/-/
Если и был человек, которому он мог выговориться, так это Пирра. Сначала он не знал, почему ему так легко с ней разговаривать, но потом после долгих размышлений над этим и разговора с доктором Сенгом насчёт причины такого, терапевт дал очень хороший и, вероятно, правильный ответ. С Пиррой было легко разговаривать, потому что она не была вовлечена в его жизнь в Атласе, и не могла в неё вмешиваться напрямую. По его словам, именно поэтому дружбу в сети было так легко завязать, потому что было так мало последствий, чтобы сделать что-то не так. Отсутствовали такие барьеры, как семья или другие друзья, или необходимость найти время для встречи, или боязнь высказать своё мнение, потому что не хочется, чтобы об этом узнали другие люди. Если вы рассказывали о своих страхах и разочарованиях кому-то на другом конце света, то он точно не мог пойти и рассказать об этом другим друзьям за вашей спиной, родителям или кому-то ещё. В большинстве случаев вы были в безопасности от любых последствий. Не совсем в его случае, поскольку он был знаменит, и Пирра тоже, но принцип был тот же. Он мог говорить с Пиррой, потому что она не была заинтересована ни в чём, происходящем в Атласе, и могла свободно высказывать своё мнение. В качестве примера можно привести вопрос с Блейк Белладонной. — Звучит безумно, — сказала Пирра, выглядя так же потрясённо, как и звучала. Судя по её виду, она находилась в семейном тренировочном зале. Он был построен для неё после того, как она стала спортсменкой, чтобы она могла заниматься вдали от переполненных залов и людей, следящих за каждым её движением. Пирра была в облегающем спортивном костюме с майкой, с полотенцем на плечах и рыжими волосами, прилипшими к коже. Он беспокоился, не помешает ли он ей, но она сказала, что уже закончила и благодарна за возможность отвлечься. — Неужели они могут вот так просто изменить закон? Если кто-то преступник, значит, он преступник. — Генерал Айронвуд может делать всё, что захочет, насколько я могу судить. Не похоже, что в этом есть что-то принципиально новое. — Он, должно быть, имеет в виду сделки о признании вины. Я слышала о нескольких таких сделках, обычно это крупные уголовные дела банд или коррупция в Совете. Но мне это никогда не нравилось. Мне кажется неправильным, что кто-то должен выходить на свободу только потому, что предоставил более достоверную информацию о ком-то другом. Именно это ему и нравилось в Пирре: её мнение во многом совпадало с его мнением. Он подумал, не потому ли это, что они оба из обычных семей с обычным детством. Для них идея гибкости закона была нелепой, потому что этот же закон точно не был бы гибким, если бы они или их родители попали в беду. Он был гибким только для богатых и влиятельных людей, таких как Вайс и её семья, или Блейк, родители которой были крупными фигурами в Менажери. — Я понимаю, о чём ты, — сказал Жон, расхаживая по комнате. — Я понимаю, что лучше иметь информацию о действительно серьёзной проблеме. Это Адам Таурус убил Вайс, и я хочу, чтобы он поплатился за это. — Я тоже. Он должен сидеть за решёткой. Жон с готовностью кивнул. — Но... я имею в виду... смягчение приговора для неё, понятно, но чтобы её просто отпустили на свободу? Это отстой. — Это всё равно, что сказать, что закон не играет роли. — Пирра была права. Жон снова кивнул. — Я тоже понимаю эту идею, но часть меня думает, что вся эта история с признанием вины только повышает вероятность того, что люди не будут сотрудничать с властями. То есть, если ты знаешь, что другие люди избежали наказания, то ты просто откажешься давать информацию о своих сообщниках, пока не добьешься такой же сделки. Кажется, что это противоречит самому себе. — Именно. — Она хотя бы выглядела благодарной? — Ну, да. — Он вспомнил Блейк и поморщился. — Её родители тоже. Мне было жаль их. — Они могли бы остановить её, если бы были внимательнее. — Я не знаю. Похоже, что их предали, когда они меньше всего этого ожидали, и Блейк присоединилась к людям, которые их предали. Это держалось в секрете специально, чтобы они не узнали. — Он был бы менее сочувствующим, если бы они игнорировали знаки, но