У меня нет даже тени : Другая история

алкоголь — мой друг, алкоголь — мой враг. алкоголь всегда в чём - то виноват.

***

      Свет от только что зажженной свечи неумело освещает тёмную комнату. Спичка лениво бросается в старую пепельницу, найденную в шкафу. Слабоватый запах плавленого воска и горящего фитиля лезет прямиком в нос, возбуждая тысячи рецепторов.       Глубокий вздох. Тело ложится на мягкую постель и вытягивается, подобно кошке. Скрип. Девушка вздрагивает и приподнимается на локтях. В комнату входит знакомый силуэт. Значит, можно выдохнуть.       — Как отпразднова–       Она резко обрывает свою речь и пятиться назад. Он хмурится, не понимая резких человеческих движений.       — Что такое? – обеспокоенно спрашивает его голос.       Фриск отвечает не сразу, будто боясь неверно выразится. Совсем не хотелось портить столь желанный праздник.       Чара делает шаг вперёд — Фриск моментально закрывает лицо руками, словно бы боясь возможного удара по хрупким костям.       — Скажи честно, ты пил? – шепчет её голос.       Воск продолжал медленно стекать с белого цилиндра, оставляя пятна на деревянной поверхности.       — Я не состою в касте пьяниц, Фриск.       Тело человека дрожит, но явно не от холода.       — Но я ведь чувствую. От тебя вином пахнет.       В глазах промелькнула искра страха и дикого ужаса. Её руки дрожат ещё сильнее. Это не скрывается от взгляда полукровки, осторожно присевшего на противоположный край постели.       Чара вздыхает — трогать не спешит.       — Один неуклюжий придурок опрокинул свой графин прямо на мой пиджак. Оттого и пахнет.       Фриск молчит, невольно прожигая того взглядом. Из уголков глаз выступают маленькие слезинки, стекающие по веснушчатым щекам.       — Извини за наезд. У меня не самые лучшие воспоминания, связанные с алкоголем. – мямлит она, виновато опустив голову. – Ничего не могу с собой поделать.       — Всё нормаль–       — Нет, не нормально. – перебивает Фриск. – Ты не понимаешь всей сути.       Полукровка захлопал глазами от удивления. Её настроение сменилось буквально за пару мгновений, чего он никогда не замечал во время общения с ней.       — Тебе нанесли травму, связанную с алкоголем. Так ведь? – неловко спрашивает он, надеясь на спокойную реакцию с её стороны.       — Да. – тихо, но чётко отвечает она, вздыхая. – Если хочешь, я могу рассказать об этом настолько хорошо, как смогла запомнить.       Чара вздрагивает. Никогда бы не подумал, что Фриск так просто захочет обсудить эту неприятную тему.       Внешний облик говорит за хозяйку — она явно боится, но понимая, что пути назад уже нет, решается на столь отчаянный шаг. Слёзы стираются грубым движением длинных пальцев. В очередной раз вырывается вздох.       — Ты уверена, что хочешь этого?       — Я больше не смогу выдерживать всё это. Мне нужно высказаться.       Лицо заметно алеет — благо свеча не так сильно освещает комнату, оставляя приятный полумрак, скрывающий внезапный прилив смущения от человеческих слов.       И он прекрасно понимает — раз она так просто решает поговорить о столь личном, значит у неё есть доверие к его персоне. Их дружба постепенно крепчает. И Чара это прекрасно чувствует.       — Раз уж такое дело, то вперёд. Я выслушаю всё, что ты скажешь. – он неуверенно приближается к ней, слегка касаясь её плеча, при этом поправляя спавшую лямку тёмной пижамы.       Глубокий вздох разрезает воздух.       Рассказ приходит к своему началу.

