***
На школьном стадионе горят лишь несколько фонарей, остальные же давно разбиты футболистами. Охранник снует туда-сюда, каждый раз по-доброму улыбаясь, проходя мимо знакомых лиц. Юнги на пару с Чонгуком стоят у трибун, решив побеседовать вдали от посторонних глаз и ушей. Охранник не в счёт. Взяв у них пару сигарет, тот пообещал им, что временно поставит себе диагноз глухонемого и слепого, если потребуется. Чонгук стоит напротив и молчит уже несколько минут, чем раздражает Юнги, который ждёт его ответа. — Ну, так что? — нетерпеливо спрашивает Юнги. — Все очень странно, Юнги, — Чонгук, пользуясь их близостью, рассматривает изменившиеся черты лица бывшего друга. За два года он сильно изменился. Добавились новые морщинки, кожа потеряла былую упругость и здоровый оттенок. У Юнги появились мешки под глазами, трещинки на губах, а подбородок зарос небольшой щетиной. Поездка пошла ему не на пользу. — Но думаю, что смогу тебе помочь достать деньги. Юнги одаривает его неуверенным взглядом, будто не верит в услышанное. После того, что между ними произошло совсем недавно, Юнги не надеялся на положительный ответ. — Но ты уверен, что поступаешь правильно? — Уверен, — резко отвечает Юнги, — Тэхён не шизофреник. Возможно, при других обстоятельствах я бы поверил, что он болен, но не в этот раз. Поначалу Юнги и вправду думал, что Тэхену нужна помощь. Но не прошло и дня, как он понял, что не сможет доверить его кому-то, кроме себя. — Он похож на психа. — Как и ты, — негромко отвечает, закатывая глаза. — Ты сам знаешь, как бывает. Схема старая, но рабочая. Главврач наверняка имеет связи с клиникой и набивает карманы баблом, ставя непонятные диагнозы здоровым людям, отправляя их в психбольницы, чтобы «вылечить». Тэхёну поставили предварительный диагноз — параноидная шизофрения. Выписали путёвку в частную клинику, в которой он должен наблюдаться в течении полугода, дабы развеять либо подтвердить сомнения врачей, заодно и подлечиться. Дохен, как самый заботливый отец, тут же снял деньги со счета, оплатив полную стоимость. Предостережения Юнги он и слушать не стал, заверив, что так Тэхёну будет лучше. Ведь Дохён его отец и лучше знает своего сына. А Юнги понимает, что тот ни чёрта о нём не знает, как и о людях в целом. — Не думаю, что отец Тэхена объявит вас в розыск, твоя мать не позволит ему этого сделать, — говорит Чонгук. — Но что, если ты сделаешь только хуже? А если Тэхену и вправду нужна помощь специалистов? — Со мной ему будет лучше. — Хм, — ухмыляется и не хочет признавать, что в глубине души всё же им завидует. Хотел бы он также сбежать подальше ото всех и начать новую жизнь. Но здесь, в Горгóсе, есть те, кто его держит, и вряд ли они согласятся составить ему компанию.***
Чонгук мысленно признается, что скучает по Дону. Хочет его увидеть, обнять, поцеловать или хотя бы просто поговорить. Сам того не осознаёт, как сильно нуждается в его компании. И именно поэтому, вместо того, чтобы спать в своей тёплой постели, он стоит напротив его дома, обдумывая следующий шаг. Время позднее и скорее всего Дону спит. Но Чонгука это не смущает. Он хочет провести время с тем, о ком он думает каждую секунду. Словно под действием гипноза, он не может избавиться от навязчивой мысли быть рядом с ним. Порой Чонгук всерьёз задумывается о том, что Дону навел на него какое-нибудь заклятие, любовный приворот, но сразу же отгоняет от себя эти мысли, вспоминая, как парень реагирует на малейшие проявления симпатии. Обойдя весь дом, он без труда находит комнату Дону, увидев через стекло тёмный силуэт на кровати, свернувшийся калачиком. Улыбка вмиг озаряет его лицо, ведь тот выглядит таким беззащитным, уязвимым. Так хочется оказаться рядом, прижать его к своей груди и защитить. Окно закрыто. Чонгук, хмурясь, легонько стучит по стеклу, боясь разбудить кого-то еще. Не заметив реакции, вновь стучит, но уже прикладывая чуть больше усилий. Он вглядывается и радуется, увидев, как шевелится Дону. После третьего стука, тот всё же соскакивает с кровати, осматриваясь вокруг. Чонгук светит в окно экраном телефона, привлекая внимание полусонного парня. Тот трет веки, а после неуверенно двигается в его сторону окна, щурясь. Открывает раму и испуганно дёргается назад, как только Чонгук запрыгивает на подоконник, вмиг оказываясь внутри. — Чонгук? — неуверенно спрашивает Чимин, до конца не веря в то, что это не сон. Но нет. Это и вправду явь. Чонгук стоит перед ним в его комнате, нагло уставившись на полураздетого парня. Осматривает его с ног до головы, прикусив губу, пользуясь его растерянностью. — Мило... — улыбается, облизываясь. — Что? — Милая комната, говорю, — не желая смущать парня, он отводит взгляд, осматривая комнату. Слишком темно, чтобы что-то разглядеть. — Какого чёрта ты тут делаешь? Чимин приходит в себя спустя несколько секунд. Озирается по сторонам, чувствуя нарастающую панику. Что-то в этой ситуации пугает его, но понять, что именно его тревожит, он не может. — Соскучился, — на выдохе говорит Чонгук, заприметив манящую постель. Сбрасывает обувь и тут же плюхается на кровать, за что получает недовольный выкрик от её хозяина. — Какого чёрта ты творишь? — Дону возмущается, хватая за ноги и пытаясь сбросить тяжелое тело на пол. — Слезай, чтоб тебя! Чонгук лишь улыбается, прищурив веки, игнорируя бесполезные попытки. После укрывается одеялом, вдыхая знакомый аромат постельного белья. На подкорке сознания проносится едва уловимый образ... Он рассеивается почти также быстро, как появился. — Ты пахнешь, как Чимин... — тихо шепчет, пребывая в полудреме. Шорох рядом прекращается. Чимин не дышит, его руки замерли в воздухе и он боится сделать малейшее движение. — Что?.. — М-м-м? — шевелится Чонгук, сильнее зарываясь носом в одеяло. Глубоко вдыхая, он практически проваливается в сон. — Что ты сказал? — не унимается Чимин, хоть сам трясется от страха, что услышит это снова. — Я? —дергается всём телом, распахивая веки, проснувшись от секундного сна. — Я что-то сказал? — вертится, протяжно зевая. — Забудь, — успокаивается Чимин, с облегчением выдохнув оттого, что тот ничего не помнит. — Тебе нужно уйти. — Не хочу, — резко