Воскрешение (Raise)

... Эксклюзивный опрос: 65% наших читателей считают, что Жону Арку "переплачивают" и, что он "обуза" для экономики Атласа Атлас Таймс ... Вейл с трудом пытается справиться с неблагодарной атласской общественностью, ополчившейся на мальчика, который спасает более 10 000 жизней в год Вейл Дейли Трибьюн ... Эксклюзивное интервью с Пиррой Никос показывает, что она "поддерживает своего друга и его выбор". Утверждает, что жители Атласа никогда не уважали его за ту работу, которую он делал. Мистраль Ревью ... Мэр Вакуо предлагает поддержку семье Арк, поскольку союзники в Атласе настроены против них Вакуо Сегодня ... Атлас в ХАОСЕ после ухода чудо-целителя Куо Куана Экспресс ... Это было решение, принятое в самый ответственный момент. Он знал это. И принял его. В тот момент, когда он ворвался за кулисы к ошеломленным Эльм и Кловеру, он почувствовал, как в него закрадываются сомнения. Ему было приятно видеть шок на лицах всех, и он представлял себе, как делает такое заявление в тихие минуты наедине в своей комнате, но теперь, столкнувшись с последствиями всего этого, какая-то часть его души хотела взять слова обратно, свернуться в клубок и спрятаться под одеялом своей кровати. Пока они возвращались на Атлас, между ним и Арк-Опс практически не было разговоров. Он знал, что они не знают, что сказать, больше, чем он, и боятся сказать что-то не то и сделать ещё хуже. Возвращение в Атлас вызывало самый настоящий ужас. Он ожидал увидеть генерала Айронвуда, одного из членов Совета или, может быть, даже вооруженный отряд. Но никого не было. И тут он понял, что его семья должна была всё это видеть. Его сестры, которые только начали восстанавливать свою жизнь после того, как он оторвал их от Анселя, и которых теперь придется вырвать и из этой жизни. Атлас не захочет, чтобы они оставались, а даже если они и захотят, в их школах найдутся люди, которые будут давить на них из-за него. Жон почувствовал тошноту. Тошноту. Ему хотелось плакать. Это, в свою очередь, разозлило его. Разве не он сам должен выбирать? Почему всё легло на его плечи? Почему он должен был выбирать между собственным душевным здоровьем и страданиями своей семьи? Это было несправедливо. Как только дверь в их дом открылась, он попал в объятия матери. Она была в слезах, понял он, уткнувшись лицом в его волосы и плача. Сзади на его плечо легла крепкая рука, и слова отца эхом отозвались в его ушах. "Я горжусь тобой". Тогда он действительно заплакал. Он плакал громче, чем когда-либо за неизвестно сколько времени. Это было глупо, по-детски, но это был выход эмоций, которые он держал взаперти в течение двух лет, и они хлынули, как водопад. К концу он был измотан, слишком устал, чтобы думать или говорить, но достаточно бодр, чтобы услышать, как отец кричит кому-то за дверью, что он не в состоянии говорить, тем более об этом. Засыпая, мама гладила его по волосам и шептала, что всё будет хорошо. Жон знал, что она не хотела лгать; просто Джунипер Арк не могла изменить реальность; она не могла навязать миру свои желания. А утром всё было далеко не в порядке. Мир узнал о его словах и действиях. Выброс его карты гражданства был скорее символическим, чем каким-либо другим, но этого было достаточно, чтобы каждый журналист во всем мире мог с лёгкостью найти новости на утро. Такие слова, как "неблагодарный" и "эгоистичный", разбрасывались как конфеты, а одна атласская газета обвинила его в попытке "шантажировать нацию" своими угрозами прекратить исцелять людей. Они предположили, что он хочет больше денег и собирается отказаться от исцеления ради этого, совершенно не понимая, или намеренно искажая, его слова. У других его слова приводились более точно, но потом содержание статьи уходило в сторону, говоря, что его и так любят и уважают, и что на самом деле ему нужна рабская преданность. Что он хочет быть свободным от всех и всяческих последствий и выше общественного мнения. Я не политик, сердито подумал Жон. Я просто хочу, чтобы вы не