***
Мятая футболка летит вслед за парой брюк. К куче одежды присоединяется ещё несколько ранее аккуратно сложенных рубашек, нижнее бельё. Полки пустеют. Резко размахивая руками, Юнги освобождает содержимое шкафа, вывалив груду вещей на пол. Без внимания не остаётся ничего. Сжав бледные губы в тонкую полоску, он ищет глазами хоть что-то, напоминающее запрещённые вещества: пакет травки, белый порошок, таблетки. Мельтешит глазами, пересматривая полки по несколько раз, боясь проглядеть. Он обязан спасти Тэхëна и помочь ему в преодолении трудностей. Вместе они справятся. В этом он уверен. Но для начала необходимо найти наркотики, что калечат его жизнь, и избавиться от них. В шкафу пусто. Юнги не успевает повернуть голову в сторону тумбы, как ноги сами ведут его к ней. Он оглядывается на спящего Тэхëна, на секунду задерживая взгляд, а после, не рассчитав силу, вытягивает ящик из тумбы, с грохотом роняя его и опрокидывая содержимое под ноги. Тэхён пугливо дёргается, распахнув веки. Поднимает свой корпус, расфокусированным взглядом смотря на причину своего пробуждения. Трëт глаза, отгоняя пелену, а после опускает взгляд, недоуменно переводя его на Юнги. — Что ты делаешь? — сонным голосом спрашивает Тэхён. Юнги не отвечает. Он садится на корточки, шерудит рукой по вываленным вещам, не заботясь об их сохранности. Раскидывает в стороны ручки, наушники, рекламные буклеты, запчасти от старых гаджетов. Ничего подозрительного нет. — Юнги, что ты ищешь?! — его перехватывают за руку. Он поднимает недовольный взгляд, сводя брови к переносице. Изо всех сил держится, чтобы не слететь с катушек в приступе ярости. Хочется схватить Тэхëна за плечи и вытрясти из него всю правду. Хочется кричать, что есть мочи, чтобы донести до его тупой головы, какую глупость он совершает. От беспощадных действий Юнги останавливает только перепуганный и усталый взгляд напротив. Он нетерпеливо принимается обыскивать второй ящик, игнорируя обеспокоенный взгляд. Зоркий глаз замечает чёрный бумажный пакет с незнакомым логотипом, который тут же оказывается в его руках. — Нет! — выкрикивает Тэхён, протягивая руку, намереваясь забрать находку. Юнги отодвигает пакет в сторону, делая шаг назад. Смотрит на встревоженного Тэхёна, на его распахнутые от испуга глаза, переводит взгляд на пакет и, не думая просовывает руку внутрь. — Юнги, не трогай! — кричит Тэхён, пытаясь встать, но тут же замирает, шокировано уставившись перед собой, видя вынутую руку Юнги, сжимающую резиновый член. Тот медленно переводит взгляд на ладонь, всматриваясь в её содержимое. После встречается с остолбеневшим взглядом Тэхёна, от которого хочется провалиться под землю. — Я… эм… — от неловкости ситуации все слова вылетели из головы. Юнги мнется, путается в словах, издавая невнятные звуки. Стыдливо опускает глаза, не зная, как вести себя в подобной ситуации, а после, осознав, что всё ещё не выпустил фаллос из рук, с грохотом роняет его на пол, скривив лицо. Тэхён наполовину сползает с кровати, рукой дотягивается до находки и кладёт её обратно в пакет, после зашвыривая его под кровать, гневно поджав губы. — Нашёл, что искал? — недовольно спрашивает Тэхён, глядя на него исподлобья. Ему стыдно и до жути боязно встречаться взглядом с Юнги. Видеть презрение второй раз он не желает. — Нет, — тихо отвечает он, раздумывая над тем, стоит ли ему продолжать поиски. — Может скажешь, что потерял в моих вещах? — несмело поднимает разгневанный взгляд, чувствуя подкатывающую обиду из-за бесцеремонных действий Юнги. — Может, помочь отыскать? Язвительный тон Тэхёна пробуждает в нём злость. Бледные губы самопроизвольно вытягиваются в тонкую линию от недовольства. Внутри него всё закипает. Он смотрит на невинное лицо Тэхёна, но его не провести. — А давай… — как заведённый кивает головой, подзывая его ладонью. — Давай, показывай, где ты хранишь свою дурь! Лицо Тэхёна вытягивается от удивления, не понимая сказанных слов, он склоняет голову вбок, неуверенно переспрашивая. — Дурь? — Да, Тэхён! — размеренно дышать не получается. Сбитое дыхание мешает ему говорить спокойным тоном, пугая и без того зашуганного Тэхёна. — Показывай, где ты прячешь эту гадость или я всё тут разнесу! — Я не понимаю, о чëм ты? — недоуменно отвечает Тэхён и тут же дёргается от резких движений озлобленного Юнги. Тот и вправду начинает всё крушить, заново переворачивая все вещи, валяющиеся на полу. — Я не принимаю никакой дури! — Не принимаешь, говоришь… — Перестань! — испугавшись его, молит Тэхён, намереваясь встать. Он отбрасывает одеяло на пол, хочет встать, но тут же замирает, понимая, что у него не выходит. Он не чувствует ног. Совсем. — Юнги… — его надломленный голос заставляет Юнги обратить на него внимание. Тот выпрямляется, в руках сжимая чужую футболку, — Я их не чувствую. — от шока распахнув глаза, дрожащими губами проговаривает Тэхён. — Я не могу ими пошевелить! — Что? — обеспокоенный его состоянием и видя подступающую панику на лице напротив, Юнги спешно приближается. — Не подходи! — кричит, отталкивая его от себя. Юнги протягивает руки для объятий, но брыкающийся Тэхён не даётся. Ладонями бьёт по груди, попадая по лицу. Юнги пытается перехватить его руки, но всё тщетно. Тэхён с силой бьет его, и тот резко дергается назад, едва не потеряв равновесие. — Перестань, наконец! И дай я посмотрю! — спрашивает тот, переводя дух. Смотрит на беспокойного Тэхёна, после переводя взгляд на его ноги. Садится на край кровати, аккуратно кладёт их на себя, дотрагиваясь пальцами. — Чувствуешь что-то? — его тон звучит спокойно, но с каким трудом ему удаётся держать себя в руках — известно лишь ему одному. Давит на перебинтованные участки, опускаясь ниже. — Нет, — отрицательно мотает головой. — Закрой глаза, — тихим голосом требует Юнги, и тот сразу повинуется. — Сейчас я уберу руку и вновь притронусь, скажи, как почувствуешь что-то… Ему кивают в ответ, и Юнги, удостоверившись, что веки Тэхена прикрыты, убирает руку. Но тут же передумав, сразу возвращает её обратно, как можно сильнее сжимая его ступни. — Убрал руку, — врёт он, сдавливая конечности. Ошарашенный взгляд Юнги прикован к нему, лицо которого не меняется. У него самого на лбу от перенапряжения появилась горизонтальная полоска, в то время как у Тэхена ни один мускул на лице не дрогнул от его действий. Он жмёт сильнее, прикладывая усилия — ничего. Стиснув челюсть, давит вновь и вновь, почти психуя от