распахивает глаза. Чимин, нервничая, оглядывается по сторонам и прислушивается к посторонним звукам. Тихо. — Пойдём. Чонгук встает с кровати, нависает над ним; руки в карманах, голова чуть наклонена вбок. Стоит и ждёт, пока тот последует за ним. — Куда? — Слишком много вопросов, — недовольно закатывает глаза, а после, найдя в темноте шкаф, подходит к нему и начинает рыться, ища тёплую одежду. — Чонгук! — дёргается с места и, тут же настигнув Чонгука, пытается прогнать. — Хватит рыться в моих вещах! Что ты себе позволяешь? — Я хочу прогуляться, — жалобно стонет, притворяясь. — Давай, Дону! Иначе я стану шуметь и разбужу твою мать. Чимин размышляет недолго и решает, что так будет лучше. Снаружи явно безопаснее, чем здесь. Чонгук не должен здесь долго находится, иначе может увидеть малышку. — Хорошо, — соглашается. — Но жди меня на улице, мне нужно одеться. Когда Чимин перелезает через окно, его сразу же ловят сильные руки Чонгука. Тот переваливает его через плечо, из-за чего слышит недовольное шипение и матерные слова вполголоса. — Хватит дурачиться, — брыкается, пытаясь ухватиться за плечи Чонгука и спрыгнуть, но его каждый раз подбрасывают, не давая и шанса сбежать. — Твоя драгоценная задница должна сегодня проветриться, — смачно бьёт по ягодице, получая в ответ несдержанный вскрик. — Поставь меня, черт бы тебя побрал! — понижает голос и почти шёпотом просит, боясь, что его могут услышать. Он раздражён ситуацией и не пытается этого скрыть, но Чонгуку всё равно. Но его игнорируют, продолжая молча тащить к машине. Поняв, что сопротивляться бесполезно, Чимин опускает голову, перед этим болезненно простонав. Голова раскалывается от общества Чонгука. От его вида, запаха и тепла тела. Даже сквозь толстый слой одежды, он чувствует жар, исходящий от него. Чимина бесцеремонно сажают на переднее сидение, случайно стукнув о дверцу машины головой. Он сдержанно трет ушибленное место и вновь злится. А Чонгук же, довольно ухмыляясь из-за своей выходки, как ни в чем не бывало садится на водительское сидение, заводит машину и срывается с места. На панели управления горят световые индикаторы, спидометр показывает скорость явно меньше, чем кажется Чимину. Он не чувствует себя в безопасности, словно они несутся двести километров в час, хотя на самом деле стрелка едва достигает ста двадцати. Приятная телу прохлада из приоткрытого окна успокаивает его и скрывает настоящую причину трясущихся колен. Чонгук на протяжении всей поездки то и дело посматривает на них, и каждый раз его рука тянется с намерением прикоснуться, но он себя одергивает, чем удивляет Чимина. — Закрой окно, если замёрз, — говорит Чонгук, — И помоги мне достать сигареты... Чимин смотрит исподлобья, нехотя вытаскивая руки из карман. — Откуда? Тот приподнимается бедрами, неотрывно смотря перед собой. — В левом кармане, — поясняет и ухмыляется про себя, услышав тихий вздох негодования рядом. Дону аккуратно расстегивает ремень, приближается и вытягивает руку, пытаясь через ткань нащупать пачку, но обнаруживает только мощное бедро, от твёрдости которого становится не по себе. Он сдавленно дышит Чонгуку в ухо, и ему кажется, что тот догадывается, как ему некомфортно и волнительно от их близости. Грудью соприкасается с его телом; Чонгук выгибается, облегчая поиски, только вот сигарет там нет. — В кармане куртки, Дону, — не поворачивая головы говорит, но всё равно заставляет парня вздрогнуть от вибрации, исходящей от голоса. — Но я не против того, что ты меня лапаешь... — Черт, — резко отпрянув назад, поджимает губы от недовольства. Чонгук посмеивается, отчего мимические морщинки становятся заметными. Он расслаблен, весел и беззаботен, в отличие от самого Пака. Такой роскоши тот себе позволить не может. — Ты слишком напряжён. Тебе нужно успокоиться. — Да что ты знаешь обо мне? — зло выпаливает, чувствуя несдерживаемую ярость от слов Чонгука. — Учишь быть спокойным? Серьезно? Атмосфера в салоне накаляется, стены давят, и дышать становится практически невозможно. Потому что боль, сидящая внутри Чимина, просится наружу, не желая прятаться глубоко внутри — там, где ее никто не видит. Ему хочется кричать, выплеснуть все то, что поедает изнутри... И он цедит сквозь зубы, чувствуя, что держать себя в руках становится непосильной задачей. — Ты понятия не имеешь о чем просишь! — Так расскажи! — в чужой манере отвечает Чонгук, перенимая настроение парня. — Рассказать?.. — выпустив смешок, Чимин начинает нервно дёргаться на месте, не зная куда себя деть. Ему вдруг резко хочется оказаться в другом месте, выпрыгнуть на ходу, наплевав на последствия. Ведь если разобьётся, умрет, не расстроится. Потому что сил терпеть не осталось. — Да, расскажи, — чуть спокойнее просит Чонгук, в то время как пальцы от напряжения с силой сжимают руль до побеления костяшек. Он держится, чтобы не сорваться, ведь видит состояние парня, а выбешивать того не входило в его планы. Он хочет другого: узнать, наконец-то, что беспокоит Дону. — Останови машину, — Чимин тянется к вороту, чувствуя нехватку воздуха. Ему становится жарко, и тепло это слишком обжигает, колет до невыносимой боли. — Останови! — хрипит Чимин, дёргая за ручку. Дверь заблокирована, но это не останавливает его дергать её раз за разом, будто надеясь, что в этот раз повезет и ему удастся оказаться снаружи. — Перестань, — Чонгук тянется к Дону, желая успокоить парня и отвлечь от терзаний двери, но тот хлопает его по рукам, отбиваясь, продолжая пытаться открыть эту чёртову железяку. — Да твою мать! — прикрикивает Чонгук, сворачивая на обочину. Как только Чонгук разблокирует двери, Чимин практически выпрыгивает из машины, широко распахивает рот, вдыхая как можно глубже. Глаза слезятся, руки трясутся, а в ногах невыносимая ломота, что стоять невозможно. — Дону, — слышит позади себя и делает шаг вперёд, не желая сталкиваться с Чонгуком. Хочется, чтобы тот провалился сквозь землю, исчез и никогда не смел появляться перед ним. — Исчезни, — еле проговаривает Чимин, мотая головой в попытке вернуть контроль над своими действиями. Тело будто не слушается, разум словно затуманен. Он не соображает, что происходит вокруг. Хочется