обращали на меня внимания. Относитесь ко мне как к любому другому врачу. Я прихожу, делаю свою работу, ухожу и живу нормальной жизнью. Вы те, кто не перестает пытаться влезть в мою жизнь. У него было три пропущенных звонка от Вайс. Один от Пирры, а также сообщение от неё с четырьмя простыми словами: "Я на твоей стороне". В тот момент они значили больше, чем он хотел признать, но даже тогда он не был уверен, что сможет заставить себя позвонить ей лично. Времени у него было не так много, потому что как только он вышел из своей комнаты, его практически похитили атласские военные и отвели в зал заседаний, где сидел генерал Айронвуд в окружении нескольких членов Совета Атласа. Отца Вайс среди них не было, а Айронвуд выглядел измождённым и потрёпанным, несомненно, по его вине. Он, должно быть, не спал всю ночь, пытаясь разобраться со всеми последствиями. То, что последовало за его приходом, не было дискуссией. Дискуссия предполагала, что с обеих сторон было равное участие, или что у него было много шансов сказать хоть что-то. Он не был уверен, считается ли данный разговор словесным нападением, или нет? Они обсуждали его, через него, рядом с ним, но никогда не обращались к нему. Они говорили ему, что он ошибается, что он не понимает, или что он слишком остро реагирует, но даже не давали ему возможности ответить, и он не был уверен, что их слова изменились бы, если бы он что-то произнёс. Всё, что бы он ни сказал, было бы еще большим проявлением его чрезмерной реакции и непонимания. — Если дело в деньгах, то мы можем увеличить вашу зарплату, — сказал один из них. — Прошло уже два года. Мы повысим её на процент в два раза превышающий инфляцию. — Дело не в деньгах... — начал Жон. — Рид и Ландгрин никогда больше не будут работать на телевидении. — Дело не в... — Нужно, чтобы вы вернулись в больницы сегодня. Если мы будем действовать быстро, то это можно будет списать на минутный гнев. Если вы остынете и сможете всё обдумать... — Мужчина вскинул голову, когда Жон встал и пошёл прочь. — Куда это вы собрались? Мы ещё не закончили! — Я так и предполагал, — сказал Жон, — поскольку моё мнение, очевидно, не нужно. — Жон, пожалуйста, — сказал генерал Айронвуд. Это была не только просьба, но и мольба, и как бы Жон ни был зол, он заставил себя остановиться. Айронвуд только и делал, что поддерживал его, организовывал большинство хороших вещей в его жизни. — Господа, — обратился он к членам совета. — Я не думаю, что игнорирование мнения Жона расположит вас к нему, не говоря уже о решении этой проблемы, а проблема существует. Игнорирование не заставит её исчезнуть. Даже если вы убедите его продолжать всё как обычно сегодня, это будет означать, что это повторится позже. — Позже — это хорошо, — сказал один. — Мы можем подготовиться к этому. — Нет, если я покину Атлас, — сказал Жон. Тишина. Абсолютная тишина. Было так тихо, что тихий вздох Айронвуда был оглушительным. А потом началось извержение Горы Атлас. — Нет... — Ты не можешь... — Договор- — Соглашения... — Хватит! — рявкнул Айронвуд. Он хлопнул своей металлической рукой по столу, сотрясая его. — Хватит. Все. Я измотан. Я не спал. Мы обсудим это как взрослые люди, или я придушу вас всех, а потом себя, и мы сможем обсудить это, когда проснёмся в лучшем настроении. Советник Слит нервно хихикнул. — Джеймс говорит правильно, даже если его слова весьма сомнительны. Мы не можем так эмоционально реагировать на это. Контракт мистера Арка с нами не позволяет ему просто уйти, но мы же не можем этого добиться, не так ли? Это было бы не лучше, чем рабский труд, и нас бы съели заживо. Нет, нам нужно найти золотую середину, с которой мы все сможем согласиться. — Он сделал паузу, позволяя прервать себя, но его слова не заставили себя ждать. Он улыбнулся и сказал: — А ты, Жон? Предположу, что не ведущие довели тебя до предела. Разве мы в этом виноваты? Разумный тон раздражал Жона больше, чем крик, потому что это означало, что он должен был ответить тем же. Или нет, но в противном