Острее железа, горячее крови

Исчезнуть из кухни удалось с рекордной скоростью. Дару годами отрабатывал навык незаметно смываться при одном лишь намёке на посетителей, так что сейчас смог проделать этот трюк даже с больной ногой. Хотя Ида была ничего. Уровень опасности от неё был… ну… умеренный. Так что ушёл Дару просто чтобы не мешать. От гостей отца он сбегал обычно по другим причинам. От них бы он свалил не то, что с больной ногой — даже со сломанной. С обеими сломанными. А Ида была ничего. Ничего вопиюще опасного. Подумаешь, в кошку превращается. Дару бы даже было интересно, о чём они с Владом говорят. Но сейчас все мысли были заняты смартфоном, который Дару сжимал в руках. Чёрное стекло отражало только чужой знакомый потолок. Самого Дару не отражало, потому что смотреть на себя не хотелось. Дару знал, что выглядит фигово. Он всегда выглядел фигово. Но за все годы он так и не привык смотреть себе в глаза. Дару ненавидел любое своё отражение. Но не гипнотизировать смартфон не получалось. Потому что была одна проблема, для которой Дару так и не удалось придумать решение. То есть таких проблем было примерно миллион, но действительно волновала только одна — в этом мире ещё оставался человек, который искренне волновался за Дару. Бабушка. Бабушка точно волнуется. А вдруг с ней что-то случится? У неё никогда не было проблем со здоровьем. Но вдруг. И Дару будет в этом виноват. Господи, он самый ужасный внук на свете. Он боится просто позвонить ей и успокоить, потому что мобильный оператор тут же разошлёт всем СМС-ку «этот абонент появился в сети». «Взять его». Но, может, бабушке ещё ничего не сказали? Находясь в другой стране, она точно не поможет в поисках. А выдавать Дару она бы не стала. Она всегда была на его стороне. «Ей ничего не сказали», — подумал Дару, медленно раскачиваясь, сидя на полу. С другой стороны, отец не всегда действовал логично. Нет. Не так. Он всегда действовал нелогично, когда злился. Он мог позвонить бабушке, просто чтобы наорать на неё, потому что «это всё ваше воспитание, сначала племянницу довели, теперь до сына моего добрались». «Мой сын» — отец говорил только тогда, когда хотел подчеркнуть, кому на самом деле принадлежит Дару. «Моя квартира, мой шкаф, мой сын». Бабушка в таких случаях всегда отвечала: «Он в первую очередь её сын и мой внук». И это звучало как «не смей говорить о нём как о мебели». Поэтому и вышло, что самым близким и родным человеком для Дару сейчас была двоюродная бабушка, живущая в другой стране. Но со звонком всё же стоило подождать. Хотя бы до того времени, пока Дару не придумает, что делать дальше. Придумает ли он вообще? Дару сжал смартфон слишком крепко. Он вывернулся из ладоней и полетел на пол. Сердце Дару полетело следом. Он попробовал ухватить смартфон в полёте. Но пальцы были неловкими. Сам Дару был неловким. Ему нельзя было давать вещи. Особенно дорогие вещи. Он отвратительный. Господи, какой он отвратительный. На пол они упали синхронно. Дару, смартфон и сердце. Никто из них, к счастью не разбился. Хотя удар корпуса о паркет показался Драу оглушительно громким. Не поднимаясь с пола, Дару подтянул к себе смартфон. Осмотрел экран, стараясь не замечать отражения себя в нём. Потом глупо прижал смартфон к груди, подтянул ближе колени, уткнувшись в них лбом. Смартфон был дорог. Не только из-за реальной цены (хотя и из-за неё тоже). Это был подарок. От мамы. Последний. Дару помнил, как они ругались с отцом из-за этого. Точнее, ругался только отец. От мамы его злые слова и крики всегда отскакивали так, будто между ними была невидимая стена. Отец кричал, что она «транжирит деньги на глупые прихоти», что она «разбалует его ещё больше», что он «и так от экрана сутками не отлипает, нихера не делает больше, гниёт в комнате как мешок мусора». Мама даже в лице не менялась. Отвечала спокойно: «Это мои деньги, и я трачу их на то, что считаю нужным». Но смартфон и правда был дорогой. Дару было страшно смотреть на него, дышать в его сторону. Настолько, что даже руки тряслись. Поэтому первое, что он сделал, когда смартфон ему отдали — уронил его. Отец тут же разорался с новой силой. Назвал криворуким, потом добавил, что таким как он вообще ничего покупать нельзя. Но мама спокойно ответила, что если Дару разобьёт этот — она купит ему новый. Потому что это просто техника. А Дару её сын, и она его любит. Поэтому Дару не смог оставить смартфон дома или выкинуть, поэтому таскал его с собой, не включая. Там голосовыми сообщениями было записано мамино «люблю». Её слова и голос, сохранённые цепочкой переписки в мессенджере. Отец заставил удалить всё сразу же после того, как она… ушла. Дару удалил, но отец ничерта не знает о резервных копиях. Дару всё ещё мог включить каждое её сообщение на