сбежать, чтобы хоть чуточку стало легче. — Я хочу тебе помочь, — не унимается, хватает его за локоть, разворачивая. Видит застланные слезами глаза и пустой взгляд в никуда. Словно тот в бреду. — Исчезни, — кричит, вырываясь. Чонгук перехватывает руки, скручивая за его спиной. Обеспокоенный ненормальным состоянием парня, Чонгук прижимает его ближе к себе, игнорируя недовольные выкрики, обращённые ему. — Я сказал, чтобы ты исчез! — Нет, — дышит размеренно, чувствуя, как колотится чужое сердце; слыша, как дыхание то утихает, то вновь учащается. Тот почти со свистом дышит через нос, крепко сжав губы. — Успокойся, прошу. — Успокойся? — не утихает, но уже не вырывается. Дышит куда-то в шею, чуть поникнув головой. — Легко говорить, правда? Сколько бы не пытался, ему не удается сдержать слез. Они обжигают кожу, Чимин уже не скрывает, как ему плохо, потому что устал... — Легко, блять, говорить... — Прости меня, — просит Чонгук, чувствуя вину за то, что довел его до такого состояния. — Я не хочу, — вертит головой в разные стороны, размазывая слезы по вороту куртки Чонгука. Уже не сдерживается, плачет, руками хватается за локти, чтобы удержаться на ногах. Потому что стоять нет сил. — Не хочешь чего?.. — целует в макушку, прикрыв веки. У Чонгука отчего-то на сердце неспокойно, словно вся боль, сидящая в парне, передается ему. Он чувствует, как того ломает, ощущает это на себе. — Я... — говорит с надрывом, еле открыв рот, — Я не хочу прощать... — Ладно, — быстро соглашается, лишь бы угодить. У Дону подгибается коленки, и Чонгук, не долго думая, тянет его к машине. Приподняв, сажает на капот, позволив тому полностью на себя навалиться. Голова парня покоится на плече, Чонгук все ещё слышит всхлипы и ощущает мокрые следы на своей коже. — Я не хочу тебя прощать, Чонгук ... Словно находясь не в себе, проговаривает, а после глубоко вдыхает, перед тем как надолго задержать дыхание. — Хорошо, и не нужно... — за подбородок приподнимает заплаканное лицо Дону, тот пытается увернуться, стыдясь своих слез, но Чонгук не даёт этого сделать. Приближается, на секунду останавливаясь перед тем, как захватить мокрые губы в требовательном поцелуе. Настойчиво сминая губы, он отвлекает его от всех нехороших мыслей, что так сильно мешают жить. У него свои методы, странные, но Чонгук в который раз убеждается, что действенные. Потому что спустя несколько секунд Дону дышит неровно вовсе не из-за истерики, а из-за трепета между ними. Чимин отзывается, сильнее прижимается к Чонгуку, пока чужие руки блуждают по его телу, вызывая чувства, что под запретом. Он чувствует желание. Встрепенувшись, отшатывается назад, руками уткнувшись в грудь, чтобы держать Чонгука на расстоянии. — Успокоился? — дышит тяжело, недовольный тем, что они остановились. Дону кивает, отодвигая его в сторону и спрыгивая на землю. Быстрым шагом идет к машине и залезает в нее, не дожидаясь. Чонгук садится следом, заводит двигатель, медленно начиная движение. — В детстве я любил плавать, очень много и долго, — с серьёзным видом говорит Чонгук, а после достаёт пачку сигарет из кармана, и взяв одну, зажимает её в зубах. — Никогда не боялся воды и всегда уплывал как можно дальше от берега. Чимин прислушивается к словам, боковым зрением поглядывая на Чонгука. — Рискованно, безрассудно, но зато ощущение того, что ты можешь делать что-то, на что другие не решаются, будоражило кровь. Я чувствовал себя особенным, наблюдая за своими сверстниками, находясь там, куда они никогда не осмелятся приплыть, решив остаться на суше и жариться на солнце, — делает паузу, обдумывая стоит ли продолжать дальше. Но почему-то ему хочется поделиться, чтобы быть к Дону ещё ближе, чем есть на самом деле. — Мой отец, хоть и был не самым лучшим, но научил меня некоторым приёмам, благодаря которым я мог не утонуть. Устал и нет сил плыть — ложись на спину, и позволь течению тебя унести — это лучше, чем оказаться на дне в качестве прикормки для рыб, — поворачивает в сторону, съезжая с главной дороги. Едут по узкой тропе, заезжая в незнакомое для Чимина место. Здесь нет домов, стоят несколько деревьев; слишком темно на улице, чтобы разглядеть что-то большее. — Ты знаешь, что нужно делать, если тебя засасывает на дно воронкой? — тормозит и поджигает сигарету, делает затяжку и выпускает дым в приоткрытое окно. Изучающе смотрит, как меняется настроение Дону. Переменчивость эмоций едва заметна, но если приглядеться, то можно увидеть, как меняется частота дыхание, словно тот подстраивает ритм, руки то и дело замирают, а после, словно естественно, тянутся к шее, к рукаву, к ручке дверцы, только Чонгука не провести. Он замечает даже то, как дёргается носок ботинка, выдавая беспокойство Дону и то, как тот с ним борется. — Не знаю, — мотает головой в разные стороны. — Когда тебя затягивает водоворот, ты пытаешься выбраться, теряешь силу, энергию, делая ненужные движения. Если будешь дальше карабкаться, шанс на спасение станет нулевым. Ты потонешь, потому что не способен противостоять. Это сильнее тебя, как бы ты не старался. Да, ты можешь ухватиться за какой нибудь куст или позвать на помощь, но, а если вокруг никого, что тогда? Чонгук вдыхает в лёгкие сигаретный дым со свистом, причмокивая каждый раз соприкасаясь губами с фильтром. — Мой отец тогда сказал: «Перестань сопротивляться, — твёрдо продолжает говорить, не услышав пререканий. Дону замер, будто от сказанных слов зависит его собственная жизнь, — Расслабься и позволь воронке утянуть тебя на самое дно... — заглядывает в самый центр голубых радужек, не сводя глаз. От плотного сгустка дыма образ рассеивается, оставляя взору лишь очертания. — А когда достанешь до земли, и тебе будет казаться, что выхода нет, ногами отталкивайся в сторону. Только так у тебя появится возможность вынырнуть». Чонгук затягивается в последний раз, после выбрасывает сигарету в окно, перед этим затушив её о дверцу, оставив серый след пепла. Хмыкает, понимая, что состояние машины отныне его не волнует. — Выходим, приехали! Их машина останавливается на обочине где-то на окраине города. Чонгук выходит, жестом позвав Дону за собой. Тот следует за ним и некоторое