Тысяча лет пути

Се-эр перестал считать дни. Порой он задумывался: там, в прошлой жизни ему наскучило бы каждый день заниматься домашними делами? Тренироваться и читать книги о незнакомом мире? Ему надоел бы другой человек рядом? Иногда казалось, что воспоминания вот-вот вернутся, рухнут огромной волной, смывая все маленькие радости, и останется только… Но вот мгновение проходило, а ничего не менялось. Делать что-то вместе оказалось приятно. Может быть, в прошлом ему этого не хватало? Порой Е Байи уходил куда-то по велению своих господ, отправлявших ему приказы прямо по воздуху. Он мог пропасть на целый день, и возвращался усталый, серый, покрытый снегом — сходили лавины на Люлишань, забредали издалека волки, люди терялись в заснеженных лесах. «Но мне дадут пару суток перед новым годом. Тогда мы с тобой покутим как следует», — говорил он, неуклюже сбрасывая в кухне тяжëлую, мокрую одежду и благодарно принимая большую кружку с чаем. Се-эр делал вид, что не волнуется за него, и только улыбался. Встречал его всегда красивый и весëлый, как и положено встречать… того, с кем живëшь. Однажды, разуваясь, Е Байи снял с плеча чехол с оружием и отдал ему. Раньше Се-эру не интересно было, с чем он охотился: дротик, волшебный лук без стрел, какие-нибудь лисьи побрякушки. Но неожиданная тяжесть и холод, пронизывающий даже сквозь ткань, вдруг напугали его. «Я знаю, что там», — подумал он, сжимая хватку. Ужас не давал отпустить, не давал сдвинуться с места. Что-то сильнее, быстрее ножа. Отвратительно жестокое изобретение, и пользоваться им может только умелый… — Повесь, пожа… — начал Е Байи и осекся, увидев его лицо. — А-Се, ты в порядке? Се-эр кивнул и улыбнулся, повесил чехол на гвоздь, рядом с другим таким же. Руки тряслись, саднило плечо, щёку жгло, словно долго прижимался ко льду. Кто-то говорил ему задержать дыхание, но зачем… — Хочешь, постреляем по банкам завтра? — Е Байи взлохматил примятые шапкой влажные волосы. — Сегодня я брал то, что дротиками стреляет, а охотничье давно без дела. — Как-нибудь, — уклончиво ответил Се-эр, прекрасно зная, что не прикоснётся к этой вещи никогда. Долго ещё при взгляде на белеющий в полутьме чехол его охватывал холод и странная тоска, будто он одинокий ребёнок в пустом доме. Что, если никто не вернётся за ним… Но стоило старому лису начать болтать, ворчать и хлюпать лапшой, как призраки прошлого развеивались. Иногда, поднимая голову от книги или отвлекаясь от историй из волшебного зеркала, Се-эр замечал, что Е Байи смотрит на него как-то особенно, довольно, будто на вкусную еду или получившуюся каллиграфию. Отчего-то этот взгляд смущал, но ещё больше смутило его выражение удивления и детской радости на лице Е Байи, когда у того впервые получился цингун. Вернее, не у него, а у них обоих. Се-эру наконец надоело, что у бесполезного ученика ничего не выходит, так что он просто обнял Е Байи за талию и попробовал прыгнуть вместе с ним. Несколько мгновений они были лëгкими, как птица бииняо, — несколько мгновений абсолютного восторга… Но мрачная тяжесть камнем потянула их обратно в сугробы. Почему-то Е Байи не расстроился неудаче — он был счастлив. И в ту ночь не давал Се-эру ничего делать: прижал его к кровати, целовал жарко, обхватывал его мужское естество горячим ртом снова и снова, мягко забирая в самое горло. Ни за что не желал меняться местами, ни за что не желал принимать ответную ласку. Был счастлив. Из-за него, Се-эра. За все это время они так ни разу и не разделили постель по-настоящему: Е Байи мягко, но непреклонно отказывался, говоря, что они должны сделать это не так, не здесь, а в каком-то месте, которое он называл «спа-отелем». Сначала Се-эр обижался — думал, может быть, Е Байи считает его грязным, недостойным. Он выбрил все тело, мылся так тщательно, что кожа начинала саднить, подолгу чистил зубы странной щеткой, как Е Байи научил его. Ничто не помогало. Тогда он взялся за план медленного обольщения. Тщательно причесывался, заплетал косы, вдевал украшения. Подводил глаза смешанным с жиром углем. Всегда следил, чтобы Е Байи был сыт и доволен, чтобы странная одежда была чистой. Он был ласков, услужлив, терпелив в тренировках, хотя иногда ему хотелось тряхнуть Е Байи, чтобы тот камень, что тянул его к земле, выскочил наружу и канул в пропасть. Но за это ему досталась только поездка в деревню: «отвезти подарки». То есть — еду и новогодние украшения старикам, которых Е Байи знал еще ребёнком. Сперва Се-эр не хотел ехать: что за радость в посещении крестьянских хижин? Но отказываться не стал, заявив только, что останется в повозке. Гостеприимство местных жителей он недооценил: две громких старухи едва не силой вытащили его, на все лады расхваливая белую кожу и красивое лицо, спрашивая наперебой, есть ли у него невеста и где он работает. Если бы не Е Байи, он бы как следует наказал этих подлых рабынь, прежде чем его усадили в крошечной затхлой комнатке вырезать бумажные украшения и пить крепчайший, горький чай с крупитчатым мёдом. — Спасибо, что потерпел, — тихонько сказал ему Е Байи, когда им удалось наконец вырваться за ворота. — В этих местах… всё меньше остаётся людей, которые помнят моих родителей. Каждый старичок мне важен. Я и сам скоро таким буду! Се-эр дёрнул плечом и отвернулся. Ему вдруг сделалось тоскливо: этот домик-коробка с кривыми шкафами у бугристых стен и пожелтевшими от жира божками над очагом… почему так защемило сердце, когда он вошёл? Кровати старые, железные, но это не важно, пока есть заботливые руки, готовые завернуть в тёплое одеяло, дать горячую медовую лепёшку прямо из печи… «Какое варварское место. Ребёнок не должен жить в грязи и нищете, придётся забрать его». Щекам стало жарко. Се-эр поднял голову, разглядывая звёздное небо. — Я вижу Три звезды Белого тигра, — сказал он, чтобы отвлечься. — Из твоего монастыря их не видно. Е Байи подошёл к нему, проследил за взглядом. — Вон те три? Это пояс Ориона. Говорят, этот