О звездах и монстрах

Конец игры — это начало игры.

-Джо, у нас проблема, — мама отозвала меня в сторонку, на ее красивом лице застыла тревога. Мы уже вторые сутки стояли на месте из-за болезни папы и Розы, разбив лагерь недалеко от Атланты. — Джону становится хуже, детка. Я взглянула на палатку, служащую нам лазаретом, и грудь стянуло. Вязкое предчувствие, что папа может не выкарабкаться, дробило череп мощным приступом мигрени. Я зажмурилась, сосредоточившись на движениях рядом. Мама тяжело вздохнула, прислонившись к дереву, ее рука автоматически хлопнула по пустому карману в поисках сигарет. Я узнала этот взгляд — брови сошлись на переносице, между ними пролегла глубокая складка, синие глаза потемнели и влажно блестели от непролитых слез. Она словно пыталась принять решение и никак не могла определиться с выбором, направлением, и думала, думала, барабаня пальцами по бедру. Провела рукой по коротким темным волосам и с тоской взглянула в сторону курящего Джима. -Ма, — позвала я, ловя ее отстраненный взгляд. — Пневмония? Она кивнула, и я рвано выдохнула, чувствуя как горло сковал спазм. Дело — дрянь. Группу недавно скосил грипп, большинство выкарабкались быстро, но папе за пятьдесят и у него всегда были проблемы с давлением. Как мама планирует вытащить его с того света посреди этой чертовой глуши? Эйдан только вчера говорил, что запасы медикаментов стремительно тают. -Он слишком ослаб от дороги, да и возраст не тот. И он заебался, Джинни. Ты же знаешь своего отца, — мама устало, но ласково улыбнулась. — Я боюсь, что Джон попросту опустит руки. Все это, — она махнула рукой, — жизнь в дороге, в постоянной опасности, добивают его. — Не опустит, — жестко рыкнула я. — Он не посмеет. Мама подняла голову, будто отыскивая в моих глазах что-то, и вдруг с нежностью провела тыльной стороной ладони по моей щеке. -Ты сама в порядке, рысенок? — понизив голос спросила она, и я фыркнула от старого детского прозвища. — Приступы? — Все нормально, ма, — я отмахнулась, не желая углубляться в свое состояние. Мне самой не хотелось об этом думать. — Я в порядке. Не начинай. Мама нахмурилась, пристально вглядываясь в мое лицо, и я уже начинала раздражаться, предвкушая лекцию о важности выражения эмоций, но она отступила, подняв руки. -Хорошо, детка, в порядке так в порядке. Брайан не вернулся? — спросила она и цокнула языком на мой отрицательный ответ. Сутки назад я поручила команде разведки отправиться вперед, проверить обстановку в Атланте. Мне не одной казалось, что никакой карантинной зоны нет, по лагерю перекатывались вялые пересуды, но я не могла отбирать надежду у остальных без доказательств. Из палатки послышался надсадный кашель, и мама вздрогнула, на мгновение ее лицо болезненно исказилось. Мне захотелось дотронуться до нее, заверить, что она делает все, что в ее силах, но я спрятала руку за спиной. Я знала маму, ее самокритика безгранична — ей всегда недостаточно усилий, недостаточно знаний, недостаточно времени, решения принимаются слишком долго и виноватой считает она только себя. Любая попытка подбодрить рискует превратиться в отстраненность и злое «не надо». — Он выживет? — тихо спросила я, разглядывая свои потертые тактические ботинки, до ужаса боясь услышать ответ. Я ощущала себя беспомощным ребенком, трясущимся от страха за своего родителя. Мама пожевала губами, нервно кусая щеку изнутри. Она всегда так делала, находясь в крайне расстроенных чувствах. — Если у меня будут антибиотики, жаропонижающие и кислородные баллоны, я постараюсь его вытащить, Джин. Но мы посреди глуши, больниц больше нет, ни хуя больше нет, блядь. Мама с отчаянием запустила пальцы в волосы, с силой зачесывая их назад и сцепляя руки на затылке. -Прости, детка, я не хотела срываться, — выдохнула она, вновь косясь в сторону Джима. Надо будет достать ей сигарету, пока ее не сорвало окончательно. — Ма, — я не обратила внимание на ее слова, — мы стоим на месте слишком долго, это становится опасно. Мама выгнула бровь, ее лицо окаменело. Она повернулась ко мне всем телом, и меня тут же обдало жаром от исходившей от нее ярости. -Я его здесь не оставлю, Джорджина, — рыкнула она, синие глаза метали молнии, — если ты решишь его бросить, я останусь с ним. — Господи, мама, ты в своем уме? — рявкнула я, моментально распаляясь. Эта женщина сведет меня в могилу. — Не будь такой драматичной, никого