О звездах и монстрах

Время остановилось, я застыла в чем-то ледяном, обтекающем и липком. Как муха, угодившая в патоку. В голове перемешивались лица и события. Хронология всего, что было «до» исказилась, треснула. Я не могла понять, где было начало конца, а где конец начала. Словно кадры фильма перемешались в рандомном порядке и хаотично крутились под веками. Каждый вдох давался с трудом, будто я разучилась правильно дышать. Каждое движение требовало титанических усилий. Переставлять ноги и заставлять себя идти. Поднимать руки. Крутить головой. Тело стало чужим. Если я ловила свое отражение, я искренне удивлялась. Я всегда была такой? Обескровленной, с угольно-черными мертвыми глазами? С фиолетовыми синяками под ними? Всегда ли мои волосы были настолько длинными и взлохмаченными, а кожа такой бледной? Всегда ли лицо было таким острым? Гравитация Земли усилилась или это камень в районе солнечного сплетения, который тянул вниз, не давая расправить плечи? Я не могла осознать себя и реальность вокруг. Или не хотела. Пыталась отдалиться от настоящего в тщетных попытках притупить боль. Но все равно возвращалась и бродила по останкам музея, перешагивая через обгоревшие трупы, как ищейка стараясь отыскать (или не отыскать) любое доказательство смерти моей семьи. Хоть что-нибудь. Ворошила пепел, восстанавливая события дней до пожара, исследовала трупы, стараясь найти отличительные знаки. Некоторых я узнавала - Розу Голдстин опознала по закопченной цепочке со звездой Давида. Линду Питерс по ее обручальному кольцу - тонкие переплетенные ветви из серебра. С каждой находкой сердце сжималось от облегчения. Это не мама. Не Эйдан. Не Летиция. Мертвых было так много. Практически вся группа. Или точно вся? Вдруг кто-то смог сбежать? Может, это моя семья? Вдруг, они смогли спастись и укрылись где-нибудь неподалеку? Вдруг, вдруг, вдруг. Что остаётся, кроме глупой надежды? Я по памяти брела к месту, где находился лазарет. Стояла там с закрытыми глазами и представляла маму, в спешке снующую от одного стола к другому, с блеском в глазах и довольной улыбкой. Дальше в жилой корпус, воспроизводя в памяти Эйдана в наушниках, зависающего за чисткой оружия и мотающего головой в такт музыке. В классные комнаты, где папа с вдохновением рассказывал скучающим детям о Шекспире, а Летиция с теплой улыбкой слушала его. Вспоминала, пока в груди не начиналось пекло, и я больше не могла идти. Я отворачивалась от маленьких обугленных тел, не в силах выносить жуткую реальность. Сгибалась пополам и меня рвало, пока горло не начинало кровоточить. Неужели бывает так больно? Неужели один человек может это вынести? Почему этим человек должна быть я? «Ты не найдешь здесь ничего, - Голос впервые говорил тихо, без сарказма, но все так же твердо. - Нужно уходить из города. Ходячих становится слишком много». Плевать на ходячих, я не могу бросить маму и близнецов. Не могу оставить поиск доказательств, свое расследование, ставшее идеей фикс. Я уже бросила отца. Там, в Норкроссе, он лежит на обочине дороги. Даже не похоронила. Мчалась обратно, но в итоге и здесь не успела. Когда наступала ночь, я уходила в магазин на соседней улице, в подвале которого нашла временное убежище. Закрывала за собой дверь, падала и лежала на холодном полу, чувствуя тотальное опустошение. Я дико устала. Устала от вывернутого наизнанку мира. Остался ли в не какой-то смысл? Может, просто закончить все самостоятельно? В один из вечеров, после очередного бесполезного скитания по пепелищу, я вытащила пистолет. Одно движение - и конец. «Не смей», - заорал Голос, заполнив собой пространство и заглушая все другие звуки. «Ты тут не одна, чертова эгоистка!» - Ты видишь альтернативу? - вслух спросила я, наблюдая за мелькающими сквозь пыльное окно тенями. - Пока были живы они, все можно было вынести. А сейчас что? Я откинула голову назад, упираясь затылком в стену. Ходячие на улице мигрировали, шаркали по асфальту, натыкались друг на друга и на препятствия, монотонный шум их движения и рычания действовал как снотворное. Колыбельная мертвых. Мысли путались, голова кружилась и я с трудом сглотнула. Сердце застучало слишком быстро, грудь стянуло и я поняла, что меня вот-вот скрутит паническая атака. Дыши, дыши, дыши, дыши! “Ох, Джинни”, - голос раздался слишком близко, слишком явно, будто находился прямо передо мной. Я резко распахнула глаза и в ужасе дернулась. Этого не может быть. Передо мной стоял он. Голос. Подернутый дымкой, мерцающий, бесполый, бледный, с меняющимися чертами лица, клубящийся как туман, но с неподвижными, четко очерченными глазами синего цвета. Черт, галлюцинаций раньше не было. - Отлично. Я сошла с ума, - эта мысль принесла удивительное облегчение. Вдруг это все делирий? Вся эта действительность попросту мой больной, вымышленный мир, а реальный еще существует, и где-то там мои родители и брат с сестрой живы? Жизнь бы отдала за такой расклад - быть сбрендившей Джо Эллис, надежно упрятанной в психушке. «Возможно, - ответил Голос, ловко скользнув ко мне, - возможно нет. Но суицид? Так банально. Ты же умная девочка. Подумай еще». Я фыркнула. Голос злился. Он хотел жить. Он был в отчаянии. - Почему ты так цепляешься за все это? - я кивнула в сторону окна. - Там только смерть. «Потому что это моя работа, - хмыкнул Голос, склонив безликую голову. Синий взгляд больно полоснул по моему лицу, будто стеклом рассек. - А