***
Крашу глаза тушью и закрываю косметичку, рассматривая свое прекрасное отражение в зеркале. Каким бы лицо не было прекрасным, я все равно была несчастна. Узница Давида и этого дома, в котором мы находились вместе уже более месяца. Это ужасно. Хочется сбежать. Сегодня семейный ужин у моих родителей. Где с вероятностью сто процентов будут обсуждаться дети и будущее. Мой мозг к этому не готов, так же как и беременности. Благо ее и быть не могло за этот месяц, ведь мы все еще ни разу не были близки, а наш первый поцелуй случился тогда на свадьбе, надеюсь он станет последним. Мы молчим, а если разговариваем, увы, это приводит к плохому концу. Я описываю сестре, что мы выходим из дома и скоро будем, хотя в комнате даже намека нет на дух Дамиано, что шлялся по всему дому. Как только в моей голове возник его образ, так и он явился сзади меня в дверном проеме моей комнаты. В очередной раз благодарна отцу за огромный дом, что позволяет нам как можно реже находиться в компании друг друга. В его руках была красная, бархатная коробочка. Смотрю на него через зеркало в ожидании дальнейших действий. По лицо было привычно серьезным без единой эмоции. Он открывает коробку и достает ожерелье с множеством голубых камней, подходит ближе и застегивает его вокруг моей шеи, делал это с каким-то одолжением и надмением, аж тошно. Оно безумно красивое, но оно от него. Этого уже было достаточно, чтобы не носить или даже выкинуть его. Давид ждет, ждет моей реакции, а мое лицо выражает тоже самое безразличие, что и до этого. Кусаю щеки и встаю. — Оно очень красивое, — я рассматриваю его фигуру, черная рубашка и черные брюки, волосы уложены в аккуратные волны. В него влюбиться каждая девушка, что посмотрит на него лишь раз. Даже сама я будучи шестнадцатилетним подростком проявляла к нему симпатию, только вот его характер и кретинизм отталкивали и сильно подавляли чувства ранимого подростка. Мы знаем друг друга еще когда мне было десять. Но далее приветствий наши отношения не пошли. Кто же знал, что со временем мне придется выйти замуж за него. — Нам пора выходить, — равнодушно говорит он и выходит из комнаты.***
— Ну что счастливые молодожены, как ваши отношения под одной крышей? — кажется скоро мои руки обовьют шею этой женщины. — Все хорошо, — кротко и ясно говорю я, не имея ни малейшего желания продолжать эту тему. Мои губы ни разу не искривились в улыбке, в отличии от Давида. Он отчаянно строил из себя по уши счастливого. — Вик, ты как всегда не разговорчива. Может Дамиано нам что-то расскажет? — я с трудом глотаю кусок курицы и устаиваюсь на мачеху, прожигая ту взглядом. — Как сказала Виктория все хорошо. Мы не плохо уживаемся вместе, — да, только тогда, когда не вступаем в разговор и сидим по разным комнатам, — Я чувствую себя безумно счастливым рядом с ней, — берет мою руку в свою и целует тыльную сторону ладони. По телу пробегают мерзкие мурашки, пока он все еще держит мою руку, — Мы любим друг друга. Правда, Виктория? — весь обед сейчас окажется опять в тарелке и не в очень приятной форме. Я нервно сглатываю, отправляя комок рвоты обратно в желудок и коротко киваю, осматривая каждого. Какой же он актер! Улыбается с блеском в глазах и выдумывает всякую чушь, дабы угодить своему и моему отцу. — И все? — Мари.- прерывает ее отец, — не цепляйся к детям, — спасибо ему что закончил эту пытку. Всё присутствующие знали, как мы оба не хотели этой свадьбы. Но у наших отцов другие планы, им больше важен успех мафии, нежели счастье собственных детей. Но они не знают, что за месяц произошло много чего и все в худшую сторону. Ссора за ссорой, крики, обвинения, ненависть. От ненависти до любви один шаг? Полный бред. Там пропасть. — Я вижу у тебя новое ожерелье, Вик, — теперь в разговор встряла мать Давида. Когда это закончится? Можно мы поедим и уедем, дальше будем ссориться, кричать друг на друга, а вы будете думать, что у нас все прекрасно, ибо вам в голову Дамиано внушает всё. Она смотрит на сына. — Это я подарил. — Очень красивое. Тебе нравится, Виктория? — Да, очень, — улыбаюсь и сминаю край своего платья. Вышло очень неправдоподобно. — Что ты сказала? Извини не расслышала, — она издевается. Я не должна кричать всему миру что «люблю» ее сына. — Оно очень красивое, — чуть повышаю тон. — Мне кажется, ты какая-то уставшая или просто не искренняя? — черт, да она просто пытается вывести меня на эмоции! Поздравляю, синьора Давид, у Вас это прекрасно получилось! — Вам