случае он выглядел бы придурком. — Дело не в вас. Совет работает хорошо. Даже отлично. — Он наблюдал, как плечи расслабляются, а лица искажаются от облегчения. Должно быть, до этого момента вокруг было много виноватых, каждый винил всех остальных. — Генерал Айронвуд тоже поддерживал меня — честно говоря, именно благодаря ему я продержался так долго. Если бы он не подтолкнул меня к терапии или не предоставил мне Арк-Опс, я бы сорвался в прошлом году. Это была правда, но он также хотел убедиться, что эта куча дымящегося дерьма не свалится на их плечи, когда они действительно сделали всё, что могли. Меньше всего ему хотелось, чтобы Эльм, Кловер, Гарриет, Вайн или Тортуга потеряли свои звания или были понижены в должности. Они были замечательными людьми. — Это общественность, — сказал он. — Сначала я думал, что во всём вина СМИ, правда, но теперь я понял, что не они это затеяли. Они просто повторяют то, что хотят услышать их зрители. Это их работа. Проблема в тех людях, которые хотят, чтобы я был эгоистичным, жадным, коррумпированным куском человеческих отходов, потому что тогда они могут чувствовать себя оправданными, ненавидя меня. — Ненавидеть его за то, что они считали, что он живёт очаровательной и лёгкой жизнью. Ненавидеть его, потому что они завидовали или чувствовали, что он этого не заслуживает. — Это было всегда. На каждого человека, который был благодарен мне за то, что я спас его семью, приходится тысяча людей, которые презирают меня, потому что их близких не было в списке. Он горько рассмеялся. — Я сказал им, что спас более 13 000 человек за год, ожидая, что они будут потрясены этим числом, но я забыл, что погибло гораздо больше людей. Эти 13 000 человек и их семьи любят меня за то, что я сделал, но у семей всех остальных погибших в Атласе есть веские причины ненавидеть меня, не так ли? Даже если в глубине души они понимают, что я не мог быть там для всех, внутри них все равно будет гноиться эта маленькая частичка гнева. Почему семьи других были спасены? Почему не была спасена моя семья? Почему мой ребенок, жена, мать или брат должны были умереть? — Смерть — это естественная часть жизни, — сказал член Совета Слит. — Но не в то время, когда я здесь. И в этом вся проблема. Атлас стал этим местом, где им обещали, что смерть больше не будет иметь значения, но она имеет. Я не могу исцелить всех, но все должны платить налоги, и это достаточная причина для того, чтобы они чувствовали горечь. — Налоги не были повышены даже среди населения! — пожаловался другой политик. — Мы компенсировали это за счет экономии в других местах, и более чем компенсировали разницу за счет новых предприятий и людей, приезжающих в город. Если бы мы даже попытались повысить налоги, то начались бы беспорядки. — Мистер Арк имеет в виду, что никто другой не принимает это должным образом, — сказал Слит. — Вы знаете, каковы люди, когда дело касается налогов. Мы можем сказать им, что изменений не произошло, чёрт, мы можем показать им, но они укажут на то, что он получает столько, сколько получает, и на пакет помощи Анселю, а потом будут жаловаться, что это можно было бы использовать для улучшения образования, дорог или других услуг. — Он вздохнул. — Жон, ты не найдёшь здесь никого, кто бы не согласился с тобой. Мы — политики. Наша работа зависит от общественного мнения, и нас регулярно таскают по углям за любую мелочь, которая идет не так в городе. Убийца? Наша вина в том, что мы не вкладываем больше средств в полицию. Нехватка студентов, желающих изучать естественные науки? Наша вина в том, что мы не вкладываем достаточно средств в предметы естественных наук. Мы знаем, каково это, и мы знаем, как это расстраивает... — Но ты знал, во что ввязываешься. Я не знал. Я никогда не хотел этого. Я принял предложение Атласа, потому что моя семья была в опасности в Анселе, и потому что единственный человек, который пытался мне помочь, был убит толпой, набросившейся на него. — Его глаза зажмурились. — Я согласился, потому