Чародейка с луначаркой

Солнце уже стало клониться к закату, когда они дошли до «Пьяной жабы». Таверна представляла собой двухэтажное строение на окраине города, недалеко от стены. Первый этаж был построен из того же дикого камня, что и городские стены, а второй, надстроенный над ним – из деревянного горбыля, покрашенного охрой. Разглядывая вывеску, Айрин поняла, что незнакомые теплоземельские буквы… почти читаются. Ей как-то само пришло в голову значение первых трёх букв, четвёртая осталась незнакомой, как и пятая, но по прочитанному, особенно уже зная название заведения, было нетрудно догадаться о смысле остальных. Как и на всех остальных вывесках в городе, здесь буквы дублировались картинкой: на дощатой вывеске была нарисована зеленая пупырчатая амфибия, державшая в обеих передних лапах по кружке пива. Или какого-то другого пенистого напитка. Махорка немного заглушила голод, но больше лёгкой тошнотой, и Айрин чувствовала слабость в ногах, понимая, что с утра не ела. Видимо, так же чувствовал себя и ее спутник. Открыв дубовые двери, они молча шагнули в полутёмный зал, освещенный огромным камином и сальными свечами на стенах. Зал был заставлен массивными столиками из твёрдой тяжелой древесины, которые, кажется, были прибиты к полу. В правом дальнем углу виднелась освещённая стойка, за которой стоял, лениво протирая и без того грязные стаканы, одноглазый волк с подпаленной шкурой. За его спиной, за широкими дверями в кухонное помещение, возилась здешняя прислуга из крыс, мышей и землероек, они мыли грязную посуду, стряпали, подливали напитки в хитроумную систему кранов за стойкой. Один крыс, крупнее прочих и одетый в кипенно-белые халат и колпак, распоряжался на кухне. Запах стоял тяжелый, чадный, но аппетитный, как будто бы тут готовили что-то очень перченое и подгоревшее, но несомненно съедобное и много. Вдоль стены по левую руку расположилась компания весёлых, уже подгулявших существ: хорь, петух, рысь и обезьян неизвестной Айрин разновидности. Чуть поодаль, один за столиком, сидел громадный бурый медведь в распахнутом на мохнатой груди темно-красном длиннополом кафтане. Рядом с ним на столе стоял железный шлем, а притулилась к его столику какая-то здоровая деревянная колода с хитрой системой дырочек. За следующим, менее всего освещенным, разместился пожилой коати с седым мехом, одетый в какой-то тёмно-синий наряд, похожий на мундир «полосатых», но не точно такой же. Назначение медвежьей колоды, впрочем, стало очень быстро понятно, когда владелец поднял её на весу и принялся в неё дуть. Это была флейта. Медвежья флейта. Она издавала низкие звуки, приличествующие скорее октобасу, хрипучие, тягучие, но, если вслушаться, всё же гармоничные. Веселиться под такую музыку было невозможно, но ушей она не резала. - Эй, Порг! – воскликнул кто-то из компании гуляк. – Прекрати мучить свою дудку. Смотри, тут какая-то человеческая девица нашего размера, и у неё при себе инструмент. Пусть для разнообразия сыграет. - Только не пой – шепнул Никам. – Помнишь, чё я говорил? Если чё и кинут – то только, чтоб заткнулась. - Я не в настроении, уважаемые горожане, потому что очень голодна – честно сказала Айрин. - Сыграешь хорошо – купим тебе ужин за наш счёт – пообещал обезьян. Что ж, раз такое дело, то почему бы и не попытаться? Она присела на один из стульев, отодвинув его от стола, проверила, строит ли гитара, и начала играть. Ей было известно не так много инструментальных пьес, и она решила начать с той, с которой училась играть по нотам – с цыганочки с выходом. Эта мелодия была встречена криками одобрения, и Айрин сегуировала в попурри из