***
Дамиано
— Ты собралась?! — надеюсь я сказал это достаточно громко, чтобы моя «милая, любимая» жена уловила мой голос в своей ванной, где она сидела уже около часа, — Де Анжелис! — кричу уже громче. — Сейчас! — это невыносимо. Поднимаюсь наверх и становлюсь напротив двери. Я собрался уже давно, в отличии от нее. Мы ведь, всего лишь собираемся прогуляться по городу, разузнать друг друга, так сказать. Но меня берут сомнения, что сегодня из этого что-то получится и всё будет как всегда. В щели между дверью и полом пробивался свет от окна, что был внутри, а по этому свету пробегали тени ее ног. Такое впечатление, что она бегала туда-сюда по ванной комнате. Наконец-то дверь открывается и из нее выходит Де Анжелис с солнечными лучами за спиной. Жмурюсь от яркого солнца, пытаясь ровно смотреть на нее. Ее волосы буквально светились золотом от солнца, а на коже поблескивали одинокие капли воды, которые можно было сосчитать на пальцах. Несмотря на ее добрый и солнечный вид, она, как обычно для меня, была серьезной до мозга костей. Так ненароком и влюбиться можно. — Всё? — Теперь да, — у меня перехватывает дыхание. Я и не думал, что смогу чувствовать что-то к девушке, к этой девушке, вообще к кому-либо снова, после стольких лет. Оно было нечетким, рассеянным, но страшно приятным, щекотало живот и нервы. Это пугало, до ужаса. Так нельзя. Я этого не хотел, черт. Но эти небесные глаза и милое личико доводили до агонии, что с минуты на минуту доведет меня до кончины, — Чего стоим? Пошли? — Пошли, — вдыхаю как можно глубже, чувствую запах тех самы духом, что тянулись за ней приятным шлейфом. Всё, что мне останется сделать это прогнать от себя мысли. Все, не важно о чем или о ком, просто прогнать и оставить холодную пустоту, тем самым охладить голову.***
Прогулка обещает быть интересной. Мои глаза невольно косились на нее, жмурясь от того же солнца. Она такая милая когда не огрызается, даже красивая. Наконец я мог увидеть ее настоящую, что ли. Хотя ее настоящую я вряд ли когда либо увижу, она все равно будет надевать маску непоколебимости и спокойствия, мне удается это сделать только при ссорах, но это ведь совсем не то. Остается только смотреть на ее дружелюбие ко всем остальным. Возможно это произойдет тогда, когда и я сам приоткрою свою маску, но до этого момента еще очень далеко в наших отношениях. Сделать это никто не может, даже моя мать. Все видели и представляли меня тем, кого я представлял им. Так удобнее. Я уже свыкся, и сам не помню, что у меня внутри. Кажется, мне солнце в голову снова напекло, потому что я снова расплываюсь в мыслях и переживаниях. Тяжеловато будет собраться на задании. Я тщательно перерывал информацию о тех типах, не забывая расспрашивать отца и Алессандро. Но первый из них был крайне осторожен, будто грядет что-то ужасное. Отец никогда не был таким, он всегда решителен, но тут. В последнее время он точно так же, как и Алессандро спрашивает про Викторию. Тоже странно. У всех с этим медовым месяцем резко поменялось отношение ко мне, именно ко мне. — Всё нормально? — спрашивает жена, глядя на меня. Ей знать об этом не обязательно, точнее не нужно. — Да, просто сильно жарко. — Может зайдем в кафе? Заодно и позавтракаем, — она указывает пальцем на ближайшее кафе с небольшими столиками на накрытой террасе, вид которой открывал озеро. — Давай, — мы проходим внутрь для заказа завтрака. Зал выполнен в темных тонах дерева, но плюс этого всего, что здесь есть кондиционер, который приятно охлаждал кожу. Стало на йоту лучше и легче. Перед нами было огромное меню на пол стены с различными блюдами начиная от риса и заканчивая горячими супами. Мы разместились на террасе с красивым видом на озеро. — Может расскажешь о себе что-то? — смеюсь после ее вопроса. — И что же тебе рассказать? — отпиваю глоток горячего кофе, глядя на нее, горькая жидкость разлилась по горлу, обжигая его. — Не знаю. Как ты начал увлекаться делами мафии? — У меня выбора не было, — она косо смотрит на меня, сложив руки на груди, — Отец создал все условия, чтобы я и мой брат в это ввязались. — Какие у вас отношения с