***

      Входная дверь бесшумно закрывается. Обувь ставится на коврик, а лёгкая кофта вешается на крючок.       Каштановые, местами разбросанные пряди неумело поправляет худощавая рука. Фриск медленно продвигается вперёд, оглядываясь по сторонам. Пробегая мимо злосчастной гостиной комнаты, она забегает к себе и запирается на ключ.       — Успела. – выдыхает она, спускаясь по стене.        Если бы отец увидел её внешний вид, то как минимум бы выставил продажной шлюхой без будущего. Тело неприятно ломило, но его обладательница предпочла игнорировать этот факт. Глаза устремились в стену, прожигая её взглядом, говорящем одно слово : усталость.       Фриск глубоко дышит, будто ей не хватало воздуха. Её будто душат чужие руки, сдавливающие шею. С губ срывается болезненный стон.        Осторожно встав с места, ноги сами ведут девушку до двери, ведущей на балкон. Она открывается нараспашку, отчего в лицо тут же прилетает порыв свежего воздуха.       Лёгкие поедали его. Жадно и безжалостно. Лежащая на столике пачка сигарет лениво маячила перед глазами. Фриск отворачивается — совсем недавно она решила покончить со своей пагубной привычкой. Ей не хотелось стать зависимой от этого дешёвого табака и старой зажигалки.       Родители не знали о таких увлечениях дочери. Она ловко скрывала их, да и сами родственники не горели желанием проверять на наличие запрещёнки. Им будто не было дело до этого. Главное, чтобы дочурка выполняла свои обязанности и в нужных ситуациях не мешалась под ногами.       Фриск давно привыкла к режиму своей жизни — просыпаешься через силу и если повезёт, увидишься с матерью. Потом полдня проходит в учёбе и пассивном буллинге. Ни одного приветствия в её адрес, а лишь тихий шёпот за спиной и редкие колючие фразочки, поражающие сердце. После мучительного одиночества ноги сами ведут к логову чудовища. Фриск не могла назвать это местом домом. Отец не дарил ей необходимого тепла. Вместо этого она получала открытые унижения и рукоприкладство — запястья украшали небольшие синяки, которые приходилось прятать под слоем медицинского бинта. В школе считали, что девушка занимается самоповреждением.

Но это далеко не так!

      — Мне страшно. – несчастные два слова выплёскиваются наружу, приказывая опуститься на колени. В её тело будто вонзилось лезвие ножа, прокручивающееся несколько раз.       Маленькая курильщица понимает, что делает хуже — пронизывающий до костей голод туманил разум, но она держалась из последних сил.       Фриск боится покидать комнату. Боится даже открыть злосчастную дверь и убедится в том, что мучитель спит. Желудок мерзко заурчал. Она сглатывает слюну, надеясь на улучшение своего состояния.       — Вот если бы я знала, то взяла эту несчастную булочку. С самого утра во рту ни крошки.       Она не успела позавтракать. С самого раннего часу отец решил устроить посиделки перед телевизором с баночкой противного пива, купленного в ближайшем магазине. Жестянки то и дело валялись по всей гостиной, но мужчине не было до них дела. Он буквально чудом мог не порезаться об эти острые края смятого металла. Сама же Фриск пару раз получала травмы из - за них, к счастью, отделавшись небольшими ссадинами.       Она не любила находиться на кухне, когда её видит отец. Это было его любимым местом в доме, а значит, он мог в любой момент разорвать зону комфорта, разнося омерзительный запах. Её буквально тошнило от алкоголя — один только намёк на него уже вырисовывал на её веснушчатом личике гримасу отвращения и брезгливости.       Из клубка своих мыслей Фриск вытащил резкий удар по двери, заставивший вздрогнуть. Рука машинально хватается за пульсирующее от страха сердце.       — Сходи - ка в магазин! – лишь слышится речь пьяницы. Хотя, если смотреть на мужчину, то и не скажешь, что тот злоупотребляет этой дрянью.       В ответ тишина. Она не собирается позориться в каком - то ларьке. Да и чем думает этот идиот? Ей и восемнадцати нет, какой ей алкоголь? Очевидно же – речь шла именно о нём.       — Если не выйдешь, я выломаю твою дверь. – голос грубеет, а удар повторяется.       Фриск дрожит всем телом, не находя себе места. Она хочет спокойной жизни, без этого кошмара. Приходится встать и неуверенно приблизившись к двери, отпереть её. Выглянув наружу, в глаза тут же бьётся высокая фигура Энтони.       — Вышла всё - таки, вы только гляньте! – он окидывает дочь осуждающим взглядом. – Тебе просто повезло. А теперь покинь свою блядскую комнату и пиздуй за вином. Причём, самым лучшим. Только попробуй принести какое - то дерьмо – вылью его прямо на тебя и даже не пожалею об этом. – по привычке кинув очередные угрозы, мужчина кидает свою банковскую карту на пол и напоследок пробурчав грязное ругательство, возвращается к своему месту.       Фриск с трудом находит силы не зареветь. Её достали эти бесконечные угрозы и манипуляции. Просто достало такое отношение к себе. Она не ощущала себя желанным ребёнком.       — Я ведь тоже человек. – прошептала она, прежде чем взять злосчастную кредитку и направится в необходимом направлении – к выходу из этого душного места.

