***
Два года назад.
— Чимин? Ты скажешь, кто сделал это с тобой? В ответ лишь тишина. Расположившись на краю больничной койки, комиссар посматривает на потерпевшего, оценивая его состояние. Его раны затянулись, ссадины уменьшились и приобрели бледно-жёлтый оттенок. Чимин смотрит из-под полуприкрытых век на свои израненные руки, ковыряя заусенцы, всем видом показывая свою незаинтересованность в ведении диалога. — Ты ведь понимаешь, что он должен быть наказан? — поджав губы от недовольства, спрашивает мужчина. Прошло всего несколько минут с начала разговора, а комиссара уже нехило потряхивает от его равнодушия. — Чимин, ты должен помочь следствию. Тот, кто напал на тебя, может быть причастен к поджогу вашего дома… — он не оставляет попыток «достучаться» до него. Берёт за руку, отвлекая его от терзаний заусенцев, и поглаживает большим пальцем тыльную сторону ладони, надеясь хоть как-то расположить к себе неразговорчивого подростка. Только тот вырывает руку, переворачиваясь на бок, и укрывается одеялом, прячась в нём с головой. Комиссар гулко вздыхает, запуская ладонь в свои волосы, оттягивая их от злости. Он рассержен и расстроен из-за такого поведения парня. — Я не знаю, кто это был… — доносится из-под одеяла тихий голос. — Я не помню… Помнит. Даже если захочет, если сильно будет стараться забыть — вычеркнуть из головы не сможет. Не получится. Каждую ночь, как только его веки слипаются, он видит кошмар, как на яву, который не даёт ему покоя, заставляя вновь и вновь чувствовать болезненные ощущения по всему телу. Его руки горят, и огонь нещадно поднимается выше, охватывая грудную клетку, под которой сердце еле бьётся. Чимин всей душой желает, чтобы оно перестало его терзать. Чтобы не беспокоило. Закончило своё функционирование раз и навсегда. Чимину до тошноты в желудке плохо. Тонкие стенки беспокойного органа сжимаются каждый раз, стоит тому вспомнить запах гари, который никак не хочет выветриваться, намертво оседая внутри. Он полностью пропитан им. Каждая клеточка его тела, каждая пора забита мелкими частичками золы, а под ногтями виднеются следы земли, что остались как напоминание о том, какими силами ему удалось выжить. Но этого ему мало. Чимин не хочет забывать ни секунды той злополучной ночи. Он часто представляет себя на месте отца. Воображает, как задыхается, забившись в конвульсиях, чувствуя безысходность. Чимин многое бы отдал, чтобы поменяться с ним местами, желая принять его участь на себя. Но каждый раз горько плачет о том, что это всего лишь его больное воображение. Чимин жив, в то время как прах его отца смешался с пеплом обгорелых досок, что теперь покоятся в керамической урне. Так же живы и те, кто виновен в смерти его отца… — Пока живы… — уверяет Чимин, стоит ему проснуться, избавившись от кошмара на каких-то жалких семнадцать часов.***
— Чимин? — тонкая ладонь скользит по его щеке, и он невольно просыпается, тем самым освобождая себя от кошмара. Яркие волосы привлекают его внимание. Взгляд скользит по рыжим кудрям, длиной ниже плеч, которые обрамляют угловатое лицо. Его мать красивая. Несмотря на возраст и пережитое горе, выглядит она свежей, пусть и слегка исхудавшей. На её лице нет видимых возрастных морщин, только мимические у уголков губ, что появляются тонкими линиями, стоит той улыбнуться. Чимин уже и забыл, как выглядит её улыбка. Иногда ему кажется, что все его воспоминания связанные с матерью — плод его воображения. Пак Миëн бросила их, когда ему исполнилось семь лет. Десять долгих лет он жил с немощным отцом, который лишился своих глаз. Сказать, что ему было нелегко — значит соврать. Ему было не просто «нелегко» — ему было невыносимо. Как и то, что именно в тот момент, его способность стала появляться всё чаще и чаще, а после стала постоянным явлением. Так как он жил с незрячим отцом, и узнать о своём «даре» ему пришлось за пределами дома. Чимин до сих пор помнит, как это произошло впервые. Помнит, как хватило одного взгляда, обращённого на учителя, чтобы та содрогнулась в рыданиях перед огромной аудиторией. А он всего лишь вышел на сцену получить свою первую грамоту. Награждение вышло и вправду торжественным. Учитель пала на колени, так и не сумев встать до тех пор, пока не выплакала все горе, что осталось после смерти её мужа, не обращая внимания на беспокойных зрителей. Уже после она подходила к нему, каждый раз подтверждая его догадки. По необъяснимым для неё причинам это повторялось снова и снова. О том, что способность его отца могла передаться ему по наследству он слышал множество раз. Его родители часто об этом рассуждали вслух, не замечая