осознания того, что Тэхëн не врëт. С его губ слетает тяжелый грудной стон от натуги, который он тут же прикрывает кашлем. До жути напуганный происходящем, Юнги отпускает ступни и впадает в ступор, не зная, что делать. Смотрит на свои пальцы, покоящиеся на бинтах и дотрагивается до голой кожи, ведя линию по внутренней стороне выше колена. Поднимает взгляд на Тэхена и замечает едва заметные изменения на его лице. — Чувствуешь? — сглатывая слюну, спрашивает Юнги, а после перестаёт дышать, желая перевести дух от появившихся собственных ощущений. Ему становится неловко. От того, как отзывается его тело на прикосновения к нежной коже. Руки дрожат, пальцы немеют, а после начинают нещадно жечь от ощущения тепла под ними. Тэхен едва заметно кивает. Юнги завороженно смотрит на то, как тот смачивает губы, после прикусывая их. Пальцами ведёт ещё выше, ощущая под ними кожу, уже покрытую мелкими мурашками. Опускает ладонь, полностью обхватывая верхнюю часть бедра, принимаясь сжимать его. Тэхён дёргается, от неожиданности распахивает веки, взглядом встречаясь с тут же растерявшимся Юнги. Его рука все ещё покоится на бедре Тэхена, будто там ей и место. — Чувствуешь?... — одними губами проговаривает Юнги, не издавая звука. — Да — говорит про себя Ким, в реальности же застыв от растерянности. Секунда. Две. Три. Юнги смотрит в янтарные глаза напротив, едва дыша, но тут же испугано дёргается, слыша шаги за дверью. Он резко отнимает руку как от огня, тут же вскакивая на ноги. Бегающим взглядом осматривает комнату, пытаясь найти хоть что-то, на что упадёт его внимание и отвлечёт от «дурных» мыслей. Не найдя такого, он ерошит свои волосы, протяжно вздыхая, мнётся на месте, а после пятится назад, желая, как можно скорее оказаться на безопасном расстоянии. — Я проконсультируюсь с врачом о твоей проблеме, — стоит к двери спиной, рукой нащупывая ручку. — Уверен, этому есть объяснение.***
Тэхён не шевелится. Больше десяти минут смотрит в одну точку перед собой, изредка моргая, когда сухость глаз становится невыносимой. Не думает и не вспоминает о том, что произошло. Ему кажется, что если закрыть глаза на проблему, то она перестанет существовать. Именно по этой причине у него нет желания вылезать из-под одеяла. Он счастлив здесь, в своём маленьком мире, где совсем недавно ощущалось тепло нужного человека. Юнги. От воспоминаний о нём уголки его глаз моментально наполняются слезами. Он утыкается носом в край одеяла, пытаясь сдержаться, чтобы не расплакаться. Не выходит. Его щеки становятся влажными, постельное мокрым. Тэхён не может поверить в то, что тот находился рядом. Стиснув зубы, он, боязливо стягивает одеяло на себя, обнажая ступни. Краем глаза смотрит на перебинтованные ноги, пытаясь ими пошевелить. Видит, как сквозь марлевую повязку двигаются пальцы и, радуясь маленькой победе, аккуратно приподнимается, дотягиваясь до них рукой. Щупает ноги, но не ощущает прикосновений. Сводит брови к переносице, недоуменно смотря на то, как его руки изо всех сил сжимают повреждённые ступни. Паника подступает. Пальцы дрожат, в то время как лицо покрывается мелкими бисеринками пота. Он заглатывает воздух пересушенными губами, смачивая их, тянется к бинту, ища его начало. Он хочет развязать и посмотреть, в каком состоянии кожа под ним. В какой-то момент, ему кажется, что это всё не по-настоящему и всё, что он видит — лишь плод его больного воображения. Найдя край бинта, он спешно разматывает поврежденные участки, с силой зажав губу между зубами. Сосредоточенно смотря перед собой, Тэхён успевает наполовину убрать марлевую ткань, как слышит стук в дверь. Он нехотя отводит взгляд от покрасневшей кожи, недовольно уставившись на дверь. — Тэхён? — слышит стук второй раз и взволнованный голос Дохëна. — Могу зайти? — Да, — набрасывает на ноги одеяло, спиной прислоняясь к подушке. Его отец несмело заходит в комнату, обеспокоенно уставившись на сына. Небольшое помещение с приходом отца мгновенно наполняется вонью перегара. Тэхён замечает его покрасневшие белки и огромные мешки под глазами. Отец выглядит вымотанным. Движения его заторможены, взгляд тусклый, слегка рассеянный. Выглядит так, будто не смыкал веки этой ночью. — Мы не будем проводить тест на содержание наркотических веществ в твоей крови. — Что? — до конца неуверенный в том, что услышал, спрашивает Тэхён, поднимая брови в удивлении. — Постановка на учëт в наркологическом диспансере плохо повлияет на твоë поступление в следующем году, — приобретая уверенный тон, говорит Дохен, смело уставившись на провинившегося сына. Жалость вперемешку с сожалением о неверном воспитании вмиг сменяется на чувство обиды и гнева за то, что его Тэхён наплевал на собственное будущее, предавшись мимолетному пагубному увлечению. — Вы что, сговорились? — недовольным тоном спрашивает он. — Я знаю, что это и моя вина тоже, — поникнув головой, на выдохе произносит, прикрыв глаза. — Я не доглядел. Оставил тебя без внимания, полностью отдавшись работе, но впредь такого не повторится. Теперь ты под моим контролем. — Отец! — почти вскакивает с кровати, но, вовремя опомнившись, остается на месте, боясь ничего не почувствовать. — Я не принимаю никакие наркотики! — Я всё сказал. — стоит на своём, не веря ни единому слову. — Отныне я буду следить за каждым твоим шагом, пока не буду уверен в том, что ты не подсел. — Но, папа, — едва хнычет, всё ещё находясь в состоянии шока от глупых предположений отца. Тэхён никогда не принимал наркотики. Его никогда не тянуло к подобному роду занятий. Да, он выпивал. Раньше чаще, чем сейчас, но не более того. — Послушай меня! — Учителей я предупредил о твоём больничном. Они пообещали помочь — прислать лекции для самостоятельного изучения, чтобы после ты смог как можно скорее догнать школьную программу, — закончив разговор, он дожидается кивка от Тэхена и, удовлетворённый его согласием, уходит прочь. Тэхён обескуражен. Слова отца не поддаются никакому объяснению. Почему его обвиняют в принятии наркотиков и даже не хотят выслушать, он не понимает. Его терзает чувство обиды, он обещает себе, что обязательно поговорит с отцом и докажет свою невиновность, как только тот успокоится. Прячет взъерошенную макушку под одеяло, рукой нащупывает телефон под подушкой и со слезами на глазах набирает сообщение: — Какое-то время я буду на больничном. Заплачу больше, если будешь выполнять за меня все домашние задания.— Ок. поправляйся.
