***
— Чонгук? Тихо войти домой не получилось. — Почему ты все ещё не спишь? — Хенджу недоуменно смотрит на брата, замечая искреннюю радость во взгляде. Тот наклоняется и, облокотившись о стену, снимает обувь, но не перестает улыбаться. — Ах, я не хотел тебя разбудить, — с долей сожаления говорит Чонгук, пиная грязную обувь в сторону. Ступает ближе к брату и, выхватив стакан с водой, опустошает его, в конце причмокнув губами. — Я хотел попить воды, — Хёнджу хмуро смотрит, как Чонгук возвращает ему пустой стакан. — Ты был тихим. Я не слышал двигатель машины. Чонгук задерживает дыхание на секунду, почувствовав себя в западне. Трёт макушку — обдумывает, стоит ли говорить брату правду или выдать версию для матери. Чонгук надеется, что сегодня ему не представится случая услышать ругань из уст брата. — Тут такое дело, — по-глупому улыбается, пытаясь подобрать слова. Встревоженный взгляд напротив не помогает. — Чонгук? — с долей волнения в голосе спрашивает Хенджу, а после расплывается в улыбке, заметив бегающие глаза напротив. — Ты что, волнуешься? Он смеётся, глядя, как взгляд Чонгука становится заторможенным. Хенджу опускает голову и осматривает его с ног до головы, только сейчас замечая в каком виде его брат. — В каком болоте ты купался? — схватив за локоть, вертит его из стороны в сторону, выпучив глаза. Услышав тихий смешок, Чонгук закатывает глаза, все ещё находясь в руках брата: — Очень смешно. — Мать с утра съест тебя с потрохами, если увидит хоть одну соринку на полу. — У нее и без этого будет причина меня сожрать, — говорит Чонгук и замолкает. Хёнджу поднимает на него взгляд, ожидая пояснений. Тот тяжело вздыхает, понимая, что ему не удастся уйти от разговора. — Нашу машину угнали, — осторожно начинает Чонгук, — и продали. — Кто? — чувствуя какой-то подвох в словах Чонгука, Хенджу прищуривает глаза. Тот тяжело вздыхает и, прикрыв веки, смело отвечает: — Я. — Вот же гадство! — выпаливает Хёнджу, тут же прикусив язык. Выдохнув и проигнорировав смешок напротив, он виновато смотрит в потолок, сложив ладони вместе. — Уверен, он не слышит тебя, — не сдержавшись, смеётся Чонгук и похлопывает брата по плечу. — Ты оглушил Бога своим криком. — Вот же... — замолкает на полуслове, ещё сильнее насмешив Чонгука. — Я лучше пойду, а то своим присутствием протопчу тебе дорожку в преисподнюю. Чую, одним ругательством может не закончиться. — Я жду от тебя объяснений! — Всенепременно, но завтра, — отвечает Чонгук. — Завтра я весь день буду в Церкви, а потом пойду в библиотеку! — кричит вслед уходящему Чонгуку. — Значит не судьба!***
— Чонгук, вставай... Теплые, влажные губы касаются лба Чонгука. Он морщится, недовольно стонет, но незваного гостя не прогоняет. Голос Хенджу звучит ласково — словно тот боится нарушить его сон. — Опоздаешь на учебу. Хёнджу треплет Чонгука за щеку, говоря не самые приятные прозвища. Он обязательно бы проснулся, чтобы возмутиться на «щеки, как у хомяка» если бы мог. Но кровать такая мягкая, а веки такие тяжёлые, что открыть их — трудно. Мышцы окаменели. Чонгук чувствует напряжённость во всем теле. Его организм утомился, что даже пошевелить пальцем не получается. Ему бы проснуться. Но Чонгук поспал так мало, что разрешает себе отдохнуть ещё немного. Совсем чуть-чуть. Вскоре голос брата отдаляется, а после вовсе исчезает. Голова раскалывается из-за вибрирующего будильника где-то сбоку; он замолкает и вновь начинает трещать по новой. Время идёт, и Чонгуку все труднее заставить себя проснуться. Дверь отворяется со скрипом, он слышит приближающиеся торопливые шаги, а после недовольный возглас. — Чонгук. Приглушённый голос матери блуждает где-то в подсознании. Он медленно рассеивается, но спустя время появляется вновь. Её зов не притягивает, а лишь тревожит, отвлекает от видений сна. Открыть глаза из-за раздражающего звука не хочется, да и не получается. Чонгук не шевелится, хоть понимает, что нужно как-то отреагировать и попытаться проснуться, ведь зов матери становится более требовательным. Это пугает. Но её надломленный голос заставляет лишь встрепенуться. Он чувствует хватку теплых рук на плечах, но сил притронуться к ней, чтобы остановить — у него нет. Во рту пересохло: кончик языка прилип к нёбу, и малейшее движение вызывает неприятное покалывание; зрачки блуждают, отчего тонкая кожица век подрагивает, и Чонгук начинает понимать, что проснулся. Только взять и открыть глаза не получается. — Чонгук! — ледяная вода прилетает в лицо, и он вздрагивает, резко распахнув веки. Затуманенным ото сна взглядом смотрит перед собой и видит мать, что склонилась над ним, держа в руках пустой стакан. Чонгук недоуменно смотрит на ее перекошенное от злости лицо, не совсем понимая, что от него нужно. — Я говорил тебе, чтобы ты не заходила без стука? — садится на кровать, откинув одеяло в сторону. Он чувствует упадок сил; у него кружится голова, и его слегка тошнит. Чонгук смотрит на часы и понимает, что проспал дольше положенного. — Где наша машина? — голос матери звучит угрожающе. — Наверное, Хёнджу на ней уехал, мне откуда знать... — резко встаёт, тут же пошатнувшись от головокружения. Перед глазами темные пятна, и Чонгук едва успевает схватиться за спинку кровати, чтобы не упасть. Он не обращает внимания на возмущение матери, а пытается прийти в себя, дыша как можно глубже. — Он сказал, что ты все объяснишь! — Вот же предатель, — шепчет себе под нос, расслышав слова матери. — Я считал его братом, а он, — саркастически смеётся Чонгук, нагло улыбнувшись. — Ты, может, объяснишь мне, где наша машина? — разъяренно кричит, недовольно смотря на сына. — Что ты натворил? Во что вляпался? — Давай вечером поговорим, я опаздываю на занятия, — Чонгук отмахивается от матери, недовольно сморщив нос. Ему стало легче, и он пытается всеми способами избавиться от этого разговора. Скрывается в ванной, закрывая дверь на замок. Знает, что той, если приспичит, не составит труда ворваться без спроса. — Чонгук, не смей так уходить! — Как же раздражает, — склоняется над раковиной, прикрыв веки. Стоять на ногах тяжело. Ему хочется упасть на пол и не вставать долгое время. У Чонгука едва хватает сил, чтобы поднять голову и открыть кран с водой. Из отражения в зеркале на него смотрит растрёпанный, измученный человек болезненного вида. Под глазами синеватые мешки; губы опухли, местами потрескались и покрылись тонкой полупрозрачной пленкой. В горле пересохло. Он ополаскивает рот холодной водой, после обрызгивает лицо, приходя в себя от резкого перепада температур. Чистит зубы, прикрыв глаза. Он поспал дольше, чем планировал, но все равно не выспался. Закончив с утренними процедурами, осматривает себя в зеркале и, увидев свежие следы удушья, принимается наносить заживляющую мазь тонким слоем. — Черт, — мычит, ругая себя за то, что забыл поставить камеру. Это необъяснимое явление пугает его с каждым разом всё больше и больше.***