Орион был божественным охотником, жил себе, никого не трогал, а потом влюбился в кого-то, то ли в богиню, то ли в симпатичного парня, и… его укусил скорпион, так что он умер. Дурацкая какая-то легенда, если подумать. — Это ты по-дурацки рассказываешь, — Се-эр прижался к его плечу. Дул ледяной ветер, раздувая позёмку, где-то вдали лаяли собаки, звёзды-льдинки мерцали во тьме. Он размял замёрзшие пальцы, и вдруг Е Байи осторожно коснулся его ладони, словно прося разрешения. Не обернулся, не посмотрел, лицо его было напряжено, будто он пытался что-то рассмотреть в небе. Се-эр взял его за руку, согреваясь. Глупо было стоять вот так у чужих ворот, но он решил побыть великодушным. Раз Е Байи это нужно, отчего бы его не побаловать? Его ведь… оказалось приятно баловать. Но даже после этой истории он не был уверен, что час, когда они поедут в «спа-отель», действительно придет. К его удивлению, утром, за пару дней до Нового года Е Байи помахал перед ним ключом от своей повозки: — После завтрака собирай вещи, мы уезжаем! Будем откисать в настоящих банях, пить и веселиться. Там горячая вода льëтся прямо из стены! И кровать в два раза больше этой. Всякие массажисты, ароматное масло… всë, что захочешь. Можем съездить в город и приодеться по случаю. Как тебе идея? — Замечательно, — Се-эр обошел стол и обнял его, потерся носом о висок. Он и впрямь был не прочь купить новых одежд. Конечно, в лавках вряд ли найдется что-то достаточно изящное, но, по крайней мере, ему не придется больше ходить в этом странном исподнем... — Тогда устроимся в отеле, а оттуда поедем развлекаться, — Е Байи затащил его к себе на колени. — По-моему, мы заслужили праздники! Но... Он нахмурился. — Там будут толпы людей. Будет громко, много огней, музыки и всего такого. Не знаю, где ты жил раньше, но... не испугаешься? Се-эр мстительно укусил его за ухо. — За кого ты меня принимаешь? Я похож на пугливого? — Откуда я знаю, как у вас там, за Персиковым источником! — Е Байи потëр ухо. — Разве там не должна быть тихая деревушка? — Я тоже этого не знаю, — спокойно откликнулся Се-эр. Он уже привык к этому — к незнанию, к вспышкам рваных и мутных воспоминаний, о которых он молчал. Недавно в них появился высокий мужчина. Он наклонялся, входя в крошечный деревенский дом, недовольно вздыхал, осматриваясь; Се-эр знал, что это его господин, живший за высокими глухими стенами. За ними текла река, иногда шальная стрела улетала туда с тренировочного поля — а может быть, кто-то из его товарищей специально отпускал ее в полет, на свободу... Ни имен, ни лиц. Боль любви, голод, который едой не утолить, и смирение, терпение. Будь хорошим. Будь покорным. И получишь всё, что заслужил. Иногда ему хотелось заставить Е Байи быть господином, — приказывать, а потом хвалить. Но Е Байи будто и не знал, что такое власть. Ему было все равно, какое занятие Се-эр выбирает: можно было засмотреться в волшебное зеркало, опоздать с готовкой, и Е Байи никогда не ругал его. Он расточал похвалы просто так, ни за что — своими теплыми взглядами, своими поцелуями. Рядом с ним Се-эр чувствовал, что он есть. Е Байи видел его. И это ощущение пугало. *** В повозке, машине, как правильно было ее называть, Е Байи включил выдув горячего воздуха и направил его на Се-эра. — Ехать долго, чтобы ты не замерз. Се-эр не мерз — он прекрасно управлял своей ци, тем более, что поверх одежд Е Байи он надел собственный тяжелый и плотный черный халат. Е Байи знал об этом. И все же делал эти мелкие глупости. Наверное, он специально провёл повозку через городок, уютно сидящий в долине, украшенный алыми бумажными фонарями и мигающими лампочками, сияющий, полный людей и больших дворцов. Се-эр почти не смотрел по сторонам. Он вдруг и правда испугался. Все вокруг было странным, опасным. Невозможным, словно попал в мир демонов. Словно, если позволишь себе засмотреться — твоя душа навсегда исчезнет в сотне жадных ртов. Он повернулся к Е Байи — тот был совершенно спокоен, даже рад, улыбка пряталась в уголках его глаз. Се-эр попытался взять себя в руки. Это всего лишь будущее — ничего опасного в нем нет. Просто... новые механизмы. Даже не магия. Е Байи завел машину в подземелье под огромным сияющим дворцом и остановил среди сотен других. Слишком много. Слишком много. Как они потом найдут еë? Как выберутся, если станет опасно? А опасность подстерегала везде: огромные пустые пространства, не спрятаться в тени. Нужно идти так, словно ты принадлежишь этому месту и ничего не сделал. Нельзя хватать Байи за рукав и прятаться за ним. Нужно сделать скучающий вид, словно этот постоялый двор — не великолепный дворец, а сарай средней паршивости, видали и лучше. В коробке подъëмника встать спиной к дальней стене и смотреть прямо перед собой, словно пользовался ей сотни раз. Не вздрагивать, если зайдëт ещë один человек. И в длинном, длинном коридоре со множеством дверей не паниковать, что не удастся найти нужную. …в длинном коридоре из кошмарных снов… В этих снах он никогда не находил нужную дверь и оставался один, и невозможно было вернуться… — Обслуживание номеров… — прошептал он заветную фразу. Так говорят на постоялых дворах, чтобы дверь открылась. — Да-да, конечно, номер убирают раз в день, — залебезил прыщавый юнец, провожавший их до двери. — Дай ему денег, — велел Се-эр. Так нужно было. Постоялый двор — место порока, теперь он вспомнил. Жадная прислуга, развратные постояльцы. Да, они с Байи тоже приехали сюда заниматься развратом... Предвкушение испарилось, ему стало тошно. Нет. Е Байи не такой. Он послушался и дал денег прислуге. Он заказал ужин, зная, что понравится обоим. Не спешил тащить в кровать, — действительно огромную, — сам рухнул на неë, довольно кряхтя. Не собирался набрасываться. — Откуда ты знаешь, что нужно давать чаевые? — спросил он вдруг. Се-эр пожал плечами, осторожно присел рядом. — Наверное, увидел это в волшебном зеркале. Байи скосил на него глаза лукаво. Его свитер