***
Дамиано
Январское утро начинается с… цветов? Их сладковаты запах ударил в нос, как только я открыл глаза. — С Днем рождения, ублюдок! — вот так доброе утро. — Я умер? — Нет, дурачок, ты постарел, — Виктория улыбается всеми зубами. — Лучше бы умер, — она звонко смеется и оставляет букет алых роз рядом со мной. Стоп. Это цветы? От Де Анжелис? — Это цветы? Мне? — вскакиваю с постели, потирая сонные глаза. — Нет, кто тебе сказал, — поворачиваю голову на ее довольное лицо и тихо смеюсь. Черт, мне всё еще плохо верится в то, что я вижу и слышу. Совсем не помню чтобы мне дарили цветы на День рождения, да что там цветы, напомню чтобы близкие вообще что-либо дарили мне последние четыре года, — Ты не говорил какие цветы ты любишь, поэтому будем угадывать. Начала с банального, — зачем она это запомнила? Встаю с кровати и подхожу к ней вплотную. Обнимаю ее за талию, притягивая к себе, наши животы касаются друг друга. Целую мочку ее уха, а затем прикусываю зубами. — Спасибо, малышка. — Не за что, так я угадала? — Не совсем, но ты на правильном пути. — Ай! — вскрикивает Виктория, а я чувствую довольно сильный пинок в живот. — Что это было? — я был ошеломлен от того что произошло. И сам не до конца понимал что произошло. — Твоя дочь поздравила тебя с Днем рождения, — она тихо простонала от боли, поглаживая круглый животик. Спускаюсь на колени и целую нежную кожу, каждый ее сантиметр. — Спасибо, Лети. Всего три месяца и мы увидимся, — снова целую, улыбаясь своим словам. Она та, кого я уже люблю больше собственной жизни. Это та любовь, в которой я не боюсь себе признаться, — Мы с мамой тебя любим, — целую снова и снова. Такие изменения во мне нравятся даже мне самому. Де Анжелис всё это время улыбалась, рассматривая меня сверху, пока я общался с дочерью. Напоследок глажу ее живот и поднимаюсь с колен, — Вернемся к тебе, малышка, — провожу пальцами по ее скуле, обводя точеный контур ее кукольного лица. Красивая. Усмехаюсь со своих мыслей, легко касаясь ее мягких губ. Каждый раз я отправляюсь в какую-то эйфорию, как только целую ее губы. И с каждым разом это чувство усиливалось и усиливалось. Ее губы сладкие, словно мед. Это уже какая-то зависимость. Углубляю поцелуй, чувствуя как растет либидо в организме, но нас останавливает новый пинок от дочери. На этот раз не такой сильный, но достаточно ощутимый. Это заставляет меня смеяться, что я и делаю, разрывая сладкий поцелуй. Смотрю на жену, а она недовольно кривится и отстраняется от меня, расхаживая по комнате. — Всё хорошо? — Мг, — она падает на кровать, раскидывает руки и ноги в стороны, — Я устала! — ноет она, закрывая лицо руками, — Я боюсь, — снова ноет она в ладони. А я? Стою на том же месте, рассматривая ее. Подхожу к кровати и сажусь на край, всё еще рассматривая ее. — Всё будет нормально. Наверное, — последнее говорю уже тише, ведь сам сомневаюсь в подлинности своих мыслей. Самое страшное для обоих, наверное, роды и следующие месяца после них. Это сплошная неизвестность, к которой мы стремительно близимся. Страшно ли? Однозначно. Но ей больше. Ведь большая часть ответственности ляжет на ее плечи, — Не хочу обещать, но, — запинаюсь. Стоит ли вообще что-то говорить? Стоит, Давид, стоит. Ей нужно это хотя бы услышать и надеяться, что так и будет, — Я буду с тобой на родах, — голубые глаза полные шока уставились на меня. — Уверен? — нет. Не уверен в том, что смогу присутствовать, ибо лучше бы сидеть дома, а не в больнице, где куча народу. — Да, — а что мне еще сказать? Сказать — «Посмотрим»? Посмотрим, остаться бы в живых до того времени. Подтягиваюсь ближе к ней и снова целую мягкие губы с привкусом ягодного блеска. Но нас снова прерывает пинок, что оказался сильнее предыдущего. — Кое-кто не даст нам сегодня насладиться друг другом, — смеется Виктория, удобнее укладывая голову на подушке. Ведет пальчиками по моей шее, затем щеке и привычно зарывается в мои волосы, легко массируя затылок. Она смотрит мне в глаза не отрывая небесных глаз ни на секунду. Снова проводит пальцами по моей скуле, касаясь