отцом? — Нормальные. — А по подробнее, — а по подробнее — нормальные. Я не готов полностью открываться ей. Да она привлекательна, да она моя жена, но я не могу, уж тем более это тяжелая тема. Отворачиваюсь и смотрю вдаль. Она явно не захочет слушать про постоянные упреки, ссоры, крики, идиотские задания. «- Ты должен быть мужчиной», — эта фраза из его уст звучала чаще, чем приветствие. Силовые упражнения, книги, учеба, языки, манеры. Мы были словно в армии. Он учил всему, что знает сам. Ведение разговора с оппонентом, как правильно принудить людей возвращать долг, иногда с применением силы, как быть авторитетом для других, не поддаваться провокациям, и как подчинять без силы. Он учил быть авторитетом для всех. Я благодарен ему за это, но… поддержка. Это не про моего отца. Черствый, жесткий, эгоистичный, я вырос таким же. Никаких слез, никакого нытья. Со стороны это выглядело, как насилие. Он никогда не жалел нас, в отличии от матери, что тряслась за нами. Мама всегда учила спокойствию и немного чувственности. Прививала любовь к знаниям и женщинам, как за ними ухаживать и тд. Я любил ее, а она меня. Нежная, чувственная, она — настоящая леди. В ней мы с отцом и видели поддержку, но была одна проблема, точнее это все — сплошная проблема. Наша семья была четким представителем патриархальной семьи. Слово отца было главным, как и он сам. Нет, он не применял насилие по отношению ко мне, брату или куда хуже к матери, он любил ее, хотя его любовь проявлялась очень редко, и обычно наедине с ней. В пятнадцать отец взял меня с собой на одно из «заданий». Мы ездили забирать «черные деньги» в договоренном месте. Кто ж знал, что нас сдали. За нашей машиной гнались другие, затем перестрелка, кровь, сирены полиции. У отца касательное ранение бедра, но даже тогда его лицо ни капли не дрогнуло. Но было понятно, что это не то, что он хотел мне показать. Я отделался легким испугом и шоком. После этого долгий год он не брал меня на подобное, мама запрещала. Она кричала на отца со словами, что я не должен этого делать. У меня сердце кровью обливалось. Но тогда я сам вызвался в «помощники». Следующий подобный случай был в семнадцать, но это уже были другие ребята, вроде те, которые работают с теми двумя с которыми мне предстоит разобраться. В тот раз пуля коснулась и меня. Касательное ранение внизу живота, что оставило глубокий шрам, благо тот не видно из-за одежды. И всё это если кратко. Она точно хочет это слышать? Моя жизнь не представляет из себя ничего хорошего. Я грешен, еще с детства, — Ладно, тогда я первая расскажу. Мой отец прекрасный человек, но в наших отношениях много пропастей. Особенно после их развода с моей матерью. Все его дела сильно нас отдаляют, хоть я и понимаю, что это его выбор, его жизнь. Я этого не принимаю, — она точно не готова это слышать. — И говоришь это мне, — иронично рассказывать о неприязни к мафии человеку, который этим занимается. — Теперь ты, — продолжаю молчать, глядя ей в глаза, небольшая порка с утра — выстоять перед ее ледяным взглядом, — Почему ты не можешь открыться мне? — Не хочу. — Я же сделала шаг на встречу. Не хочешь про родителей, давай о чем-то другом… — О чем, Де Анжелис? Моя жизнь настолько черна, что ты и не думаешь. — Может тебе стоит рассказать и станет легче? Или нам теперь молчать если твоя жизнь настолько плоха? — снова глотаю кофе. После воспоминаний еда не лезла. Она так мило жмурила глаза, глядя на меня. И зачем ей это? Еще пару дней назад она была готова зарезать меня в темноте ночи. Да, нас несомненно сблизили те поцелуи, но не настолько, чтобы лезть в душу. Кем бы она не стала для меня в будущем, она всё равно останется на расстоянии, как и все остальные. Никто не поймет и не утешит меня так, как я сделаю это сам. Спасибо, отец. Де Анжелис кривится и пожимает плечами. Был только ветер, отдаленные головы людей и музыка. Несмотря на испорченные настроение сидящей напротив жены, мне было вовсе безразлично ее состояние. Хотелось просто отдохнуть, а она со своими вопросами об отце. Возможно я воспринял это слишком остро и негативно. Но мне все еще плевать. Я никогда не