кажется, — спокойно говорю я и улыбаюсь, но через секунду роняю взгляд в тарелку, сгорая в синем огне злости. — Что? Мне не может казаться. — Может Вам тогда лучше сменить офтальмолога и пройти консультацию у отоларинголога? — ее челюсть отвисает, а глаза широко открываются, словно у рыбки. Я всё еще серьезна, но мои демоны внутри лихо ликуют и заливаются зловещим смехом. Сидящий справа Дамиано бросает приборы в свою тарелку и вскакивает с места. — Думаю, нам стоит отправиться домой, — улыбается, — Спасибо, Мария, ужин был прелестен, — он дергает меня за рукав платья, — пойдем, Виктория. Как только я встаю на ноги, его рука сжимается у моего локтя и выводит из гостиной в коридор, вручая мою сумку и пальто. Все движения были резкими.***
— Ты не могла подыграть, что мы счастливая пара? — его рука крепко сжимает руль. Я открываю окно и поджигаю сигарету, впуская в салон авто прохладный осенний ветер, — Ты меня вообще слышишь, Де Анжелис? — Не желаю. — Какого черта ты себя так ведешь? — немного повышает тон. — Будешь мне указывать что делать? — Да, ты нагрубила моей матери! — он выдирает сигарету. — Она начала мня доставать. — Это не значит, что нужно язвить ей в ответ! Нам нужно строить из себя пару любящую друг друга до смерти и ты это прекрасно знаешь. — Этого не будет. — Как бы тебе или мне не было приятно это делать, нам нужно. Не думай, что мне так нравится это делать, я не в восторге от нашего сожительства. — Заткнись пожалуйста, голова болит. — Не затыкай меня. — А то что? — поворачиваюсь к нему и смотрю прямо в глаза, обычно так не делаю, но сейчас он перегибает палку. — Я вышвырну тебя на улицу. — Мой отец тебя яйца быстрее отрежет, — мой отец действительно любит и холит меня все мои восемнадцать лет, за исключением инцидента с этим ублюдком, ну и еще парочку, на которые я могу закрыть глаза, они не сравнятся со свадьбой. И если тот хоть что-нибудь сделает со мной, ему крышка. Но была еще проблема в виде Даниэля.***
Прибыв домой, я иду на кухню за стаканом воды. Но поскальзываюсь на каблуках и почти встречаюсь носом с полом, но сильные руки хватают меня за талию и ставят обратно на ноги. Руки брюнета все еще сжимают мое тело за ребра, предельно высоко к груди. Я грубо скидываю его руки и возвращаюсь к задуманному, а именно — выпить, блядь, воды. Его смех разрезает воздух и я снова тяжко вздыхаю, закатывая глаза. Вода приятно обволакивает горло и снимает пыл. — Я незаконно красив, умен, при деньгах и это не говоря уже о постели. Я — находка. И достался я именно тебе, Де Анжелис. — Иди на хрен, — теперь он официально — «высокомерный ублюдок». — Обязательно, но я не пойму, почему тебе бы просто не наслаждаться роскошной жизнью со мной и улыбаться всем в лицо, — я сажусь за стол, а он садится напротив меня. — Давай договоримся, я обеспечиваю тебя деньгами, покупая все что ты захочешь, а взамен ты будешь хорошо себя вести? — мои губы кривятся в улыбке. — Нет. — Добрый вечер, — в комнату вошла миниатюрная брюнетка в пудрово-розовом платье с белым фартуком на поясе, — Синьор Давид, Ваш отец просил передать Вам это. — Марта, выйди из комнаты, а лучше из дома, — он слишком грубо отшивает прислугу, а его лицо все еще на расстоянии пятнадцати сантиметров от моего. Девушка испуганно прячет глаза в пол и выходит в коридор, а позже и на улицу, судя по хлопку входной двери. Давид отходит от меня и делает несколько шагов к краю стола, где Марта оставила нам загадочную коробку зеленого цвета. Он открывает ее и достает оттуда два билета, — Поздравляю, дорогая, нас отправляют в медовый месяц! — швыряет передо мной авиабилеты и удаляется на террасу. Наконец воздух стал не таким противным и напряженным. Я шумно выдыхаю воздух, укладывая голову на прохладной поверхности стола. И за что мне все это? До этого я жила беззаботной жизнью, могла позволить себе все что угодно, жила для себя, имея хорошие отношения с отцом, братом и сестрой. А сейчас из всей этой кучи остался лишь второй пункт. Пока мои подруги весело проводят время в клубах, я часами пялюсь в этот белый потолок в своей комнате и надеюсь, что это просто идиотский сон. Единственной отрадой были Лукреция и Итан — они единственные друзья с которыми я нормально поддерживаю связь. Лу или Лукреция — моя подруга со школы, а Итан — сын подруги моей покойной матери и друга моего отца, тоже мафия, с ним мы буквально с пеленок. Если Итан еще как-то сдерживался в высказываниях на счет моего