что у меня не было выбора, и потому что я надеялся, что Атлас сможет защитить меня и мою семью от... от... — От общественности, — закончил Айронвуд. Он поднял руки и помассировал виски, а различные члены совета ошеломлённо наблюдали за происходящим. — Неудивительно, что ты возненавидел славу и внимание. Ты видишь в них диких монстров, не так ли? — Я знаю, что это не так. Но... Они убили его. И они убили мою мать тоже. Если бы я не смог воскресить её... — И один пытался похитить твою младшую сестру. А другой пытался похитить тебя. Они ворвались в твой дом, преследовали тебя и твою семью и превратили твою жизнь в кошмар. — Айронвуд глубоко вздохнул. — Это неудивительно. Я должен был предвидеть это задним числом. Я полагал, что ты будешь чувствовать себя хорошо, если Арк-Опс будет поддерживать порядок, но... — Он снова вздохнул. — Насколько плохо было справляться с толпой возле больницы? Жон переместился на своем стуле. — Это... Это было не слишком плохо. Я просто сказал себе, что буду в безопасности. — Но для тебя это было зеркалом Анселя, не так ли? Ещё одна больница окружена. Ещё больше людей, жаждущих броситься к тебе и прикоснуться. — Мы не можем просто остановить людей, идущих в больницу, — сказал один из членов совета. — Они имеют право на протест, независимо от того, с чем мы согласны, и это пешеходная зона. Мы также не можем остановить их в желании узнать больше о финансируемой государством фигуре. — Ну, мы тоже не можем ничего не делать, — сказал другой, — иначе они его прогонят! — Если уже не прогнали... — сказал Айронвуд. Жон посмотрел в сторону. Снова началось безумие. Больше криков, больше хаоса, больше претензий. Звучали слова "не поддавайтесь влиянию меньшинства" и "толпа умна лишь настолько, насколько глуп её самый глупый член", но это ничего не решало. На все газеты с сенсационными заголовками находились другие, которые проводили опросы или ссылались на официальную статистику с избирательных участков совета. Жон всегда считал, что против него выступает меньшинство, он действительно так считал, но, увидев эти цифры, он понял, что настроения разделились гораздо более равномерно. Почти половина людей в Атласе не хотели видеть его здесь. Или они считали, что он не заслуживает быть здесь, или что его переоценивают или переплачивают, или даже что он — жаждущий внимания и высокомерный сопляк, который хочет быть в центре внимания. "Что он сделал для нас?" — это была одна из самых распространенных цитат, которые он видел. Конечно, для семей, которым он помог, он был спасителем, но для всех остальных — а это составляло более 99% населения Атласа — он был просто дорогим пером в шляпе королевства. Он был тем, кем они могли похвастаться. Конечно, он привлёк инвестиции и новые предприятия, и именно благодаря ему было создано множество рабочих мест, но они этого не видели. А если и видели, то не уважали и не верили в это. Если кто-то находил себе новую работу, они хвалили себя, а если он пытался объяснить, что эта компания появилась только благодаря его присутствию, они говорили, что он высокомерно пытается присвоить себе все заслуги. Простая правда заключалась в том, что, хотя Атлас выплачивал почти двести миллионов в год на его жалованье и помощь Анселю, они получали в пять или шесть раз больше, но такие фантастически огромные цифры были бессмысленны для рядового налогоплательщика. Они видели только другие недофинансированные части города, его зарплату и проводили между ними черту. — Мы не можем просто остановить людей, думающих или действующих определенным образом, — сказал кто-то. Это был пузатый мужчина, обливающийся потом. — Я бы хотел, чтобы мы могли, но для этого нам нужен какой-то контроль над разумом. Даже если мы сейчас обратимся к людям, которые жалуются, нас обвинят в коррупции. — Лучшее, что мы можем сделать, это предложить свою поддержку, но это не гарантирует, что что-то изменится. — Не изменит, — сказал Айронвуд. — Потому что сейчас Жон бросил перчатку к ногам жителей