проигрышей к «Частушкам» Сектора Газа. Это тоже понравилось всем присутствующим. Завершить концерт гитаристка-самоучка решила инструментальной версией «Мурки». Всё это был не её стиль, не её жанр, но у публики, кажется, пользовалось спросом. Даже медведю Поргу понравилось. - Заказывай, что хочешь – пробасил он. – Счёт делю с Альваром. Он указал на обезьяна, что первым предложил сыграть. Тот кивнул, и довольный, как слон, Никам помчался выбирать столик. - Отлично, любка! Просто обалдеть! Я как-то и не подумал, что играешь-то ты неплохо. Смотри, мы на этом вполне можем настричь деньжат – возбужденно заговорил он, как только Айрин подсела за столик. – Щас-то нам предложили всего лишь пожрать да выпить, но это тоже уже много. Поэкономим медяки, нам еще до Древа пешком чапать. - А что здесь есть? – спросила девушка, малознакомая с местной кухней. Никам принялся объяснять, какой едой кормили в «Пьяной жабе». Предлагалось много видов жареного мяса и похлебок из ящериц и змей – бройлегхты, лимнигоны, затайцы, питоны. Была рыба, с названиями куда более родными. Были клубни и овощи, среди названий которых было много незнакомых, не отложившихся у Айрин в голове, но были и знакомые – картошка, к примеру, присутствовала. Не долго думая, девушка заказала жаркое в горшке из бройлегхта с картошкой, потому что уже знала вкус этой твари и считала его вполне приемлемым. Из выпивки предлагалось некое чёрное пиво и «пузыристое», которое, судя по всему, представляло собой что-то вроде дешевого игристого вина. Никам предпочел заказать цельного слабопрожаренного карпа. Айрин бы побоялась такое есть, опасаясь паразитов, но, видимо, выдриное пищеварение отличалось от человеческого. Из выпивки остановились на чёрном пиве. Медведь и обезьян, услышав заказ, заплатили вперёд, одноглазый волк пробурчал что-то вроде «оки, доки, мистир», и грызунья прислуга принялась за работу. К тому времени, как невеличка-мышь принесла им кованое железное блюдо с их заказом, народу в зале набилось уже значительно больше, и публика стала заполнять срединные столики. Следующие минуты они с аппетитом ели, не обращая внимания на происходящее вокруг, пока Никам, как и прежде, расправившийся со своей порцией первым, не откинулся на спинку стула и не крякнул: - А, хорошо! - Значит, здесь можно и на ночь остановиться? – спросила у него Айрин. – Ты говорил – у очага? - У очага дешевле всего. Но теперь у нас есть мало-мало запас деньжат, спасибо твоему суару и тебе. Можем и комнату взять. Давай, выпьем черного пива, расслабимся малость. Черное пиво оказалось неожиданно крепким, но долго расслабляться и сильно опьянеть ей не дали. По залу раскатился голос. Это был рысь из давешней компании, дружок обезьяна Альвара. - Эгей! Менестрелица! – позвал он. - Чего? - Сыграй «Прекрасная родная земля»! Пять серебром плачу! И тут началась цепь злосчастных событий, которой никто не ожидал и предотвратить которую никто не мог. - Я не знаю этой песни – призналась Айрин. В зале воцарилась тишина. Наконец, подал голос хорек. - Она не знает «Прекрасной родной земли»! Да кто она такая? Откуда она приблудилась? Никак, из Снаркена? - А что если и из Снаркена? – проревел густым бассо-профундо Порг. – Что, в Снаркене не теплоземельцы, что ли? - Там сепаратисты! – не унимался хорь. – Президента Цыгаксоса в грош не ставят! Интриги плетут! Шпионов рассылают! - Тише, тише – прогудел Порг, вставая из-за стола. – С чего ты взял, что она из этих? Может, она просто родилась на свет там, в Снаркене. Не виноватить же её в этом. Тут, кряхтя, из-за стола выбрался пожилой коати и начал держать речь дребезжащим голосом: - Да с чего вы взяли, что девка вообще из Снаркена? Может здешняя, из окрестных деревень. Да в самих Гнилых Горшках полно таких, у кого в печёнках сидит ваш Цыгаксос. Тех, кто понимает, что лучше бы он сидел в своём Поластринду и не тянул лапы к другим городам, которые от века были разделены и независимы. - Говори-говори, Ченельска! – хохотнул рысь. – Мы-то помним, кем ты был при независимом городе. Лакеем Цанкресты, вот кем! Кастеляном башни при нём служил. Все сидели в дерьме, а ты ходил, надутый, как рыбий пузырь, и поплёвывал всем на головы. И хочешь, чтобы снова так было. А так не будет! - Типичный сепаратист – вскудахтнул петух. – Обмылок старых господ, недовольный новыми порядками. - Порядки? – гневно возопил Ченельска – Это при ваших-то порядки? Это при господине Цанкресте порядок был! Это заявление вызвало всплеск возмущения. С одного из центральных столиков в коати полетел какой-то фрукт, и тот с трудом увернулся. Кто-то снова бросил фрукт, и на этот раз попал, коати шлёпнулся на задницу, что вызвало взрыв буйного «бругага» по всему залу. - Дерьмовый порядок был при старом упыре Цанкресте – не терпящим возражений голосом ответствовал рысь. – А при мэре-президенте Каспаре ди Лорка ди л’Омоллия ди лос Ананасас Цыгаксосе будет порядок добрый. Справедливый. Милосердный! Закон един для всех! «Кажется, это политическая дискуссия» - догадалась Айрин. – «Чёрт, а я ведь совсем не хотела её начинать…» - Ты ври, да не завирайся! – оборвал его один из новоприбывших, тощий крикливый сурикат. – Да, Цанкреста был упырь. Но и Цыгаксос тоже упырь! Цанкреста и Цыгаксос – это два упыря! Вот между ними, лет пятнадцать назад, при городском совете, хорошо же было! Кто сказал, что мы плохо жили при переходном совете? Вот и надо выбрать новый городской совет, без поластриндских прихлебателей! Это заявление, в отличие от выкриков Ченельски, было встречено сдержанными возгласами одобрения. Одобрительно кивнул и Порг, который подошёл к сурикату и прикрыл его от начинающей приходить в ярость толпы завсегдатаев. В политическом споре обозначились две сильные стороны, и обе были готовы прибегнуть к насилию. Никам тоже это заметил, вскочил из-за стола и потащил Айрин к барной стойке. - Хозяин! Ключ от комнаты, любой! - Нет свободных – проворчал одноглазый волк. Выдр злобно сплюнул на пол и потащил Айрин за руку в сторону выхода. Но там уже завязалась драка. Четверо гуляк с того столика, где сидел обезьян, наседали на Порга со стульями, а тот без труда выворотил прибитый к полу стол и с рёвом замахнулся, отступая к дверям. - Плохо, плохо, плохо – бормотал Никам. – Эт политика, язви её. Значится, полосачи точно придут. Тут они заметили Ченельску, который по-пластунски полз куда-то в тёмный угол. Никам сразу сообразил, в чем дело, и побежал за ним. - Пригнись! Да пригнись же! Вовремя. Стол, вырванный Поргом, пролетел над Айрин, в сантиметре от её виска и приземлился прямо в барную стойку. Зазвенело стекло, зашипели лопнувшие трубы, и из-под предмета мебели медленно встал облитый чёрным пивом волк. За его спиной встали в плотный строй крысы-повара. Они тоже решили поучаствовать в разгоне драки. А Айрин с Никамом уже скрылись в том самом тёмном углу и увидели, что Ченельска уже выбирается на свежий воздух через узкую дубовую дверь. Вероятно, это был черный ход. Никам бегом рванул за ним, Айрин – следом, но не так резво, потому что у неё были луначарка и все их вещи в мешках. Наконец, они пробрались в дверь и полной грудью вдохнули холодный вечерний воздух. - Туда! – указал Ченельска. – В проулок! Полиция вот-вот будет тут! Они побежали в проулок и вовремя