я, блядь, не оставлю! Мы стояли друг напротив друга, на нашу перепалку уже посматривали шебуршащие по своим делам члены группы. Эйдан высунул лохматую макушку из палатки папы, хмурясь, готовый ринуться к нам с миротворческой миссией. Я смущенно оглянулась по сторонам и глубоко вдохнула, сдерживая рвущиеся из глотки ругательства. Никто не мог подпалить мою жопу в миллисекунды так, как мама. — Иди сюда, — бросила я ей, направляясь к туристическому столику у палатки отца и раскладывая на нем карту округа. Эйдан шагнул к нам, обезоруживающе улыбаясь так, как умел лишь он, и мама мгновенно расслабилась. Манипулятор мелкий. Мне с моим оскалом Осла из «Шрека» никогда так не везло. -А че перестали-то? — захохмил он, и я щелкнула его по носу. Брат ловко увернулся, показав мне средний палец. — Тут скучно пиздец, ваша грызня хоть какое-то развлечение. -Следи за языком, — строго сказала мама, щелкнув его уже по лбу, и Эйд зашипел что-то про злобных горгулий, оскорбленно ретировавшись к Летиции. -Смотри, — я подозвала маму к карте и ткнула пальцем в нарисованный маркером черный крест. — Мы вот здесь. А тут, — провела ногтем до нужного пункта, — Литония. Сюда мы еще не ходили, Брайан как-то говорил, что видел стадо дохляков в окрестностях городка. Но там может быть больница или, на крайний случай, ветеринарка. Я возьму Джима и Эстер, мы сходим и проверим, вдруг что-нибудь осталось. Идти примерно пару часов в одну сторону. Составь список нужных препаратов, дальше я разберусь. Мама волком посмотрела на меня, морщина между бровей пролегла отчетливее, уголки рта опустились и я поняла, что предстоит новый раунд споров. -Джина, это слишком опасно. Стадо этих оживших тварей и вы трое? Я закатила глаза, наблюдая за лениво плывущему по небу облаку и искренне завидуя ему. Это чертово облако могло лететь куда угодно и не думать ни о чем. Виски пульсировали все сильнее, и я сглотнула вязкую слюну. -Мам, мне тридцать два года, я десять лет проработала в ФБР и за этот месяц поднабралась опыта как справляться с дохляками. Со мной все будет в порядке, — проворчала я, сунув руки в карманы куртки. — И выбора у нас нет. Я оглянулась по сторонам и понизила голос. -Люди уже начинают возмущаться. Кто-то вякал, что мы не можем ради двоих рисковать остальными. Что ты предлагаешь делать? Насильно удерживать всех? Или перестрелять недовольных? Мама вздрогнула, тяжело вздохнула, сжав переносицу, и закрыла глаза. -Я должна выбирать между своей дочерью и мужем? — прошипела она, и я едва сдержалась, чтобы не заорать. — Женщина, — устало всплеснула руками я, — я не спрашиваю разрешения. Я озвучиваю план. От тебя не требуется делать выбор, только напиши мне сраный список! Мама как-то зло хмыкнула, сложила руки на груди, окатив меня ледяным взглядом. Я видела ее борьбу с собой, и мой пыл внезапно поутих. Я не была матерью, и лишь отдаленно могла представить, каково ей сейчас — ее муж умирал, а ее ребенок рвался в ебически опасную вылазку, чтобы спасти папу. Я все же поддалась порыву и накрыла ее ладонь своей, пытаясь вложить в этот жест всё невысказанное. Мы иногда делали так, неспособные вербализовать то, что чувствуем, словами. «Я люблю тебя» — означало крепко стиснутое плечо. «Я тебя тоже» — означал кивок и полуулыбка. Мама погладила меня большим пальцем по костяшкам и побеждено вздохнула. -Ладно, детка. Я напишу список. Только Джинни, умоляю, будь осторожна. Я же знаю тебя. Не рискуй понапрасну, хорошо? Я молча кивнула, сжав ее плечо, и она сделала то же самое, встречая мой решительный взгляд. Затем развернулась и ушла в лазарет. Я посмотрела на карту. Литония недалеко, но в маршрут она не входила, разведчиков туда я не отправляла и не знаю, насколько ситуация с нежитью опасна. Если Брайан был прав и дохлое стадо действительно маршировало в городок, риск летальной неудачи удваивался. Боеприпасов на всю группу оставалось мало — в моем глоке было около шести пуль, в джимовом дробовике патронов тоже негусто, мамин револьвер вообще изжил себя в первые недели и был бесполезен. Я пыталась заставить Эстер забрать его и поискать патроны, но та упорно воротила нос от огнестрела и орудовала своими любимыми кинжалами. Только против толпы жадных до человечины мертвецов ее ножики бесполезны. Я в душе не ебала, где именно находится больница, карты города у меня не было, и я остро