***
Дамиано
На меня смотрели огромные серые глазки с нескрываемым интересом. Летиция тянет ручку к моей, что лежала на краю люльки. Протягиваю ей палец и она обхватывает его своими маленькими, прохладными пальчиками. Неужели замерзла? На ней было белое боди и шапочка, еще и одеяло сверху. Поправляю малюсенькое одеяло этой принцессы. Какая же она крохотная. Ей всего от силы день, но она уже похожа на свою маму, что мирно спала в своей временной кровати, такая же любопытная и красивая. Всё время вертелась на спине, пытаясь рассмотреть окружающий мир, но удавалось только меня и она была не против. Уже целый час она не смыкала глаз и рассматривала меня, дергая ручками и ножками. Провожу пальцами по ее щечке, улыбаясь ей, Лети снова тянется тянется ручками ко мне, дергая ногами. У нее были кругленькие щечки, вздернутый носик и, конечно же, большие серые глазки с голубыми вкраплениями. Похожа на свою мать. На улице уже восемь часов вечера. Виктория весь день спала и просыпалась для того, чтобы покормить малышку и поесть самой. Как раз сейчас и поджимает время кормления. Но пока не зашла медсестра и не заплакала Лети — она может спать. Она столько пережила, я даже не могу представить на сколько ей было тяжело и как будет. Но мы обязательно со всем справимся, иначе не может быть. — Может поспишь немного? Ты весь день так сидишь, — в палату вернулась синьора Джанет. Она останавливает взор на дочери, а затем переводит его на внучку, что изучала потолок своими большими глазами, — Сутки без сна — очень плохо для нервной системы, — она улыбается и подходит ближе, здоровается с Летицией, а та не отпуская мой палец тянет к ней вторую руку, — Жаль, что Алессандро не увидит такую красавицу, — сердце пропускает удар. Хорошо, что Виктория этого не слышит. Джанет аккуратно будит Викторию, та недовольно мычит, но все же просыпается, потирая глаза, ее мама берет на руки Летицию от чего малышка недовольно хнычет, но увидев Вик сразу умолкает. Встаю со своего места и выхожу из палаты, нужно пойти покурить.***
На территории запрещено курить, но мне ничего не остается, кроме того, как нарушать установленные правила. Тихо поднимаюсь на самый верхний этаж и выхожу на небольшой балкончик. Жаль, что у охраны тихо ходить плохо получается. Идеальное место для убийства кого угодно. Ты один и тебя видно со всех сторон. Никакая охрана не спасет от пули снайпера, что может прятаться меж тех кустов и кипарисов напротив. Или в одним из соседних домов, неважно внутри или на крыше. Что может быть хуже заказного убийства? Полиция. Эти ребята могут залететь на огонек в любую секунду. Скорее без лишнего шума, ведь это роддом, да и на кой черт создавать шум вокруг трупа с сигаретой меж губ и сотней душ на руках? Рассматриваю свою руку, где остались мелкие ранки на костяшках, что почти стянулись. Синяки, оставленные руками отца, тоже почти прошли. От одного воспоминания по коже шли мурашки. «… День с самого его начала был хуевым. Каждая новость делила сердце на части, а злости не было предела. — Привет, Дамиа. Ты чего тут так рано? — чуть не врезаюсь в собственную мать в проходе родного дома. — По делу к отцу, — при ней я пытался сделать максимально спокойный вид, но от злости всё еще сводило челюсти. — Скажешь ему, что я уехала в город? — Конечно. — Спасибо, милый, — она целует меня в щеку, но вдруг мы слышим тяжелые шаги сверху. Отец. — Сынок! — улыбается подонок. Новый костюм, туфли. Что за праздник? — Даниэль, я уехала, — мама обнимает его и выбегает из дома. — Пойдем, — коротко кидает мне и продолжая улыбаться ведет меня наверх в свой кабинет. Руки сжимались в кулаки, а скулы всё еще неприятно сводило. На его столе стояла новая бутылка коньяка и кусочек торта, по всей видимости сделанный руками матери. Как только он закрывает за нами дверь я сжимаю руками его белоснежную рубаху и прижимаю его спиной к стене. — Что, блядь, происходит? И что ты празднуешь? Прошло всего два дня! — он улыбается еще шире