успели. Оглянувшись, Айрин увидела полосатые хвосты полицейских, а вскоре и учуяла запах, который едва не заставил её распрощаться с ужином. Они свернули по извилистому проулку и остановились. - А что это за песня? – спросила девушка выдра. – «Прекрасная родина» или как-то так. Из-за которой всё началось. Это какой-то политический гимн? - Гимн Поластринду, ага. Когда-то просто самого жирного и богатого города Теплоземелья. Теперь это наша столица. Тамошний градоначальник, язви его, Цыгаксос тот самый, без единого клинка и без единой стрелы день за днём объединяет под Поластринду и Колоколесье, и Ярровль, и Опушки. Сначала один договор. Потом другой договор. Союз таможенный, союз полицейский, союз военный. И вот уже ты не успеешь «мама» сказать, как все тёплые земли пляшут под его дудку. - И, конечно, не всем это нравится, судя по тому, что я видела в этой таверне. - Да, врагов у Цыгаксоса хватает, взять хоть нашего дружка, этого старого пердуна – выдр кивнул на переводящего дух Ченельску. – А больше всего их в Снаркене собралось, это большой город на той стороне океана Глиттергейст. - И поэтому они решили, что я оттуда, раз гимн не знаю? - Точно так. Айрин внезапно вспомнилось самое начало их знакомства с Никамом. Когда тот рассказывал о минувшей войне и том, другом призванном Клотагорбом чаропевце. - Как считаешь, будет гражданская война? Для этого Клотагорб призвал меня? Услышав имя Клотагорба, Ченельска неразборчиво чертыхнулся и побежал прочь, дальше по проулку. Никто не стал его задерживать. - Не, не – помотал головой Никам. – Его магикальность не из таких. Он, конечно, чудак чудаком, но не беспросветно туп. И в политику не лезет. - Значит, в гражданской смуте между теплоземельцами он не собирается участвовать, и моё появление здесь с ней не связано? - Точно нет – уверенно сказал выдр. Это не успокоило девушку, а только вызвало новый приступ страха. Эта страна, с которой она только-только начала знакомиться, стоит на пороге гражданской войны из-за необдуманных действий властей. А, судя по всему, надвигается ещё какая-то угроза, более страшная, чем гражданская война. Как раз тогда, когда местные жители поглощены раздорами и не смогут дать отпор… - Это те жуки? Броненосные? - Тьфу-тьфу-тьфу, любка! – заплевал на землю Никам и подбежал к деревянной стене дома, чтобы постучать. – Их только нам ко всему этому не хватало! В ту войну все тутошние города объединились, чтобы их разбить, ну кроме Гнилых Горшков. Тогда ещё Цанкреста правил, и он не выслал ни единого калеки с вилами. И то едва победили. А уж сейчас, когда немало городов просто пошлёт Цыгаксоса ко всем дьяволам, решив, что это очередная наколка от жадного до власти длинноухого ублюдка… Они побрели куда-то по тёмному проулку. Воздух становился сырым, и, кажется, начинал накрапывать мелкий дождь. Никам забрал свой вещевой мешок, который Айрин успела захватить из таверны, вскинул на плечо и зашагал вперёд. - А куда мы идём? - В башню, язви её, в клёпаную башню. А всё этот хорёк, никогда добра от них не было. Хозяин башни-то покойный сам из них был. Хорошо же сидели, ели, пили. И вдруг на тебе. - А в другую таверну мы не можем пойти? – спросила Айрин. - В других дорого. Есть ещё «Клоповник Госера», но там нихрена не лучше, чем в башне, да ещё и за деньги. Рискнём. Нынче начало Элурии, у полосатых время отчёта кончилось несколько дней назад. Можа, и не сунутся. Вскоре башня замаячила перед ними широкой каменной бочкой, местами покрытой застарелой копотью. В иных верхних окнах было черным-черно, через другие виднелось тёмно-серое небо, где через прорехи в облаках светила