осознала, как соскучилась по навигаторам и интернету. До меня вновь долетел надсадный кашель папы, и я поморщилась. Вдруг, он не выживет, даже если мы найдем нужные медикаменты? Если откинуть эмоции и взглянуть на ситуацию как человек, ответственный за жизни других — я рискую людьми. Но как я могу не попытаться? Это же мой отец. Я осмотрела лагерь — Летиция и Эйдан шушукались у импровизированной кухни, к ноге Летти жался Бобби Хоторн и осторожно гладил по голове восторженную Бинди. Малыш так и не заговорил после пережитого на шоссе ужаса и редко играл с остальными детьми. Эммет в шутку пугал остальную детвору самодельным протезом с кривым крюком из проволоки, громогласно требуя выдать ему Питера Пена, и едва сдерживал улыбку от звонкого детского хохота. Джим насвистывал какую-то мелодию, сидя под деревом и любовно натирая дробовик, не обращая внимание на щебечущую рядом Эстер. Лагерь дышал жизнью в этом тухлом океане говна, в который превратилась наша жизнь. Смогу ли я рискнуть всем ради папы? «Сможешь», — шепнул мерзкий голосок, от которого кровь стыла в жилах. «Еще как сможешь. Пожертвуешь каждым ради них». Я взглянула на брата с сестрой, обернулась на палатку, где задыхался отец в руках отчаявшейся мамы. Неужели я стала настолько жестокой всего за два месяца? Или всегда была такой, скрывая истинную сущность за социальными нормами и прочей шелухой? Или меня настолько сильно сломала работа? Как там было у Ницще? Если долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя? Мой блядский цирк и мои блядские обезьяны. Я отогнала мрачные мысли и направилась к Джиму и Эстер. Еще есть время до возвращения Брайана с новостями из Атланты, плюс нам все равно нужно пополнить запасы. Если будем идти без привалов, то доберемся до Литонии за час. -Джим, Эстер, есть дело, — с ходу начала я. Эстер вздрогнула, поднимая на меня свои огромные карие глаза, и вопросительно вскинула бровь. -И тебе привет, Джо, — хмыкнула девушка, сунув кинжал в чехол на поясе. Джим отложил дробовик, приветственно кивнул и все так же молча приготовился меня слушать. Золото, а не человек — минимум слов, максимум действий. — Нам нужно сгонять в Литонию, найти лекарства для папы и Розы. Им совсем плохо. Я приплела еще и Розу, чтобы у ребят не возникало слишком много вопросов. Эстер итак постоянно ныла про излишние риски долгого пребывания на открытом месте и бесила меня до белого каления, хоть и была права. Я бы вообще перестала брать ее на вылазки, но у девчонки обнаружился невероятный талант к холодному оружию и уничтожению дохляков. Она была поджарой, юркой и быстрой, а значит крайне ценной в ситуациях, где самое главное — двигаться бесшумно. Да и сама Эстер это понимала, вот и тявкала налево и направо. -Это тот город, про который говорил Брайан? — уточнила Эстер, вытягивая длинные ноги и хмуро смотря на меня снизу вверх. — Куда стадо дохляков мигрировало? Я подавила раздражение от ее тона. Эстер явно втюрилась в Джима и ревностно относилась к нашему с ним молчаливому тандему, одно мое нахождение рядом с Новаком ее напрягало. Вот и сейчас она бросала быстрые тоскливые взгляды на него, которые сменялись досадой каждый раз, как ей приходилось общаться со мной. Странная женщина — вокруг цивилизация рухнула, люди дохли как мухи и возвращались плотоядными монстрами, а она ромком разыгрывает. — Да, — коротко ответила я, не обращая внимания на фырканье и ее недовольную физиономию. — Джо, мы же ни хрена не знаем, что там происходит, — начала втолковывать мне Эстер, стреляя глазами в Джима, словно ища поддержки. «Иисус, Мария, Иосиф», — взвыла я про себя. Она слушала только его, ни в хуй не ставя меня как лидера группы. Очаровательно. -Когда выдвигаемся? — пробасил Джим, и я едва его не расцеловала. Лучшая черта его характера — задавать минимум вопросов и сразу переходить к делу. Эстер поморщилась, но замолчала, вернувшись к разглядыванию накрашенных ногтей. Нет, я все же не понимаю, как работает ее мозг — мир в жопе, а она упорно раз в пару дней делает маникюр, постоянно пополняя запасы лака в вылазках. Или это ее способ справляться со стрессом? Я отбросила мысли об Эстер и сосредоточилась на Джиме. -Мама должна написать нам список всего необходимого. До Литонии идти пару часов, но без привалов доберемся где-то за час. Выходим через тридцать минут, поешьте и соберите все необходимое, — проинструктировала