когда знаки буквально скрывались другими людьми, он полагал, что вина лежит не только на них. — Однако это не значит, что мне нравится иметь с ними дело. И я беспокоюсь, что скажет Вайс. — Ты говорил с ней об этом? — Я не уверен, что мне можно. Пирра сделала паузу. — А тебе можно говорить со мной об этом? — Наверное, нет. — Жон... — Да ладно. Всё в порядке. — Он рассмеялся, когда Пирра вздохнула на другом конце линии. Она посмотрела на него строго, и он понял, что это её способ сказать, что она раздражена, не говоря об этом. Как и его, Пирру заставили стать безукоризненно вежливой на людях, но, в отличие от него, она приняла это близко к сердцу и продолжала вести себя так наедине. Было забавно наблюдать признаки этого раскола и знать, что он может пробудить настоящую Пирру. — Серьёзно, однако. Как ты думаешь, Вайс психанёт? — Я бы сказала ей, что именно Айронвуд попросил тебя об этом, а ты неохотно согласился. По крайней мере, так она сможет злиться на кого-то другого. — Оооо. Хорошая идея. — Что касается той девушки. Уф. Может быть, она воспользуется этим как сигналом, чтобы стать лучше. Это её последний шанс. Я не думаю, что кто-то, получив сделку о признании вины, получит вторую, если снова нарушит закон. — Да, я уверен, что это её последний шанс. — Будем надеяться, что она его не упустит. Ты знаешь, что она будет делать в Вейле? — Понятия не имею. — Он и не думал спрашивать, да его это и не волновало. — Я думаю, ей дадут какую-нибудь работу. Может быть, администратором, а может быть, она будет работать с полицией, чтобы попытаться помочь обществу. — Хм. Я могу узнать, когда поеду в Бикон. — Значит, ты решила насчет Бикона? — Да. — Пирра улыбалась. — Чтобы быть с Вайс? — Не столько из-за этого, хотя, наверное, будет здорово иметь там друга. Просто после встречи с тобой я поняла, что мне нужно выходить на улицу и знакомиться с новыми людьми. Этого не произойдёт здесь, в Мистрале, где все знают, кто я такая. Он кивнул, понимая так, как мало кто мог понять. То же самое было и с ним в Атласе, где он был на слуху. Он не думал, что в Вейле будет намного лучше, ни для него, ни для Пирры, но людей, знающих спортсмена в другой стране, нежели в своей собственной, должно быть меньше. Пирра была звездой местных новостей, но просто иностранной спортсменкой в других королевствах. — Я не сомневаюсь, что ты найдёшь людей, которые тебя не знают. — Я согласна на то, чтобы они не возводили меня на пьедестал. Я поняла, что известность не главное — глупо было искать людей, которые меня не знают, когда есть такие люди, как ты, которые не обратят внимания на мою известность. Я закрывала себя от множества потенциальных друзей только потому, что их глаза расширялись, когда они впервые видели меня. Сейчас конечно глупо оглядываться назад, но на турнирах были соперники, с которыми я могла бы подружиться, если бы только дала им шанс. — Оглядываться назад легко, — сказал Жон, подражая одной из любимых цитат доктора Сенга. — Ты не можешь держать зла на себя за ошибки, совершенные в прошлом. Пирра рассмеялась. — Я знаю. Знаю. Жаль, что ты тоже не можешь приехать в Бикон. — Да, но ты же знаешь, что Атлас вывернется наизнанку, если я уеду. — Ты приедешь хотя бы на фестиваль Вайтела. Я слышала, что в следующий раз он будет в Вейле. — Думаю, увидимся там. — Или ты будешь видеть меня при каждом моём звонке, — сказала Пирра. — Когда я позвоню и начну жаловаться на то, что мои товарищи по команде пытаются сделать меня лидером команды и ведут себя так, будто я суперзвезда. Мне нужно, чтобы ты был моей отдушиной, если я окажусь в команде, которая меня обожает. По крайней мере, пока я не смогу выбить это из них. Настала его очередь смеяться. — Я буду рядом с тобой, Пирра. Можешь смело кричать и разглагольствовать со мной всю ночь напролет, если тебе это нужно. Он знал, что она сделает для него то же самое, и иногда делала, и дело было даже не в том, чтобы отплатить ей за какой-то мнимый долг. Он испытывал облегчение, когда мог поговорить с ней. Наконец-то нашёлся кто-то, кто понял, каково это — быть в его ситуации. Его семья пыталась, они действительно пытались, но это было не то же самое. А Вайс, при всем её старании понять, просто не могла. Известность была её жизнью с самого рождения. — Я должна идти, — сказала Пирра, глядя вдаль. — Мои родители настаивают на том, чтобы мы ели вместе, как семья, поскольку мне приходится проводить так много времени вне дома, на тренировках, соревнованиях или с моими агентами. — Всё в порядке. Мои делают то же самое. Спокойной ночи, Пирра. — И тебе, Жон! — Пирра счастливо улыбнулась в камеру и помахала ему рукой. — Спокойной ночи!/-/