время осматривается, пока Чонгук не начинает идти в сторону какого-то строения. Уже подойдя ближе, Чимин понимает, что это за место. Автомастерская. — Она не работает, — говорит Чимин, плетясь за Чонгуком следом. — Знаю, — отвечает, останавливаясь неподалёку. На крыше мастерской частично горит вывеска, у которой время от времени потухает последняя буква; тишина вокруг и закрытые железной шторкой двери говорят о том, что мастерская работает не круглосуточно. — Что мы тут забыли? Чонгук обходит здание, прислоняется близко к закрытым на решётки окнам, что-то высматривая. Чимин же озирается по сторонам, чувствуя, что неспроста они здесь в такое время суток, ещё сильнее напрягает отсутствие людей. Попахивает чем-то незаконным, что ему точно не нравится. — Не говори, что мы здесь, чтобы... — не успевает озвучить свое предположение до конца, как Чонгук хватает с земли камень внушительного размера и, замахнувшись, кидает, попадая прямо в маленькое окно уборной. Звук разбитого стекла. Осколки разлетаются в разные стороны; Чимин успевает прикрыть лицо локтем, но всё равно пугается, одаривая Чонгука злым взглядом исподлобья. А тот уже пытается пролезть сквозь маленькое отверстие, не заботясь об одежде и своём теле, которое можно поранить из-за оставшегося стекла. Хоть он и убрал большую часть, но Чимин уже видит как надавливают на куртку выпирающие осколки, оставляя после себя порезы на ткани. — Идешь? — спрашивает, выглядывая через окно, находясь внутри. Чимин закатывает глаза, но понимая, что снаружи оставаться не хочет, лезет следом. Спрыгнув на пол, осматривает всего себя, ища порезы ткани. Чонгук что-то рыщет, светя фонариком телефона. — Чонгук, мы ведь не грабим мастерскую? — спрашивает неуверенно, как будто у них есть другие причины для нахождения здесь. — Конечно, нет, — отвечает, перемещая луч света на его лицо, отчего тот щурится, прикрываясь руками. — Чонгук, это не смешно, — пуще прежнего раздражается, видя, как тот принимается шариться в ящиках, обходя кассовый аппарат.— Ты можешь хоть раз обойтись без криминала? — выпаливает, не подумав, и сразу замолкает, видя как замер Чонгук впереди. Чимин сжимает кулаки, ругая себя за оплошность. Сейчас что-то будет. Чонгук не оставит его слова без внимания. — Наверное тут, — как ни в чем не бывало идет прямо, и отодвинув нижний ящик, копошится в нём, а после достаёт толстую пачку денег, потряхивая ее в руках. — Всё, можем идти, — проходит мимо, нарочно задевая Дону локтем. — Куда идти? Верни обратно то, что взял! Выйдя с мастерской, Чонгук не сбавляет шаг движется в сторону машины, не смотря назад и не заботясь о парне, идущем за ним. — Чонгук, — почти рвет волосы на голове, оттягивая их от бешенства и чувства досады оттого, что его хотят сделать соучастником преступления. — Мы должны вернуть деньги, мать твою! Яростно выкрикивает, останавливаясь. Кажется, будто вся округа слышит его возмущение, но явно не Чонгук. Потому что тот идёт, как и прежде, не меняя темп и останавливается лишь тогда, когда проходит машину. Стоит у обочины трассы, и снисходительно смотрит на Дону, замершего у дверцы автомобиля. Они переглядываются долю секунды, Чонгук приподнимает бровь, а после легко улыбается, спрашивая: — Чего застыл? — Разве мы не поедем на машине? — Нет у меня ключей, — покачивается на ногах, сложив руки в карманы; смотрит наверх, наслаждаясь чистым небом без единого облачка; оно тёмное и звёздное. Красивое. — Продал я её и деньги забрал... Слова знакомые, но смысл их не ясен. Чимин смотрит прямо, вглядываясь в лицо Чонгука, пытаясь уличить его во лжи. Но нет, тот выглядит так, словно не врёт. Облегчение, обида, а после появляется чувство злости из-за его поступка. — Ты совсем что ли идиот? — набирает скорость, и толкает посмеивающегося парня в грудь, сшибая с ног. Тот падает, болезненно кряхтя, а Чимин места себе не находит, хватается за голову, суматошно топчась на месте. Сгибается, держится за колени, восстанавливая дыхание, но у него не получается успокоиться. Он всё ещё не чувствует себя в безопасности и злится на того, кто подверг его риску. — Блядь, — слышится тихое сбоку, — Ты меня в грязь толкнул. Чимин переводит взгляд на Чонгука и, увидев того развалившегося в грязи, радуется, что хотя бы так смог поквитаться с ним за его сегодняшний проступок. Тело начинает подрагивать от смеха, и Чимин сам не замечает, как начинает судорожно хватать воздух, задыхаясь от смеха. Словно огромный булыжник свалился с души, освободив её. Он смеётся, игнорируя недовольные, но сдержанные возгласы Чонгука. Слезы опаляют лицо и застилают глаза; Чимин не видит, как тот поднимается на ноги, быстро настигает его; как хватает за колени, приподнимая. А после перекидывает через плечо и совсем не бережно кидает туда, где сам находился совсем недавно. — Нет! — слишком поздно орёт Чимин, уже оказавшись в грязи. Чонгук нависает сверху, улыбаясь во весь рот. — Теперь не весело? — посмеивается. — Не могу же я быть один в таком состоянии. Протягивает руку притихшему парню, тот неуверенно сжимает ладонь, а после, передумав подниматься, резко дёргает его на себя. Тот падает на него, но Чимин отталкивает Чонгука, укладывая на лопатки. — Черт, — тяжело вздыхает, мирясь с поражением. Дону же довольный встает на ноги, даже не пытаясь оттряхнуть грязь, а лишь осматривая себя. — Я весь в грязи, — недовольно цокает, но увидев Чонгука, расслабляется, понимая, что тому досталось больше. — Отмоем, — говорит, вставая на ноги. А Чимина словно током пробивает от услышанного. «Отмоем» повторяет про себя, так сильно цепляясь за смысл простого слова. — Салфетки есть в машине, но ключи остались в мастерской, придётся подождать. И он ждёт. Стоит, как приклеенный к сырой земле, и дожидается. Чонгук прислоняет его к машине, открывает пачку салфеток, и вытащив побольше, начинает оттирать грязь с кожи. Пусть резкими движениями, не совсем бережно и даже слишком быстро. Мокрой салфеткой приходится по каждому пальцу, вытирает ладони, после, вытащив новые салфетки, смотрит в глаза и, видя застывший взгляд, не сильно кидает салфетку в лицо, ухмыляясь. — Не борзей, — становится рядом, принимаясь