я. -Эй, Джо, — позвал Джим, когда я уже собиралась уходить. Я остановилась, вопросительно склонив голову. — Как думаешь, они найдут что-нибудь в Атланте? Я нервно провела языком по зубам. Джим наивным не был и сам прекрасно все понимал, но, как и все, старался не терять надежду. -Я не знаю, Джим, — призналась я, смотря ему прямо в глаза. — Но очень этого хочу. Джим кивнул и вернулся к полировке оружия, Эстер со вздохом ушла упаковывать рюкзак, а я вернулась в палатку отца, с болью смотря на его осунувшееся и заросшее рыжеватой щетиной лицо. Мне хотелось сказать Джиму что-то больше, чем «я не знаю». Хотелось самой быть уверенной, что проделанный путь не бесцельный, что в Атланте действительно есть безопасные зоны. Хотелось спасти папу. Защитить семью. За весь путь от Атенс до нынешней точки мне это удавалось, но я жопой чувствовала, что лимит удачи заканчивается. Страх внутри ворочался и царапался, пуская корни и оплетая меня изнутри ядовитыми шипами, вгрызался в плоть и сковывал сердце ледяными пальцами. Мне теперь постоянно было страшно. Каждый вдох и выдох фильтровался через мембрану страха. Интересно, смогу ли я когда-нибудь почувствовать что-то еще? *** Мы добрались до Литонии без приключений. Стада дохляков в поле зрения не оказалось, по дороге встретились одинокие доходяги, которых скучающая Эстер лениво отправила в последний путь своими обожаемыми кинжалами, а при подходе к городку наткнулись лишь на небольшую группку нежити, с которой втроем быстро расправились. Я в очередной раз поразилась человеческой способности адаптироваться в любых условиях и выживать. После конца света древние инстинкты, так сильно и неистово подавляемые в прошлом мнимой и искусственной безопасностью, возродились, расправили плечи и взяли полный контроль над телом. Сейчас все казалось насыщеннее — желание жить, любить, убивать и особенно — защищать свое. В самом начале первое столкновение с дохлым, облезлым и клацающим гнилыми зубами трупом вызвало у меня животный страх и шок, мозг до последнего отказывался верить в происходящее, но время шло и уверенности в собственных силах прибавилось, убивать их стало привычной рутиной, словно поссать сходить. Я перестала думать о том, что они когда-то были людьми. Прах к праху, прошлое к прошлому. Мы зашли в городок и первым делом обзавелись картой в крошечном книжном магазине и теперь хмуро разглядывала ее. В Литонии больницы не оказалось, ближайшая находилась в пяти милях, путь до которой занял бы больше трех часов через заблокированные улицы и шоссе, да и обратно до лагеря топать пришлось бы полдня. Идти туда с полупустыми пистолетами — самоубийство. Я зло выматерилась, пнув стеллаж с фэнтези и отплевываясь от пыльного вихря, но Эстер вдруг вышла из подсобки с победоносно вскинутой рукой — она нашла буклет ветеринарной клиники на Клондайк-роуд, и я едва не расплакалась от облегчения. Еще не все потеряно. До пункта назначения мы добрались довольно быстро, но все время нашего пребывания в городке меня не покидало ощущение, что за нами следят. Оно растекалось по спине густым липким сиропом, и я нервно оглядывалась по сторонам, сжимая рукоятку глока до побелевших пальцев, прислушиваясь к звукам опустевших улиц как зверь, и всеми силами пыталась угомонить бушующую паранойю. В холле клиники было пусто, если не считать два высохших трупа, клацающих зубами в петлях под потолком. Я хмуро смотрела на них, пока Джим поднимал с пола укатившийся в сторону Магнум, хозяин которого решил упокоить себя сам, но слегка просчитался. Я подошла к вяло рычащим дохлякам, дергающихся от запаха свежей добычи, и осторожно взяла торчащий из кармана халата дохляка-женщины пожелтевший листок бумаги. Предсмертная записка. Я с грустью посмотрела на Дженну и Пола Уордов, владельцев клиники, которые когда-то горько сожалели, что не успели увидеть свою дочь Райли, просили у нее прощения и заверяли, что ушли с миром. Знали бы они… В записке говорилось, что к клинике примыкал приют, половину животных чета Уордов отпустили, а самых слабых усыпили. Я сглотнула, хмуро смотря на дверь с табличкой «Персонал». В приют я соваться не решилась — вид убитых домашних животных скажется на моём сне сильнее, чем вид мертвых людей. Клиника была разграблена, но Джим умудрился найти восемь блистеров человеческих антибиотиков и шесть баночек жаропонижающих