полная луна. А в нижних окнах мерцал тёплый свет огня. Они вошли в широкий воротный проём, в котором давно не было самих ворот, и Айрин увидела большой зал с прохудившейся деревянной крышей. В самой середине крыши была большая дыра с обугленными краями, открытая небу, куда и уходил дым от костра, разожженного в самом центре зала. Стены были разрисованы странными рисунками, местами выцветшими, местами почерневшими от копоти. Присмотревшись, девушка узнала некоторые из рисунков. Один изображал, пусть и в каком-то странном мистическом стиле, простые молекулы из школьного учебника по химии: воду, аммиак, метан. На другом была столь же стилизованная схема планетной системы со звездой в центре. В третьем угадывалась двойная спираль ДНК. Всё это перемежалось нелепыми чудищами в стиле средневековых миниатюр, незнакомыми рунами и глифами. Справа и слева темнели дверные проёмы, которые, вероятно, вели в другие помещения башни, а на противоположном конце круглого зала от входных ворот был какой-то странный проём: вроде бы тоже ворота, со ржавыми большими петлями, на которых висели когда-то створки, но целиком забранные камнем, и судя по размерам башни – это была внешняя стена, и на той стороне была уже улица. Под крышей у костра сгрудились оборванные теплоземельцы: несколько крыс, бурундук, барсук и облезлый ворон. На высоком деревянном кресле, напоминавшем трон, расположился, грея у огня босые пятки, престарелый орангутан. Трон был не единственным сохранившимся предметом мебели: то тут, то там виднелись сломанные и горелые столы, шкафы с обвалившимися и выгоревшими полками и без дверец, бурундук и барсук сидели на почти целых стуле и табурете. Должно быть, бродяги обыскали наименее пострадавшие от огня покои башни и нашли там эту мебель. - Здравствуй, дядюшка Квинзел! – шутовки приподняв кепку, поздоровался Никам. - И тебе здороовоо – ответил пожилой орангутан голосом, похожим на звук хрипучей трубы. – Чтоо тоо давноо не захаживаешь. А этоо ктоо? - Подруга одна – коротко ответил Никам. – Нам с ней по пути на юг. Переночуем, и отправимся. Айрин, найди свободное место у стены и бросай вещички. Вздохнув, Айрин поплелась выполнять указания. Свободное место нашлось быстро, как раз под облупившейся фреской с изображением двойной спирали. Обессиленная, она присела на притулившийся к каменной стене облезлый пуфик, из которого по бокам вываливалась набивка. Пуфик был сырой, но это её не беспокоило. Она достала трубочку и принялась набивать её махоркой. Никам, закончив разговор с местным главным нищим, или кем там был этот дядюшка Квинзел, присел рядом. - Атриум Цанкресты – сказал он, обведя лапой причудливые настенные фрески, словно бы это объясняло их содержание. Какое-то время они молчали, наконец, докурив трубочку, Айрин решила задать вопрос: - Ты ведь и сам недолюбливаешь этого Цыгаксоса, так? - Так-то да – ответил выдр. – Но не потому, что я люблю снаркенскую шоблу. У меня есть на то причина поувесистее. Полосатые, Айрин, полосатые. Раньше память у них была не длиннее храбрости, и ежели ты чего набедокурил и сбежишь из города, недельки через две ты был снова чист. А теперь… Я ведь, как из дома ушёл, в Поластринду как раз и подался. Мелкий еще был, совсем детёныш. Устроился на ночлег в заброшенной хибарке какой-то. Там меня нашла местная гопа и отвела к Старому Стервятнику. Он содержал банду, учил мелких зверенышей воровать по карманам. И меня научил… - Он правда был стервятник? – только и додумалась спросить девушка. - Х-ха! Это называется конспирация, слыхала про такое? Ёж он был. А полосатые думали – стервятник, и шерстили поластриндских