любопытного мальчика у приоткрытой двери. В какой-то степени, он был готов к перенятию его «дара», но подсознание каждый раз шептало о том, что нет. Не готов. — Ты сказала правду? — выбравшись из-под одеяла, спрашивает Чимин. — Я могу избавиться от проклятия? Его неуверенный тон вызывает в Миëн толику сожаления. Она знает, что виновата. Оставлять родных бороться с этим в одиночку было неправильно. Но другого выбора у неё не было. Найти кочующий народ, которому по силам справиться с этим — не так просто. Но она смогла… Только вот какой ценой. — Да… — надломленным голосом выдавливает она, тут же отворачивая мокрое от слез лицо. Она не успела… Желая спасти своего сына, она потеряла своего мужа. Человека, которого любила всей душой всю свою жизнь, и вряд ли сможет разлюбить. — Я правда смогу жить, как все? — дрожащими губами, еле слышно, проговаривает Чимин, не веря, что такое возможно. Никто не знает, каково это жить, пряча от всех свои глаза… А Чимину и представлять не нужно. Он на своей шкуре испытал, каково это — ходить с поникшей головой, слыша о себе неприятные слова, которые вовсе не относятся к нему. Неуверенный. Замкнутый. Слабый. Фрик… А он не такой. Он просто добрый. Добрый до такой степени, что боится за чужую жизнь. Переживает о том, что люди не справятся, не сумеют прижиться со своей настоящей личностью. Чимин вовсе не робкий, он просто забыл что значит быть смелым. И он не фрик, каким видят его остальные. Чимин мальчик, который умеет то, что другим неподвластно. И он не такой страшный, каким кажется на первый взгляд. Опасны лишь те, кто этого взгляда боится.***
— Куда мы едем? — посматривая на женщину, спрашивает Чимин. Пока он не сумел принять её как мать. Для него в новинку слышать женский голос. Как и ново то, что этот голос зовёт его «сыном». — К ведьмам. Лёгкий недоверчивый смешок срывается с его губ быстрее, чем он успевает сообразить. Он отворачивает голову, приложившись лбом к стеклу, вглядываясь в пейзаж за окном. Глаза его медленно закрываются, и он, поддавшись соблазну, засыпает, позабыв о кошмарах, что приходят к нему с наступлением темноты. Дорога укачивает. Его тело резко дёргается без причины, и глаза невольно открываются. Светает. Чимин, так и не сумев вздремнуть, ворочается на переднем пассажирском сиденье Поездка изнурила его. Легкий фолк, доносящийся из радио, не помог ему расслабиться. Его мысли заняты другим. Его кости ноют от долгого пребывания в неудобной позе, а кожа рук горит от частого терзания его ногтей. Он раздирает её, борясь с тревожным чувством. Это вошло в привычку. Вспоминая прошлое, он не может оправится от мысли, что всё позади. Находясь за тысячу километров от Горгóса, он не чувствует себя в безопасности, и панические атаки стали обычным явлением. Как и сейчас. Зрачки его глаз беспокойно реагируют на малейшее движение за окном машины. Пролетевший мусор, скорее всего обёртка из-под еды на вынос; птица, туповата либо слепа, которая целенаправленно летела в их лобовое стекло. Замечая её, Чимин резко дёргается, поджимая колени. Он поворачивает голову в направлении чудом увернувшейся, птицы и облегченно вздыхает, хватаясь за изношенную толстовку в области груди. Сминает ткань, чувствуя неприятную шероховатость в своих ладонях. Дышит медленно, прикрыв глаза. Дёргает головой, стряхивая нависшую чёлку со лба. Этот фолк не утихает, а на его фоне ему чудятся звуки, которых нет в реальности. Они в его голове. Голос Тэхёна. Чонгука. Крик отца. Истошный крик. Он становится громче и громче с каждым разом. Крик перебивает музыку, и кроме него он ничего не слышит более. Тёмный силуэт протягивает ему руку, и Чимин тянется, чтобы ухватить, вытащить его из огня. Но вместо плоти, в его кулаке прах, что ускользает сквозь пальцы. Летит по воздуху, не оставляя и следа… Чимин вдыхает его полной грудью, и мелкие крупицы застревают в дыхательных путях, отчего он кашляет, задыхаясь. Дышать тяжело. Пальцы сильнее впиваются в грубую ткань, сминая еë до побеления в костяшках. Не помогает. Руки обхватывают горло, когда глоток воздуха не попадает в его дыхательные пути. Паника охватывает его. Зрачки расширяются. Рот открывается в немом крике, а руки принимаются сдавливать горло, полностью потеряв контроль разума. Он плачет, зовёт отца, пытается его найти. Но не получается. — Чимин? — голос матери практически не слышен. Ей не удаётся перебить крик отца, что не утихает, а возрастает с каждой секундой, желая разорвать его ушные перепонки. Его глаза залиты кровью. Кровью, которой нет. Тонкая струя тянется по его щеке, попадая в рот. Он хнычет, чувствуя тряску плеч. Смотрит на размытый силуэт матери, что пытается привести его в чувство. Её голос… Её мелодичный голосок заставляет Чимина чувствовать себя в безопасности. Он, будто следуя её зову, обессиленно опускает руки, тут же падая в тёплые объятия. — Родной мой, всё хорошо, — нежные касания ладоней по волосам убаюкивают, но ему не хочется засыпать. Чимин плачет еле слышно, проглатывая солоноватую жидкость. — Всё хорошо… — Не хорошо, — не согласен, но делает усилия, скрывая это, чтобы она ни о чем не догадывалась. Станет ли ему лучше? Возможно… Но не сейчас, а как только наступит время.***