репите. Слушать и слушать. Представлять, что она снова рядом. «Погода хорошая, не хочешь встретить меня после работы и погулять?» «Как ты себя чувствуешь, температура уже спала?» «Я сегодня задерживаюсь, а отец не в духе, погуляй где-нибудь, пока я не вернусь, ладно?» «Я в этой дурацком командировке только о тебе и думаю. Надеюсь, дома… спокойно». «Доброй ночи, солнце. Люблю тебя». «Но ведь это не так, — сказал голос в его голове, — ты знаешь, что она врала тебе». Дару не знал, кому принадлежал этот голос. Иногда он звучал почти как отцовский, иногда становился совсем неузнаваемым. Но иногда — самое страшное из всех — этот голос звучал как его собственный. «Она не любила тебя. Если бы любила, не бросила бы». «Она не бросала меня. Её вынудили. Она не хотела». «Ври себе сколько хочешь. Но правда в том, что ты никому не нужен. Никогда не был нужен. У тебя нет выхода кроме как вернуться домой. Только там тебя будут терпеть». Дару сжался сильнее. Он бы зажал уши руками, но знал, что это не поможет. Он бы закричал, но нарушать тишину чужого дома было нельзя. Он бы… но ничего не поможет. Совсем ничего не поможет. «Ты должен вернуться домой. Там твоё место». «У меня нет дома. Нет места». Комната вокруг казалась отвратительно огромной, но стены и потолок всё равно давили. Дару хотел, чтобы они уже расплющили его поскорее. Он хотел, чтобы от него совсем ничего не осталось. Ни намёка на существование. «Ты не знаешь, что делать дальше». Он правда не знал. Его план изначально заканчивался пунктом «сбежать». А дальше наплевать. Сейчас же у него ранена нога. Он находится непонятно где на непонятно каком положении. Его чуть не убили. Его чуть не убили. Едва не съели. Разодрали клыками. Сожрали заживо. Наверно, это больно. Наверно, это ужасно больно. Дару когда-то читал, что многих самоубийц останавливает не страх смерти, а страх боли. Смерть не так осязаема. Зато боль реальна. Ты можешь представить её. Не можешь перестать бояться. Дару был из этого типа самоубийц. Из тех, которые живы лишь потому, что у них ещё есть силы, чтобы бояться боли.

***

Дару проснулся от стука в дверь. Его пробуждения всегда резкие, тревожные, он всегда сразу готов вскочить и бежать, прятаться, уворачиваться — что угодно. Но Дару не нравилось, что он не помнил, как заснул. Он не хотел возвращаться в то состояние, когда спал по двадцать часов в сутки и всё равно чувствовал себя невыспавшимся. Стук повторился, и Дару заставил себя встать и подойти к двери. Нога не болела, но немела и ощущалась какой-то совсем не ходячей. Стоило Дару нажать на дверную ручку, как с другой стороны дверь тут же потянули на себя. Терпение Влада явно с трудом выдерживало и полминуты ожидания. — Жив ещё? — преувеличенно бодрым тоном спросил Влад. Он стоял около стены, прислонившись к ней спиной и заходить в комнату не спешил. — А должен быть не? — уточнил Дару просто на всякий случай. Мало ли. — Кто тебя знает, — Влад пожал плечом. — Как нога? — Немеет, — честно ответил Дару. Влад задумчиво помолчал, при этом быстро отсугивая какой-то ритм ногой. Этот самый ритм он постоянно сбивал, что раздражало. — Нехорошо, — наконец сказал он, — выйдешь? Посмотрю, что можно сделать. — А сам ты зайти не можешь? — тащиться куда-то не очень хотелось, хотелось лечь на пол и врасти в паркет. — Приглашаешь? — глаза Влада хитро сверкнули. Что-то такое Дару слышал. Что-то из общего справочника выживания в Румынии: не открывай дверь незнакомцам, не оставляй газ включённым, не приглашай в дом вампиров. — Эм, нет. Влад рассмеялся. Его смех, когда к нему не примешивалась издёвка, оказался чистым и звонким, весенним. — Правильно. — Ты правда не можешь войти, если я тебя не приглашу? — удивился Дару. — Это же твой дом. — Я отдал тебе эту комнату, и она стала твоей, — Влад качнулся с пятки на носок, отлепился от стены и встал прямо напротив дверного проёма. — Сюда никто не может войти, пока ты сам не пригласишь. — Почему? Это «почему» можно было истолковать по-разному. Почему никто не может войти, почему Влад вообще даёт ему такое место, почему ему не наплевать? — Всем нужно место, в котором они будут чувствовать себя в безопасности. — В том числе от тебя? — вопрос вырвался сам собой. Это было грубо, невежливо, низко. Но Влад нисколько не смутился. — В том числе от меня. Он протянул руку вперёд, но остановился упёршись в невидимую границу. Дару видел, как примянаются подушечки его пальцев, будто соприкасаясь с тончайшим стеклом. Поддавшись неясному порыву, Дару тоже протянул руку, коснувшись пальцев Влада и не ощутив границы. Влад отдёрнул руку, отвёл взгляд, прокашлялся: — В общем, выползай, будем что-то с тобой делать. Дару не любил, когда с ним что-то делают, но решил, что выползти всё-таки надо. Нога совсем онемела.

