***
Виктория
Спустя два месяца…
Живот пронзила адская боль, хотелось кричать, но я лишь посильнее вцепилась рукой в его предплечье и громко простонала. Ощущения были такими, будто мне ломают кости изнутри, а от боли я была готова потерять сознание. Температура тела сильно повысилась, недавно пролитые слёзы на щеках буквально испарились, но их быстро сменили новые. — Вик? — хриплый, обеспокоенный голос — последнее, что я слышала, прежде чем закрыть глаза и провалится в кромешную темноту.Днем ранее:
***
— Привет! — бросаюсь ей на шею, крепко сжимая ее в объятия со слезами на глазах. Ее нежная рука гладила меня по волосам и спине. Такой родной запах ее цветочного парфюма. — Я скучала, — тихо говорю, шмыгая носом. — Я тоже, зайчонок, — моё сердце замирает, а затем начинает чаще биться, — Кое кто уже большой, — мама улыбается и склоняется к моему животу, — Ты так изменилась за этот год, — сейчас будет еще больше слез. И уже не только моих. Как же давно мы не виделись! А она совсем не изменилась. Такая же улыбка и нежный взгляд серо-голубых глаз, теплые руки, всегда выглаженная одежда, опрятная, но в тоже время строгая. Она всегда была одета роскошно, где бы она не была и куда бы она не шла. Всегда идеальная, мудрая и красивая женщина. Она — прямой пример для подражания. Рядом с отцом она всегда была королевой. Он холил ее, любил, кажется каждой клеточкой, но… Не будем о грустном. Их любовь была настоящей, словно в сказке. Может и поэтом у них трое счастливых детей, а с Марией ни одного. Снова, Виктория… — Может к морю? — киваю несколько раз, словно маленький ребенок. Сейчас начало апреля и погода стремительно налаживалась, поэтому пойти к морю — очень хорошая идея. К тому же мне нужно побольше быть на улице после зимы. — Тут недалеко идти, — всего лишь спустится вниз с небольшой горы, а там пару метров к пляжу. Только проблема в том, что на восьмом месяце уже не просто преодолевать такие дистанции. — Могу вас подкинуть, — с улыбкой молвил Марио и указал на машину.***
Мы вышли из авто, почти у самого берега. Дул прохладный ветерок с солоноватым запахом и кричали чайки. Место умиротворения и любви. На этом берегу Давид впервые увидел нашего малыша на черно-белом фото, после первого узи. На этот пляж выходит вид из окон нашей спальни. Давид частенько ноет о том, что нам нужно «переехать» в его комнату, ведь там есть балкон, а он устал бегать туда-сюда, чтобы покурить, да и сама комната просторнее, но я была против. Мне всё еще было плохо от запаха курева и Дамиано часто страдал от этого. Токсикоз прошел давно, но запах всё еще был неприятным. Иронично, ведь до беременности я и сама курила. Улыбаюсь своим мыслям, вспоминая раздраженное лицо мужа. Замечаю на себе пристальный взгляд серо-голубых глаз матери и теряюсь в собственных мыслях. У нее очень пронзительный, но всегда добрый взгляд, по крайней мере на меня. Правда, даже после ее взгляда я немного перестать думать о Дамиано. Он уехал за своей мамой, что захотела приехать пообщаться с моей, спустя столько лет. Да и я в принципе не против, мы хорошо ладим последние несколько месяцев. Она чем-то похожа на мою мать, поэтому пока всё хорошо, да и она была только рада чаще видеть младшего сына. Она с многим помогала и не наседала на шею с вопросами о поле ребёнка. Все забыли на время о том, что пол ребёнка для них всё еще неизвестен. Но, тому была другая причина. Последнее время отцу нехорошо. Врач выписал ему новые таблетки приказал чаще отдыхать, меньше пить и курить, регулярно питаться, избегать стресса и чаще бывать на свежем воздухе. Отец шутит, что