и поднимает руки вверх. — Успокойся, Дамиано. Отпусти меня и мы нормально обсудим то, что тебя там тревожит, — что меня тревожит?! Что он, блядь, несет?! Он точно не в себе, — Присаживайся, — отпускаю воротник его рубашки и сажусь на указанное им место. Тот вальяжно проходит к своему месту, берет стакан с коньяком и отпивает глоток. — Не ты ли это случайно всадил пулю в грудь отцу моей жены, по совместительству твоего лучшего друга и партнера? — он задумался, опустив глаза в стол. — Нет, — он так и не сел в свое кресло и продолжил стоять с стаканом в руке. — Лжешь, — медленно подходит ко мне и оставляет пойло на столе. — Даже если так, с чего ты взял и как узнал? — стоял предо мной с надменным взглядом, возвышаясь надо мной. — Слуги слышали выстрел, после того, как ты зашел к нему в кабинет. — И ты веришь этим напуганным овцам? Или я чего не знаю о тебе? — Ты ничего обо мне не знаешь, — отец заливается громким хохотом, но затем резко становится серьезным. — В этом ты ошибаешься, мальчик мой, — меня сейчас стошнит от его «мальчик мой», как же гадко, — Лучше бы следил за тем, что творится у тебя на глазах, нежели за другими. — К чему ты клонишь, — невзначай махает рукой. — Что я праздную? Свое становление главным мафиози почти во всей Италии, — улыбается и снова делает глоток алкоголя. Конечно, еще бы он был в настроении, впервые в моей сознательной жизни. — Алессандро завещал это дело мне. С чего ты взял, что все твое? — А ты с чего взял? Вспомни условия. Кстати, долго ты еще будешь скрывать то, что твоя ненаглядная вынашивает девчонку? — сжимаю кулаки посильнее, — Будешь скрывать это пока ей не стукнет три или пятнадцать? Наряжать ее в мужскую одежду? Или ты думал я не узнаю? — усмехается, — Ты же прилежный мальчик, Дамиано? Будешь следовать всем заповедям Алессандро. А как твоя жена? Отлеживается в больнице и рыдает от одиночества? — вскакиваю с места и снова хватаю его, но теперь за ворот пиджака. Как можно быть настолько безразличным? — Что ты себе позволяешь?! Убил человека из своей выгоды и насмехаешься над всеми, возомнив из себя божеством? Ты убил собственного друга, чтобы занять его место? Насмехаешься над его дочерью?! Из-за тебя у нее и ребёнка могут быть проблемы со здоровьем! Ты чертов уебок, — я плевался словами в отца чувствуя лишь ненависть к нему. Он ужасен. Отец резко толкает меня в грудь, сжимая руку на моем горле и быстрым шагом толкает к противоположной стене. Ударяюсь головой о стену и в последний раз хватаю воздух ртом, ведь его пальцы всё сильнее сжимали горло. — Неужели тебе снова любовь глаза затмила? Я всю жизнь хотел, чтобы ты стал достойным наследником. Я делал всё, чтобы ты был ближе к Алессандро и тот увидел мои старания. И знаешь, это произошло, — хватаюсь за его руку, пытаясь ослабить хватку, чтобы набрать хоть каплю воздуха в легкие. На шее останутся синяки его грязных рук, хочется блевать от этого. Наши силы были равными, но из-за недостатка воздуха было сложно сконцентрироваться, — Слушай сюда. В нашем роду рождались мужчины, что трудились за то, чтобы ты жил и срал в золоте, ни в чем себе не отказывал, именно благодаря мне у тебя есть все. Или наследник… — Этого не будет, — хриплю я, снова хватая губами воздух,- Если бы не Алессандро - ты бы и дальше работал чернорабочим… — Думай. Иначе ты не получишь ни евро, а жизнь твоя превратиться в Ад. И я сделаю всё, чтобы эта шлюха не родила твое отродье. — Она не шлюха! — глотаю слёзы, что собирались в горле. Сильнее давлю на его руку и наконец тот разжимает пальцы и я со всей силы ударяю его по лицу, затем в грудь и получаю в ответ, но отец теряет равновесие и падает на пол. Я не позволю ему называть мою жену - «шлюхой», а дочь - «отродьем». Это единственный смысл моей жизни. Всё, что я хочу это размазать его жалкое лицо об паркет, он не заслужил другого. Удар за ударом. Его губа треснула, на щеках видны красные следы, а из его носа струится кровь. Вскакиваю на ноги, подходя к