Non avere paura

***

Дамиано

Как прекрасно иметь личный самолет, который отвезет тебя в, практически, любую точку мира. Мы собрали огромные чемоданы на неделю. Да, всего неделя, но лучше столько, чем оставаться в этом дурдоме. Лететь нам не долго, но для Виктории это всё равно тяжело. После перелета еще будет поездка на машине, ибо нам стоит еще добраться из Флоренции в Сиену, а это час езды. Мне изначально не нравилась эта идея, но почему-то все были в восторге от нее, даже Де Анжелис, которой предстоит сначала сорок минут провести в самолете, а затем в авто. Не лучшая поездка на шестом месяце беременности. Сейчас четверти час дня, а значит мы приедем только к вечеру, что хорошо. Никаких лишних вопросов. Мы сразу ляжем спать.

***

Дворецкий спускает наши чемоданы со второго этажа и несет их в багажник черного мерседеса. — Ты идешь? — окликает меня Виктория, пока я всё еще сижу в собственном кабинете. А всё потому, что нужно с кое-чем разобраться, чье-то поведение немного настораживало. — Да, — продолжаю сидеть на месте, а она стоять в дверном проеме. — Ты курил в комнате? — смотрю на ее скривленное лицо и смеюсь. Она очень мило сморщила нос, сложив руки на груди. — Да, иногда злоупотребляю этим, — выключаю телефон и отправляю папку в стеллаж, а еще нужно забрать пепельницу, чтобы выбросить окурки, — Готова? — Давно, — говорит она склонив голову на бок. Легко толкаю ее в спину, не прерывая зрительного контакта. Она снова кривится и начинает идти быстрее в сторону лестницы. Достаю из кармана пиджака медный ключ, закрываю дверь кабинета и кидаю его обратно. Не приведи господь кто-то из слуг попадет туда. И что это сегодня случилось? Никто из них не улыбается, не здоровается. Неужели не хотят, чтобы мы уезжали? Уже скучают? Даже Марио не улыбается. Что уже стряслось? — Вы уже готовы? — нет, просто так спустились. — Вот Ваш…- чувствую как по моей руке течет что-то обжигающе горячее и громкий звон посуды. Черт возьми, как вовремя! Стряхиваю с рукава пиджака горячую жидкость, что по всей видимости был кофе. — Господи, какая же я растяпа! — вопит Марта. Правильно подмечено. Отдых уже задался. Прибегает еще одна прислуга с полотенцем в руках, — Снимайте я отнесу в прачечную, — говорит она, помогая мне скинуть пиджак. Только кофе задел еще и бежевые штаны. Как можно было опрокинуть чашку?! И куда она вообще несла ее? Четвертый час, никто кофе уже не пьет! Почему именно сейчас, когда мы собрались ехать? Черт, ключ! Незаметно ныряю рукой в карман пиджака, что уже был в руках Марты. Она бросает на меня странный взгляд, пока я прячу ключ в карман грязных брюк. Нужно их переодеть. Бегу на второй этаж, ибо времени уже совсем мало. Кидаю брюки на кровать, выуживая первые попавшиеся брюки и пиджак с вешалки. Это же только начало поездки, а уже происходит чертовщина. Спускаюсь обратно в коридор, где уже были убраны осколки и капли кофе, что не попал на мою одежду и руку, которая, между прочим, ныла. И, возможно там будет ожог. — Как Ваша рука, синьор? — надо же, почти год боится меня, а тут Марта прям осмелела,- Давайте я обработаю ожог. — Нет, — отрезаю я и направляюсь к Де Анжелис, дабы помочь ей с обувью. — Но… — Я сказал нет, — она смотрит на мою руку, что сильно покраснела от ее оплошности. — Дамиано, — поднимаю глаза на Де Анжелис, а она склонив голову на бок смотрела на меня с неким укором, словно я маленький, вредный ребенок. Отрицательно мотаю головой. Снимаю с вешалки коричневый плащ жены, помогаю ей одеть его на плечи. Фух, мы только из дома вышли, словно мы съездили в Сиену и обратно. Достаю из пачки сигарету и закуриваю сразу как мы выходим на улицу. Остаюсь на пороге, а Виктория идет вперед меня к машине. Марио открывает ей двери, а она благодарно улыбается. Осматриваю руку и не вижу ничего хорошего. Сжимаю ее в кулак, чувствуя жгучую боль на тыльной стороне ладони, особенно в районе костяшек. Начало однозначно прекрасное.