в подсобке под стеллажом — видимо, укатились, когда в клинике царил хаос. Я отыскала кислородные подушки и начатую бутылку Пепто-Бисмола, а Эстер выгребла оставшиеся лекарства, бинты, пластыри, скальпели, трубки, зажимы и еще кучу хирургического инвентаря. С трудом поборов себя, я все же открыла дверь для персонала и с облегчением поняла, что это не злополучный приют — лишь небольшая уютная комнатка отдыха, с застеленным пыльным одеялом диваном-кроватью, кучей подушек, телевизором и книжными полками. На подоконнике тоскливо приютился высохший фикус, но самое ценное нашлось в углу — несколько банок влажного собачьего и кошачьего корма, пачка сухого и даже несколько пакетиков хрящей для зубов. Я запихала все в спортивную сумку, спокойная, что Бинди не умрет с голоду, закинула в рюкзак автомобильную аптечку, найденную под диваном, и пару книг карманного формата для Летти. -Тут ловить больше нечего. Можем пройтись по магазинам по пути обратно, — тихо сказал Джим, неуютно косясь на бывших владельцев клиники. Я отослала их с Эстер на улицу и задумчиво посмотрела вверх. Оставлять их вот так показалось мне кощунством — запасы их клиники могут спасти жизнь моему отцу. Они хотели умереть — значит, так тому и быть. Я поставила стул позади них, забралась на него и быстро всадила нож в череп сначала Пола, а затем Дженны Уорд. Теперь они точно спокойны. *** По дороге обратно я неуютно ежилась, словно шею мне обдувал противный, влажный ветер. Ощущение, что мы легко отделались не покидало меня на протяжении всего пути до леса. Уже вечерело, идти в темноте было опасно, и мы снова решили обойтись без привалов. Я видела, что по загорелому лбу Джима катится пот — его рюкзак был загружен больше всех, но остановись мы сейчас — точно не доберемся до лагеря дотемна. Когда горизонт заалел, Эстер вдруг остановилось, тревожно вертя головой, ее и без того большие глаза стали совсем огромными, а на узком лице мелькнул страх. Я и Джим тут же застыли, крепче сжав оружие. Вот оно — предчувствие было не мнимым, что-то происходило. -Вы слышите? — тихо спросила она, и ее тревога тут же передалась нам с Джимом. Я прислушалась, пытаясь понять, что так испугало девушку. Нестройный хор рычания, хрипов, шаркающих шагов донеслись до нас и я в ужасе сглотнула. Словно сотни голосов слились в одну жуткую мелодию, зазвеневшую над лесом смертельной симфонией. Ебучие дохляки. Очень много ебучих дохляков. Джим выругался, подбираясь как дикое животное перед прыжком, автоматически шагая к сжавшейся от ужаса Эстер. -Как мы это проебали? — пробасил он, пытаясь понять, откуда именно идет звук, но мне казалось, он доносился отовсюду, куда не повернись. Мы были окружены. -Каком кверху, блядь, — рявкнула я и сняла рюкзак, швырнув его в ближайшие кусты. Рычание приближалось, в воздухе уже ощущался сладковатый, мерзкий запашок. — Быстро лезьте на деревья. Пересидим эту вечеринку. Я зацепилась за ветку ближайшего ко мне дуба, подтягиваясь вверх и ловко взбираясь повыше, надежно скрытая густой листвой. Джим помог Эстер забраться на соседнее дерево, залез следом и замер с дробовиком наперевес. Казалось, Земля остановилась, мир вокруг дрогнул, пошел рябью и исчез, и все, что осталось в поле моего зрения — это замершая в ужасе Эстер, хмурый, напряженный Джим и глухие удары моего сердца. Звуки хрипов и клацания отчетливо пробился сквозь бессвязную какофонию и я с ужасом посмотрела вниз — лес наполнился мерзким зловонием гнилых тел, застарелой крови, дерьма и смерти. Внизу разлилось жуткое море из спотыкающихся бездумных тварей, плетущихся вперед — они натыкались друг на другу, остервенело рычали и я могла поклясться, что иногда слышала что-то похожее на стоны. Я дышала в сгиб локтя, смаргивая слезы, надеясь, что кожа отцовской куртки отфильтрует смрад. Меня затошнило, и я осторожно забралась еще выше в надежде сбежать от запаха смерти. Эстер и Джим сидели на разных ветвях, девушка крепко держала его за ворот куртки, словно боялась свалиться в эти плещущиеся волны сгнившей кожи, костей и мяса. Нам всем было дико страшно, и общались мы молча, жестикулирую друг другу. Палец вверх — все заебись. Два пальца у рта — меня сейчас стошнит. Палец по шее — только посмей, блядь, привлечь к нам внимание, Эстер! Я смотрела вниз и меня вдруг как молотком по башке ударило — это чертово стадо движется в сторону