***
Журчание потоков воды после дождя из ливнёвки как природная колыбельная, успокаивает напряжённый разум Чонгука. Тот, вдыхая свежий воздух из приоткрытого окна, сквозь сон слушает как мелкие капли барабанят по окну. Ему хорошо. Даже находясь в спящем состоянии, он чувствует, насколько хорошо его организм отдохнул. Впервые за длительное время ему удалось снять напряжение, просто выспавшись. Его заспанные веки приоткрываются, взгляд падает на зашторенные окна, откуда сквозь плотную ткань просвечивает серый рассвет. Мышцы Чонгука затекли от долгого пребывания в одной позе — лёжа на спине. Вчера он отрубился, мгновенно провалившись в сон, как только тело коснулось постели. Ему отчего-то хорошо. Впервые он чувствует прилив бодрости и бешеную энергию внутри себя, сдерживать которую не в силах. Сердце в грудной клетке постукивает в такт дождю, его рука опускается на суетливый орган, как неожиданно в памяти проносятся ночные видения. Поцелуи, прикосновения, тихий и ласкающий душу голос Дону. Брови его хмурятся, губы сжимаются, а мозг напрягается в попытке понять, насколько эти видения были реальностью. Чонгук прикладывает усилия, прикрыв веки, восстанавливая цепочку событий. Алкоголь. Фильм. Комната. Дону… Его губы… Мягкие, с привкусом хмеля. Его запах. Естественный аромат вперемешку с древесными нотами парфюма. Молящий голос, стоны и несдержанные рваные вдохи и выдохи. Веки Чонгука резко распахиваются. Дону был здесь, Чонгук уверен в этом как никогда раньше в своей жизни. Он помнит каждое мгновенье связанное с ним. Пусть смутно, образ воспоминаний расплывчатый, но его эмоции, что ни на есть настоящие, яркие, сильные. Ему не забыть его смелость. С какой решимостью он целовал его, при этом дрожа от волнения. Пусть он и боролся с неопределённостью, но сам факт того, что он сделал то, чего хотел, наплевав на неизвестные последствия — о многом говорит. И эта его черта заставляет Чонгука ещё больше хотеть их единения. Чонгук лежит на кровати Хосока, не желая возвращаться домой. Он утыкается носом в подушку, вдыхая еле уловимый запах, который точно не принадлежит хозяину комнаты. Его рука тянется к телефону, он открывает контакты и тут же со злостью блокирует экран, вспомнив, что у него нет номера Дону. Ему не терпится услышать его голос, ощутить снова его прикосновения, и взглянуть в его глаза, в которых хочется тонуть. Чувства, что усиливаются с каждой прожитой минутой, не пугают его, наоборот, воодушевляют, заставляют хотеть творить что-то безумное, и желательно на пару с тем, кто эти эмоции вызывает. Он хочет его. До безумия, до скрежета зубов, спазмов мышц и до побеления костяшек сжатых кулаков. И чувства эти взаимны. Ну, Чонгук очень на это надеется…***
Раздражающий звук миксера доносящийся с кухни будит спящего Тэхëна. Он недовольно дёргает ногами, с психами зарываясь в одеяле, надеясь вернуть сновидения обратно. Жужжание на время прекращается, позволяя ему снова впасть в сон. Он вернулся под утро, с полузакрытыми от усталости глазами забрался в дом через окно и упал на кровать, уже после избавившись от одежды. Сегодня выходной, и ему хочется поспать ещё немного. Но жужжание возобновляется, и он хнычет, крича в подушку. — Блядь, сука! — бьёт руками по постели, от злости сжимая веки. — Хоть раз в этом доме мне дадут выспаться? Полусонный Тэхён садится на кровать, опуская ноги на пол. Трëт веки, протяжно зевая. Его вещи разбросаны по всей комнате, и он, пиная от злости джинсы, идёт в ванную комнату, желая остудить свой пыл. Рука Тэхëна чешется, подпитывая его раздражительность. Он впивается ногтями в раны, терзая их с силой. Злится, понимая, что после заживления может остаться некрасивый шрам. — Блядь… Холодный поток воды льётся на взбудораженное тело, отчего рот Кима открывается от резкого перепада температур. Он настраивает смеситель и спустя несколько секунд блаженно выдыхает, чувствуя струи тёплой воды. Приняв утренний душ и накинув на себя домашнюю одежду, он спускается вниз, на кухню, полотенцем вытирая мокрые пряди. Оттуда доносятся звуки падающих столовых приборов, а в помещении стоит густой дым подгоревшей яичницы. — Неудавшийся обед, — посмеивается Тэхён, подходя ближе. Он перекидывает полотенце через плечо и потирает заспанные глаза, резко притормозив у дверного проёма. Рот Тэхена открывается в удивлении, как только он видит до боли знакомую спину. Его глаза от недоверия щурятся, а после распахиваются, но видение не исчезает. Юнги стоит у раковины, вилкой скребя по поверхности сковороды. Матерится, наливая средство на губку и принимаясь оттирать остатки горелой яичницы. Зрачки Тэхëна расширяются от испуга. Он пятится назад в попытке сбежать, не желая быть замеченным. Разворачиваясь, он врезается в препятствие в виде появившейся Хиëн. — Тэхён, наконец-то ты встал! — вскрикивает она, привлекая внимание Юнги. Тот закрывает кран, поворачиваясь на звук. — Боже, Юнги! Ты