***

Перелет и бокал шампанского это хорошо, но после всего этого следует поездка в машине. И наконец мы останавливаемся у самого домика. Небольшой, старый кирпичный домик, который уже почти полностью поглотил плющ и кусты роз красного цвета, жаль, что сейчас зима. Место воспоминаний, слез, смеха, уединения и умиротворения. Водитель помогает нам занести чемоданы внутрь домика. Тут мы проведем неделю. — Здесь так уютно, — говорит говорит жена, рассматривая каждый уголок помещения. Сразу из узкого коридора справа шла лестница, слева дверь в уборную, а прямо была гостиная и небольшая кухня. Такие себе владения для человека у которого денег предостаточно. Но, на момент покупки данного домика было всё совсем по другому. Сейчас еще очень спокойно, по сравнению с тем, что было тогда, — Только прохладно, — она трет плечи, укутывая руки в рукава красного свитера. — Тут есть камин, — конечно помещение пустует почти всегда, только иногда я отправляю сюда людей, чтобы поддерживали дом в порядке. До нашего приезда тут должны были сделать всё. Уборка, отопление, продукты в холодильнике и всё остальное, что понадобится для полноценной жизни. Тут не было холодно и даже прохладно, но Де Анжелис стала по другому ощущать температуру. И так как нас не двое, а трое, то нужно чтобы всем было комфортно и уютно. — Я пока сделаю чай, если он тут есть, — она уходит на маленькую кухоньку, начиная рыскать по всем ящичкам в поиске чая. — Посмотри во второй верхней тумбочке, — кладу пару дров в камин, переодически поглядывая на Викторию, что нашла коробки с различными чаями. Она наливает воду в чайник и ставит его на газ. Поджигаю дрова несколькими спичками и встаю на ноги, продолжая поглядывать на Де Анжелис, что уже так же смотрела на меня, опираясь спиной о каменную столешницу. Здесь ничего не поменялось. Те же желтые стены, та же обшарпанная мебель, тот же запах дерева и также воспоминания, что преследовали меня на протяжении нескольких лет. Мы уже долго так стоим и просто смотрим друг на друга. Давно между нами не было ссор. С чем это связано? Нет, ладно. Не стоит об этом думать. Я просто не хочу этого делать, думаю она тоже. Каждый тоской зрительный контакт затаскивал меня в омут размышлений в моем черном разуме. И каждый раз я засматривался на нее всё дольше, на несколько десятков секунд. В этом доме так тепло и уютно, что мне на миг показалось, словно я вернулся на восемь лет назад. Медленно подхожу к ней, считая шаги в уме. Раз

Каждый раз, когда смотрю на нее хочется улыбаться.

Два

У нее прекрасные глаза.

Три

Хочу чаще слышать ее смех.

Четыре

У нее прекрасное тело.

Пять

Она мать моего ребёнка.

Шесть

Она всё еще для меня непрочитанная книга.

Семь

Я слеп.

Восемь

Ты сходишь с ума, Дамиано.

Восемь шагов, чертова бесконечность. Кладу руки ей на талию, припадая губами к ее шее. — Так я угадала с цветами? — внезапно спрашивает она. Смотрю в ее глаза, изогнув бровь, — Во дворе повсюду растут розы, — смеюсь и отхожу на пару шагов, опираясь руками об обеденный стол. — Да, — их было достаточно много и можно было легко понять, что это кусты именно роз. Летом они красиво и густо цветут бордовыми цветами, так что она попала в точку. — Ты слишком банален и просто, как оказывается, — хмыкает она. Чайник начинает кипеть и она выключает газ, заливая кипяток в две белые кружки, — Ложить сахар? — Нет. — Тогда прошу, Ваш чай, синьор, — мы садимся на продавленный кожаный диванчик. — Спасибо, синьорина Де Анжелис, — она смеется, а затем снова повисает тишина. Мы пили чай, рассматривая язычки пламени в камине перед собой. Де Анжелис положила голову мне на плечо и небольшими глотками попивала ароматный, черный чай. — Нам еще чемоданы разбирать, — с грустью в голове говорит Виктория, поворачивая на меня голову, уставив голубые глаза на меня. — Устала? — Немного, — обратно кладет голову мне на плечо, прикрывая глаза. — Идем наверх. — Там холодно. — Там есть одеяло, — она смеется, но всё же встает с места, с тяжелым вздохом, но что поделаешь.

