***
Дамиано
— Нужно сказать об этом родителям, — Виктори перебирала пальцами цепочку кулона в виде сердца. — Что рассказать? — оборачиваюсь к ней с полным недопониманием, — А не рано? — вытягиваю из полки стопку одежды и несу в нашу комнату. Де Анжелис выделила мне целое отделение в своей гардеробной, поэтому часть вещей теперь будут в «новой» комнате. — Просто я завтра еду к твоему отцу и мы бы могли поехать вместе и сказать, — захожу в комнату, затем в гардеробную и укладываю в такую же полочку. — Может лучше сначала к врачу, — она всё время ходила за мной. — Решай, — опираюсь о стену, рассматривая ее с головы до ног. Она стояла в тонкой сорочке, сквозь которую просвечивались соски, и в беленьких пушистых тапочках. Собирает волосы в пучок и уходит к большому панорамному окну, которое закрывал белый тюль. — Думаю, лучше подождать, — тихо говорит блондинка. На расстоянии комнаты чувствую ее волнение. Она редко поддавалась таким эмоциям. Я привык видеть ее холодной и немного равнодушной, но сейчас она другая. Звучит, будто я в честь разочаровался. Но нет, это не так, ни в коем случае. Медленно подхожу к ней и останавливаюсь в метре от ее спины, легко провожу кончиками пальцев по ее плечу. Виктория дергается и оборачивается ко мне лицом. За ней через окно и тюль пробивалось солнце, оно мягко подсвечивало ее волосы и кожу. Она была подобна Рапунцель. И кажется она тоже лечит. Лечит меня, неимоверно медленно, но эффективно и приятно. Тоже местами наивна, отважная и красива. Ее небесные глаза блуждали по моему лицу, пока я открыто рассматривал ее. А что скрывать, мы живем уже несколько месяцев в одном доме. Мягкие изгибы тела, что скрывались под белой сорочкой с рюшами, и кукольные черты лица. Де Анжелис прикладывает руку к моему лбу. — Температуры нет, — смеюсь и убираю ее руку со своего лба. — Температуру не так меряют, — ехидно улыбаюсь, прикусывая губу. — И как же? — прикасаюсь губами к ее лбу и чувствую как приятно от нее пахнет цветами и ванилью. — Вот так, — она хмыкает, но вместо того, чтобы уйти, она молча продолжала стоять напротив и тоже рассматривать меня. Мы как подростки. И вообще эта ситуация максимально странная. Мы словно реальные влюбленные, которые не могут налюбоваться друг другом. Но в нашем случае всё по-другому. Ее губы неожиданно касаются моих и, черт, либидо в моем организме взлетает до небес вместе с серотонином. Охотно отвечаю ей и окольцовываю ее талию руками. Ее губы очень мягкие и горячие, словно у нее действительно температура. Наши губы медленно двигались друг другу на встречу, пробовали на вкус, какими они были сладкими, что хотелось больше и больше, но оба держались, чтобы не сорваться. Поднимаю руку выше к ее груди и углубляю поцелуй, но не ускоряю, продолжая медленно играть с ней в эти нежности. Я схожу с ума. Мне нравится всё что мы делаем. И, кажется, мое сумасшествие скоро начнет прогрессировать каждую секунду, но и терять контроль я еще не готов. Блондинка заводит пальчики в мои волосы и медленно оттягивает и отпускает, так раз за разом, продолжая поцелуй. Нет, готов. Тяну ее на себя, медленно отступая к кровати. Сажусь на край кровати, усаживая ее к себе на колени. Она отстраняется и тянет сорочку наверх, открывая вид на свое прекрасное тело. Заниматься с ней сексом в трезвом состоянии куда приятнее. — Мне уже нравится жить с тобой в одной комнате, — говорю я, поглаживая пальцами ее ягодицы. Виктория улыбается и вновь запускает свои пальчики мне в волосы. Откидываюсь на локти, а она всё еще сидит на моих бедрах и упирается руками мне в ребра. — Закрепим результат, — она смеется и наклоняется ближе. Тянусь губами к ее, но меж ними оказывается ее пальчик. — Можно я в душ схожу? — отрицательно мотаю головой и подхватываю ее под ягодицы, прислоняя ближе к себе. Возвращаюсь в сидячее положение и роняю губы на ее тонкую шею и выразительные ключицы. Вылизываю мягкую и шелковую кожу, стараясь оставить там как можно больше засосов. Она тихо стонет и трется промежностью о мой член. Чертовка. Я и так на волосине… Касаюсь пальцами ее животика и начинаю целовать ее подбородок и губы. Я давно не делал подобное с нежностью, а не страстью и даже болью. Я давно не делал это с каким-то особенным чувством. Я давно не чувствовал «особенное» к женщине. Это очень рано называть любовью. Виктория стала активнее качать бедрами туда-сюда от чего по телу шли