Он убирает телефон обратно, после прикрывает веки и вмиг засыпает, тут же предаваясь воспоминаниям, желая оградить себя от реальности. Присутствие постороннего ощущается всем телом. Чужие тонкие пальцы чувствуются под ребрами, которые вздымается от такой интимной близости. Тэхён не шевелится, боясь спугнуть Юнги и тем самым прогнать наваждение, которое кажется более чем реальным. Он рядом. Дышит ему в шею, прижимаясь всё ближе с каждым разом. Ноги по-хозяйски закинуты к нему бёдра, отчего Тэхену с трудом даётся какое-либо движение. А он и не хочет шевелиться, не хочет разрушить момент. Ему навеки хочется остаться в его объятиях, забыть о всех тягостях жизни и дать себе маленький шанс быть счастливым. — Пусть завтра не наступит… — осторожно прислонившись ладонью к чужой, молит Тэхён, всерьёз надеясь на то, что его желание сбудется. — Пусть мы будем вместе вечность… Юнги во сне водит носом по его шее, отчего в груди появляется странное трепещущее чувство. Его распирает от эмоций, что нескончаемы и, кажется, будут только усиливаться с каждым мгновеньем, проведенным вместе. Потому, что с Юнги не может быть по-другому. — И ещё, — Дохëн возвращается почти сразу, выводя сына из состояния сна. — После выпускного мы возвращаемся обратно. — Куда обратно? — не совсем понимая, переспрашивает полусонный Тэхён. — В наш дом… Я смог выкупить часть дома, остальную выкупим позже. Тэхён не может поверить в то, что слышит. Они собираются переехать? Жить, как раньше в их старом доме? Почему именно сейчас, когда у него появилась возможность быть ближе к Юнги? Его губы сжимаются в тонкую полоску. Он выглядит напряжённым. Брови сводятся к переносице, отчего между ними появляется глубокая морщина. Тэхён злится на то, что у него не спросили, не узнали, чего он хочет. — Мне казалось, у нас нет денег, — не скрывая недовольства, говорит Тэхён, надеясь, что это не окончательное решение, а лишь планы на далёкое будущее. — Я взял из тех денег, которые мы откладывали на твою учёбу. — Что? — брови Тэхена от удивления поднимаются вверх. Он шокировано смотрит на отца, ощущая, как руки начинают потряхивать от подступающей паники. — А как же я? Как же моя учёба? Он срывается на крик, чувствуя тонкую дорожку слез на щеке от чувства несправедливости. — Ты поступишь на бюджет, — стоит на своём, не ведясь на «детскую» истерику. — Думаю, что с этим проблем не возникнет. — Не возникнет? — несдержанный смешок срывается с его губ. Тэхёну хочется забиться в истерике от абсурдности ситуации, что случилась по его вине. Тэхён никогда не был отличником. Всю жизнь он обманывал отца, выдавая чужие оценки за свои. Единственное, чем он мог похвастаться — так это своей коммуникабельностью. Он с лёгкостью находил общий язык с нужными людьми, не противясь вступать в дружеские отношения с заучками школы. Входил в доверие и пользовался их добротой. Кому-то доплачивал, кого-то хорошо благодарил, делая людей счастливыми от ощущения нужности. А что теперь? Как он поступит в институт, если единственное, что он знает из школьной программы без ошибок, так это таблицу химических элементов, и то, только потому, что беспрерывно смотрел на неё в кабинете химии. — Нет! — вскрикивает, вставая на ноги. В состоянии шока, он даже не замечает, что его ногам вернулась чувствительность. Его грудь вздымается, руки трясутся, а глаза наполняются слезами. Его раскроют. Узнают правду о его лжи. Отец разочаруется. Но почему-то именно в этот момент ему плевать на чувства отца. Потому, что обида в его груди давит, не щадя, без сожалений. — Ты не поступишь так со мной! Ты обещал, что эти деньги пойдут на оплату учёбы! — Успокойся, Тэхён… — его отец обеспокоен состоянием сына. А тот не собирается успокаиваться. Вертит головой в несогласии, когда с губ срываются жалобные стоны. — Мы переедем домой, туда где были счастливы. Разве ты не хочешь этого? — Нет! — со злостью в голосе выкрикивает. Смотрит яростным взглядом, сжав челюсть. — Мы не были там счастливы! Я не был там счастлив! Я не хочу возвращаться в дом, где прошли самые худшие годы в моей жизни! В глазах Дохена появляется шок. Он, остолбеневшим взглядом смотрит на сына, раскрыв рот от удивления. Не может поверить в то, что слышит. Смотрит на своего сына, не узнавая его. Пропали милые черты лица, сменяясь на грубые, озлобленные, чужие. Голос другой, ощущение такое, что перед ним незнакомец. — Я никогда не был счастлив… — Тэхён плачет, отводя взгляд. Всхлипывает, закрывая лицо сгибом локтя, чувствуя, как накатывает волна истерии, которая не собирается останавливаться. Душа болит, лёгкие сжимаются от нехватки кислорода. В носу свербит, а в глазах жжёт так, что больно смотреть. Но больнее всего — это понимать, что своей исповедью он разрушает реальность родного человека. — Тэхён, о чем ты говоришь? — сломленным голосом спрашивает Дохен, руками ища опору. Он становится у стены, пальцами дотрагивается до шероховатой поверхности, чувствуя, что силы покидают его. — Я думал, ты будешь счастлив быть ближе к матери… Я скучаю по ней, разве ты… — Я не скучаю по ней! — перебивает на полуслове, с надрывом выкрикивая. Его отец хватается за сердце, не в силах слышать подобное. Ему становится плохо, ноги подкашиваются, он изо всех сил держится, чтобы не упасть. — У меня никогда не было матери! — не унимается, кричит Тэхён, добивая этим израненную душу Дохёна. Он никогда не знал, каково это — быть её сыном. Быть сиделкой для взрослой, больной женщины — непосильный труд, а для маленького мальчика оказалось страшнее ада. Всю жизнь он был лишён материнской ласки и тепла. Не видел любящего взгляда, обращённого ему, а только лишь измученный, не живой, направленный в пустоту. — Почему я несчастлив даже после её смерти? На крики прибегает Наён. Неизвестно, сколько она слышала, но последние слова не остались без её внимания. Увидев разбитое состояние Дохёна, она, не думая, подбегает к Тэхёну, тут же замахиваясь для удара. — Наён, не нужно! — кричит Дохён, но та его не слышит. Звонкая пощёчина на миг оглушает Тэхёна. Он зажмуривает глаза от неожиданности, замирая. Гулкий звон от удара, сопровождающий боль в висках, действует на него отрезвляюще. Наён стоит напротив, тяжело дыша, смотря на то, как он приходит в себя. — Тэхён, прости, — подходит ближе, опуская ладонь на место, что покраснело от удара. — Я была вынуждена так сделать. Она хватает его за голову, тут же кладёт её себе на плечо. Приобнимает, слушая тихие, спокойные всхлипы. — Уйди! Уйдите все! Надрывной плач становится громче. Створка окна распахивается из-за сквозняка, позволяя звуку проникнуть за пределы дома. Наполненные слезами глаза, покрасневшие от раздражения, зажмуриваются, не в силах смотреть на тех, кто стоит перед ним. Некогда близкие, родные люди вмиг становятся врагами, которые собираются разрушить его жизнь. Они хотят разлучить его с Юнги. Хотят видеть его несчастным, вновь вернув в прежнюю обстановку — в дом, стены которого всё еще пропитаны запахом медикаментов. В место, атмосфера которого угнетала, давила на сознание, разрушала детскую психику и любой шанс на нормальное существование. Пока все проводили лучшие годы своей жизни, проходили этапы взросления из детского возраста в подростковый — Тэхён был хорошим сыном, способным учеником и бесплатной сиделкой для матери. Отец хотел видеть его успешное будущее и практически каждый день уверял его в том, что тот сможет. Что ему удастся закончить школу с золотой медалью, поступить в институт и получить престижную профессию. Поначалу, он и вправду справлялся. Успевал делать уроки, посещать кружки и секции и при этом справляться с домашними делами. Но ему