за себя. — Дальше сам справишься. Никто не собирается освещать себе путь домой. Они идут по пустой дороге, почти соприкасаясь плечами. Чимин позволил себе не думать ни о чем. Забыться на некоторое время, разрешив просто шагать без мыслей, переживаний. Всего лишь на время... — Там, в машине, ты сказал о своем отце, — неуверенно спрашивает Чимин, не сумев пересилить любопытство. — Что он не был самым лучшим... — Запомнил всё-таки, — одаривает его обречённым взглядом, закатывая глаза, понимая что уйти от вопроса не удастся. — У тебя были плохие отношения с родителями? Задаёт вопрос, будто от ответа зависит вся его жизнь. Чимин сам не понимает, как сильно ожидает получить хоть какое-то объяснение поведению Чонгука, словно надеется, что этого будет достаточно, чтобы простить. — Нет, — пожимает плечами, потупив взгляд. Как бы он старался не думать, забыть, сейчас при одном упоминании об отце, Чонгук понимает, что многолетняя тренировка и все его труды — напрасны. Он все ещё помнит его взгляд, полный горечи и отчаяния, помнит голос, высокий, но при этом мягкий, твердящий о любви, но обращённый не к нему. — Он умер три года назад. Но даже после его смерти я не смог признать в нем отца, лишь духовного наставника, но не более, — он поворачивается к Дону, кротко улыбается, заглядывая в глаза, и недовольно щурится, видя в них сочувствие. — О, нет. Даже не вздумай меня жалеть, — отмахивается Чонгук; продолжает идти, не дожидаясь парня позади. Кричит через плечо, саркастично исказив голос: — «Бог посылает ровно столько испытаний, сколько человек сможет перенести», — кривит лицо от отвращения. — Это любимые строчки моих родителей, — добавляет чуть тише, после замолкая до самого дома.***
Через десять минут областная больница откроется, и Тэхена можно будет забрать домой. А пока Юнги сидит в машине, попивая крепкий кофе из термоса. Горячий напиток обжигает кончик языка, отчего парню приходится высунуть его и суматошно глотать воздух в попытке охладить рот. Когда кофе уже поперек горла, он убирает термос на заднее сидение и откидывается на спинку, прикрывает веки, собираясь с духом. Запах медикаментов вонзается в ноздри, раздражая слизистую. Юнги чихает несколько раз подряд, пока идёт за молоденькой медсестрой в палату к Тэхёну. Внутри в глаза сразу бросается бледная кожа парня и его пустой взгляд в никуда, от которого становится не по себе. — Он на успокоительных, — поясняет медсестра, видя обеспокоенный взгляд Юнги. — Ночью у него был приступ. — Как он? — Как видите уже неплохо, — как-то отрешённо говорит девушка, подходя ближе к больному. Она подкатывает к нему коляску и дожидается санитаров, которые совсем неаккуратно перемещают юношу. — Рекомендую давать ему лекарство до тех пор, пока вы не приедете в клинику. Всё-таки он может себе навредить. — Вы говорите о нём так, будто он какой-то душевнобольной. — Кто знает, что у него на уме, — она смотрит на руку Тэхена, о чём-то задумавшись. Брови её нахмурены, губы поджаты, а само тело напряжено, будто она переживает не самые приятные эмоции. — Я всё понял. Юнги катит коляску медленно, хотя мечтает сорваться с места и как можно скорее оказаться подальше. Будто боится, что у него отберут Тэхёна и упекут в психушку. После принятых препаратов тот выглядит как овощ. Юнги пару раз наклоняется к парню, когда они подходят к машине, успокаивается, видя легкую улыбку на бледном лице. — Тэхен? Мы едем домой, — гладит нежно по волосам, убирая запутанные прядки за ухо. — Всё будет хорошо. Ты главное не переживай, ладно? Тэхён, будто понимая его, пару раз моргает, позволяя брату затащить себя в машину. В этот момент Юнги кажется, что его накачали вовсе не успокоительным. — Что же там с тобой сделали за такое короткое время? — присев на водительское сидение, Юнги нервно постукивает пальцами по рулю, покусывая губу. — Но ничего, всё пройдёт. Дома их встречает Миен с красными от слез глазами. Кормит вкусным обедом, постоянно спрашивая о состоянии Тэхена. Тот молча ест, молча поднимается в комнату, заползает в кровать, даже не удосужившись снять с себя одежду. Юнги не решается зайти. Время от времени подходит к двери, прислушиваясь, всё ли в порядке. Тишина его угнетает. Он думает о том, что это, скорее всего, действие лекарств, но и это его не успокаивает. Ближе к вечеру Юнги всё же решается зайти проведать брата. Войдя в тёмную комнату, он видит замерший силуэт Тэхена на кровати. Тот, не отрываясь, смотрит перед собой и не двигается, даже когда Юнги подходит ближе и встаёт перед ним. — Ты как? — спрашивает Юнги, обеспокоенный его состоянием. Лёгкий кивок успокаивает его и он, выдохнув, присаживается рядом, не желая уходить. — Заходил отец? Ты говорил с ним? Снова кивок, и Юнги начинает нервничать из-за невербального общения. — Тэхён? — зовёт Юнги, поджав губы от огорчения. — Поговори со мной. Подняв усталый взгляд, тот, не сводя глаз, дотрагивается рукой до щеки брата, дарит тепло лишь на короткое мгновение. — Я хочу спать, — шепчет и, больше не проронив ни слова, ложится на спину, оставляя рядом с собой свободное место. Юнги без слов понимает его и ложится рядом, стараясь не дышать в этот момент, чтобы себя не выдать. — Они задавали мне странные вопросы, — Тэхён неотрывно глядит в потолок, замирая всем телом. — А когда я отвечал, почему-то были недовольны тем, что слышат. — Что они спрашивали? — сглотнув комок в горле, спрашивает Юнги. — Не помню, — поворачивая голову, он отрешённо смотрит на Юнги, уставившись куда-то между бровями. — Недавно помнил, а сейчас нет. Страшно. Голос Тэхёна не такой, как обычно. Вид другой, взгляд, поведение — всё изменилось в нём за пару дней в больнице. Неужели это побочный эффект от лекарств? Или посттравматический стресс? — Тэхён, — взволнованно спрашивает Юнги, поворачиваясь к нему всем корпусом, кладёт руку на щеку, привлекая своим действием внимание. — Давай сбежим? На лице Тэхёна смятение. Брови медленно приподнимаются, а рот открывается от удивления, испуская протяжное «о». — Только ты и я, — говорит дрожащим голосом. Даже в кромешной темноте видно, как горят безумством глаза Юнги. Как восторженно, но в то же время боязно говорит он о своём плане, мечтая получить лишь положительный ответ. Тэхён не спрашивает ничего более. Он уже заливается слезами, не веря тому, что происходит. В этот момент не важны причины, он готов сорваться с Юнги, куда тот захочет, полностью доверяя ему. Поэтому тихое «да» отпечатывается в сознании так сильно, что не даёт покоя всю ночь, лишая их сна. И пусть оба делают вид, что мирно спят, но каждый из них переживает волнующее чувство предвкушения, из-за которого сердце едва справляется, чтобы не остановиться.***