Замедляя движения, Миëн оценивающим взглядом скользит по Чимину. Хмурится, замечая усталость его глаз и поджав губы, дотрагивается до его холодных ладоней, похлопывая по ним. — Мы почти приехали. Чимин удивлённо смотрит по сторонам. Миëн останавливается на пустующей парковке у придорожного кафе, и Чимин выть готов от этого. — И где мы? — сложив руки на груди, недовольно спрашивает он. — Дальше пойдём пешком, — она отстегивает ремень безопасности, а после, выйдя из машины, вытаскивает свой рюкзак. Вещи Чимина сгорели. Пару дней назад она прикупила ему необходимую одежду, но зная, сколько им идти пешком, решила не покупать слишком много. — Нам нужно пройти вглубь леса. — Когда-нибудь меня оставит в покое этот лес? — Чимин плетётся следом, пряча ладони в карманах. Шоркает подошвой, пиная мелкие камешки. Тяжело вздыхает, закатывая глаза. Всем своим видом показывает насколько ему всё осточертело. — Они остановились на берегу реки. Тебе там понравится, — мило улыбаясь, убеждает его, поглядывая назад. Смахивает слезы с щёк, устало потирая кожу. Она стала чувствительной из-за частого их пролития. — Они? — Кочующие ведьмы. Пышные зелёные ветви едва пропускают солнечный свет. Мягкие лучи падают на унылое лицо Чимина, и тот невольно щурит глаза. Останавливается, вдыхая тёплый свет. Дышит лучами, позволяя им заполнить свои внутренности. Тепло… Древесный запах оседает в легких, пуская волну мурашек по коже. Зеленая листва деревьев отражается в кожу ароматом лета и свободы. Чимин прикрывает глаза, наслаждаясь мимолетным ощущением счастья, чувствуя себя воистину живым и нормальным. Тропа, что ведёт к поселению, узкая. Под ногами разросся мох, на котором от ног остаются вдавленные следы. Чимин дотрагивается рукой до коры дерева, а после подносит к носу, растирая между пальцев липкую жидкость. Ему здесь безумно нравится. Здесь он ощущает себя словно на своем месте. — Мы пришли, — радостным тоном говорит Миëн. Чимин хмыкает. — А то я не понял… — с издёвкой говорит он, осматривая поселение. Конусные шатры, расположенные поодаль от реки, растянулись вдоль берега. Несколько лошадей, привязанных к стволам деревьев и одна коза, что орёт, привлекая внимание, стоит Чимину отвернутся от неë. Посередине небольшой костер, вокруг которого проносятся ребята помладше Чимина. Всё поселение само по себе небольшое. От силы человек десять взрослых и пятеро детей, двое из которых девушка и парень, примерно одного возраста с Чимином. Самая пожилая из них, сгорбленная, но вполне резвая женщина, встречает их приветливой улыбкой, приглашая в своё убежище. Чимин смотрит на мать, ожидая её действий, а после ступает за ней следом, всё ещё чувствуя себя некомфортно и тревожно. Пожилую женщину зовут Хванги. Волосы её поседели, но некоторые пряди всё ещё имеют натуральный окрас. Имбирный оттенок волос проскальзывает сквозь запутанные локоны, а ярко-зелёные глаза, которые так и не потускнели с годами, притягивают, располагая к себе потерянного юношу. — Тебе страшно? — присаживаясь возле Чимина, расположившегося у высокого дуба, спрашивает она, заглядывая в его глаза. По привычке он отворачивается, что не остаётся незамеченным. — Не бойся, — голос её тихий, успокаивающий. Она гладит его ладонь, похлопывая по ней морщинистой, исхудавшей рукой. — Твои чары на меня не подействуют. — Чары? — почти хмыкает он, впервые слыша такое определение своего проклятия. — Ты считаешь это проклятием? — будто слыша его мысли, спрашивает она. — Я думаю, что приношу людям боль, — пальцы скользят по линиям ладони, где, как ему кажется, забилась грязь. Он кусает губы, злясь оттого, что вычистить её не получается. — Вы правда можете мне помочь избавиться от этого? — А ты хочешь этого? — она по-доброму смотрит на него, но Чимин с поникшей головой видит лишь её улыбку. — Перед тем, как ответить, я хочу рассказать тебе немного о твоём проклятии. Чимин, не сдержавшись, поднимает голову, но тут же её опускает, прикрывая веки. Слышит лёгкий смешок, и сам неловко улыбается своей