ты делаешь ее охуеть какой сложной. Ты - моя ответственность. Будь зайкой, Джорджи, делай, что я скажу. Я понимаю весь твой трагичный антураж и самобичевание, комплекс старшего ребенка и бла бла бла. Но твой отец пожертвовал собой, чтобы выжила ты, не так ли? Подставил себя под пасть ходячего, чтобы спасти тебя. Тц-тц-тц. Неблагодарная.» Я дернулась, словно от оплеухи. - Заткни пасть, - рявкнула я, пытаясь дотянуться до него, вцепиться в горло и задушить, но мои пальцы лишь зачерпнули пустоту. «Если тебе больно, то ты еще жива, детка - с ликованием воскликнул Голос. - Ты чувствуешь. Ты существуешь. Ты можешь бороться». Я истерично хохотнула, с силой прикладываясь затылком о стену. Бороться. Как нелепо это звучит. Дышать становилось все тяжелее, я на автомате прижала руку к груди, потирая ее, пытаясь расслабить мышцы. «И давай начистоту. Не той ты породы, чтобы поднять лапки и сдохнуть. Ты сама хочешь жить. Даже если не осознаешь этого пока. Иначе, меня бы тут не было”. - Ты меня в край заебал, - простонала я, но Голос ответил лишь хохотом. - Откуда тебе знать, что я хочу? “Потому что я живу в твоей голове. Я тот, кто помог тебе выжить. Я - это ты”. Голос вдруг пошел рябью, растекаясь по полу и растворяясь. “Это пройдет, Джо. Больно будет всегда, но со временем станет сносно. Никто из них не хотел бы твоей смерти. Ты это знаешь. Дай себе время для горя, а затем возьми себя в руки и двигайся дальше”. - Я не знаю как, - силы покинули меня, единственное, чего мне сейчас хотелось - уснуть и забыть все. “Разберешься”. *** Дни мелькали друг за другом так быстро, что я перестала осязать время. Светло или темно - вот и все часы. Если я не спала, то пыталась найти любые зацепки, след из хлебных крошек, который приведет меня к правде. Как именно произошел этот пожар? Что стало причиной? Это поджог? Или какой-то идиот не усмотрел за газовыми баллонами? Если бы был взрыв, то к моменту, как я добежала до музея, на шум сбежались бы все ходячие города, а вокруг ревущего пламени собралась небольшая мёртвая толпа. Вопросы роились в голове, но я не могла найти на них ответы. Мозг отказывался анализировать информацию и саботировал все мои усилия паническими атаками, которые с каждым разом становились все мощнее и разрушительнее. Моей отравой была надежда. Я надеялась добраться до истины. Я убеждала себя, что они могли спастись. Хоть кто-то. Но рациональная часть меня понимала, что это самообман. Если бы они выжили, разве не дождались бы меня и папу? Мама ни за что не бросила бы меня. Но я ничего не находила. Не могла понять, что стало причиной пожара. “Это не случайность, Джо. Ты же это понимаешь. Филип, наверное, сошел с ума и поджег тут все”. - Он бы не подверг свою дочь такой опасности, - вслух ответила я, сидя на корточках и вороша пепел. Какой по счету день я исследую это проклятое место? - Несмотря на его безумие, дочь он любит. Любил. Хрен знает. Если это поджог, то зачем? Массовое убийство? Диверсия? Я встала, с раздражением пнув кучу досок и тут же щурясь от яркого блика. Под досками лежала металлическая коробка с криво нацарапанными инициалами. “Э.Р.Э.”. Я рвано выдохнула, прижимая коробку к груди. Эйдан Рори Эллис. Небольшой тайник моего брата, в котором лежали сокровища - пара семейных фотографий и мой подарок - старый кассетный плеер. Эйдан радовался, как ребенок на Рождество. Он так любит музыку. Мечтал стать музыкантом, петь, сколотить свою группу. Музыка казалось теперь призраком прошлого и единственной нитью, связывающей меня с братом. - Ох, Эйдан, - прошептала я, мечтая, что брат сейчас выскочит из-за угла, очаровательно улыбнется и все окажется дурацкой шуткой. Но чего вокруг лишь пепел и смерть. Устрашающая тишина, изредка нарушаемая рычанием мертвецов, снующих по улицам города. Я оглянулась вокруг. Музей казался проблеском обещанного рая, спасением, но обернулся могильником. Моим личным кладбищем, утыканным надгробиями. Я похоронила все, что было мне дорого. Что определяла меня, как Джорджину Эллис. Привязанности. Любовь. Доброту. Доверие. Милосердие. Все смазывалось и расплывалось, как стекающая с холста масляная краска, обнажая горечь и тьму внутри меня. Доверие и милосердие привели к катастрофе, плоды которой я буду носить в себе вечно. "Уходи отсюда", - тихо шепнул Голос, когда я вернулась в подвал. "Перестань себя мучить и уходи". Ooh, baby, do you know what that's worth? Ooh, Heaven is a place on Earth Я молча надела наушники, в ушах раздался голос Белинды Карлайл и я закрыла глаза, обескураженная музыкой. Кажется, это было в прошлой жизни. In this world, we're just beginning' To understand the miracle of livin' Baby, I was afraid befor But I'm not afraid anymore Ты прав. Пора уходить. *** Сколько времени прошло после того, как я покинула Атланту? Три месяца? Три года? Время перестало быть линейным. Меня то бросало в прошлое, как Генри Детембла**, переживающего ужасы и счастье былых дней, то с сокрушительной силой давило настоящее. Только сейчас что-то не так. Я глубоко вздохнула и открыла глаза. Небо надо мной казалось нарисованным. Слишком синее. Слишком прилизанное. Слишком правильные облака. Все вокруг было слишком. Я что-то должна вспомнить. Почему? Почему я не могу этого сделать? Тело сотрясает мелкая дрожь. Мне холодно? Точно. Холод. Странное ощущение озноба и жара, сбивающее меня с толку. Безумно хочется пить. Провожу