хотелось жить. Как его одноклассники, соседские мальчишки, как все. Но и отца он расстраивать не хотел. Пришлось хитрить, обманывать, скрывать правду. Одна ложь породила вторую, и так до бесконечности, до тех пор, пока это не превратилось в привычку. Вскоре Тэхён сам запутался, уже не различая, где правда, а где ложь. Прогулы с уроков, ночные гулянки — он оставлял мать без присмотра, а приходя пьяный в хлам, стыдливо опускал глаза, зная, что та разочарована в нем. Тэхён не оплакивал мать. Он считал, что та освободилась от мучений и заодно спасла его самого от тягостной заботы. Она была для него обузой. Тяжелым грузом, что подобно якорю, тащил его ко дну. Слезы над ее могилой всё же катились из глаз, но по другой причине. Ему было больно за отца. Видеть, как тот страдает, мучается, не желает принимать судьбу — морально тяжело. Он проплакал много ночей, слыша чужие рыдания за стеной. Надеялся, что однажды их тяжелая судьба закончится, и так радовался тому, что они переезжают из ненавистного места туда, где они, возможно, будут счастливы. Но слова отца, сказанные им несколько минут назад, разрушают все призрачные мечты, что стали почти реальностью.***
Протяжный вой собак за окном не утихает. Те, словно чувствуя его состояние, нагнетают обстановку, раздражая ушные перепонки своим непрекращающимся лаем. Горячие от повышенной температуры ладони прислоняются к ушам, в попытке огородить себя от окружающей реальности. Голова Тэхёна качается в такт телу, пока тот сидит у кровати, не желая менять свое положение. У него нет сил. Он выгнал чертовых родных, и запер комнату на ключ, не желая контактировать с кем-либо. И ему совершенно плевать на то, что отец пригрозил ему, как и на то, что тот обратился к Юнги, который с минуты на минуту может ворваться в его комнату, без разрешения. Плевать. Ему абсолютно безразлично всё то, что происходит. Тэхён не в себе. Он истерично смеется, плача, раскачивая корпус тела взад-вперед. Он бьет кулаком колени, как только чувствует, что его накрывает с головой приступ истерии. Смешки становятся громче, ком в горле нарастает, давит, не давая сделать вдоха. Он давится им, откашливаясь, пытается успокоиться, но вместо этого сильнее впадает в безудержный припадок. Пот покрывает все лицо, шею и область грудной клетки, одежда прилипает; руки тянутся к голове, хватаясь за взмокшие прядки, желая от них избавиться. И свое желание он выполняет: локон один за другим падает на пол, совершенно не привлекая внимание. Он этого не замечает. Смотрит под ноги, но как будто сквозь. В голове лишь образ матери, что со временем стёрся в его сознании, а внутри, в легких ощущается запах лекарств, который постепенно сменяется на другой, до жути знакомый, что усиливается с каждой секундой. Запах гари. Удушающая вонь заполняет его внутренности. Нос морщится, пытаясь учуять неладное. Прикрытые веки поднимаются. Глаза осматриваются по сторонам. Тихая комната, что пуста и холодна от ветра из приоткрытого окна — пугает. Страх усиливается, ведь Тэхён чувствует своим нутром неладное. Его ноги покалывают, когда он встает на них, наплевав на боль. Ступает по комнате, осматривая ее. Дышит редко, не желая вдыхать то, что не нравится. Он подходит к окну, распахивая его. Отворачивается от него, но тут же вздрагивает, как только слышит хлопок створки позади. Оборачивается и, видя закрытое окно, пробует вновь его открыть, но оно не поддается его действиям. Напсиховавшись, он оставляет его как есть, наплевав на духоту в маленьком помещении. Воздуха становится меньше. В глазах сереет, а в носу появляется странное ощущение сухости и жжения. Он вдыхает, но не может насытиться. Прикрывает глаза, как только чувствует дискомфорт в них, а когда открывает — видит перед собой огонь. Глаза, в отражении которых пламя, распахиваются от испуга. Он подрывается с места, подбирает футболку с пола, и размашистыми движениями бьет по пламени. Всё бесполезно. Огонь вспыхивает сильнее, и Тэхён тут же оказывается у двери, пытается ее открыть, но замок не поддается. Тело его трясется, руки дрожат, сердце колотится, бешено стуча, усиливая своё биение с каждой секундой. Треск огня позади усиливается, как и дым, что достигает его ноздрей, глаз. Он ощущает его более отчетливо. Вдыхает, пробует на вкус, заглатывает, позволяя пробираться в легкие, расползаясь внутри. Перебинтованные ноги пульсируют; рука, что изранена горит невидимым огнём. Он стучит ею по двери, наплевав на саднящую боль. — Помогите! Отец! — кричит, не переставая долбить по двери и покручивать ручкой, что заела. Он озирается по сторонам, видя как пламя охватило комнату, и что спешно приближается к нему. — Отец! Кричит, надрывая горло, раздражая его еще сильнее. Давится гарью, пока паника застилает его сознание. Состояние шока мешает здраво мыслить. Горький плач разлетается по комнате, заглушая крики о спасении. Он не слышит голоса за стеной, шагов на лестнице, и не чувствует единственный реальный сандаловый аромат чужого парфюма. — Помогите! — сползает по двери на пол, практически мирясь со своей участью. Смотрит на языки пламени, брыкается ногами в попытке отогнать, остановить зло. После смотрит на середину комнаты, что почти не видна из-за густого клубка дыма, и прищуривается, видя чёрную тень. Обгорелая рука освобождается от огня, настигая его хрупкую шею. Охватывает, принимаясь душить, пока тот с расширенными от ужаса зрачками вглядывается в того, кто пришёл за ним. Разодранное огнём лицо, покрытое безобразными шрамами, приближается, делясь своим пеклом с едва живым Тэхёном. Руки перехватывают чужие, пытаясь помешать, скинуть их с хрупкой шеи, что почти ломается в сильных тисках. Безглазое нечто отступает, растворяясь в сгустке дыма, как только тело Тэхёна отталкивается от двери. Он испуганно озирается по сторонам, ища свой страх, но кроме огня, ничего не видит. — Тэхён! — отрезвляющий голос Юнги заставляет его отодвинутся от двери. Тот влетает в комнату, присаживаясь на корточки. Хватает его за подбородок, устремляя на него взгляд. А Тэхён смотрит за спину, пытаясь вымолвить слова о опасности, в немом крике открыв рот. Ведь огонь не утих, а Юнги, словно не замечая его, сидит рядом. Тэхён не слышит его, судорожно глотает воздух, который почти закончился. Закатывает глаза, почти падая в обморок, но приходит в себя, говоря одно единственное слово огонь. Пальцами указывает на пламя, дрожа всем телом, плачет, как только встречается с непониманием во взгляде напротив. Юнги щурится, не сводя глаз, не обращает внимание на попытки Тэхёна защитить его от погибели. — Мы сгорим, Юнги! — находит в себе силы, хватает его за руку, пытаясь подняться на ноги. Но не может, падает в объятия Юнги и истошно кричит, не оставляя попытки докричаться. — Горим! Юнги, мы горим! Он не понимает, почему они не уходят. Почему Юнги медленно оборачивается назад, а после переводит обеспокоенный взгляд на него. Им нужно спастись. Тэхён сжимает его руки, ожидая действий, но тёплая ладонь прислоняется к его лицу, заглядывая в омут обеспокоенных глаз. — Нам нужно спастись, Юнги, — стонет, хлюпая носом. — Хорошо, родной мой, — округлыми глазами смотрит, растирая чужие слезы по щекам, тут же смахивая собственные. Приподнимается, медленно потянув за собой ослабленное тело. — Мы обязательно тебя спасём.***