— Что ты тут делаешь? Чимин поднимает голову, услышав знакомый голос. Чонгук стоит перед ним, спрятав руки в карманах жилетки. На улице поднялся холодный ветер, и большинство учащихся прячутся в здании учебного заведения. — Вышел подышать воздухом, — отрешённо говорит Чимин, глядя как Чонгук садится на скамью, двигаясь ближе. Тот прячет нос в толстом вороте, трясясь всем телом от низкой температуры. — А ты? — Я проспал, и не вижу смысла идти на последний урок, — потирая сонные глаза, отвечает Чонгук. — Зачем тогда пришел? — не отрывая взгляда от Чонгука, спрашивает Чимин. Тот кажется ему помятым, измученным. Впрочем, он сам выглядит не лучше. Чимин так и не смог нормально поспать ночью и вышел подышать на перемене, так как больше не мог находиться в душном помещении. Его клонило в сон на протяжении всех занятий, несмотря на возмущения преподавателей. Чонгук, по его мнению, выглядит так же по точно такой же причине. — Сбежал от матери, — посмеиваясь, отвечает Чонгук. Он прикрывает глаза на мгновение, зевает, широко разинув рот, а после отодвигается подальше от Дону и укладывается набок, подогнув ноги под себя и положив голову на колени удивлённого парня. — Ах, хорошо! Мостится удобнее, не переставая зевать. Почувствовав чужое напряжение, Чонгук поворачивает голову, устремляя взгляд на Дону. Тот выглядит странным. Спокойным, но при этом слишком отрешенным. — С тобой все в порядке? — обеспокоенно спрашивает Чонгук, не замечая каких либо эмоций на лице напротив. — Ты сегодня странный... — И какой же? — не разрывая зрительного контакта, спрашивает Дону. — Дай подумать, — воодушевленно начинает Чонгук, слабо улыбаясь, — не язвишь, не дерзишь, не распускаешь коготки. Он ждёт хоть какую-нибудь реакцию: недовольство, ухмылку, а может, его вообще скинут на сырую землю. Но Дону непоколебим. Тому будто все равно на слова Чонгука и на все происходящее вокруг. Это настораживает и пугает. Чонгук не отводит взгляда с лица Дону, словно надеется пробраться в чужой мозг и понять, что у него на уме. Оглядывает каждую деталь, пользуясь небольшой заторможенностью парня. Взлохмаченные отросшие волосы, темные у корней. Чонгук только сейчас замечает какой у них натуральный цвет. — Что с тобой происходит? — паралельно задаёт вопрос, не переставая пялиться. Чонгуку неудобно лежать на острых коленях парня; он то и дело вертит головой, чувствуя боль в затылке. — Я очень устал, — протяжно вздохнув, отвечает Дону. Он откидывается на спинку скамьи, прикрыв веки. — Расскажи мне, чего ты боишься? — Возвращаться домой к разъяренной матери, — усмехается Чонгук, понимая, что в какой-то степени не врёт. — Я серьезно, Чонгук, — тихо спрашивает Дону, опуская голову и пронзительно вглядываясь. — У тебя ведь есть страхи? Чонгук хмурит брови, прекратив улыбаться и приняв задумчивый вид. Он тяжело вздыхает, осознавая, что ему не удастся уйти от ответа. Обдумывает несколько секунд, стоит ли что-то говорить. Но, возможно, если он расскажет что-то о себе, Дону последует его примеру и решит раскрыть свои тайны. — Да, есть, но я расскажу о них, если ты погладишь меня по голове, — выдвигает свои условия, понимая, что говорить о своих глупых страхах будет нелегко. Он дожидается момента, когда Дону опускает руку на голову, пальцами дотрагиваясь кожи, принимаясь ее массировать аккуратными движениями. Руки Дону холодные, движения неловкие, но этого достаточно, чтобы прикрыть глаза и почувствовать себя в безопасности. — У тебя был когда-нибудь сонный паралич? Чонгук не видит, но словно чувствует как тот отрицательно мотает головой. — Когда это случилось впервые, я очень испугался, — пытается вспомнить кошмар десятилетней давности. Какие-то моменты стёрлись из памяти, но что-то все же осталось незабытым. — Помню, была глубокая ночь, и мне приснился кошмар. Поначалу я даже не понимал что сплю. Все выглядело обычным, как в реальности. Словно я проснулся посреди ночи и не смог пошевелиться. В комнате было темно, и я не знал, открыты ли мои глаза. Но спустя время я понял, что не сплю, когда приоткрылась дверь. Легкий массаж головы успокаивает; в висках больше не гудит, голова не раскалывается, тонкие пальцы действуют аккуратно, не нарушая долгожданный покой. — Если честно, я мало что помню, — делает паузу, чтобы довольно простонать от воздействия массажа. — Но я точно не забуду, как галлюцинация, вызванная сонным параличом пыталась меня задушить, — смеётся Чонгук. Впервые рассказав о страхе вслух, Чонгук понимает, насколько глупо это звучит. Потеплевшие пальцы Дону замирают в волосах. Чонгук, недовольный прерыванием массажа, тормошит головой, настаивая на продолжении. — Ты боишься, что тебя задушат? — аккуратно спрашивает голос сверху. — В тот момент я боялся не проснуться, — открывает глаза, видит напротив встревоженный и напуганный взгляд. Дотрагивается до щеки парня, успокаивающе поглаживая холодную кожу. — Страшнее всего, когда ты не можешь повлиять на ситуацию. При сонном параличе я не мог себя защитить, — поясняет Чонгук. — В тот момент я боялся, что не проснусь, и что этот кошмар никогда не закончится. — Наверное, это очень страшно, — едва проговаривает Дону, перестав массировать голову. — Наверное, — соглашается с ним, оставив чужие колени в покое. Чонгук подтягивается, вытянув руки вверх. Громко зевает, после дрогнув всем телом. — Я очень устал и постоянно хочу спать. — Скоро это закончится.***
Врач сидит напротив с медицинской картой, что-то усердно записывает, машинально кивая головой после каждого ответа на вопрос. — Вы кого-то видите? — поднимает взгляд, всматриваясь в напуганное лицо Тэхёна. — Где? — спрашивает Тэхён, искренне не понимая. Он нервничает, покусывая нижнюю губу. Тэхён не понимает, почему его считают ненормальным. Почему утверждают, что никакого пожара не было и что всё, что он видел не происходило на самом деле. Его накачали таблетками, не давали позвонить родным, чтобы Тэхён не мог проситься домой. Он напуган. Находясь среди незнакомых людей, не знает, как себя вести. Ему задают много вопросов, половину из которых он и не вспомнит, и отвечать более развернуто, чем «да» или «нет», у Тэхёна нет желания. Ведь он сам уже сомневается в собственной адекватности. — Например, тут, — обводит рукой палату, следя за взглядом напротив. Тэхён отрицательно мотает головой, поникнув. — Я ведь не сумасшедший какой-то… — шмыгает носом, почувствовав щекотку в носу из-за подступающих слез. — Конечно, нет, — доктор сжимает губы в тонкую полоску, выдавливая улыбку. Спустя несколько часов его оставляют одного. Но даже после ухода врача, временами он все ещё слышит его — голос мужчины, будто записанный