Чистый, светлый дух, охранявший юность мою, оставляет меня. Что впереди?
Шиён с интересом смотрит на расплывшуюся краску на асфальте. Шесть цветов складываются в узнаваемые образы, красивые и аккуратные, хотя ладошки, что держат мелки, принадлежат юркой и быстрой девочке, что с виду не способна усидеть спокойно. На губах появляется улыбка — Шиён будто открыла что-то, чего не хватало. Мысли теряются между линий, уводя всё дальше. Сидеть на бетоне сейчас прохладно — конец осени и сырость. Рисовать на мокром асфальте кажется плохой идеей, потому что колени постоянно касаются земли и пачкаются, мелки киснут, а нос шмыгает без остановки. Кажется, что им срочно нужно прекратить это и уйти в тепло. Но как это сделать, когда Бора настолько поглощена процессом, что в её глазах такой приятный сердцу огонь? Будто что-то поменялось, но когда успело? Шиён всё ещё в младшей школе, а Бора разве что стала реже свободна. Свои же мысли похожи на обман, потому что, боже, они виделись месяц назад и расстанутся ещё на бог знает сколько. У Боры постоянные уроки, домашняя работа, танцы и запрет покидать дом просто так. Всё ещё только несчастная суббота для встреч, когда получается выиграть немного времени между занятиями и домом. А у Шиён японский, музыка и экзамены, которые надо сдать идеально, чтобы пойти в ту чёртову школу. Внутри ощущение, что после неё они точно перестанут видеть друг друга. — Шиён, — будто укоризнено звучит голос Боры в голове, ругая за мысли. А что будет потом? Боже, Шиён же начнёт ходить на английский и будет ездить исключительно на машине, потому что всё слишком далеко от дома. Как она будет попадать к Боре? И сможет ли Бора покидать дом в следующем году, когда учёба станет ещё сложнее, а экзамены будут всё ближе? Волнуют ли её экзамены вообще? — Шиён, черт возьми, — ругается Бора, на этот раз совершенно точно в реальности. Приходится поднять взгляд и вернуться, сталкиваясь с этим миром. — Ты опять зависла? — Прости, прости… Чтобы вернуться, всё равно нужно время. Шиён хмурится и вертит головой, стараясь выбросить всё ненужное сейчас. Надо быть с Борой, у них слишком мало времени, чтобы пропадать внутри себя. Взгляд теперь острее, возвращается к более детальным рисункам, а после — к Боре, которая вновь ругается. Шиён начинает привыкать к лёгкой брани. — Ты сама не своя сегодня. — Погода такая, — отговаривается Шиён. Она из тех, кто любит прохладный ветер и ряды облаков, но всё чаще теряется среди туманов и дождей. Сезон сейчас такой — иначе не объяснить. И таким же он был полгода назад, когда велосипед налетел на мелкую Пай. — А мне кажется, что не в погоде дело, — серьёзно начинает Бора, выпрямляясь. Её одежда выпачкана в мелу, щеки в разводах краски, а руки в грязи асфальта и мокрой крошке. Почему-то такой образ кажется правильным. — Ты совсем заучилась. — Мне никак нельзя не попасть в ту школу. У родителей на Шиён грандиозные планы. Она отучится в лучшей средней школе, перейдёт в старшую и начнёт готовиться к будущей работе. Экономика ей всё же не подходит, как бы не хотел отец, но на юриста или историка вполне сгодится. Японский с английским нужны, чтобы прочнее закрепиться в политике. Шиён не так хороша в логистике, но может работать советчицей или просто важно сидеть в кабинетах влиятельных дипломатов. Брат Минджи будет отличной партией и укрепит отношения семей, раз самой Минджи не за кого выйти в семье Шиён. После свадьбы начнётся настоящая политика, роль Шиён в обществе станет ещё важнее, бизнес пойдёт в гору, а старшая сестра сможет немного расслабиться, сбросив с плеч часть ответственности. Отец рассчитывает на такой расклад. Шиён ещё не понимает всей серьёзности, а мать иногда вставляет мысли о том, что можно быть легче. Не то, чтобы их семье так необходим весь этот план. Они прекрасно справляются, нет надобности пихать Шиён во всё это, вполне достаточно просто выдать её замуж за Минхо, а остальное останется на плечах мужчин. Будто только миссис Ли видит то, что успешно игнорируют другие члены семьи, планируя то, что обязательно развалится. — Это так скучно, — цокает Бора. Что-то в ней стремительно меняется. — Тебя так волнует учёба, будто тебе нравится. — А тебя ничего не волнует, — возмущается в ответ Шиён. — Мне главное, чтобы меня не трогали. Тон у Боры отстраненный. Всю встречу, словно проникнувшись прошедшим дождём, она вела себя холодно. И рисунки её красивые, но тёмные. Шиён видит пугающие образы на асфальте и в девочке напротив, ощущая перемены. Дует северный ветер, принося туман и бледность и без того белой коже. Боре будто стало хуже. — Я давно не видела Пай, — внезапно вспоминает Шиён, разглядывая в синих венах на грязных руках ниточки серости той, что всё ещё в аду на земле. — Юхён справляется, — пожимает плечами Бора, начиная отряхиваться. Времени совсем не осталось. — Мы не виделись месяц или два, но всё нормально. Ей почти одиннадцать, не помрёт. В словах Боры есть то, что Шиён принимает за сплошную ложь. Она чувствует, что отношения этих двух совершенно другие, никак не далекие и грубые. Юхён говорит о Боре с печалью, а Бора краснеет и бежит к старому дому при любой угрозе для Юхён. Они почти сестры, только разделены и вынуждены забывать друг друга. — Она совсем слабая, — вырывается грустная правда, как беспокойство. — Слабые рано умирают, — честно выплевывает Бора, продолжая очищать одежду. — Если не хочет, то возьмёт себя в руки. Пойдём, а то бабушка будет ругать. Шиён тяжело вздыхает, вставая с места. Кажется, что в коробке почти не осталось мелков. Бора рисует всё чаще, открывая новые образы и сочетания, с каждым разом пачкаясь всё меньше. Шиён хочет рассматривать её рисунки часами, но видела их всего три раза. То, что попадает на асфальт, быстро смывается дождём, а зарисовки на бумаге спрятаны далеко от улицы. С началом нового года надо будет обязательно купить что-то ещё, чтобы Бора не прекращала рисовать. Это самое важное в их отношениях сейчас, ведь Шиён хочет Боре только счастья, а счастье той так сложно найти, что приходится цепляться за любые намёки на улыбку и интерес. Мама всегда учила понимать людей и быть внимательной к их сердцу. — Я хотела узнать про следующий раз, — продолжает старую мысль Бора, когда Шиён окончательно с ней, следует рядом и внимательно смотрит. — Мы увидимся до конца года? — Не знаю, экзамены на носу. — У меня много выходных, из-за уроков танцев не будет три недели. Бабушка считает, что я должна выложиться на максимум. — Мои занятия не остановят. Только гитары не будет два раза, тогда стоят контрольные, — грустно вздыхает Шиён. Ей не тяжело ходить на все кружки и заниматься уроками, но откладывать музыку совсем не хотелось. Звон струн гадок, но вот нежные клавиши, с которых только сошла пыль... Среди нот, кажется, находится то, чего не хватает маленькому хрупкому сердцу, только пришедшему в серьёзный мир из вакуума детской беззаботности. — Значит, что увидимся уже в новом году? — Я не знаю. Но ты звони мне каждый раз, я буду ждать свободных часов. Бора кивает, хмуря брови. Шиён косит на неё взгляд, замечая остатки мела на щеке. Ладонь тянется убрать грязь, из-за чего Бора дёргается, отвыкшая от контакта. Её манеры будто стали диковатыми, а речь и поступки — слишком резкими. Одни только линии рисунков нежные и спокойные, будто течение реки в конце лета. Шиён боится, что тишина пропадёт и там, если их встречи продолжат становиться дальше и реже. За эти месяцы Бора звонила всего три раза. Недавно она призналась, что мелочи на автоматы нет, после чего Шиён протянула пару монет. Поднимать с Борой подобные вопросы всегда