и исподнее задрались, обнажая беззащитный живот, — так и тянуло укусить. Се-эр провел по нему пальцем, слегка царапая ногтем. Настроения сменяли друг друга, как шумные волны: то страх, то отвращение, то желание, то усталость. Может быть, потому что он когда-то сидел вот так... Позволял чьим-то рукам тащить с плеч одежды... Он через силу улыбнулся. Нужно сохранять милый и нежный вид, чтобы Е Байи не разочаровался. Но, наверное, он плохо притворялся, потому что Е Байи взял его руку, нежно сжал. Не стал тянуть к себе, раздевать. Плохо, плохо, если быть недостаточно покорным и соблазнительным, то разозлишь… — Устал? — спросил Е Байи. — Я вот уже устал. Сам отвык от шума и толп народа. Раньше обожал новогоднюю толкучку и фейерверки, а теперь — старый горный отшельник, далëкий от мирских радостей. Он огладил несуществующую бороду, важно надул губы. Се-эр, сам того не ожидая, засмеялся. До чего глупый вид! Он слабо вздохнул и прилег рядом с Е Байи, прижался к его боку. И вдруг почувствовал свои тяжелые одежды, свою… броню, лишней сейчас, мешающей соприкоснуться. Е Байи обнял его одной рукой. — Как думаешь, что лучше, еда или секс? — спросил он вдруг, сделав совершенно серьёзное лицо. — Почему нельзя одновременно трахаться и есть курицу? Это меня мучает! Се-эр приподнялся и потрогал его лоб. — Ты точно в своем уме? Задаешься странными вопросами. Е Байи рассмеялся, притянул его к себе за талию ещë ближе. — А ты что, никогда не хотел есть шоколад, пока я тебе отсасываю? Сегодня можем делать всë, что захочешь. Если тебе больше нравится еда, чем секс, будем есть! — Нет, мне не не хочется есть, когда ты меня ласкаешь, — Се-эр покачал головой. Е Байи делал это так умело, так сладко, что он полностью растворялся в ощущениях, какая уж тут еда… Но почему он говорит это? Передумал и все-таки не выполнит свое обещание? — Послушай, — он старался не давать волю обиде, но голос задрожал. — Если ты не хочешь меня трахнуть по-настоящему, так и скажи. Е Байи сел, скрестил ноги, взъерошил волосы, пригладил серебряные виски. — Хочу. Очень хочу, прямо яйца сжимаются. Но… — он нахмурился. — Возможно, у этого старого горного отшельника давно такого не было. И возможно, этот скрипучий пень не хочет… ладно, что скрывать… боится опозориться перед молодым любовником. Или сделать больно. На большие члены интересно смотреть, но как доходит до дела, мало кто рискует, и я их понимаю. Так что это тебе не испытание силы воли, понял? — он сердито сдвинул брови. — Если будет неприятно, не смей себя заставлять! И если разочаруешься, не смей улыбаться и меня умасливать! Я могу и снизу побыть. Се-эр некоторое время разглядывал его, пытаясь понять, лжет ли он, или правда такой... Такой... Он не знал, какой. Этот человек только что вслух сказал ему о своей слабости и своем страхе, о неуверенности. И вот — сидит, смотрит прямо, совсем не стыдится... В груди разлилось странное тепло. От этого он и сам себя почувствовал уязвимым и потому с головой ушел в развязывание пояса. Нужно снять все это… — Эй! Не слышу ответа! — Е Байи потянул его за сапог, помогая разуться. — Не будешь терпеть? Скажешь, если не понравится? Обещай! А то знаю я тебя. — Скажу, — через силу пообещал Се-эр. Нельзя говорить... Нельзя разочаровывать... Он сбросил тяжелый халат и остался в одежде Е Байи. В дурацком облегающем недоисподнем... Он залез обратно на кровать и повалил Е Байи навзничь, оседлал его бедра. Просто сел, глядя на него сверху вниз, изучая. Как можно показывать другим свою слабость? Уму непостижимо... — Ты сказал, здесь вода течет прямо из стены? — Течёт, — Е Байи огладил его ягодицы, слегка сжал. — Тебе понравится. Я попросил наполнить специальную… бурлящую бадью к нашему приезду. Се-эр наклонился и лег на него, спрятал лицо в сгибе шеи. Он не хотел ничего говорить, но слова все равно вышли наружу. — Почему ты так обо мне заботишься, а? — Что? Это разве так удивительно? — Е Байи обнял его, погладил по волосам, по спине, будто успокаивая. — Ты мне нравишься. Сначала понравился как человек: я подумал, что ты странный и интересный парень, мастер кунг-фу с потрясающим цингуном и милой улыбкой. Потом как мужчина: красивый, сексуальный, умный, отлично готовишь, редко обижаешься на мои шутки. Разве ещë поводы нужны? Се-эр задрожал. Да, нужны… Разве он может просто нравиться? Просто получать заботу, почти ни за что… Его господин ведь… Он оборвал мысль. Кто бы он ни был, его больше нет в этой жизни. Все осталось в далеком прошлом, а он — в будущем. С дураком, который даже присунуть ему не торопится… — Где твоя хваленая бадья? — фыркнул он. *** Бадья и правда оказалась благословением богов. Вода бурлила вокруг, как в горном источнике, тëплая, ласковая, источающая цитрусовые ароматы, и вылезать из неё не хотелось, но несносный лис в конце концов его всё-таки вытащил, заявив, что у них «много работы». Конечно, он шутил. Для Е Байи это никогда не было рутиной или неприятным трудом. Он был скорее как дикий кот, любовно вылизывающий кусок мяса прежде, чем съесть: не пропустил ни подмышки, ни щиколотки, ни мочки ушей — всë горело от его поцелуев. Но по-настоящему краска бросилась в лицо Се-эру, когда этот сумасшедший лесной демон поставил его на колени, развëл ягодицы, как половинки персика, и припал языком к мошонке, подбираясь всë выше, всë ближе к… — Что ты... — Се-эр дернулся, поджался. Развернулся через плечо: — Что ты такое делаешь? — По-моему, всë очевидно: лижу твой аппетитный зад, собирался вот укусить слегка, — Е Байи облизнулся. — А что, не нравится? — Нельзя лизать... там, — лицо горело. Ему вдруг захотелось, чтобы Е Байи его не послушал. Чтобы велел замолчать и сделал все, что хочет. — Это кто сказал? Где хочу, там и лижу. Главное, чтобы тебе было приятно. Тебе же приятно? — Да... — едва слышно выдохнул Се-эр. Он спрятал пылающее лицо в сгибе локтя и прогнулся сильнее. Как можно быть таким развратником, Се-эр, маленький бесстыдный