***

Виктория уже поднялась наверх, пока я тащил полные чемоданы одежды и прочей белиберды, что будет необходима обоим на протяжении всей недели. Де Анжелис заваливается на высокую кровать, что была застелена белыми и чистыми простынями. И тут тоже ничего не поменялось. Наверху была только одна спальня, ванная комната и небольшая кладовка. Такие же светло желтые стены как и внизу и дурацкие картины природы. Открываю одну дверцу шкафа, начиная раскладывать свои вещи по полочкам и вешалкам. Помимо своих вещей, нужно разложить еще и вещи жены, ибо кто-то сейчас лег на кровать без сил. Очень много вещей как для людей, что приехали сюда всего на неделю. Но, кто знает, что будет через неделю. Виктория взяла с собой не маленькую сумку, что была завалена различными таблетками и другими медикаментами. Половину из них она принимает сейчас, а другая половина на всякий случай. Видимо этот всякий случай — моя обожженная рука. Марта последнее время вела себя странно, мне так кажется. Слишком часто отпрашивалась к своему малолетнему сыну, то он заболел, то еще что-то. А Де Анжелис хорошо ладила с ней, слишком хорошо, поэтому давала ей «отгулы». Мне не нравится их «дружба», ведь Марта всё-таки прислуга, а слишком тесные отношения могут повести за собой неприятности.

***

С одеждой было покончено, теперь можно и прилечь. Прыгаю к жене на кровать от чего та испуганно открывает глаза. — Ты уже все? — киваю головой и укладываю голову на подушку так же, как и она, — Дай руку, — смотрю на нее непонимающим взглядом, но всё-таки протягиваю ей руку, — Другую, — теперь понятно зачем. Как бы мне не хотелось, я протягиваю ей руку. Она внимательно осматривает ладонь, что всё еще была красной. Аккуратно проводит по ней пальчиками, продолжая рассматривать красное пятно, — У тебя первая степень ожога. Болит? — Немного, — блондинка встает с кровати и идет к той самой аптечке и достает оттуда тюбик какого-то крема, еще какую-то баночку, кусок ваты и блистер белых таблеток. Садится передо мной в позе лотоса, повторяю за ней, а она берет мою руку в свою, открывает баночку и наносит содержимое на кусочек ваты. На запах — спирт, ничего смертельного, пока. От спирта еле ощутимо пощипывало место ожога. Выдавливает каплю крема на тоже место и аккуратно, еле касаясь размазывает его по коже, от него приятно холодило и боль немного снижалась. Мне нравится наблюдать за тем, как она заботится обо мне. В ее жестах было что-то нежное с отголосками любви, что вновь и вновь сводило с ума. Кажется, я слишком часто повторяю, что она сводит с ума. — Нам еще ужин готовить. — Неужели я наконец попробую хваленую пасту? — ехидно улыбается, а я смеюсь. Всё она помнит. — Посмотрим, — она недовольно цокает языком, не забыв закатить глаза. — Не «посмотрим», а ты уже бежишь ее готовить!