испытание — помощь она не примет, а обидится запросто, перестав слушать уговоры. Шиён искренне не понимает в чём проблема, но молча принимает, закрывая все вопросы, связанные с запретными темами. Таких тем полно: деньги, семья, танцы, Юхён, бабушка, телешоу, еда. Боре будто не нравится любое, что скажет Шиён от самого сердца. Их взгляды противоположны, но не из-за разного воспитания или окружения, а из-за желания Боры всегда идти против. Словно если Шиён скажет, что они друзья, Бора из принципа будет доказывать обратное. Виной ли всему бабушка и новый дом? Об этом Шиён слышала так мало, что не может делать выводов. Она всё ещё не знает, пьют ли родители Боры, часто ругаются или просто её не любят. Почему она была в синяках и хулиганила по любому поводу? Виной всему плохая компания, влияние шпаны или злые родители? А вдруг Бора вовсе не против жизни в старом доме и на деле была на одной волне со всеми ужасами, а сейчас злится из-за того, что всё то у неё отняли? Додуматься и дойти до сути вещей у Шиён не хватает опыта. Она чувствует что-то между ними, чувствует какие-то сомнения и нескончаемую печаль, но на выходе из мыслей получает лишь «мы растём». Они растут, но настолько по-разному, что кружится голова. За спиной у Шиён сейчас рюкзак с мармеладом и опыт за несчастные двенадцать лет. У Боры — большие рисунки на асфальте и тринадцать осеней скитаний. Она наконец-то дома, но чувствует так, словно дом внутри себя потеряла навсегда. Она теряется в большом городе, наизусть помня дорогу до нужного места и следуя чётко по карте. Странные взрослые слова и обязанности затягивают в мир, где прежней нежности между двумя детьми не место. Шиён будто чувствует эти мысли и берет за руку, ничуть не жалуясь на влажные следы мела и грязи, которые было лень полностью стирать. Бора краснеет и хочет что-то сказать, но понимает, что они на дороге. Конечно, разве в таком возрасте ходят за ручку как малыши просто так? Шиён просто беспокоится, поэтому сжимает крепче своей теплой ладонью, не давая сбежать. В этом жесте, в касании их кожи, чувствуются бесконечный уют и тепло сентября. Бора вспоминает тёплый какао с молоком, сырное печенье и рассказы про то, каково было жить несколько десятилетий назад, когда Корея ещё была одним целым. Ладонь Шиён даёт эти воспоминания лениво, но обещает создать новые, где рассказы совсем другие, а вместо какао травяной чай. Бора хочет как можно медленнее перейти дорогу, чтобы не потерять тепло, но Шиён не отпускает даже на тротуаре. Её хватка такая, словно всё хорошо и они останутся так. Бора в своём возрасте едва обнималась и держалась за кого-то, но готова делать это теперь постоянно. Ей кажется жизненно необходимым прятаться в уюте чужой прохладной ладони, когда своя гораздо меньше и непривычно горячая. Внутри появляется что-то новое. Или нет — это старое просто начинает кричать громче, заставляя всё же обратить на себя внимание. Бора молча глотает эмоции, обещая разобраться со всем позже. Сейчас у неё последние минуты уюта осени перед жгучим холодом зимы. Там, среди снега, которого в Корее едва хватит на двух снеговиков, чувствуешь себя так, словно заковали в ледяные цепи и бросили в синий костёр, не сжигая, но и не согревая. Внутри от чего-то полная уверенность, что эта зима окажется худшей. Объяснения этому нет, потому что, казалось бы, сейчас Бора в безопасности и тепле. Но Шиён далеко, Юхён всё ещё в аду, а школа висит грозной тучей, мешая жить. Как внутри может быть спокойно за себя, если настолько тревожно за… близких? Глаза ищут Шиён рядом, что неспешно идёт, дабы попадать в размер шагов Боры. Она всё ещё выше, такая же загорелая и румяная. Волосы стали светлее после яркого лета, брови едва видно, а губы красные от пыток тревожности и попыток отвлечься. Шиён красива, но не как те популярные девочки из школы, которые все на одно лицо. Красота Шиён есть у Боры в мыслях и чувствах, а на мнение остальных плевать. Хотя можно сказать наверняка, что через несколько лет все будут считать Шиён красивой, надо только немного подождать. Это не в стиле Боры — засматриваться на кого-то или пропадать в мыслях, что постоянно происходит именно с Шиён. Поэтому она пищит от испуга, когда попадает на камень под ногой, почти падая. Это тоже не в её стиле, потому что неуклюжесть делили на двоих Юхён и Шиён — одна слишком слабая, а вторая слишком в мыслях. Но это Бора, кто сейчас теряет равновесие, и это Шиён, кто ловит её в свои руки, прижимая к себе. С тем, как Бора возвращается на ноги, а Шиён делает шаг ближе, их прикосновение становится похожим на объятия. С таким Бора едва знакома, тем более никогда не чувствовала тепло. А от Шиён, которая выше, загорелая от макушки до пяток, спокойная как море летним утром, веет теплом сильнее, чем от асфальта в середине июля. В её руках хочется остаться навечно, а от мысли, что это и есть те самые объятия, через которые становишься ближе и подтверждаешь, что ты друг, у Боры алеют щеки. Влажные волосы путает ветер, сырость тяжестью оседает в лёгких, холод заползает под одежду, а Бора, привыкшая ненавидеть подобную погоду и намёки на мороз, не может думать о чем-либо, кроме рук вокруг себя. Это даже не объятия в прямом понимании, но, боже, какая же Шиён сильная, высокая и надёжная. Впервые в голове пролетает мысль о том, что быть под защитой приятно и вовсе не слабо. Она же исчезает с шагом назад. — Аккуратнее, а то не доживёшь до следующей встречи, — просит Шиён, размыкая руки и полностью отпуская. И Бора, уже достаточно взрослая и чувственная, начинает понимать, что ради Шиён рядом готова пережить все невзгоды и испытания. Лишь бы эти прохладные руки держали также крепко, скрывая от ужасного мира вокруг и забирая всю боль из ранимого сердца. // Экзамены оказываются не самым худшим. Шиён пишет всё на высшие баллы, успевает подтвердить новый уровень японского и даже занимается музыкой. Самым страшным среди всего этого оказывается новая школа. Та, в которой уже учится Минджи, в которой до этого училась сестра Шиён. Она уже знакома и отпечаталась в памяти своими коридорами, но проблема далеко не в этом. По пальцам можно пересчитать количество друзей Шиён за её короткую жизнь. Если бы не Бора, то хватило бы одной руки. И в этот уютный мирок, куда допускались только учёба и родители, пытаются попасть ещё люди, совсем незнакомые и навязчивые. С первого дня и каждое утро, каждый вечер и на обед, приставая с разговорами, знакомствами и обсуждением того, что едва касается учёбы. От тревожности у Шиён трясутся вспотевшие ладони. Всё происходит слишком быстро и против её воли. Экзамены почему-то написаны за неделю, учёба обрывается в декабре, оставив январь пустым, но без Боры. У той есть телефон Шиён, а у Шиён — ровным счётом ничего, кроме номера школы. Опять они невероятно близко, но не могут достать друг до друга. Это кажется большой удачей, что осенью им удалось встретиться восемь раз. Но теперь не получится планировать на прошлой встрече сразу следующую. И Бора звонит Шиён, да, но Шиён тоже хочется иметь связь и быть способной достучаться даже через километры. Или она просто разнежилась в достатке и привыкла, что может поговорить с сестрой за океаном, просто подняв трубку и подождав минуты или часы, пока их свяжет оператор. Среди мыслей о Боре Шиён находит волнение за Юхён. Бора далеко от неё уже полгода как, гуляла с собакой только дважды и не появлялась в том районе. За приближение к нему её запрут дома на весь учебный год. Шиён всё ещё нежелательно появляться в подобных местах, но она чувствует сильную тревожность и потребность помочь. От