оплошности. — Он всё ещё мне не доверяет. — Ирландские ведьмы… — морщинистые веки прикрываются, и Хванги, глубоко вздохнув, открывает рот, изливая то, что сидело в ней долгие годы: Много столетий назад нашу землю населяло небольшое поселение кочующих ирландских ведьм. Перемещаясь по миру, однажды они нашли себе место по душе, расположившись в деревне, около которой был большой, огромный лес. Это было прекрасное место. Они сразу нашли общий язык с поселенцами. Помимо безобидных обрядов, снятия порчи и сглаза, у них была необычная способность, которая многим пришлась по нраву. Использовав свои колдовские силы, ведьмы помогали людям обрести себя. Стоило лишь взглянуть в их глаза, как из робких, неуверенных в себе, простые смертные превращались в уверенных, а после известных людей: летописцы, художники, ремесленники и даже воины. Успех каждого был колоссален. Оно и объяснимо — в глубине души каждого был зарыт потенциал, который они не могли увидеть и, тем более, раскрыть. Но с помощью ведьм они смогли достичь его. Одним взглядом они творили с жизнями людей немыслимые вещи, полностью меняя их судьбы. Люди их любили и были им безмерно благодарны. Но всему приходит конец. Неизвестно по каким причинам, но однажды всё изменилось. И вместо счастья и радости, они принесли мирным жителям страх и нескончаемую боль. Стали происходить немыслимые вещи: убийства, насилие, разбой. Много убийств. Много крови. Их стали обвинять в проклятии. Жители деревни, не желая признавать, что их души тёмные, обвинили ведьм в применении чёрной магии. Люди стали их бояться, обходить стороной, а за спиной молили Бога о проклятии ведьм. Из-за схожести с мифическим существом их стали назвать «Горгосами». — Горгóсами? — недоуменно спрашивает Чимин. — Кто-то говорит, что это была их фамилия, а кто-то уверен, что так их стали называть после смерти, — пожимает плечами старушка, добавляя: — Много сотен лет прошло, сейчас и не разберешь, где правда, а где ложь. Так вот… — продолжает она. Их дурная слава дошла до священнослужителей из соседнего поселения. Церковь разгневалась, посчитав их посланниками самого Дьявола. Их истребили как скотину… Стёрли с лица земли, перед этим измучив до беспамятства. Кинули в логово изголодавшихся змей. Применили их оружие против них самих. Ведь посмотрев в их глаза, те беспощадно накинулись, желая утолить свою жажду как можно скорее. Змеи долго расправлялись с их телами. Но говорят, что крики их не утихали до самого последнего вздоха. — Какое отношение имеет эта история к моей матери? — переваривая информацию, спрашивает Чимин. — Мы их родственники? Потомки? Хванги улыбается, видя его заинтересованность, и позволяет себе немного помучить парня, томящегося в ожидании, пока сама скользит по его лицу взглядом, сравнивая его с молодой Миëн. Столько лет прошло, а она до сих пор помнит её пухлые, розовые щёчки. Без усилий вспоминает юную девушку, что пришла вместе с мужем, рукой поддерживая сильно выпирающий живот. Казалось, она может родить с минуты на минуту. Та была обессилена, и почти падала в руки незнакомого мужчины, мужа Хванги, моля его о помощи. Только помощь нужна была вовсе не ей. А её мужу, что смертельно болен. — Мой Роберт… — Хванги улыбается, вспомнив покойного мужа. Она тоскует по нему на протяжении многих лет и боль эта не утихает. Смотря на Чимина, в его глазах она видит отражение себя. Там скорбь размером с черную дыру. Так сильно хочется освободить его от неё… Показать, каким прекрасным может быть мир без боли. И самой обрести покой… — На чём я остановилась? Ах, да… Новоиспечённый супруг Миён только вернулся с непродолжительной военной службы, как слёг на следующий день без возможности выздоровления. К сожалению, окончивший службу Суджин, поначалу, не обратил внимания на своё состояние, желая как можно скорее вернуться к своей беременной жене. Головные боли, высокая температура и красные, иссохшие от нехватки влаги, белки глаз — врачи сразу поставили страшный диагноз «сыпной тиф». Такое случается, когда на войне все средства хороши. Это заразная болезнь, которую распространяли для быстрого истребления тех, с кем воюют. В то время наука и медицина была не настолько продвинуты, как сейчас. Поэтому, использовав все возможные способы лечения и практически потеряв всякую надежду на спасение, Миëн приняла непростое решение — обратиться к высшим, пусть и тёмным, силам. Как раз в то время, кочующие ведьмы остановились в том месте, где когда-то были убиты Горгóсы. — Твоя мать… — Хванги прерывисто вздохнула, рукой дотрагиваясь до грудной клетки, успокаивая своё сердце. — Ах, если бы