amitié amoureuse

Весна пахнет нежностью. Её Бора начинает чувствовать к миру, пугаясь и волнуясь от непривычных эмоций. Ей до мурашек странно чувствовать тепло внутри от улыбки Шиён и ее рассказов о любимом, особенно когда слышно мягкое «друзья» и «я скучала». Все чувства кажутся слишком взрослыми и добрыми, когда раньше привычной была лишь жестокость. Теперь Бора не пинает никому не нужные цветы и не бросает камни в птиц, а бережно хранит подарки и аккуратно выводит привычные линии на асфальте. Шиён вновь принесла цветные мелки и на этот раз салфетки, чтобы бабушка ничего не заподозрила и не заперла дома. Пока мальчишки с бывшего двора прячут в тайниках сигареты, Бора прячет за цветами на клумбах пакетик с мелками. Все вырастают по-разному. Шиён верит, что они ещё маленькие и даже близко не подошли к тому возрасту, когда всё понимаешь. Бора чувствует, словно уже прожила всю жизнь, хотя четырнадцать только через полгода. Что ей от этих лет, если опыта больше, чем у учителей в школе? Бора видела смерть, пока люди вокруг боятся тараканов и опоздать на встречу. И Шиён одна из этих неженок — пищит от жуков, хранит цветы и прилежно выполняет домашние задания. Такое редко упоминается в разговорах, да и о ссорах речи нет — какие споры, если видишься раз в две недели? За три встречи Юхён успела выздороветь, Бора попала в драку, а Шиён выучила основы английского. И, если по порядку, то совершенно ничего не понятно, ведь вся их жизнь, вся жизнь Боры, состоит из запутанных между собой нитей, которые не распутать даже с ножницами. И в этом виноваты сразу все, особенно маленькая Юхён. // — Ты больше не хрипишь, — замечает радостно Шиён, когда видит Юхён в третий раз в своей жизни. — Найрим правда хороший врач, — улыбается Юхён, светясь добром. — Из-за неё у меня остался шрам на животе! — спорит Бора, отвлекаясь от Пай. — Ты сама в этом виновата! Спор возникает из ниоткуда, вызывая улыбку шире. Это то, о чем говорила мама, — если люди вокруг тебе дороги, то их шум кажется музыкой, а не мучением. А музыку Шиён любит больше тепла, особенно если та состоит из странного смеха и слабых возмущений. Оказывается, что Бора и Юхён совсем как сестры, пусть Юхён это тщательно скрывает, а Бора всячески обзывается. Конец марта обжигает теплом, напоминая о том, что солнце не такое уж и противное. Шиён улыбается его лучам и жмурит глаза, облокотившись спиной на старый деревянный стол. На другой его стороне Юхён громко доказывает Боре то, что она выиграла. Оказывается, что в этой маленькой девочке жизни больше, чем во всех детях вокруг, пусть она и бессильна перед этой жизнью. Бора кричит не тише, наверняка их слышит вся улица, а у Шиён болят уши и есть желание кричать вместе с ними. Погода напоминает о летних каникулах, учёба не так плоха, сейчас один из двух выходных и всё кажется таким приятным, что не хочется возвращаться домой или куда-либо ещё, пусть они и в этом ужасном районе. Юхён нельзя уходить далеко от дома, Боре нельзя быть возле дома Юхён, а Шиён попросили больше не ходить в сторону заводов, когда Ёнхо всё-таки рассказал всё маме. Поэтому они сидят у футбольной площадки на периферии, каждая там, где нельзя, но в безопасности. Даже мальчишек рядом нет, хотя погода слишком хороша, чтобы учиться или сидеть дома. Пойти гулять решила Бора, поэтому просто так прибежала к Юхён и забрала её вместе с Пай, по пути потратив последние деньги на телефонный звонок Шиён. Ничего страшного, ведь каждый раз Шиён возвращает вдвое больше, молча подкладывая Боре монеты в карман, потому что просто так та не примет. И эта встреча, спонтанная и громкая, кажется глотком свежего воздуха. Они играли в карты, которые Бора стащила у кого-то из мальчишек и давно потрепала до порванных краёв. Картинки на них противные и взрослые, совсем не как привычные цветы и бабочки, но Шиён не жалуется и играет в глупые игры, правила которых меняются на ходу. Юхён и Бора понимают друг друга без слов, каждый раз обыгрывая Шиён и смеясь над ней. Солнце слепит глаза, непослушные пальцы роняют карты, бледная кожа сияет от жёлтых лучей, но улыбки искренние и яркие. Шиён засматривается на радостную Юхён и чувствует что-то до этого неизвестное, пока смех Боры добивает своей красотой и приятными