одной только подруги в лице Минджи до волнения за двух незнакомых девочек прошло слишком мало. Только Бора больше не казалась незнакомкой — Шиён видит её в кривых рисунках, танцах, громком писке и ругательствах, даже в редком смехе. На каждом повороте, когда замечает игру в мяч или мел на асфальте. Бора любит газировку и не переносит грибы, Шиён хорошо запомнила. И глаза у неё карие, янтарные на солнце, словно васильковый мед или имбирный чай. В таких мелких деталях в жизни Шиён замечается чужое присутствие. Это точно зовётся дружбой, если даже ряд деревьев напоминает о той, которую видел больше месяца назад и будто бы тоже потерял. Но все следы мела и звон мяча прогоняет снег, забирая возможность исследовать город на велосипеде и сидеть на улице. С ним приходит тоска. Вместе с друзьями и морозом Шиён находит ещё что-то, что кажется близким и нужным. Она поёт, как и пела с самого детства, она помнит ноты и как держать руку на клавишах, но теперь будто понимает это совсем иначе. Музыка, новая и живая, врывается в голову и вытесняет все мысли. Теперь Шиён не просто играет, а понимает всё, что знала до. Учёба на фортепиано прошлые пять лет, до ссоры с отцом, дала огромную базу и умение владеть голосом, понимая ноты. Учёба на гитаре открывает мир тех самых нот, меняя всё представление. Шиён едва перебирает струны и ленится, но дома вновь возвращается к клавишам, играя всё то, что было на занятии. Пианино в своей комнате теперь кажется таким же важным, как и все собранные цветы. Музыка звучит чаще, пока репетитор по гитаре остаётся недовольным. Шиён встречает первую любовь, но та не в инструменте, а в звуках из него, во всей истории, что лежит за нотами. Пианино удобнее лишь из-за того, что руки уже знают. Гитара кажется скучной, потому что есть другой, знакомый способ передать свои чувства. Среди уроков и вечных репетиторов сложно найти себя, особенно когда жизнь только началась, а из целей — только те, что навязали родители. Шиён едва понимает суть мира, что тогда говорить о планах на будущее? Она может только послушно учить японский и английский, ходить на вокал и гитару, получать хорошие отметки в школе. Но ещё чуть и её мозг закипит, не выдерживая всей нагрузки. Шиён только-только двенадцать, она ещё способна усваивать информацию лучше и быстро развиваться, но детский организм не предназначен для такого графика, особенно когда половину домашки приходится делать по ночам. И проблема в том, что домашка эта от репетиторов, потому что в школе ничего не задают. Жаловаться не приходится. Отец говорил, что если есть силы думать об играх, то нагрузки недостаточно. Шиён слышит свои мысли о новой подруге ежедневно, даже если валится с ног или засыпает на ходу. Эти же мысли возвращают её к Юхён, что осталась одна наедине с миром. Это глупо и опасно, только одна идея застряла в голове ещё полгода назад. В начале февраля Шиён решает найти Юхён, только не видит способов. Водитель никогда не согласится отвезти её в тот жуткий район, отец накажет, а мама скажет, что это всё глупости. Даже мама, которой, вроде как, Бора начала нравиться. Поэтому Шиён собирается пойти пешком, ссылаясь на прогулку с той же Борой. Минджи, когда слышит этот план по телефонному разговору, явно хмурится и напряжённо молчит. — Шиён-и, это опасно и глупо. Не будет же она сидеть на той же лавочке, что и летом. — Она выглядит как та, кому негде больше находиться. — Но тебе же запретили! — возмущается Минджи. Ей не страшно от наказания за нарушение, страшно лишь за глупую Шиён, которая с чего-то решила идти против правил. — Минджи, Бора совсем о ней не говорит, — тихо начинает Шиён, опуская взгляд в пол. Вряд ли воспитание позволит ей действительно пойти туда. Но Шиён хочет помочь Боре, а Юхён — важная часть жизни Боры, пусть она это и отрицает. — Я чувствую что-то плохое. — Если твоя Бора не говорит об этом, значит так надо, — бурчит Минджи. Она права. Иногда Шиён волновалась слишком сильно, тонула в тревоге и терялась в мыслях. И чем дольше без Боры, чем дальше от неё, тем сильнее становятся сомнения. Никакая нагрузка не помогает отвлечься. Даже Минджи едва с этим справляется, хотя она всегда была комфортом в жизни Шиён. Шиён старается дышать ровнее и пытается вернуть мысли туда, где они должны быть. Сегодня суббота, уроки уже закончились, а гитара через три часа. Шиён кривится — пальцы болят от грубых струн, но учитель не разрешает отдохнуть хотя бы на неделю, потому что боль якобы пройдёт после долгой игры. Минджи говорит что-то похожее в шипящую трубку, пока Шиён водит глазами по нотным листам на тумбочке. Кажется, она помнит как звучат эти закорючки точь-в-точь. Долго думать о музыке или Боре не выходит. Шиён специально прогоняет из головы детей из новой школы, потому что информации слишком много, но Минджи напоминает и просит ей рассказать. Совсем как мама, которая каждый вечер, за ужином, спрашивает про новых «друзей» и успехи. Из этих друзей Шиён не посчитала никого интересным, да и всего настолько много, что некогда думать о людях. Разговор заканчивается через несколько минут, когда Минджи зовут есть. За это время Шиён понимает, что желание найти Юхён не прошло, даже если заговаривать зубы. Но намерение прошло, потому что нарушать правила и отношения с родителями совсем не хотелось. После Минджиного «всё будет хорошо» звучит гудок, напоминая повесить трубку. Остаётся только тяжело вздохнуть и уйти наверх, к себе, чтобы собрать рюкзак и отдохнуть. Шиён достаёт тетрадь с домашкой по английскому и принимается писать, чтобы не терять время. Теперь оно есть только в воскресенье, за которое надо успевать делать всё, что задали на неделю. Если бы Шиён знала расписание Боры, то упросила бы сдвинуть все свои дополнительные как надо, чтобы всегда быть возможной оказаться рядом. Но… Шиён забывает все «но», оставаясь в этом мире, с ручкой в руках и тетрадью на столе, где кривые буквы скачут по строкам. Обычно она быстро справляется с подобной работой — языки даются легко. Учительница говорит, что японский Шиён знает как носитель, что вызывает гордость внутри. Родители всегда возлагали большие надежды, которые никак нельзя разрушить. Нельзя разрушить гордость бабушки, которая всегда считала Шиён местной, не желая отпускать в Корею. В английском хочется добиться тех же успехов. Это не гитара, от которой болят пальцы и плечи, но и не цветы, которые вызывают интерес и любовь. Шиён хочет учить ради улыбки мамы и одобрительного взгляда отца, чтобы в будущем стать той, кем должна. Даже если в английском противные времена и странные правила. Ручка послушно выводит слова, надеясь на то, что всё правильно поняла. От стука в дверь и без того неровное слово становится каракулей. Шиён дёргается от неожиданности, прислушиваясь к звукам за стеной. Вряд ли это отец, он никогда не приходил просто так, а ругать пока что не за что. Только если учитель по гитаре пожаловался… Но отец не стучит, а открывает без спроса. — Шиён-а, тебе позвонили, — тихо говорит мама, приоткрывая дверь. В её голосе всегда тепло и уют, от чего телу сразу становится спокойно. — Да, я сейчас. Шиён оставляет в тетради всё как есть и встаёт с места. На подходе к двери она понимает, что это может быть Бора. Минджи уже звонила, а больше никого нет, ведь иначе мама поговорила бы сама. От этого шаги становятся быстрее, Шиён почти бежит вниз, запинаясь о свои ноги, но чудом не падает. В гостиной ждёт лежащая на столе трубка телефона, что вселяет огромные надежды. Рука дрожит, когда Шиён отвечает тихим «да?», боясь разрушить ожидания. — Шиён, мы же можем встретиться сегодня, да? — слабо