лагеря! Сердце пропустило удар, я схватилась за ветку, зашуршав листвой, и едва не рухнула, пытаясь привлечь внимание товарищей. -Джим! — зашипела я, бешено замахав руками в сторону, где сейчас, ни о чем не догадываясь., готовилась к вечерней рутине наша группа. — Лагерь! Лагерь, блядь! Эстер прикрыла рот рукой, в глазах читался неконтролируемый ужас, Джим сквозь зубы прошипел «еб твою мать», мои мысли метались с такой скоростью, что я едва могла их осознать. Там же папа! И мама, и Эйдан с Летицией. Блядь, блядь, блядь! Нам надо срочно выбраться отсюда, каким-то волшебным образом обогнать эту чертову толпу и увести наших людей с их маршрута, вот только как? Тут стадо на сотню голов, я первый раз видела такую большую группу. Что за хуйня? Как такое возможно? Коллективный разум? Инстинкты? Люди и после смерти оставались стадными животными? Я перескакивала с одной мысли на другую в поисках выхода, чувствуя зарождающуюся панику. У лагеря нет ни единого шанса, если дохляки дойдут до них. Я осмотрелась — вокруг ничего, кроме леса. Про наши жалкие запасы патронов можно забыть. Я никогда в жизни не чувствовала себя настолько бесполезной и беспомощной. "Ну думай же ты головой хоть иногда, детка", - раздалось в голове и перед глазами мелькнул знакомый алый образ, расплывающийся, меняющий форму, словно мираж. Ярость. "Ты еще кое-что можешь. Например, ты можешь..." - Увести их, — додумала я вслух и повернулась к Джиму с Эстер. - Их надо отвлечь! Джим что-то прорычал в ответ, но я вновь оглядываясь, прикидывая план. Дорога обратно в Литонию идет под гору, быстро бежать я не смогу. Если уйти направо, то есть вариант запетлять мимо деревьев, увести стадо подальше и также переждать на дереве. Как только последний дохлый ублюдок пройдет наше убежище, я слезу и поведу их за собой, дав фору Джиму и Эстер вернуться и эвакуировать лагерь. Главное, чтобы успели. Я подползла по ветке ближе к соседнему дереву и яростным шепотом озвучила свой план мгновенно посуровевшему Джиму. Эстер покрутила пальцем у виска. -Это слишком опасно, Джо! — прошипела она и посмотрела вниз на редеющую толпу. — Ты можешь погибнуть. Что прикажешь твоей семье сказать? О, миссис Эллис, дочь у вас итак была отбитая на всю голову, не плачьте?! Я шумно вдохнула, в голове всплыло напутствие мамы не вляпаться ни во что, но вечер становился все менее томным, а времени было в обрез. Я похлопала себя по карману и пальцы наткнулись на прохладный металл. В книжном я нашла свисток и сдуру сунула его в куртку. Кто же знал, насколько ценной оказалась находка. -Сделаю все, чтобы получить пиздюлей от матери лично, Эсти, — хмыкнула я в ответ и перевела взгляд на Джима. — Как только путь окажется чист, бегите к лагерю и уводите всех оттуда в сторону Атланты. Хуй с ним, если Брайан еще не вернулся, по дороге встретите. Не ждите, меня, ясно? Я постараюсь направить стадо на север, встретимся на шоссе у оговоренной точки. -А если не встретимся, пастушка ты сраная? — разъяренно зашептала Эстер, сверкая глазами. Наверное, если шепотом можно было орать, то именно это она сейчас и делала. Я глубоко вдохнула и коротко выдохнула. Эмоции сейчас только помешают, и я стараюсь не швырнуть в Эстер чем-нибудь. "Ей страшно, Джо, она в ловушке и явно чувствует вину за то, что ей придется сделать — оставить живого человека, пусть и тебя, как приманку, поэтому контролировать себя Эстер не удается вот и огрызается", - угрюмо подумала я и сжавшая горло ярость отпустила. Истерику не успокоить истерикой. -Эстер, посмотри на меня, — более мягко сказала я, и девушка удивленно отстранилась, все еще сжимая в руках куртку Джима. — Сейчас только мы втроем способны спасти наших людей в лагере. Они не знают, что на них надвигается, им не отбиться от такой толпы. Подумай сама, у нас там дети и лежачие больные, включая моего отца. Если мы сейчас же не сделаем так, как говорю я, они все обречены. Ты же сама это понимаешь. Я перевожу взгляд вниз. — Эти ублюдки дохлые бегать не умеют, а я быстрая и подготовленная. Джим, тебе придется взять мой рюкзак с припасами, он в кустах рядом с деревом. Со мной все будет хорошо, ребята. А теперь, действуем. Это приказ. -Только не умри, — буркнул Джим, соглашаясь с моим планом. Эстер до скрипа стиснула зубы и молча кивнула. Надо отметить в календаре - день, когда Эстер Спектор решила не спорить в ответ. -Не