— Ты ненормальный. Смеётся Юнги, когда Чонгук протягивает ему конверт с наличкой. Он справился за ночь и достал ему необходимую сумму, словно каждый день занимается подобным. Время пять утра, а Юнги уже не терпится свалить куда подальше, оставив прошлое позади без сожалений. Тэхён — его настоящее, и он хочет сделать всё возможное, чтобы тот стал его будущим. — Если вас объявят в розыск, в чем сомневаюсь, я сообщу вам заранее. Машину я продал легко, перед матерью выкручусь как-нибудь, с этим проблем не будет. — Почему ты решил помочь? — Заебался всех возить... — пожимает плечами, прищурив глаза от удовольствия, словно и вправду избавился от тяжёлого груза. — Жаль, что я так и не успел никого в ней завалить, хотя... Как ты думаешь, перепихон со мной сойдёт за плату за помощь? — облизывая губы, пристально смотрит на Юнги, когда тот закатывает глаза, стараясь не засмеяться. — Я не буду с тобой спать, Чонгук, — несдержанный смешок всё же вырывается. Юнги отвык от плоских шуточек друга, и признать по правде, ему будет этого не хватать. — Да брось, — мотает головой в несогласии. — Тогда, может, отсос? — Придурок, — несильно толкает его подальше от себя, после приподнимая взгляд, прерывисто вздохнув. Какая-то лёгкая грусть появляется в его груди, не давая сделать нормального вдоха. Кажется, что ещё немного, и обжигающая слеза, скопившаяся в уголке глаза, польётся вниз, тем самым выдав его состояние. Предвкушение скорых перемен волнует, не даёт расслабиться. Юнги то в дрожь бросает, то заставляет впасть в панику, и наоборот успокаивает и заставляет сердце биться от чувства радости. «Всё будет хорошо, обязательно» — именно это он говорит себе каждую минуту, и с каждым разом всё больше верит в свои слова. — Спасибо, — благодарит Чонгука, пока тот, видя его состояние, осматривает стадион, позволяя Юнги расчувствоваться и всё-таки пустить одинокую слезу. — Не понимаю, чем Тэхён заслужил тебя, — улыбается, в то время, как глаза его пусты. Скорее всего, он тоже расстроен их разлукой. — Но, видимо, у каждого Дьявола должна быть своя Лилит.***
Быстро собрав необходимые вещи, Юнги будит Тэхена, перед этим оставив записку на столе с просьбой не искать их. Тэхён, хоть и невыспавшийся, собирается быстро, ноги побаливают впервые за длительное время, чему он рад. Если боль ощутима — значит он всё ещё в своём уме. Всё происходит быстро, молча, без лишних движений. Они садятся в машину, уезжают без сожалений, даже не посмотрев в сторону дома на прощание. Тэхён включает лёгкую музыку, нервно крутится на сидении, не зная куда себя деть. Юнги тоже, словно подменили. Он выглядит растерянным, смущённым. Постукивает по рулю, часто смотрит по сторонам, а когда встречается взглядом с Тэхёном, резко поворачивает голову прямо, несколько минут неотрывно пялясь на дорогу перед собой. — Куда мы едем? — странно, что Тэхён только сейчас решает спросить, куда они направляются. — На лесопилку, — спокойно отвечает Юнги, стараясь держать себя в руках. Он нервничает и прилагает усилия, чтобы тот не заметил его состояния. — Я там работал недолго сразу после того, как уехал. Работа непыльная, но платят мало. Я тогда не знал, куда податься. — Они не сдадут нас? — обеспокоенно спрашивает Тэхен. — Они? — хмыкает, поворачивая голову в его сторону. — Это заброшенная пилорама и кроме нас двоих там никого не будет, — отвечает Юнги, ещё сильнее нагоняя страху на Тэхёна. Зрачки парня расширяются, тело пробирает мелкая, едва заметная, но такая ощутимая для него самого, дрожь. Через несколько часов Юнги останавливается на стоп-треке для грузовиков, решив выйти и передохнуть на свежем воздухе. Уже снаружи он вставляет запасную симку в телефон, параллельно закуривая. Подходит к дверце машины, стуча в окно. Тэхён успел поспать в дороге, хотя и от малейшего шороха дергался, то и дело просыпаясь. Потирая глаза, он выходит из салона, вяло перебирая ногами. Шатается, прислоняясь к холодному металлу машины. — Долго еще? — Тэхён начинает трястись, словно на улице минусовая температура. Юнги прислоняет сигарету к его губам, позволяя разок затянутся, чтобы согреться. Тот не вынимает рук из кармана, и Юнги придерживает фильтр, помогая ему втягивать в себя никотин. После пары затяжек Тэхён успокаивается, веки его прикрываются, а губы расплываются в улыбке. — Нет, — отвечает Юнги, озираясь по сторонам, выглядывая дальнобойщиков. Облегченно выдыхает, понимая, что в такое позднее время те скорее всего спят. — Это наша последняя остановка. В магазин заезжать не будем, чтобы не привлекать внимания. Все продукты нам уже купили. Тот кивает, глядя куда-то перед собой. Чешет ногу об ногу, своим действием заставляя Юнги опустить взгляд. Юнги только сейчас вспоминает, что у Тэхёна повреждена кожа от ожогов, и он, ругаясь про себя, просит его сесть в салон, обещая скоро продолжить путь. Глубокой ночью они приезжают к заброшенной пилораме. На территории вдоль ограждения из тонкой колючей проволоки стоят несколько вагончиков, в которых давно никто не живет после банкротства предприятия, и один деревянный домик для охраны. Невысокий, пухлый парень помогает Юнги перетащить вещи из машины в дом, показывает Тэхёну пристанище, которое оказывается более чем приемлемым для проживания. Здесь есть небольшая кухня, огороженный санузел и комната-спальня с необходимой мебелью. Холодильник уже забит продуктами, на полках крупа, консервы, питьевая вода. Тэхён неуверенно садится на скрипучую кровать, словно пребывает в прострации и не понимает, где находится. Но слыша знакомый, родной голос заметно приободряется, будто очнувшись. — Обход делай утром