Дарованная Жизнь. Неправильный "ангел"

      Поблагодарив профессора за помощь (и процесс приготовления ужина значительно ускорился с появлением ещё пары рук и капельки магии), и уверив, что с остальным легко справилась бы сама, я осталась на кухне одна, расставляя по местам чистую посуду и следя за пирогом. И вновь прокручивая в голове довольно странный даже для нашей иногда весьма нестандартной семьи день. Впрочем, репетиторов мы летом раньше никогда и не приглашали, но в этом году, после писем с жалобами на резко упавшее качество уроков Защиты от Тёмных Искусств и некоторых «приключений» в конце года, после которых я получила изрядный и заслуженный нагоняй, папа решил–таки прибегнуть к летним дополнительным урокам. Возможно, поспособствовал этому сданный на «Выше ожидаемого» при намерении после школы учиться на аврора С.О.В., возможно, что–то другое, но ещё в начале каникул он сообщил, что две–три недели со мной позанимается Защитой, преимущественно практикой… Профессор Снейп.       И нельзя было сказать, чтобы выбор кандидатуры меня не устраивал, хотя я больше предполагала, что репетитором окажется кто–то из авроров в отставке или многочисленных знакомых отца в смежной области. Но сработали то ли мои восторги после дуэльного клуба и рассказы о познаниях декана в этой сфере, то ли рекомендации Дамблдора, и на роль наставника был выбран именно Снейп…       Правда то, что прибытие репетитора ожидается утром, сообщил отец только вечером накануне моего дня рождения, с просьбой учесть это при приготовлении завтрака… А уже на следующий день, когда я вышла поздороваться и встретить гостя, выяснилось, что о знаменательной дате папа забыл. Впрочем, в этом не было ничего слишком удивительного, у него выдался весьма загруженный период на работе, и он уже вторую неделю уходил рано утром и задерживался обычно допоздна, а от большого ужина с гостями мы в этом году всё равно отказались ещё в переписке перед каникулами – отчасти из–за папиной загруженности, отчасти из–за того, что Римус нашел небольшую подработку в Северной Ирландии и пока жил там, почти до конца августа, отчасти мне и не слишком хотелось устраивать большой праздник по случаю своего шестнадцатилетия. Да и друзья семьи отнеслись с пониманием, полушутливо взяв обещание, что уж на следующий год, на совершеннолетие, мы их пригласим. Потому планировался небольшой семейный ужин для нас и гостя с тортом…       В том, что подарок уже давно был приобретен и спрятан у отца в комнате (или на работе), я не сомневалась, как и в том, что он действительно просто запамятовал, какая была дата – тем более раньше он никогда о днях рождения и прочих моих важных датах не забывал. И всегда, даже в такие периоды, как сейчас, пытался выкроить немного времени, чтобы уделить внимание мне… И, вот уже почти семь лет, и Гарри…       Братишка остался жить с нами практически с того самого Хэллоуина, когда в, казалось бы, хорошо запрятанном и защищённом убежище Поттеров появилась парочка незваных гостей в характерных плащах и масках. С той самой ночи, когда… Погибла мама. Тогда появились авроры, с ними папа, успели вывести нас подальше до того, как стены и крыша частично обрушились…       И, детально, даже слишком, помня многие моменты того вечера, я очень смутно и обрывочно запомнила, как мы оказались дома, в небольшом городке, хотя скорее даже крупной деревне, Литтл–Хейминге, как в доме появлялись и уходили посторонние люди, некоторые и вовсе незнакомые… Я не плакала даже дома, долго, пребывая в каком–то странном, неестественно спокойном состоянии, лишённом почти любых эмоций. Хотя случившееся и его непоправимость осознавала, и достаточно хорошо, и что–то всё же ворочалось, дрожало и сжималось глубоко внутри, но когда Гарри, заходившегося в истерике и звавшего Лили, пытались как–то успокоить и уложить, описывала аврорам то, что видела… И только потом, позднее, поняла, что они тогда странно переглядывались, косились на меня, кто–то из многочисленной собравшейся толпы даже шептался… Но тогда всё происходившее воспринималось как–то слишком спокойно, безэмоционально и буднично. Наверное, если бы речь не шла о маленькой девочке – фаталистично… Но дело было в другом – в полученном тогда даре, способностях Ибис.       