Прошло около трёх недель после приезда и отъезда семьи Белладонна, и столько же времени понадобилось Вайс для того, чтобы решиться ещё раз появиться на публике. Это не означало, что он не видел её в течение месяца после фестиваля Вайтела, его несколько раз приглашали посетить поместье Шни, как для того, чтобы поужинать с семьей, так и для того, чтобы провести время с Вайс и Уитли. Из них единственным, кто не оставлял его в напряжении, был Уитли, который часто просто хотел поиграть в игры или пожаловаться на что-то, в чём Жон был более чем хорош, присоединяясь к нему. Отец Вайс был хорошим хозяином, но он постоянно задавал вопросы о будущем. Не обязательно неприятные вопросы, но такие, как планы Жона и то, чем он собирается заняться в следующем году — в общем, обычные разговоры. Проблема была в том, что он не строил никаких планов, и это заставляло его чувствовать себя глупо. С матерью Вайс вообще лучше было разговаривать чем меньше, тем лучше, поскольку Уиллоу Шни почти не обращала на него внимания, да и на своих детей не обращала. Вайс не хотела говорить о ней, но Уитли откровенно сказал, что она их мать только номинально. — Она ненавидит тот факт, что вышла замуж за нашего отца, — сказал Уитли однажды вечером, — и решила, что после того, как не смогла наказать его хоть сколько-нибудь значимым образом, она будет наказывать нас. Я бросил попытки привлечь её внимание, когда мне было семь лет. Жон извинился за то, что затронул эти воспоминания, но Уитли только фыркнул и сказал, что трудно расстраиваться, когда она ему безразлична. Она была для него чужой, и поэтому он не чувствует боли от того, что говорит о ней. Жон не мог решить, является ли это здоровым механизмом преодоления трудностей или нет. Наверное, это лучше, чем тосковать по человеку, который никогда не ответит на твои чувства. Однако первым возвращением Вайс на публику должно было стать свидание с ним. Она сама попросила об этом, поэтому он без проблем согласился. Генерал Айронвуд после интервью с Лизой Лавендер велел PR-отделу прекратить по возможности вмешиваться в его романтическую жизнь, и они в основном придерживались этого. Их свидание не было чем-то особенным. К счастью. Вайс предварительно заказала столик в дорогом ресторане, в меню которого он с трудом разобрался, и они поужинали за лёгкой беседой, после чего отправились в ожидающий их лимузин, чтобы посетить представление в театре. Это был мюзикл, лёгкий, и он полагал, что довольно милый. Правда, не совсем в его вкусе. У них была своя кабинка в VIP-зоне с видом на переполненный зал, и хотя несколько решительных папарацци запечатлели их, когда они выходили из ресторана и шли сюда, никто внутри не заметил их присутствия. Когда наступил антракт, Вайс отправила своего дворецкого Кляйна принести им закуски и напитки, а затем разгладила своё белое платье до колен. — Жон. Я думаю, нам нужно поговорить. Он втянул воздух. Его шикарный костюм вдруг показался ему тесным на несколько размеров. — О чём? — О нашем будущем. — Ты бросаешь меня? Вайс выглядела потрясённой, её глаза переместились с колен на него. — Что!? Нет! Почему ты вообще об этом подумал? — Потому что когда пара говорит, что им нужно поговорить о своём будущем, это обычно потому, что у них ничего не получается. — Он замолчал, увидев выражение её лица, на котором облегчение смешалось со смущением. — Наверное, я что-то не так понял? — Да! — сказала Вайс. — Да, и очень сильно! — Прости. Э-э. Продолжай? Вайс вздохнула и снова расправила платье. Она действительно выглядела сегодня прекрасно в белом платье, доходившем до колен, и пушистом