приятные мурашки и расслабление, а внизу живота становилось всё теснее и приятнее. Заканчиваю с поцелуями и открываю глаза, встречаясь с ее. Она чертова ведьма. Каждая секунда превращалась в каторгу и медлить сил больше не было. Но в тоже время это доставляло сильное удовольствие. Стягиваю с нее белые трусики, а потом и с себя и теперь ничто не служит препятствием для нас. Она медленно усаживается на мой член и я чувствую как по телу бежит сладкая волна удовольствия, затем вторая, третья и так до бесконечности. Де Анжелис двигается не спеша, плавно прогибаясь в спине. Сзади слышится стук в дверь и голос: — Доброе утро! Ой! — это Белла. И она словно ошпаренная вылетела обратно в коридор, закрывая за собой двери. Чтобы сполна насладиться кóитусом нам нужно распустить всю прислугу.***
Несколько дней спустя…
Мы выходим около длинного двухэтажного здания, что было ограждено высокими деревьями с густой листвой, невысокими кустами идеальной квадратной формы и ровно подстриженным газоном. Само здание было белого цвета и с такими же колоннами, чем-то напоминало больницу, но таковым не являлось. Около него было не много машин, скорее из-за того что сегодня среда, хотя людям с толстым кошельком вовсе не важен день недели, не важно когда им тратить деньги, уж тем более сколько, особенно если это касается семьи. Сегодня Виктория проведет несколько часов с моей матерью, ведь у Марии были некие дела, о которых она не разглашала, впрочем это и не интересно. У Де Анжелис с моей матерью достаточно сложные отношения, правда их скорее нет, они чем-то похожи на ее отношения с Марией, только вот мама не садилась ей на голову. Ладно, это всё не так важно. Важнее сегодняшнее застолье, что состоится вечером. Причина этого торжества то, что мы наконец расскажем, что ждем ребёнка уже две с половиной недели. Швейцар открывает на дверь и мы дальше проходим по длинному коридору. За нами еще шли два охранника, теперь безопасность прежде всего, хотя она и до этого присутствовала. — Привет, — мы вышли на одно из широких полей, где нас уже ждал Алессандро и мои родители, как и нужно. — Привет, — говорит жена и машет рукой всем присутствующим. В высокой корзине стояли клюшки, а рядом лежали небольшие белые мячи. Сегодня мы на гольф поле, очередное развлечение для богатеньких, собственно для нас. На небольшом столике около трех мягких кресел стоял графин наполненный янтарной жидкостью, а около него два стакана, по всей видимости для меня и Дона. Но я пожалуй воздержусь. — Прошу, — Алессандро вручает мне клюшку и мяч в руки. Мы были одни посреди огромного поля с выстриженной травой, была идеальная тишина, даже ветер, что был с самого утра, стих, но иногда можно было слышать тихое пение птиц и музыку где-то в здании. Игра будет напряженной, но интересной, ибо наши родители, кроме моей матери, хороши в этом деле. Но меня и брата учил отец всему этому, поэтому не думаю, что я совсем плохой игрок. Периодически оглядываюсь назад, поглядывая на жену и мать. Они о чем-то болтали и, даже иногда улыбались, смеялись, впрочем надеюсь у них всё хорошо, по крайней мере лучше нежели с Марией. Я не вслушивался в их разговор, больше рассматривал жену, это уже стало какой-то привычкой, что приносила эстетическое удовольствие. За столько месяцев я наконец могу принять для себя, что она по правде красивая. Нет, не то чтобы я раньше считал ее некрасивой, нет, просто теперь каждая секунда по ощущениям тянулась дольше, оно и к лучшему. Уже который день подмечаю на ее шее знакомый кулон в виде сердца. Она носит его почти не снимая и он ей идет, ей идет золото, дурацкие платьица в цветочек и туфли с небольшим, тонким каблуком. Нет, Дамиано, ты изменяешь сам себе. Больше всего ей идет без единого миллиметра одежды на ее точеном теле. Как раз сейчас на ней босоножки с коротким каблуком, белое платье, что облегало ее талию. Волосы уложены в легкие волны, а на лице немного макияжа. Ей очень подходит. Она никогда не выходит из дома, пока не будет идеальной, но… да, она итак красива. Странно, что никто всё еще не спросил о том, что мы хотели сказать. Они же любят копаться в наших душах. Да, Де Анжелис это больше волнует чем меня, но чем дальше, тем и меня это больше волнует. «Немного» неприятно.***