мы тогда только знали, какова цена спасения твоего отца. Тихие всхлипы заставляют Чимина испуганно дернуться и он, обеспокоенно посмотрев на содрогающуюся в рыданиях старушку, неловкими движениями принимается поглаживать её по спине, прикусив губу. В таком состоянии она находится несколько минут, а после, успокоившись, продолжает дальше рассказывать историю. Тëмные силы помогли твоему отцу, но взамен они потребовали душу. Тогда никто не знал, что убитое животное им не по нраву. Они забрали первенца Миëн… Чимин и не знал, что у него мог бы быть старший брат или сестра. Как не знал и обо всём, что сейчас рассказала ему Хванги. Почему его родители так долго скрывали от него всю правду? Это многое бы объяснило. Сердце Чимина тревожно сжимается. Что пережила его мать, он и понятия не имел. Каково это, отдать своего ребенка в обмен на жизнь того, кого любишь? Каково это, жить всю жизнь, неся груз на душе? Он впервые задумывается о том, насколько он может быть дорог этой женщине. Впервые ему хочется назвать её мамой. Десять лет искать спасение для него, пытаясь исправить ошибку прошлого… Слезы непроизвольно катятся по его щеке, и он впервые не стыдится их. — Я делал обряды с жертвоприношением, когда хотел избавиться от проклятия. — неуверенный в том, что это действительно необходимо говорить, Чимин тихо проговаривает, а после сразу замолкает, боясь осуждения. Но его не происходит. — Но я их не убивал! — пытаясь заранее себя оправдать, быстро говорит Чимин. — Я избавлял их от страданий. Чимин впервые в жизни говорит с кем-то по душам о своём секрете. Он знает, что многие одноклассники видели, как он тащил мертвое тело, и много раз слышал, как те распускали слухи о его нездоровом психическом состоянии. Но он никогда никому не говорил, зачем он это делал. На его памяти, он совершил более десяти обрядов, но итога так и не получил. — Те духи очень сильны, и им недостаточно жертвоприношения животного… — Но почему они наслали проклятие на моего отца? — сам того не заметив, как сменил тему, он задал вопрос, который волновал его с самого начала истории. — Это не было проклятием… — Хванги поднимает взгляд к небу, улыбаясь. Её глаза вновь заполняются слезами. Она позволяет им скатиться по щеке, а после кристальными бусинами упасть на белое одеяние. — Это была цена его спасения. Увидев недоуменный взгляд юноши, Хванги немного обдумав сказанное, улыбается ему, а после резво поднимается на ноги и тут же говорит, уходя: — Таковы были их условия! Растерянный Чимин смотрит вслед старушке, поражаясь её умению уходить от ответа. — Вот же ведьма, — насупившись, говорит он тихим голосом. Все вокруг только и делают, что посматривают на нежданных гостей. Их косые взгляды Чимин чувствует нутром. Молодая девушка с огненными, волнистыми волосами то и дело наворачивает круги вокруг него, высоко задрав подбородок кверху. Чимин смотрит на неё с опаской, но лишь тогда, когда та поворачивается к нему спиной. Это стало для него привычкой. Для других же это признак слабости. Наверняка так о нём думает и эта зазнайка. Рядом с ней всегда ошивается её ровесник, скорее всего брат. Такой вывод он сделал из-за схожести цвета волос. Наверное, они внуки Хванги. Но в отличие от своей сестры, рыжеволосый юноша не выглядит заносчивым. Его походка лёгкая, а движения робкие, местами неуклюжие. Пока он доил козу, не замечая заинтересованного взгляда Чимина, успел опрокинуть бидон с молоком два раза. Чимин посмеивается, закусывая губы, боясь, что его услышат. Он забавный. Забавно и то, как он ругается, совершенно не по-молодежному. Всё же он растёт в окружении взрослых, что наверняка сказалось на его привычках. Чимин засматривается. Улыбается, белой завистью завидуя его жизни. Его свободе… Любопытные взгляды не оставляют его в покое и после. Чимин нервничает, и с каждой минутой его волнение усиливается. По привычке его отросшие ногти тянутся к тыльной стороне ладони, желая унять зуд. Тонкие царапины щипят, но это его не останавливает. Темнеет. Все вокруг затихли, но от этого не становится спокойнее. Тревога лишь усиливается, будто предупреждая о надвигающейся буре. Вскоре становится ясно, что его предчувствие вовсе не плод воображения. — Ты готов? — спрашивает его мать, подсаживаясь ближе. — К чему? — Чимин нервничает сильнее, наперёд зная ответ. — Ритуал. — Я сделаю всё, чтобы ты был счастлив, — она обхватывает его лицо ладонями, заглядывая в глаза, которые он успел прикрыть по привычке. Смеётся, вытирая появившиеся слезы, и звонко его целует в лоб, пользуясь моментом. Женщина отходит от Чимина, и он несколько минут настраивается