решил спалить кухню? Юнги здесь. Это не мираж. Внутри него всё переворачивается. Тэхён теряет ориентацию в пространстве, голова кружится, глаза сужаются, перед ним всё плывёт и перестаёт быть реальным. Мир замер. Его мир, буквально находящийся напротив него, на кухне, с каменным лицом и стеклянным взглядом, смотрит на него, ведя невидимую битву, в которой тот явно выигрывает. Он не отводит взгляда. Белобрысый парень, не выражая никаких эмоций, смотрит на то, как на него таращутся с приоткрытым ртом. Юнги недовольно хмыкает, отворачиваясь. Хиëн толкает остолбеневшего Тэхëна на кухню, стягивая с его плеч полотенце, принявшись размахивать им в воздухе, разгоняя дым. Ким боязливо проходит на кухню, когда в душе желает быть где угодно, лишь бы подальше от брата. С поникшей головой он садится за стол, положив руки перед собой. Он ощущает пристальный взгляд Юнги на себе, и изо всех сил держится, чтобы не поднять головы, убедиться в своих догадках. Тэхёну становится стыдно и боязливо находиться с ним в одном тесном помещении. Он рассматривает свои руки, пока Хиëн отчитывает безалаберного сына. — За два года самостоятельной жизни ты так и не научился готовить омлет? — Ты за всю жизнь не научилась, — хмыкает Юнги, тут же получая полотенцем по ногам. — Да за что? — недовольно вскрикивает он, хватаясь за болезненную отметину. — Уйди подальше от плиты! — Мин садится за стол напротив Тэхëна налив в стакан воды. Делает громкие глотки, опустошая его содержимое, а после, со злостью ставит его на столешницу, пугая резким звуком замершего брата. — Пять минут, Тэхён, и обед будет готов. — А мне? — не сводя взгляда с поникшего Тэхëна, спрашивает Юнги. — И тебе, куда без тебя-то! Хиëн на скорую руку готовит обед, разбивая последние уцелевшие куриные яйца. Включает миксер, принимаясь взбивать жёлтую смесь. Нога Тэхëна дёргается в судорогах, и он, опомнившись, кладёт руку на коленку, поглаживая её успокаивающими движениями. Вскоре, кухня заполняется ароматом съедобной еды, от запаха которой в желудке появляется несдержанное урчание. Хиëн накрывает на стол, разделив омлет на три порции, а Тэхёну кусок еды в горло не лезет. Он всё ещё не может поверить в то, что Юнги сейчас сидит напротив него. Тот Юнги, которому он писал и звонил на протяжении двух лет, так и не получив ни одного ответа. Он, как ни в чëм не бывало, поедает омлет, в то время как Тэхён готов сквозь землю провалиться от чувства неловкости между ними. — Тэхён, как твои дела на учёбе? — он не слышит вопроса Хиëн, продолжая витать в облаках. Та щёлкает пальцами у его лица, отвлекая от мыслей. Он вскидывает голову, рассеянно смотря по сторонам. Юнги хмыкает, закидывая очередной кусок яичницы в рот. — С тобой всё хорошо? Язык проглотил? — А он только через смс-ки общаться умеет, — недовольно ухмыляется Юнги. Их взгляды пересекаются. Тэхён давится едой, тут же её проглатывая. Он тянется к стакану с водой, чувствуя ком в горле. — Ты напиши ему или позвони, может тогда ответит. Ему протягивают стакан с водой и он, немного отпив из неё, похлопывает себя по грудной клетке. — Всё хорошо, — он переводит взгляд на тётю, чуть покашливая. Руки его трясутся, пальцы немеют, а лоб покрывается испариной. — Мне нужно делать уроки. Спасибо! — надломленный голос слышится уже далеко за пределами кухни. Дверь с грохотом захлопывается. Тэхён, прислонившись к ней спиной, сползает вниз, закрывая лицо ладонями. — Юнги здесь. Юнги здесь, — не веря в происходящее, бормочет он. Его лицо покрылось испариной, он вытирает взмокший лоб, переместив взор на потолок. Оттягивает кожу лица, тяжело вздыхая. — Юнги здесь! Он пинает ногами воздух от досады и чувства собственной ничтожности. Все два года Тэхён писал ему, звонил, молил о том, чтобы добиться хоть малейшего ответного действия. Он хотел выговориться, оправдать свой поступок и, если возможно, попросить прощения. И вот, его мечта сбылась. У него есть шанс исполнить всё это. Но в итоге, единственное, на что у него хватило сил: — Спасибо? Ты серьёзно, Тэхён? Какой же ты дебил… — сам себя ругает Ким, понуро опустив голову. — Придурок!***
Тэхён уходит из дома незаметно, боясь пересечься с причиной своего побега. Сегодня он не настроен на встречу с ним. Он не в силах вымолвить и слова, и совершенно точно не знает как себя вести и как начать диалог. А сказать он хочет многое. О том, что злится на него. На тот двухлетний игнор, что изводил несчастного парня, заставляя его мучиться от чувства вины. И за то, что не был рядом. Тэхён скучал по нему. Как по брату, по другу, как по человеку, в которого влюблён. Он влюблён давно. Эта детская привязанность однажды перестала быть несерьёзной. Юнги привлекал своей свободой. Тот был отвязным человеком во всех смыслах. Не переживал о нормах и приличиях общества, при этом имея свои рамки, через которые никогда не переступал. Юнги был тем, кто показал ему другой мир, в котором его ровесники жили по-другому, не так как он. — Тэхён? — он слышит голос отца, когда идёт по улице, недалеко от дома. Поворачивается на голос, приветливо улыбаясь ему. — Я думал, ты с Юнги. — Нет, я решил прогуляться. Один. Его отец выглядит взволнованным. Подходя ближе к сыну, тому всё чётче удается разглядеть его тревожный взгляд. — Всё хорошо? — обеспокоенно спрашивает Тэхён. — Ты помнишь какой сегодня день? Рука тянется к телефону. Смотрит на заставку с датой, а потом переводит взгляд на отца. — День смерти матери? — осипшим голосом спрашивает он, получая кивок в ответ. — Думаю, нам стоит её навестить.***