Дону догоняет Чонгука на школьной парковке, перехватывает его за руку, разворачивая к себе. — Ты же не собираешься вновь садиться за руль? — смотрит на припаркованную машину, пока тот безразлично выдергивает руку, засовывая ключ в замок. Открывает дверцу, но её тут же захлопывает Дону, кинув злостный взгляд. С беспристрастным взглядом Чонгук прислоняется спиной к машине, наконец-то решив уделить ему внимание. Весь день они не пересекались, не разговаривали, но Чимин следил за ним, то и дело поглядывая краем глаза, уверяя себя в том, что причина такого поведения вовсе не беспокойство. И совсем неважно то, как поджилки тряслись от осознания, что в любой момент с Чонгуком может произойти что-то нехорошее. Просто, в какой-то момент Чимин задумался о том, что сегодня он не готов увидеть то, к чему так долго шёл. Не сегодня и не сейчас, а когда-нибудь, обязательно. Он опасается своих внутренних терзаний и мысленно настраивает себя, что однажды у него получится справиться с чувством вины и наплевать на сострадание. — А на что это похоже? — перебирая ключи в руках, спрашивает Чонгук. На лице ни единой эмоций, но в голосе проскальзывают нотки недовольства. — Ты можешь разбиться. Дону подходит близко, тут же протягивая руку, выпрашивая ключи. — Не говори, что тебе не всё равно, — хмыкает Чонгук, бряцая ключами. Смотрит на протянутую руку, едва заметно ухмыляясь попытке парня подчинить его. — Сегодня ты уже показал, как относишься ко мне. — Всё не так, — его брови сводятся к переносице от недовольства. От враждебного тона Чонгука Чимину становится не по себе. Он помнит, что для того, чтобы быть в безопасности, ему необходимо находиться рядом со своим врагом и ссориться из-за пустяка ему не на руку, но и успокоиться Чимину не удается. — Да? — приподнимая бровь в удивлении, спрашивает Чонгук, повысив тон. Он выпрямляется, становясь напротив Дону. Смотрит сверху вниз, пытается прочитать эмоции на его лице. — Тогда, может сделаешь милость и скажешь — как? Обида все еще не хочет проходить. Чонгуку неприятны и непонятны действия парня, который, как ему казалось, к нему неравнодушен. Неужели, он снова ошибся? Ему надоела эта неопределенность. Надоело и то, что одиночество для него стало обычным явлением. Он хочет, как ненормальный, ощутить все то, чего желает. Его сердце не черствое. Чонгук знает, что не идеален и даже больше, жесток и хладнокровен. Но любить он умеет. Пример тому — его брат — Хёнджу и друг, один и единственный — Хосок. За них он готов на многое пойти, всё что угодно сделать, лишь бы защитить. Но этого недостаточно. Ему необходим человек, что будет с ним рядом до конца, принимать и любить его таким, какой он есть. Чонгук не станет переделывать характер человека в угоду себе, а хочет найти себе подобного. Дону, по его мнению, такой же, как и он. В нем есть то, что пугает и притягивает. Характер его сложный, но кто сказал, что с ним легко? От него нужно лишь согласие и малейший намек на последующие действия. — Отдай мне ключи, Чонгук, — просит Дону, прикрыв веки. Челюсть сжата, отчего слова едва различимы. — Не отдам, пока не скажешь, — издевается Чонгук, сложив руки на груди. — Что за ребячество? — в удивлении поднимает голову, уставившись на него недовольным взглядом. — В любви все средства хороши, знаешь? «В любви» — слышит Чимин и замирает от подозрительных ударов в своей груди. Чонгук говорит ему о любви. Он влюблён? Нет, этого не может быть. Скорее всего, тот обманывает, преследуя свои интересы. Такие, как Чонгук, по его мнению, не умеют любить. А если и так, то ему же хуже. Чимин вертит головой, отгоняя от себя непрошенные мысли. Ему не нужно думать об этом, ему же должно быть наплевать на чужие чувства, в особенности, чувства, обращённые к нему. — Отдай мне ключи, — делает вид, что не расслышал его слов, требует, добавляя своему голосу нотки уверенности. Чонгук смеётся про себя, замечая резкую смену эмоций. Он каждый раз пребывает в восторге от второй личности Дону. Ему нравится видеть его смелым, храбрым и непоколебимым. Таким он выглядит более живым, настоящим. — Подойди, забери… — заводит руки за спину и тут же кладёт связку ключей в задний карман. — Ты сейчас серьёзно? — не веря своим глазам, спрашивает Чимин. Его потряхивает от баловства Чонгука в такой серьёзный момент. Он бесится, оттого и злится на себя за свои эмоции. — А хотя знаешь, катись! — эмоционально вскрикивает, указывая рукой в сторону машины. — Снова потеряй сознание, устрой ДТП и стань причиной смерти ни в чем неповинных людей! Кричит, привлекая к себе внимания. Видит, как каменеет лицо Чонгука. Затыкается сразу, понимая, что перешёл грань. Мысленно готовится к пререканию либо к грубости, но удивляется, как только тот протягивает ему то, что он просит. — Забирай. Нечитаемый взгляд. Глаза пустые, бездонные. Словно за секунду облик его поменялся на другого человека. Вся дурость сошла с лица напротив, брови опустились, вернулись в обычное состояние. Нет огонька в глазах и язвительной улыбки. Только пальцы подрагивают, выдавая его состояние. Чимин забирает связку ключей, сжимая её в ладонях, как можно сильнее, боясь, что тот может передумать. — Попрошу Хосока тебя отвезти, — сглатывая слюну, говорит он. — Хочу быть уверенным в том, что ты доберешься до дома живым. — Волнуешься, что, потеряв меня, останешься один? — растягивая губы в ухмылке, утверждает Чонгук. — Утешай себя этим, придурок. — Перестань себя так вести, — бедром отталкивается от машины, тут же оказываясь перед ним. Прищурив веки, злится, ощущая раздражение внутри себя. — Знаешь, что всему есть предел? Смотрит на Дону пронзительным взглядом, чувствуя, что больше не может себя контролировать. Ему осточертела эта игра. Он хочет хоть какой-то ясности. Пусть, позже он пожалеет, что давит, заставляет человека принять решение, но сейчас это его мало волнует. — Сам целуешь меня, потом отталкиваешь, вновь притягиваешь, и что в итоге? — толкает пальцем в грудь, проговаривая каждое слово. — Не играй со мной, Дону. Я не шибко терпелив. От слова «совсем». — Что ты хочешь от меня? — Хочу узнать, чего хочешь ты, — смотрит пристально, ожидая ответа. Но понимая, что его не последует, решает закончить перепалку, пока не поздно. Обходит Дону, сразу же набирая Хосока. Он просит его отвезти их по домам, как можно скорее. — Поедешь с нами, — указывает на дверь, взглядом прося открыть. Садится на переднее сидение, нервно посматривая в зеркало заднего вида, куда присаживается Дону. — Заедем к Тэхёну, нужно разобраться, что с ним творится.***
Рев сирены скорой помощи слышится сразу, как только машина Чонгука заворачивает на улицу Тэхёна. Беспокойные взгляды пассажиров устремляются туда, где творится хаос. Любопытные соседи повылезали из своих убежищ, окружили дом семьи Мин, и не стыдясь, перешептываются о происходящем. Из-за большого количества людей, разобрать, что случилось, сразу не удаётся. — Что происходит? — Хосок паркуется на территории соседей и тут же выходит из машины, не дожидаясь остальных. Чонгук идёт следом, не замечая, как сжался на заднем сиденье Дону. А Чимин будто чувствовал заранее, что что-то здесь не так. Шестое чувство подсказывало ему на протяжении всей поездки, что то, что произошло утром — лишь начало, и что сегодняшний день не закончится спокойствием. Сквозь окно видит, как Чонгук останавливается на полпути, не решаясь приблизиться к дому, и Чимин, набравшись смелости, выходит следом, решаясь наконец-то посмотреть на плоды своего творения. Санитары в белых халатах тащат брыкающееся тело Тэхёна, что ногами тормозит об рыхлую землю. Голова его откинута назад, корпус выгибается, тот вырывается; кричит, раздирая собственное горло. — Отпустите! — слезы катятся из его глаз, он заглатывает поток, захлебываясь в собственных слюнях. — Пустите меня! Я не сумасшедший! Чимин видит, как тот оглядывается назад, ищет спасения в глазах, смотрящих на него, но не находит. Тэхён вырывается, не сдаётся, безумным взглядом осматривая