сейфу в стене. Набираю код и достаю оттуда пистолет, направляя на него. В голове кричали голоса и все разные. Кто-то о его помиловании, а кто-то за его смерть, ведь только этого он заслуживает. Придерживают его к полу ногой, давя ботинком на его грудь. — Давай же, убей меня. Ты такой же как я, — приставляю дуло к его голове и взвожу курок от чего раздается щекочущий нервы щелчок. — Я не позволю называть свою жену — «шлюхой», а дочь — «отродьем». У Виктории могут еще больше возникнуть проблемы со здоровьем, как физически, так и психически, она не будет мучится вновь из-за твоих хотелок. И еще, если ты хоть пальцем коснешься моей жены или, не дай бог, дочери, — спускаю курок в сантиметре от его головы. Пуля врезается в паркет, теперь останется там на память, — Эта пуля окажется у тебя в голове, — бросаю пистолет над его головой и выхожу из кабинета, пытаясь поскорее выбежать из этого места, что когда-то было моим домом, где царила любовь и счастье с привкусом денег, крови, слез и боли…» Именно поэтому пуля снайпера окажется быстрее. От воспоминаний горло сдавил ком, а голова стала ватной. Я потерял двух важных людей в своей жизни, один из них это родной отец, но его мне совсем не жаль. Тот, кто сразу поддержал меня это Итан. Да, каким бы он не был, но он за последнее время спасал мою задницу. Не то чтобы я рыдал ему в плечо, но с его компанией было приятнее лечить раны и синяки. Он сказал, что его отец, что живет в Неаполе и заправляет своей небольшой группировкой и успешно продает наркотики по всей центральной Италии, может помочь если возникнут трудности. Он не сказал о какой именно помощи, хотя это зависит от трудностей, что могут возникнуть. Это не так важно. Я потерял двух близких людей, но получил одну маленькую принцессу, что стала смыслом моей жизни, стала лучшей частью меня и жены. Словно она ангел с небес, что искупит все содеянные грехи, но из столько, что сил не хватит на всё это. Виктория… видимо, такой же ангел. Главное, чтобы не обожгли крылья, пока будут спасать падшего из горящего Ада. Отдаю сигарету охраннику, чтобы тот затушил окурок и оставил его в коробочке, дабы не оставлять лишних следов. Спускаемся на третий этаж по пожарной лестнице. Тихонько захожу в палату с тусклым желтым светом. Летиция лежала в своей люльке и мирно спала. Встречаюсь взглядом с голубыми глазами, что были полные счастья и усталости. Передвигаю кресло к кровати и сажусь рядом с ней. Она довольно улыбается и поворачивает голову в мою сторону. — Ты как? — беру ее руку в свою и касаюсь губами ее костяшек. — У меня всё болит, Дамиано, — ее голос был хриплым и сонным, но говорила она это с улыбкой и легким смешком, — Это так ужасно. Мне даже встать тяжело, — я продолжал молчать и слушать ее, глядя в глаза, — Как же это было адски больно, ты себе не представляешь, — она снова смеется, поглаживая мою щеку, — Она так похожа на тебя. Маленькая копия. — Нет, на тебя. Все, кроме волос, — Вик коротко хихикает и сильнее кутается в одеяло. — Хочу домой. — Поедем, обязательно. Еще немного. — Врач не говорила сколько мне еще тут валятся? — отрицательно качаю головой, а она грустно опускает глаза. — Ты очень красивая. — Расщедрился на комплементы, Давид? — вновь смеется и гладит пальцами мою щеку. — Мг, — целую ее пальцы. — Ну всё, всё, — забирает руку и прячет ее под одеяло, — Я буду снова спать, Дамиано. — Конечно, — целую ее в лоб, — люблю тебя, — не лицо застывает в немом шоке от чего мне становится смешно. — Мне же не послышалось? — Смотря что ты имеешь в виду, — ехидно улыбаюсь. — Твою последнюю фразу. — Какую? — Я люблю тебя. — И я тебя, — Виктория улыбается и закрывает глаза, всё еще поглядывая на меня, — спи, — бросаю взгляд на дочь, что тоже сладко спала в теплом костюмчике, шапке и одеяле. А я все еще не хочу спать. Начинаются вторые сутки, как я не сплю. Но нужно поспать хотя бы час, ведь совсем скоро у меня вряд ли будет такая возможность. Нужно научится заплетать косички…