***

      Темноволосая женщина осматривает хрупкое тельце снизу вверх. В глаза бьётся стеклянная бутылка с неким вином, в сортах которого Фриск совсем не разбирается.       Продавщица молчала, делая атмосферу ещё более неловкой. В одиноком магазинчике ни единой души — нет мамаш с колясками и вечно плаксивыми детьми, нет стариков и инвалидов, просящих подкинуть пару монет на пропитание.       Веснушчатое лицо невольно краснеет. В горле застревает комок.       — Восемнадцать есть? – наконец - то подаёт голос женщина.       Девушка отвечает не сразу. Она осторожно сжала горлышко злосчастной бутылки, прожигая её глазами.       — Нет. – неуверенно мямлит Фриск.       — Тогда ж чего за вино хватаешься? Перед друзьями небось хвастаться?       Друзьями? Конечно — перед уличными животными напьётся, да начнёт приставать к детям со сладостями.       — Вы не понимаете. Дело не в этом. – слова будто застревают в горле, отчего приходится проделать достаточно тяжёлый путь, чтобы не разорвать собственную речь душераздирающими рыданиями. – От этой бутылки будет зависеть моя жизнь.       Не хотелось этого признавать — но это единственный способ смягчить ту, кто сможет избежать страшного наказания.       — Точно алкашка. Они такое постоянно гово–       — Дослушайте же меня! – не выдержав, она срывается на крик. – Я не пью, понимаете? Но пьёт мой родной отец. Это из - за него мне приходится позориться перед вами. – она останавливается, пытаясь отдышаться. – Он реально несёт угрозу для моей жизни.       Её голос дрожит. По щекам текут солёные слёзы, неприятно обжигающие кожу.       Некоторое время продавщица молчала. Очевидно, что у неё был вагон подобных историй, поэтому она не вызвала никаких ярких эмоций. Длинные ногти, окрашенные красным лаком лениво стучат по столешнице.       — Долго выдумывала, девочка? Клади бутылку на место и убирайся, пока я охрану не вызвала.       Фриск чуть ли не задыхается от возмущения. Взрослые такие чёрствые.       — Вы действительно мне не верите? – бутылка ставится прямо перед глазами женщины. – А если так? – резко раскусив бинт, Фриск протягивает руку вперёд. Дорожка фиолетовых синяков украшала тонкое запястье.       Продавщица застыла на месте, всматриваясь в чужие раны. Спустя долгую минуту на её лице появляется гримаса сожаления.       — Божечки, это твой батька такое чудит?       — Человек под влиянием алкоголя навряд ли здраво мыслит. Да и перестаёт быть человеком в принципе. – вздохнула Фриск. – Мой отец настолько зависим, что готов сотворять со мной любые пытки, лишь бы я таскала для него эту дрянь. – от осознания кровного родства она морщится от отвращения — не может назвать это чудовище отцом.       Повисло неловкое молчание. Ненадолго.       — Сколько ж тебе, бедняжке лет?       — Всего шестнадцать.       — Шестнадцать. – повторяет женщина. – Вся жизнь ведь впереди. – она протяжно вздыхает. – Так уж и быть, я помогу тебе. Но больше не рассчитывай на такие поблажки!       В желтоватых глазах тут загорается жизненная искра.       — Спасибо! Вы просто спасли меня! – радостно воскликнула она, прикладывая карту к аппарату для оплаты.        Машина издаёт характерный звук, а на экране вылезает надпись “успешно “. Фриск кладёт вино в пакет, выданный продавщицей и помахав на прощание, покидает злосчастный магазин.       Женщина ещё минуту смотрела ей вслед. Она вздыхает и тянется к мобильному телефону. Набрав необходимый номер и прикладывая устройство к уху, слышится лишь всего два слова :       — Алло, полиция?