воспоминаниями. Они знакомы почти год, а всё из-за глупой любви к природе и озорной Пай, что сейчас радостно крутится рядом. Может, той не нравится характер Шиён или её, как говорит Бора, волчьи глаза, поэтому она почти не подходит близко, постоянно крутясь возле хозяйки и шугаясь от громкого смеха. Бора, что бы ни утверждала, смотрит на Пай с нежностью и безграничной любовью, пугая своей настойчивостью. Отношения Пай и Юхён с Борой вызывают смех и желание быть рядом чаще, лишь бы не переставать чувствовать эту близость. Семья. Вот кто друг для друга Бора и Юхён, а Шиён медленно, мучительно медленно, становится её частью. Когда играет в глупые карты, гладит Пай, покупает всем мороженое и закрепляет с Юхён дружбу на мизинчиках. Теперь всё точно серьёзно, а мартовское солнце запомнило их обещание, придавая этому важность. — Если ты вновь проиграешь, то будешь гавкать на всю улицу! — смеётся Бора, тыкая пальцем в надутую Шиён. — Это нечестно, вы играете не по правилам! — Просто ты их не понимаешь, — показывает язык Юхён, светясь с каждой победой ярче. — Юхён-а, ты только сегодня жаловалась, что Бора жульничает! — Шиён хмурится всё сильнее, находясь на грани между смехом и обидой. — Сейчас мне это нравится. — Эй, зачем ты ей сказала? — Ах так?! Слова превращаются в балаган звуков, мешаются с возмущениями, смехом и лаем Пай, пока Шиён набрасывается с детскими ударами, щекоткой и прочими пытками, а Бора кричит о том, что Юхён не умеет хранить тайны. Старый стол готов развалиться в любую минуту под напором, ветер дует приятной свежестью, разбавляя тепло, а маленькие фиалки растут на каждом шагу, заполняя площадку яркостью и сладким запахом. Несколько из них аккуратно лежат в корзинке велосипеда, ожидая своё место в большом гербарии одной маленькой девочки. // Учитель был прав — со временем боль проходит. Струны больше не обжигают пальцы, а мозоли сошли на нет. Мама заметила, что кожа стала грубее, что почему-то зацепило. Музыка красивая, она должна лечить, а не оставлять шрамы. Шиён не должна кривиться из-за слайдов от ноты к ноте и обязана любить всё, что влечёт за собой музыку. Иначе какой смысл? Но занятия гитарой всего раз в неделю, реже английского, что от чего-то радует, а не огорчает. По субботам, если Бора не звонит, Шиён играет на фортепиано, вспоминая всё, чему её учили в музыкальной школе. В понедельник вокал, в среду сольфеджио, в воскресенье гитара. Музыки должно быть достаточно, только Шиён чаще сидит возле радио и остаётся подольше в студии, где можно спокойно петь. Приходит понимание нот на том уровне, когда при их прочтении слышишь музыку и можешь писать её одной только ручкой, уже зная это звучание. Будь больше времени и меньше бесполезных уроков, Шиён посвятила бы себя всю. Но школа занимает большую часть недели, оставляя без сил и желания. Шиён сдружилась с несколькими девочками и старается почаще видеть Минджи, даже если их ругают учителя. Сидеть с подругой в столовой приятнее всего и даёт не чувствовать себя одиноко. Шиён, пусть добрая и весёлая, стеснительная до того, что едва с кем-либо общается — девочки из класса сами с ней заговорили и позвали в свою компанию. С ними интересно, но не так, как наедине с собой. Учителя хвалят за усердие и предлагают всё больше заданий для самостоятельного разбора, отвлекая от важных дел. Отец доволен оценками, мама хвалит за успехи в вокале и английском, пока Бора дразнит за унылые занятия и называет заучкой. Юхён, оказывается, такая без напора родителей, от чего Бора ещё резче — ей странно быть между двух правильных до дрожи подруг. Но всё спокойно, особенно когда они рядом и обсуждают то, что не касается учёбы. Сейчас Шиён сидит на лавочке, в обычной одежде и без рюкзака, пока Бора на асфальте в окружении цветных мелков. Не всегда удаётся видеть её такой — сосредоточенной и без страха поделиться своим творчеством. Шиён улыбается доверием к ней и каракулям у ног, что складываются в непонятные картины. Начало апреля выдаётся жарким и без дождей, поэтому Бора спокойно сидит в бриджах, которые постоянно пачкаются об асфальт и рисунки на нём. Линия фиолетового мела становится знакомой и Шиён теперь точно угадала то, что вырисовывается последние десять минут. — Это слонёнок? Бора резко