Атласа, и они в ярости. Если он отступит, они поверят, что все ужасные истории о нём — правда. Если мы отступим, нас сочтут предателями, поддерживающими его, а не миллионы людей, живущих здесь. Жон сердито посмотрел на них. — Вы хотите сказать, что это моя вина? — Нет. Рано или поздно это должно было случиться. Оглядываясь назад, мы требовали от тебя слишком многого. Ты прослужил два года, каждый день истощая свою ауру до предела, и ни разу не пожаловался. — Он окинул суровым взглядом всех мужчин и женщин в комнате, не смеющих возразить. Никто не стал. — Публика забывает об этом, потому что всё, что они видят, это деньги, которые тебе платят. Они не видят тяжелой работы и не верят в это. В этом и заключается твоя проблема, не так ли? Ты чувствуешь, что твои жертвы не уважают, и это тебя злит. Он кивнул, поджав губы. Какая-то часть его души ожидала, что кто-то скажет, что он "не так уж много работал", как это делали другие в Интернете или газетах, но никто этого не сделал. Возможно, они просто понимали это лучше, поскольку именно эти люди видели отчёты. Айронвуд тяжело вздохнул. — Чего ты хочешь, Жон? В идеале? Очевидно, что мы не хотим, чтобы ты уходил. Более того, и я не хочу сказать это жестоко, но я не уверен, что любое другое королевство будет лучше. О, они будут вести себя так, но даже здешняя публика обожала тебя, когда ты только приехал. То же самое будет в Вейле, Мистрале или Вакуо. Так и будет, не так ли? Жон упёрся взглядом в пол между своими ногами, понимая, что лучшего варианта действительно нет. Он мог ежегодно переезжать, и чтобы все добивались его внимания, но это была не та жизнь, которую он хотел, и не та, которую заслуживала его семья. Кроме того, возвращение в Вейл означало бы то же самое. Поначалу его полюбили бы, но он по-прежнему был бы прикован к больнице и вынужден выполнять их приказы, и рано или поздно тайна и величие того, что он делал, потеряли бы смысл для большинства людей, и все больше стали бы спрашивать, почему он не делает больше, не исцеляет их семью, не отдаёт больше своего времени на помощь людям. Два часа, говорили бы они, не обращая внимания на то, что он сделал за эти часы, или на то, насколько измотанным он уходил. Два часа работы за все заплаченные деньги или за всю славу. Даже если бы он делал всё это бесплатно, они бы всё равно ненавидели его за то, что он так прославился. Он не был уверен в том, какое решение можно найти. Я никогда не освобожусь от этого, не так ли? Выхода нет. Неважно, куда я пойду или что я сделаю, меня всегда будет тянуть назад. Меня заставят быть не более чем моим Проявлением. Его глазам стало нестерпимо больно. Может быть, было бы лучше, если бы я умер в том лесу. По крайней мере, тогда мне не пришлось бы чувствовать себя так. Генерал Айронвуд стоял перед ним, положив обе руки ему на плечи. Жон не был уверен, когда этот человек покинул свое место и обошёл стол, или почему он этого не заметил, но внезапно все в комнате выглядели либо неловко, либо в ужасе. — Жон, — сказал Айронвуд. — Ты в порядке? Ты меня слышишь? — Да. А почему бы и нет? — Ты не отвечал почти две минуты. Ты был в кататоническом состоянии. — Я... что...? — Мне придется закончить это собрание, — сказал Айронвуд. Члены совета очень быстро согласились. — Жон, мне нужно, чтобы ты пошёл со мной в медицинский отсек. Это может быть пустяк. Возможно, у тебя стресс или ты не выспался. — Я... — Жон закрыл глаза. — Да. Да, я... я боролся со сном. — Мы закончим собрание позже, — сказал Айронвуд разным людям. — Кловер, — позвал он. — Эльм. Отведите Жона в медицинский отсек. Я буду за вами. Сначала мне нужно сделать звонок. Обеспокоенная Эльм быстро помогла Жону подняться. — Пойдём, Жон. Пойдём. Тебе нужно отдохнуть. — Не включайте там телевизор, — добавил Айронвуд. — Последнее, что ему сейчас нужно, это суд общественного мнения, свалившийся на его плечи. Свяжитесь с доктором Сенгом, пока будете этим заниматься. Скажите ему, чтобы он спустился ко мне как можно скорее.