***

      Рецепторы носа улавливают привычный запах вяленой рыбы и пива. Девушка выпрямляет плечи, прежде чем сделать неуверенные шаги в сторону отца. Заметив фигуру дочери, он косо поглядывает на неё.       — Опять свой шлюханский лифчик напялила. Ну что, скольким мужикам по дороге дала? – Энтони сплёвывает прямо в банку, отчего Фриск морщится от неприязни.       Ей приходится молчать и глотать слёзы. Чувствует – он уже пьян, а значит, с ним не стоит вступить даже в безобидную перепалку, что уж говорить о реальном скандале. Дрожащая рука лишь протягивает бутылку, которую тут же перехватывают.       Зубами вытащив тугую крышку, Энтони чуть ли не залпом выпивает бóльшую часть от общего объёма. Не прошло и минуты, как он кашляет, словно от застрявшего в горле кусочка некой пищи. В его бешеных, как у пса глазах горела искра безумия.       — Ты меня что, отравить решила, шавка?! – грубая рука тут же хватает за шею, сдавливая её. – Неужели забыла о том, что я говорил? Тогда спешу напомнить! – хрупкое тело грубо роняют вниз, отчего его обладательница ударяется головой об пол.       Она с трудом приподнимается на локтях, скуля от боли. С губ уже хотел вырваться нехарактерный протест, как нечто мокрое попадает прямо в горло, заставляя откашливаться и прикрывать глаза.       С головы стекают пахучие капли, попадая на одежду и ковёр. Фриск дрожит от страха, переполняющего её тело. Глаза намокли от приближающихся слёз.       Отец лишь громко дышал и грязно ругался. Уши будто заложило — она не слышит его унизительных слов. Они ощущаются чем - то туманным и неразборчивым.       — Прекрати. – Фриск тихо всхлипывает, липкими руками сжимая край испачканной юбки.

      Энтони не услышал её просьбы.

       Щёку обжигает очередная пощёчина, которая явно намного сильнее предыдущей. Так унизительно — вино продолжает течь подобно водопаду, заставляя каждый раз вздрагивать.        Хоть она никогда не относила себя к верующим, но сейчас на языке вертелась лишь молитва. Фриск была готова сделать что угодно, лишь бы больше не видеть эту сморщенную рожу и чувствовать мерзкий запах рыбы и пива.       — Тявкаешь, как полудохлая псина с соседней улицы. Надо ж было породить на свет такое уёбище. – мужчина вовсе не побоялся говорить так, как считал нужным.       Он не считал это оскорблениями, а лишь горькой правдой. Фриск же была против этой позиции. Слова пьяного чудовища больно давили на неё, буквально прижимая к грязному полу. Её ломают, будто ненужную куклу, с которой больше никто не захочет поиграть.       Она с трудностью приподнимает голову, шипя от пульсирующей боли в сердце, так и норовящегося покинуть грудную клетку.       Тяжёлое дыхание разрезает воздух, пропахший несправедливостью и алкоголем. Энтони нагло пинает измученную дочь, подобно элементарному садисту. Фриск падает, с трудом сдерживая душераздирающий вопль.       Хотелось встать с места и закричать во всё горло матерные выражения, адресованные мучителю. Она готова разорвать голосовые связки, вырвать себе клок волос или пройти самые ужасные пытки, лишь он услышал её.       Грязная ладонь касается зоны чуть ниже живота. Тихое урчание решает прервать злосчастное молчание. Жертва морщиться от голода, бегая глазами по комнате, будто ища в ней спасения. Отец молча наблюдает за поведением дочери, изредка отпивая содержимое из своей банки, слегка сжатой в крепкой хватке.       Фриск хотела сбежать отсюда. Хотела избежать этого ада. Ползком, подобно маленькому ребёнку, она продвигается в сторону своей комнаты, каждый раз громко вздыхая.       — Ползи - ползи, паршивка. Это только часть твоего наказания! – это единственное, что девушка слышит, прежде чем наконец - то попасть к себе.

***

      Дверной замок громко щёлкает, отдавшись эхом в ушах. Ноги сами ведут к зеркалу. Оно не стало врать и выдало общую картину во всех красках — парочка новых синяков, липкие пятна от вина по всему телу и покрасневшие от слёз глаза. Отвратительное зрелище. Фриск чувствовала себя зверушкой в цирке.

Такой же жалкой и беспомощной.