спрашивает Бора, вызывая гораздо больше тревоги, чем была до звонка. — Пожалуйста? — В любое время, — без раздумий отвечает Шиён, бросая взгляд на заинтересованную маму. Согласие выходит слишком легко, но объяснить это учителю и родителям никак не получится. — Прямо сейчас. Шиён быстро кивает, только по тяжёлой тишине понимая то, что ничего не ответила. На гитару через два с половиной часа, занятие проходит не так далеко, а мама наверняка отпустит погулять. Шиён запоминает адрес и кладёт трубку, готовая сразу выбежать на улицу, пропуская все разговоры. — Шиён, куда ты собралась? — спрашивает мама с кухни, когда слышит «скоро буду». Можно придумать какую-то отговорку, сказать, что приехал кто-нибудь из прошлой школы, приписать сюда Минджи или сделать вид, что она идёт одна. Но Шиён не привыкла врать маме, а Бора вроде как больше не та, к кому с трудом отпустят. На это есть надежда. — Бора позвонила, она недалеко от дома, — с закрытыми глазами бросает Шиён, надеясь на удачу. — Что такое? — голос мамы звучит совсем близко, в коридоре. — Она просто освободилась и позвала гулять. Шиён хватает с крючка пальто, не заботясь о том, что не сменила одежду. Уходить вот так — без спроса, не одевшись, прямо перед гитарой — нагло и невоспитанно. Шиён может гулять после учёбы, может задержаться дольше положенного, но никогда не сбежит. Видимо, до сегодняшнего дня. — Ты не хочешь ничего сказать? — спрашивает мама, сложив руки. Она не выглядит недовольной, не злится. Ещё чуть, и можно будет заметить беспокойство, потому что именно это написано на лице самой Шиён. — Бора может погулять, мы давно не виделись и она очень попросила. Я не опоздаю на гитару, только можно Ёнхо её привезёт сразу на занятие? Слова вылетают ровным потоком, Шиён стоит смирно и не двигается, пока мама непрерывно на неё смотрит, громко размышляя. Будь тут отец, он бы запретил после такого выходить из дома на неделю. Он вернётся только вечером и ни за что не узнает о вольности Шиён, потому что все в этом доме забывают про дисциплину и позволяют себе нарушать правила. Громкий вздох мамы пускает по телу больше мурашек, чем крики гнева. В этом мире стоит бояться только две вещи — разочарование матери и ледяной голос отца. Шиён встречает их не так часто, но с Бориной помощью всё меняется. Бора меняется сама, меняет людей вокруг и, кажется, весь мир. Иначе почему сейчас налетели тучи, когда на домашку светило солнце пятнадцать минут назад? — Шиён, пожалуйста, будь благоразумна, — тихо просит мама. — Ёнхо привезёт гитару и заберёт тебя после занятия, но если ты будешь там меньше часа, то я пересмотрю своё отношение к таким прогулкам. Шиён не сдерживает улыбки и бежит в объятия, несколько раз повторяя «спасибо». У неё нет в мыслях прогуливать занятия, нет желания менять учёбу на Бору. Просто хочется помочь подруге, услышать её голос вживую и увидеть рядом. И, может, совсем немного хочется узнать про Юхён. Поэтому Шиён выбегает из дома, быстрым шагом направляясь на место встречи. Без велосипеда, потому что ещё холодно, и без водителя, потому что это будет лишним. До места встречи идти не дольше пятнадцати минут. Странно, что Бора выбрала именно его, но об этом можно спросить позже. Внутри растёт непонятное чувство, как Шиён всё чаще наступает на мокрый асфальт, тучи угрожают дождём, хотя вчера ещё шёл снег, ветер задувает под пальто и сводит холодом. За эту зиму ладони ещё не становились тёплыми. Тепло не беспокоит Шиён. Её раздражает слякоть и выводит из себя дождь, но по-настоящему не нравится только жаркое солнце, от которого никуда не спрятаться. Сейчас можно укутаться в пальто, спрятаться под одеялом, а от жары получится только уйти в прохладную воду, от которой неприятные ощущения по всему телу. Лучше мёрзнуть и не быть способной согреть ладони. Чем быстрее шаг, тем беспокойнее в душе. Шиён вот-вот подойдёт куда надо, а Бора наверняка всё это время стоит на холоде и ждёт. Как она добралась до автомата, почему позвонила так резко и говорила сбивчиво? Студия танцев далеко, родной — уже — район в получасе бега, школа на другой стороне реки. Бора тут только от того, чтобы позвать Шиён. И Шиён бежит по первому зову, запинаясь и путая повороты. Ей двенадцать, город к такому возрасту кажется скучным и знакомым, но настоящие его стороны, все запрятанные районы и смыслы только начинают открываться. Знала ли раньше Шиён, что живёт в тех домах, которые для остальных считаются непозволительной роскошью и недосигаемым раем? Или то, что новый район Боры славится тем, что там одни лишь старики и запах смерти, хотя умирают все в месте, куда стоит запрет ходить и богатой Шиён, и бедной Боре. Боре, что нервно топчется вокруг бордюра, измеряя шагами длину каждого блока. Шиён не замечает синяков, следов недосыпа или недовольное выражение лица. Бора просто нервная, заряженная от чего-то или на что-то, что только предстоит узнать. А пока она всего лишь пугается тихого приветствия, дергаясь от неожиданности и собирая себя заново. — Ты бежала? — первым делом слетает с языка, когда стоило бы спросить про учёбу, одноклассников и новую, подростковую жизнь. — Да. — Без сомнений отвечает Шиён, задыхаясь от отдышки и волнения. — Не надо было. Продолжения не следует. Остаток своих мыслей Бора оставляет внутри, засматриваясь на носы ботинок. Шиён смотрит на них следом, замечая каждую царапинку, потертость и складку. Одежда Боры всегда чистая, но её общее состояние никогда не было настолько хорошим, чтобы можно было считать её… обычной. Бора сверкает чистотой, пока Шиён сверкает богатством. — Ты… — всё-таки выходит продолжение, — ты так и не познакомилась с Юхён. Знаю, что я была против этого, но сейчас появился шанс. Мне никак нельзя туда одной. Последнее признание выходит слабым и тихим, а внезапный зрительный контакт выбивает Шиён из равновесия. Слова не сказаны с грустью, в них нет тревоги или злости, но интонация настолько спокойна, что это кажется самым худшим. Одной радости от встречи с Юхён не хватает для слепой надежды на лучшее. — Что случилось? — Вот именно, что ничего. С этим ничем Бора хватает за руку и ведёт в нужном направлении, спрашивая разрешение только за поворотом. Шиён бежит следом, подбирая слова для вопросов. Дом Юхён в получасе от их местоположения, погода паршивая, Бора объяснила примерно ничего, а рука кажется ледяной на морозом воздухе. Шиён растеряна настолько, что теряет опору на реальность. — Мы шлем друг другу записки, чтобы знать обо всем и не волноваться, — начинает Бора, наконец-то находя нормальный темп и обращая внимание на Шиён. — Если Юхён болеет, то оставляет пустой листик. Последние пять дней не было ничего. Даже мальчишки молчат. — Это значит что-то плохое? — Это может значить самое худшее. О самом худшем ещё рано думать. Такие мысли Шиён всегда — Минджи в Кванджу заставила ввести в привычку — откладывает подальше и надеется на лучшее или приемлемое. Бора, кажется, привыкла ожидать плохое, чтобы в конце быть готовой ко всему. Её ладонь выдаёт всё волнение и ту грусть, что растёт в груди. Шиён жалеет, что не взяла велосипед, потому что с его помощью они бы добрались гораздо раньше. В кармане привычно лежит несколько монет, которые обычно уходят на вкусную еду или красивые штучки. Суммы должно хватить на автобус на двоих в одну сторону, только Шиён не знает его номера и подозревает, что в те места редко что ездит. Может знать Бора, которая наверняка добиралась к бабушке на общественном транспорте, но на вопрос она отмахивается. В общем, если судить по дорогам и тому, что автобус доезжал только до школы,[1] начало.
