Сборник пописулек по «Илье»

Чайльд не успевает толком сообразить, когда его настойчиво прижимают к стене, отрезая все пути отступления. Тарталья не успевает закрыться, отодвинуться, сделать хоть что-нибудь в свою защиту, когда чужие губы припадают к его тонкой шее. Аякс даёт слабину, а вместе с ней и хлёсткую пощёчину самому себе, когда чужое горячее дыхание обжигает кожу. *** Эти случаи повторяются из раза в раз с завидной частотой. Частотой, которая не стремится унять обороты. Его зажимают, стоит только посетить лабораторию по срочному делу. Зажимают в Главном зале после собрания Предвестников. Не дают прохода даже у дверей собственных покоев. Аякса бьёт под дых противоречивость его чувств и ощущений. Умом он вообще не понимает помыслов Дотторе с его новыми играми, правила которых знает только сам учёный. А сердцу и телу как сказать, что нужно собраться, вдарить в челюсть наглецу, а не охать и вздыхать под ласками чужого языка?! *** Очередная засада не заставляет себя ждать. Однако терпение Чайльда обратно пропорционально истекает с каждым таким разом. — Дотторе, объяснись, — тон Тартальи подобен стали — от него редко такое услышишь, — что за чертовщину ты творишь? — Ты мне интересен, — Доктор — каков подлец! — растягивает губы в небольшой ухмылке. — А я не привык себе отказывать. Чайльд задыхается от возмущения. Он скачет своими невозможными голубыми глазами по лицу Предвестника, скрытого за маской. Дотторе подмечает, что в гневе у его мальчика лазурь радужки течёт тёмным нефритом. Занятно... — Ты меня слышишь вообще?! Я не те подопытные, что валяются у тебя на койках! Неужели ты так соскучился по объяснительным в кабинете Пульчинеллы? Я тебе это устрою, можешь не благодарить! Аякс срывается то на крик, то на громкий шёпот на грани шипения. Рядовые солдаты спешат убраться поскорее. Не хочется попасться под горячую руку Тартальи... Тем более Дотторе. Гневную тираду затыкают языком. Взметнувшиеся руки Чайльда так и замирают в воздухе. Он стоит в оцеплении, глазами по пять копеек смотря на коллегу. Этот... Мерзавец! Его первый поцелуй! — Сволочь, — ручит Чайльд, в отместку кусая Доктора за губу. Как же хочется приручить этого лисёнка... Ничего, Зандик соберёт последние крупицы терпения для достижения цели. И как же он так долго не замечал такого чудесного испытуемого? За такое продолжительное время учёный весьма заинтересован.