на пленку, прокручивается в голове, не давая отвлечься и уснуть. Тэхён поворачивает голову в сторону окна, вглядываясь в сумрак города. Огни фонарей успокаивают, и спустя несколько минут ему хочется спать. Глаза медленно закрываются, тело тяжелеет, и Тэхён почти проваливается в сон, но резко вздрагивает из-за звука, доносящегося из коридора. Он зевает, потирая глаза. Вслушивается, напрягаясь всем телом, когда шум не прекращается. Едва различимый шёпот, схожий со свистом ветра появляется по ту сторону двери. Тэхён щурится, глядя на появившиеся из щели под дверью темные полосы на полу. Отбросив одеяло, он встаёт на ноги, несмело подходя ближе. Ему становится неуютно и немного страшно. Стараясь не шаркать ногами, чтобы никого не спугнуть, он тихо подкрадывается к двери и прислоняется к ней ухом. Тяжело дышит, но задерживает дыхание, чтобы расслышать происходящее в коридоре. Поначалу ничего не слышно, но потом он понимает, что ему не показалось — ропот возобновляется. Он улавливает чужое прерывистое дыхание с хрипотцой, словно тот, кто стоит там, задыхается, и каждый звук даётся ему с трудом. Тэхён с раскрытым ртом смотрит на пол — тень не двигается. Кто-то всё ещё стоит возле его палаты, не решаясь войти. — Отец? — несмело спрашивает. Ждёт ответа, тяжело дыша, но ему никто не отвечает. Спустя секунду он слышит двойной стук в дверь. Сначала Тэхён думает, что ему послышалось. Но когда настойчивый стук повторяется, и он понимает, что там кто-то есть, ему не становится спокойнее. — Юнги? — с дрожью в голосе спрашивает, хотя понимает, что тот не стал бы так пугать. Тэхён с трудом делает шаг назад, перешагивая тень. Боится задеть ее, словно его могут заметить. Он чувствует себя беспомощным — действия человека за стеной подозрительны и явно не принадлежат врачу. Сглотнув скопившуюся слюну, Тэхён, словно маленький ребенок, заползает на кушетку с ногами. Тут же их прикрывает, надеясь почувствовать себя в безопасности. Он раскачивается телом, поджав и обхватив колени руками, стараясь не слушать пугающий стук. Пытается отвлечься другими мыслями, но словно назло, они быстро сменяются гипотезами о том, кто находится по ту сторону двери. Стук прекращается. Тэхён машинально поворачивает голову в сторону двери и видит, как тень исчезает мгновенно. Он облегченно ступает на пол, решив подойти ближе и проверить, есть ли кто за пределами его палаты. Приблизившись, он замечает сгусток темной материи. Видение расплывчатое, и Тэхёну приходится напрячь глаза, чтобы разглядеть. — Это всё сон, — шепчет себе под нос, видя, как из щелей выползают мерзкие твари, принося с собой клубок дыма. — Это всё не по-настоящему… Он вертит головой в разные стороны, отгоняя видения. Но они не исчезают, а наоборот, приобретают более чёткие очертания. Змеи, противореча своей природе, прямыми линиями ползут по поверхности двери, направляясь к ручке. Та щелкает под напором, и дверь со скрипом отворяется. Из коридора доносится треск. Тэхён подходит ближе, хватается за ручку, проигнорировав мерзких рептилий, и полностью распахивает дверь. Глаза в неверии округляются, и Тэхён напуганно отшатывается. Перед ним полыхающий огнем дом Чимина. Посреди него стоит обгоревшая фигура с протянутой вперёд рукой. Это отец Чимина. Стоит, смотрит безликим взглядом, пронизывая до костей своем видом. Открывает рот, выпуская из себя пламя. Тэхён, словно завороженный, смотрит на то, как огонь пробирается вверх, скрыв лицо отца Чимина наполовину. — Спаси меня, — шевелит тот губами, заставляя языки огня полыхать в разные стороны. Тэхен отрешённо мотает головой, не понимая, что делать. Слова так ясны, но сделать шаг, чтобы исполнить просьбу, невыносимо трудно. Но голос требовательный и такой жалостливый гипнотизирует, заставляя повиноваться. — Спаси меня! — уже надрываясь, кричит, и Тэхён срывается на бег, чтобы успеть помочь человеку спастись от страшной смерти. Он, не думая о себе, врывается в пекло огня. Тянет руку, чтобы ухватить чужую, но та ускользает прямо перед ним. Растворяется в стене огня, вдоволь поглумившись, оставив Тэхёна скулить от отчаяния. Он не смог помочь спастись человеку. Проснувшись от испуга, Тэхён долго лежит, не шевелясь, медленно приходя в себя. Спустя время он осмеливается повернуться к Юнги, надеясь отвлечься от кошмара. Тэхён принимается увлеченно рассматривать, как тот посапывает, приоткрыв рот и подперев рукой щёку. Тэхен мостится удобнее, дотрагивается до белых локонов, перебирая сухие прядки между пальцев. Он скучал. Ему так не хватало Юнги в первую очередь как брата, как друга. Тэхён хотел бы претендовать на большее, но разве посмеет, после того, как с ним поступил? Он благодарен Юнги, что тот, если и не простил его, то хотя бы не вспоминает о том ужасном дне, изменившем их судьбы. Становится так не по себе от этих мучительных воспоминаний. Тэхён боится, что все тайны всплывут на поверхность, и Юнги отвернется от него, разочаровавшись. Не выслушает, не поймет. И разве этому поступку есть объяснение? Тэхён сам уже сомневается в своих воспоминаниях. Был ли виновен Чимин? А если да, разве заслужил такого наказания? Мысли блуждают в голове, и Тэхён не замечает, как перестаёт на время дышать. Сердце начинает биться сильнее, мышцы живота конвульсивно содрогаются, отчего вздохнуть становится затруднительно. Тэхён делает попытки глотнуть воздух, но тот словно застревает в горле, не способный проникнуть дальше. Глаза покалывает из-за появившихся слёз, скатывающихся вниз. Он хочет утереть их, но руки не слушаются, отказываясь двигаться, суетливо подрагивая пальцами. Стопы горят адским пламенем. Кожу жжёт так, словно ее с силой прокрутили несколько раз. Тэхён хочет кричать, но издает лишь подобие звука, едва сумев напрячь свои голосовые связки. Смотрит на мирно посапывающего Юнги и разрывается от боли из-за того, что никто не способен помочь ему справиться с его внутренней борьбой. Он приходит в себя неожиданно, полноценно вдохнув ртом, но ему не становится легче. Он утирает слезы, переворачивается на спину и прикрывает глаза, успокаиваясь. Тихо плачет, прикусив губу, боясь издать звук и быть услышанным.***