на то, что ему предстоит пережить. Его мать стоит в стороне, и по её взгляду он понимает, что та выглядит подозрительно. Нервничает больше положенного, озирается по сторонам и льёт слезы, не останавливая их поток ни на секунду. Он обязательно бы насторожился при виде такого поведения, если бы сам был в состоянии здраво мыслить. Дальше всё как в тумане. Его переодевают в белое одеяние, омывают руки водой. Мать бережно протирает влажной тряпкой его нескрытое тканью тело, нашептывая неразличимые слова. Плачет, незаметно вытирая слезы. Он смотрит на подошедших людей, замечая слезы и на чужих лицах. Кажется, будто они прощаются с ним. Почему Чимину этот ритуал напоминает похороны? Разница лишь в том, что он не в гробу, а среди живописного места, ночью, в окружении людей в белых одеяниях. — Может, они и вправду хотят меня убить? — мысль успевает пронестись в его голове, отчего он ещё сильнее тревожится. Смотрит на мать, а после переводит взгляд за её спину, замечая старушку Хванги. Та выглядит подозрительно довольной, несмотря на мокрое от слез лицо. — Почему они все плачут? Может мне тоже нужно лить слезы? А что, если это часть ритуала? Хванги берёт Чимина за руку, заводя его в начерченный круг. Он смотрит на его аккуратно выведенную линию, боясь сделать лишнее движение. Дрожащими руками она достаёт белую полоску ткани из кармана, и вставая на носочки, перед тем этим дотронувшись до его закрытых век, завязывает ему глаза. Он успевает перед этим оглядеть всех вокруг и заметить в их лицах толику сожаления. — Как бы тебе не было больно — терпи, — её тон заставляет Чимина съежиться от паники, но отчего-то ей хочется верить. — Я обещаю тебе, это будет твоя последняя боль… Как ему хочется в это верить… Всë начинается с тихих, сдерживаемых всхлипов. — Всё правда изменится? Теперь всё будет иначе? Я наконец-то буду счастлив?! Чимин не верит в то, что это возможно. Оттого и плачет, переставая скрывать свои чувства. Тёплые руки Хванги опускают Чимина, позволяя ему упасть на колени. Поникшие люди вокруг опускаются на колени следом, закрывая глаза. Они слышат рыдания парня, и вся его боль вырывается из груди, дотрагиваясь до души каждого. И заносчивая девушка, что казалась сильнее стали, не может стоять в стороне, сочувствуя незнакомому парню. А ведь ритуал ещё не начался… Отчего тогда так больно? Чимина не поднимают. Он плачет, всё так же склонив голову к коленям. Слышит тихие гортанные мычания и понимает, что ритуал начался. Голос Хванги сначала шепчет, усиливая тональность с каждым словом.Dimitte animam innocentis, tolle meam. Oro ad omnes deos, tolle animam meam, relinquere innocentes.
Запах крови. Он всё сильнее ощущает его, а после чувствует теплую жидкость на своём теле. Она льётся по волосам, каплями падая на ткань белой сорочки. Та прилипает к телу, полностью пропитавшись ею.Dimitte animam innocentis, tolle meam. Oro ad omnes deos, tolle animam meam, relinquere innocentes.
Резкая боль пронзает его тело. Кости выгибаются в разные стороны, наплевав на своего хозяина. Чимин содрогается всем телом, перестав им владеть. Гулкие мычания не прекращаются. Голос ведьмы усиливается. Ему хочется закрыть уши, до того они раздражают его слух, что невозможно терпеть. Только руки его не слушаются, сами по себе блуждая по воздуху. Становится больно. Он хочет кричать. Хочет плакать. Но не выходит. Эта боль закрыта внутри, просится наружу. Но ей не дают обрести свободу. Рот открывается в немом крике, разрывая тонкую кожу уголков губ. Вся его кожа на лице стягивается, а глаза начинают жечь изнутри. Руки тянутся к повязке, но Хванги предупредительно бьёт по рукам, напоминая ему, что он должен терпеть. — Последняя боль в твоей жизни, — вспоминает её слова, опуская руки к земле. Стонет, зарываясь ладонями в почву. Хватается за неё, загоняя новые воспоминания под ногти. — Последняя боль в твоей жизни, — вспоминает отца. Образ того рассеивается почти сразу, и тело Чимина обессиленно падает на землю… — Последняя боль! — уголки губ дрожат, а после, едва уловимо, приподнимаются вверх. Отчего-то хочется верить.***