варвар… Он тихо застонал. И вздрогнул, когда Е Байи коснулся его языком… там, не думая останавливаться, проникая всë дальше, глубже… как это могло быть приятно? Это ощущение скользкого, гибкого языка внутри…. Сумасшедший! И перебирал пальцами мошонку, нарочно не касаясь члена, проклятый мучитель… Только и оставалось, что стонать и извиваться — дотронуться до себя Се-эр не смел, просить о большем — тоже. Наверное, так бывает, когда душа выходит из тела: ни мыслей, ни воспоминаний, только… Он вдруг понял, что хныкает, умоляя вслух, и тут же оборвал себя. Нельзя быть жадным! Нельзя быть несдержанным. Е Байи поднял голову наконец, раскрасневшийся и взъерошенный. — Что ты там сказал? «Пожалуйста…» что? Се-эр не смог выдавить ответ — он попросту не знал, как сказать, что хочет, чтобы сладкая мука прекратилась, чтобы удовольствие уже пролилось на него сверкающим водопадом, промыв изнутри и оставив лежать на песке... Он развернулся к Е Байи и, взяв за плечи, повалил его на постель. Поцеловал в губы, в подбородок, в шею, прикусил ключицу, сосок. Плотно провел ладонями по бокам, любуясь, и взял в ладони крупный, налитой член, под его прикосновением слегка дрогнувший. — У тебя есть масло? — вышло хрипло. Он охрип от стонов… — У меня есть для тебя всë, — Е Байи смотрел на него так... Се-эр решил не думать, как, чтобы не расплакаться позорно. Вместо масла он принëс прозрачную густую мазь и плоские шуршащие свëртки, похожие на конфеты. Некоторые даже пахли чем-то сладким. — Что это такое? — Се-эр взял один в руки и рассмотрел с удивлением. — Презервативы. В твоë время такое делали… из кишок животных вроде. Чтобы не кончать внутрь, — Е Байи вдруг погрустнел, глядя в сторону. — Никогда о таком не слышал, — Се-эр без интереса отбросил пакетик. Е Байи открыл было рот, но передумал, и принялся колдовать над баночкой с мазью. Се-эр отобрал у него баночку, не в силах больше ждать. После поцелуев Е Байи, его жадных вылизываний все было таким чувствительным и податливым, что он застонал, погрузив в себя сразу два пальца. Е Байи сел поудобнее, даже демонстративно бросил в рот пару виноградин, рассматривая его. — Я уже говорил, что я император? — ухмыльнулся он. — Самый красивый парень в мире передо мной такое вытворяет! А поучаствовать можно? — А ты хочешь? Се-эр снова не понимал его. Не понимал, как он может быть таким таким бесстыдным? Будь Е Байи благородным господином, он велел бы побриться дочиста, умастить кожу благовониями, встать на колени и молчать. Самоуверенность бродяги из цзянху, вот что он источал. А так ли нужен мне господин, впервые подумал Се-эр. — Смотреть тоже интересно. Но я хочу слушать, как ты стонешь из-за меня, — Е Байи забросил в рот ещё виноградину, придвинулся ближе. Его дыхание пахло сладким вином, которое они пили в бадье, его скользкие пальцы проникали всë глубже. — Позволишь сделать тебе хорошо? — Только... Не тяни, понятно? Я не могу... — Се-эр осекся, дыхание сбилось. Как это ты не можешь терпеть? Разве так я тебя воспитывал?.. Ты вытерпишь столько, сколько нужно, Сецзелюбо... Се-эр вздрогнул. Это имя... Но все мысли вылетели из головы, когда Е Байи снова втолкнул в него пальцы, надавил в какое-то место, от которого волна наслаждения прокатилась по всему телу, заставляя выгнуться. — Не буду тянуть. — Жаркие губы коснулись его шеи, живота. Влажный язык обвëл лунку пупка, скользнул внутрь. — Но у нас ещё столько времени впереди… не обязательно всë сейчас. — Но я хочу... Я хочу сейчас! — в голос прорвались капризные нотки, но Се-эр только и подумал: ну и ладно. Буду капризничать, буду требовать, пока он не уступит и не сольется со мной, не войдет в меня, не присвоит себе... Так должно быть. Это единственное, что его привяжет. Я приворожу его, он не сможет без меня. — Ну и ладно, — Е Байи убрал пальцы, шлëпнул его легонько. — Тогда забирайся сверху. Пробуй сам, как тебе удобнее, а потом посмотрим. Се-эр с быстротой тигра повалил его навзничь и оседлал бедра. Быстро смазал большой, крепкий и ровный член. Красивый, подумал он. Тяжелый такой... Слишком большой, чтобы в такой позе удалось удобно устроиться. — Нет, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты сам. Просто... делай это медленно. И встал на четвереньки, открываясь. Так, как привык… с кем привык? — Так доверяешь мне… — Е Байи погладил его вдоль позвоночника, обводя пальцами каждый бугорок позвонка. — А раньше боялся, что я из тебя все силы высосу. Он долго, — Се-эру показалось, что вечность, — ëрзал сзади, примериваясь, что-то бормоча под нос, и наконец вошëл, осторожно, медленно проталкиваясь внутрь. Се-эр застыл, едва дыша. Жгучее, распирающее чувство, боль от вторжения неожиданно сильная, словно... Словно это в первый раз. Но это и есть в первый раз. В первый раз в этом мире. В первый раз — с Е Байи. Се-эр прикрыл глаза и постарался расслабиться. Прогнулся глубже, расставив ноги. Е Байи не торопился, ждал, и вскоре стало легче. Тело приноровилось, и под жгучим ощущением заполненности Се-эр ощутил и сладость. Как будто впервые его телу нравилось это... — Медленно, — велел он и слегка подался навстречу, охнув от вспышки боли, от острого наслаждения. — Некоторым легче на спине, — пробурчал над ним Е Байи, нежно сжимая его бëдра, подаваясь вперëд медленно, проникая всë глубже и глубже… для кого-нибудь нетерпеливого это и правда было слишком много… для какого-нибудь труса, который боится настоящего… настоящего… «Я лучше всех, кто у тебя был», — подумал Се-эр, зная, что это правда. И удовлетворенно вздохнул, принимая его полностью. *** Конечно, надолго его не хватило, как и боялся. Стоило сделать пару движений, как А-Се, застонав, стиснул его внутри так сильно, что чуть крыша не поехала. — Тихо... тихо... — только и успел сказать Е Байи, но в ответ получил только стон и усмешку на выдохе. А-Се и не собирался его отпускать: насаживался, подчиняя своему ритму, и кончил, ахая, ругаясь, стоило Е