Из жизни замуррррчательных людей

Олаф пел. Еще не так давно Ротгер не представлял себе, что может услышать подобное. Стоит только вспомнить, как печальны были серые глаза, как прижаты серебристо-белые - не седые, нет, а истинно дриксенские! - уши. Но сейчас Олаф пел, низко, чуть хрипловато, похоже, на стародриксенском - Ротгер различал лишь отдельные слова. Но понимал всё. Может быть, дело в Олафе. В его глазах, блестящих, как северные звезды, или в его руке, которая, забыв о своей обычной невозмутимости, отстукивала ритм по резному подлокотнику кресла. И в этом ритме слышались то ли мерные удары весел о воду, то ли каждый всплеск хвоста могучего кита, который тянет и тянет вперед целый корабль. Это не глупые коты поймали его, это он их поймал - на их же гарпун. Они не оборвут трос, он не отпустит их. И битве нет конца. Ротгер вдруг осознал, что его хвост подрагивает, отбивая тот же самый ритм - в такт хвосту самого Олафа, да и юного лейтенанта Канмахера. Котенок явно хорошо знает эту песню, подпевает вполголоса, даже коготки выпустил, словно ими одними готов загарпунить гигантского кита. Но Олаф... Для него эта песня значит нечто совершенно особое, и сейчас это особое он открывает перед Ротгером. Что перед этим все военные секреты дриксов! Голова идет кругом, в ушах шумит ледяное северное море, и под ногами уже не застланный морисским ковром пол, а палуба китобойного судна, и Олаф... Олаф нипочем не сдастся, не проиграет схватку с китом, и Ротгер пойдет за ним всюду, хоть в бездну, хоть на край света, хоть дальше, в тот безграничный океан, где вместо островов сияют звезды... - Господин Вальдес? Вальдес моргнул едва переводя дыхание. Он в комнате, свечи почти догорели и песня смолкла, лишь отзвук витает в воздухе. - Всё хорошо, Олаф. Я просто заслушался. - Неудивительно, - тихонько мурлыкнул Йозев, с гордостью глядя на своего адмирала. Уши Олафа чуть дрогнули. Услышал, но ничуть не сердится на котенка. - Наверное, я сам немного увлекся. Но это одна из моих любимых песен, и я... - Олаф, не смейте извиняться! - восторженно мяукнул Вальдес. - Разве это подобает потомку китобоя? Кальдмеер слегка развел руками. - Китобоем был мой дед. Кое-кто при дворе кесаря не устает мне об этом напоминать. - Думают, что это может оскорбить вас! - возмущенно фыркнул Йозев. И коготки еще не спрятал, повезло тем придворным дриксам, что до них трудно дотянуться, не то полетели бы клочья. - Разве придворным понять достойное дело настоящего морского кота! - кивнул Ротгер. - Так это ваш дед загарпунил такую внушительную добычу? - Ну что вы! - Олаф совершенно явственно улыбнулся. - Это очень старая песня. Дед очень любил ее и пел как раз для того, чтобы я понял, что не за любой добычей можно гнаться до последнего. Экипаж "Шюссельсане" загарпунил древнего кита, первого, что сотворил Унд, и кит сорок дней тащил корабль за собой по морским волнам, но моряки не желали бросить добычу. И даже не заметили, как море под их килем сменилось небесами. Кит Унда увлек их туда, и там их плавание продолжается и поныне. И кит, и корабль стали созвездиями, и указывают путь в ночи кораблям, оставшимся здесь. - Чудесная легенда! Но, знаете, Олаф, мне кажется, я и так ее понял, пока вы пели. Почти не понимал слов, но всё же... - Вы морской кот, - просто ответил Олаф. - Кому, как не вам, понять это? Ротгер почувствовал, как в груди рождается довольнейшее мурчание. Разве есть в мире хоть один кот, способный сказать ему более приятные слова! - Олаф... - начал он, но его хвост, видимо, решил, что слов недостаточно и он может объяснить всё куда понятнее. Ротгер не успел его удержать и чуть не зашипел с досады, но вдруг ощутил нежнейшее теплое касание. Степенный дриксенский хвост, разгоряченный песней китобоев, решил пойти навстречу своевольному, но такому пушистому хвосту Вальдеса. Йозев тихонько хмыкнул и отвел взгляд. Не стоит сейчас мешать адмиралу. Лучше посмотреть в окно, на темное небо, на звезды, в россыпи которых угадывались очертания старинного корабля, продолжающего свою бесконечную, как небо, погоню за китом.