Проснувшись рано утром следующего дня, первое, что чувствует Чимин — тяжесть во всём теле и лёгкость в душе. Болезненное сердце, что сжалось от боли в груди, расправилось до прежних размеров. Биение его тихое, но не слабое. Живое… Не поднимаясь, он осматривает место, где провёл ночь после ритуала. В шатре. Здесь уютно. Снаружи он кажется небольшим, но при желании, здесь можно поместить всё их поселение. Его уложили на мягкий пуховой матрас, накрыли лёгким, воздушным покрывалом. Оно пахнет свежестью летней травы. Здесь всё пахнет по-другому. До его ушей доносится щебет птиц, стрекот насекомых и просящая внимания коза, что орёт каждый раз, стоит кому-то пройти мимо неё. Чимин смеётся, слыша пугливый визг девушки, и понимает, что в этот раз коза хочет её внимания. Горя желанием сделать что-то особенное, непривычное для него, он встает с «постели», тут же выходя на солнечный свет. Улыбается, ладонью прикрывая глаза от ярких лучей. Тонкая линия проскальзывает сквозь пальцы, попадая на сетчатку. Чимин наслаждается моментом, радуясь такой мелочи. — Так и ослепнуть можно, — внезапно появившийся голос заставляет Чимина вздрогнуть от неожиданности. Рефлекторно он вновь закрывает глаза, оказываясь лицом к рыжеволосому парню. Тёплые ладони дотрагиваются до его лица, приподнимая его. —Эй, ты чего? — парень мягко улыбается. — Всё хорошо, ты можешь посмотреть на меня… Несколько секунд не хватит, чтобы решиться. Но отчего-то хочется проверить. Узнать, получилось ли? Несмело подрагивая ресничками, он приоткрывает глаза, смотрит на ладонь парня, что покоится на его подбородке. — Вот так… Поднимает взгляд выше, замечая покусанные губы, расплывшиеся в улыбке, и веснушки… Много веснушек: на носу, на щеках, и даже над губами. Рыжие, взлохмаченные волосы украшают его и без того уникальную внешность. Для полноты образа ему не хватает увидеть красоту его глаз. Осмелев, он поднимает свой взгляд, сразу находя чужой. Ядовито-зеленые. С тёмными, карими вкраплениями. Такие хочется изучать, рассматривать. Дух захватывает. — Ты красивый, — шевелит губами рыжий парень, смущая Чимина. — Меня зовут Рик, а тебя? — Чимин, — улыбка сама появляется на его лице, и он не может с этим ничего поделать.***
С момента обряда прошел год. Обсудив некоторые моменты с матерью и посоветовавшись с поселенцами, они решили остаться в этом необычайно прекрасном месте на неопределенное время. Им были рады все, за исключением сестры Рика — Анастасии. То, что она была недовольна, та даже не скрывала. Хванги умерла на следующий день после обряда, и воспитывать чертовку стало некому. Её родители очень любят свою дочь и прощают ей абсолютно всё. Единственный, кто может хоть как-то вразумить свою двоюродную сестру — это Рик, тем самым сильнее вдохновляя её на новые выходки. Она будто проверяет его на стойкость. — Твои волосы похожи на гнездо, привык пользоваться химией? Тут нет масс-маркета, боюсь, что скоро заведешь вошек, и никакие травы не помогут. — Ты снова залез в улей к пчёлам? Почему твои щеки так опухли? Почему снова? Потому что в прошлый раз она так шутила про объем его губ. Чимин, хоть твои глаза поменяли цвет, смотреть в них желания не появилось, — он бы обиделся, не будь она девочкой. Несмотря на все её колкости, Чимина это не задевает. Его сердце трепещет от другого. От того, как каждый раз его защищает Рик. И ради этого стоит потерпеть… В глубине души он благодарен Анастасии. Его грозное: Си, перестань!, он готов слушать бесконечно. Валяясь на лужайке задрав голову кверху, Чимин жует травинку, морщась от противного вкуса. Но по-другому унять дрожь у него не получается. Рик находится на расстоянии вытянутой руки и с каждым разом сдерживаться сложнее. Трудно сказать, сколько усилий потребовалось тому, чтобы вселить в Чимина уверенность. Все его взгляды были полны восхищения и чувства гордости за малейшие его достижения. Но Чимин поначалу не принимал его похвалу, а бывало и вовсе злился, считая это восхвалением. В плетëную корзину ягоды сыпятся большими горстями. Чимин усердно собирает малину, желая победить в споре. Всё же он долго тренировал свою скорость, намереваясь однажды заполнить корзинку быстрее, чем Рик. Тихий смех слышен позади, и Чимин, улавливая его настроение, пуляет в него ягодой, попадая в лоб. Тут Рик ему не соперник, с меткостью у него всё в порядке. — Вот же змея… — услышав такое из уст Рика, Чимин недовольно оборачивается, удивляясь его словам. Только смотрит тот вовсе не него, а на ноги. Взгляд его опускается и он вскрикивает, завидев мелкую змею, что ползёт по его ступне. — Успокойся… — тихим голосом говорит он, подходя ближе. — Веришь в фокусы? — смеётся, а после, отойдя на нужное расстояние, опускает руки к земле, шепча что-то себе под нос. Змея, поневоле скользит по земле на его голос, тут же взбираясь по подставленной ей руке. Чимин завороженно смотрит на поднимающегося Рика и на замершую рептилию. Парень подносит руку к лицу Чимина, показывая ему её глаза. Они не реагируют, как и сама змея. Но она дышит. — Что ты сделал? — Магия… — пожимает плечами парень. — Хочешь, научу? И он действительно учит, а