пернатых, всё пытались его поймать. Так вот. Всему я научился у Старого Стервятника. И тут прогоняют тогдашнего мэра, и приходит этот Цыгаксос, а с ним баба его эта, генерал Кинтера. И взяли нас тада в клещи – не продохнуть. Задал Старый Стервятник драпака, и я тоже задал. Да только тогда уже подписали Второй договор о полиции, и искать нас стали и в Поластринду, и в Колоколесье, и в Ярровле. В Ярровле его и поймали. А мне пришлось на север валить. Тут ремесло и поменял на охотничье. И только год назад вроде бы сроки давности мои истекли. А он через год тока на свободу выйдет… - Закон и порядок, значит, насаждал… - покачала головой Айрин. - Ага, прям как моя мамка. Скоро у всего Теплоземелья будет такая мамка. Длинноухая седая мамка по имени Цыгаксос. Воровать – не смей. В карты играть – только в казенном игорном доме. За кусачую росу вешать стали, можешь себе представить? Зато школ понастроили. В одной из таких мои бестолковые брательник с сеструхой и растеряли последние мозги. Айрин слушала выдра, и чем дальше, тем больше у неё складывалось впечатление, что этот Каспар Цыгаксос, кем бы он ни был – фигура воистину историческая. Длинноухий… Кролик или заяц? Быть может, этот кролик или заяц – здешний Бисмарк. Он объединял разрозненные города, укреплял законность, боролся с сепаратистами… Бисмарк пополам с Линкольном? Но, кажется, Теплоземелье не вполне дозрело до такого лидера, и повсюду у него было множество ненавистников. Да, что и говорить, тяжело жить в эпоху перемен. - А что же Первый договор о полиции? – спросила она. - А этот ещё при Вукле Трёхполосном подписан был. Ерундящий был договор. Все на него плевали. Гнилые Горшки его вовсе не подписали, ну ты сама знаешь, кто тут тогда правил – и выдр обвёл лапой атриум. – Чокнутому хорьку было плевать на всех. На Вукля, на Поластринду, на Снаркен… Сам с усами был. И Ченельска этот, который нам чёрный ход показал, у него в лакеях ходил. Из того времени ещё животное… Никам помолчал, и наконец снова заговорил. - А знаешь, кем сам Цыгаксос-то был при Вукле? Бродягой, мошенником, картёжником, примерно как мы с тобой. Но пристроился не без помощи его чудомудрия, старого Клотирыла, героем войны сделался, и на этом карьеру сварганил. Теперь он – мягкий, ласковый кровавый бич Теплоземелья. - Какая оригинальная метафора… - саркастически ответила она. - Да не силён я в метафорах… - проворчал Никам. – Давай спать. Дорога до Древа долгая. Сон в Горелой башне не дался Айрин легко, да и сновидения чудились странные. Сначала она увидела всё тот же атриум башни. Он был пустынен, бродяг не было, но из какой-то двери, шаркая лапами, вывернул старый, тощий, облезлый хорёк со светящимися красными глазами и пальцами, извивающимися как змеи. В пальцах он почему-то держал ту самую бумажную облатку аспирина, которая ещё недавно лежала в кармане её косухи. За ним трусил на полусогнутых Ченельска и держал на вытянутых лапах грязную половую тряпку, словно бы упрашивая хорька её принять. Эта сцена была одновременно страшной и комичной. Вдруг хорёк бросил таблетки, поднял лапы к небу и превратился в облачко фиолетового дыма, а оно сгустилось в телевизор. Экран телевизора загорелся, и на нём стали мелькать картинки и раздаваться голоса. Сначала на экране возник кролик с бесцветной, тощей мордой, одетый в строгий костюм, и знакомым голосом произнёс: «А Броненосный народ мы будем мочить в сортире!». Затем его сменил давешний рысь из таверны, и экзальтированно, восхищенно промяукал: «План Цыгаксоса – победа Теплоземелья!». Потом на экране возникли часы, зазвучала торжественно-тревожная музыка, и Айрин проснулась.