мог подумать, что меня будет тянуть к этому дьяволу. Мне нравится наблюдать за ней, оценивать. Она не простая. Завораживала и отталкивала. Мы одинаковые. Оба травмированы родителями и обществом. Но эти бабочки в животе. Они приподнимали меня на своих крыльях. Я давно этого не чувствовал, становилось страшно и опасно, я не готов снова это испытывать, испытывать это чертово мучение, особенно по отношению к ней. Сексуальное влечение меня ни капли не пугало, оно было, что-то вроде нормы. Почему бы и нет, она действительно привлекательна. Ее пальцы через чур сильно и часто теребят подол платья, а глазки метятся из стороны в сторону, пытаясь не смотреть на меня. От нее веяло раздражением и злостью, она слишком возбуждает, когда злится, когда обижается и, когда смотрит на меня этим взглядом, словно я ничего не стою, но в ответ она получает тоже самое. — Перестань пялиться на меня, — довольно улыбаюсь, но не увожу взгляд, теперь это снова азартная игра — «кто первый сдастся», она уже на краю обрыва. — А то что? — она кусает губу изнутри. — Тебе придется постоять на коленях. — Нет уж, милая. Ты намного быстрее окажешься на коленях, нежели я. — Не дождешься. — Я уже на пол пути, — вновь улыбаюсь. — Что тебе нравится? — Мало что. — Я это уже поняла, — черт, кофе закончился. — Скорее, правильней не люблю, а нравится. Это место, музыка, цветы… — Цветы? — перебивает меня. — Знаешь как приятно, когда их дарят? — прикладываю ладонь к сердцу, вздыхая и расплываюсь в улыбке от ее смеха. Конечно, это все ирония, но все цветы по своему красивые, — Ты меня перебила, — смотрю на нее с серьезным видом, словно мы обсуждали что-то важно для человечества. Любовь — это привязанность, интимная близость, она не относиться к неодушевленным предметам. — И что теперь? — Ничего из того, что ты там подумала, — ее щеки невольно розовеют, а я придумываю губу изнутри. Значит точно подумала об этом, теперь понятно… Де Анжелис отворачивается и смотрит туда же, куда и я — на озеро и его гладь. Словно зеркало, что отражало в себе всю красоту природы вокруг, — кофе, море, — ее глаза на миг загораются непонятным для меня пламенем. — Такие простые вещи… — А что ты думала? Кровь, деньги? Деньги можешь дописать в список. Он намного больше чем я сказал, — я не совсем сухарь, что-то мне всё-таки нравится, она, наверное, даже не ожидала. — То есть, ты любишь, извини, тебе нравится, когда тебе дарят цветы? — смеюсь, а Виктория лишь с недоумением косится на меня. — Не совсем, они мне просто нравятся. Но если ты подаришь их мне, я буду очень польщен, — теперь уже мы оба смеемся. Ладно прогулка явно удалась, если мы всё еще не съели друг друга на завтрак вместо этих жалких бутербродов. Время близилось к двенадцати и солнце стремительно меняло угол нахождения, из-за этого ставало куда жарче, чем было раньше. Ситуацию немного спасал ветерок. Виктория уже доела свой завтрак, а я еще даже не притрагивался, только смотрел в тарелку, нужно съесть хоть что-то, да и напряжение меж нами давно снизилось. Что-то слишком много всего случилось за это несчастное утро. И почти всё в хорошую сторону. Я не узнаю ни себя, ни ее? Лед тронулся? Или это всего лишь кажется? Даже не знаю, что лучше. Теперь она из тех немногих, кто знает, что нравится моей очерненной душе, мило. Она на шаг ближе, после моих пяти шагов назад. Мы отправляемся домой, как можно быстрее, чтобы всё-таки не получить солнечный удар. У дороги, на небольшой площадке был каменный питьевой фонтанчик. Де Анжелис подходит и смачивает руки в прохладной воде, распределяя ее по оголенным локтям и плечам. Теперь на ее руках снова, как утром, блестят капли воды под тонкими лучами солнца, что пробирались сквозь листву. Она остановилась, чтобы понять, что я лишний раз засматриваюсь на нее? Браво, Де Анжелис, умно. Теперь она слегка усмехается и идет дальше чуть впереди меня. Достаю из кармана немного затертую пачку сигарет и зажигалку, дабы немного успокоиться. Зажигалка щелкает, а в легкие попадает первая порция дыма. Следовательно никотин попадает в кровь, притупляя стресс, что образовался «не пойми откуда».