Байи взять его за волосы и легонько потянуть. И Е Байи кончил вместе с ним, не успев ни о чëм подумать, не успев сдержаться. Едва не сказав: «Я люблю тебя». Чтобы не проговориться, он схватил А-Се в охапку и повалил набок, вжался носом и губами в его плечо. Волна дрожи прокатилась по телу А-Се. А потом он вдруг сжался, стиснув Е Байи своей восхитительной задницей, и Е Байи выругался, не сдержавшись, облапил А-Се по-медвежьи, чтобы не дергался. Вот так… вот так хорошо… Это самое лучшее: лежать вот так, быть в нем, чувствуя, как понемногу замедляется дыхание, как остывает пот на горячей коже. А-Се не торопился отстраниться, лежал смирно, такой тёплый, нежный… — Ты… — мысли еле ворочались в голове, но нужно было сказать что-то, пока не сглупил. — Ты сейчас, будто самая вкусная свиная сосисочка. Да. Даже это было лучше, чем «Я люблю тебя». С кошачьим шипением А-Се вывернулся, ткнул Е Байи в грудь: — Как ты меня назвал? — Розовый, мокрый… — Е Байи ухмыльнулся. — Солëный. Осталось только приправить тебя чем-нибудь, и в рот. — Просто невероятно! — тот капризно изогнул губы и подтянул к себе полотенце. — Уходи! Не смотри. Е Байи рассмеялся, и послушно ушëл в душ. Что вообще случилось сейчас? Недавно он думал, как бы сдать этого ушибленного соцслужбам, а теперь привëз его в отель и трахнул. Собирается вести по магазинам. А дальше-то что? Он пытался убедить себя, что можно не думать об этом сегодня. Что у них свидание. Но ему хотелось позаботиться об А-Се, а закрывать глаза на их странную жизнь, висящую на волоске, это разве забота? Даже у домашних животных есть документы, и А-Се они нужны. Нужна работа, друзья. Жизнь. Он такой молодой, ему бы развлекаться где-нибудь в Шанхае, ходить по кино и ресторанам, хвастаться брендовыми шмотками в соцсетях… Понять, для чего нужны презервативы. Е Байи грустно усмехнулся, вспомним опять, как в день шестнадцатилетия сунул пачку кондомов Сюаню в нагрудный карман и ладонью прихлопнул, с наставлением: «Испортишь жизнь какой-нибудь девочке — убью!» Сюань побурел как помидор и после этого два дня с ним не разговаривал… Нет. Зачем вспоминать об этом сейчас? Всë же прекрасно. Открылась дверь. А-Се сунул полотенце в корзину и скользнул к нему под душ, потеснив под горячими струями. Чем больше он привыкал, тем заметнее становился его характер: легкая капризность, ребячливость, прорывающаяся сквозь деланное послушание. Он знал себе цену, этот парень, и все же иногда в его глазах Е Байи видел страх — страх одинокого ребенка. — Помой меня, — королевским тоном велел этот «ребенок». — Если тебе не нравится соленое… Е Байи и рад был послушаться. — Я люблю солëное, — сказал он, проходясь мочалкой по мускулистым плечам. Кто же из него вылепил такого бойца… Тренироваться с ним — одно удовольствие, самому хочется стать лучше, перегнать его, выучить уже этот проклятый цингун, добиться такой же скорости. Приди А-Се в их с Чанцином школу, Сюань и его оболтусы мигом перестали бы себя мнить мастерами! Почему же они не встретились раньше… …но раньше он точно не позволил бы себе коснуться А-Се. Привязаться к нему, дать намëк на то, что никогда бы всё равно не случилось. Да и сейчас не стоило. Он любил Чанцина. Точка. Никто не заслуживает быть вторым, никто не согласится на крохи с чужого стола. А-Се, улыбаясь кошачьей улыбкой, поворачивался к нему то одним боком, то другим. Он выглядел таким довольным и безмятежным, что Е Байи стало еще грустнее. Этот парень заслуживает нормальной жизни. Однажды его память вернется… И все же странно, что его не ищут. Е Байи каждый день проверял, нет ли какого объявления о похожем пропавшем, в его и в соседних регионах, но ничего похожего не было. Не может же он всерьез быть из прошлого… Кто растил его, кто учил? Кто сшил ему эти странные одежды, сковал ножи, подарил украшения? Кто научил ложиться под мужчин? Может, он из какой-то секты отшельников, навсегда затворившихся от современного мира? — Не отвлекайся! — приказал Се. В отместку Е Байи шлепнул его мочалкой по заднице. Раскомандовался! — Что, тоже себя захотел почувствовать императором? — Принцем, — А-Се обнял его за шею. — Консортом Его Величества, — он хмыкнул. Вот так вот трахни его, а он начинает вить веревки… Тепло поднялось в груди, и горло защемило от… какого-то чувства. А-Се поцеловал его — и выскользнул из душа. Когда Е Байи смыл с себя мыло и выключил воду, тот уже стоял с развернутым полотенцем наготове. — Прошу вас, Ваше Величество, — промурлыкал он, заворачивая его в мягкую ткань. Такой домашний… Всего пару недель провели вместе, а сошлись так легко… Он обнял А-Се и просто прижался лбом к его лбу. Тот замер, перестав паясничать. Задышал быстрее, словно вдруг испугался. — Что такое? Я что-то не так сделал? — пробормотал он. — Иногда, если очень хорошо с кем-то, слова не нужны, — ответил Е Байи, не открывая глаз. — У тебя такого не было? А-Се как-то рвано, с присвистом, вздохнул, окаменел под руками. — Ты чего это? — Е Байи немного отодвинулся от него, заглядывая в лицо. Вот опять. Как же быстро его переключает между страхом и радостью. Будто внутри никакого баланса, будто всегда насторожен и ждëт опасности. — Ничего. — А глаза-то отводит. И побледнел. Вспомнил что-то, что ли?.. — Не можешь рассказать или не хочешь? Тот вдруг подался вперед и спрятал лицо, обвил руками талию крепко. — Нечего рассказывать. Иногда мелькает... Какие-то обрывки. Неважно. Он рвано вздохнул. И сказал ребячливо: — Хочу есть. «Важно. Всë, что с тобой происходит, мне важно», — подумал Е Байи, но не стал портить момент. — Расскажешь, когда захочешь, — велел он. — Одевайся, идëм в ресторан. *** И все же А-Се не был готов к выходу в люди. В ресторане он то и дело подозрительно оглядывался, может думал, что проходящий за спиной официант собирается его убить, а в торговом центре и вовсе выглядел, как будто прямо перед его лицом взорвали фейрверк — то вертел головой, то замирал, щурился