дождетесь, — улыбнулась я и осторожно слезла с дерева, как только последний дохляк прошаркал мимо дерева. Отбежав на приличное расстояние, я вытащила свисток из куртки и что было сил дунула в него. Резкая, неприятная трель прострелила воздух и мертвяки заворчали, неуклюже поворачиваясь на звук и вереницей потянувшись ко мне. -Давайте! — орала я, попеременно свистя и крича, стараясь создать максимально много шума. — Идите сюда, дохлые ублюдки, ну же! Смотрите, сколько мяса! Я шлепнула себя по заднице и истерично заржала. Нервы здорово сдавали, но главное мое шоу сработало — стадо сменило курс и изо всех сил шаркало в мою сторону. -Давайте, давайте! — орала я, отбегая все дальше, — Шевелите своими гнилыми батонами! Цып-цып-цып, цыплятки! Я просвистела пару раз как футбольный тренер, подбадривающий свою команду, затем еще раз, перебежками отдаляясь от места нашего укрытия. Когда основная масса ходячих активно зашебуршала за мной, я увидела два раза мигнувший свет фонарика — условный знак нашей группы, означающий «все хорошо». Джим и Эстер приступили ко второй части плана. Я щелкнула кнопкой своего фонарика, приделанного к лацкану куртки, давая им знать, что все под контролем, и побежала вперед, во все горло выкрикивая разную ерунду, начиная от детских потешек и заканчивая своей речью на выпускном. -Вперед, вперед, раз-два, раз-два! — орала я до саднящего горла. Дохляки рычали плелись следом, а в моей груди горел дикий коктейль из адреналина, страха, восторга и какой-то извращенной радости. Эстер права — я совсем отбитая. Я бежала, лавируя между деревьями, ноги звенели силой, все тело словно превратилось в упругую, натянутую тетиву. Мертвецы достаточно далеко и до меня им пока не дотянуться, что лишь разжигало мой энтузиазм. Уже стемнело и мой путь в никуда освещался только луной и пляшущим лучом фонарика. Ну, хотя бы ночь ясная, повезло. Как утопленнику. Выбежав из леса я внезапно для себя оказалась на пашне — куски засохшей вспаханной земли с куцыми островками сорняков и острыми пиками стеблей поломанной кукурузы серьезно затруднили мой путь. Я ошалело повертелась вокруг - откуда посреди чертового леса поле кукурузы, блядь? Ответ нашелся быстро - вдалеке чернели очертания фермерского домика. Я оглянулась на плетущееся стадо и прикинула расстояние — пока не достанут, но это сраное кукурузное препятствие мне совершенно не на руку. Я бросилась вперед, но гораздо медленнее, ловко перепрыгивая через комья земли, ломясь через трескающиеся листья и сухие початки. Шума теперь точно достаточно. «А что, если догонят?» — раздается в голове, и я вздрагиваю, едва не спотыкаясь. Черт возьми, ну почему я должна начать сходить с ума именно сейчас? Как выберусь из этой передряги, найду Прозак, слушать хор разных голосов в башке становится невозможно. «Если догонят — тебе пиздец». Я прыгаю через очередную вырытую борозду, почти добегая до конца пашни и удача ожидаемо поворачивается ко мне жопой — словно в дурацком и дешевом хорроре я спотыкаюсь и со всей дури падаю лицом вперед, подвернув лодыжку, приложившись лбом о камень и разбив подбородок и губы. Рот наполняется кровью, в ушах шумит, зубы звенят от боли, и я искренне надеюсь, что они хотя бы на месте. -Блядь, как же вовремя, — прошипела я, морщась от охватившего лодыжку огня. Дохляки приближались — их рык раздался совсем близко, вонь заставляла глаза слезиться, но я со стоном встала и прихрамывая побежала дальше. "Все плохо, все плохо, все охуеть как плохо, Джорджина!" - бухало в раскалывающейся голове. Горячая кровь залила левый глаз, адреналин сменился ужасом — оторваться с подвернутой ногой будет практически невозможно. Может, мне все же удастся добежать до ближайшего дерева и залезть на него? Повыше, переждать там, пока этим сучьим детям не надоест шароебиться вокруг да около? Я думаю быстро, виски пульсируют от напряжения и подкрадывающейся паники, легкие горят огнем — я выбиваюсь из сил, а мертвецы практически дышат в затылок. Инстинкт самосохранения рвал и метал, яростно толкая меня вперед, и я почти добежала до ближайшего к полю дерева, до желанного укрытия, как больная нога не выдержала нагрузки и я вновь упала, обдирая ладони и колени. Голова взорвалась болью от очередного удара, я со стоном вскочила и увидела слишком близко подкравшегося дохляка. Рука с пистолетом действует словно отдельно от