его раньше времени на пенсию отправляют. С ним всё время Мария и Даниэль, а мы и брат с сестрой наведывались к ним через день. Отец говорил, что не стоит, ведь у всех нас своя жизнь, дети, мужья, жены, а с ним всё хорошо. Никто его не слушал. Вчера вечером мы вернулись оттуда и сказали, что больше не сможем, ибо до рождения малышки остались считанные недели и мне самой нужно было больше отдыхать. — Как ты себя чувствуешь? — она берет меня под руку, пока мы неспешно расхаживаем по влажному песку. Еще за нами идут двое человек охраны, теперь без них никуда. Давид хотел приставить еще больше, но я запротестовала. Он стал сильнее контролировать почти каждый мой шаг. Это абсолютно понятно для меня, он и сам говорит, что переживает. — Нормально, но с каждым днем всё ближе к родам, и тем страшнее. Еще к всему этому я набрала уже больше двадцати килограмм и моё тело периодически отекает. — Не переживай, я буду с тобой. Всё пройдет хорошо. О лишнем весе не беспокойся это — норма. Я уверена ты обязательно со всем справишься. Думаю, твой муж будет на родах, — опускаю голову вниз. — Вряд ли. Ты же сама знаешь, не всё так просто. — Ох, милая. Твой отец всегда говорил о важности мафии и угрозах. Но наплевал на все это два раза в жизни. Именно тогда, когда рождались вы, — ее слова вызывают у меня улыбку до самых ушей. Отец любил и любит каждого из нас. И маму любил. Ее любил до смерти. Это проявлялось везде. Это была та любовь, к которой я стремлюсь всю жизнь. В одних из взглядах было столько химии, что, казалось ничто не сможет их разлучить. Но случилось совсем по-другому, — Я знаю Дамиано, еще с пеленок. Он всегда был очень чувственным мальчиком, до того как Даниэль «взялся за его воспитание». Он был как Роза, такой же умный, веселый. Но чем старше он становился, тем реже я видела простую детскую улыбку на его лице. Не знаю какой он сейчас, но надеюсь, что не всё так плохо, — она тихо смеется и снова смотрит на меня, — Когда тебе исполнилось два года он принес тебе маленький букетик ромашек, а ты долго рассматривала их, а потом улыбнулась ему и обняла. — Кажется, это был первый и последний букет, который он дарил мне, — грустно улыбаюсь. — Нужно исправить это, — мама тоже смеется, — Никогда не думала, что вы поженитесь, а про детей… — Не поверишь, но мы тоже об этом не думали.***
Мы зашли в дом, здесь как обычно пахнет свежей едой. Сразу после нас приехал Дамиано с матерью. Они вышли из машины и зашли за нами в дом. Слуги помогли с верхней одеждой. — Здравствуй, Джанет, — говорит Роза обнимая маму с улыбкой на лице. Мы с мужем переглядываемся, тоже не скрывая улыбок. — Привет, — они обнялись, а затем уставились на нас. — Добрый день, — Давид берет ее руку в свою и коротко целует тыльную сторону ее ладони. — Какой галантный! — хихикает мама, улыбаясь Розе. — Может чаю? — спрашивает Марта, что всё время стояла рядом, — есть лимонное печенье и вишневый пирог. — Я бы с радостью выпила чашечку зеленого чая, — улыбается мама, — Еще кто-то будет? — Я бы тоже не отказалась, — они смотрят на нас я вопросом в глазах. Остается только кивнуть. Мы прошли в гостиную и присели на большой мягкий диван. — Ты очень изменился, Дамиано, — начинает моя мама. Он тихо хохочет. — А Вы совсем нет, — мама улыбается, склоняя голову на бок. — Семь лет…- она задумалась, рассматривая то меня, то мужа, — Вы счастливы, — ох уж эта улыбка.***