25 июля 2023 г. в 21:37
Примечания:
сегодня на меня подписался сотый(!) читатель. :0
Солнце прожигало кожу до красных следов. Она всегда была слишком бледной, чтобы уметь загорать или хотя бы выглядеть живой, но последний год знакомые перестали звать бледной поганкой, будто что-то действительно меняется. Всё равно собственной коже никогда не стать той золотистой, от которой пахнет солнцем.
Скоро это закончится. Можно будет уйти домой и выйти к ночи, когда в квартире будет тихо, а соседи перестанут следить. У стариков всегда глубокий сон, который даже выстрелом не потревожить. Или так удобнее считать, чтобы не переживать лишний раз.
Руку тянет призрачной болью. Поводок привычно висит на плече, ведь так и не пригодился сегодня. Как и все прошлые разы — Пай уже взрослая и умеет гулять сама, нет нужды ходить за ней хвостиком и следить за каждым движением. Юхён всё равно не видит, да и вряд ли будет ругать слишком сильно. Не сможет, потому что младше.
Воздух слишком горячий. Лёгкие сигареты совсем не делают легче, только способны стать развлечением в хорошие времена. Сейчас, в такой ситуации, без разницы какой дым глотать. Пальцы сжимают сигарету сильнее, нечаянно стряхивая табак на асфальт. Бора матерится себе под нос. Нечего пропадать добру, когда денег едва хватает на еду.
Взгляд падает на Пай. Глупо, но эта собака со временем начала нравиться всё больше. Собственные мысли едва допускают такого, но в глубине души ясно, что Бора любит Пай, пока та с каждым годом боится её всё больше. Юхён говорит, что некоторых людей бывает слишком много.
— Пай-я, пойдём домой, — тихо зовёт Бора, щёлкнув пальцами. Гулять по жаре опасно — стало ясно на примере Шиён.
Пай послушно идёт следом, подстраиваясь под быстрый шаг Боры. Всё по цепочке: Шиён тревожная и высокая, ходит быстрыми большими шагами, забывая про людей рядом; Бора так часто подстраивается под её шаг, перебирая мелкими ногами, что сама привыкла спешить; у Пай нет выбора, когда две главные выгульщицы бегают, а не прогуливаются.
Недалеко, за стеной стареньких трехэтажек и разваливающихся гаражей, ждёт Юхён. Так уже четвёртый год — тихо, с украдкой выходя на улицу, каждый раз упрашивая вселенную оставить в покое и избавить от всех проблем. Бора — спасательный жилет, шаткий плот и гром перед бурей; Шиён —всегда позади, кутая одеялом надежд, помогая не утонуть в этом океане неудач и с каждой встречей напоминая о том, что всё будет хорошо.
Юхён справляется лучше, чем ожидалось. Здоровье совсем ни к черту, но дома относительно спокойно, а в школе безопасно и тепло. Ещё чуть и Бора придумает способ забрать Юхён к себе. Или Минджи поможет, всё-таки уговорив родителей. Надо только подождать. Потерпеть.
Старый двор встречает запахом гари и криками. Опять кто-то забыл выключить кипятильник или уснул с сигаретой в зубах. Боре наплевать, будь то её друзья детства или бывшие родители. Так только лучше.
За домом, среди старых лавок и кустов, привычно сидит Юхён. Она укрывается от солнца под деревом, старательно выводя что-то в тетради. Наверняка усердно учится, чтобы допустили в школу-интернат, где можно будет жить круглый год, пока не придётся поступать дальше. Со своими мозгами она далеко пойдёт, это известно всем.
— Ну как ты, малышня? — хрипит Бора.
Она садится на корточки, сбрасывая поводок. Нет объятий или рукопожатия — Юхён не переносит запах табака, а Бора пропахла им насквозь. Каждый раз удивительно то, как её ещё держат в школе и на танцах, если образ соответствует самой отпетой хулиганке, а не танцовщице с потенциалом работы в лучших школах Азии.
— Миссис Чон сказала, что меня возьмут в конце июня, когда станет понятно с местами.
Бора не может сдержать улыбки. Громкого смеха, если говорить честно. Ей жизненно необходимо, чтобы Юхён была в безопасности. Шиён должна получить ту самую работу, а Юхён должна поступить в вуз мечты. Большего Боре не надо — свои мечты едва интересуют, пока мечты близких не станут явью.
Она ужасно выросла за эти годы, совсем постарев взглядами и сдувшись в целях. Больше нет желания быть учительницей, те мальчишки со двора не привлекают, а бабушка больше не кажется занозой — она настоящий дьявол. Жизнь складывается кое-как, путаясь в переходах из месяца в месяц, сминаясь в конце недель и царапая лицо каждым понедельником.
— Я знала, что иначе не будет.
От добрых слов Юхён краснеет и кривится. Бора с ней излишне нежная, словно набралась привычек у Шиён. Привычнее получать от неё щипки и пинки, а вслед слышать шутки и обзывательства. Их отношения всегда шли сложно, но так надо.
Они остаются в тишине, пока Бора вновь закуривает и играет с Пай, а Юхён возвращается к тетради. Дует лёгкий ветер. Погода всё ещё чертовски жаркая, дожди забыты неделями, словно климат Кореи стал схож с пустынным. Бора знает, что за таким следуют ливни днями подряд, на которые она будет материться.
В сырые дни сложнее помогать Юхён и сбегать из дома. Встречи с Шиён выходят короче, время занято другим. Бора способна лишь доставать одноклассников, которых ненавидит, и искать компанию среди не тех людей. О них нет смысла думать сейчас, но обязательно придётся позже. Эта часть Бориной жизни сыграет с ней злую шутку — утверждает Минджи каждый месяц.
Боре плевать на себя. Больше интересует почему Юхён так хмурит брови, замедляясь в письме. Её эмоции всегда открыты и легки, но настолько яркие, что она едва справляется. Юхён как самое яркое солнце, которое все они обязаны оберегать.
— Что-то не так? — вырывается непривычно беспокойно. Таким тоном Бора говорит исключительно редко.
— Я просто… — Юхён жмурит глаза и откладывает ручку. Ей всегда сложно собраться со словами. Каждая просьба выгулять Пай, каждая благодарность — с трудом и тихо, пряча взгляд. — Может ли… Могу ли я… Быть у вас?
Ох.
Виски внезапно ноют; Бора морщит лоб, прогоняя боль. Как она может позаботиться о жизни Юхён, если не способна разобраться со своей? Она слишком маленькая для этого мира, чтобы решать взрослые проблемы. Минджи и Шиён, у которых много денег и связей, не могут быть рядом всегда, не стоит валить всё на них.
Хотя Шиён обещает совершенно другое. Она тут для Боры, чтобы Бора могла устоять на ногах и удержать остальных.
— Мы что-нибудь придумаем, хорошо? — тепло и тихо, но даже маленькая Юхён едва верит в настолько слабую надежду в голосе.
//
Всё просто — Бора выросла.
Жизнь закрутила в водоворот побольше, заставляя гнаться за её темпом. Бора больше не капризничает, не выливает суп в унитаз и не сбегает с танцев пораньше, лишь бы погулять. Ровная и густая челка сменилась на рваную и небрежную, мелки в кармане джинс стали дешевыми сигаретами, а мальчишки со старого двора поменялись на парней с района, которые выглядят взросло и занимаются тем, что не одобряет закон.