губ. Ловлю ее палец губами, целую, а затем прикусываю его нежную кожу. Всё таки желание понемногу берет надомной верх. Тяну ее футболку вверх, чтобы всё-таки совершить задуманное. Она приподнимается и поднимает руки вверх. Откидываю ненужную футболку в сторону, припадая губами к ее груди, что за последние месяца заметно увеличилась. Она довольно часто жаловалась про то, что сильно поправилась и переживала по этому поводу. Но, блядь, она безумно красива, особенно в таком положении. Такие мысли неспроста. Я точно схожу с ума. Де Анжелис тихо стонет под моими поцелуями, подаваясь грудью вперед. Она часто повторяла о том, что сейчас ее грудь как никогда чувствительна и я часто этим пользовался, а она вовсе не против, а наоборот. Пробираюсь рукой под ее штаны и белье, пальцами касаясь ее промежности от чего слышу громкий стон прямо мне в ухо. От этого по коже бегут миллионы мурашек, а разум моментально отключается. Спускаюсь ниже к животику, оставляя на нём легкие поцелуи. Виктория закидывает руки мне на спину и медленно и сильно царапала мою спину. Эта боль была самой приятной и жгучей, что снова заставляла терять рассудок. — Дами…- сладко стонет она, продолжая царапать моё плечо короткими ноготками, а второй зарывается в мои волосы, сжимая их в кулак. Стягиваю с ее бедер штаны вместе с бельем. Смотрю на нее из-под лба с ехидной улыбкой. Провожу языком по ее бедру, не отрывая глаз от того, как она кусала губы. — Ты слишком сексуальна, — шепчу я, обдавая ее кожу горячим дыханием. По ее телу бегут мурашки, а сама Виктория улыбается всеми зубами. — А ты слишком медлишь, — в ее голосе было недовольство. Что ж… стоит еще немного ее помучать. Целую внутреннюю сторону ее бедер. — И чего же ты хочешь? — прикусываю нежную кожу, на которой останется след от моих зубов. Вновь слышу стон, но это не тот ответ, что мне нужен. — Прошу…- сильно сжимает мои волосы. Совсем легко и почти неощутимо касаюсь языком клитора, чувствуя как она вздрагивает. — Ответь на вопрос, малышка, — наши глаза медленно испепеляют друг друга и метали искры. — Да Господи! Вылежи меня! — кричит она, а затем умолкает, — Пожалуйста, прошу, — уже куда тише молвит она. Что ж придется выполнить ее просьбу, раз она так молит меня. Смеюсь с нее и оставляю поцелуй на ее промежности, начиная активно двигать языком меж ее складок. Ее пальцы то сжимали мои волосы, то отпускали. Она часто и рвано дышала от моих движений. Стоны заполняли всё помещение нашей спальни, это должны слышать все. Насколько она прекрасна. Выгибается мне на встречу и сжимает волосы на моей голове. Резко отстраняюсь. Пора заканчивать со сладкими ласками. Ибо держать безумное возбуждение в себе уже нет сил. Кидаю пижамные штаны и трусы на пол к ее вещам, пристраиваясь меж ее ног. Мы переглядываемся, она кивает, прикрывая глаза. Не спеша вхожу в нее, чувствуя приятную волну, что так же медленно сводила с ума своей сладостью. Виктория томно стонет, хватаясь ладонями за простыни. Мы начинаем двигаться друг другу навстречу, не забывая о постоянном зрительном контакте наших глаз. Чем дольше и быстрее мы двигаемся, тем сильнее удовольствие, что расплывается по всему телу. Наклоняюсь к ней за поцелуем, но из-за сбитого дыхания это было тяжело сделать. — Синьора Де Анжелис! Синьор Давид! — отдаленно слышаться в коридоре. Вот же блядство! Можно мы просто нормально потрахаемся?! Мы и так делаем это реже! Чуть ускоряю темп. — К вам пришли! — и кто пожаловал в такую рань? Всего час дня! Какая же прекрасная картина была передо мной. Возбужденная Виктория с непристойно разведенными ногами и вздымающейся от громких, фривольных стонов грудь. Де Анжелис сильнее впивается ногтями в мою спину и замирает в немом стоне, что позже срывается на крик. Чувствую как ее мышцы сжимаются вокруг моего члена и это окончательно сносит мне крышу. Еще пару толчков и меня тоже накроет оргазм и сплошное удовольствие по всему телу. В дверь снова стучат. Это невыносимо! Сжимаю ее грудь в своей ладони и изливаюсь в нее с громким, горловым стоном. Падаю рядом с ней на подушку, целуя ее пухлые и красные губы от укусов и поцелуев. — Ви…- протягиваю я. Вновь стук. — Хватит, блядь, стучать! — кричу я так громко, как только могу. — Ты как с отцом разговариваешь?!***