брака, то вот Лети прямым текстом сказала, что если этот ублюдок что-нибудь со мной сделает, то она отрежет ему член. Хотя думаю я сделаю это быстрее, ну по крайней мере хотелось бы. Я не поступила в университет, не получила интересную работу, я ничего не стою и все, что держит меня на этой земле это чертов брак. Озеро Комо, безумно красивое место. Раньше я с семьей часто там был, ведь у отца там две виллы, одна небольшая сделана в традиционном итальянском стиле, а вторая такая же, но большая. В детстве я читала там книги, сидя на пирсе и, свесив ноги в воду. Это место силы и энергии для меня, как и вся эта страна, но кажется наши родители крайне хотят испортить мои впечатления и воспоминания. И через три дня мы направляемся именно туда. И наверное мы будем жить в той небольшой вилле, «наслаждаться» жизнью в одном помещении. Внутри меня какая-то пустота и темень, ничего не хочется, даже злиться. Неужели можно так устать в восемнадцать? И они рассказывают, что мы еще влюбимся? Это будет, как в сопливых романтичных книгах? Или же я буду страдать до кончины? Дамиано возвращается со своей прогулки по террасе и саду, шумно закрывает стеклянную дверь, что меня аж передергивает и уходит наверх. Снова тишина и последний хлопок его двери наверху. Он по хамски повел себя с Мартой, да она прислуга, но это вовсе не значит, что он может так просто грубить ей. Мне было жаль девушку, ведь она просто попала под горячую руку. Ее нужно найти и извиниться. Встаю со стула, одеваю в коридоре кроссовки и выхожу на улицу. Меня сразу же обдает последней весенней прохладой и тонким запахом фруктовых деревьев. Марта сидела в беседке в углу всего огромного участка. Пока я успела дойти моя кожа покрылась мурашками от ветра. Заметив меня, она встрепенулась и поднялась на ноги. — Синьора Де Анжелис, Вы что-то хотели? — Нет, Марта. Я хотела извиниться перед Вами за поведение Давида. — Не стоит… — Стоит, Марта, он повел себя, как полный кретин, — которым он и является. — Ваш отец приказал мне лететь с вами, — прекрасно, я буду там не одна, — Я бы хотела остаться здесь, в Риме. У меня небольшие семейные проблемы… — Я позабочусь об этом, все будет хорошо. Думаю Белла справится вместо тебя, — Белла это вторая прислуга в доме, еще есть Марио — дворецкий и водитель, и садовник, имя которого я не помню. — Спасибо Вам, — на ее лице расцвела улыбка, — Скажите, синьора, Вы же его не любите…- но улыбка с ее лица тут же исчезла. Она смотрит куда-то мне за спину, будто дьявола увидела. — А не пора ли вам спать, дамы? — я резко оборачиваюсь и смыкаюсь с карими глазами, что не желали ничего хорошего. — Синьо… — Мы просто прогулялись и поболтали, — я улыбаюсь слишком натянуто, он морщится. — Марта, иди в дом отдыхать, уже поздно, а мы с супругой продолжим прогулку, — улыбается ей и Марта слушается его, убегает из двора, в ее глазах читался страх. Неужели она так боится его? , — Рассказываешь прислуге о своих проблемах, Де Анжелис. — Тебя это не касается, — я разворачиваюсь, но его рука крепко хватает мое предплечье и останавливает. — Я же сказал, мы продолжим прогулку, — что он себе позволяет? Чувствую холод его пальцев на своей коже и становится противно. Мои мысли переносятся в день свадьбы, когда та же рука была на моей талии. Раздраженно вздыхаю. Когда это закончится?! — Я хочу спать. — А я хочу дать тебе пару советов, — его рука все еще сильно сжимала моё предплечье. Грозный взор карих глаз прожигал мой лоб насквозь, он стоял, словно скала, о которую я должна в дребезги разбиться, ну уж нет, я выдержу весь его холод, напор. Я не та слабая девчонка, кой была ранее. Задираю нос и рассматриваю жесткие черты его точеного лица, что обострились от злости. Вьющиеся волосы спадали на его лоб, глаза словно светились в темной ночи, верхняя губа изогнута словно лук купидона. Манеры, поставленная речь, ум. Чертов предел мечтаний, но характер. — Ты не должна рассказывать посторонним о наших отношениях, особенно прислуге. — Может я сама буду решать, что мне делать? — Может, но будем считать, что это семейное правило, — его леденящий голос врезается в уши шепотом, — Спокойной ночи, Де Анжелис, — наконец его пальцы отпускают мою руку и он уходит из сада домой. Спокойно выдыхаю и осматриваю руку, что ныла от боли. Его шаги стихли, я сажусь в кресло, опираясь руками о стол, зарываюсь пальцами в волосы. Внутри было жалкое ощущение унижения. Мерзко осознавать то, что тебя ставят в ничто.