шарфе из белого искусственного меха с серой отделкой. На ней были маленькие жемчужные серьги и блестящая диадема в волосах. Однако это не означало, что она выглядела старше. Вайс была ещё невысокой и очень юной, одного с ним возраста, но казалась моложе из-за своего роста и плавных черт лица. Но, опять же, им обоим было всего шестнадцать. Скоро будет семнадцать. Он понял, что отвлекается, чтобы избежать разговора, и заставил своё внимание вернуться к её словам. — Я не хотела сказать, что что-то не так, — тихо сказала Вайс. — Я просто подумала, что мы должны поговорить о нашем будущем. Совместном, — добавила она. — Я скоро отправлюсь в Бикон, а ты... ну, я думаю, ты останешься здесь, в Атласе. — Я тоже так думаю. Атлас не позволит мне прожить четыре года в Вейле. — Нет. Конечно, нет. А вот я, напротив, собираюсь, хотя и буду возвращаться на каникулы. Я просто подумала, что с нашей стороны было бы зрело обсудить это и то, что произойдёт. Это будет четыре года разлуки с тобой. Наши отношения будут на расстоянии. Он и раньше видел и слышал о людях в таких ситуациях. Часто такое случалось, когда люди заканчивали одну школу и поступали в другую, или университет, и те могли находиться в разных местах. Однажды у Сафрон и Терры был такой же разговор, когда она получила работу в Аргусе и до того, как они решили жить вместе. Они обсуждали возможность расставания и решили попробовать отношения на расстоянии, и это сработало. Но, опять же, они прожили на расстоянии всего полгода. Он не знал, может быть, четыре года — это слишком много для большинства людей. Может быть, для взрослых, по крайней мере. Вайс всё ещё училась, а им было всего по шестнадцать, так что четыре года для них не было слишком много. Когда она окончит академию, им будет двадцать один, то есть примерно в том возрасте, когда большинство людей в любом случае начинают задумываться о полноценных отношениях. — Я подумала, что мы должны поговорить о наших ожиданиях, — сказала Вайс. — Установить правила и границы. Лучше, чтобы мы оба были на одной волне, чтобы не допустить ошибок. — Наверное. О каких правилах мы говорим? Единственное, о котором я могу думать, это не встречаться ни с кем другим, но это должно быть очевидно. — Это очевидно. Об этом не нужно говорить. Однако в Биконе есть и другие вещи. Например, комнаты общие, по четыре человека в каждой, и мне, возможно, придётся быть в команде с другими парнями. Разумеется, я бы никогда не позволила им прикасаться ко мне или видеть то, что им не следует, но мы будем членами команды. Мне придется проводить с ними время и становиться ближе как союзники. Ты не будешь против? Он не понимал, почему бы и нет. Неужели Вайс действительно ожидала, что он рассердится из-за того, что она заводит друзей среди других людей? Он общался с Пиррой, по крайней мере, каждую вторую ночь. — Всё в порядке, Вайс. У меня нет никаких проблем с тем, что ты заводишь друзей с другими людьми, будь то парни или кто-то ещё. — Хорошо. Хорошо. — Вайс почувствовала облегчение. — И у меня нет проблем с тем, чтобы ты дружил с девушками, пока они знают, что с тобой можно только общаться. Этот разговор становился всё более неловким. Казалось, что они пытаются обсудить открытые отношения, но это было не так, это было совсем не так. Он не хотел говорить, что это глупость, потому что знал, что это приведет её в ярость. Если Вайс считает это серьёзным вопросом, то он должен, по крайней мере, относиться к нему как к таковому. — Я рада, что мы можем обсудить всё вот так, — сказала Вайс. — По-взрослому. Нам шестнадцать, Вайс. Мы не обязаны быть зрелыми. Но даже подумав об этом, он понял, что это не так. Пусть они подростки, но за их действиями пристально следят все остальные, и одна неосторожность может вызвать скандал. Возможно, именно поэтому она завела этот разговор, не столько потому, что сомневалась в нём, сколько для того, чтобы они могли выступить единым фронтом против всякой чепухи в прессе, пока они в разлуке. Он не думал, что газеты начнут распространять слухи, если Вайс окажется в команде с тремя парнями. Может быть, это был её способ сказать, что они