Хотелось бы узнать каким образом отец поднялся на второй этаж к нашей комнате. И вообще от одной мысли, что он подслушивал то, что мы делали, становилось противно и плохо. Сухие, ежегодные поздравления просто ужасны! «С Днем рождения, сын! Тебе уже двадцать семь!», — блядь, словно я об этом не знаю! «С Днем рождения, Дамиано!», — чувственное поздравление от Алессандро и Марии. И вообще, они теперь всегда так будут заявляться к нам домой на каждый праздник? Каждый раз устраивать застолья на всю семью? Кто, черт возьми, придумал все эти торжества?! Они никому не нужны! Мне уж точно. А прерывать мой секс с женой в моем же доме в нашей спальне? Это же еще хуже чем застолья. Хотя нет, и то, и другое на уровне. И то, и другое я ненавижу! Что же мы сейчас делаем? Даже не знаю! Может смотрим фильм? Или гуляем по городу? Или лежим с женой в обнимку после нашего страстного секса? А нет! Мы просиживаем дорогущие стулья за столом, что завален едой, которую никто не ест. Мы однозначно куда-то уедем отдыхать. Причем прямо завтра. Не позже, а если сможем, то еще и раньше. — Как там малыш? — обращается Алессандро к дочери. Нормально. Ее поздравление получилось самым лучшим и трепетным из всех в моей жизни. Пока я на эмоциях, так и хочется выпалить громкое: «Это девочка, ублюдки! Перестаньте всюду совать своего наследника, которого просто НЕТ!», — но, так я сделать не могу. Поэтому, продолжаю строить спектакль «всё хорошо, мы ничего не знаем». — Всё хорошо. — Вы были уже у врача? — мам, ну хотя бы не ты! — Нет еще, — отвечает Виктория. — Почему? Неужели вам не интересно узнать пол ребёнка? — Мы не зацикливаемся на этом, мам, — отпиваю шампанского из бокала, в ожидании реакции остальных. — Ты какой-то нервный сегодня, — да, мам. Ты правильно подметила. Не подскажешь почему? — Тебе кажется, — сухо улыбаюсь, опуская взгляд в тарелку. — Нет, мне никогда не кажется, милый. Может вы съездите отдохнуть куда-нибудь? — Да, к примеру в Амальфи. У нас там домик помнишь? — конечно помню. Отец гонял нас по двору, чтобы мы были сильными и спортивными, как она всё время говорил. — Или в Тоскане, — подхватывает отец. — Да, действительно. Ты там давно не был, за одно и Виктории покажешь свое любимое место, — оно было «любимым» шесть лет назад, — Погуляете, выпьете немного вина, — снова отпиваю шампанского и периферийным взглядом замечаю обеспокоенный взгляд жены. Она точно заметила что-то неладное. — Не хочу туда ехать, — смотрю на родителей. Отец явно недоволен этим, как же всё равно. — Дамиано, ты там не был уже очень давно. Съездите. Вспомнишь молодость, — я не настолько стар. И это последнее, что я хочу вспоминать. — Я пошлю людей, чтобы проверили всё ли нормально там, — как любезно с твоей стороны, пап. — Ну вот, тем более там очень красиво, — интересно, как долго они еще будут так наседать? Пока я не соглашусь? — Мы сами решим куда нам поехать. — Может в Милан? — Всё! Успокойтесь! Поедем в Тоскану, — достаю из кармана пачку сигарет вместе с зажигалкой и встаю из-за стола, — Прошу меня извинить, — зубами достаю одну сигарету и поджигаю ее прямо в помещении, ибо на улице был жуткий ветер. — Оденься! — кричит мать, но предпочту проигнорировать ее просьбу. Вдыхаю горький дым, чувствуя как расслабляется каждая клеточка моего тела. Но всё равно этого недостаточно. Рубашка словно душила горло, хотя не была застегнута до конца. В спине чувствуется жжение, точно взгляд Де Анжелис. Всегда было так. Она словно жгла во мне дыры. Поэтому ее взгляд я чувствую, даже не поворачиваясь к ней лицом. Сегодня она стала вторым дорогим мне человеком, после нашей дочери. Цветы, что она принесла утром очень удивили меня, приятно удивили. Она просто стала близка ко мне. Страшно, но вроде время так приятно. Ведь есть кому довериться, хоть и не полностью. А страшно… потому что неизвестно, что будет.