подозрительно. Конечно же, он храбрился и делал вид, что все с ним хорошо. — Все это — лавки? В какой из них продают ханьфу? — Ханьфу…— Е Байи сделал вид, что задумался, и шумно всосал остатки своего здоровенного клубничного милкшейка. — В этом торговом центре ты старинную одежду не найдëшь. Разве что в свадебном бутике можно что-нибудь посмотреть. Там бывают ханьфу… но дорогие. Если хочешь что-то такое, то свадьбу надо планировать заранее, накопить денег. — Свадьбу? — А-Се слегка покраснел. — У меня не будет свадьбы. Поверить не могу, что в этом мире нет нормальной одежды... Эти твои трусы... разве не вредно для мужской силы так все пережимать? Е Байи рассмеялся. Что они там у него пережимают… но вслух говорить не стал, опасаясь получить по уху. — Давай купим тебе какие посвободнее. Да и вообще, я тут посмотрел, парни сейчас любят просторную одежду. Может, если оденешься модно, ощущение будет почти как в ханьфу? Длинной кофтой закроем твою задницу, чтоб не стеснялся. А-Се царственно кивнул, и на Е Байи снова накатило это теплое чувство: если не задумываться, можно поверить, что он привел своего парня в торговый центр и сейчас накупит ему одежды, будет смотреть, как тот вертится перед зеркалом в примерочной и ругается то на одно, то на другое… У него никогда раньше такого не было. Чанцин его в походы за одеждой не брал. Он был из тех, кто в секонд-хенде находит самые стильные вещи, благодаря его орлиному глазу, их маленькая нищая семья всегда выглядела идеально за какие-то гроши: даже крошечному Сюаню доставались дизайнерские ползунки. А когда Сюань подрос, походы по магазинам превратились в бойню, и прекратить еë опять же мог только Чанцин… На нëм держалось всë. Вся их семья. «А теперь у тебя новая семья», — подумал Е Байи невпопад. И тут же отругал себя: нету у него никакой семьи. И не будет. А-Се и правда морщил нос и ругался на странные цвета и ткани, слишком глубокие вырезы. В конце концов он выбрал пару широких спортивных штанов, пару невероятной ширины худи, и длинный, похожий на спальник для минус тридцать, пуховик размера на три больше, чем ему нужно. Все — черное. Впрочем, проходя мимо очередной витрины, Е Байи заметил, как он слегка задержался перед нежно-голубым спортивным костюмом, невероятно мягким и уютным на вид. Е Байи и сам с удовольствием завëл бы такой, да только на А-Се смотрелось бы лучше. — Может примеришь? — кивнул он. — Или не твой стиль? Я смотрю, ты у нас сама ночь. — А можно? — Се посмотрел на него с выражением странного недоверия. — Если стесняешься, тогда я куплю себе, а тебе носить не дам, даже если будешь просить. Давай, иди, пока я тебя не обогнал! Это его проняло — улыбнулся хищной улыбкой и первым поскакал к примерочным. Поразительно, но голубой шел ему, делал его мягче. И эти косы, эти подведенные черным глаза не смотрелись уже так агрессивно. Конечно, даже в таком костюме он куда-нибудь нож, да спрячет, но сейчас выглядит по-домашнему, как… женушка. Чем он, интересно, глаза подводит, неужели углем?.. Как-то это неправильно. — Если хочешь какую-нибудь косметику, здесь тоже всë это есть. Мне ты любым нравишься, но если хочешь мазать глаза, лучше не лезь в печку, — Е Байи дëрнул его за косу, довольный. Он заметил, что девчонки, выбиравшие одежду рядом, шушукаются и поглядывают на них: наверное решили, что А-Се какой-нибудь рэпер или танцор. — Как скажете, Ваше Величество, — промурлыкал этот наглец. Взгляды он заметил — улыбнулся девчонкам уголком губ, и те чуть в обморок не попадали. Ну конечно. Парень — вылитый айдол. Наверняка еще и поет хорошо, с таким-то бархатным низким голосом… Костюм так понравился А-Се, что он решил из него и не вылезать. Когда вышли из магазина, он потянулся к уху Е Байи и шепнул: — Я обязан тебя отблагодарить, не так ли? Сделаю, что захочешь, — было слышно, как он улыбается. «Давай прямо здесь», — чуть не ляпнул Е Байи. Возникла шальная мысль завести его в какой-нибудь дальний туалет и… Но таким наглым даже он не был. Ему пришло в голову другое. Они проходили мимо ювелирного, он запомнил место. Шмотки это ненадолго — надоедят, износятся, выйдут из моды. Но что-то настоящее, из металла, останется навсегда. Даже когда А-Се уйдëт. Металл и камень. Чанцин всегда говорил, что нет ничего надëжнее… Но не захотел лежать в медной урне под каменным памятником. Попросил развеять их с Сюанем прах и жить дальше. Значит, нужно жить. — Подожди минуту, я сейчас! Он похлопал А-Се по плечу и рванул назад. Заметил кое-что на витрине, решил, что будет остроумно… Возвращался он шагом, будто вес бархатной коробочки в кармане тянул к земле. Глупость, конечно. Может А-Се и не понравится. Но тогда можно вернуть, чек остался… да и не это главное. А-Се стоял, где оставили, перемигивался с девчонками, которых собралась уже маленькая толпа. Кажется, внимание доставляло ему удовольствие. Ну, пусть развлекается. Е Байи встал поодаль у стенки, дожидаясь, пока ему надоест. И заметил, что неподалёку стоит ещë какой-то неприметный мужик, которого айдолы вроде бы интересовать не должны. Просто гей, или… Но мужик, посмотрев скучающим взглядом, позвонил кому-то и ушëл. Ложная тревога? Да и о чëм вообще тут тревожиться? А-Се не какое-нибудь чудовище из кино, которое спецслужбы захотят забрать на опыты, нечего параноить. А-Се наконец соизволил подойти к нему, на прощание махнув фанаткам. — Кажется, эти девушки приняли меня за кого-то, — он усмехнулся. — Или, может быть, на самом деле я знаменитость, а ты об этом молчал, желая, чтобы я принадлежал только тебе? — Может и знаменитость. Но для меня эти, по телику, все одинаковые. А твои мягкие щëчки — особенные, — Е Байи ущипнул его за щëку. — Может, споëшь мне что-нибудь? Тогда и узнаем правду. — Может и спою, — задумчиво откликнулся А-Се. На несколько мгновений он ушел в себя. Потом тряхнул головой и лучезарно улыбнулся: — Что дальше? — Массаж. Секс. Всë, что захочешь, — Е Байи заметил эту паузу. Снова. — Послушай, я