— Привет! — в дверях нас встретила Мария с распростертыми руками. — Здравствуйте, — говорит жена и обнимает ее в ответ. — Вы хотели о чем-то поговорить? — спрашивает Мария, киваю в ответ и говорю, что скажем это за столом. Волнения не было от слова совсем, только вот у Де Анжелис оно точно было. Ей было страшно и неловко. Всё это с нами впервые. Всё это их задумка, от и до. Вы должны быть благодарны. Вы прекрасная пара. Вы еще изменитесь. Слюбитесь. Список этих «крылатых фраз» можно продолжать до бесконечности. — Проходите, — Мария махает рукой в сторону гостиной. Этот дом я знаю уже лучше чем свой собственный или родителей. Часто езжу сюда то к Алессандро, то на праздники, то Виктории что-то нужно. Но чаще по первой причине. Мы проходим в зал, где привычно накрытый стол большим количеством еды. Садимся за стол, поворачиваюсь к жене, которая заметно волновалась. Она перебирала пальцами подол платья и смотрела в пол, нервничает. Я тоже немного переживал, но привычно старался не выражать ни единой эмоции. Мы заранее решили, что я скажу родителям о том, что мы ждем ребёнка. Об этом попросила Виктория, как сказала она, ей так будет легче, наверное. Потому что сейчас это не так. Она всё равно нервничает, и это абсолютно понятно, ведь это ответственный момент в нашей жизни. В нашей новой жизни. — Ну что, рассказывайте о чем вы хотели сказать, — начинает отец и смотрит на нас двоих, а мы как смущенные дети смотрим то в пол, то на них. — Может, сначала поедим? — говорит жена. Тянет время. Правильно? Да, — Мы просто голодны. Алессандро начинает молитву и все умолкают. В моей семье нет такой традиции, но это кажется чем-то особенным, ведь люди в это верят. Но мой отец тоже верующий, как и Алессандро. Убивают людей, но верят в Бога, иронично. Но они выросли в этой среде, их родители были таковыми. Нам же они не сильно прививали конкретную веру, но не забывали об этом. Они благодарят бога за то, что мы все здесь. Но, думаю, нужно быть благодарным себе. Религия штука странная. Дон умолкает и все так же молча приступают к трапезе, накладывая себе в тарелки побольше еды. Прислуга заполняет все бокалы игристым, кроме бокала Виктории, и помогает с едой. Теперь следующие минуты мы будем слышать стук вилок и ножей о фарфоровые тарелки, а я свои мысли. Де Анжелис уже меньше нервничала, но не смотрела на меня, пока я целый день, что и делал только смотрел на нее, словно маньяк. — Ну же, рассказывайте. Хватит тянуть, — говорит мама и улыбается. — Я уже целый день сгораю в ожидании, — подхватывает синьор Де Анжелис и заливисто хохочет. Он элегантно берет свой бокал пальцами, не забыв вытянуть мизинец, замирая в ожидании моих слов. Тоже беру бокал, в котором пузырьки воздуха медленно подымаются вверх, встаю и мельком смотрю на Викторию. Она подняла на меня голову и смотрела не отрывая глаз. Прочищаю горло и говорю: — Мама, Мария, отец, Дон Алессандро. Нам приятно, что мы все здесь собрались… — К черту эти почести. Не тяни, Дамиано, — снова хохочет Алессандро и выравнивается на стуле. Усмехаюсь и продолжаю: — У нас есть очень важная новость для вас, — их реакцию можно запросто предвидеть. А как по-другому? Честно, даже не представляю какую-либо другую реакцию кроме радости. Слезы, поздравления, всё что угодно, как и должно быть с из стороны, — Мы с супругой ждем ребёнка, — их лица застывают в приятном шоке, а затем только возгласы от счастья из из уст. — Господи! Я стану бабушкой, — вопит Мария. А я снова поворачиваюсь на жену и, конечно же, вижу на ее лице недовольство от слов Марии. Все безумно радуются вытирают слезы, а я всё еще стою на месте, допивая содержимое бокала. Де Анжелис подзывают для объятий и поцелуев в щеки, а я ни на шаг не сдвигаюсь. — И как давно? — спрашивает мама. — Две с половиной недели, — и снова объятия. — Молодец, сын, подарил мне внука, — блядь. Конечно, куда же без этого. И почему я про это забыл? Это же еще не конец. Мария обнимает Викторию и беспрерывно что-то тараторит ей на ухо, вытирая со своих глаз слёзы. — У моей маленькой принцессы будет принц, — синьор Де Анжелис смахивает капли слез и смотрит на дочь. — Пап, а если это будет девочка?- тогда нам конец, милая. — О нет, принцесса, я чувствую, что это будет принц! — он вновь смеется, крепче прижимая дочь. Да начнутся баталии за пол ребёнка! — Ой, еще рано об этом говорить, — спасибо, мама! Немного, но ты нас спасла. Всё так мило и прекрасно. Кажется все проблемы заканчиваются. Но это ведь еще не конец. Грядет что-то страшное и неприятное.