Шагая следом за своим отцом по выцветшей траве, Тэхён осматривает пугающее для него место. Бесконечные ряды каменных надгробий. Все как один. Серые и блеклые. На могилах лежат засохшие цветы, от которых растрёпанные от ветра лепестки разбросаны по всему периметру. Он внимательно смотрит под ноги идя по тропе, аккуратно переступая через них. Вокруг ни одной живой души, разве что мёртвые глубоко закопаны под землёй. В последний раз он был на кладбище три года назад на похоронах своей матери. Тот день частично стёрся из его памяти. В ней лишь пасмурный день, к концу которого начался дождь. Все ещё помнит, что боясь промокнуть, он хотел поскорее вернуться домой. В памяти есть и то как, раздражающие родственники лезли к подростку с соболезнованиями, их сочувствующие взгляды, прискорбные вздохи наводили чувство нарастающей паники. Его мать умерла во сне, ближе к утру. Она была полностью парализована пять лет из-за повреждения нервов. До этого у неё был заботливый муж, подрастающий сын и большие планы на будущее, а после, у неё появилась трещина в позвоночнике из-за неудачного спуска с возвышенности на велосипеде, который стал для неё роковым, полностью отняв шанс на счастливую жизнь. Он практически не помнит её здоровой, не помнит её улыбки, не знает, как звучал её голос, а на единственные фото, которые у них остались, он смотрит, не узнавая на них своей матери. Там изображена совершенно другая девушка: молодая, до безумия красива, с открытой улыбкой и яркими, сияющими глазами. Иногда Тэхëн пытается оживить её образ, представляя девушку с кудрявыми волосами ниже плеч, в роли своей матери. Но у него не получается, образы не сходятся. Закрывая глаза в попытке увидеть её «живой», он видит лишь еле дышащий труп, с потухшим взглядом, незаинтересованным в происходящем вокруг, с седыми, спутанными волосами, которые распутать не так-то просто маленькому мальчику, и до ужаса неприятные для слуха болезненные мычания, вспоминать которые даже в страшном сне не хочется. Им было тяжело. Его отец работал не покладая рук, в надежде вернуть любимую к жизни. Поначалу у них была сиделка, что отлично справлялась с работой, и от присутствия которой жизнь маленького мальчика была проще, но после им стало не хватать средств для выплаты ей заработной платы. Отцу пришлось отказаться от помощи сиделки, найти другую работу, и больше времени проводить с семьёй. Но вскоре, как только Тэхëн подрос, все домашние дела и уход за больной матерью легли на его неокрепшие плечи. Склонившись у могилы, Дохëн, поникнув головой, поднимает свой болезненно-усталый взор на гравировку с её именем. Очерчивает ладонью шероховатую поверхность, всхлипывает и тут же закрывает рот рукой. Тэхëн стоит позади, не смея нарушить их уединение. Он переминается с ноги на ногу, спрятав похолодевшие ладони в карманах, озирается по сторонам, чувствуя неловкость из-за состояния отца. Тот всегда был сильным. Работал до изнеможения, ни разу не заикнувшись о своей усталости. Старался быть оптимистом, и Тэхëн не хотел лишать его веры. Он хотел соответствовать своему отцу. Никогда не жаловался на своё состояние, на то, как ему тяжело ухаживать за взрослой женщиной. Не просил помощи, говоря о том, что самому по силам справиться со всем. Совмещал учёбу, радуя отца хорошими оценками, от вида которых у того наворачивались слезы гордости. Хотел исполнить мечту отца, быть ему опорой. Возложить на свои плечи все заботы, и дать ему то, чего им двоим не хватало — свободы. — Здравствуй, родная… — рука поглаживает каменное надгробие, после опускается ниже, возлагая скромные цветы. — Мы пришли. Прости, что долго не появлялись. Тэхëн прикрывает веки, когда одинокая слеза катится из уголка глаз. Голос его отца, жалобный, тоскующий, пробирает до глубины души, болезненно скручивая её. После её смерти, ему стало только хуже, тот так и не смог смириться с потерей второй половинки, не смог отделить от себя, продолжая чувствовать её до сих пор. Иногда Тэхëн без преувеличения думает о том, что его отец наполовину жив, наполовину мертв. Но ему так хочется другого… Хочется видеть радость в его глазах — настоящую, искреннюю, неподдельную. Тэхён изо всех сил старается быть причиной этого счастья. Только вот ложью сыт не будешь. — Посмотри, как вырос наш сын, — он