Маленькая Бора ненавидела алкоголь, каждый раз шугаясь от его запаха и прячась от пьяных людей — новая Бора пьёт пиво за старыми домами. Маленькая Бора кривилась от запаха костра — новая Бора курит одну сигарету за одной, забивая лёгкие дымом, а рот — сладкой жвачкой, надеясь сбить запах от бабушки.
Бабушка едва способна ходить. Для неё всё плохо, но Боре легче. Она не может допустить её смерти, потому что тогда точно останется на улице, но и не помогает со всех сил. У неё нет желания читать бабушке по вечерам и рассказывать про свой день. Бора в её комнате только чтобы принести еду, сменить одежду и сделать вид, что услышала все наставления.
И ради денег. Бора летит в бездну, как говорят учителя, но моральные принципы не позволяют ей воровать у собственной бабушки. Она терпеливо просит карманные с вежливым видом и берет из кошелька всего на несколько бумажек больше, на которые можно купить две пачки сигарет. В целом, Бора остаётся той примерной девочкой, которая умеет всё и которую любят все.
Осталось всего два года, после чего можно будет что-нибудь сделать. Бора найдёт работу, переедет в город побольше, устроится в жизни. Она точно завяжет со всем, что сейчас вне моральных законов, но чуть позже. Нужно немного подождать. Потерпеть.
Осень первого года старшей школы встретила ветром и дождями. Бора теперь ближе к Шиён, но одновременно — дальше. У той десятки занятых кружками часов, прилежная учёба и должность президента школьного совета. Встречи происходят не чаще раза в неделю, в основном по субботам, когда у Боры танцы, а у Шиён — английский.
Обычно они будут сидеть в каком-нибудь кафе, идти до дома Боры или Юхён, либо отдыхать у реки. Бордюр на прошлом берегу пустует — они так и не смогли вернуться к старым травмам. Бора доходит до нового места — бордюр у школы Юхён — пешком, а Шиён приезжает на велосипеде или автобусе. Личный водитель давно запомнил, что по субботам не надо приезжать и отвозить ровно до двери их частного дома.
За эти годы ничего не изменилось. Отец Шиён всё ещё на важной должности и имеет огромную власть, мать работает в государственной структуре, но чаще видна дома, потому что график уж очень свободный. Старшая сестра осталась в Японии, живёт с мужем и работает на важной научной должности. Всё указывает на то, что Шиён будет такой же — богатой, влиятельной и скучной.
Таких людей Бора не переносит. Ей потребовалось больше двух лет, чтобы привыкнуть к Минджи — та слишком добрая и правильная, следит за всеми, словно старшая сестра, и скромно наблюдает. Поначалу была такой. Совсем недавно Бора начала слышать от неё ругательства и смелые идеи, ведь Минджи выросла из золотого панциря маленькой принцессы. Но она всё ещё не как Шиён.
Родители бы сказали, что это влияние Боры. Шиён не любит правила, часто ругается матом, если рядом нет взрослых, забивает на иерархию и живёт как в тех книжках и комиксах из запада, по которым выросла. И это, несмотря на все отличия от золотых детей, всё ещё было далеко от Боры. Каким-то образом они обе выросли в бунтарок, но общую суть поняли по-разному.
Бора усмехается, открывая бутылку пива. Алкоголь в эти годы достать не так сложно, если тебе больше четырнадцати. Сигареты ещё легче — либо сам скрути, либо найди на улице недокуренные бычки. Шиён, каждый раз видя такое, громко материлась и говорила про разную заразу. Теперь у Боры раз в месяц новая пачка — у Шиён есть связи.
Неважно, что двадцать несчастных сигарет едва хватит на неделю. Бора не жалуется и не признается Шиён — той лучше не переживать за то, что здоровье станет хуже. Оно и без табака и алкоголя подводит, ведь простудой Бора болеет чаще, чем раз в семестр. Гораздо чаще.
Учительница по биологии рассказывала как-то про иммунитет и как работает организм человека. Плохо ешь — слабый; не занимаешься спортом — болеешь; пьёшь — проблемы с едой; куришь — проблемы с лёгкими. Каждый ребёнок знает такое, совсем не новости. Но Бора, у которой по биологии заслуженная четвёрка с половиной, удивляется каждой своей простуде, словно не она забывает носить шапку и пьёт холодное пиво под дождём.
Про то, что оно и сейчас холодное — середина сентября, ещё тепло, — напоминает Шиён. Сегодня она на велосипеде, в простой одежде и без портфеля. Они встречают друг друга без объятий — Бора пообещала не быть слишком близко, когда только покурила. Шиён садится на бетон рядом, сразу поднимая ноги и обхватывая их руками. С годами она перестала сидеть как леди и носит лишь брюки.
— Ты только недавно болела, — первой говорит Шиён, рассматривая Бору. Её взгляд невыносимо тяжёлый. Тёмные глаза кажутся горьким шоколадом, отливают холодом и всегда смотрят так пристально, что не знаешь куда деться. Бора не может избавиться от мурашек.
— Ты не была на занятиях? — отвечает невпопад, указывая на обычную одежду. На всех кружках Шиён неизменно в официальном стиле — рубашки, галстуки, жилеты и строгие брюки.
— Сегодня рано освободилась и сходила домой. Мама позвала тебя в гости, потому что погода испортилась.
— Тётушка Ли? — удивляется Бора, поднимая взгляд. Что-то в глазах Шиён не так. Давно не так, чем больше ты её знаешь и чем больше ты рядом. У Боры вертится это на языке, но так и не находит ответ. — Твой отец точно не будет рад такому.
— Его не будет два дня. Она давно хотела тебя встретить.
Мысль о том, чтобы попасть домой к Шиён, в её семью, вызывает мурашки по телу. Бора разом чувствует холод и тепло, напуганная, но настолько признательная, что готова заплакать. Обе эмоции в момент сменяются отвращением, когда мозг прокручивает ситуацию ещё раз.
Бора не пойдёт в их дом. Её наверняка встретят осуждение, постоянные замечания про манеры и те вопросы, на которые не хочется отвечать даже Шиён. Они могут быть бесконечно близко, но пропасть статуса навсегда останется на последних сантиметрах между, не давая стать одним целым.
Пиво больше не обжигает холодом и не отдаёт горечью в голову. Срочно нужно что-то покрепче, особенно когда чужие — роднее всех близких, разве нет? — глаза прибивают к бетону своим вниманием. Руки тянутся к карманам джинс и рубашки, спешно хлопая в поисках свертка. Смелости до сих пор не хватает на то, чтобы носить обычную пачку с зажигалкой внутри.
Шиён следит за тонкими пальцами, сжимающими сигарету, и замечает дрожь. Бора не отсаживается и не отворачивается, стискивает зубы и чиркает зажигалкой, справляясь только с четвёртого раза. Такой — нервной, импульсивной — она стала совсем недавно, когда пошла в старшую школу и когда у бабушки отказали ноги. Мысли осекаются — год в масштабах прожитого кажется половиной жизни.
— Ты думаешь, что моя семья, — под семьёй Шиён имеет ввиду только мать, — осуждает тебя за статус, но на деле всё наоборот. Ты даже не можешь принять приглашение без побега.
Бора никуда не бежит. Она ставит на паузу, принимая дым в легкие и мозг, чтобы тот унёс все лишние мысли. С каждой затяжкой хочется треснуть или обнять Шиён. Или ещё чего. Бора косит взгляд на подругу, тяжело сглатывая. Её слишком испортила новая компания, открывая те мысли и эмоции, которых в присутствии Шиён быть не должно.