***

Все нужные ингредиенты были в холодильнике, что было прекрасно, так как ехать куда-то за продуктами не хотелось. Хотя это было предусмотрено. Ставлю кастрюлю с водой на огонь, а в это время достаю остальные продукты из небольшого холодильника. Де Анжелис нашла какой-то старый фильм по телевидению и смотрела его, параллельно рисуя что-то в своем блокноте. Становится немного невыносимо, ибо практически всё приводит к воспоминаниям из прошлого. Лучше, чтобы из не было, ведь сейчас всё куда лучше чем когда-то. Да и пора забыть о всём. Хотя, я и не вспоминал, пока отец не начал… Вообще, здесь красивее всего летом. Зимой тут делать нечего. Весной и летом здесь цветут розы, зеленеют трава, деревья и плющ. Можно выйти в город и прогуляться по узким улочкам, ну или съездить к виноградникам и выпить вина, правда нам и сейчас ничего не мешает это сделать. Несмотря на то, что делать здесь особо нечего, думаю мы задержимся тут больше недели. Здесь спокойно, никто не мешает. Но летом однозначно лучше. Если всё пройдет хорошо, то мы вернемся сюда летом, только нас будет уже трое… обязательно что-то придумаем. Здесь было бы хорошо для Летиции: свежий воздух, солнышко, тишина. Для Виктории тоже было бы неплохо, после беременности, чтобы восстановиться. Если бы год назад мне сказали, что в двадцать семь у меня будет ребенок — я бы в жизни не поверил ни единому слову. А сейчас уже приходится привыкать к том, что нужно думать не только про себя, а еще и про маленькую жизнь и ее мать. Кстати они всё еще смотрели фильм, а спагетти с томатным соусом уже готовы. Раскладываю еду в тарелки, добавляя сверху больше тертого сыра, и разливаю красное вино по бокалам. — Ужин готов, — расставляю тарелки и приборы на столе, и, конечно же, вино. — Пахнет вкусно, — Де Анжелис довольно улыбается и усаживается за стол напротив меня.