Ресницы склеились от пролитых слёз. Тэхен с трудом распахивает тяжёлые веки, трёт их, избавляясь от того, что скопилось и присохло вокруг глаз. — Проснулся, — Юнги заходит в дом, отряхивая мокрые волосы. Его одежда покрыта каплями дождя и Тэхён поворачивает голову в сторону окна, смотря на улицу. — Дождь идёт уже несколько часов, зараза. Тэхён смущённо отводит взгляд, когда Юнги начинает без стеснения перед ним переодеваться. Дождавшись, когда тот остался в одной футболке и трусах, Тэхен сам не замечает, как начинает подглядывать, скосив глаза. Юнги очень худой. Его костлявые ноги с сильно выпирающими коленями не пугают, а отчего-то притягивают. Хочется дотронуться до них и проверить, насколько они остры. Юнги, словно почувствовав на себе пристальный взгляд, обращает на Тэхёна внимание. — Ты как себя чувствуешь? — спрашивает, а после за секунду оказывается перед ним, принимаясь обеспокоенно высматривать признаки плохого самочувствия. — Голова болит? — обхватывает лицо ладонями и вертит в разные стороны. — Кружится? — Теперь да, — посмеивается Тэхён, убирая холодные руки от себя. — Ты мне так голову свернёшь. — Я беспокоюсь о тебе, — показывает ладонь Тэхёну, оттопырив пальцы. — Сколько пальцев видишь? —Перестань, — Тэхен отмахивается от глупого вопроса, посмеиваясь. Но тот непреклонен, с хмурым взглядом ждёт ответа. Тэхён вздыхает от досады, отвечая: — Десять. — Как десять? — с тревогой спрашивает Юнги, шевеля тремя пальцами. — Так. Десять. Три перед собой, два пальца согнуты, а остальные пять на другой руке, — кивает на ладонь, лежащую на бедре. — Я вижу все твои пальцы, Юнги. — Как ребенок, ей-богу, — тот цокает, закатив глаза. — Чувство юмора есть, значит здоров! — Кто сказал, что оно у тебя есть? Не верь им больше, они лгут, — Юнги ставит щелбан, посмеиваясь. Днём они практически не разговаривают. Юнги много времени проводит на улице, чувствуя себя неловко в крохотном доме наедине с Тэхёном. А тот вроде и не против быть один. Юнги убеждает себя в том, что это из-за плохого состояния. И как только Тэхён почувствует себя лучше, всё встанет на свои места. — Сможешь покормить Саблю? — интересуется Юнги, обеспокоенно глядя на Тэхёна. Время ближе к шести вечера, а состояние того так и не улучшилось. Юнги встревожен тем, что Тэхен практически не двигается, не выходит на улицу, предпочитая сидеть, укутавшись в одеяло. Да, эта жизнь отличается от прежней, но здесь безопаснее, по крайней мере, сейчас. Если бы они не уехали, Тэхёна бы отправили в клинику для душевнобольных. Он чувствует вину за то, что не может осчастливить Тэхёна, заставить забыть то, что его тревожит. Потому что не знает, как это сделать. И сейчас всеми силами пытается загрузить его хозяйскими делами, чтобы тот перестал терзать себе ненужными мыслями. Его что-то беспокоит — это видно невооружённым взглядом. Но на каждый подобный вопрос вместо ответа он отводит взгляд, не решаясь открыться и поделиться своими переживаниями. Юнги терпеливый, подождёт. Но надолго его не хватит. Чуть позже скрутит и заставит высказаться. — Там дождь, — подаёт признаки жизни, немного шелохнувшись. — Сахарный что ли? — смеётся Юнги, достав из холодильника контейнер с приготовленным мясом. — Пойди, разомнись хоть немного. Не оставляй псину голодной. Тэхён соглашается, кивнув. Надевая куртку, выглядывает в окно. Дождь льёт крупными каплями, и поэтому покидать свой уютный уголок под крышей не хочется. Но Юнги уже подаёт ему миску, практически подталкивая к выходу. — Только не корми с рук, она к мясу непривыкшая. Может цапнуть. Выпроводив Тэхёна, Юнги с лёгкостью выдыхает, радуясь, что удалось его немного расшевелить. Теперь он думает о том, чем им заняться. Возможно, им следует поговорить о чём-то, либо сыграть в карточную игру. У него как раз завалялась колода с прошлого раза. Временами здесь было до невозможного скучно, поэтому Юнги научился раскладывать пасьянсы и разучил тогда фокусы. Получалось плохо, но зато весело. Вот и сейчас, решив, что это отличная идея, он подходит к полке с вещами, вспоминая, где видел колоду в последний раз. Вся посуда, стоящая на столе, поочередно оказывается в раковине. Юнги освобождает пространство, вытирает столешницу мокрой тряпкой, после пройдясь сухой во второй раз. Он немного нервничает в предвкушении игры. Ладошки потеют, пальцы немеют, когда Тэхён не появляется спустя некоторое время. Ожидание заставляет волноваться ещё сильнее. Ему не терпится провести время с ним, он хочет видеть его счастливым, не обременённым никакими тягостными мыслями. Юнги поглядывает в окно, предчувствуя что-то нехорошее. — Почему так долго? — интересуется вслух, собираясь было пойти и поторопить, но дверь отворяется и на пороге появляется встревоженный Тэхен. Первое, на что обращает внимание Юнги — его подрагивающие губы, что приоткрываются, тихо шепча: — Я не смог разжать руку, — проговаривает Тэхён, пугая этим брата. — Я пытался отпустить кусок мяса, но пальцы не слушались меня. Юнги хмурит брови и медленно опускает взгляд вниз, не совсем понимая, о чём говорит Тэхён. — Что за?.. — хватает его за локоть, приподнимая руку ближе к свету. Ладонь окровавлена, на ней глубокие раны от клыков, откуда сочится алая жидкость и капает на пол. Под ногами Тэхёна уже скопилась небольшая лужица крови. — Она цапнула тебя? — злясь, спрашивает Юнги. — Я хотел ее покормить, она перекусила и мной тоже. Юнги не до смеха. Он взбешен. Состояние Тэхёна пугает — тот словно не в себе, посмеивается сквозь слёзы, дрожа всем телом. — Да твою ж! — Юнги выругался под нос, не выбирая выражений. Тянет Тэхёна за собой, по пути помогая раздеться. — Надо обработать. Сильно болит? — спрашивает и удивлённо изгибает бровь, когда Тэхён отрицательно мотает головой. Он сажает его на кровать и, матерясь, идёт к аптечке на холодильнике. Роется в ней и, найдя бинт с раствором антисептика, возвращается обратно, не прекращая ругаться. Он взбешён, что Тэхён наплевал на его предостережения и подошёл близко к псине. — Ты меня никогда не слушаешь, — садится рядом и, не жалея, льет жидкость на руку, обрабатывая, — говорил тебе не подходить. Говорил, чтобы ты держался подальше от неё, а что в итоге? — возмущается себе под нос, из-за чего не слышит, как шмыгает носом Тэхён. Уже после того, как заканчивает перевязывать руку, Юнги поднимает взгляд и видит заплаканное лицо. Ему становится стыдно за своё поведение: за то, что упрекнул, вместо того, чтобы успокоить и пожалеть. — Сейчас болит? — спрашивает, не переставая смотреть, как содрогается Тэхён в рыданиях, как некрасиво утирает нос снизу вверх, не найдя лучшего способа. — Нет, — отрицательно мотает головой; икает от истерии после каждого слова, — я ничего не чувствую. Совсем, — он поднимает взгляд, чтобы удостовериться, что его слышат. — Мне не больно, Юнги, понимаешь? Мне совсем не больно! — выкрикивает, для убедительности принимаясь бить себя по руке. — Смотри, видишь? Я ничего не чувствую! Подскакивает с кровати, вертит головой в разные стороны, высматривая, чем бы ударить себя посильнее, чтобы доказать Юнги, что не врёт. Но тот сажает его обратно, не давая уйти, притягивает к себе ближе, позволяя беспокойной голове опуститься на плечо. — Тише, тише, — ему самому тяжело держать себя в руках. Внутри всё разрывает от чувства беспомощности. Он не понимает, что происходит с Тэхёном и как это вылечить. Есть ли такая