распухшим языком по сухим губам, глотать больно. Что-то не так. Я не слышу. Никаких внешних звуков, только монотонный звон в ушах, как заставка на телеке: “Сигнал потерян”. Я вижу, но не слышу ничего, кроме этого ужасного писка. Мысли путаются и я засыпаю, но не вижу сны. Резко проваливаюсь в тягучую темноту, выныривая так же стремительно, теряя ощущение реальности. Пытаюсь по крупицам собрать себя, но едва дотягиваюсь до нужной нити - и снова ныряю в черноту. Что-то не так. Я не помню, как меня зовут. Клэр? Летиция? Нет, это не те имена. Они мелькают в голове снова и снова, но они не мои. Никак не могу понять, я чувствовала раньше что-то кроме жара? Существовали другие звуки, помимо звона? Было это эфемерное «раньше»? Что-то было до этого. Точно было. Я была. Я существовала. Кажется, кто-то бежит и кричит. Но я не могу помочь. Едва дотянусь - и призрачный кто-то выскальзывает из моих рук и вновь кричит. Почему я чувствую себя виноватой? Ответ крутится на языке, но я не могу вспомнить. “Джорджина”. джорджинаджорджинаджорджина. Эхо бьет по ушам и я ликую. Я слышу что-то еще кроме отвратительного звона. Так меня зовут? Джор-джи-на. "Джорджина". Мягкий голос заполняет все пространство, рассыпается искрами вокруг. Я глубоко вдыхаю отдаленно знакомый аромат. Теплый, обволакивающий. Я помню его. Табак, древесина, цитрус. Родной запах кого-то, кто мне дорог. “Джорджина, солнышко”. Мое имя. Я - Джорджина. Тьма наконец рассеивается и я понимаю, что лежу на земле под открытым небом, я все еще здесь. Мне холодно и я пытаюсь сжаться, согреться, но тело взрывается болью. Она пришла внезапно, шоковой волной расползаясь от ног к груди, и я задыхаюсь, меня снова затягивает в черное никуда. “Милая, тебе нужно проснуться”. Голос становится все громче, вырывает меня из цепких когтей тьмы, я открываю глаза и понимаю, что небо уже не синее, а бледно-голубое, сумеречное. Меня зовут Джорджина Эллис. Мне тридцать два. И я умираю. Какой-то ублюдок напал на меня, но мозг отказывается вспоминать что-то еще. -Ты не можешь умереть, - раздалось над самым ухом. Слабо дергаюсь в сторону. Я не одна? Кажется, я знаю этот голос. -Мам? - шепчу я, едва ворочая языком. С трудом фокусирую взгляд и вижу ее. Мама сидит на корточках, на лице застыло беспокойство, но она улыбается. Чувствую ее руку на своей голове и тыкаюсь горящим лбом в прохладную ладонь. - Ты же погибла, мам. -Я здесь, детка. Выглядишь паршиво. - Денек выдался неудачный, - каждое слово дается с невероятным усилием, но я постепенно прихожу в себя. Вокруг лес. И мама. Она здесь. Я чувствую аромат ее духов. И ее прикосновения. - Тебе нужна помощь, Джинни, - мама смотрит куда-то вбок. - Твой рюкзак. Во внутреннем кармане есть антибиотики и жаропонижающие. Ты должна дотянуться и выпить их. Пытаюсь улыбнуться и понимаю, что не могу открыть правый глаз. Лицо дико болит, оно сильно отекло, левая щека горит адским пламенем. - Я не могу. С моим телом что-то не так, оно не работает. Мама вдруг легонько сжимает мой подбородок и я вскрикиваю. Челюсть простреливает острой болью. Блядь, она сломана? Боль усиливается с каждым маминым прикосновением, и я не сдерживаясь плачу. - Джорджина Мари Эллис, - в последний раз она звала меня полным именем много лет назад, когда я здорово накосячила. Но я не могу вспомнить, что именно я натворила. - Послушай меня. Ты ранена. Ты должна дотянуться до рюкзака, детка, иначе погибнешь. Я жмурюсь и хныкаю, тихо, как ребенок. Мне хочется зарыться лицом под мамину шею и провести так всю жизнь, укрыться от мира в ее надежных руках, раствориться. Я открываю глаза - мамино лицо гладкое, спокойное, но глаза светятся твердой решимостью. -Джинни, - ласково зовет она, - дотянись до рюкзака. Боюсь, у нас не так много времени, рысенок. - Я не могу, - шепчу я и перевожу взгляд на небо, усеянное звездами. Такое умиротворяющее. Непоколебимое. Вечное. - Не могу. Слышу ее всхлипывания и прохладную ладонь на своей руке. - Почему ты плачешь? - Я боюсь, - мама ложиться рядом со мной, тычется лбом в мое плечо и мы обе дрожим. Я от лихорадки, мама от слез. - Самый большой страх матери - потерять своего ребенка. Он никогда не проходит, только растет вместе с ним, становится сильнее. Я так хотела защитить тебя от всего мира, Джо. Но единственное, что я могла делать - это быть рядом, пока ты набиваешь шишки, - мама вдруг щелкнула пальцами перед моим носом, пытаясь поймать мой взгляд, - но сейчас на кону твоя жизнь, милая. Я не могу просто смотреть. Ты должна дотянуться до рюкзака, пока не стало слишком поздно. Твое время еще не пришло. Темнота соблазняла отсутствием боли, затягивала, но мама держала крепко, вцепилась и тянула к себе, на свет. Как же хочется спать. - Оставайся со мной! Джин, ты помнишь, что произошло? Вспомни, ну же! Я вспоминаю, собственный голос кажется чужим, царапающим и хриплым. - Драка. Я наткнулась на какого-то мужика с ножом, он хотел изнасиловать меня и ограбить. Мы дрались, он порезал мне лицо, я пропустила несколько ударов. Кажется, у меня сломаны ребра, - на одном дыхании ответила я, наконец вспоминая. Обрывки ложились друг на друга, складываясь в полную картину. Я зашла в небольшой городок за припасами, наткнулась на чужака, попыталась сбежать. Он догнал, мы сцепились и я его убила. Но почему тогда я лежу тут? - Этот мудак пырнул меня, - прошипела я, тряхнув головой и, собрав все