подзывает Тэхена рукой, не отрываясь от могилы, тот становится позади, сжимая губы и не смея поднять взгляда. — В этом году он заканчивает учёбу. Так быстро прошло время, правда? Помнишь, как мы повели его в первый класс… Тэхён помнит её руки, какими они были на ощупь. Нежная кожа на длинных пальцах, с кольцом на безымянном. Он часто касался его, перекручивал, царапая ногтями блестящую поверхность. Однажды чуть не потерял, незаметно дернув со всей силы. Благо, звон золота об плитку услышали сразу. — Он у нас отличник! — гордясь, говорит Дохëн, улыбаясь во весь рот. От его слов стоящему позади сыну становится неловко. Он тихо сглатывает, озираясь по сторонам. Чешет поцарапанную руку, шипя от боли. К горлу подкатывает ком, на глазах выступают непрошенные слезы. Тэхён смахивает едва появившуюся влажную дорожку, тут же вытирая руку об одежду. — Я так им горжусь… Мы воспитали хорошего сына. «Хорошего сына» — запечатывается в его голове, когда глаза внезапно распахиваются от испуга. В них отражается искра. Маленькая, едва заметная. Она загорается у могилы, вспыхивая. Тэхён щурит глаза, выпав из реальности. Смотрит на отца, на могилу и переводит взгляд на огонь, что разрастается с каждой секундой. В его глазах шок. Он округляет их, открывая рот в немом крике, тут же срываясь с места. Немедля, не думая, прыгает на пламя, принимаясь безжалостно топтать его. Он буквально чувствует, как нагревается его подошва обуви. Как пахнет жженая резина, и как сквозь неё доходит жар до его ступней. Дохëн услышав непонятные звук, оборачивается, тут же подскакивая на ноги. В недоумении распахивает глаза, резко отходит назад. Ошарашенно смотрит на действия сына, сводя брови к переносице от непонимания. — Тэхён? Тот резко поворачивается на голос, встречаясь с встревоженным взглядом отца. — Что ты делаешь? — стоит на месте, недоуменно поглядывая на ступни. Тэхён наблюдает за отцом, взволнованно дыша. Часто моргает, чувствуя слабость в теле. Отходит на шаг, несмело опуская взгляд. С хрипом вдыхает воздух, как только не видит того, что было в его видении десять секунд назад. Могила его матери, вокруг неё трава, она пожелтела, местами поредела. Только вот огня нет, как и дыма. Ни малейшего намёка на вспыхнувший ранее пожар. — Я… — он заикается, вертя головой. — Мне показалось, что трава загорелась. Отец подходит ближе к растерянному сыну, взгляд которого вызывает волнение. Зрачки того бешено скачут, сужаясь, и вмиг расширяясь. Он треплет его по щеке, пытаясь привести в чувство. — Эй, всё хорошо… — тихим голосом успокаивает, хотя у самого в душе сердце колотится от страха. — Пойдём домой, ладно? Тот кротко кивает, в последний раз посматривая на сухую, не повреждённую огнём траву, склоняет голову книзу, сжав веки. Его ведут за руку, как маленького ребёнка, пока он переваривает то, что произошло совсем недавно. — Это от усталости, — успокаивает сам себя, до конца не веря в собственные слова.***
У Хосока день не задался. Он стоит у Церкви, огорчённый тем, что увидел несколько часов назад. Маленькая девочка, не успевшая достигнуть возраста двенадцати лет, одержима бесом. Она слаба, а демоны всегда выбирают тех, кто не в силах им противостоять. Иногда он борется с неопределённостью в своей нелёгкой «профессии». Хосок эгоист, и большинство проблем других людей считает не своей заботой. Но разве можно оставаться равнодушным, слыша, как хрупкие кости девочки будто ломаются от одной зачитанной им молитвы? Он считает себя посланником Бога, помогая очищать землю от демонической силы, но видеть страдания человека из-за его действий — тяжко. Её демон был слаб, но при этом упрям. Он боролся до последнего, не желая отпускать несчастное дитя. Понадобилось больше четырёх часов, чтобы окончательно избавить несчастную от страданий. Хосок сегодня не курит. Ни одна сигарета не способна унять дрожь, что тревожит его на протяжении всего дня. Его подташнивает, желудок скручивает, а во рту пересохло до болезненных ощущений. Только пить ему не хочется. Он мучается от чувства голода, от недостатка влаги, но от одного упоминании о том, что в его желудок хоть что-то попадет, у него появляются рвотные позывы. У Хосока стресс. Он садится на скамью, склонив голову, сжимает руками живот, надавливая на опустевшие стенки желудка. Дышит открытым ртом, едва захватывая воздух. Голова гудит, и ему понадобится время, чтобы прийти в себя. Для него каждое изгнания демона проходит всегда, как в первый раз. Ему страшно, хоть он и понимает, что справится. Но видеть всë это своими глазами иногда невыносимо больно. Однажды он оставит своë предназначение, что-то внутри ему шепчет об этом, хоть он и пытается закрыть рот своему чутью. Сейчас он на ватных ногах встаёт, и пошатываясь идёт, куда глаза глядят. Рука тянется к телефону, чтоб набрать Чонгука, но в последний момент он оставляет эту затею, не желая напрягать своего друга. Прохладный воздух