таблетка, способная вернуть ему физическую боль? — Всё пройдет, — убеждает не только Тэхёна, но и себя заодно. Он сам не верит в то, что говорит, но пытается убедить себя, что все образуется. Что это временное явление, которое обязательно закончится. — Юнги, я ничего не чувствую. Я тебя не чувствую твоего тепла. Дыхания. Ничего. Совсем. Нахмурив брови, он отталкивает Тэхёна от себя, недоуменно всматриваясь в заплаканное лицо. Ладонями обхватывает щёки и, установив зрительный контакт, обеспокоенно спрашивает: — А сейчас? Ты чувствуешь моё тепло? Водит рукой по щекам, вытирая слезы. Отчаянно вздыхает, видя, как губы Тэхёна приоткрываются, собираясь прошептать ответ. Юнги не даёт звуку стать полноценным; он накрывает мокрые губы своими сухими, прижавшись вплотную. Через несколько секунд Тэхен перестает истерить, и тогда Юнги решает отстраниться, чтобы задать свой вопрос повторно. — А сейчас? — с закрытыми глазами спрашивает и, не дожидаясь ответа, вновь прислоняется, нежно обхватывая нижнюю губу; не спрашивая разрешения и не дожидаясь ответной реакции, проводит по ней языком, приоткрывая рот остолбеневшего Тэхёна. Обхватывает его за затылок, пальцами зарываясь в волосах, и с силой дёргает на себя, принимаясь целовать мягкие губы. Напирает на Тэхена и, подхватив за бедра, сажает сверху, прижимая дрожащее тело ближе. Целует, пробираясь под одежду, отлипает от губ, и не смея смотреть в глаза, опускается ниже, принимаясь целовать подбородок, покусывая нежную кожу. Он не осознает, что творит. Лишь делает то, что считает нужным. Словно так и должно быть. Словно это нормально и естественно. Ведь целовать Тэхена, ощущать его теплоту и вдыхать запах — приятно. Пальцы, чувствуя тепло чужого тела — горят; он чувствует дрожь, головокружение от ощущений, что дарит ему Тэхён, позволяющий себя любить. Аккуратным движением кладет его на спину, нависая сверху. Отрывается на секунду, заглядывая в затуманенный взгляд, будто ожидая разрешения на продолжение. А Тэхён не смотрит. Опустив ресницы, он будто не верит в то, что сейчас происходит. Проходит секунда в безмолвной тишине перед тем, как Тэхён сам дотрагивается до чужих губ своими, несмело целуя Юнги. Тот опирается на руку, второй стягивая с Тэхёна одежду: приподнимает утеплённый джемпер, добирается до футболки, заправленной в штаны, вытаскивает ее, несдержанно промычав в поцелуй. Отрывается лишь на секунду, чтобы освободить тело от ненужных сейчас тряпок. — Я сам тебя согрею, — говорит Юнги, заставляя Тэхёна скукожиться под решительным взглядом. Тот помогает ему себя раздеть, аккуратно приподнимается, стараясь не задеть ладони. Впрочем, Тэхёну до них нет никакого дела. Но он осторожничает для Юнги, чтобы тот не начал беспокоиться. Оставшись полуголым, Тэхён ластится, извиваясь на простыне, пристально смотря, как от него не отводят взгляд. Юнги сглатывает, медленно опуская руку, чтобы прикоснуться к вздымающейся груди. Устроившись между ног, Юнги, схватив Тэхена, притягивает его вплотную к паху, тут же наваливаясь сверху. Кусает грудь, обхватывая сосок губами, принимаясь посасывать его. Другой рукой на ощупь дотрагивается до щеки, большим пальцем сминая влажные губы. — Юнги, стой, — просьбу Тэхёна он слышит не сразу. На второй раз всё же отрывается от парня, заглядывая в глаза, задавая немой вопрос. — Разреши, я сам всё сделаю? Тэхён не дожидается ответа и устраивается на бёдрах. Руки дрожат. Борясь с волнением, он старается дышать равномерно, чтобы не вызвать подозрения и ничего не испортить. Он хочет показать, как умеет любить. И что любить Юнги — это лучшее, что с ним случилось в этой жизни. Наплевав на раненную руку, он принимается аккуратно раздевать парня: снимает верх, оставляя Юнги мерзнуть от холода, после спускает штаны до колен. Согревающими движениями водит ладонями по телу, опускаясь ниже. Дотрагивается до живота и медленно целует вокруг пупка, помогая себе языком. Юнги отзывается почти сразу, часто и громко мычит, пытаясь сдерживаться. Тэхён глядит на него, не прерывая ласк. Тот в растерянности, прикрыв глаза, мечется на кровати, не зная куда деть руки. Тэхён перехватывает его ладонь, целует подушечки пальцев, ловя на себе удивленный взгляд; поднимается выше, обводя языком выступающие венки на запястье, а после, остановившись на сгибе локтя, целует Юнги в губы, не напирая. Нежно, чувственно. Растягивает момент, желая оставить в памяти Юнги свою любовь. Игнорирует свои слезы, придерживает его за подбородок, после опускает ладонь на щёку, поглаживая; пробирается глубже языком, чуть опустив голову Юнги. Отстранившись от губ, Тэхён устраивается между ног, разводя их шире. Приподнимает за бедра, сгибает ноги в коленях, проводя языком по внутренней стороне бедра, вызывая дрожь в коленях. Через ткань боксеров обхватывает губами вставший член, принимаясь водить ими вперёд-назад, даря Юнги тепло своего дыхания. Слышит сверху несдержанный стон удовольствия и радуется этому, стараясь не думать о собственных ощущениях. Приспускает трусы, высвобождая головку и принимаясь посасывать её, помогая себе языком: задевает уздечку, несильно давя на неё. Юнги пыхтит, руками зарывается в волосах Тэхёна, временами массируя кожу. В груди давит, внутри всё распирает от переизбытка чувств. Тело напряжено; кожа стала чувствительнее и реагирует на малейшее прикосновение, покрываясь колкими мурашками. Тэхён берёт глубже, чередует движения, языком лаская складку вокруг головки, после переключает своё внимание на мошонку, проходясь по ней мокрым языком, случайно задевая свои пальцы. Целует упругую кожу, всасывая яички, с громким влажным звуком выпуская их наружу. Помогая себе рукой, хватает у основания члена и, хорошо смочив слюной, принимается водить ладонью вверх-вниз, губами прижавшись к головке. Терзает чувствительную плоть языком, заставляя Юнги выгибаться от каждого движения. Дыхание сверху учащается, а потом резко замедляется. Продолжительный гортанный стон вырывается из Юнги. Тэхён сжимает веки и, едва ощутив тёплую жидкость на языке, глотает её, на секунду выпустив член изо рта. Не сдержавшись, кашляет, после продолжая водить губами по члену, заставляя коленки Юнги содрогаться. Тот дышит ртом, не открывая век. Тэхён поднимается выше, скромно поцеловав в живот. Нависает над Юнги, согнув локоть у лица. — Я люблю тебя, — шепчет в губы, боясь, что другого случая для признания может и не быть. — Всегда любил лишь тебя. Смотрит туманным взглядом, пытаясь выглядеть ответ в распахнувшихся глазах напротив. И он его получает. Юнги отвечает ему через поцелуй, притягивая Тэхёна ближе; дышит с ним вместе, смешивая их эмоции в единое целое. Тэхён плачет от неожиданной нежности, не сумев совладать с собой. Почувствовав на губах соленый привкус, Юнги отстраняется, обеспокоенно