силы, приподнялась на локтях, посмотрев вниз. В бедре красовался вошедший практически по рукоятку нож. - Сукин сын! Я всхлипнула. - Не трогай его, - рявкнула мама, когда я потянулась к рукоятке, - этот нож единственное, что не дает тебе умереть от потери крови. Не двигайся резко - лезвие вошло слишком близко к бедренной артерии. От чего еще ты можешь умереть? Думай, Джо. - Заражение крови, - мямлю я, откидываясь на спину. - Меня уже трясет от жара. Ма, я не думаю, что справлюсь. - Заткнись и делай то, что я скажу. Дотянись до рюкзака и выпей таблетки. Сейчас же! Уши заложило, я пытаюсь повернуть голову, но не могу. Кажется, будто все мышцы в теле воспалились. - Джинни, ты не можешь умереть. Пожалуйста, только не так, - плачет мама, вцепившись в мою руку. - Так даже романтично, - я растягиваю губы в улыбке, не обращая внимания на боль. - Под небом, в лесу. Всегда любила лес. Помнишь, как я не хотела уезжать от бабушки? Там тоже был лес. - Всего пара движений, детка, - не унималась мама, не слушая мой треп, - прошу тебя. Ради меня, дотянись до рюкзака. Ради тебя. Все было ради тебя. И папы. И Эйда. И Летти. Ради тебя я сделаю все, что угодно. Я со стоном тянусь вбок и пальцы натыкаются на что-то мягкое, липкое. Это не рюкзак. Приподнимаюсь и вижу, что это напавший на меня мужик. Рядом с его пробитой головой - мой рюкзак, в переднем кармане которого я нахожу антибиотик и жаропонижающее. Глотать тяжело, слюны от обезвоживания почти нет, и я кашляю, чувствую как горькие таблетки застревают где-то на полпути. Я очень устала. Дико устала, мам. - Я так горжусь тобой, Джинни, - мама с нежностью сжимает мою руку. Я падаю на спину. Все вокруг заливает лунным светом, и мне внезапно спокойно. - Ма, - тихо зову я, чувствуя на висках холодные слезы. - Тебя здесь нет, да? Ты умерла. Ты осталась там. Иначе я нашла бы тебя. Ты не оставила бы меня, правда? - Не думай об этом сейчас, малышка, - мама прижала мою руку к губам, - засыпай. Отдохни. Я рядом. Я всегда рядом. Ее присутствие, ее прикосновения, аромат, тепло тела. Она была так реальна. Она была здесь, я хочу верить в это. Я киваю, не выпуская из своей ладони ее руку, вцепившись в нее, пытаясь без слов сказать так многое. Меня покачивает, как на волнах, закутывает во что-то теплое, шерстяное. Словно в плед, которым она укрывала меня в детстве. “Прости меня. Я люблю тебя”. Наверное, стоило говорить это почаще. Может, совсем скоро я скажу ей это. *** - А! Очнулась наконец. Двое суток в горячке. Я уж думал, не выкарабкаешься. Я с трудом разлепила глаза. Небо исчезло, его заменил белый потолок с лепниной, по которому скакали солнечные зайчики. До ушей долетела легкая трель, что-то музыкальное, воздушное, как колокольчик. Пытаюсь пошевелиться, мозг с трудом пытается проанализировать обстановку. - То придешь в себя, то опять бредишь. Маму звала, бедняжка, - вновь раздался чужой голос и моего лба коснулось что-то холодное. Смазанный мир наконец становится четким и я вижу перед собой мужское лицо. В страхе дергаюсь, тут же застонав от боли в ребрах. - Ну ты что! Я ж полночи за жизнь твою боролся, швы накладывал, а она крутится! Вся работа насмарку. Dio mio, синьорина, лежите спокойно! - запричитал незнакомец, бросившись осматривать мои перевязанные конечности. Сил у меня не было, поэтому я только и могла таращиться с открытым ртом. Надо мной хлопотал крепкий невысокий мужчина лет семидесяти с удивительно густой седой шевелюрой и такими же могучими усами, его большие черные глаза неодобрительно прожигали во мне дыру, пока руки поправляли бинты на животе и груди. Мне хотелось сжаться и отодвинуться от его прикосновений, но получилось только слабо дернуть рукой. Тело кажется невесомым и тяжелым одновременно. - Джульетта! - мужчина неожиданно выпрямился и басом крикнул куда-то в сторону. Я вновь вздрогнула, закусив щеку от боли в ребрах. - Amore, принеси бульон! Юной синьорине нужно поесть, - затем вновь переключил внимание на меня, - ты посмотри на нее, такая тощая! Кожа да кости! Во рту пересохло от страха, я с трудом сглатываю горячую слюну и оглядываюсь. Лес, в котором я уже успела попрощаться с жизнью, сменился на огромную светлую комнату. Все вокруг белое, деревянное, мягкое и пушистое. После месяцев скитаний по опустевшим городам, жизни дикарем в лесу и выживания, у меня случается диссонанс и сознание коротит. Кажется, что я умерла и попала в рай. Так было раньше? Чисто, уютно, пахло приятно? Что происходит? - Где я? - язык с трудом ворочается. Мужчина застыл, словно не ожидая услышать мой голос, затем потянулся куда-то и через мгновение протянул мне стакан с водой. Я с недоверием пялюсь на него. Страшно хочется пить, но моя паранойя берет вверх и я хмурюсь, переводя взгляд со стакана на мужчину. - Ну же, - тот тепло улыбается. Так люди улыбались раньше. Словно за стенами этой воздушной комнаты не апокалипсис, а привычный мир, где тебе могут бескорыстно помочь. Будто этот человек передо мной не в курсе того, что произошло. - Ты в безопасности. Слава богу, что моя девочка нашла тебя. Я молча смотрю на запотевший стакан, по которому соблазнительно стекает капля. Горло сводит спазмом, и я побеждено вздыхаю, протягиваю руку и залпом выпиваю все без остатка. - Джульетта? - с сомнением переспрашиваю я и едва не роняю стакана от оглушительного, как раскат грома, хохота. Я вздрагиваю всем телом, ошарашено смотря на