Из жизни замуррррчательных людей

Вальдес невольно задержался на пороге комнаты, не в силах отвести глаз. Давно ли адмирал Кальдмеер был так печален, безучастен ко всему, а улыбка на его губах казалась и вовсе невозможной? А сейчас - ожил, действительно ожил, каждая шерстинка волнуется, глаза блестят, ловят каждое движение, каждый вдох лежащего на кровати дриксенского котенка. - Ну, как себя чувствует лейтенант Канмахер? - бодро поинтересовался Вальдес, входя наконец-то в комнату. - О, ему уже намного лучше. Правда, Йозев? Даже голос Олафа звучал намного живее. Не всякая кошка-мать так хлопотала бы над своим котенком, как Олаф Кальдмеер - над чудом спасшимся лейтенантом. Порой Ротгер даже задавался вопросом - только ли в том делом, что лейтенант Канмахер единственный чудом выживший с корабля адмирала Кальдмеера. Впрочем, сейчас эта мысль надолго не задержалась. Ротгера больше интересовала реакция самого Канмахера. Тот распахнул полуприкрытые синие глаза, взглянул на адмирала, словно ожидая его разрешения - и только тогда соизволил взглянуть на Ротгера. Уши юного дрикса были насторожены, но перевязанная рука лежала поверх одеяла спокойно, не пытаясь выпустить когти. Уже хорошо, а ведь едва придя в себя и увидев Вальдеса рядом с обожаемым адмиралом, котенок гневно зашипел, тратя последние силы и даже попытался оцарапать Вальдеса - это сломанной-то рукой! Грозное шипение скоро перешло в обессиленный стон, но, кажется, собственное состояние не волновало котенка, пока ему казалось, что адмиралу Кальдмееру что-то угрожало. Ротгер сам не знал, что тогда умилило его больше - эта преданность или то движение, которым Олаф наклонился к лейтенанту, шепча что-то на дриксен, мешая слова с мурчанием, нежным и теплым. Несколько дней Йозев был слишком слаб, чтобы говорить. Потом еще некоторое время старательно делал вид, что не понимает Вальдеса, даже когда он говорит на дриксен. Впрочем, Вальдес всё равно ежедневно появлялся в комнате, отданной новому гостю - Олаф теперь почти ее не покидал. И, кажется, лейтенант Канмахер понемногу оттаивал - то ли ослепительная улыбка и болтовня Вальдеса действовала на всех так безотказно, то ли Олаф всё-таки сумел намурчать лейтенанту, что Вальдес, хоть и вражеский вице-адмирал, не так страшен, как кажется. Так или иначе, но сейчас Йозев смотрел вполне спокойно и даже произнес - правда, еще очень тихо и хрипло: - Мне и правда лучше. Только внутри еще как будто сплошная соль. - Море долго напоминает о себе, - кивнул Ротгер. - Но это можно исправить. Он торжественно протянул чашку. - Сливки - лучшее средство заглушить морскую соль и подкрепить силы! - Но я уже пил сегодня сливки, - заметил Йозев. - Это было в обед, лейтенант. А сейчас уже...после ужина! Еще одна порция не повредит. Ну же, не отказывайтесь, я специально велел их немного подогреть, так еще вкуснее! Он заметил, как лейтенант быстро, почти неуловимо облизнул губы. Молочные усы на них точно будут уместнее, чем соленая корка. - Выпейте сливок, Йозев, - Олаф, переглянувшись с Ротгером, бережно принял чашку из его рук. - Господин Вальдес прав, вам нужно восстановить силы. - Силы? Ради чего? - светлые ушки прижались. - Отправиться в крепость? Ведь я же теперь пленник? И допустил, чтобы вы тоже... - Йозев оборвал сам себя и отвернулся от участливого взгляда Кальдмеера. - Я недостоин вашей заботы, мой адмирал. Я не выполнил свой долг! - Лейтенант, - в голосе Олафа вдруг прорезалась стальная нотка, - ваш долг - быть рядом со своим адмиралом. Что вы сейчас и делаете. И прошу вас продолжать в том же духе и не пытаться покинуть меня от какого-то истощения, - он осторожно приподнял светловолосую голову лейтенанта с подушки и поднес чашку к его губам. - Пейте, Йозев, - снова это нежнейшее заботливое мурчание. Ротгер бы за него сделал что угодно, и юный лейтенант не устоял - покорно приник к чашке, глотая теплые сливки, и виновато прижатые уши понемногу приподнимались. - Вы не пленник, лейтенант, - произнес Ротгер. - Адмирал Альмейда не знает, что вы здесь, что вы спаслись. Вообще никто не знает. А раз так - вы никак не могли попасть в плен. О чём вам беспокоиться? Йозев ответил не сразу, лишь выразительно поднял на Вальдеса глаза. Но наконец допил сливки, молниеносно и с явным удовольствием слизнул последние капли с губ. - Я не пленник? Может быть. А адмирал? Что будет с ним? И если вы думаете, что я собираюсь прятаться или возвращаться в Дриксен без него... - Йозев, - Олаф осторожно коснулся перевязанной руки. - Что бы вас ни ждало, мой адмирал, это будет ждать и меня, - в голосе Йозефа не было мальчишеской высокопарности, он говорил будто о чём-то само собой разумеющемся. - Я вас не оставлю. - Никто не заставит вас это сделать, лейтенант, - произнес Ротгер, уловив, как снова настороженно блеснули синие глаза. - И я могу вас уверить, никакая крепость адмиралу Кальдмееру не грозит. Я не позволю. Йозев посмотрел на него недоверчиво, но, кажется, уловил во взгляде Ротгера что-то... Может быть, то же самое, что увидел Олаф, когда Ротгер предстал перед ним со своим подарком - юным лейтенантом на руках. - Я верю, - произнес он. Оставалось только гадать, кому именно - Ротгеру или своему адмиралу, на которого снова быстро взглянул, словно ища подтверждения и найдя его. Но так ли это важно? Куда важнее была улыбка Олафа, когда он помогал Йозеву снова откинуть голову на подушку. - Спасибо, - Ротгер знал, что Олаф непременно скажет это позже, когда Йозев заснет и они останутся ненадолго наедине. - Спасибо, господин Вальдес. За Йозефа, за всё... Но признаюсь вам, Йозев и правда заставил меня задуматься. Вы правы, он не пленник, что не может меня не радовать, но... - Он не пленник, - перебил его Ротгер. - И вы тоже. О, Леворукий, Олаф, да если бы сейчас сюда явился Альмейда со всем флотом в придачу и потребовал отдать вас, я... Я дрался бы с ним! Пусть бы этот дом осаждали, как крепость, но никогда не вошли бы в него! Не забрали бы ни лейтенанта Канмахера, ни тем более вас. Вы ведь уже знаете, почему? - Господин Вальдес, - белый с серебринками хвост взволнованно дрожит, и как же можно не потянуться к нему, не обвить, переплетаясь по всей длине? - Вы - тот, кого я люблю Олаф. Тот, за кого я готов стоять до конца. Не ради Талига или Дриксен - ради нас обоих. Скажите мне, такой статус вас устраивает? Серые, как северное море, глаза так близко. И Ротгер мог бы поклясться, что в них больше нет льда. Но нужно еще ближе, ближе... Чтобы не звуком, а теплом, живым касанием стек на губы тихий шепот: - Вполне, Ротгер. Вполне.