***

— Короче, мы законнектим тебя с домом, — сказал Влад, проведя критический осмотр и тщательно всё обдумав в течение двух минут. За эти две минуты он успел вдоль и поперёк исходить комнату, в которую они переместились. Она была меньше, чем комната Дару, и основную её часть занимал массивный диван, на котором Дару и сидел, глядя в незажжённый камин. Пока Влад нарезал круги около дивана, Дару думал следствие ли это ударной дозы энергетика, или Влад с рождения такой. С посмертия. Гиперактивное умертвие — звучало забавно. — Зачем меня коннектить? — опасливо спросил Дару. Ему не нравилось. Совсем. — Да это типа как к розетке тебя подключить. — Не надо меня к розетке подключать. Пожалуйста? Очень прошу? — Это сравнение, — Влад недовольно фыркнул, — я не буду проводить к тебе ток. — Спасибо. — Пожалуйста. Так вот, — Влад задумался, подбирая слова, снова прошёлся туда сюда. От одного шкафа с застеклёнными стенками до другого. — Всё пограничное пространство переполнено хаотично блуждающей энергией, она тут в таких запредельных дозах, что это не слишком полезно. Но дом собирает её, перерабатывает и нормализует. За счёт неё здесь всё и работает. Он типа конвертирует эту энергию в любой другой тип. — То есть он так, например, электричество создаёт? Влад покивал. — Он и меня этой энергией подпитывает, потому что я хозяин дома. Если тебя тоже подключить, тот адовый недостаток жизненной энергии, который у тебя есть, восполнится, не прям сразу, но значительно быстрее. — И с моей ногой всё станет нормально? — Ага, чакры откроются, карма очистится и все дела. — И так к дому прямо кого угодно можно подключить? — Ну, — Влад снова замялся, постукивая ногой по полу, — не кого угодно, но… в общем, я могу. Да и это ненадолго. Ничего такого не успеет случиться. Последнее он сказал совсем тихо. Дару это не понравилось. Но ему в принципе не нравилось почти всё, что происходит вокруг него, начиная с момента рождения. — Ладно, подключай, — согласился он. — Что для этого нужно? — О, много чего, — лицо Влада озарилось внутренним светом, — для начала пойдём найдём серп, чёрную курицу и сетевой кабель. Дару был на сто процентов уверен, что он пожалеет. Уже начал жалеть. Вообще, удивительно, как в этот список не затесался протез ноги. — Так что конкретно мне нужно делать? — осторожно спросил Дару. — Ну смотри, — Влад сделал очень серьёзное лицо. Дару уже успел понять, что это вернейший признак того, что он собрался нести что-то несусветное. — Сейчас мы нагуглим где-нибудь чёрную курицу с доставкой. Дождёмся полуночи. Пережем ей горло, я начерчу её кровью шестьсот шестьдесят шестой пентакль Соломона, ты сядешь в центр. Потом вскроем тебе вены ритуальным кинжалом. Я прочту пару гимнов на классической латыни во славу Сатане. И готово, ты проснёшься новым человеком! — Если ты вскроешь мне вены, я проснусь мёртвым, — флегматично заметил Дару. — В этом и суть, — покивал Влад, — ритуальная смерть и всё такое. Но тебе понравится посмертие, ты просто пока не пробовал. Сейчас ты человек с больной ногой, а будешь бодренькая и здоровая нежить. — А сетевой кабель зачем? Влад округлил глаза. — Лучше тебе не знать. Дару в целом и о предыдущих фантазиях Влада знать не хотел. Гипотетическую курицу, которую собирались прирезать ради какой-то пентаграммы, было жалко. — А если серьёзно? — Про кабель? — Нет же, — Дару вздохнул. Дался ему этот кабель. Влад покачался с пятки на носок. Дару ещё не был уверен в этом до конца, но ему казалось, что Влад так делает, когда всерьёз о чём-то задумывается. — Про проснуться новым человеком я не шутил, — наконец ответил Влад, — не совсем новым, конечно. Не то чтобы в тебе что-то правда кардинально поменяется, но… — Но что-то всё-таки поменяется? Влад дёрнул плечом. — Вы люди изменчивы, в