мужчину. Кажется, прошли сотни лет с тех пор, как я слышала настолько беззаботный смех. - Ох милая, - мужчина утер выступившие слезы, со смешком хлопнув себя по коленям, - давно так не смеялся. Джульетта - да по лесам бродить! Моя прекрасная жена ненавидит дикую природу, ей подавай цивилизацию да светские рауты. Вон, только сад свой обожает, - мужчина кивнул в сторону стеклянных дверей на балкон, и пока я вертела головой, наблюдая, как прозрачный белый тюль вздувается и опадает от ветерка, влетавшего в комнату через приоткрытые окна, мужчина шагнул к массивным двойным дверям и оглушительно свистнул. - Уна! Уна! Беги сюда! Вот, она тебя нашла. Я с недоумением уставилась на дверь, в которую на полной скорости влетела огромная немецкая овчарка. Я взвизгнула, когда собака запрыгнула на кровать, уселась на мои ноги и закапала слюной на одеяло, часто дыша. Мужчина весело потрепал ее по голове. - Уна, наше сокровище. Кто моя хорошая девочка? - ласково засюсюкал он, пока собака ластилась и давила мои ступни. Я поморщилась от стрельнувшей в ноге боли, и попыталась отодвинуться от огромной собаки подальше. - Простите, я не очень понимаю, что происходит, - голос все еще охрипший, но вода помогла вернуть ему хоть какую-то громкость. - Кто вы? Как я здесь оказалась? Мужчина вдруг застыл и с силой хлопнул себя по лбу. - Даже не представился, старый дурак! Прости, милая. Меня зовут Карло Марчетти, к вашим услугам, - он галантно поклонился, и неожиданно мои губы растянулись в слабой полуулыбке. Было в незнакомце что-то огромное, теплое и располагающее к себе. Он словно сочился добротой и мальчишеской энергией. Как Эйдан. Сердце привычно кольнуло, но я лишь тряхнула головой. Тоска стала частью меня, с каждым разом становилось все легче игнорировать ее, вплетая в свою сущность и заталкивая поглубже в сердце. - Джорджина, - я пожала протянутую широкую ладонь, - можно просто Джо. - А, che bello! Такое имя прекрасное! Если не против, буду звать тебя полным. Негоже его так простяцки обрезать, - Карло присел в небольшое кресло рядом с кроватью, забрал у меня стакан и вновь наполнил его водой, - а насчет того, как ты здесь оказалась. Он вдруг тяжело вздохнул и резко помрачнел, протягивая стакан обратно. - Уна нашла тебя в лесу. Мы с ней возвращались домой, а тут она начала лаять как сумасшедшая. Я уж испугался, что на шум сбегутся все мертвяки в округе. Помчалась в самую чащу, едва успел за ней. Выбежал на полянку смотрю - Уна лежит на тебе и скулит. Она в молодости поисковой собакой была, натренированная. Жизнь тебе спасла, пролежи ты там еще час и все закончилось бы печально. Ты сама-то помнишь что? Я перевела взгляд на Уну, которая уложила голову мне на колени и смотрела прямо в глаза. Так вот значит что. Мой шерстяной ангел-хранитель. Я погладила ее по носу и вновь поморщилась от боли, которая растекалась от ноги к ребрам. Все тело - сплошной синяк. - На меня напали, - тихо сказала я, не отрывая взгляд от ластящейся собаки, - зашла в городок за припасами, наткнулась на неприятности. Даже не помню название этого городка. - Видел я твои неприятности. Череп расколот, мозги на земле. Мужик в два раза больше тебя, как же ты его так? - голос Карло слегка дрогнул. Он вздохнул, затем потянулся к тумбочке рядом с кроватью. - Это обезболивающие. Выпей, тебе сильно досталось. Я тебя подлатал, но старайся сильно не двигаться. У тебя три ребра сломаны, плечо выбито, челюсть смещена, левая щека порезана глубоко. Я ее зашил, но боюсь, шрам останется. И самое тяжелое - нож в бедре. Просто чудом не задел артерию, но мышцы покромсал. Придется полежать, восстановление может затянуться. Так что, лежи и отдыхай. Приказ доктора. Я вскинула голову, внимательно смотря на Карло. - Вы тоже доктор? Воспоминания о маме проклюнулись и ударили под дых, так что боль в сломанных ребрах и покалеченой ноге показалась щекоткой. -Тоже? Ты сама медик? - Карло подался вперед, в черных глазах заплясал довольный огонек. - Моя мама была врачом, - прошептала я, пытаясь прогнать ее образ из головы и переключиться обратно в реальность. Карло замолчал, ссутулился, постоянно потирая левую ладонь большим пальцем правой руки. Я больше не хотела говорить. Только спать. Аппетита не было, но я понимала, что мне нужна еда и силы. Карло, словно прочитав мои мысли, встрепенулся и прокашлялся. - Сейчас ты в безопасности, Джорджина. Понимаю, что ты мне не доверяешь, и правильно делаешь - мир у нас сейчас неспокойный, а? Но все же постарайся отдохнуть, девочка, - Карло встал, хлопнув себя по коленям и тепло улыбнулся мне. - Принесу тебе бульон. Видимо, моя Джульетта уснула. Уна составит тебе компанию, не против? Я кивнула, не переставая гладить собаку по голове. Когда Карло направился к двери, я позвала его: -Карло? Спасибо, - пробормотала я, опустив глаза. Он кивнул и вышел, оставив меня одну, и я наконец выдохнула. Даже несмотря на его добродушие, каждый инстинкт во мне сопротивлялся и паниковал. Я обездвижена, ранена, истощена. Если его гостеприимство окажется ловушкой, то защитить себя будет очень сложно. “В прошлый раз закончилось катастрофой, помнишь?” Меня передернуло, и я в панике огляделась. Где мои вещи? Он выбросил их? Где рюкзак? Уна отреагировала на мое беспокойство и жалобно заскулила, тычась головой в мое бедро. Я зашипела от боли, на автомате пытаясь отодвинуться и едва не взвыла от стрельнувшей боли