       Тяжёлое дыхание разрезает воздух. Ещё немного – она сорвётся. Склеенные между собой пряди каштановых волос лениво закрывают взор.       Разум пожирала лишь одна мысль — алкоголь никогда не станет другом человека. Он убьёт всё, что отличало его от других существ. Фриск ненавидит это ощущение. Ненавидит алкоголиков. Ненавидит отца. Но больше всего ненавидит именно себя.

***

      Ухо улавливает еле слышное сопение. Значит, он наконец - то уснул. Энтони сидел на краю потёртого дивана, одной рукой подпирая щёку, а другой – злосчастную бутылку от вина. Того самого, что пару часов назад попало на девичье тело. Его голова опущена вниз, а изо рта текла длинная полоса из слюны, доходящая до пола.       Фриск шипит некое ругательство. Она больше не могла смотреть на это чудовище, держащее её в клетке страха и зависимости. Если для мужчины это была всего лишь игра, то для неё – настоящая пытка, пережить которую практически нереально. В желтоватых глазах загораются яростные огоньки, жаждущие выпустить их в нужное русло.       Пальцы алкоголика разжимаются, заставив того отпустить стеклянную бутылку. Фриск вздрагивает от внезапного звука, надеясь на то, что он не разбудит отца.

Ей хватило одного унижающего фокуса, куда ж до второго!

      Пустая, но пахучая вещица катится к ногам. Будто сама Вселенная подала тот самый дар, который поможет ей покинуть этот кошмар.       Она осторожно присаживается на колени и дрожащими пальцами хватает бутылку. В голове сразу вырисовался план мести. Такой короткий и глупый, но это её единственный шанс сбежать.       Горлышко крепко сжимается. Руки дрожат. А сердце кричит — действуй, малышка.        Фриск делает быстрые шаги вперёд и размахнувшись, со всей силы ударяет мужчину по затылку. Его тело безжизненно падает на пол — несколько кусочков толстого стекла вонзились в эту грязную кожу. Капельки крови проявились наружу, стекая по его шее.       В её руках находится лишь горлышко. Осколки валяются под ногами. Глаза наполняются горячими слезами, стекающими по веснушчатым щекам. Пальцы уже не могут удержать орудие убийства. Фриск роняет его на пол и быстро покидает комнату, дрожа от переполняющего чувства страха.       Она прекрасно понимала, что натворила — сорвалась, позволила себе переступить черту дозволенного, при этом очерняя свою душу.       Взгляд опускается на слегка окровавленные пальцы, покрытые мелкими ссадинами от прикосновения к осколкам зеленоватого стекла. Сердце отбивает бешеный ритм. Буквально кричит "уходи да поскорее ".       Ноги практически не держали её тело, но Фриск пыталась найти силы не упасть. Схватив со стола зажигалку и недавно открытую пачку сигарет, она не находит выхода лучше, чем сбежать.

Это её шанс.

      Вздохнув, девушка бросает последний взгляд на окровавленную тушу алкоголика. Он так противен. И Фриск это знала.       Она доходит от входной двери. Последний раз прожигает её глазами. Ей не хотелось возвращаться сюда. Да и какой смысл от этого? Чтобы её повязали за убийство, лишив желанной свободы?        Она убегает от своих проблем. Сокращает свою жизнь с помощью дешёвых сигарет и булочек, купленных в ближайших ларьках. Никто не дарил ей необходимого тепла, но тусклый огонёк надежды всё ещё подавал признаки жизни.       Выругавшись, злосчастная дверь открывается, впуская в дом долю свежего воздуха.       Фриск делает неуверенный шаг вперёд, смотря куда - то вдаль. Искусанные губы сжимаются в одну линию — до боли тонкую и незаметную. Очередной вздох. Она решается пройти ещё пару шагов, а потом и переходит на лёгкий бег.       Силуэт знакомого дома постепенно исчезал, становясь лишь пятном. Девушка стирает его из своей жизни. Быстро и без каких - либо сожалений.       Она тяжело дышит, но осознает — теперь никто ей ни указ. Ни отец - алкоголик, ни вечно пропадающая мать, ни бездушные одноклассники, уничтожившие её личность на выпускном. Хозяйкой своей жизни становится лишь она сама.       Её волосы уже чисты, но душа покрывается корочкой грязи и крови. Придётся отмываться от этого позора, пока не поздно.