должны предотвратить это и не обманывать себя, чтобы не реагировать слишком остро. — Я доверяю тебе, Вайс, — сказал он, просто чтобы прояснить ситуацию. Он протянул руку и взял её, она улыбнулась и переплела свои пальцы с его. Сердце Жона радостно застучало. — Я тоже доверяю тебе. Я просто... Я хочу, чтобы всё прояснилось. Ты... Ты видел, как обстоят дела с моей матерью. Я знаю, что видел. Ты не слепой, и Уитли сказал мне, что ввёл тебя в курс дела. — Мне жаль... — Не стоит. Мне легче от того, что всё уже раскрыто, и мне не нужно ходить вокруг всего этого на цыпочках. Вот почему я хочу, чтобы мы чётко определились с нашими ожиданиями, — сказала она. — Я хочу... мне нужно, чтобы между нами было нечто большее. — Её рука сжала его руку. — Чтобы мы уважали друг друга. Чтобы мы действительно нравились друг другу. Чтобы даже если в будущем что-то пойдёт не так, мы могли бы всё уладить и не быть... не стать такими. Он не мог винить её в этом. Он просто не мог. Это было важно для Вайс. — Хорошо. — Он сделал глубокий вдох, чтобы подготовиться. — Тогда выкладывай. Расскажи мне о своих ожиданиях. — Я хочу, чтобы мы были партнёрами во всем. — Хорошо. Совсем неплохо — даже отлично. Жон почувствовал, как его плечи расслабились. — Я хочу, чтобы мы были на равных, — продолжала Вайс. — Никаких разногласий по поводу полномочий или каких-то факторов. Я знаю, что я наследница самой богатой компании на Ремнанте, а ты, вероятно, самый известный человек в Ремнанте, но я не хочу, чтобы наши отношения были отношениями, в которых один человек считается более или менее важным, чем другой. — Я согласен. — Это не просто согласие, — сказала она. — Мы должны поддерживать друг друга на публике. В любое время. — Её глаза остановились на его. — Я имею в виду это. Если у нас есть проблемы, то мы решаем их наедине. Мы не позволяем им выходить на публику, где они будут освещаться отсюда до Вакуо и обратно. Если ходят слухи, например, что я в команде с другими парнями или провожу с ними тренировки, то я должна знать, что ты немедленно их развеешь. Я должна знать, что ты скажешь всему миру, что доверяешь мне. — Да, — сказал Жон, сжимая её руку. — И я буду. Я не собираюсь быть каким-то ревнивцем, Вайс. — Дело не в ревности. Дело в том, что мы равны. Это о... — Не закончить как Жак и Уиллоу? — На данный момент эти слова были лишь предположением, но хмурый кивок Вайс подтвердил его. — Мы не станем такими, как они, Вайс. Я имею в виду, ты бы надрала мне задницу, если бы я даже попытался быть таким. И тебе бы это сошло с рук. — А ещё меня бы называли жестоким партнёром и ненавидели во всем мире... Он поморщился. Точно. Вайс относилась к этому очень серьезно, и, вероятно, она попала в точку. Если бы кто-то из них действительно ударил другого в гневе, это стало бы международной новостью. Люди будут выбирать сторону. Это была бы абсолютная война в сети. Он хотел пошутить, но даже небольшая разница в силе, когда она была физически сильнее и опытнее его, могла привести к тому, что в будущем она будет использовать свой авторитет. Точно так же, поскольку люди чаще склоняются на сторону чудо-целителя и сочувствуют ему, чем дочери жадного бизнесмена, он мог разрушить её жизнь одним лишь слухом о жестоком обращении. Неважно, правда это или нет; СМИ и Интернет съедят Вайс живьем. — Мне также нужно знать, что ты будешь относиться ко мне с уважением, — сказала Вайс, называя следующий пункт. — Я знаю, что ты так и делаешь, — добавила она, когда он открыл рот, чтобы пожаловаться. — Но мне нужно знать, что ты будешь делать это и в будущем, когда я буду делить своё время между тобой, бизнесом и охотой. Я буду занята. Я всегда буду находить время для тебя и относиться к тебе с уважением, но мне нужно знать, что ты не будешь говорить обо мне за моей спиной. — Не буду. Если возникнут какие-то проблемы, мы сможем решить их лично, верно? — Именно. — Вайс резко выдохнула. — Именно так. Будут проблемы. Конечно, будут. Обязательно будут. И ты тоже будешь занят, — сказала она. — Ты будешь посещать больницы и возвращать людей к жизни, участвовать в телевизионных интервью, раздавать автографы