в ребрах. - Блядь, - простонала я, тут же чувствуя себя виноватой, взглянув на притихшую собаку. - Прости, девочка. Не пугайся, все хорошо. Вот бы ты еще сказала, где мой рюкзак. Уна вдруг соскочила с кровати, бросившись за дверь, и тут же вернулась, таща мой рюкзак в зубах. Если бы моя челюсть не была перевязана, она бы точно упала на пол. Я вдруг почувствовала невероятное тепло в груди и едва не рассмеялась. - Какая же ты умница, - ласково прошептала я довольной Уне, - скажи, твой хозяин хороший человек или нет? Чуда не случилось, собака вопросительно склонила голову, но мне было достаточно и этого. Рюкзак не забрали. Чужак привел меня к себе, обработал мои раны, уложил, дал обезболивающее и еще накормит. Бульон. Пиздец, когда я в последний раз видела бульон? “Все как в прошлый раз, а?” - ехидно усмехнулся Голос, сея сомнения и паранойю в груди. - Заткнись, - устало прошептала я, но сил бороться с Голосом не было. - Просто заткнись. “Джинни, Джинни. Неужели ты так наивна? А что, если здесь опасно?” - А где не опасно? - зло прошипела я вслух, вновь заставляя Уну напряженно вслушиваться на случай команды. - Далеко я все равно не убегу. Посмотри на меня. Я даже с кровати встать не могу. Отъебись. Второй раз мне все равно нечего терять. *** Прошли недели, прежде чем я смогла немного расслабиться и убедиться, что я в безопасности. Карло и Джульетта Марчетти оказались лучшими людьми, которых я встречала до или после конца света. Их дом был частью эко-поселения «Райская гавань», построенного на берегу озера Вест Пойнт, на границе Джорджии и Алабамы. Карло сказал, что переехать из шумного Нью-Йорка, в котором они жили всю жизнь, и встретить старость в тишине было своеобразным экспериментом, что и спасло им жизнь.Весь проект задумывался как один из первых этапов застройки большого эко-комплекса на пятьдесят домов, но успели построить и сдать только десять перед эпидемией. Марчетти оказались единственными в поселении, кто в панике не уехал. Может, их соседи не думали, что будет пиздец вселенских масштабов. Никто тогда не думал. Гавань была огорожена стенами и окружена высокими деревьями. Карло рассказал, что весь проект планировался полностью автономным от городских сетей и коммуникаций - электричество через солнечные панели, вода через колодцы поступала в резервуары, у каждого дома были свои насосы и нагревательные баки. Я ходила вокруг с открытым ртом, не веря в то, что вижу. У Карло и Джульетты был свой курятник, на заднем дворе разбиты сад и огород. На соседних участках паслись козы, лошади и небольшое стадо коров - хозяева бросили их, когда началась катастрофа, и теперь Карло сам ухаживал за животными. Первое время, мне было дико сложно заново привыкнуть к тому, что раньше казалось обыденностью. Горячая вода. Домашняя еда. Свежие овощи. Электричество. Крыша над головой и абсолютное спокойствие вокруг. Словно апокалипсис не затронул это место, и оно существовало вне времени и реальности. Оазис цивилизации сбивал с толку, каждую ночь я просыпалась от кошмаров и не могла уснуть до утра. Уна не отходила от меня ни на шаг, и Карло шутливо ворчал на собаку за неверность. Но ее присутствие рядом помогало лучше, чем горячая вода и блага цивилизации. Я цеплялась за нее, как за якорь, переживая панические атаки и отходя от ночных кошмаров. Мне все еще казалось, что где-то таится подвох. В каждом слове, действии, улыбке. Пока Карло и Джульетта занимались садом, я обшаривала дом с чердака до подвала - вдруг, у них где-то прикованные заложники? Или они каннибалы? Или убивают ради забавы? Но ни в одной комнате, ни на одном этаже я не нашла подтверждений своих страхов. В мире, где человечности оставалось так мало, встретить ее оказалось удивительнее, чем ожившего мертвеца. Но Марчетти каждый день доказывали обратное. Детей у них не было, и всю накопившуюся энергию и нежность пожилая пара обрушила на меня. Джульетта настояла на том, чтобы я ни в коем случае не стригла отросшие до талии волосы, и каждое утро с удовольствием расчесывала и заплетала их в косы, мурлыкая себе под нос какие-то песенки. У меня не хватило мужества отбиваться - Карло тайком рассказал, что его жена в прошлом болела раком и потеряла свои чудесные локоны, которыми так гордилась. Утренний ритуал с расчесыванием был небольшой платой за их гостеприимство. Их забота с каждым днем слегка растапливала лед, сковавший меня изнутри. Утренние длительные прогулки с Карло и Уной были лучшим лекарством от бессонницы. Мы уходили перед наступлением рассвета, шли вдоль берега озера, где я нашла прекрасное место для плавания и рыбалки, а после возвращения я вновь ложилась и спала как убитая. За все время, что я жила в доме Марчетти, я не встретила в окрестностях ни мертвых, ни живых, и это слегка угомонило мою паранойю. Каждый вечер Карло готовил ужин, сентиментально рассказывая о детстве в Италии и тоске по родной Сицилии. У него был великолепный дар рассказчика, и все истории словно оживали - я чувствовала морской бриз на коже и жар августовского солнца, ароматы домашнего теста для пиццы, цветущих апельсиновых деревьев и ощущала привкус томатной пасты на языке. Пара бокалов вина из обширной коллекции Карло, и я наяву видела залитые солнцем улицы Мессины. Джульетта с удовольствием отмечала, что я поправилась и теперь выгляжу как живой человек, а не больной тифом мальчик из викторианской эпохи. Комплименты