***

      — А что было дальше ты и сам знаешь. — закончив свой рассказ, Фриск опускает голову, тихо всхлипывая.       Чара молчит, прикрывая рот ладонью. В его глазах читается лишь одна эмоция — сожаление.        Он никогда бы не подумал, что Фриск переживала такой кошмар до появления в особняке.       — Получается, что ты–       — Не говори это, пожалуйста. – она нагло перебивает, нехотя поднимать тему своего внутреннего чудовища. – Я прекрасно понимаю, что натворила.       В комнате проскользнуло молчание. Такое длинное и пугающее. Огонёк продолжал выплясывать яркие танцы, привлекая к себе внимание. Им же было далеко не до него.        Каждый думал лишь о своём — она – об ошибках прошлого и разрывающей на части ненависти, он же – о ней и её состоянии.       — Я чудовище, так ведь? – непривычно тихий и подавленный голос шепчет резкое оскорбление в свой адрес.       Чара вздрагивает.       — Не говори так. Ты не такая. – крепкие руки осторожно обхватывают хрупкие плечи. Кончик носа упирается в бесконечно густую волну каштановых волос. – История действительно не из приятных и я прекрасно понимаю твоё состояние. Ты пережила много дерьма, но сохранила свою человечность. Меня это удивляет и безумно воодушевляет!       — Человек, совершивший преступление тут же очерняет свою душу перед другими. И я, как ни странно, стала такой же гнилой и мерзкой. – Фриск дрожит, не смея покинуть на удивление тёплые объятия.       — Я не вижу в тебе этой гнили. – он снова вздыхает. – Ты просто нервничаешь, поэтому мыслишь немного иначе. Давай лучше поговорим о чём - то другом, пока ты совсем не раскисла.       На её лице проскальзывает искра недоумения. Полукровка же неловко усмехается, приподнимая голову. Их взгляды пересеклись — яркость от жёлтого и насыщенность от красного слились в одну массу. Она плакала от пожирающей изнутри боли. Он же – от страха оказаться холодным в её глазах.       — Ты действительно хочешь помо–       — Я просто не хочу, чтобы ты в лишний раз проливала слёзы. – понимая, как абсурдно звучит его речь, Чара на мгновение замолкает, отведя взгляд куда - то вниз, лишь бы не пялится. — Согласись, ты и сама этого не хочешь.       — Не хочу. – подтвердила она.       Длинные пальцы медленно, но верно прошли по её хрупким плечам в успокаивающем жесте. Он делает это с максимальной нежностью, на которую только способна его душа. Фриск молчит. Чара разделяет её настрой, не хотя тревожить.       — Спасибо. Теперь мне полегчало.       Юношеское сердце поражают море приятных ощущений, согревающих пульсирующий в грудной клетке орган. Лицо невольно розовеет. Она благодарна ему за моральную поддержку. Он же благодарен ей за существование.       — Я всегда буду рядом. – с его губ вырывается лишь эта до боли клишированная, но приятная фраза.       Её говорят все — и люди, и полукровки. Вампирам же до неё нет дела.       Люди используют её в своих грязных делах, даря другим фальшивую надежду. Полукровки же не были такими мерзавцами. Для них нет понятия обмана. Только истинное желание защищать свою любовь.       Объятия становятся в разы крепче. Чувства вспыхивают новыми красками. Внутри гнилой души течёт мелодия о ней. Такая изящная и мягкая. Искренняя и открытая. Слегка холодная, но обжигающая внезапным теплом.       Это было об обладательнице звонкого смеха и веснушек. Это было о человеке, ворвавшимся в скучную жизнь полукровки.

Это было о Фриск.

      Ему не нравился праздник. Не нравился торт и остальные угощения. Не нравилась пустота в глазах родителей. Но если дело доходило до часу, проведённого с ней, то вся ненависть сходила на нет. Она единственная, кто смог согреть убитое сердце своим теплом даже в столь мерзкий день.       Браслет на мгновение соскальзывает с руки. Но никого это не волнует. Волнует лишь её пришедшее в норму дыхание. Волнует лишь её голос. Волнует лишь её неловкая улыбка, слабо выраженная на веснушчатом лице. Волнует лишь она сама. Больше никого для счастья и не нужно.       Фриск боялась стать обузой в его глазах. Чара же боялся, что она посчитает его чудовищем.