поднимает взгляд, почему-то краснея. Она такая искренняя сейчас, открытая для эмоций и пугливая. Шиён чувствует себя так, будто ей открывают тайну. — Да. Ты их видела когда-нибудь? — смущённо и тихо. — Да, один раз. Мы были в зоопарке, но мне не понравилось, — честно отвечает Шиён, вспоминая лето два года назад. Тогда она увидела, казалось, всех животных мира. — Почему не понравилось? Бора откладывает мел, садясь на асфальт. Такие разговоры, когда они забывают всё вокруг и слушают только друг друга, случаются всё чаще. В один из них Шиён узнала, что Бора терпеть не может грибы после одного случая, а Юхён ужасно боится кошек. — Им было так тесно, что мне стало грустно. Грустно было тогда, от животных в клетке. Грустно и сейчас, от подруг взаперти своих возможностей. До Шиён смутно доходит смысл всего, что происходит вокруг, но она знает, что что-то категорически не так. Как смотреть на слона в коробке три на три, так и смотреть на Бору среди развалин и холода, — до тошноты неправильно. — Их держат в клетках? Как в цирке? — хмурится Бора. Она, похоже, действительно не знала. — Там, где я была. Мама сказала, что сейчас животных держат на природе, но за забором, — Шиён вспоминает про заповедники и то, как хорошо к ним относится бабушка. — Чтобы им было комфортно. — Тогда это хорошо, — медленно кивает сама себе Бора, вновь берясь за мел. — Надеюсь, что так со всеми. Шиён ничего не отвечает, только кивает в ответ. Ей не нужно ничего говорить, когда мел чертит неровные, но старательные линии. Действительно слонёнок. Розовый, с голубыми глазами и будто в фиолетовых носочках, потому что Бора хотела закрасить, но слишком устала. Ей нравится рисовать, только на асфальте это делать слишком сложно. Очистить одежду от мела удаётся с трудом. Шиён хмурится от пыли и угрожает не купить сегодня лимонад, как это обычно было, потому что Бора слишком противная. Её ладошки, маленькие и слабые, полностью в краске, пачкают всё вокруг и становятся чистыми только благодаря тому, что она пролезла через забор — чего, конечно, нельзя было делать, — и помыла их в реке. С каждым днём, с каждой такой встречей, Шиён чаще замечает за собой, что совсем не злится. Ей тоже весело гонять воробьёв, показывать язык прохожим и пачкать обувь в лужах. Такие маленькие, но важные, Борины привычки вызывают не раздражение, а улыбку. Даже когда та дразнит дворовую собаку и едва не остаётся с укусом. На глупости нет сил злиться. Это точно дружба. Иначе быть не может, когда Бора с улыбкой хватает Шиён за руку и бежит на красный свет через дорогу, пока все вокруг возмущаются. Если нарушать правила, то только вдвоём и со смехом. Так решает Бора, а Шиён соглашается на всё, лишь бы им было весело. Может, цветы не так хороши, как бросание камушков в мальчишек, но Бора их принимает. Она реже называет Шиён скучной, когда та подолгу выбирает лучшие растения с клумб, даже не жалуется на гербарий. Поэтому Шиён дарит ей карандаши и маленький альбом для рисования, внутри которого сухая маргаритка. // Слушать учителей всегда казалось сложным. Не из-за того, что скучно или непонятно, а из-за собственных мыслей, в которых теряешься каждую минуту. Шиён понимает, что вновь пропускает важный материал, когда засматривается на девочку через ряд от неё. Они не так хорошо общаются и редко бывают рядом, но Шиён всё равно чувствует большое желание с ней дружить. Эта девочка, Чеён, всегда с длинными темно-русыми косичками, смотрит на мир широко раскрытыми жёлтыми глазами и может ответить на любой вопрос учителей. Шиён наблюдает, как она отвечает историю, и теряется. Ей хочется выглядеть как Чеён, знать столько же, общаться так же легко и, боже, получше рассмотреть россыпь карих веснушек на загорелых щеках. Минджи, добрая и общительная, уже давно подружилась бы с подобными Чеён, но Шиён чувствует непонятный себе страх и волнение, поэтому остаётся со своими друзьями и не лезет к другим. Да и глупо искать кого-то ещё — пусть и такую замечательную девочку, — когда вокруг и без того много людей. Мысли о новой дружбе откладываются подальше и теряются среди встреч с Борой. Но май привычен другим. В его дни Шиён собирает цветы недалеко от дома и любуется теми, что сплошным ковром цветут у мамы на клумбе. Летом