обдувает его тело, проникая под куртку нараспашку. Пусть холодно, но так даже лучше. Так он чувствует себя комфортно. Хосок резко тормозит, вспоминая о помеченной в календаре дате. Он собирался встретиться с Сокджином через два дня, но вполне может поменять свои планы, ускорив приближение встречи. Лёгкая улыбка появляется на его лице, и он вприпрыжку добирается до пригородной остановки, вбив нужный адрес в онлайн-картах. Спустя сорок минут автобус тормозит на нужной остановке. Хосок, выйдя из тёплого салона, прячет нос в вороте куртки от холодного ветра, съëжившись от резкого перепада температур. Он добирается до дома семьи Ким за считанные минуты. Стучит нетерпеливо, не выдерживая сильного ветра. Он переминается с ноги на ногу, принимаясь стучать как можно сильнее. Массивная дверь грохочет от каждого удара, а за ней слышатся неторопливые шаги. Дверь распахивается, и на него обрушивается недовольный взгляд Сокджина. Хосок замирает при виде сонного, растрëпанного парня напротив. Тот хмурит брови, оглядывая его с ног до головы. — Чем могу помочь? — незаинтересованно спрашивает Сокджин. Хосок смотрит на него в недоумении, не веря тому, что его не узнали. «Такого не может быть. Наверное, он шутит.» — Привет! — он треплет свои волосы, ярко улыбаясь. — Это я, Хосок! Помнишь меня? Бровь Сокджина в удивлении ползёт вверх, отчего Хосоку хочется провалиться сквозь землю. — А должен? — он прислоняется плечом к дверному проëму, смотря на него сверху вниз. Хосоку некомфортно от чужого надменного взгляда. В первую встречу Сокджин показался ему более безобидным, а сейчас из него будто выплëскивается его аура, тёмная, сильная, властная. — А… эм… Звонкий смех срывается со рта Сокджина. Он откидывает голову назад, заливаясь хохотом. — Преподобный Хосок! — он вытирает свои мокрые уголки глаз, глядя на недоумевающего экзорциста. — Прощу прощения, мой демон сегодня не в ладах с самим собой. Ты ведь поэтому пришёл, усмирить его? Хосоку неловко оттого, что его так быстро раскусили. Было бы глупо отрицать, что он не думал об этом всю дорогу. Думал, и не только сегодня. Ему понравился Сокджин. Хоть в прошлый раз всё произошло спонтанно и, из-за страха быть пойманными, слишком быстро, он хочет показать, каким может быть любовником, если убрать все мешающие факторы. — По глазам вижу, что я прав, — не даёт ему ответить Сокджин, пропуская парня внутрь. — Но тебе придётся подождать. Моя мать ещё дома. Хосок проходит внутрь, по пути в комнату осматривая небольшой дом. Семья Ким живëт скромно. В их доме окна зашторены тёмной тканью, деревянные полы скрипят от каждого шага, голые стены, на некоторых местах имеются гвозди для картин. Отчего-то в этом доме становится ещё холоднее. Хосок вздрагивает, растирая свои плечи в попытке согреться. В комнате Сокджина окно нараспашку. Холодный воздух обдувает небольшое помещение и Сокджин, посматривая на посиневшего гостя, закрывает его, приглашая войти внутрь. Хосок прикрывает дверь, нерешительно оборачиваясь к Сокджину. Он улыбается, стоя у окна, сложив руки на груди. Склонив голову, пристально смотрит на гостя. — Ты казался мне более смелым. Или без икон и распятия Христа сыкотно находиться со мной? — Не-е-ет, — истеричный смешок вылетает изо рта Хосока. Он прикусывает губу, желая придержать свои эмоции при себе. — Просто день сегодня не задался. Хосок решает не врать. День и вправду не его. Он пережил сильный эмоциональный стресс, из-за которого любая мелочь может стать спусковым крючком. А биться в истерике перед красавцем у него нет желания. Хосок сильный, сможет многое пережить, а видеть другим своё шаткое состояние не позволит. — Расскажешь? — спрашивает Сокджин, присаживаясь на край кровати. Он хлопает рукой по постели, приглашая присесть рядом. Хосок снимает верхнюю одежду, а после садится, корпусом поворачиваясь к нему. — Ты хочешь поговорить? — удивлённо спрашивает Хосок. — Нет, — Сокджин облизывает губы, ухмыляясь, а после валит Хосока на кровать, садясь на него сверху. Смотрит на удивлённого парня, принимаясь расстегивать его рубашку. — Что ты делаешь? — спрашивает он, хватая его за руки. Тот резко скидывает их с тела, нетерпеливо продолжая избавляться от чужой одежды. — Тише… — он прислоняется к его телу губами, обхватывая ими открытый участок кожи. Целует грудь и довольно ухмыляется, слыша снизу вздохи Хосока. Тот выгибается в спине, чувствуя, как юркий язык скользит вокруг ареолов, а крепкие зубы цепляют его вставший сосок. Он рычит, хватаясь за тёмные локоны, чувствуя сладостную боль от чужих прикосновений. Его руки везде. Сокджин несдержанно сжимает его бока, пальцами впиваясь в кожу, оставляя на ней синяки. Хосок извивается, зарываясь в его волосы, направляя и контролируя его ласки. Он шипит, чувствуя острую боль от покусываний и оттягивает его голову кверху, грозно посмотрев ему в глаза. Но Сокджин облизывает губы, бешенными глазами посматривая