Ответ застревает в глотке. У Шиён слишком влиятельные родители и прекрасное воспитание, из-за чего она чрезвычайно прямолинейна и честна. Она не позволяет в свою сторону грубость и глупые игры, которыми Бора полна из-за своего воспитания. Когда-нибудь это доведёт до бедствия, но пока что они говорят грубую правду друг другу в лицо, с каждым словом становясь ближе.
— Шиён, ты сама знаешь что это будет, — вызывает Бора. — Ты не готова, а я — тем более. Не сейчас.
Шиён горько улыбается. Разве это «не сейчас» когда-нибудь наступит?
//
дойти добежать гораздо легче и быстрее. С поправкой на то, что это опаснее для здоровья, которое у Боры ни к черту. Шиён забывает про своё, отбрасывая на второй план холодный ветер под воротником и красный мокрый нос. Сейчас главное быстро найти Юхён, успокоить Бору и успеть на гитару. А если Ёнхо узнает откуда именно прибежала Шиён, то наверняка расскажет маме, которая в последнее время доверяет всё меньше.
Переход из одного района в другой выглядит резко. Когда Шиён была тут в прошлый раз, она не заметила, что аккуратные яркие дома моментально переходят в серость. Их не красят, не моют окна и вряд ли бывают в каждом из них хотя бы раз в неделю. Но теперь в голову приходит понимание — это и есть тот самый промышленный район, в котором только работают, но не живут. Вдалеке узнаются длинные трубы редких фабрик, а вблизи становится ясно, что те дома, в которых есть жизнь, — обычные офисы и склады.
Шиён начинает понимать суть запрета и действительно чувствует, что ей здесь не место. От этого становится только грустнее за Бору и Юхён. Они жили тут всю жизнь? А Юхён? Ей что, придётся жить тут ещё лет десять? Тут нельзя находится даже час, не говоря уже о годах. А Шиён знает, что подобные места засасывают не на года, а на жизни и поколения.
Бора наверняка замечает спектр эмоций на лице Шиён, поэтому начинает тихо объяснять, делая большие паузы из-за отдышки. Их шаг спешный, похожий на бег, пока ветер не перестаёт задувать под воротник. Самый лёгкий способ заболеть, чего никак нельзя допустить, ведь тогда они вновь потеряют друг друга на месяцы.
Тут, среди серости и запаха дыма, Бора жила с рождения с рождения и познакомилась с Юхён в начальной школе. Бора застряла с матерью, что ещё одиннадцать лет назад попала в дыру, из которой ей не выбраться. Юхён тут по воле случая, о котором Шиён так и не узнает. Но по рассказу слышно, что вокруг всё не так плохо, никто не умирает от голода и одежда с канцелярией всегда есть, пусть и не в изобилии. Бора не жалуется.
Понять её рассказ оказывается сложным не из-за всех ужасов жизни, а из-за того, что местных, кажется, такая жизнь не беспокоит. Бору забрали не из бедности — бабушка не так много зарабатывает, — а от одиночества и жестокости родных. И Юхён, кажется, страдает от того же. Шиён пытается сопоставить всё в голове и разобраться в чужих чувствах, но небрежное «здесь не так плохо» выводит из себя. Всё плохо и Юхён нужно срочно забрать.
Бора не скажет, что она беспокоится. Возможно, что она и не беспокоится, раз «всё нормально». Шиён не знает и не хочет услышать ответ. Ей остаётся только идти за Борой, стараясь не обращать внимания на мир вокруг. Ни одного побитого окна, нет явно заброшенных зданий, но жизнь покинула эти места. Жизнь в представлении Шиён.
Через два квартала дома становятся знакомыми, хотя все тут похожи друг на друга. Есть что-то в том дворе, откуда пришла Бора. Что-то, что Шиён уже не забудет. Два трехэтажных дома словно стояли посреди пустоты, в которую ведут только две полосы дороги со стороны города и тропинка со стороны свалки. Это далеко не конец района, но ощущается как отшиб, из которого не выбраться, если остаться надолго.
На площадке никого нет, как и на маленьких балконах. Нигде не висят вещи для сушки, не слышно криков или споров, как и детского смеха. Шиён пугается пустоты и не понимает куда бежать, чтобы найти ту девочку, что по словам Боры чаще на улице, чем в доме. Не может же Юхён и зимой жить под открытым небом, терпя мокрый снег и ветер?
— Черт. — Ругается в тишине Бора, оглядывая окна. — Черт, она в доме.
— И?..
— Мы идём в дом.
Шиён не спорит и молчит про то, что ей ужасно страшно идти в это покинутое жизнью здание. По тому, как сильно Бора сжимает её ладонь, становится ясно, что им обеим страшно. Потом Шиён обязательно найдёт это странным — то, как быстро Бора начала бояться этого места, хоть и провела здесь всю жизнь.
Дверь подъезда никак не закрыта, на ней даже нет следа замка. Шиён редко бывала в многоквартирных домах, но такой, как перед ней, видела прежде в журнале. Там тоже было мало этажей и странные балконы, с которых надо входить в квартиру. Подобное начали строить не больше двух десятков лет назад, но что-то подсказывает, что дом перед собой хоть и был одним из первых, но далеко не такой престижный, как об этом писали в журнале.
Заходить внутрь неловко, особенно когда в подъезде ужасно темно и зачем-то стоит лифт, на котором Шиён прежде ездила очень редко. Бора будто всё понимает, поэтому держит крепко и близко к себе, заходя за каждый поворот первая, защищая Шиён своим телом от ужасов этого странного и неизвестного мира. Только голос всё равно дрожит, когда она решает тихо заговорить на площадке между квартирами:
— Н-надо позвать тётушку, но очень тихо, чтобы д-другие не услышали.
— Тётушку?
— Тётушка Н-найрим, наша подруга.
Нужная дверь через две квартиры, мимо которых идти до дрожи страшно. Шиён слышала мало, но чётко запомнила о том, что нельзя подходить близко к подобным местам. В любой момент могут увидеть через окно, может открыться дверь или зайдёт кто-нибудь с улицы, поймав их в ловушку коридора. И третий этаж слишком высок для собственных нервов и привычки жить в низкой комнате на втором этаже совсем другой планировки.
Бора, несмотря на страх, идёт вперёд, как в фильмах нагинаясь возле окон, чтобы точно остаться незамеченной. Никто не кричит, не выходит и, кажется, не смотрит. Шиён судорожно выдыхает, когда Бора стучит в дверь, потому что звонок не работает. Вокруг ничего не работает, словно вся энергия перешла к сердцу, которое разрывает от паники.
Секунды ожидания противно тянутся, оставляя за собой липкую тревогу. Уже забылось то, почему они сейчас на улице и какие были планы на день. Все мысли о нотах и домашке выбили неизвестные ранее виды города и маленькая ладошка в своей, что греет близостью, а не призрачным теплом кожи. У Боры она часто холодная, а Шиён с каждым днём остывает снаружи, усердно сохраняя тепло внутри себя.
Дверь открывается совсем чуть, останавливаемая странной цепочкой в замке. В проёме появляется та самая тётушка, похожая скорее на старушку, у которой лицо в глубоких морщинах, волосы жидкие до лысин, а глаза настолько светлые, что становится не по себе. Шиён прячется за дверью, пока Бора радостно становится ближе, спешно объясняясь.
— Тётушка Найрим, скажите, п-пожалуйста, что Юхён…
— Бора, ты что тут забыла?
Голос женщины такой же старый, как она сама. Он скрипит, режет воздух и отдаёт хрипотцой, какая похожа на хрип отца Шиён, который мама объясняет табаком. И запах табака сейчас стоит в воздухе плотной ватой, словно весь город курит мерзкие сигареты и выдыхает едкий дым.
— Юхён пропала, я не могла не прийти!
— Тебе ясно сказали не появляться тут, — отрезает женщина, прячась внутрь квартиры.