тела и голова мертвеца дергается назад. Осталось пять пуль. -Твою мать, как же я влипла, — зарычала я, стреляя в его еще одного, вышибая сгнившие черные мозги из расколотой черепушки. Четыре пули. Мне нужно выгрызть себе хоть пару секунд форы. С трудом удерживаюсь на ногах, меня шатает и мутит. Я почти уверена, что при падении заработала сотрясение. Нужное мне дерево практически на расстоянии вытянутой руки, но голова кружится все сильнее, отправляя меня в спиральный, разрывающий внутренности полет. Я не выдерживаю и меня тошнит прямо на ботинки, горло жжет желчью. Пытаюсь поймать ветку над головой, но она расщепляется надвое, пульсирует, и вновь собирается в одну — я хватаю пальцами воздух и заваливаюсь вперед, на шершавый ствол. Мое тело срывается в бездну истерики от предчувствия смерти. Неужели я действительно подохну вот так? Разорванная этими существами? Прижимаюсь спиной к дереву и понимаю, что отбиться уже не смогу, но вновь нажимаю на курок. Три пули. Снова выстрел и две пули. Ловлю шаловливую мысль оставить одну пулю для себя. Рычание барабанит по перепонкам и из-за сотрясения мне кажется, что мертвецов вокруг вдвое больше. А может, так и есть? Выстрел и одна пуля. Видимо, для меня. Мысль о неминуемой смерти потрясает меня до глубины души и я начинаю плакать злыми слезами. «Довыебывалась, Джорджина. Пусть на надгробии напишут она любила прибухнуть и выебнуться. Идиотка, ну на хрена ты побежала через это поле?!» — ревет внутри страх, колотя по стенкам черепа кулаками, взгляд мечется — может, мне получится нырнуть в чащу справа? Но я уже не добегу — путь отрезан дохляками, они тянут свои костлявые пальцы ко мне, и моему воспаленному мозгу кажется, что клацанье зубов превращается в дикое визгливое "сожрать, сожрать, сожрать". «Ты в жопе, детка». Я — да. Но моя семья спасена. И люди в лагере тоже. И папе мы достали лекарства. Что значит одна жизнь в сравнение с десятками, так? Нестерпимо захотелось курить, но даже в этом мне не повезло — пачка Мальборо, выуженная из магазина в Литонии, остались в рюкзаке. Страх внутри вступил в схватку с обреченным философом и заставил выхватить нож из-за пояса. Ко мне подобрался дохляк, высоченный дылда с месивом вместо лица, и я всадила нож до рукоятки в пустую глазницу, лезвие вошло в плоть с приглушенным и мерзким чавканьем, густая, вязкая кровь хлынула на руки, и меня вновь стошнило прямо на его оборванную клетчатую рубашку. Мертвый дылда завалился было на меня, но я из последних сил оттолкнула тело в сторону, пиная здоровой ногой другого дохляка, решившего зайти сзади. - Суки, - зашипела я, вытаскивая нож из очередного черепа. «Нет. Нет! Хуй там плавал, не сдамся я так просто. Пошли на хрен! Я так не сдохну, ни за что!». Обреченный философ проиграл схватку, в борьбу вступила Ярость. Перед глазами заплясали раскаленные белые точки, мой рык зазвучал в унисон с мертвяками, я развернулась и рванула вперед, оставляя стадо за спиной, не обращая внимания на раненую ногу и головокружение. Я не дам себя сожрать. Если мне суждено сегодня погибнуть, то я уйду на своих условиях. Одна пуля. Одно нажатие курка и все закончится быстро. И в тот момент, когда я, отбежав на приличное расстояние, поворачиваюсь лицом к дохлым упырям и подношу пистолет к виску, меня оглушает очередь выстрелов. Первый ряд дохляков падает кто куда. Я ору от страха и неожиданности, рука с пистолетом дрогнула и пуля усвистела куда-то в сторону. Выстрел оглушил меня на одно ухо, я резко развернулась и потеряла дар речи. Это галлюцинация? Это люди? Люди! Люди? Какого… -БЕГИ! — раздался мужской крик, и страх забрал управление моим телом на себя. Ноги понесли меня прямо навстречу вооруженных до зубов живых. Один из них, высокий крупный мужчина с пулеметом, бросился мне навстречу, схватил за руки и резко дернул на себя, заводя себе за спину. Я не понимаю, что происходит, звуки сливаются в один оглушительный звон. Мир вокруг пульсирует, словно живая плоть, вспышки выстрелов настолько яркие, что глаза начинает печь. Меня бросает в еще одну пару неизвестных рук, тело мгновенно ослабевает, колени подгибаются и я больше не могу ни думать, ни чувствовать. - Помогите, - онемевшими губами прошептала я, теряя последние крупицы сил и картинка вдруг погасла, будто телевизор выключили. Я погрузилась в вязкую темноту, свернулась клубком и закрыла глаза.