. В течение нескольких недель португальская армия была разбита, а король бежал в Бразилию. -Возможно, ты не знаешь, но мой отец тоже принимал участие в этих военных действиях, тогда он и познакомился с семьей Сильвы, позже мы с Давидом подружились, - напомнил Рамос. -Рад, что мы это выяснили, но теперь давай выслушаем идею Касильяса, - поторопил ребят Хаби. -У меня все просто, я знаю, как завлечь к нам народ, надо всего лишь рассказать им правду, – хитро глядя на присутствующих, сказал Икер. -Замечательный план, только как мы это сделаем? – нетерпеливо спросил Хабьер. Вилья недовольно закатил глаза и обратился к другу: -Я, кажется, улавливаю ход твоих мыслей. Предлагаешь анонимно опубликовать свои стихотворения? -Именно! - с блеском в глазах воскликнул Касильяс, - мои произведения являются источником либеральных идей, народ поймет, что у них появились сторонники и потянется к нам. -Но этого не достаточно,– возразил Серхио. -А как насчет картин Давида? -Икер… - смущенно начал друг. -Замолчи, у тебя прекрасные картины, много раз тебе об этом говорил, хватит скромничать, - прошипел он. Остальные весело рассмеялись, глядя на них. -Ну что ж, мы можем попробовать. -Отлично! – обрадовался Икер. -Виктор, попробуй связаться с Фабрегасом, возможно, мы сможем ему помочь. Сидящий в тени и как будто бы даже не принимающий во всем этом участие Вальдес послушно кивнул. -На сегодня собрание окончено, о дальнейшем я сообщу вам в новой переписке.