на раскрасневшееся лицо Хосока. — Не кусайся! — грозит Хосок, на что получает ехидную улыбку. Сокджин целует его щеку, поднимаясь выше. Прислоняется к уху и, легонько дунув в него, шепчет, томно дыша. — Кто сверху, тот и правит. Смешок вырывается из уст Хосока, и он резким рывком переваливает смеющегося Сокджина на спину, седлая его бёдра. Улыбка сползает с лица Сокджина, он закрывает веки, приоткрывая рот, из которого виднеется кончик языка. Дышит томно. Хватает чужую ладонь, опуская её на вздымающуюся грудную клетку. Хосок проводит линию, сжимая крепкую грудь. Он раздет наполовину, но Хосоку до невозможного жарко. Сокджин сводит его с ума, и он впервые готов быть невменяемым и не отвечать за свои действия. Хосок рукой хватает его за шею, приподнимая голову. Опускается ниже, захватывая его в поцелуй. Долгий. Хосок пробует его на вкус, не желая торопить события. Ему так хочется тепло, что между ними, чувствовать дольше. Их тела соприкасаются, пока язык пытается проникнуть в рот Хосока. Тот приоткрывает его, впуская, тут же сливаясь с ним в мокром, нескромном поцелуе. Длинные пальца Сокджина исследуют его ягодицы, с рыком сжимая и разжимая мягкую плоть. Хосок вскрикнув, стонет, почувствовав мощный хлëст ладоней. — Ай! — отрываясь от чужих губ, недовольно вскрикивает он, как только Сокджин повторяет удар. — Может перейдем к делу? У меня не так много времени, чтобы лобзаться с тобой без конца. Он спихивает Хосока со своих бедер, наспех снимая с себя штаны. Тот смотрит на него, а после, опомнившись, повторяет за ним, полностью избавляясь от одежды. Голый Сокджин ложится обратно на кровать, сгибая ноги в коленях. Его член ударяется об живот, когда Хосок с ухмылкой изгибает брови. Хосок сглатывает, чувствуя, как его лицо покраснело от смущения. — Есть что-то? Или по старинке? — спрашивает Хосок, сплевывая на свою ладонь. Сокджин выгибается в спине, откидывая голову на подушку. Прикрывает глаза, прикусив губу в предвкушении. — Ты пришёл меня поиметь и не подготовился? — Я не планировал, — врёт Хосок, подсаживаясь к нему ближе. Он приподнимает его бёдра, закидывая ногу себе на плечо. Целует его икры, нащупывая пульсирующее углубление. Вводит аккуратно, следя за реакцией Сокджина. Тот морщится, посапывая. Его руки хватаются за покрывало, перекручивая махровую ткань. Хосок не останавливается, отвлекая его покусываниями. Его палец входит на всю длину, и он круговыми движениями массирует нежные стенки, давая привыкнуть к неприятным ощущениям. — О, Дьявол! Губы Хосока изгибаются в улыбке от сравнения. Он добавляет второй палец, сильнее надавливая. Сокджин выгибается, сжимая веки. Он изредка приподнимает голову, посматривая на его действия. Хосок чувствует мокрую дорожку пота на своём лбу. Ему жарко. Его член побаливает от напряжения, но он не хочет делать ему больно. — Презерватив… и смазка, — надрывным голосом говорит Сокджин, приподнимаясь, — в тумбе. Хосок смотрит на руку Сокджина, что указывает на небольшую прикроватную тумбу. Он быстрым движением переваливается через его тело, открывая ящик. Копошится в нём, смеясь из-за внезапных поцелуев на боках. Ему щекотно. — Ты хочешь, чтобы у меня упал? — он грозит Сокджину пальцем, чтобы тот прекратил доводить его до приступа истерического смеха. — А это возможно? — с ухмылкой спрашивает он. — Сомневаюсь, — сверкая глазами, отвечает Хосок, раскатывая презерватив на заждавшийся орган. Выдавливает смазку на ладонь и размазывает по всей длине члена. Целует Сокджина, а после устраивается между его ног, не сводя с него взгляда. Прислоняется головкой к входу, надавливая в полсилы. Сокджин закусывает губу, издавая тяжёлый стон. Рука Хосока поглаживает его живот. Он находит чужую ладонь, переплетая пальцы. Резко толкается, выбивая из парня ещё один стон. — Сука! — Прости, — виновато говорит Хосок и входит во всю длину, выбивая череду новых стонов, вперемешку с ругательствами. — Как же… Сука-а-а-а… — он вздыхает, издавая несдержанные стоны. Хосок начинает двигаться быстрее, сильнее прижимая его бёдра к себе. Смотрит на покрасневшее и взмокшее лицо Сокджина, переводит взгляд на член, что со скоростью скрывается в чужом теле, и мечтает помереть от того, как ему хорошо. Ему до одури прекрасно. Напряжение, что скопилось за день, выходит с каждым толчком. Он чувствует слезы в уголках глаз и готов скулить от чувства, появившегося в его душе. «Пусть это не заканчивается», — молит Хосок, не сбавляя темпа. Сокджин извивается, прогибаясь всем телом. Стонет, срываясь на крик. А Хосоку до изнеможения прекрасно. Почуствовав скорую разрядку, он прислоняется к взмокшему лицу Сокджина, впиваясь в его покрасневшие губы. Намертво захватывает их, продолжая толкаться в него резко, но медленно. Он глотает чужие стоны, протяжно кончая. Не сбавляя темпа доводит Сокджина до блаженства, чувствуя тёплую, липкую жидкость между их телами. Тяжёлые вздохи наполняют небольшую