и вечером. Сабля если что тебя подстрахует. И не давай ей часто сухой корм, у неё был гастрит, — поясняет парень, пересчитывая деньги за купленные продукты. — Помню, — отвечает Юнги. — Ладно, — он хлопает его по плечу на прощание, подмигивает Тэхёну и уходит, наконец-то оставляя двоих наедине. С улицы слышится движок автомобиля и противный визг шин, а после наступает угнетающая тишина. Юнги стоит лицом к выходу, боясь обернуться назад. И что теперь? Он так долго ждал этого момента и вот теперь, наконец-то оказавшись здесь, он и вправду не знает, что делать дальше. Только сейчас, стоя в холодном вагончике, размером с его комнату, он понимает, насколько глупо они поступили. Но он просто испугался, что его разлучат с Тэхёном. Ведь после двух лет беготни от него и от самого себя, он не хочет признавать, что вернулся слишком поздно. Глупый Юнги. Потирая усталые веки, он смотрит на сумки с вещами и, чтобы избежать разговора, начинает распаковывать их, игнорируя пристальный взгляд. — Юнги? — Мин делает вид, что не слышит. Продолжает вытаскивать содержимое сумок и не замечает, как сзади к нему приближается Тэхён, повисая на нем сверху. Худое тело давит на спину, руки окольцовывают шею, а холодный кончик носа касается мочки уха. Юнги прикрывает глаза, борясь с бушующим сердцебиением, находит холодные ладони, несмело переплетая пальцы. — Пойдём спать, — не просит, а скорее приказывает. — Я устал. Юнги кивает, слыша тихое сопение под ухом. Виновато поднимается на ноги, ругая себя за то, что не додумался до этого сам. Завтра они со всем разберутся. Поговорят и решат, что делать дальше, а сейчас им нужно отдохнуть и набраться сил. — Ты ложись, я сейчас приду, — слишком сильно перенервничав, Юнги выбегает на улицу, на ходу накидывая куртку. Выйдя на улицу, Юнги останавливается у порога, жадно всасывая холодный воздух, чтобы остудить пыл. Шарится по карманам и, найдя пару сигарет, закуривает, присаживаясь на корточки. Неподалёку слышится лай собаки, и он, вспомнив о Сабле, бредёт к ней еле передвигая ноги. Он измотан, хочет спать, но из-за волнения не может зайти в тесный дом. Собака, увидев Юнги, дружелюбно виляет хвостом, вспомнив старого приятеля. — Эй, как ты тут без меня? — откинув сигарету в сторону, он присаживается рядом, позволяя собаке запрыгнуть на колени. — От тебя пахнет псиной, — отворачивается от наглой морды, которая то и дело тычется носом в его щеки. Сабля начинает громко лаять, из-за чего Юнги охватывает её пасть руками, шипя в ответ. — Тише ты, бестолочь, — грозит ей, только та вовсе не боится, пытается вырваться, мотая головой. — Разбудишь Тэхёна, и мне придётся переехать к тебе в будку. Кивает в сторону конуры, и та, проследив за его взглядом, словно понимая его, прекращает вырываться, смирно садясь. — Умничка, — выпускает пасть из тисков, принимаясь почесывать ухо в знак благодарности. Тяжелый вздох вырывается из его груди, Юнги оглядывает территорию, ища причины, чтобы остаться тут подольше. За забором виднеются верхушки колышущихся от ветра деревьев, он вглядывается в темень неба, переводит взгляд на тусклые лампы, стоящие по всему периметру. Вокруг никого, кроме них троих. — Ладно, — говорит сам себе, вставая на ноги, — Надо идти. Внутри темно и тихо. Он останавливается у входа, прислушивается к чужому дыханию, и ему кажется, будто Тэхён не дышит вовсе. Значит, отрубился так, что спит мёртвым сном. Слишком крепко. Юнги, потирая макушку, одной рукой медлительно снимает с себя одежду, оттягивая момент. Он чувствует себя настоящим трусом, который готов броситься назад в Горгóс, лишь бы не быть рядом с Тэхёном. Потому что ему страшно до ужаса, до онемения пальцев, до кома в горле. Волнительно всё то, что здесь происходит. Он всё ещё не может поверить в то, что они сделали. В мыслях он уже планирует посмотреть какой-нибудь вагончик, чтобы переехать, ведь тут мало места, слишком тесно, неудобно, неуютно, да и Тэхён, возможно, будет против его компании. Он ищет причины, из-за которых можно будет свалить куда подальше на безопасное расстояние. И Юнги понятия не имеет, о ком он беспокоится больше. Присаживается на край кровати, в полумраке виднеется обнаженная спина Тэхена, и Юнги заботливо укрывает покрывалом. Ложится рядом на спину, сложив руки в замок на груди. Вздыхает, прикрыв глаза и напрягается, почувствовав копошение рядом. Тяжёлая рука падает к нему на грудь, отчего Юнги вздрагивает, распахивая глаза. Боковым зрением смотрит на Тэхёна, проверяя, спит ли тот. Тэхён лежит полу-боком, лицом уткнувшись в подушку, после переворачивается на спину, убирая руку с груди, тем самым лишая его приятной тяжести. — Спишь? — осторожно спрашивает Юнги. Тэхён расплывается в улыбке, открыв веки, кивает головой, тихо отвечая: — Нет, но чувствую, что скоро усну. Юнги, удовлетворённый этим, закрывает глаза, пододвигаясь ближе. — Тогда спокойной ночи. — Спокойной, — повторяет Тэхён, всё также улыбаясь, а после, когда по комнате разносится сопение Юнги, уголки его губ опускаются, подрагивая, а изо рта выпускается несдержанный всхлип. Тэхён прикрывает заполненные слезами глаза, мечтая лишь об одном, чтобы кошмар не возвращался.***
Утро наступает слишком рано под вой Сабли. Юнги недовольно морщится, но соскакивает моментально, тут же вздрагивая от холода. Он вспоминает, что не включил подогрев ночью, и планирует исправить это после обхода. На улице все также свежо. Он отпускает Саблю на свободу, позволяя ей носиться рядом. Сам же не спеша обходит весь периметр, прислушиваясь к каждому шороху. Как и ожидалось, здесь никого нет, кроме них троих. Погуляв с собакой дольше положенного, он сажает её на привязь, обещая вернуться к ней уже с едой. По возвращению в хижину, он сразу же замечает пустующую кровать, после слышит слив бачка, а затем видит заспанного Тэхена, замершего в проеме. Тот зевает, трет веки, поднимая взгляд и, увидев Юнги, тут же расплывается в улыбке, обнажая зубы. — Юнги? — вяло улыбается, делая шаг навстречу. — Я уж подумал, что мне приснилось. Юнги пятится назад, суматошно водя ладонью по двери в поисках ручки. — Я это, — как назло не может её найти, отчего подступающая