вас всегда что-то меняется. Так что ничего критичного. — Эта привзяка к дому, чего она будет мне стоить? — А тебя явно мама учила не заключать сделки с фэйри в тёмном лесу, — Влад улыбнулся своей клыкастой улыбкой. — Всё имеет свою цену. Так работает мир. Никто не делает ничего просто так. Все гонятся за выгодой. Этому его уже не мама учила, но весь окружающий мир. Влад с размаху упал на диван рядом с Дару. — Мне правда ничего от тебя не нужно. Совсем. Поклясться могу. Я накосячил и хочу всё поправить. Нормальная мотивация? Дару не знал. Может, стоило бы заставить Влада клясться. Но он понятия не имел, как на самом деле работают клятвы фэйри и работают ли. Вдруг всё это вымысел. В смысле больше, чем фэйри. Да и они были персонажами английских сказок. На Влада могли действовать совсем другие правила. Хотя выглядел он как тот, на кого вообще никакие правила не действовали. А ещё Дару не чувствовал страха. Не в том плане, что он был таким уж храбрым. Вовсе нет. Его нервной системе просто не хватало сил, чтобы выдать такую сильную реакцию как страх на что-то столь абстрактное. У неё на нелапси отреагировать не сразу получилось, а тут-то. — Хорошо, делай, что считаешь нужным, — согласился Дару. — Прямо совсем всё? — глаза Влада нехорошо блеснули. — Только то, что мне не навредит. Влад с деланным разочарованием щёлкнул языком, а потом повернулся к Дару, сев на диван боком. — От тебя немного требуется. Только проснуться. — Но ведь я не… Закончить Дару не успел.

***

Мама открыла дверцу шкафа так медленно, что она зловеще заскрипела прямо как в фильмах ужасов. Это был большой старый шкаф из тëмного дерева, когда-то запиравшийся на ключ. Но Дару не помнил этот замок не сломанным. Так что можно было представить, что чëрный ключ открывает не сам шкаф, а что-то внутри. Может, проход в Нарнию. Дару как раз недавно посмотрел фильм про неë. — Я тебя везде ищу, а ты вот где, — сказала мама с едва слышным облегчением в голосе. — А я вот где, — повторил Дару и нырнул за мамин плащ, который висел здесь же. В другом шкафу ему просто не нашлось места. — Почему ты здесь прячешься? — Я не прячусь, я тут живу теперь, — гордо заявил Дару, пробираясь от плаща к зимнему пуховику. — Я чудовище из шкафа. — Ну нет, — мама отодвинула одежду в сторону, найдя Дару между плащëм и пуховиком, — ты слишком миленький для чудовища. — Я не миленький, — Дару надулся. — У меня… у меня будут рога! — Как у бычка? — мама приставила руки с вытянутыми указательными пальцами к вискам и шутливо боднула воздух. — Не-е-ет, — протянул Дару сквозь смех, — лучше как у оленя. Он приставил ладони с растопыренными пальцами к голове. Немного покачал ей и чуть не запутался в рукавах пуховика. Ему показалось, что на мгновение в глазах мамы мелькнула тень тревоги. Может, она подумала, что Дару упадëт? — Я буду всех пугать и прогонять, чтобы все боялись и никто не подходил к моему шкафу, — объяснил Дару, — только тебе можно, ты будешь со мной жить. — А нам не будет тесно? — мама задумалась. Дару помотал головой. Мама казалась довольно высокой, но если сравнивать с другими людьми — то не очень, Дару думал, что одного шкафа им двоим хватит. — А есть мы что будем? — Будем отбирать еду у тех, кто придëт нас вытаскивать. — Думаешь, они придут с едой? — А мы скажем, чтобы без неë не приходили. — Гляжу, ты всë продумал, — сказала мама. Дару разулыбался от гордости. — Тогда не вижу смысла сопротивляться. Она нагнулась и тоже залезла в шкаф. Дару чуть не захлопал в ладоши от восторга. Теперь мама тоже узнает, как классно жить в шкафу. Здесь Дару чувствовал себя в безопасности. — И всë-таки с рогами ты больше на Бемби похож, — сказала мама, сидя под юбкой своего белого летнего платья, прижав колени к груди. — Нет, я не похож на Бемби, — Дару