смотря на Тэхёна: — Ты чего? — утирает ему слезы, не замечая собственные в уголках глаз. — Всё… — захлёбывается в слезах, едва находя силы ответить, — всё хорошо. Я просто устал, — прикрывает глаза, боясь, что Юнги может разглядеть в них ложь. — Чёрт, — гладит по голове, прижимает его и укладывает голову к себе на грудь. — Прости, давай отдохнем. Юнги прикрывает глаза, вслушиваясь в дыхание Тэхёна. Со временем оно становится размеренным, и он успокаивается, поняв, что тот уснул. Оставив Юнги греться под одеялом, Тэхён, тихо передвигаясь, идёт на улицу, нуждаясь в одиночестве. Найдя снаружи сухой уголок, он укрывается от моросящего дождя под навесом для бревен. Здесь стоит хозяйственный инвентарь, несколько мешков с мусором и пара пеньков. Присев на один, Тэхён закидывает ноги на второй и сидит несколько минут в полной тишине. Старается ни о чем не думать, но отвлечься не получается. Мысли медленно заползают к нему в голову, путая сознание. Терзают, давят, усиливаясь с каждым вздохом. Он вспоминает о прошлом и задумывается, почему не ценил то, что имел. Раньше у него была возможность наслаждаться каждой секундой, а сейчас? Зачем жить, если не способен чувствовать тепло; не можешь ощутить, как холодные капли дождя попадают на кожу. Тэхён вытягивает руку перед собой, неотрывно смотря, как она покрывается влагой. Ничего не почувствовав, он тихо вздыхает, прикрыв веки. Шарит по карманам в поисках пачки сигарет, что позаимствовал у Юнги, пока тот спал. Юнги. Сейчас, скорее всего, его тело жарче песка, нагретого под лучами солнца. Спит, тихо посапывая, даря теплое дыхание подушке. Тэхён прикасается к губам, пытаясь представить каким был их поцелуй. Наверное, теплым с привкусом сигарет. Тэхён поджигает сигарету, несколько раз чиркнув зажигалкой. Прикуривает, затягиваясь как можно сильнее и глубже вдыхая дым. Спустя несколько секунд курения он прикрывает глаза от бессилия. Даже это не способно подарить ему тепло хотя бы на миг. Тэхён тяжело вздыхает, трёт складки лба и, смеясь, выставляет руку перед собой. Долго смотрит на ладонь, не отрываясь. Подносит горящую сигарету к руке и вдавливает ее в кожу ладони, со злостью глядя, как она потухает, оставляя после себя ожоги и запах горелого мяса. В голове что-то щёлкает, когда он понимает, что это тело больше не принадлежит ему. Обида и чувство беспомощности появляются в один миг, и Тэхён уже не осознает, что творит. Словно загипнотизированный, словно так нужно, он медленно поворачивается к мешкам, поднося зажигалку к полиэтилену. Поджигает мусор, с огнем в глазах смотря на своё деяние. Наклоняет голову вбок, глядя, как пламя быстро распространяется по мешку, образуя дыру, становящуюся всё больше и больше. Он подскакивает, но не уходит. Огонь разрастается, но теплее от него не становится. Тэхён подносит руку ближе, растопырив пальцы; он слышит, как трещат искры, видит как те попадают на кожу, но не чувствует. Шаг ближе. Страха нет. В этот раз Тэхён не закрывает глаза от испуга. Подносит руку смело, просовывает ее в самое жарево. Склоняя голову в разные стороны, он неотрывно смотрит, как огонь охватывает его руку. Внутренний голос кричит «Хватит!», но тело не слушается. Зрачки увеличиваются от испуга, в них отражается огонь, перебравшийся на другие мешки, поглощая мусор безжалостным пламенем. Грудь вздымается от нехватки воздуха, в ноздри попадает лишь дым и дышать становится нечем. Запах гари усиливается. Тэхён неотрывно смотрит на руку, но не собирается ее убирать. И вот снова. Он вновь слышит приглушенный зов и поднимает голову к источнику звука. В дыме от огня едва виднеется темный силуэт, протягивающий руку, прося помощи. Что ему нужно? Почему не оставляет его в покое? Дым режет глаза. Они слезятся, что затрудняет видимость. Силуэт расплывается в сгустке дыма, но неизменной остается рука протянутая вперёд. — Спаси меня, — он уже не понимает чей это голос. В груди ноет, и ему страшно. Чувствительность кожи возвращается и Тэхён начинает чувствовать, как горит ладонь. Ему бы уйти, спастись самому, но даже шелохнуться у него не получается. Рот Тэхёна распахивается, чтобы позвать на помощь, но крик так и остаётся не озвученным. Темная фигура в самом центре пекла ждёт. Тэхён не видит этих глаз, но знает, что взгляд, полный горести, обращён лишь к нему. — Спаси меня! — срывается с несуществующих губ, после чего Тэхён понимает, что ему нужно сделать. Как и в больнице, он собирается сделать шаг, чтобы спастись. Рассудок теряется, и мысленно Тэхён уже не здесь. Нет лесопилки, нет Юнги и воя Сабли. Он там, где два года назад убил в себе человека, отняв жизнь другого. Тот самый лес полыхающий, что душит своим пеклом. От него не скрыться. Куда ни глянь — от себя не убежишь. Тэхён оглядывается по сторонам и видит единственную тропу без огня. Она ведёт его, чтобы помочь тому, кто нуждается в спасении. Теперь он ясно видит обгоревший дом, посреди которого стоит отец Чимина, его кожа замарана сажей и покрыта волдырями. — Спаси меня, — вновь повторяет молящим голосом, не опуская руки. Тянется к нему и ждёт своего освобождения от огненных оков. Тело дрожит, почти не слушается. Но Тэхён прилагает усилия, чтобы сделать шаг. Маленький. Робкий. Но такой важный шаг. Он должен спасти невинного. Огонь не страшит. Ему вовсе не больно. А лишь жарко и отчего-то тяжело дышать. Шаг сделан. Дыхание становится тяжелее, но Тэхён не сворачивает с пути, бредя к своей цели. Протянутая ладонь так близко, что коснуться ее не составляет труда. Тэхён несмело поднимает руку, прикасаясь дрожащим пальцем, и вскрикивает от неожиданности, когда его безжалостно хватают, утягивая в жаркие объятия. Он падает на черный силуэт, что в эту же секунду рассеивается прахом. Больно ударившись коленом и головой, Тэхён не может сдвинуться с места. Обездвиженное тело играет с ним злую шутку, отказываясь спасти своего хозяина. Тэхён воет, тут же закашливаясь от дыма. Теперь он всё чувствует. Тело горит уже по-настоящему, и боль наконец ощутима. Он понимает, что его конец настал, и что спасения нет. Тэхён сам загнал себя в свою же могилу, выбраться из которой невозможно. Он отключается постепенно, теряя остатки сил. Родной голос появляется совсем неожиданно. Сначала Тэхён слышит лёгкий зов. Но с каждой секундой звук усиливается, и он понимает, что кто-то испуганно кричит, спеша на помощь. Тэхён едва плачет, боясь, что возможно, это последний раз, когда он слышит голос Юнги. После он уже никого не слышит, а лишь чувствует, как его тащат по неровной земле. Тэхён отрубается, но всё ещё находится в своем кошмаре, от которого не так просто избавиться. Сквозь сон слышит Юнги, говорящего с кем-то по телефону. Тот ругается, а после плачет, ударяя рукой по твердой поверхности. Спустя время голос блуждает уже где-то поблизости. Тэхёну кажется, словно к нему прикасаются; кожа отчего-то жжется, горит и не собирается остывать.***