каждого. На секунду одаривает взглядом Чимина, и тот видя страх на глубине карих глаз, успевает испытать весь ужас на себе. Чимину нехорошо. Он отшатывается назад, чувствуя лёгкую головную боль. От бесполезных криков виски трещат, голова раскалывается, а перед глазами всё плывёт, отчего стоять становится невыносимо. — Ты же этого хотел, Чимин? — шепчет ему внутренний голос, заставляя лицезреть, поднять голову и не сметь сводить взгляда. — Наслаждайся. Тот повинуется, смело вздернув подбородок. — Пустите меня… — молит жалобным тоном Тэхён, почти оседая на землю. Спустя пару секунд он всё же падает на колени, когда санитары расслабляют хватку из-за усталости. Смотрит назад, испуганным взглядом озираясь по сторонам. — Отец, где ты? — надломленный голос не замолкает. — Отец, не отдавай меня! Дохён стоит у крыльца, виновато опустив голову, игнорируя зов сына. Он хочет ему помочь. Скрепя сердце, отдаёт Тэхёна в безопасные руки, которые спасут его от неминуемой гибели из-за пагубной привычки. Ему нужна помощь специалистов. — Юнги! — широко распахнутыми глазами смотрит на родного человека, что пальцами сжимает переносицу, останавливая непрошенный поток слез. — Помоги мне, Юнги. Прошу, поверь мне… Юнги закрывает лицо, пряча покрасневшие глаза, не в силах больше сдерживаться. Он едва не содрогается в рыданиях от безысходности и чувства вины перед Тэхëном. Нельзя было оставлять его одного. Тэхён болен и место ему в больнице, в которой он пробудет ещё долгое время. Чимин не может сделать шага. Застыв у машины, он смотрит на присутствующих, ожидая, что кто-то вот-вот кинется на помощь Тэхёну. Но перешептывающимся соседям абсолютно плевать на терзания молодого человека. Хосок оказывается рядом с Юнги, обеспокоенно расспрашивает его, но тот одаривает друга презрительным взглядом. Чонгук же наблюдает со стороны, брови его нахмурены, но понять, что он чувствует в этот момент, невозможно. Шаг назад. Ещё один. Чимин, не желая, чтобы его побег заметили, тихо пятится назад, а после, отойдя на безопасное расстояние, разворачивается, практически срываясь на бег. Держит капюшон, что слетает с головы, несётся по обочине, не оглядываясь назад. Поток поднявшегося ветра обдувает его лицо, попадает в глаза, отчего те слезятся ещё больше. Он бежит до самого дома. Забегает в комнату, громко захлопнув дверь. Сгибается пополам, чувствуя сильную боль под рёбрами. Змея, сидящая в террариуме, шипит, напоминая, кто он есть на самом деле. Он смотрит на неё своим туманным взглядом, встречаясь с ядовитыми зрачками, а та, словно чувствуя, извивается, приманивая к себе. Чимин выпрямляется, восстанавливая дыхание, подходит ближе, опуская руку к крошке. Та нежится, взбираясь к нему, словно хочет быть с ним в эту минуту, отпраздновать вместе их маленькую победу. Спустя несколько минут он выходит из дома. В его голове пусто, ноги несут в неизвестном направлении. Перед глазами всё ещё стоит образ Тэхёна. Чимин нервно прикусывает губу, пытаясь отогнать от себя образ парня. Он устал. Скитаясь по улице несколько часов подряд, Чимин и не думает возвращаться домой. Бутылка виски, наполовину опустошенная, его единственный спутник этой ночью. Он пьян. Взгляд его плывёт, желудок болезненно скручивает от выпитого спиртного, ноги ноют от непрерывной ходьбы, но ему совершенно плевать на это. Гораздо важнее то, что у него на сердце. Предательская щемящая боль отдает в лопатку, плечо; круговыми движениями он принимается разминать плечевой сустав, тяжело вздыхая. Останавливается, ища, куда бы приземлиться. Смотрит на бутылку, прислоняется губами к горлышку, вливая содержимое в рот. Мычит от наслаждения, закатывая заплаканные глаза. Чувствует изжогу и наслаждается своей болью. Она отвлекает, помогает ему забыться. Чимин смотрит на экран телефона, яркость которого в темноте слепит глаза. Вытирает веки тыльной стороной ладони, вглядываясь во входящее сообщение. Чонгук не переставая пишет ему, прося перезвонить. Чимин же хмыкает, делая глоток. Не отнимая ото рта бутылку, нажимает вызов, прислоняя аппарат к уху. — Да? — Виски заканчивается. В трубке слышится шорох и копошение. После Чимин улавливает скрип дверцы и тихий голос Чонгука. — Могу предложить ром, подойдёт?***
— Будешь? — протягивает ему сигарету. Они сидят на холодном асфальте, прислонившись к капоту. Дорога пуста и безлюдна. Прошло больше получаса, а они так и не смогли нарушить тишину, каждый думая о своём. Дону затягивается, выдыхает дым через нос, ощущая его на слизистой глаз. Головой прислоняется к дверце машины, постукивая ей несколько раз. Прикрывает веки, облизывая горькие от табака губы. Отдаёт сигарету Чонгуку, тут же пригубив бутылку спиртного. Вкусы смешиваются, жидкость льётся по тонким стенкам желудка, согревая их. Тело расслабляется, в ушах протяжный приятный звон, что отвлекает от навязчивых мыслей, которые преследуют его с того момента, как он увидел Тэхёна. Его крик стоит в ушах, в сознании его образ: невменяемый, безумный, сумасшедший. Глаза, что полны испуга всё ещё перед ним. Не дают уснуть, расслабиться, жить как прежде. Мешают, душат, заставляют душу выворачиваться наружу, терзать его. Чимин не выдерживает, спасается алкоголем, заглатывая обжигающую жидкость, надеясь, что она поможет забыться. — Осторожнее… — Чонгук видит, как тот не отнимается от бутылки, и обеспокоенным взглядом смотрит, как Дону, не послушав его, снова делает глоток, тут же закашливаясь. — Я же говорил! Куда ты так торопишься? — Веришь в карму? — неожиданно спрашивает, поднимая расфокусированный взгляд. — Верю в возмездие, — совершенно серьёзно отвечает Чонгук, забирая бутылку. Чимин округляет глаза, уставившись на него. Он, поникнув головой, смеётся, прикрыв веки. — Ты делал что-то плохое в этой жизни, отмыться от чего невозможно? Он сам не знает, зачем задает этот вопрос. Будто в этот момент не управляет собой. Ему хочется узнать, хватит ли тому смелости сказать правду? В какой-то момент Чимин строит предположение о том, что для Чонгука — убийство человека — обычное дело, вины, за совершение которого, он не чувствует. Ему не хочется об этом думать. Сейчас, когда его сознание в алкогольном опьянении, на ум ему приходят мысли, что на трезвую голову непростительны. Он хочет узнать, о чем думает Чонгук. Что он чувствует. Хочет услышать то, что скрыто где-то глубоко внутри от посторонних глаз. Это плохо. Для Чимина это может кончиться нехорошо. — Делал. Короткий ответ, после которого сердце Чимина перестаёт биться, а после заводится, как ненормальное, принимаясь работать с удвоенной силой. Его глаза уже ищут бутылку, что оказывается зажата между коленями Чонгука. Тот смотрит на звёздное небо, словно в пустоту, выпуская изо рта горячий пар, что сгустком поднимается наверх, рассеиваясь. Вздыхает тяжело, опуская взгляд под ноги. — И что же? —Нет, не отвечай — тут же проскальзывает у него в голове, отчего Чимину приходится закрыть глаза, дабы успокоить подступающие слезы. Он не хочет этого слышать, не сможет. Чимин слаб, он зря надеялся, что сможет справиться. Потому что у него не получается совладать с эмоциями. Не получается отключить чувства. — Ты знаешь, что мозг блокирует наши чувства, когда понимает, что ты не справляешься? — сразу переводит тему, говоря то, что первое на уме. И у него получается. Чонгук тут же закрывает рот, не успевая ответить. — Что же ты такого натворил, что задумался о таком? — мягким тоном спрашивает Чонгук. — Он словно чувствует, что в скором времени ты слетишь с катушек, и поэтому решает таким образом тебя защитить, — тараторит Чимин, не унимаясь. Он незаметно вытирает дорожку слез, шмыгает носом, дрожащими