/-/

— Общественность непостоянна, Джеймс. Ты знаешь это. Они не смогут изменить своё мнение, как только оно будет принято. — Это не поможет мне сейчас, Озпин, и у меня есть намерение не пытаться изменить их мнение вообще. На другом конце линии Озпин сделал паузу, удивившись. — Что ты имеешь в виду? — Они думают, что без него им будет лучше. Это не первый раз, когда я слышу подобную чушь. Люди постоянно утверждают, что вооруженные силы получают слишком большое финансирование; что я должен избавиться от людей, целых подразделений, и насколько лучше будет Атласу с высвободившимися деньгами налогоплательщиков. Единственное отличие на этот раз в том, что они нападают на одного человека за все это — на того, кто неоднократно оказывал помощь. Я устал от этого. — Ты необычайно эмоционален в этом вопросе, Джеймс. Ты привязался к мальчику? Айронвуд насмешливо хмыкнул. Не над мыслью о том, что он мог привязаться, потому что он привязался, а над предположением Озпина, что это неразумно или не похоже на него. Он заботился обо всех, кто находился под его командованием, но это было не одно и то же. С давлением или жалобами на военные расходы было легче справиться, потому что эти жалобы были безличными. Люди жаловались на расходы, а не на человека, и поэтому они не нападали непосредственно на тех, кто находился под его опекой. Здесь же они нападали на Жона. Снова и снова. Его имя втаптывали в грязь до такой степени, что Жак Шни оставил ему сообщение, в котором недвусмысленно дал понять, что он должен либо быстро разобраться с этим, либо этим займётся ПКШ. Повышение цен на прах по всему Атласу не помогло бы успокоить людей. Наказания редко помогали. — Я поговорил со своим терапевтом и терапевтом Жона по этому вопросу и поговорил с Жоном тоже. Он нездоров, Озпин. Я не знаю, был ли это единичный случай или нет, но сегодня он впал в полную кататонию. Просто... перестал функционировать на целых две минуты. Это было ужасно. — Это было вызвано психическими или физическими причинами? — Мы ещё не уверены, но доктор Сенг говорит, что вполне может быть и то, и другое. Ментально, он находится под невероятным напряжением и давлением. Физически, его аура истощается дважды в день до почти полного опустошения. Для ничего не понимающей публики это была мелочь, но Озпин, будучи охотником, знал, каково это, когда твоя аура истощается. В Биконе студенты могли видеть, как их аура уменьшается до жёлтого уровня пять дней в неделю, но и всё. Аура была твоей душой, буквально твоим существом, и хотя возможность выдерживать удары Гримм была полезной, это не означало, что кто-то должен так свободно её выкачивать. Это не значит, что это полезно для здоровья. Дни отдыха при тренировке мышечных групп существовали не просто так, и эта философия использовалась также при тренировке ауры. — Даже закалённые охотники не сжигают свою ауру дважды в день каждый день недели, — сказал Озпин. — Я давно подозревал, что его Проявление не принесёт ему пользы. Доктор Ублек также выразил свою озабоченность. Однажды он написал книгу о философии политически сильного Проявления и о том, насколько пагубным оно может быть. Я полагаю, что в качестве примера он использовал гипотетическое прекогнитивное подобие и геополитическую борьбу за контроль над ним. У мистера Арка всё не так уж и плохо. Что ты хочешь от меня, Джеймс? Ты бы не стал звонить только для того, чтобы поразглагольствовать, и я последний человек, который может дать совет по поводу психического здоровья. — Доктор Сенг считает, что Жону нужно отдохнуть от всего здесь, в Атласе. Я согласен. Общественность здесь твёрдо стоит на своем. Настроения ещё больше изменились против него после того, как он не пошёл в больницу сегодня утром. Их не волнует его здоровье, только то, что он делает то, что они ожидают. — Насколько всё плохо? — Восемнадцать человек, которых можно было спасти, не были спасены. Эти семьи, как и следовало ожидать, впали в ярость. Газеты публикуют их лица — лица детей — и предполагают, что Жон причастен к их убийству. Некоторые даже требуют, чтобы он предстал перед судом как детоубийца. — Боже. И, конечно, никого не волнует, как они изначально умерли. — Я уверен, что некоторым есть дело, но их голоса заглушает громкое большинство. Или громкое