у нее были своеобразные, но я все равно смеялась. Непринужденная беседа, шуточная перепалка Карло и Джульетты, вино и потрясающая паста алла норма, в которую Карло добавлял сделанную им самим рикотту - и мне казалось, что я в параллельной реальности. Словно меня раскалывает надвое, и другая Джорджина - угрюмая, депрессивная, побитая - исчезает, уступая место настоящей мне, хоть собственный смех и казался чужим. Мне нравилось жужжащее ощущение легкого опьянения - тело становилось легким, сердце болело чуть меньше и я думала лишь о том, съесть ли еще одну порцию пасты или выпить третий бокал вина. После ужина, Джульетта раскладывала по тарелкам ягоды, выращенные в саду, добавляла домашние сливки и мы перемещались на веранду, молча наблюдая за закатом. Когда солнце опускалось за горизонт, погружая нас в ночь, возвращалась другая Джорджина, расправляла плечи и топила меня в воспоминаниях, сожалениях и ядовитой боли. Я желала Карло и Джульетте спокойной ночи, оставалась на веранде с Уной и тихо плакала, уткнувшись лбом в пушистый бок. Я так хотела, чтобы на этой веранде была моя семья. Они заслужили это спокойствие. Бокал вина после ужина. Наблюдать за закатом и слушать стрекот сверчков. Быть рядом со мной. Но они погибли. А я здесь. Все еще здесь. Сытая, пьяная, в безопасности. Я выжила. *** - Мы заблудились, - Карло стер пот со лба и привалился к дереву. Я нахмурилась, оборачиваясь. - Не заблудились, а выбрали альтернативный маршрут, - проворчала я, свистом подзывая Уну. Овчарка выскочила из зарослей, неся в зубах подбитую утку. Я поправила лук на плече и оглянулась. Вест Пойнт остался по правую сторону, и мы ушли глубже в лес, решив сымпровизировать и прогуляться до дома по новой дороге. Правда, что-то пошло не по плану и мы уже час кружили в каких-то ебучих дебрях, отмораживая задницы. “Джульетта, наверное, уже обед приготовила”, - грустно подумала я, забирая тушку утки у собаки, и вновь огляделась. Лес был незнакомый и я сто раз прокляла себя за то, что послушала Карло и его неугомонную тягу к приключениям. - Ох, Джорджина, прости, - словно прочитав мои мысли, Карло виновато улыбнулся, - возомнил себя следопытом. - Ничего. Считай, окрестности изучаем. Может, Уна нам поможет? Что скажешь, девочка? - я ласково потрепала собаку по голове. - Ищи путь домой. Давай. Уна радостно гавкнула и умчалась вперед, ломая кусты. Карло вздохнул и заковылял следом, из потока ругани на итальянском я уловила что-то про сраную старость. Он не оставлял попыток обучить меня своему родному языку, правда пока я понимала лишь мат и пару предложений: “еда готова” и “налей еще вина”. Я усмехнулась, поправляя ворот куртки и ежась от налетевшего ветра. Лес дышал свежестью, и я с наслаждением вдохнула зимний воздух. Мороз подобралась незаметно, до самого начала декабря стояла теплая погода, и я надеялась, что зима будет такой же мягкой, но первая неделя месяца выдалась дико холодной и ветреной. И именно сегодня мы решили погулять. Гениально. - Как ты? - вдруг спросил Карло, когда я поравнялась с ним. Я с удивлением вскинула бровь, но взглянуть на него не решилась. Марчетти знали, что я потеряла семью, но подробностей я не рассказывала, а им хватило такта не расспрашивать. Только заботы стало вдвое больше. Как и еды. Это был язык любви Карло - он постоянно готовил вкусности, отложившиеся на моих боках, таскал мне пиалы консервированных персиков и тарелки нарезанных овощей, постоянно причитая о моей худобе. Джульетта же проявляла привязанность подарками, которые дарились насильно, а их практичность не обсуждалась. На мой логичный вопрос, зачем мне платья в апокалипсисе, Джульетта лишь картинно закатывала глаза и называла меня нерадивым куренком. Я не могла злиться, когда она сверкала своими темными живыми глазами и возмущенно ворчала, особенно усердно расчесывая мои волосы, едва ли глаза на затылок не натягивая. Потому что их труды давали свои ростки. Я стала чаще улыбаться, а в особенно тяжелые дни, когда грудь разрывало от боли, позволяла Джульетте обнимать меня и рыдала на ее плече. Благодаря им, я крошечными шажками возвращалась к жизни. Но они никогда меня не спрашивали, как я себя чувствую. По-крайней мере, напрямую. - Нормально, - резко ответила я, смотря прямо перед собой. Горло сдавило спазмом. - Не надо. Карло тут же замолчал. Я отругала себя за грубость, но озвучить все, что бурлило внутри, означало пережить заново. Сил на это не было, как и желания. Мне хотелось навсегда зарыть прошлое и забыть его, чтобы оно не скрутило меня в калач в самый неподходящий момент. Мы шли молча, и в тот момент, когда Карло вновь хотел что-то сказать, я услышала голоса. Мне показалось, что температура вокруг понизилась на десять градусов, по позвоночнику пополз холодок, желудок предательски скрутило. Я вскинулась, тут же хватаясь за пистолет. Карло застыл и в ужасе посмотрел на меня. Мне не послышалось - два мужских голоса. Каждый мускул в моем теле затрещал от адреналина. - Еб твою мать, - только и смогла прошипеть я, хватая Карло за руку и таща за собой в ближайшие кусты. - Тихо! Осторожно вытащив магазин, я обреченно закрыла глаза. Три патрона. Я так и не выбралась в ближайший город, чтобы пополнить запасы. Полупустой магазин, один нож и лук с пятью стрелами, вот и весь арсенал. - Уна, - прошептал Карло, едва не выскочив из укрытия. - Где Уна? - Карло, сиди