губами выпуская пар изо рта. Потому что чувствует, что ещё секунда и внутренности его взорвутся, и он разрыдается, наплевав на зрителя. — Думаешь, ему есть до тебя дело? — хмыкает, не поднимая взгляда. Он слышит дрожь в голосе Дону и, понимая его подавленное состояние, решает не уделять этому внимание, боясь поставить его в неловкое положение, тем самым напугав парня. — Если твой мозг хочет тебя защитить, то почему он допустил ту ситуацию, из-за которой ты находишься в таком состоянии? Брови Чимина смыкаются у переносицы. Он непонимающе смотрит на Чонгука, пытаясь понять, о чем он сейчас сказал. А тот, будто понимая это, молчит, предоставляя ему эту возможность. — По-моему, ты с ним не в ладах, — поднимает прищуренный взгляд на парня, устраиваясь поудобнее, лишь бы видеть его полностью. — Расскажешь, что произошло? — Не думаю, что готов, — хмыкает Дону. — Но как-нибудь, обязательно расскажу. — Обещаю. Чимин знает, о чëм говорит. Однажды он перестанет скрываться. Ему до безумия хочется увидеть удивление на лице Чонгука, когда он обнажит свою тайну, раскрыв все карты перед тем. Наверняка, он попытается расправиться с ним, но вопрос в том, сможет ли? — Сейчас я не хочу об этом думать. Хотел бы я забыть обо всём хоть на мгновение. — Хочешь переключиться? — спрашивает Чонгук, принимаясь рыться в кармане куртки. Он нащупывает металлический корпус телефона, ищет нужный контакт и набирает сообщение. — Могу предложить одно средство, что на короткое время тебя отвлечет. Вибрация отдаёт в руку, Чонгук смотрит на экран, улыбается краем губ, а после встаёт на ноги, отряхиваясь. Смотрит на недоуменного Дону, протягивая ему руку. Тот хватает её, поднимаясь на ноги. — Если хочешь отвлечься, не лишай себя удовольствия. Глаза Дону блестят от выпитого алкоголя. Он стоит неровно, шатается, придерживаясь за плечи Чонгука, склонив тяжёлую голову к его груди. — Ты поможешь мне отвлечься? — бубнит в грубую ткань куртки, хватаясь за неё. — Сможешь сделать так, чтобы я забылся? — Травка кого угодно унесёт, можешь не переживать об этом.***
Полусонный Хосок ждёт их на крыльце, скрючившись от холода. Он переминается с ноги на ногу и, как только видит машину, принимается зазывать их руками, мечтая поскорее оказаться в тепле. Парни выходят из машины, Хосок смотрит на состояние Чонгука, переводит взгляд на Дону, оценивая их обоих. — Ты пьяным за руль сёл? — недовольно спрашивает Хосок, пропуская их внутрь дома. — Я не пил, но надышался, — кивает головой, указывая на еле идущего парня позади. — Поэтому, можешь считать меня пьяным. — Что случилось? — тише спрашивает Хосок, имея в виду состояние Дону. Чонгук пожимает плечами, не желая развивать эту тему. Чимин стоит, прислонившись к стене, чувствуя тепло, исходящее от пола, отчего ступни моментально прогреваются. У Хосока в доме жарко. Пахнет чём-то сладким, свежим, играет реклама из телевизора, и Чимину становится отчего-то спокойно. Хосок предлагает свою помощь раздеть парня, но тот отказывает ему, решив, что справится самостоятельно. Они проходят в гостиную, где Чонгук, стоящий на коленях у кофейного столика, уже во всю изготавливает самокрутку. — Где твои родители? — не сводя взгляда с Чонгука, спрашивает у Хосока Чимин. Тот с ногами запрыгивает на диван, принимаясь переключать каналы. — Сейчас, наверное, в Мексике, — не отрываясь от телевизора, равнодушно отвечает он. — Они путешествуют, — облизывая край самокрутки, отвечает за него Чонгук. — Постоянно. Поэтому дружить с Хосоком — лучшее решение в моей жизни. — Ага, — Хосок потирает затылок, зевая. — А дружить с тобой — худшее. Чонгук поднимается на ноги, кивает Дону в сторону лестницы, и тот, понимая его без слов, идёт наверх. — В тумбочке слева, в нижнем ящике! — слышится им с первого этажа, отчего легкая улыбка появляется на губах Чонгука, а брови Чимина изгибаются от непонимания. Переступив порог комнаты, Чимин чувствует пробирающий тело озноб. Он ежится от внезапной свежести, проходит внутрь и, не ощущая привычных запахов, что присутствовали на первом этаже, не чувствует себя в безопасности. Вокруг темно. Чонгук не включает свет, а лишь отдергивает шторы в сторону, позволяя уличному освещению проникнуть в их временное пристанище. Чимин не знает, куда себя деть. — Курил когда-то? Чонгук садится на кровать, свесив одну ногу, а вторую поджав под себя. — Да, — зачем-то врет Чимин, осторожно продвигаясь ближе. — Хорошо, значит о последствиях говорить не надо. Он поджигает сигарету, решая первым испробовать травку. Прикрывает глаза, рукой нащупывая подушку позади. Откидывается на нее, устраиваясь удобнее, и рукой зовёт Дону, видя, что тот не решается. Протянутая рука в его сторону замерла в воздухе. Чонгук ждёт, пока из неё заберут самокрутку. Дону, тело которого подрагивает от тревоги, берет то, ради чего сюда пришёл. И, не давая себе шанса на раздумья, зажимает косяк губами, протяжно затягиваясь. — Полегче… — слышит от Чонгука и отлипает от самокрутки, тут же закашливаясь. — Мощная, — бьёт себя по грудине, помогая дыму проникнуть глубже. Глаза режет, Чимин зажмуривается, резко распахивает их и отшатывается, пытаясь удержать расстояние. Аккуратно садится на кровать, боясь упасть. Тяжесть век ощущается сразу. Он закрывает глаза, обещая себе открыть их через секунду. Головокружение теперь ощущается более ярко, слабый звон перетекает из одного уха в другое, а в носу щекочет от едкого дыма. Мышцы расслабляются, и Чимин понимает, что пребывает в эйфорийном состоянии. Внезапный прилив бодрости и адреналина заставляет его сжать веки сильнее, чтобы не лишать себя умиротворённого состояния. Но действие травки не остановить. Он не хочет спать. Распахнув глаза и резко повернув голову в сторону, он встречается со взглядом карих глаз, что, не стесняясь, смотрят на него. И, судя по ухмылке Чонгука, давно. — Я уснул? — решив подтвердить свои догадки, спрашивает он. — Отрубился на две минуты ровно, — ухмыляется Чонгук, предлагая затянуться ещё разок. А тот и не отказывается, губами прислоняется к влажной самокрутке, ощущая уже знакомый вкус чужих губ. Чонгук не врал, когда говорил, что способен помочь забыться Дону. Только не уточнял на сколько хватит этого эффекта. Спустя несколько минут в тишине, Чимина начинают преследовать мысли, что усиливаются с каждой секундой. Всё по-новой. Вой сирены, крик Тэхёна, его собственный плач. Чимин хочет переключиться, но у него не выходит. Вертит головой, незаметно ударяя себя по вискам, пытаясь образумиться. Но не удаётся. Мычит, понимая, что безнадёжен. В какой-то момент тремор возвращается. Он смотрит на ладони, вспоминает, как держал змею, как этими руками творил зло, а после чувствует, как что-то мокрое падает на кожу. Вытирает слезу об одежду и поднимает взгляд, уставившись на профиль Чонгука. В глазах уже стынут слезы, он чувствует ком в горле, и ему хочется кричать, молить, чтобы его избавили от этой тяжести. Чтобы ему помогли. Нижняя губа подрагивает, и он всхлипывает, привлекая этим внимание. Задерживает дыхание, как только на него устремляется взгляд. Молчит, сглотнув слезы, смотря на то, как рука Чонгука прислоняется к его щеке. Вытирает мокрый след, после растирая влагу между пальцами. Ощущение опасности появляется неожиданно, что заставляет Чимина схватиться за сердце. В тот момент он осознаёт, что ему удаётся забыть о том, что произошло. Чувства сменяются, ограждая его от внутренних переживаний о других. Беспокойство о себе становится куда важнее. Адреналин в крови повышается. Волоски на теле встают дыбом, а мелкая дрожь заставляет его вздрогнуть всем телом. Хитрый прищур глаз напротив волнует. На пробу, Чимин