Мы разместились за столиком в деревянной беседке, вокруг которой были высажены идеально подстриженные туи и кусты пионов, что будут цвести через каких-то два месяца и весь сад будет утопать в их запахе. Вид с беседки открывался на берег моря у которого мы гуляли полчаса назад. Здесь всегда было уютно, а вид вдали завораживал. Каждый раз, когда я сюда прихожу моя душа утопает в спокойствии, как и на берегу моря. Конечно лучше всего тут летом, когда всюду неимоверная жара, а весной, потому что цветут деревья и некоторые цветы. Всё это составляло такую красивую картину. Но это никак не сравнится с той атмосферой, что творится сейчас. Запах чая, свежего печенья с лимонной цедрой и слоеного пирога с вишней. Красивая расписная посуда, ухоженный сад и самое главное — смех и душевные разговоры. Ни единого давления. Ни единого кривого слова. Ни единой насмешки. Только спокойствие и соединение с семьей. Хотелось вечно наблюдать за разговорами и воспоминаниями мамы и Розы. Словно они все эти года тесно общались и были лучшими подругами. Мама ни разу не упомянула отца, да и в принципе никто из них не упоминался. Они говорили о всём. О природе, о маминой работе, о нашем доме, о поездках, об отдыхе. Абсолютно обо всём. Мы с мужем практически не говорили, мы молча слушали их, иногда вставляя пару слов. Укладываю голову на плечо мужа, он смотрит на меня и кладет руку на моё колено, медленно переводя вверх на бедро. Единственное, что мне не очень нравится это то, что мама вспомнила о той ситуации из детства, когда Давид подарил мне букетик. Сам главный герой истории лишь тихо посмеялся и сильнее сжал моё колено. Мама говорила это с легким укором в сторону Дамиано. А вдруг что-то изменится? Поднимаю на него голову, рассматривая профиль его лица. Это уже привычка какая-то, Виктория. Но, что поделаешь. Во мне что-то изменилось, да и в нём тоже. Кажется, теперь я повторяю это себе каждый день.***
Сидеть до вечера мы не стали. Посидев еще час в беседке мы вернулись в дом, но сидели недолго. Розу домой отвез Марио, а прислуга провела маму в ее комнату. — Спокойной ночи, — обнимаю ее в ответ, а затем покидаю ее комнату. Возвращаюсь в нашу с Давидом спальню. Он уже лежал в кровати с мокрыми волосами. Ложусь рядом, обнимая его за шею. Редко так делаю, но сегодня так захотелось. От него пахнет… моим гелем для душа? Что? — Ты помылся моим гелем для душа? — он поворачивается ко мне с легкой улыбкой на губах. — Чуть-чуть, — улыбаюсь, поглаживая пальцами его мокрые волосы. — Я завтра уеду к Итану с утра. — Зачем? — Отдам ему пару бумажек и вернусь, — опускаю глаза. Снова это всё. Ладно, тут ничего такого, просто, до родов осталось совсем ничего, хотелось бы, чтобы он был рядом…- Спокойной ночи, малышка, — коротко целует в лоб и выключает светильник.***
Утро начинается с солнца, что безжалостно светило в глаза. Кое как сползаю с кровати, ибо сейчас это как никогда тяжело. Беру блокнот в руки, помечая сегодняшнюю дату. Пока ничего писать не буду, еще не знаю, что туда писать, но думаю вечером там обязательно что-то будет. Пусть не стих, а текст или рисунок. Иду в уборную, чтобы привести себя в порядок. Умываюсь, чищу зубы. На часах уже почти двенадцать, а мужа я не наблюдаю. Правда мало ли. Я же даже не знаю когда он уехал, поэтому рано волноваться. Смачиваю руки прохладной водой и прикладываю их к лицу. Оно слегка отекшее, как и остальное тело, черт… Я выгляжу ужасно, не так как раньше… Нет, всё, Виктория! Спокойно! Это всё временно! Выхожу из ванной и слышу голос матери с первого этажа. Она о чем-то разговаривала с Беллой. Вдруг на мой телефон поступил звонок. Мария. Чтобы она звонила мне?<i>— Ало.
— Привет, Вик, — ее голос дрожал и был явно взволнован, — Ты дома?— Да. А что такое? — она шмыгнула носом по ту сторону звонка.