решительно замотал головой, даже убрал свои «рога», чтобы маме в голову не приходили всякие глупости. — Почему? — удивилась она. — Глаза вот точно такие же большие. Дару снова замотал головой. Лицо у него стало упрямое. Мультик про Бемби он посмотрел не так давно и расплакался из-за него. Потом прочитал книгу, надеясь, что там что-нибудь пойдëт иначе, но в книге всë осталось так же, как в мультике. — Не хочу быть как Бемби, у него маму убивают, — Дару понял, что сейчас снова расплачется. Ему вдруг стало так страшно. — Ох, милый, — мама пересела поближе и потянула Дару к себе, он прижался к ней и уткнулся лицом в футболку, — я не подумала. Ну чего ты? Никто меня не убъëт. — Никогда-никогда? — Никогда-никогда. Дару покивал в знак того, что он ей верит. Но страх так и не отступил. Ему казалось, что стоит только открыть дверцу шкафа, как на маму нацелят охотничье ружьё. — Давай никогда не будем выходить. — Всю жизнь просидим в шкафу? — Мне тут нравится. Дару действительно хотелось просидеть в шкафу всю жизнь. В темноте, пахнущей деревом, стиральным порошком и немного лавандой из мешочка, отделëнной от мира дверцей со сломанным замком. Медленно засыпать в тëплых маминых объятьях и знать, что пока они не выйдут из шкафа, еë никогда-никогда не убьют. — Ты ведь знаешь, что на самом деле не можешь остаться здесь навсегда? — мягко спросила мама. — Почему? — Потому что мир намного больше старого шкафа, оленёнок. — Я знаю, но мне там не нравится. Там тебя нет, — Дару притянул колени к груди, уткнувшись в них лбом. Мама погладила её по волосам. У неё самой были такие же, цвета красного дерева с крупными кудрями, вечно непослушные, не ложащиеся в красивые укладки. — Меня и здесь по-настоящему нет. — Знаю, — коротко кивнул Дару, — это просто детское воспоминание, просто сон. Но я же могу не просыпаться? Остатья в шкафу навсегда. Спрятать в нём себя, стать собственным самым страшным секретом. — Ты можешь всё что угодно, солнце. Тут она была не права. Дару не мог почти ничего. Он был бессмысленным, бесполезным, слабым, ничтожным… — Ты не будешь меня осуждать? — Я осуждала тебя хоть когда-то? — тепло её рук исчезло, но Дару знал: если он поднимет голову, чтобы поискать её взглядом, не увидит ничего, кроме темноты. — Но мне бы не хотелось, чтобы ты сдавался сейчас. Тебе ведь нечего терять, правильно? — Говоришь так, будто это хорошо. — Конечно, это хорошо. Тебе не за что держаться, но и тебя самого ничто не сдерживает. — Ты авантюристка, — фыркнул Дару. — Говоришь так, будто это плохо. — Конечно, это плохо. Ведь я не такой, как ты. — О нет, ты не такой, как я. Ты ещё хуже. Совершенно ужасный безрассудный авантюрист. — Неправда. — Не я сбежала из дома. «Ты тоже сбежала, — думает горькая злая обида, — тоже сбежала, просто по-другому и без меня». Дару приказывает этому голосу замолчать. — Как думаешь, почему чудовища выходят из шкафа? — спросила мама. — Чтобы съесть кого-то. — Или чтобы увидеть мир снаружи. Думаю, это зависит от каждого конкретного чудовища. Она коротко усмехнулась. А потом её пальцы взяли руку Дару, разжав ладонь. — Я не буду решать ничего за тебя. Не буду говорить, как тебе следует поступить. Просто знай, что у тебя есть ключ. Дару не мог видеть в темноте, но он знал, что мама вложила в его руку. Чёрный железный ключ с восьмигранным кольцом в основании, с двумя крупными зубчиками на конце стержня. Самый простой на свете ключ. Ключ от шкафа, в котором было заперто самое нестрашное на свете чудовище — он сам. Дару знал, что всё это бессмысленно. Дверца шкафа сломана, и ключ никогда не подходил к замку в ней. Изнутри шкаф вообще не откроешь ключом. И он всё ещё не хотел выходить. Но, может, чудовище внутри него хотело? Ключ подошёл к скважине. Щёлкнул. И дверь открылась.