дотрагивается до щеки Чонгука, тут же отдергивая руку. Смотрит на беспристрастное лицо, переводит взгляд на дрожащую ладонь и кладёт её снова, в этот раз не убирая. Его грудь вздымается, Чимин дышит через рот, громко вздыхая. Внутренности распирает от неконтролируемых эмоций. Они неразличимы, непонятны для Чимина, но одно ясно точно — это помогает. Это то, что ему нужно. — Помоги мне забыться… — говорит вслух, не осознавая, а после прислоняется к его губам. Он чувствует руку на своей пояснице, что тянет его обмякшее тело. Чонгук разворачивает его, устраивает поудобнее, усаживая на колени. Прижимает сильнее, принимаясь водить мокрыми губами по его, целует неторопливо. Добавляет напор постепенно; тот не осознаёт, как язык проникает в рот, незаметно приоткрыв его. Рука блуждает по спине, пробираясь под худи, Чонгук водит ей по тёплой коже, заставляя Чимина съежиться от непривычных ощущений. Конечности подрагивают, он ощущает покалывания в пальцах и сжимает их до боли, пытаясь избавится от судороги. Но не успевает вернуться в привычное состояние, как ощущает волну возбуждения. Чонгук приподнимает его за бёдра, отрываясь от губ, усаживает удобнее, ближе к телу, к паху, где уже чувствуется твёрдость органа. Смотрит, не сводя взгляда с рассеянного напротив, облизывает губы, сглатывая чужую слюну. Губы Чонгука блестят от влажности, как и его глаза, что не отрываясь смотрят на него, не позволяя отвести взгляд. А Чимин и не может этого сделать, словно завороженный, глядит на то, как приближается лицо другого. Глаза сами закрываются. Обхватывает талию Чонгука, сжимая бока. Впивается губами, завладевая чужим ртом. Слышит кроткие мычания и сам готов выть, чтобы не слышать свои мысли. Он поддается чувствам, наплевав на голос разума, который давно замолк. Целует, отрываясь на долю секунды, смотрит на распухшие губы, на туманный взгляд и вновь впивается, принимаясь блуждать языком по мягким устам. Сминает нижнюю губу, посасывает её, когда руки ищут, куда пристроиться. Чонгук нетерпеливо поднимает кофту наверх, обнажая спину. Стягивает с него ненавистную одежду, отрываясь на секунду от терзаний горьких от табака губ. Глотает воздух, смотря на полуобнаженное тело Дону, притрагивается рукой к груди, ведя пальцем по нежной коже. Мышцы самопроизвольно подрагивают, он ведёт линию выше, к кадыку. Достаёт до шеи, обводит её рукой и под протяжный стон Дону, притягивает к себе, впиваясь в неё зубами. Грудной хрип срывается с влажных губ, Дону держится за талию, с силой сжимая грубую ткань. Череда гортанных вздохов не прекращается, Чонгук не отрывается от его шеи, приподнимает его за бёдра, и несдержанно опрокидывает на спину, нависая сверху. На ощупь ищет ремень, расстегивает его, освобождая доступ к ширинке. Вспоминает о своей одежде и, оторвавшись от Дону, стягивает с себя футболку, а после избавляется от брюк, оставаясь в нижнем бельё. Вздернутые брови Дону выдают его беспокойство. Но тот сразу приходит в себя, наспех принимаясь повторять его действия. Губы Чонгука расплываются в улыбке от того, как тот торопится, как не отводит взгляд, смело выдерживая пристальный напротив. Тело напряжено, член ноет, не выдерживая длительного ожидания. Ему до безумия хочется ощутить жар чужого тела, вкусить то, о чем думал и желал. Чонгук, видя копошения с одеждой, поджимает губы от недовольства и принимается помогать парню избавится от неё. Под тихий возглас возмущения, он дотрагивается до трусов и бесцеремонно срывает их вниз, оставляя Дону нагишом. Тот откидывается на спину, пьяным взглядом смотря на него с прищуром. Он облизывает свои губы, тяжело дыша, наблюдая за тем, как Чонгук тянется к прикроватной тумбочке, как открывает ящик, вытаскивая из него прозрачную бутыль и шуршащую упаковку презервативов. Чимин зажмуривает глаза, в последний раз пытаясь докричаться до голоса разума. Зовёт его, но призывает лишь воспоминания, от которых становится тошно. Он пытается отвлечься, прислушивается к звукам, окружающим его. Слышит шелест упаковки, сопение Чонгука, звук открывающейся крышки, а после ощущает щекочущие движения мокрого языка на своих икрах. Чонгук приподнимает его ногу, аккуратно закидывает себе на плечо. Не отрывается, целует, пока Чимин ерзает по простыням из-за непонятного ощущения. Контраст температуры чувствуется всем телом. Кожа от поцелуев горит, жар после них не спадает. Он вертит головой в разные стороны, невнятно мыча, хватается за простыню, приоткрывая глаза от осознания чувства безысходности. Ему некуда уйти, не скрыться, не сбежать. Ни от Чонгука, ни от себя. Он в западне. В уголках глаз становится влажно, он шмыгает носом, чувствуя щекочущее ощущение. А после замирает, как только что-то холодное прислоняется к ягодицам. Он поднимает взгляд, с опаской уставившись на Чонгука. Тот ловит шею рукой, опускается ниже, задирает ногу выше. Вторая рука пробирается между ягодиц, Чонгук отвлекает Чимина от своих действий, зажав губы своими. Целует жадно, несдержанно, с силой напирая, пока палец аккуратно пробирается внутрь. Болезненный стон вырывается из уст Чимина и Чонгук ловит его ртом, глотая череду таких же. Он действует неторопливо, постепенно увеличивая темп. Чимин чувствует мощные толчки внутри себя, извивается, борясь с волной возбуждения от уверенных действий Чонгука. Стоны не прекращаются, Чимин задыхается от нехватки кислорода, отрывается от жадных ласк, ртом глотая воздух. Губы Чонгука вовсю присасываются к его шее, заставляя извиваться. От ощущения пустоты на своих губах Чимину не по себе. Он держит рот открытым, чувствуя, как начинает подрагивать нижняя губа. Волна истерии подкатывает. В горле образуется ком, который не удаётся проглотить. — Чонгук… — сломленным голосом просит, прикрыв влажные глаза. — Помоги мне забыться… — Хорошо, хорошо… — неразборчиво отвечает, не прекращая покрывать кожу поцелуями. Почти секунду он не чувствует чужих прикосновений, не ощущает дыхания Чонгука на своей коже и его мокрых поцелуев. Глаза от испуга распахиваются. В полумраке он ищет его силуэт и успокаивается, разглядев его фигуру перед собой. Чимин видит взбудораженного Чонгука, что направляет холодный от смазки член к анусу, а после вскрикивает, откидываясь назад, ощущая тугой толчок. Он зажмуривает веки, сжимает челюсть, хватается за простыни, хныкая от неприятных ощущений. — Потерпи, — слышит голос где-то сверху и рефлекторно кивает в согласии. Чонгук медленно входит, толкаясь в податливое тело. Увеличивает темп, слыша тихие, зажатые стоны. Руками дотрагивается до груди, обводя её круговыми движениями. Чувствует дрожь горячего тела, приподнимает ногу выше, входя глубже. Дону выгибает спину от неожиданности, издав гортанный звук. Чонгук не прекращает, долбясь в него, придерживая за бедра. Прикусывает губу, поднимает голову вверх, сильнее вбивается в извивающиеся тело, слыша, как тот громко дышит; как стоны сменяются на мычание и на тихие всхлипы. — Чонгук, — выгибается в спине, головой ударяется об мягкую поверхность, распахивает глаза, чувствуя подступающей оргазм. Мышцы напрягаются, ноги вытягиваются. Он откидывается головой назад и протяжно стонет, закатывает глаза, ощущая тёплую жидкость на теле. Тяжело дышит несколько секунд, а после чувствует, как Чонгук ускоряется, мычит, издавая невнятные звуки. Толкается глубже, сильнее, а после замедляется, кончая. Измученный, взлохмаченный Чонгук наклоняется к Дону, всё ещё не покинув горячее тело, прислоняется своими губами к его рту, целуя сухие уста, смачивая их собственной слюной. Вымотанный Чимин засыпает под поцелуи, в сонном состоянии бурча слова, которые утром и не вспомнит. — Не ночуй сегодня дома.