вижу, что ты всë вспоминаешь. Вижу, что ты не хочешь мне говорить. Тогда будет справедливо, если я сначала расскажу о себе. Спрашивай, если что-то интересно. — Кем ты был раньше? До того, как забрался в горы? — внимательный взгляд искоса. Как будто только этого и ждал. Е Байи усмехнулся, вспоминая. — Кем я только не был. Но считал себя мастером боевых искусств. У нас… с другом была своя школа, — он пощипал серебристый висок. — Долгая история в общем, я родился тут, но родители отправили в большой город, к родне. Хотели, чтобы я учился в хорошей школе. Там познакомился с Жун Чанцином. Считай, всю сознательную жизнь были вместе и вместе учились борьбе, на соревнованиях брали призы. А в старших классах от него залетела одна девчонка, еë выгнали родители… Короче, у Чанцина появился Сюань, и мы стали жить все вместе, снимали квартиру на троих, растили ребенка. Он перевëл дух. Ну и квартирка то была! Однокомнатная, разгороженная ширмой, вечно шумная: то крики Сюаня, то лязг швейной машинки Юйсянь, то футбол по радио… Как они уживались в этой тесноте, где душ нельзя было принять, чтоб чуть тëплая вода не ударила током? Пожалуй, им было весело, вот они ничего и не замечали. И какой из окна открывался вид на горы… — Ты очень неплох, — с умным видом похвалил А-Се. — Хоть и не знаешь цингуна. Этот Жун Чанцин тоже его не знал? — Никто его не знает так, как ты. Ты у нас прямо дракон, летающий в облаках, — Е Байи ущипнул его за задницу, и тут же получил по рукам. — Чанцин зато знал много разных вещей. Он был лучше меня, всегда везде побеждал. А потом вдруг заговорил о том, что старый учитель нам развернуться не даёт и нужно открывать свою школу. Что нам ещë было делать? Мы хотели заниматься тем, что любим. Мы с ним работали в автомастерской, чинили машины, работали подавальщиками в ресторане, за все брались, лишь бы заработать, Юйсянь единственная из нас училась. Но зато она шила на дому. Так постепенно отложили на пару месяцев аренды зала. А потом даже появились ученики… И вот как-то незаметно мы стали шифу. Но самим учиться стало сложнее. Они вышли из торгового центра и не спеша двинулись к отелю — вверх по улице, ярко освещенной, полной людей. Мелкий снежок кружился, падал на косички А-Се. И как ему удается только заплетать их так аккуратно... — Но почему ты жил с ними? — спросил вдруг А-Се. — А? Ну, так проще было платить за жильë, и… — Он вздохнул. — Ладно. Я всю жизнь был влюблëн в Чанцина, до самой его смерти. И буду любить, пока сам не умру. А ему нравились женщины. Вот так. Чуточку, едва заметно, А-Се сбился с шага. Ушел в себя; но, заметив, что на него смотрят, улыбнулся ненатурально. — Ясно, — только и сказал он. И сунул руки в карманы. У Е Байи кольнуло сердце. Ну вот, обидел. Порадоваться бы, что парень такой спокойный и понимающий… но от самого себя затошнило. Знал он, какая цена у этого понимания. — Мы занимались школой много лет, даже что-то начало получаться. Но потом Чанцин заболел, забросил дела, и наших учеников переманила к себе триада. Чанцин сказал, что сдаст их властям, а они подожгли зал. Предупреждение сделали. — Он сглотнул. — Мы вроде бы вытащили Чанцина… но тут ушëл Сюань. Обокрал нас и сбежал из дома. Десять лет назад его кто-то убил в элитном клубе. Официальная версия: передоз, потому что на руке был прокол, а в крови какая-то дрянь. Но я-то понял, что всë было не так. Под ногтями нашли частички чьей-то кожи. Он сопротивлялся… Не знаю, интересно ли тебе. Снег сыпал все гуще и уже не таял под ногами. Е Байи уже не думал, что дождется ответа, но А-Се вдруг спросил: — Что было дальше? — Дальше… — Е Байи и самому уже не хотелось рассказывать, потому что дальше был только мрак. — У Чанцина закончилась ремиссия. То есть его болезнь вернулась. Я поехал вместе с ним в другой город, там была хорошая больница. Жена его осталась дома… у неë была работа, а мне всë равно было нечем особо заниматься, вот и поехал с ним. Преподавал у-шу старушкам. Потом… мы снова собрались все втроëм, перед самой его смертью. И всë. Дальше ты знаешь: я неудачник, сидящий в горах. Однажды откопал из-под снега самого красивого парня в мире. И этот парень со мной, потому что не знает пока, кто он. Может, он звезда. Может, он из прошлого. Может, из деревни за Персиковым источником. — Мне жаль, — Се смотрел под ноги, — что человек, которого ты так любишь, ушел. Е Байи приобнял его за плечи. На душе кошки скребли, — зачем только рот открыл? Но если А-Се так расстраивается, неужто… Он сглотнул комок в горле. Да нет, быть не может. Парню просто одиноко, привязался и выдумал себе чувства. — Я тебе хотел кое-что подарить, — хрипло сказал Е Байи. — Чтобы… кхм. Не понравится — выкинь или обменяй. Я просто хочу сказать… Я хочу, чтобы ты не забывал меня. Если тебе понравилось со мной. Если ты тоже почувствовал, что у нас что-то могло получиться. Он достал из кармана синюю бархатную коробочку и неловко сунул в карман А-Се. — Могло?.. — медленно переспросил А-Се, впервые за весь этот разговор посмотрев в глаза. Лучше б Е Байи избил старушку в подворотне или утопил котëнка. — Я хочу жить с тобой. Мне понравилось, — он вздохнул. — Я влюбился в тебя. Но ты же не станешь сидеть со мной на горе в глуши. Ты такой молодой и красивый, ты всего можешь достичь… Может, ты уже всего достиг, мы же не знаем, кто ты. А я сбитый лëтчик, со мной всë ясно. И я не знаю, как могу любить двоих. Я никогда не забуду Чанцина, но ты… с тобой всë иначе, с тобой как будто всё может быть взаимно... Я запутался сам и тебя запутал. А-Се отвел глаза. Сунул руку в карман, достал коробочку. Осторожно, словно обращался с бомбой, открыл ее. — У тебя такой же вышит на одежде, — сказал Е Байи, только чтобы не молчать. Маленький серебряный кулон-скорпион, с винными и чëрными камушками на спинке. Наверное он был для тех, кому интересны западные знаки зодиака, но… «Се» может писаться как «скорпион». Забавно же. Правда? Сложное