комнату. Хосок переваливается на другую сторону кровати, тяжело вздыхая. Он смотрит на вздымающуюся грудь парня, переводя взгляд на свой испачканный живот. — Ладно, я хотя бы согрелся. — Будешь? — Сокджин протягивает Хосоку сигарету, смеясь с его удивлённого взгляда. У экзорциста округляются глаза при виде тлеющего огонька. — Прямо в постели? — взволнованным взглядом смотрит на дверь, боясь, что она распахнëтся. — Серьёзно? — заливается хохотом Сокджин. — Ты трахал меня пять минут назад, а боишься гнева из-за сигареты? — Разве дверь не была закрыта? — спрашивает он. — Я тебе больше скажу: она ещё и приоткрыта, — Сокджин прислоняется к нему ближе, подмигивая. Тот нервно сглатывает, принимая сигарету из рук. Закуривает, кротко затягиваясь. — Да не нервничай так! Нет дома никого! Нервный смешок вырывается изо рта Хосока, он смеётся, вытирая слезы облегчения. Затягивается, пытаясь унять дрожь. Они лежат рядом, плечом к плечу, и Хосок временами передаёт ему сигарету, со словами «косвенный поцелуй», отчего сильнее смешит своего любовника. Спустя пару минут они, отдохнувшие, расслабленные, молча лежат на кровати, каждый задумавшись о чём-то. Хосок осматривает комнату, не успев сделать этого вначале. Помимо кровати и стола в комнате стоит пара тумб по разные стороны, и огромный шкаф с книгами. Разными. Он прищуривается, всматриваясь в названия. Переводит взгляд на книгу, лежащую на тумбе. Тянет к ней руку, переворачивая обложку. Гёте «Фауст». Сокджин внимательно наблюдает за его действиями, а после цитирует строчки, прикрыв глаза. — «Остановись, мгновенье — ты прекрасно!» Хосок изгибает бровь, открыв рот в удивлении. Сокджин блаженно улыбается, положив руки за голову. — Это из книги? — тот кивает в ответ, томно вздохнув. — О чëм она? — «Что нужно нам — того не знаем мы. Что ж знаем мы — того для нас не надо.» — Это тоже оттуда? — Сокджин приоткрывает глаза, повернув голову к нему, удобнее устраивается, едва улыбнувшись. — Ты такой умный! —«О друг мой, верь, что мудрость вся людская. Нередко спесь лишь пошлая, пустая…» Ещё? — Хосок кивает, отложив книгу на тумбу, голым телом припадая к Сокджину. Они укрываются одеялом, решая повременить с водными процедурами. — «Я рад бы к черту провалиться, Когда бы сам я не был черт!»***
— Чонгук, я влюбился! — томно вздыхает Хосок, прислонившись к дверце машины. Полчаса назад Хосок попросил забрать его из дома семьи Ким. На улице поздно, и пригородный автобус закончил свой последний рейс ещё раньше. Они стоят на обочине, справляя нужду в засохшие кусты. — Не в меня, надеюсь? — поглядывая через спину, спрашивает Чонгук, опустошая мочевой пузырь. — Фи, в черта влюбиться? Да ни в жизнь! — брезгливо осмотрев друга, вздрагивает Хосок. — Тебе когда-нибудь читали стихи? — воодушевленно спрашивает он. — Хм, — Чонгук вытаскивает из бардачка влажные салфетки, принимаясь вытирать ими руки, становится рядом с другом, протягивая ему открытую пачку. — Нет, а должны? — Это так прекрасно. Я будто трахнул самого Гёте. — Попахивает кощунством, тебе не кажется? — он кидает салфетки через открытое окошко, а после достаёт из кармана сигарету, протягивая другу. — Будешь? — Не, — отрицательно качает головой, подняв голову кверху. — Попахивает любовью, Чонгук. — Это Мальборо, — он выдыхает дым ему в лицо, отчего тот кашляет, размахивая ладонями. — Но согласен, он пахнет любовью. — он громко стонет, затягиваясь. Щурит глаза, продолжая несдержанно мычать в блаженстве. — Сука, вечной любовью! — Тебе лишь бы о сигаретах думать, — закатывает глаза Хосок, цыкая. — Познакомь нас, — предлагает Чонгук. Ему и вправду интересно, что из себя представляет парень, в которого влюбился Хосок. Его друг порой наивен и многого не замечает. — Можно, — соглашается Хосок. — И Дону позови. — Кто-то соскучился? — пихает его в плечо, игриво подмигивая. — Или сигареты не приносят всех радостей мира? Чонгук закатывает глаза, недовольно хмурясь. — И сделай так, чтобы он пришёл, — твёрдо говорит он, одаривая Хосока своим властным взглядом. — Ладно-ладно. Сделаю всё в лучшем виде! — воодушевленно отвечает тот, в голове обдумывая идеи, как это сделать. Он протяжно вздыхает, наслаждаясь вечерним небом. Ветер стих, дорога всë ещё мокрая после дождя, а влажный воздух так приятен. Листья на деревьях частично сменили окрас, на земле валяются засохшие ветки. — В какой стране разрешены однополые браки? — нахмурив брови в раздумье, спрашивает Хосок, отчего Чонгук напротив давится дымом. — Чего, бля?.. — кашляет он, похлопывая себя по груди. Тот пожимает плечами, не беспокоясь за состояние друга. — А что? Сделаю ему предложение — заживём счастливо. Окурок падает на асфальт, а после массивной подошвой его давят, потушив ещё тлеющий огонёк. — Пойдём уже, жених, — он направляется к водительскому сиденью, хмыкая от заторможенного вида друга. — Да подожди! — кричит ему Хосок. — Как ты думаешь, есть кольцо Беллы с лунным камнем двадцатого размера?***