Чимин, не желая разочаровывать своего учителя, делает успехи, каждый раз радуясь его похвале.» Постепенно он научился верить его словам. В какой-то момент он и вправду увидел себя глазами других. Чимин не сводит взгляда с парня. Наслаждается его видом, считая веснушки на лице. Улыбается, смеясь в кулак, сбиваясь каждый раз, когда считать приходится над губами. Думать в тот момент хочется вовсе не о веснушках. Рик улыбается, слыша его смех. Он лежит на спине, и Чимин приподнимается, вытаскивая травинку изо рта. Подносит её к его лицу, и смеётся, видя, как морщится конопатый нос. А Чимин, осмелев и не чувствуя угрозы, продолжает счёт, тыча остриём в рыжие точки. — Раз, два, три, четыре… — Их сто пятьдесят, — улыбается. — Не ври. Пять, шесть… — Я не вру… — Я красивый? — прикусив губу, спрашивает Чимин. Он смущённо улыбается оттого, как Рик растягивает губы, обнажив свои белые зубы. — Красивый… — мягко отвечает он. — Насколько сильно? — Даже коза млеет от твоего взгляда, — Чимин хлещет травинкой по его лицу, заливаясь смехом. — Идиот… — выдыхает Чимин, чувствуя как его переполняют эмоции. Всё прекрасно вокруг. Всё до одури чудесно, и от этого так захватывает дух, что кажется, будто тебя скоро разорвёт от счастья… Отдаваясь неизвестному порыву, он, схватив футболку в области груди, наклоняется ниже, заслоняя Рика от солнца. Тот, почувствовав пропажу тепла, открывает глаза, но тут же их закрывает, когда чужие губы припадают к его рту. Мгновенье, которое хотелось бы продлить до бесконечности, обрывается, не дав Чимину сосчитать и до трёх. — Вот вы где! — голос Анастасии заставляет Чимина подняться за секунду. Он вскакивает на ноги, а следом подрывается Рик, обеспокоенно смотря то на него, то на шокированную сестру. Та вертит головой, злобно поджав губы, а после, не сдерживая слез, убегает прочь, несмотря на все просьбы Рика. — Прости… Я не… — не успевает договорить Чимин. — Всë хорошо, — успокаивающим голосом говорит парень. — Я пойду за ней. Он уходит, а Чимин винит себя за то, что всё испортил своей выходкой. Несмотря на все попытки Рика найти Си, у него ничего не выходит. Её нет почти день, и с наступлением вечера Чимин начинает переживать об этой несносной девчонке. Вскоре он решает сам её найти, наплевав на запрет Рика. И действительно, у него это получается быстрее, чем у сильно-обеспокоенного парня. Си сидит на другом берегу: мокрая с головы до пят и с опухшим от слез лицом. Чимин нехотя переплывает реку, поджав губы от холода. Удивляется её стойкому нраву, так как сам хотел раз пять повернуть назад. — Уйди, — завидев его, шипит она, не сдерживаясь в эмоциях. Чимин выходит из воды, стряхивая с себя капли. — Си, я… — он подходит ближе, протягивая руку, но та отталкивает её, злобно морщась. — Это всё ты! — вскакивает на ноги, тыча в него пальцем. — Зачем ты вообще тут остался? Я тебя ненавижу! Слова, брошенные ему, застревают в его сознании, прокручиваясь снова и снова. Но и это не конец ее исповеди. То, что она говорит дальше, повергает его в шок, тем самым заставляя вернуться к реальности: — Это из-за тебя умерла бабушка Хванги! — её глаза наполняются слезами, пока дрожащие губы открываются, чтобы вновь вылить на него всю правду, что скрывали от него целый год. — Си, что ты такое говоришь? — не веря ей, он мотает головой из стороны в сторону, руками дотрагиваясь до линий на ладонях. Грязи там давно нет, но почему-то именно сейчас он не чувствует их чистоту. — Ты настолько тупой, что поверил, что мы принесли кролика в жертву? — она раскидывает руки по сторонам, тут же вертя пальцем у виска. — Даже твоя мать не смогла убить себя, чтобы наконец освободить тебя от проклятия! А моя бабушка, которой ты никто, пожертвовала собой… Если бы ты не появился, мы были бы счастливы… Я тебя ненавижу… — она падает на колени, руками закрывая лицо. Плачет, продолжая бормотать то, чего уже не слышит Чимин. — Ты всех у меня забрал… Чимин остался на том берегу до утра, убежав подальше с глаз Анастасии. Реальность ударила его по голове, заставляя вспомнить прошлое. — Последняя боль в твоей жизни. Вспоминает Хванги… её зелёные глаза, добрую улыбку… Тёплые объятия матери… Но вот вспомнить образ отца у него не выходит… Каждый раз, пытаясь вспомнить его образ, он видит горсть пепла, что вновь ускользает из рук. Даже её он удержать не в силах… Но, что он помнит отчётливо, так это тех, кто виновен во всех его страданиях. Тэхёна и Чонгука… Почему он не вспоминал о них так долго? Почему позволил себе забыть? Почему посмел быть счастливым, пока те все ещё живут безнаказанно? — Интересно, а они меня помнят?