выражение промелькнуло по лицу А-Се. Узнавание; удовлетворение, но какое-то обреченное. — Меня действительно звали Се Ван, скорпионий князь, — сказал он, не отрывая взгляда от подарка. — Спасибо. Он закрыл коробочку и убрал ее в карман. — Так ты вспомнил! — Е Байи не сдержался, крепко обнял его. — Я рад. «Се Ван», значит? Не «Ван Се»? Это какой-то псевдоним? А-Се не ответил на объятия, так и стоял, опустив руки. — Мое настоящее имя — Сецзелюбо. Ты можешь поискать что-то обо мне? Раз уж ты все так хорошо решил, — он улыбнулся утомленно. «Я ничего не решал», — хотел сказать Е Байи, но это было не то, что А-Се хотел услышать. — Хорошо, — ответил он вместо этого. — Мы всë про тебя выясним, ты вернëшься домой. Тебя там, наверное, уже заждались. — Наверное, — с непонятной усмешкой откликнулся А-Се, и всю оставшуюся дорогу молчал. Они вернулись в номер, но разговор не клеился. В конце концов А-Се объявил, что хочет спать и, отвернувшись, улегся на самом краю кровати. Е Байи прикончил все крошечные бутылочки виски в мини-баре и забрался под одеяло рядом. Подумал, придвинулся немного, осторожно обнял его, не прижимаясь. Тот не пошевелился — не обернулся, но и руки не сбросил, просто лежал, будто неживой. — Эй… — шëпотом позвал Е Байи. — Иди ко мне. — Ах да, — А-Се резко развернулся. — Я же обещал отблагодарить тебя. Что ты хочешь? Отсос? Еще раз мне вставить? Или чтобы я вставил тебе? Его глаза блестели в полутьме, как у дикого зверя. «Не знаю, чего я ожидал», — тоскливо подумал Е Байи. — Знаю, это было самое дурацкое признание в мире. Не надо мне было вообще ничего говорить. — Ты сказал, что хотел, и я прекрасно тебя понял, — ядовито ответил А-Се. — Так что, как мне тебя обслужить? Е Байи сел, обожжëнный внезапной злостью. Да, признал уже, что идиот, чего ему ещё?! Лучше б подрались! — А что, прямо начнëшь обслуживать, если я скажу, как? Серьёзно? А-Се вскинулся тоже. — Я должен тебе, — внятно сказал он. — Я отдам долг, и мы разойдемся, как ты и сказал. — Ого, серьëзно? И куда ты пойдëшь? Если ты вспомнил всë, то зачем мне голову морочишь? Я о тебе беспокоюсь! Е Байи стиснул кулаки. Вот сейчас этот мальчишка наорëт на него и хлопнет дверью, как всегда. И не вернëтся больше. Горло перехватило, воздух будто выбили из груди. Нельзя, нельзя! А что делать? Он просто не умел ругаться иначе... Лицо А-Се исказилось, как будто Е Байи его ударил. Вскочив с кровати, он принялся срывать с себя одежду, будто она жгла. Голубая толстовка и штаны полетели на пол, за ними белье. Разворошив сумку, он демонстративно достал свой халат. Успокоиться. Не говорить ничего резкого. «Посмотри на себя, Е Байи. Что за карма такая? Почему тебе всë надо сломать?» — Я понятия не имел, что ты в меня влюблён, — попробовал он ещё раз. — Я что? — голос у А-Се сорвался, руки задрожали. — Да пошел ты! Он наконец затянул пояс и пошел к выходу. — А если не влюблён, тогда чего бесишься? Эй! — Е Байи в два прыжка подскочил к двери, заслонив еë, скрестил руки на груди. — А я-то думал, у меня в голове всë запутанно! Выйдешь отсюда только через мой труп. Я уже один раз отпустил молодого придурка хрен знает куда, больше такого не будет! — Как пожелаешь, — сладко улыбнулся А-Се, а в следующее мгновение голова Е Байи как будто взорвалась. В глазах потемнело, комната опасно накренилась как палуба. Он даже не понял, откуда пришëл удар. Ответил наугад, вслепую целясь ребром ладони туда, где только что был А-Се… Наверное этот мудак ударил снова, потому что, моргнув, Е Байи открыл глаза и увидел над собой потолок, почувствовал сквозняк из распахнутой двери. Вот зараза! Он вскочил, упал снова, едва не проблевавшись. На четвереньках подполз к стулу, на который швырнул одежду, суматошно принялся натягивать джинсы и свитер… Вот какого чëрта лëг спать в одних трусах? Расслабился, называется… Влез в ботинки, не зашнуровывая, накинул куртку и побежал по пожарной лестнице, потому что умер бы от необходимости просто, мать его, стоять не двигаясь в ожидании лифта. Сколько он провалялся на полу? Куда этот идиот решил податься на ночь глядя?! На всякий случай Е Байи заглянул в бар, но там, естественно, было пусто. Никто не ждал и перед входом — зачем бы ему… «Если бы я был влюблëн и меня обидел мой мужчина, куда бы я подался?» Только Чанцин никогда бы его так не обидел. Чанцин нашëл бы правильные слова. Даже если Сюань устраивал скандал и уходил, Е Байи знал — достаточно отцу с сыном посидеть на старой детской площадке у школы, поговорить о чëм-то вполголоса, и вечером все опять ужинали вместе. Все ученики набивались в их старую квартирку, передавая друг другу миски с лапшой, подлизываться к «шиму» чтоб положила побольше курочки… Только не в тот раз. Куда бы пошëл А-Се… не в город, это точно. Ему там не понравилось. Значит обратно в горы. Задумавшись, Е Байи вышел на служебную стоянку и замер. В свете фонаря блеснули бусины на косичках, мелькнул острый носок сапога, безвольная рука… Двое в чëрном закинули А-Се в минивэн, легко запрыгнули следом. Е Байи бросился за ними, но только бессильно врезался кулаками в закрывшиеся дверцы. Минивэн завизжал тормозами, рванул с места, обдав его вонючим облаком из выхлопной трубы, и умчался со стоянки. Е Байи бежал за ним, пока ноги не подогнулись, пока лëгкие не начало безжалостно резать морозным воздухом. — 45438… — повторял он, надсадно кашляя, сплëвывая в снег. — 45438… Но какая провинция? Какая первая буква… Он нашарил телефон в кармане, ругаясь на замерзающий экран, кое-как нашëл номер Бэйюаня. — 45438… — выпалил он в ответ на сонное «алло». — Машина… его увезли… — Се? — Бэйюань мигом проснулся. — Господин Е, я как раз собирался позвонить вам утром. Не думаю, что вам стоит беспокоиться об этом человеке. — А? — Е Байи даже остановился. — Ты что несëшь?! — Мы получили результаты анализа его ДНК. Они не совпали ни с одной базой… кроме полицейской. Именно эта ДНК была найдена под ногтями Сюаня.