и быть в центре внимания. Я буду готова принять всё это, и я не буду предъявлять тебе никаких претензий. — Да. Он хотел бы, чтобы она не говорила так о его будущем. Да, это было его самое вероятное будущее, поэтому у него и не было лучшего ответа на вопросы её отца. Не было особого смысла планировать будущее, если его будущее — это быть прикованным к больницам. Она даже не против этого. Она говорит, что не будет возражать против того, чтобы я всё это делал, как будто это само собой разумеющееся. Но разве не так? Он же не мог стать звездой спорта или бухгалтером. Мир не позволил бы ему. — Мы можем обсуждать друг с другом любые возникающие вопросы, — продолжала Вайс. — Но для внешнего мира мы должны казаться сильными. Мы будем влиятельной парой, Жон. Найдутся люди, которые захотят это разрушить. Больше страданий. Больше внимания. Больше славы. Жон помрачнел. — Но это далеко в будущем, — сказал он, желая избежать разговора об этом. — Нам шестнадцать. — По закону, в шестнадцать лет мы можем принимать многие взрослые решения, — ответила Вайс. Он знал это. Они могли пить, легально заниматься сексом, вступать в армию, жениться — по иронии судьбы, они не могли покупать порно или сигареты, хотя могли законно курить. Все эти законы были немного странными. Они также не могли учиться водить машину до семнадцати лет, но могли пойти в армию и быть призванными на войну, чтобы держать оружие в руках в шестнадцать лет. Не то чтобы велись какие-то войны, но всё же. Возрастные ограничения были немного странными во всех королевствах. На самом деле он не имел это в виду, и Вайс должна была это понимать. — Мы вместе, не так ли? — спросила она. — Ты хочешь быть со мной. — Хочу... — Тогда разве этого не достаточно? Я думаю, мы отлично подходим друг другу, — сказала Вайс, — так зачем тратить время, если мы оба в этом уверены? Я думаю, мы достаточно взрослые, чтобы пропустить все эти глупости, если мы оба счастливы в этих отношениях. Жон с трудом поспевал за ходом её мыслей. — Я не совсем понимаю, что ты говоришь. — Ты любишь меня? Простой вопрос. Простой ответ. — Да. — Тогда, я думаю, мы должны объявить о нашей помолвке. Мозг Жона с визгом остановился.— Что? — Ты слышал меня. — О какой помолвке? — Разве это не очевидно? — Вайс прищелкнула языком и отвернулась, слегка покраснев, а свободной рукой убрала волосы за ухо. — Я говорю, что мы должны обручиться. Мы оба взрослые люди, мы знаем, чего хотим, и мы договорились о будущем. Что остаётся, кроме как закрепить их? Если только ты не передумал? — Нет. Нет. Я... — Тогда решено. — Вайс красиво улыбнулась и крепко сжала его руку. В её глазах было неприкрытое облегчение, и он мог сказать, что она боялась, что он будет спорить или упираться. То, что он этого не сделал, было больше от шока, чем от согласия, но теперь она восприняла это как последнее, и он не знал, что сказать. Или что делать. То, как она сжала его руку, пальцы которой все ещё были переплетены, заставило его с трудом отстраниться. Ещё труднее было сказать "нет". — Мы можем посмотреть кольца завтра. Я так рада, что мы поговорили об этом. Я волновалась, но... — Вайс музыкально засмеялась. — Мне не следовало волноваться. Ты не похож на других парней, как и я не похожа на других девушек. Мы оба ведём себя намного старше, чем есть на самом деле. Это было правдой, полагал он, но разница была в том, что он не хотел вести себя старше. Он не хотел следить за каждым своим словом, приспосабливаться к вниманию и рассматривать мир, как кто-то в возрасте за тридцать. Он не хотел остепеняться, когда казалось, что впереди ещё так много времени. Кляйн вернулся, и антракт подошёл к концу, возвращая песни и танцы, костюмы и преувеличенные звуковые эффекты. Все они пусто звенели в голове Жона, когда он сидел, держась за руки со своей девушкой — или уже невестой? — и задавался вопросом, как всё это произошло, и что он должен был чувствовать. Наверное, быть счастливым. Довольным. Но на самом деле он чувствовал панику и головокружение, и не знал, что он сделал, почему и как всё это произошло. Я думаю... Я думаю, это не такая уж ужасная идея... Может быть.