***

Ужин был действительно вкусным, а главное, что Виктория была наконец довольна и сейчас уже лежала в постели накрытая одеялом после душа. Она продолжала что-то рисовать в блокноте ручкой под тусклым светом прикроватного светильника. Виктория делала частые движения ручкой в разные стороны. Мене было слишком любопытно, что же она там такое рисует, если не может оторваться почти целый день. Краем глаза подсматриваю в распахнутый блокнот и замечаю домик, что явно было похож на тот, в котором мы сейчас. Но выглядел он по-другому, именно так как должен, во всей своей красе. В розах и плюще, с каменным забором вокруг. — Может, расскажешь, почему ты так не хотел сюда ехать? И почему тебя тут не было целых шесть лет? — этих вопросов я боялся больше всего. Больше, чем самой поездки. Она всё еще рисовала, но потом перевела на меня глаза, в то время как я сидел и не мог связать слова, точнее сомневался нужно ей это или нет. — Уверена, что хочешь это услышать? — Господи, Давид, не пугай, — смеюсь с ее слов и поправляю одеяло. — И так, это было восемь лет назад… — Звучит как сказка. — Не красиво перебивать. Сказка с плохим концом, — останавливаюсь и пытаюсь собрать все мысли воедино. Вечер у нас будет интересным, — Всё началось тогда, когда мне было восемнадцать. Как бы это не звучало, но я по уши влюбился. — Неужели? — Да, Де Анжелис. Не перебивай, — она хихикает и откладывает блокнот в сторону, — Как мне казалось тогда, это была любовь до конца жизни. Для меня это было что-то новое, так как до этого была только симпатия к девушкам, ни о каких больших чувствах и речи не было. Мы познакомились в каком-то баре, в который меня затащил Итан, вымолив у моего отца разрешение. Как сейчас помню, она была в синем платье до колена с бокалом в руке. Она была брюнеткой, типичная итальянка, но с жгущими, манящими глазами. Как т…- останавливаюсь, обдумывая стоит ли говорить это. Мне всегда тяжело выражать какие либо чувства, а тут еще и в такой момент. Черт, зачем я вообще начал это, — Как твои, — говорю немного тише, — Тогда между нами и заиграли чувства, — смеюсь. Гребаный недо-романтик, — Мы начали встречаться каждую ночь. Я бежал из дома или врал о каких-то непонятных делах или встречах с друзьями. В то время отец помешался на мафии, хотя сейчас не лучше, и я понимал, что если он узнает, то мне конец. Так мы бегали год, а потом… Потом отец всё же узнал. Мы с ним ссорились чуть ли не каждый день. Кстати, так было и с братом, когда он заявил, что не хочет умывать руки в крови. Так мы жили три месяца, но я всё равно убегал из дома. И отца в какой-то момент попустило, он успокоился. Но затем я совсем перестал брать участие в жизни мафии и он озлобился еще больше. Иногда казалось, что ссоры дойдут до драки и мама вступалась за меня, только отцу было поебать. Однажды он назвал ее шлюхой и тогда мне снесло крышу. В порыве гнева я попытался его избить, но получилось только ударить, после этих попыток я крикнул, что не хочу больше иметь хоть какое-то дело с мафией. Он не принял эти слова в серьез, но следующие несколько дней я повторял их с каждым разом. Прошло еще три месяца. Он хотел, чтобы я встал на ноги, принял его дело, а затем строил отношения и семью. Не выдержав всего этого мы просто сбежали. Я украл у него немалую сумму денег, чтобы мы могли купить себе жилье, еду, одежду, всё что нужно. И переехали сюда, жили, любили друг друга, ни о чем не думали. Спустя почти год средства заканчивались и вопрос о работе стал ребром. Но, чем стремительнее заканчивались деньги, тем больше от нее шел холод, словно чувства были только у меня. В последний день, когда я видел ее я подарил ей кольцо в этой спальне и предложил выйти за меня. Она сказала, что подумает, но добавила, что ее ответ скорее будет положительным, — останавливаюсь и перевожу дыхание, — С утра я проснулся и хотел обнять ее со словами: «Доброе утро, моя невеста», — но запнулся на половине. Постель была холодная, а в доме была тишина. Я подумал, что она внизу или в душе, но на кухне была лишь записка «Прости» и всё. Сначала я подумал, что она испугалась. Я звонил ей. Потом думал, что отец ее украл и убил, — к сожалению он может. Ему плевать на всех и всё, — Я выпил весь алкоголь, что был в доме, а затем пьяный шатался по улицам Сиены в ее поисках, но вскоре отключился, а проснулся уже дома в Риме. Конец, — кажется на глазах Виктории блестели слёзы, — Наверное, не стоило тебе рассказывать всё это… — Нет-нет, я теперь чуть больше понимаю… — Теперь ты должна мне жизнь за такие откровения, — мы смеемся и резко умолкаем. Зря я это сделал. Об этом не знает никто, кроме отца и матери, еще Торкио, но для него эта история звучала местами по другому и без подробностей. Теперь Де Анжелис входила в круг людей, что унесут этот секрет с собой в гроб. — Как ее звали? — Франческа. — И где она сейчас? — Сейчас не знаю, но триода назад, когда меня попустило, я нашел информацию о ней. Она жила во Франции у лазурного берега с мужем. А вышла она за него через три месяца, после ее пропажи. Три года назад я предложил ей встречу и мы поговорили. Когда я оказался дома, еще после того, как она ушла, отец сказал: «- Я же говорил, что она с тобой только из-за денег». Я с ним не разговаривал, а позже оказалось, что это была правда. Только рука отца там тоже была. Перед тем днем он перечислил ей крупную сумму и сказал, чтобы она оставила меня, иначе он сделает это по-другому. Она сказала, что у нее были чувства, но не такие сильные, а когда я предложил ей выйти за меня она действительно испугалась, ведь не хотела этого. Я вляпался, — улыбаюсь и поворачиваю на нее голову, а в ее глазах стоил поменялось. Не знаю что, но это очень заметно. Де Анжелис тянется рукой к моим волосам и поправляет их за ухо. Черт, именно сейчас это так нежно, что сердце вот вот вылетит из груди. — Ты никому не должна это говорить, — я слишком много сказал. Слишком сильно открылся ей. Да, у нас будет ребенок, мы женаты уже почти год, но… Нет, я жалею о сказанном. Хотя, это показатель для меня самого. Я смог ей довериться. Никому больше. Только ей.