тихо, прошу, - взмолилась я, с трудом удерживая мужчину на месте. - Дай мне вслушаться. Голоса раздавались откуда-то слева. Нас отделяла от опасности лишь куцая череда деревьев и кусты, под которыми мы укрылись. - Мы не можем так продолжать, - низкий мужской голос, в котором скользнули нотки отчаяния, раздался совсем близко, и я пригнулась ниже. Отчаяние всегда было плохим показателем. Отчаяние толкает людей на немыслимые поступки. Отчаяние же в условиях рухнувшей цивилизации и выживания может быть смертельно опасным. - Я не знаю, что делать. Они все смотрят на меня, а я не понимаю, куда их вести. Я подвожу всех. Подвожу свою семью. Слишком близко. Я точно слышала два мужских голоса, но сейчас говорил только один. Где второй? Я едва не оскалилась от напряжения и ярости. Опасность! Опасность! Опасность! Тело звенело и готово было ринуться в бой, но я посмотрела на Карло и его побледневшее лицо сбило мой пыл. Я здесь не одна, и от моих действий зависит не только его жизнь, но и жизнь Джульетты. Вдруг, это враждебно настроенная крупная группа? Кто знает, сколько их и чем они вооружены. Вдруг, кто-то уже добрался до дома? Я чувствовала себя как дикое животное, попавшее в западню. Я огляделась - впереди лес, сзади берег реки, слишком открытый. Голоса приближались, и мы не успеем скрыться. Карло крепко сжал мою руку. Он дрожал, взгляд метался и я была уверена, что он думает о том же. Бежать или драться с ним рядом не получится. Может, незнакомцы пройдут мимо и тогда у нас получится удрать в противоположную сторону? Где же Уна? Я слегка высунулась из укрытия, пытаясь найти собаку, но ее словно след простыл. Подзывать ее свистом тоже не получится, но я надеялась, что умная девочка затаится, учуяв чужаков. А вдруг решит напасть на них, защищая нас? Сердце бешено колотилось, я чувствовала, как от страха леденеют кончики пальцев на ногах. А что если у меня получится увести незнакомцев в сторону, дать Карло шанс убежать? Дом со стороны леса не видно, они смогут укрыться в подвале и затаиться, пока я разбираюсь с остальными. Карло вдруг схватил меня за локоть, напугав до усрачки, и я уже повернулась, готовая шипеть от раздражения, но увидев выражение его лица поняла, что план провалился. Вокруг тишина, голосов больше не слышно. Карло смотрел куда-то поверх моего плеча. Я обреченно зажмурилась, коротко выдыхая. Видимо, предстоит бой. Я резко встала, оборачиваясь и вскидывая пистолет. Незнакомец подобрался абсолютно бесшумно. Моего роста, со злыми синими глазами, он стоял не двигаясь, держа в руках арбалет и целясь мне в голову. Я сняла глок с предохранителя. Блять, он по воздуху перемещается? Как же я не услышала шагов? Земля промерзлая, усыпанная сухими ветками. Я должна была его услышать! - Бросай, - процедила я сквозь зубы, закрывая собой Карло, - сейчас же. Мужчина молча перехватил арбалет, слегка склонив голову вбок. Мой взгляд заметался. Где второй? Заходит с тыла? - Бросай, - рявкнула я, - ну же! «Застрели его», - раздался Голос и я едва не дернулась. Я не слышала его два месяца. «Застрели или он убьет тебя. Его лоб закрыт арбалетом, стреляй под ребра, в печень. Как упадет - добей». «Здесь Карло. Я не вижу второго. Если твой план не сработает, нас обоих могут убить». «Плевать на старика, спасайся!» «Заткни пасть». Я нахмурилась. Может, все же попытаться пристрелить первого? Забрать арбалет и уложить второго. Карло не дурак, он поймет, что нужно сидеть тише воды ниже травы. Арбалетчик словно врос в землю. Мощная фигура, двигается бесшумно, руки не дрожат, ничем не выражает страх или напряженность. С таким в ближний бой лучше не вступать, лучше сразу пристрелить. Одна пуля в печень. Вторая в лоб. Третья для второго мужика, которого я, черт возьми, не вижу! Я оскалилась и практически нажала на курок, когда сзади хрустнула ветка. Я обернулась, не спуская арбалетчика с прицела. Черт. А вот и второй, с револьвером наперевес. Высокий, худой, с дикими голубыми глазами, оружие держит уверенно, но лицо неожиданно спокойное. Приглядевшись я поняла, что на мужике форменные штаны. Я сжала челюсть так, что зубы заскрипели. Полицейский. Это охуеть как усложняет ситуацию. - Джорджина, - слабо позвал Карло, - пожалуйста, не надо. Я нахмурилась, скосив глаза на него. Бледный, с испариной на лбу, глаза бегают от одного незнакомца к другому. Лишь бы инфаркт не схватил. - Мисс, мы не хотим навредить вам, - начал коп. Так это его голос я слышала. - Давайте опустим оружие и поговорим. - Джорджина, пожалуйста, - вновь подал голос Карло, осторожно поднимаясь с поднятыми руками. - Просто выслушай их, хорошо? Никто здесь не хочет насилия, так? Полицейский кивнул, смотря теперь на Карло. Я едва не взвыла. Выбора не было. Застрелю арбалетчика - получу пулю в затылок от кудрявого. Застрелю кудрявого - во лбу будет красоваться болт арбалетчика. Ситуация патовая. Единственное, что оставалось - дипломатия. Нужно разузнать больше информации, прежде чем предпринимать что-либо. Я пригляделась - потрепанные, исхудавшие, заросшие, грязные, явно голодные бродяги, а это значит - готовые на все. Что же делать, что делать, что делать, мать твою? - Говори, - рявкнула я, не опуская пистолета. - Желательно быстро и по делу. Кудрявый вздохнул, бросив взгляд на арбалетчика, убрал револьвер в кобуру на поясе. Затем осторожно шагнул вперед, вскидывая руки вверх. - Меня зовут Рик Граймс. Мне нужна помощь.