Эмоции и чувства вернулись уже много позже, через пару дней, навалившись довольно внезапно, так же резко, как странное спокойствие сменило страх, ужас и крепко сомкнувшиеся клещи боли и безнадёжности, когда зелёная вспышка попала прямо в маму. Вернулись и пережитый ужас, от направленной прямо на меня палочки, и странного, словно застланного чем–то, взгляда, и ещё больший ужас и отчаяние, когда мама метнулась ко мне, отталкивая, и Авада угодила в неё, и даже отчаянно–безумная надежда, что ещё можно было что–то исправить, спасти, помочь, что пришёл бы кто–то… Но эта надежда быстро утонула в осознании, что всё произошло уже несколько дней назад, и уже никто не мог ничего исправить…       Слёзы были горячими, раскалёнными каплями текли по щекам, и никак не желали останавливаться, даже после почти насильно влитого перепуганной тётей Молли зелья. От знакомого тёмно–синего халата мягко, свежо пахло мятой и шалфеем, её любимыми запахами, и пальцы до судороги исступлённо впивались в эту вещь, словно она могла как–то вернуть свою хозяйку или кто–то пытался отобрать бедный халат… Тогда, уже после прощания и похорон мамы и Поттеров, дома, свернувшись в углу в обнимку с ним, я плакала, кричала, выла, умоляла вернуться… И лишь много позже, спустя, наверное, уже пару лет, узнала, что дар при получении всегда на какое–то время заглушает эмоции. И, полученный в ту ночь, он сыграл одновременно и благую, и жестокую роль.       Благую в том, что я, в отличие от Гарри, была в состоянии что–то рассказывать и отвечать на вопросы и даже пыталась помогать успокаивать кузена в первые пару дней. Жестокую в том, что многие события той ночи и последовавшие въелись в память слишком хорошо и живо, особенно для ребёнка. Слишком яркими были и кошмары, снившиеся ещё долго и заставлявшие просыпаться по ночам с криками и слезами. Один и тот же кошмар… Долгие шесть лет, хотя к пятому курсу Хогвартса он стал сниться реже. А вот на первом плохо помогало даже зелье сна без сновидений (да и нельзя было бесконечно пить его почти ежедневно), и я мешала нормально спать и остальным девочкам, что закончилось, после довольно серьёзного разговора с деканом, небольшой перестройкой слизеринского общежития – отделением крошечной отдельной комнатушки, буквально с кроватью, тумбочкой и шкафчиком, где я и спала почти до весны второго курса, когда кошмары стали существенно реже и слабее, и можно было вернуться к девчонкам, не поднимая по несколько раз в неделю остальную спальню криками. Хотя и воспоминания, и нечастые сейчас, но всё же повторявшиеся сны, не потеряли яркости.       Римус, мой крёстный (решение это приняла мама, которая как раз тогда начала общаться с Лили и Мародёрами ближе), которого выбор на такую роль оборотня очень воодушевил и заботился он обо мне, пожалуй, как о младшей сестрёнке, после случившегося переехал к нам, помогая папе присматривать за двумя детьми (исключая, разумеется, полнолуние, проводимое или не дома, где–то в безлюдных местах, или в очень крепко запертом подвале, а с какого–то момента папа начал стараться заказывать антиликантропное зелье). И, подрастая, роль хозяйки постепенно перенимала на себя я. Так, несколько странной семьёй, мы постепенно и научились жить.       Однако сейчас крёстный был не дома, подработка подвернулась на летний период, а сидеть нахлебником у папы на шее ему не нравилось (что, впрочем, было вполне понятно для мужчины), и роль взрослого, пока глава семейства был в Министерстве, играла я. Хотя… Судя по тому, что через пару дней после отъезда крёстного отец пригласил профессора Снейпа, взрослым магом дома планировался как раз декан. Примерно на следующие несколько недель.       