В полдень в библиотеке немноголюдно. За столами сидят несколько студентов в разных углах большого читального зала, и есть те, кто зашёл переждать холодный дождь. Хëнджу посещает её раз в неделю, находя свободное время в промежутке между занятиями. Он сидит за столом из тёмного дерева, столешница которого исцарапана острыми стержнями ручек. В его руках журнал «Наставления духовной жизни». Он переворачивает страницы с огромной скоростью, читая содержание взахлёб. От чтения интересного момента его отвлекает высокий темноволосый парень, присевший напротив. Он поднимает свой взгляд, рассматривая того, кто его потревожил. Улыбка появляется на лице незнакомца, когда их взгляды пересекаются. — Не помешаю? — Нет, — отвечает священник, надеясь, что тот подсел не для того, чтобы исповедаться, разглядев его одеяние под верхней одеждой. — Интересный выбор, — кивком головы указывает на журнал в его руках. — Да? Наверно, — сдержанно улыбнувшись, отвечает Хёнджу, возвращаясь к прочтению статьи. — Священники читают что-то, не связанное с религией? — спрашивает темноволосый парень, поправляя свои сбившиеся пряди, зачесывая их назад. Они непослушно падают обратно, закрывая высокий лоб. Хёнджу натянуто улыбается, чувствуя напряжение между ними. Ему неудобно вести разговоры о религии вне Церкви. Многие люди задают странные вопросы о вере и Боге, провоцируя его на дискуссии. В глубине души он думает, что люди хотят найти на них ответы. А он для того и служит, чтобы приобщить заблудшую душу к вере в Бога. Выдохнув, он отвлекается от журнала, отодвигая его в сторону. — Мы читаем разную литературу. Хотите поговорить об этом? Он смотрит на руки незнакомца. Длинными пальцами он постукивает по столешнице в такт, напевая тихий мотив себе под нос. — Библия, — улыбаясь уголком губ, говорит он. — Всегда мечтал её прочесть. — Неплохой выбор. Могу помочь её найти. — Нет-нет, — он машет рукой, останавливая поднявшегося священника, и тот послушно садится обратно. — Читать её мне слишком сложно. Меня интересует одна тема… — Какая? — Греховная природа. Хёнджу пытается не показывать своего удивления. Его собеседник , выждав паузу говорит, непроизвольно заставляя внимательно слушать его: — В нас заложена склонность к совершению греха. Грешниками не становятся, ими рождаются. «Каждый рождённый от Адама мёртв во грехах своих по причине греховной природы» — так сказано в Библии, верно? После того, как Адам вкусил запретный плод с дерева Познания добра и зла, он обрек человечество на смертность… Существование, которое мы ведем на этой земле, определяется нашей греховной, испорченной природой. Нет на земле человека, который поступал бы правильно и никогда бы не согрешил. — Для человека, не читавшего Библию, вы очень осведомлены в этой теме. Молодой человек поправляет ворот своего пальто, горделиво улыбаясь. — Да, я читаю другую литературу, — задрав нос кверху, отвечает он. — Вы знаете, меня всегда интересовало, как человек, совершивший грех, может искупить его. Хёнджу становится не по себе. Этот незнакомый юноша пугает его. Его взгляд, полный уверенности в собственном превосходстве. Его речь, чёткая, ярко выраженная. А тон надменный, словно он выше всех других. — Бог создал смертного человека, чтобы он нашёл его. Вы правы, грех стал пропастью между человеком и Господом Богом. Но у человечества есть шанс, достаточно будет возвратиться к Всевышнему. Людям не нужно много знаний и умений, чтобы совершать злодеяния. Они уже внутри нас. Гораздо сложнее приложить все усилия, дабы эти грехи не выпустить наружу. — А что, если найдутся те, кто не заслуживает шанса на искупление? — спрашивает он, повысив тон. — Шанс есть у всех. — Что насчёт убийц и насильников? — изгибается брови в недовольстве. — Если их покаяние искреннее… — Вы считаете, Бог справедлив? — перебивает незнакомец, пугая своей резкостью священника. — Бог милостив… — А может, он боится конкуренции за господство? — на его лице появляется улыбка, в то время, как в глазах усиливается блеск. — Умрёт та душа, что грешит. Дьявол питается чужими страданиями. От их мучений он становится лишь сильнее. — он откидывается на спинку стула, расслабленно расставив ноги порознь. — Было бы здорово, если бы у Дьявола была сила, способная вызволить из людей все их грехи, которые они так яро удерживают в себе? Ад наполнился бы до краёв, тем самым наделяя своего господина Могуществом… — Благо такой силы не существует, — сглатывая слюну, отвечает Хёнджу. — Да, конечно, — хмыкает юноша, незаинтересованно хватая журнал, лежащий на другом конце стола. — Ай! — на его пальце появляется алая капля от пореза об острую страницу. Он сует палец в рот и высасывает кровь, пытаясь облечить боль и уходит, кивая священнику на прощание. Хёнджу облегченно выдыхает, видя, как странный юноша выходит из библиотеки. Таких странных людей он еще не встречал.