— Приветствую! Пожилая женщина поднимает свой взор на темноволосого юношу, скользит взглядом по обольстительной улыбке, изгибу губ, а уже после, когда посетитель библиотеки кашляет в кулак для привлечения внимания, она смущённо вертится, поднимая глаза выше. И лучше бы она этого не делала… Кристофер улыбается глазами, в душе ликуя, ему в радость видеть восторженные взгляды посторонних людей. Он красив и все ещё способен привлечь многих людей, даже замужних женщин. — Милое колечко, — взглядом указывает на обручальное кольцо, отчего та смущается ещё больше, перестав внаглую пялиться на юного парня. — Сдать книгу или взять? — делает тон посерьёзнее, прокашливаясь после неудачной первой попытки. — Я хотел бы найти кое-что, но, к сожалению, не могу обойтись без вашей помощи, — локтями опирается о стол, наваливаясь телом ближе к библиотекарше. — Мне нужна одна книжонка, довольно-таки интересного содержания. Увидев блеск в глазах, он радуется, понимая, что сумел заинтересовать женщину. Коротко пересказав содержание и по памяти расписав некоторые иллюстрации, нанесенные им самим, он, увидев шок в глазах напротив, всё же надеется, что ему не откажут. — Видела такую, — тихо говорит, поглядывая по сторонам, боясь, что услышат. — Но зачем она вам? С ней очень опасно иметь дело… — Я всего лишь пишу научную статью, — говорит первое, что приходит на ум. Она в ответ хихикает, прикрыв рот ладонью. — Научную статью, основанную на книге о сделке с Дьяволом?.. — удивляется она. — Вы же помните, что наука отрицает религию? Ей весело, она оживилась с появлением Кристофера. В каждом её слове он слышит нотки заигрывания и, судя по всему, женщине только в радость продолжить приятный разговор. — Вот я и хочу доказать этим заучкам, как сильно они ошибаются. Как думаете, Дьявол согласится мне помочь? — кокетливо изгибает брови, прикусив губу. — Её вернули совсем недавно, — она приходит через несколько минут, принеся с собой помятую, местами заклеенную книгу. Поначалу Кристофер не узнает в ней своё творение. — Принесли обратно и сказали, что толку от нее никакого. Язык неизвестен, почерк неразборчив. Но выглядит, конечно, устрашающе. Ну, так что, — своим вопросом отвлекает Кристофера от пристального взгляда в сторону книги. — Научной статье быть? — Быть, — дрожащими руками оставляет свои данные в тетради учета, а после, чуть помедлив, резко хватает книгу, крепко ее сжимая. Горящие от восхищения глаза резко распахиваются. Они бегают по строчкам в книге, едва успевая за Кристофером, быстро перелистывающим страницы. Он всё ещё не верит, что этот день наступил. Наконец-то… Книга, написанная им самим и принадлежащая ему по праву, у него в руках. — Я так долго тебя искал, — шепчет, целуя потрёпанную обложку. Он шагает к выходу, сказав тихое, но искренне «спасибо», прячет книгу за пазуху, боясь, что её заберут, отнимут последний шанс на спасение. Все вокруг для Кристофера вмиг становятся подозрительными. Посетители библиотеки, занятые чтением своих книг, будто ждут, когда тот потеряет бдительность и тогда им предоставится возможность — налететь и отобрать. Не позволит. Кристофер слишком безумен, и лучше никому попадаться на его пути. Толкнув массивную дверь, он от испуга отшатывается назад, когда на него налетает запыхавшийся юноша. — Простите… — извиняется, поднимая взгляд. — Снова вы, — недовольно проговаривает Кристофер, узнав в юноше священника. — Только вас тут не хватало… — еле слышно шепчет, отводя взгляд. Сильнее сжимает в руках книгу, боясь за ее сохранность. Тот, заметив беспокойство, опускает взгляд, натыкаясь на уголок библиотечной книги. Он поднимает голову, серьезно спрашивая: — Вы же не украли это? Кристофер, понимая, что выглядит подозрительно, вытаскивает книгу с натянутой улыбкой, в душе проклиная любопытство священника. — Она моя… — получается очень правдоподобно, потому что не врёт, ведь она и вправду его. — Я так благодарен этой библиотеке, — воодушевленно говорит. — Им удалось сберечь моё сокровище. Постукивает пальцем по обложке, и перестав улыбаться, направляется к выходу. Не успевает открыть дверь, как она резко распахивается, и на него налетает другой посетитель, практически сшибая с ног, отчего Кристофер с грохотом роняет свою драгоценность. — Смотри, куда прёшь! — недовольно шипит и не замечает, как священник поднимает запрещённую литературу. Он вертит книгу в руках, а после, пользуясь моментом, открывает… — Прошу, верните. Я тороплюсь, — резко выхватывает открытую книгу из рук, игнорируя шокированный взгляд. — Вы знаете, о чем она? — Судя по вашему взгляду — не только я в курсе. Грешите временами? Кто бы мог подумать… — цокает Кристофер, пытаясь выйти, но священник хватает его за руки, разворачивая. — Если знаете, зачем она вам? Недовольство и жгучая злость появляется в грешной душе, ведь любой контакт со священником для посланника Дьявола — пытка. Он смотрит на руку, сжимающую его локоть, переводит презрительный взгляд на священника и бесится, понимая, что тот не от простого любопытства спрашивает. Словно видит его насквозь и все его намерения знает наперед. Он берёт себя в руки, успокаиваясь. Восстанавливает дыхание, прикрыв веки, а когда распахивает их, улыбается своей дежурной улыбкой, стараясь выглядеть доверительно. — Я пишу статьи… это всего лишь моё хобби. — твердо отвечает, скрывая своё недовольство. — В эту чушь я не верю… — Это запрещённая литература. Я бы посоветовал не иметь с ней никакого дела. Надеюсь, вы понимаете, о чём я говорю. Священник ослабевает хватку и, мягко улыбнувшись, отходит назад, не препятствуя Кристоферу. — Конечно, — тот уходит, но, не успев переступить порог, оглядывается назад и замечает, как священник беседует с библиотекарем. Та поглядывают в его сторону, и Кристофер понимает, о чём они говорят. — Отнимет. Заберёт. Ничего не выйдет. Я снова окажусь в пекле и останусь там навечно…***