паника увеличивается. — Мне надо сделать обход. Говорит, резко разворачиваясь и практически выпрыгивая из вагончика. — Видел бы ты себя со стороны, — Юнги потерял счёт времени, обходя территорию уже в который раз. Досадно вздыхает, сжимая кулаки, собирается с духом и наконец-то решает вернуться. Подойдя ближе к домику, он останавливается на полпути, видя, как Тэхён играется с Саблей. — Вообще-то, она не должна себя так вести с незнакомцами, — цокает, мотая головой от негодования. — Да? — Тэхён треплет ей ухо, вытягивая губы уточкой, когда та тянется к нему мордой. — Так ты корми её почаще, и она не будет ластиться к кому попало. — Чем же ты её накормил? — спрашивает Юнги, подходя к ним ближе. Он заметно расслабляется, чувствуя непринужденную атмосферу между ними. — Я ничего не нашёл, кроме сухого корма, но, чтобы у нее не было несварения, смешал его с водой. — Надеюсь, ей не станет плохо? — удивлённо вскидывает бровь, принимаясь осматривать Тэхёна, пытаясь понять его состояние. Тот и вправду выглядит получше. Но все же не так хорошо, как раньше. — Думаешь, что я способен кому-то навредить? — необдуманно спрашивает, а после опускает голову, чувствуя, как внутри всё переворачивается. Потому что способен. Потому что уже навредил. Треск огня и мольба Чимина «прекратить» вспыхивает в сознании, заставляя Тэхёна вспомнить, что он сделал. К этим звукам присоединяется крик Чимина и его собственный. Душа Тэхёна кричит, когда он сам молчит, склонив голову книзу и руками обхватив уши Сабли, словно боясь, что та может услышать его мысли. Стоять на ногах невыносимо. Боль становится ощутимой, словно напоминание о не пережитом ужасе отца Чимина. Ему хочется упасть на колени, сжаться до атома, чтобы перестать чувствовать изнеможение души. Но вместо этого стоит, широко распахнув рот, позволяя себе дышать, когда и этого не достоин. Как не достоин и Юнги. Он не заслуживает хорошего отношения к себе, его любви, ласки, заботы и даже взгляда. Тэхён не может позволить поднять голову и посмотреть на него. Он боится, что тот сумеет разглядеть тайну, зарытую в глубине души, и узнает, какой он настоящий. Безжалостный, мерзкий, трусливый. — Никогда так не думал, — отвечает, подходя к замершему Тэхёну. — Пойдём поедим? Встревоженный резкой сменой настроения, Юнги уводит Тэхёна в дом, надеясь, что тот придёт в себя после вкусного завтрака. На раскалённой сковороде подогревается каша из консервной банки; Юнги ставит горячий чайник на стол, пока Тэхён ищет кружки на полках. — Как долго мы здесь пробудем? — Тэхён замирает с кружками в руках, опуская взгляд, боясь выдать своё беспокойство и то, как панически подрагивают его пальцы. Юнги снимает сковороду с плиты, ставит её на подставку, двигает складной стул к столу, тут же усаживая Тэхена. — Как только твой отец успокоится, — Юнги морщит нос, вдыхая запах. — А если не успокоится? — Придётся остаться здесь навсегда. Интересно, это съедобно? — решает первым попробовать приготовленное, зачерпывает немного рисовой каши, тут же запихивая её в рот. — М-м-м, — закатывает глаза, блаженно постанывая. — Пробуй. Тэхён следует его примеру и недовольно кривится, как только помещает в рот небольшую порцию риса, быстро проглатывает её, запивая водой. — Ужасно, — вздрагивает всем телом, не скрывая недовольства, видя как смеётся Юнги, продолжая поедать завтрак. — У Сабли не лучше еда. — Я бы поспорил... Непринуждённая беседа для них в новинку, но каждый признаёт, как сильно им этого не хватало. — Я хочу убрать мусор на улице, поможешь? — спрашивает Юнги и улыбается, видя как кивает Тэхён, соглашаясь. Кидая смятый пластик в чёрный пакет, Юнги задумывается о том, что, несмотря на долгожданную свободу, что-то не даёт ему вздохнуть полной грудью и ощутить радость в полной мере. Но каждый раз, оборачиваясь на Тэхёна, вглядываясь в его счастливое, хоть и слегка уставшее лицо, вся тревога рассеивается моментально, будто её не было. Тэхён его спасение. Не наоборот. Сердце постукивает непривычно быстро, когда тот одаривает его взглядом. Баритон парня перебивает раздражающий лай собаки, будто зная, как Юнги плавится от волнующего тона. Он сам себе улыбается, пока никто не видит, понимая, что влип по самое не хочу. Но щемящее чувство в груди всё же давит, и Юнги придётся сильно постараться, чтобы утихомирить выбешивающее сердце. Мешок почти наполнен, Юнги осматривает местность и, заметив небольшую кучку разбитого стекла, рукой указывает на неё: — Тэхён, сгреби стекло, только осторожнее. Тот выпрямляется, смотрит, куда указывает его рука, но не сдвигается ни на шаг. — Оглох что ли? — хмурясь, спрашивает Юнги, повторяя. — Сгреби лопатой, я пока пакет поменьше принесу и положим отдельно, чтобы не пораниться, когда утрамбовывать мусор будем. Проходит несколько минут с тех пор, как Юнги скрылся в доме, а для Тэхена прошла целая вечность. Его лицо скривлено, пальцы, охватившие черенок лопаты, напряжены, а лёгкие вздымаются так сильно, будто в скором времени лопнут от натуги. Но только благодаря им Тэхён знает, что всё ещё дышит, а значит он всё ещё жив. Потому что сколько бы он не пытался сделать так, как велит мозг, у него не получается. Ступни присохли к земле, отказываясь делать шаг. Всё тело мёртвым грузом стоит там, где оставил Тэхёна Юнги. Лишь веки изредка моргают, когда глаза наполняются слезами. — Тэхён? — от резкого голоса Тэхен вздрагивает, очнувшись от оцепенения. Суматошно смотрит по сторонам и, смахивая поток слез, бредёт к кучке мусора, боясь столкнуться с Юнги.***
Чимин ступает тихо, медленными шагами приближаясь к комнате матери. Отворяет дверь, сначала просовывая голову, а потом и все тело. Шмыгает носом, подрагивая плечами. — Ма-ам, — зовёт, выпуская изо рта заглушенный плач. Миен поначалу лениво шевелится, а после второго зова поднимается с постели, сразу же направляясь к сыну. Вид ее напуганный, взволнованный. Она обнимает его за плечи, притягивая заплаканного сына к себе. — Что случилось? — гладит по волосам, поглядывая на стену, где висят часы. Уже утро. — Расскажи мне об отце, — стыдливо признается, ощущая себя виноватым из-за своих чувств. — Я боюсь забыть о нём.