— Твой отец умер…</i> В моей голове слышится глухой писк и абсолютная пустота. Ее слова еще десятки раз отголосками раздаются в моей черепной коробке отталкиваясь от одной стенки к другой, звук казалось ставал громче и росла паника. Нет, нет, нет…. Это всё неправда! Нет! Это глупая шутка! Нет! Нет, Виктория, это правда… Резко кидает в жар, а затем также в холод, ноги и руки, кажется, немеют. Нет! Я не верю! Этого не должно было случиться! — У него случился еще один сердечный приступ, — сбрасываю звонок. Слёзы градом стекают с моих щек, я не хочу верить в это. Это всё — плохой сон! Не правда! Нет! Но… Стоп… Где Давид? Его нет дома. Всё еще нет. И с утра он уехал. Нет, Вик, нет. Не думай об этом! Но… Черт. Неужели он сделал это? Слёзы еще большей силой стекают с моих щек. Ему ведь это очень выгодно. Мафия, полный контроль… пол ребёнка. Всё это ему на руку. Всё было только ради этого? Ни единого признания в любви. Ничего. Эта свадьба… ребенок, слова отца о наследнике. Он просто трус! Всё решает лишь кровью! Только деньги и ничего больше… Вытираю слёзы рукавами рубашки и иду в его кабинет. Черт, ключ! А нет, всё открыто… словно для меня. Судорожно перебираю каждый ящик, я даже не знаю что я ищу. Просто вытаскиваю каждую бумагу, каждую папку в слезах. Господи, что я творю?! А, что он творит?! Если все мои догадки — правда? Пистолет… Моя рука задерживается над ним, а затем слышу шорох и знакомый голос, такой радостный… хватаю пистолет в руки, проверяя заряжен он или нет, на удивление заряжен… Вик, это ужасно! Не делай этого! И вот он. Дамиано появляется в дверном проеме с полнейшим шоком на лице. Выглаженные рубашка и штаны, начищенные ботинки. Все как всегда, но в правой руке букет из ромашек. Как символично! Поднимаю руки, направляя холодное дуло на него. — Вик? — о, этот холодный голос, — Что произошло? — Неужели ты не знаешь? — слезы всё еще текут по моим щекам и шее. — Я повторю: «Что произошло?». — Я ненавижу тебя! Ненавижу! — кричу ему в лицо, всё еще держа прицел пистолета на нём, пока по моим щекам стекают горячие слёзы. Он испортил мою жизнь, жизнь своего ребёнка, — Ты ужасный человек! — рана внутри меня истекала кровью, было больно и противно, лишь от его вида, — Ты убил его! Ты убил моего отца! — он медленно подходит ко мне, — Не подходи! Я пристрелю тебя! — Я не делал этого. — Тебе выгодна его смерть, не так ли? Контроль над мафией, еще больше денег? — Я не делал этого. Опусти пистолет, тебе нельзя волноваться, — Дамиано продолжал наступать вперед. Мои ноги дрожали. Как же больно! — Тогда где ты был? — У Итана, — дуло пистолета уперлось ему в грудь, глаза были холодными, но в тоже время полные какого-то отчаяния. — Врешь. Ты врешь! — Я этого не делал. — Заткнись! Заткнись, иначе я выстрелю! — Я бы в жизни этого не сделал, Виктория. Я люблю тебя. — Нет… нет, — ноги совсем не стоят. Его слова… Правда? Или очередной бред? — Я люблю тебя, Виктория Де Анжелис, — его рука обхватывает пистолет и отбрасывает его в сторону разбросанных бумаг. Притягивает меня к себе и крепко обнимает, а я начинаю истошно рыдать ему в грудь. — Что у вас происходит? — пришла мама. Давид аккуратно гладит меня по голове, не отпуская. Какая я глупая! Подумала на него… Живот пронзила адская боль, хотелось кричать, но я лишь посильнее вцепилась рукой в его предплечье и громко простонала. Ощущения были такими, будто мне ломают кости изнутри, а от боли я была готова потерять сознание. Температура тела сильно повысилась, недавно пролитые слёзы на щеках буквально испарились, но их быстро сменили новые. — Ви? — хриплый, обеспокоенный голос — последнее, что я слышала, прежде чем закрыть глаза и провалится в кромешную темноту.