Ноги будто примерзли к земле. Кристофер не может сделать и шагу, пока его внимание все ещё обращено к двери библиотеки. Навязчивые мысли не угасают, а лишь набирают силу, становясь все более безумными. — Не позволю, — цедит сквозь зубы и делает маленький шажок в сторону здания, как только выходит священник. Кристофер действует аккуратно, медленно, часто озираясь по сторонам, следит. Он ждёт подходящего момента. Священник идёт по улице, разговаривая по телефону; останавливается, отчего Кристоферу приходится скрыться за угол и испуганно прижаться к холодной стене. Прислушиваясь, он дожидается стука подошв о землю и выглядывает из-за угла, повременив, перед тем как снова начать слежку. Идёт за ним по пятам; нижняя челюсть подрагивает, смещаясь в разные стороны от нервной улыбки, которую все труднее сдержать. Глаза сверкают, а губы так и вытягиваются в трубочку, желая просвистеть будоражащий мотив мелодии. — Хорошо, Чонгук, ложись спать, — ведёт беседу священник, не замечая слежки за собой. — Успеем завтра поговорить. Издав подобие свиста, Кристофер останавливается, как только человек перед ним сбрасывает вызов и сбавляет шаг. Медленно растягивая губы в улыбке, он имитирует песню мычанием, запинаясь и начиная заново, чем привлекает внимание. Священник оборачивается, но не двигается, не решаясь издать и звука. Смотрит, прищурив глаза, а после говорит, едва скрывая дрожь в голосе: — Это вы? Кристофер делает шаг вперёд, поражаясь выдержке парня напротив. Будь он на его месте — давно бы заподозрил неладное. — Прекрасный вечер, правда? — поднимает взгляд на небо, покрытое темными тучами, наслаждаясь малейшим движением облаков. — Ну же, поглядите… Кивает, призывая обратить внимание на то, что он показывает. Тот поднимает голову, боковым зрением продолжая поглядывать на него. — Правда красиво? — Да, — соглашается, всё ещё не осмеливаясь продолжить движение. — После смерти моей приемной матери я начал смотреть на мир другими глазами. Каждое мое наблюдение и размышление по этому поводу заканчивалось словами: «А ведь Кэйтлин этого не увидит… Она больше никогда не сможет лицезреть то, что вижу я…» Грустно, правда? — издает смешок с толикой грусти, делая робкий шаг навстречу. — После таких моментов начинаешь ценить то, что имеешь… Ведь другим этого не дано. Слишком близко. Кристофер встаёт напротив священника, вглядываясь в тёмные, но ясные глаза. В них плещется доброта, доверие и наивность. В какой-то момент становится грустно от понимания того, что приходится избавлять мир от таких прекрасных, чистых созданий. — Ты попадешь в лучший мир, правда? Хладнокровный взгляд резко становится сочувствующим, как только лицо священника искажается гримасой боли от точного удара в живот. Кристофер, сжав губы, делает несколько резких движений, нанося глубокие раны юноше. Тот, разинув рот, пытается ухватиться за плечи своего убийцы, больше не чувствуя опору под ногами. Ему тяжело стоять, от бессилия он падает на колени, ладонями обхватывая область живота. Изо рта вырываются кровяные всхлипы, и он, не сумев сдержаться, судорожно выплёвывает жидкость, позволяя ей замарать всего себя. — Мученики попадают в рай, — твердит Кристофер, вытирая окровавленное лезвие о чистый край одежды священника. Подходит ближе, придерживает его за голову и, желая облегчить участь, аккуратно кладёт на землю, заранее прикрыв веки.***
Приняв душ и надев чистую одежду, Чонгук сидит на кровати, вертит в руках видеокамеру с черным корпусом, роясь в настройках. Хосок объяснил ему, как пользоваться техникой, и он без проблем находит таймер включения записи. Ему волнительно, ведь взять себя в руки и нажать кнопку, чтобы потом узнать, что происходит по ночам — не так-то просто. Тяжело вздохнув, он встаёт с кровати, высматривая лучший угол обзора. Выбор падает на полку над столом. Он отодвигает книги в сторону и аккуратно ставит видеокамеру, повернув объектив в сторону кровати. Медленно раздевается, собираясь ложиться. Он взволнован. Спать под камерой неловко, а пересматривать запись ещё хуже, но он уверен, что справится: пересилит себя и заставит посмотреть в глаза своему страху. Ложится в кровать осторожно, перед этим взбив подушку. Роняет голову на мягкий наполнитель, прикрыв глаза, но тут же распахивает их. — Черт, — ругается, ворочаясь. Он ощущает себя не в своей тарелке, находясь под объективом камеры. — Соберись, Чонгук, — приказывает себе и зажмуривает веки, запретив их открывать. «Пусть снится всё, что угодно. Главное — не забывать, что все происходящее не является реальностью. Кошмар закончится, как только я проснусь». Старается дышать равномерно, сложив руки на груди. Спать, как назло, не хочется, но спустя несколько часов бессонницы он все же проваливается в сон, позабыв о камере. Под закрытыми веками зрачки едва подрагивают. Чонгук просыпается от каждого шороха, но стоит ему открыть глаза, как он тут же засыпает. Ему жарко; он потеет, а сил, чтобы поднять руку и сбросить одеяло, у него нет. Мышцы напрягаются, тело скованно, и что-то давит на грудь. Ощущение, будто Чонгука придавило бетонной плитой. Приглушённые звуки блуждают в сознании. До него доносится непонятный шум, и спустя время он различает шаги. Стук каблуков направляется к нему, с каждой секундой становясь громче и ближе. А вместе с ним Чонгук улавливает противный скрежет ногтей по поверхности стены. Он вздрагивает всем телом, пытаясь избавиться от неприятного звука, но тот лишь усиливается. Хочется взвыть и полезть на стену. Но у Чонгука не получается сделать и нормального вздоха. Шаги прекращаются. Чонгук дергает носом, принюхиваясь, и чувствует запах крепкого алкоголя. А после следует скрип кровати. Он появляется неожиданно, заставляя Чонгука нахмурить брови. Дыхание учащается от испуга, и он не понимает, что происходит. Чонгук не может вспомнить, что это всего лишь сон. Он чувствует давление в области ног. Кто-то, опираясь руками, пробирается выше по его телу, давит на ноги, вызывая сильную боль в костях. Во рту пересохло. Першение в горле заставляет его закашляться, и он пытается смочить горло слюной. Но сглотнуть не получается. Становится жарко, и он уже чувствует, как пот течёт по его телу. Волосы взмокли и прилипли ко лбу. Ненавистные движения прекращаются, а уже после Чонгук ощущает касание к своей груди. Костлявые пальцы с острыми когтями исследуют грудные мышцы, больно царапая. Цепляются за ткань, но не останавливаются. Теплое дыхание оседает на лице Чонгука, он распахивает веки, уставившись перед собой. В комнате пусто, но Чонгук знает, что он не один. Он ощущает малейшие движения призрачного силуэта. Невидимые руки тянутся к лицу, обхватывают горло, начиная вдавливать в подушку. Саднящие ощущения появляются мгновенно. Дышать становится невозможно. Рот самопроизвольно распахивается, и Чонгук всеми силами пытается глотнуть воздух, чтобы не задохнуться под натиском крепких рук, которые его душат безжалостно, вложив всю ненависть. Над ним наклоняются, опаляя ухо горячим дыханием. Словно поцелуй Дьявола, Чонгук чувствует адское пекло на мочке, а после слышит голос — такой знакомый, но давно забытый. — Ты был послан нам в наказание. Чонгука словно пробивает ток от услышанного. Шокированный, он перестает сопротивляться. Суматошно пытается вспомнить, кто говорил ему эти слова. Он напрягает память изо всех сил, пытаясь вспомнить. Какая-то мысль мелькает в голове, и он пытается ухватиться за нее. Его всё еще душат невидимыми руками, и вскоре галлюцинация приобретает образ. Отец.