И для начала уроков оказалось, что мужчина действительно прекрасно владел заклинаниями, подходящими для магической дуэли, да и, можно было предположить, схватки, что и продемонстрировал ещё в дуэльном клубе Локхарта, несостоявшемся. А ещё, что вызывало лёгкую зависть, прекрасно творил невербальные чары и обладал куда лучшей, нежели я, реакцией. Это было, конечно, совсем неудивительно, учитывая, что профессор был ощутимо старше и явно гораздо опытнее. Но лёгкую зависть вызывало. А уж ловкостью управления с ножом и прочими кухонными приборами довелось даже, где–то глубоко в душе, восхититься, и не без труда избежать соблазна полюбоваться на уверенные, отточено–быстрые движения мужских рук. Но откровенно пялиться или периодически коситься было бы, пожалуй, не слишком приличным, особенно в свете «уроков с проживанием», и этот порыв я предпочла отогнать, а потом, когда оставалось только вовремя достать пирог и поджарить ближе к ужину стейки с овощами, и вовсе отпустить добровольного помощника.       Гарри, хотя давно уже избавил не слишком–то большой двор от назойливых гномов, помощи не предложил (впрочем, он и раньше этого особо не делал, только в приступах вежливости и альтруизма, ссылаясь обычно на «я маленький»), и давно уже сидел где–то в своей комнате, прячась, видимо, от нашего гостя. Правда, когда профессор ушёл в небольшую домашнюю библиотеку, дверь в которую я же и показала, братишка сполз–таки со второго этажа, интересуясь... Не мог ли он чего–нибудь перекусить.       – Какая вежливость и стремление помочь, – протянула я, кивнув на холодильник, не без лёгкого укола в адрес мелкого.       – Ну, я пошёл на чердак, хотел найти что–нибудь, гостиную там украсить… Ну и нашёл там фейерверк, видимо, – в голове сразу всплыли красочные картины, что не только нашёл, но и, как и любой мальчишка (а родившееся ещё до Хогвартса мнение что мальчишки иногда идиоты кузен и друзья периодически подкрепляли), решил проверить в деле… И в лучшем случае во дворе… Но рот открыть с вопросом, что он с ними сделал, не успела, поскольку Гарри продолжил: – И хотел взять одну штучку, во двор, но когда спускался, меня Снейп застукал… И отобрал… А украшения я так и не нашёл… – случился острый прилив ещё большей благодарности к декану. А Гарри закончил, жизнерадостно улыбаясь: – А я и не думал, что он знает маггловские ругательства. Что–то вроде куда меня опять черти потащили…       – Во–первых, я с ним солидарна, не надо ничего проверять, а украшения для гостиной, кстати, в подвале. Во–вторых, профессор Снейп полукровка.       Гарри, делавший себе сэндвич, удивленно присвистнул:       – Чего?! Слизеринский уб… – вопросительно поднятая бровь всё же прибавила культуру речи, и кузен, кашлянув, поправился: – Декан… Полукровка?!       – С его слов, в родне были магглы, – пожала плечами я.       – А по нему и не скажешь… – фыркнул и вернулся к своему перекусу брат. – Он же их терпеть не может.       – Мне показалось, что его отец был… У них были не очень хорошие отношения, – заметила я, припомнив неожиданно личный, в отличие от школьного общения, разговор. В детали которого сейчас, разумеется, вдаваться не стала.       – Неудивительно, он же противный, – хмыкнул Гарри.       – Если с ним ладить, он вполне приятный человек, – возразила я в ответ. Гарри хмыкнул, что Снейп с первого курса (все минувшие два года) мечтает от него избавиться. – Между прочим, он дважды спасал твою шкурку, по меньшей мере, – парировала я. – Мешал Квиреллу уронить с тебя метлы, и в мае… – а Снейп пришёл в Тайную Комнату. Расширив состав участников действа. И потом долго перечислял, в своём кабинете, что я умудрилась натворить и сколько наказаний за это влепить бы следовало. И, как ни было бы неприятно осознавать, по большей части пунктов совершенно заслуженно.       – Не понимаю, что ты в нём нашла, – протянул Гарри, вредно хмыкнув.       – Он довольно умный и смелый человек, сильный маг, талантливый зельевар…       – Звучит так, будто ты в него втрескалась… – протянул кузен с ещё более вредной улыбкой. Доедая сэндвич.       – Не неси чушь. Но гипотетически, профессор может, скажем, и защитить женщину и детей, и, думаю, зельевар не останется без работы, – пожала плечами я, подготавливая для ужина посуду – тарелки, приборы…       – Только пока на него ни одна девушка не позарилась, – ввернул Гарри.       – Откуда ты знаешь, может у него есть кто–то, или он кого–то любит, – доставая из духовки пирог, возразила я.       – И поэтому такой злой… – саркастично закивала маленькая вредина.       – А если она, скажем, погибла?       – Это конечно объяснило бы, чего он такой мрачный… – всё–таки задумался Гарри. Дожёвывая второй сэндвич.       – Он был уже взрослым во время войны с Тёмной Леди, а тогда погибло много магов и даже магглов. Возможно, и у него кто–то тоже…       – Ага. И убили её гриффиндорцы, – хмыкнул Гарри. – Он же гнобит нас больше всех.       – Блэк, например, гриффиндорец, – негромко заметила я нечасто упоминаемое дома имя. Предателя, приведшего Лестрейндж в дом Поттеров накануне переезда в другое укрытие. – Или, может, сама она была гриффиндоркой…       – Тогда бы он наш факультет любил, – безаппеляционно заявил Гарри. – Если она и существовала, то была слизеринка.       – Но, если он Пожиратель, он не в школе бы был. – Отрезала я. – Вот это – точно чушь и сплетни. Ты Метку видел?       – Нет, – не слишком охотно выдавил братишка.       – Вот именно. И подумай сам, если он Пожиратель, то что в Тайной комнате мешало ему помочь Леди? Он же догадался, что дневник надо попытаться повредить. А зачем это Пожирателю? Дамблдора испугался?.. Если бы она вернулась, ещё неизвестно, как всё кончилось бы, и никто бы мог в жизни не узнать, что там происходило. Да может, у него на Гриффиндоре вообще просто школьный враг был, и это никак не связано с гипотетической любимой… И, допустим, если она погибла, возможно, он винит себя… Замкнулся… Мрачный…       – Вот всегда ты так… – недовольно пробурчал Гарри.       – Я говорю, что ты не знаешь, как он жил раньше и как живёт вне школы, и, мне кажется, его приход в Комнату весной был показателен – он туда пошёл один. И знал, что там как минимум злоумышленник и Малыш – и Джинни...       – Угу... – ещё громче засопел кузен.       – Нельзя судить человека, когда почти ничего о нем не знаешь – а мы знаем только то, что он учитель в Хогвартсе, закончил Слизерин и теперь его декан. И вот что его отец был магглом, и этого маловато для выводов. К тому же, профессор Снейп весьма молод. Ему лет… Тридцать пять? – Гарри пожал плечами, что представления не имеет. – И, думаю... работает в школе, где живут почти весь год... он не просто так… Где–то лет двенадцать…       – Если так — значит, всю войну почти просидел в Хогвартсе.       – Не все люди такие, как кажется со стороны. Тем более, когда их толком и не знаешь – заметь, к Василиску не пошёл больше никто из преподавателей, и вряд ли он знал, что нас там столько. А вот что там Джинни, он точно знал – весьма безрассудный шаг, но очень смелый.       – Или он знал, что там ты, – хмыкнул Гарри.       – А если бы я его не контролировала? А я долго не могла его подчинить до конца, кстати.       – Кажется, он угрожал, что мон… Малыша можно убить.       – Малышу достаточно посмотреть, – елейно заметила я.       – Так он и не смотрел на него, – возразил Гарри.       – Убивать шестнадцатифутовую змею вслепую было бы проблематичным занятием, тебе не кажется?       – Думаешь, Снейп блефовал? – не без интереса уточнил Гарри.       – Не совсем, но у него не было полной уверенности, что убьется не он. И, мне кажется... Это наводит на мысль, что в Хогвартсе во время войны он не прятался, а вот что его туда привело – неясно.       – Ладно, согласен. Он не трус… Но мрачный и неприятный тип, – это Гарри, управившись с перекусом и взявшись помогать, заметил достаточно громко, заставив выразительно покоситься на дверь. Впрочем, шум нашего разговора заглушили шаги и низкий родной голос в холле, здоровавшийся. И заставивший на пару минут отложить стейки и встречать довольно рано, видимо, в качестве заглаживания вины и по случаю праздника, вернувшегося папу.