Бора делает то, от чего у Шиён сводит пальцы. Её ладонь резко оказывается между стеной и дверью, когда женщина попыталась быстро закрыть. Шиён уверена, что услышала хруст, но все звуки перекрыли ругательства и тоненький писк. Теперь невозможно было стоять позади — руки моментально потянулись к Боре, чтобы успокоить. У той на лице ни капли слез.
— Бора, черт возьми, дура! — шипит женщина, открывая дверь полностью. Теперь на её лицо попадает больше света и Шиён замечает, что глаза не светлые, а туманные, безжизненно серые. Тело пробивает ледяная дрожь. — Тебя прибьют.
— Где Юхён? — настаивает на своём Бора, сохраняя голос ровным. Ладонь моментально синяя.
— У меня она, у меня.
— Что случилось? — теперь Бора паникует. Это был их последний шанс найти Юхён, но если она тут, то всё точно плохо.
— Да жива она, твою бабку переживёт.
Слова, которые произносит Бора и такие люди, для Шиён слишком острые. Прокуренный голос, полный желчи и насмешки, вселяет только страх и отвращение. Понятно почему родители против подобных связей, а Минджи при любом упоминании воротит нос и обзывается. Поэтому очень хочется, чтобы Бора не стала такой.
Женщина через ругань зовёт к себе, обращаясь только к Боре. Туманный взгляд останавливается на Шиён, сканируя от и до. Внутри сводит от отвращения, хочется убежать прямо сейчас, а глубокие морщины серого лица напротив вызывают желание скорее умыться и избавиться от пыли заводов.
— Кого ты подцепила? — хрипит женщина, тормозя Бору. У той на лице испуг зверя, который готов напасть в ответ на угрозу.
— Она хорошая, тётушка, — Бора впервые звучит так слабо. — Юхён её знает.
— Проходи, — слова летят плевком, будто значат обратное. Бора сразу же хватает Шиён за руку и тащит в квартиру. С закрытой дверью становится темно и звучит насмешливое: — Ты умнее матери, видишь лёгкие деньги.
В ответ Бора крепче сжимает ладонь Шиён. Смысл слов не доходит, да и не до них вовсе, когда они идут обутые в квартире, вокруг темно и пахнет пылью, а беспорядок сильнее, чем в заброшенном гараже деда. В холле небрежно раскиданы вещи, везде тарелки с объедками, а мебели почти нет. И комнаты всего две, прямо как в тех планировках, на которые жаловался отец.
Бора утягивяет в дальнюю дверь, будто знает, куда идёт. Шиён чувствует пол и радуется тому, что в ботинках, потому что иначе её стошнило бы от странной текстуры повсюду. Жутко от осознания, что в таких местах живут люди и растят своих детей. Невольно проносятся десятки вопросов о том, как именно росла Бора.
Но в нужной им комнате на удивление светло. Места почти нет, всё занимает большая старая кровать, на которой лежит бледная Юхён. Та же, что и осталась в памяти, даже кожа кажется прежней — серой и прозрачной. Юхён, как и Бора, худая до острых костей через тонкую кожу и отсутствие мышц, но взгляд её больших глаз, которые встречают с порога, чуткий и живой, до безумия нежный. При свете зимнего солнца радужка глаз холодно-чёрная, отливает горьким шоколадом и глубже василькового мёда Боры. Шиён считает важным запомнить эти глаза и их эмоции.
— Б-Бора? — голос у Юхён ниже Бориного, только слабый и тихий, едва слышен.
— Юхён-а! — почему-то возмущается Бора, садясь на кровать. — Ты что опять?
— Я н-не спец-циально, это п-погода.
Шиён остаётся неловко стоять у входа, пока за спиной иголками ощущается присутствие Найрим, а перед глазами почему-то слишком личное, не для посторонних глаз. Внутри нарастает паника, пальцы щипают свою же кожу, пытаясь успокоить. Этого недостаточно, а настроение идти на гитару полностью пропало, как и настрой. Хочется только горячий чай, спрятаться под одеяло и заплакать. Хочется в объятия к маме.
— Шиён-а, иди сюда, — тихо зовёт Бора, протянув ладонь. Тогда Шиён понимает, что пропустила часть разговора, но не спешит идти навстречу. Сначала она внимательно смотрит в глаза Юхён, ловя смущение и страх. Они обе боятся. — Я вас не знакомила.
Бора ненавидела разговоры о Юхён, о знакомстве и речи не шло. В какой-то момент, пока они были в разлуке, что-то поменялось. Бора нежно берет за руку и сажает рядом с собой, заливаясь румянцем. Другая ладошка держится за Юхён, не боясь её сломать. Шиён боится трогать их обеих, потому что они вот-вот рассыпятся от одного только давления этого мира. Или так чувствует себя она сама.
— П-привет, — тихо здоровается Юхён, ежась.
— Привет, — смущённо в ответ.
Глупые слова Боры отвлекают, как и её шутки в сторону Юхён и объяснения. Юхён заболела простудой, Найрим за ней приглядывает, за Пай тоже, но с той придётся гулять, а знакомство всё ещё лишнее, пусть вынужденное. Юхён и Шиён — две грани жизни Боры, которым не место рядом.
Только Юхён притягивает и кажется хорошей. Шиён боится её хрупкости и постоянного кашля, но от этого хочет чаще быть рядом и помогать. Простуда кажется противной, а место — слишком душным для них, как и весь район. Бора выбралась, Юхён тоже выберется. Но сейчас они просто говорят свой возраст, делятся любимым цветом и обсуждают то, как неприятно болеть. Бора рядом всячески старается разбавить атмосферу.
— Ты же из города, да? — со временем Юхён не заикается и звучит громче.
— Да, откуда же ещё?
— Наш… этот район называет остальные части «городом», — уточняет Бора с неприязнью. Слова, кажется, цепляют Юхён.
— Просто редко вижу таких… как ты, — звучит почти со стыдом.
— Всё хорошо, — успокаивает Шиён саму себя. — Мы можем быть друзьями.
Боре явно не нравится эта идея, пока Юхён краснеет и впервые выглядит живой. Этим детям всего-то нужны друзья в жёстоком мире одиночества, пока взрослые винят деньги и грязь. Шиён готова отдать все богатство и игрушки, но ещё больше готова быть рядом, если это вызовет улыбку и благодарность. Наверное так нельзя и опасно, только кажется совсем наоборот. Шиён тоже нужны друзья.
— Это… — Юхён не договаривает мысль, задыхаясь от кашля. Её скручивает от приступа, с каждой секундой будто высасывая жизнь. Бора в панике трясёт, призывая успокоиться. Шиён боится даже двинуться.
— Хорош болтать, разносите бациллы, — вмешивается Найрим, пугая до мурашек. В узком проёме она кажется ещё страшнее, ещё костлявее и длиннее. — Уходите, пока никто не узнал. С Юхён ничего не станется.
Нет желания спорить или тянуть время, поэтому Шиён вскакивает, пока Бора что-то шепчет Юхён, у которой на глазах слезы и теряется воздух из лёгких. Ей наверняка страшно быть тут одной, особенно когда Бора так далеко и редко бывает рядом. Шиён думает, что готова приходить в гости хоть иногда, если научится не бояться грязи. Бора ничего не говорит, только берет за руку. Как и Юхён, что слабо тянется вперёд холодными пальцами.
— Н-надеюсь, что мы правда станем друзьями, — звучит так искренне, что непременно в это веришь.
Шиён сжимает в ответ пальцы, прощаясь только взглядом, боясь что-то говорить. Всё, что они успевают с Борой после, — договориться о следующей встрече и добежать до перекрёстка, где им в разные стороны. Шиён практически вовремя приходит на гитару, но не может связать и трех аккордов, когда внутри настолько жутко от встречи с новым, совершенно незнакомым миром. Кажется, что её знакомство с Борой только началось.