меньшинство; сейчас это невозможно определить. — Он глубоко вздохнул. — Я хочу, чтобы ты забрал его. Озпин отпрянул назад. — Я!? Почему!? — Бикон независим от Вейла. У тебя нет обязанностей совета, которые тянут тебя вниз, как меня. К тому же, с фестивалем Вайтела на подходе, собирался политический визит, чтобы Жон вернулся в Вейл. Мы можем замаскировать это. — Ты понимаешь, как Вейл отреагирует на это, не так ли? — На данный момент, Озпин, они вольны попытаться склонить его на свою сторону, насколько я понимаю. Я ни на секунду не думаю, что в долгосрочной перспективе Вейл будет лучше Атласа, но я хочу лучшего для Жона. И если общественность здесь увидит, как хорошо с ним обращаются в Вейле, тогда, возможно, они начнут понимать, как сильно они облажались. — Люди берут на себя ответственность за свои собственные действия, старина? Я и не знал, что ты такой оптимист. Айронвуд усмехнулся. — Я тоже не ожидаю, что это пройдёт слишком хорошо, но человеческая жадность в конце концов победит. Они изменят свою точку зрения, когда начнут понимать, как плохо потерять его. Я пришёл к тебе, а не в Совет Вейла, чтобы они не пытались использовать его так же, как мы. Ему нужно время вдали от больниц и среди друзей. Здесь у него их почти нет. — В то время как здесь в Биконе у него будут мисс Никос и мисс Шни, — закончил Озпин. Он откинулся на спинку своего кресла. — Ты понимаешь, как много ты просишь, не так ли? Мне не только нужно будет разместить его у себя — это наименьшая из проблем, но мне придется отбиваться от Совета, граждан Вейла, требующих, чтобы он исцелил для нас, и средств массовой информации. Всё это накануне фестиваля Вайтела. Не говоря уже о безопасности школы. — Я прошу многого. Я знаю. О Вакуо не может быть и речи, потому что у нас всё ещё есть подозрения насчёт их нового мэра, а в Мистрале он едва не был убит Белым Клыком. Я готов предложить поддержку в решении некоторых из этих вопросов, чтобы облегчить твоё бремя. — Только не больше твоих роботов, Джеймс... — Не это. Я предоставлю специалистов для обеспечения его безопасности. Если не полный состав Арк-Опс, то хотя бы Эльм Эдерни. Я также обеспечу финансирование для большего количества с твоей стороны — считай это взяткой, если хочешь, или подарком. Это также будет идеальным прикрытием для транспортировки аппарата в Бикон. — Это вопрос выживания человечества, Джеймс. Не надо держать его над моей головой ради мистера Арка. — Честно говоря, Оз, я сделаю всё, что нужно. Атлас убивает его. Это не может продолжаться. Мы думали, что всё наладится после того, как он рассказал о своих проблемах Лизе Лавендер, но всё вернулось на круги своя. Это помогло ему продержаться месяц или два. И всё. Такими темпами он сломается, и я не хочу, чтобы это случилось, когда я мог сделать что-то, чтобы остановить это. Озпин глубоко вздохнул. — Как долго...? — По крайней мере, до окончания фестиваля Вайтела, но я надеялся, что ты оставишь его у себя на весь год. Дай ему отдохнуть — если хочешь, запиши его на занятия. Я гарантирую, что он достаточно хорош. Можешь также попросить его воскресить кого-нибудь; я уверен, что он сделает это, если ты не будешь слишком сильно настаивать. Безопасность для твоих учеников — может быть, даже способ вернуть Эмбер. — Убить Эмбер, чтобы воскресить её, означало бы, что силы девы перейдут к тому, кто их украл, — сказал Озпин. — Но я признаю, что если она всё равно умрет, то я бы хотел, чтобы она снова жила. Эта бедная девушка провела большую часть своей взрослой жизни с этим бременем. Освободив её от него, я бы хоть немного отплатил ей... — Итак...? — Я поговорю со своими сотрудниками, — сказал Озпин. — Они должны будут принять в этом участие, поскольку именно на них будет возложена дополнительная ответственность за сдерживание СМИ и общественности. Мне также понадобится, чтобы ты оказал некоторое давление на совет. Если бы ты хотя бы дал понять, что это должен быть отпуск, чтобы он мог восстановиться, то это помешало бы им заставлять его работать каждый день. И поговори с мальчиком. Любое решение, принятое без его разрешения, только ухудшит его положение. Джеймс тяжело вздохнул. — Спасибо, Озпин. Спасибо. — Не благодари меня пока, Джеймс. По крайней мере, подожди, пока я скажу, могу я это сделать или нет.