они поедут к бабушке, где огромный сад, в котором можно увидеть ещё больше. В старом гербарии с описанием всех возможных цветов Шиён ищет те, которые впервые замечает за своей новой школой, а страница с вишней дополняется свежими замечаниями — она пахнет гораздо слаще, чем в Японии. В памяти смутно отложилось лето в провинции, где живёт бабушка, как и нет представления о доме сестры. Отец постоянно говорит о каких-то проблемах, из-за которых Шиён не была в Японии больше пяти лет. Там выросла её бабушка, жила всю молодость мама и теперь живёт сестра со своим мужем. Там Шиён впервые узнала о настоящей ботанике и получила дедушкин гербарий. Майскими вечерами, совсем другими, не как сейчас, бабушка играла за роялем и пела песни. Большой чёрный кот без спроса заходил в дом, пение птиц было слышно даже через закрытое окно, а комната всегда пахла мёдом. Это был май в Японии, когда-то родной и уже позабытой. Май в Корее отличается всем, но жаловаться не получается. С тех пор, как Шиён знает Минджи, конец весны всегда связан с ней. Семнадцатого числа они всегда празднуют её день рождения, начиная с семейных посиделок и игр с приглашёнными друзьями, и заканчивая уютом тихой комнаты, где всегда только две девочки. Вечер каждого своего праздника Минджи оставляет для Шиён, желая видеть рядом только её. Эта любовь, чистая и семейная, с самого малого. Минджи ближе родной сестры. Ту Шиён помнит совсем немного, пока Минджи знает от и до. Они знакомы почти всю жизнь, через всё прошли вместе и готовы пройти за руку ещё дольше. А всё из-за мая. Тогда светило яркое солнце, обжигая и мешая смотреть вперёд. А впереди было интересно — яркая, загорелая девочка, у которой улыбка ярче надоедливых лучей, но гораздо приятнее. От такого больше не хотелось прятаться за мамой и проситься домой, в Японию, подальше от пустоты Кореи. — Шиён-и, не пугайся, — улыбается мама, подталкивая вперед. — Всё хорошо. На испуг нет времени, ведь солнечная девочка тянет вперед руку и подзывает к себе. Минджи — проносится в памяти имя — гораздо приятнее её старшего брата. Может, с ней и дружить не так страшно. Тем более, что ладонь теплая и мягкая, бережно тянет за собой. Минджи говорит обо всём. Сейчас, спустя десять лет, Шиён уже и не вспомнит их разговоры в тот день. Были только яркие улыбки, тепло и понимание, что Минхо не так уж и плох. Те самые деловые партнеры отца не злые и страшные, как остальные, а по-родному уютные и похожи на друзей. Тогда, на третьем году своей жизни, Шиён находит вторую семью. Уже не детство, а юношество. Яркие леденцы сменились серьёзным ланчем в школу, вместо радости улиц пришли уроки и домашние обязанности, а видеть друг друга можно только в свободное время, которого нет. Поэтому Шиён бежит к Минджи сломя голову, когда наступает третья неделя мая. Их встреча происходит не на территории роскошных домов или в школе, а у хорошо знакомого магазинчика, ведь до общего праздника ещё есть время. В году есть лишь два дня, когда разрешено пропустить школу — дни рождения Шиён и Минджи. Даже к Минхо не отпускают с уроков, разрешая собраться только после. Отец Шиён называет это баловством и лишним, пока мать Минджи с утра готовит рисовые булочки, отдавая их вместе с деньгами на сладкое. Никаких водителей, шума и толпы гостей — всё к вечеру. А с утра Минджи и Шиён идут в парк у реки, наслаждаясь сладким мороженым и зарубежной газировкой. Впервые за всю жизнь им дают столько свободы, которую даже не понятно куда деть — Минджи редко гуляет одна, а Шиён привыкла собирать цветы и сидеть на бордюре, позабыв об окружающем мире. Но время летит. Минджи уже четырнадцать, что только радует и даёт больше поводов для гордости. В руке пакет с подарком от Шиён, где «Одинокий журавль», «Расёмон» и открытка с украшениями. Одно из них Минджи надевает сразу же — колечко с маленьким цветком сверху, такое же, как у Шиён, в знак вечной дружбы. Большего им не надо, лишь бы оставаться поближе и не забывать друг друга. В этот день они не вспоминают про запланированный брак Шиён и Минхо и то, что будущая профессия Минджи уже определена родителями. В разговорах только переживания, мечты и планы на будущее. Среди них вскользь вспоминается учёба, но Шиён быстро отмахивается, пугаясь того, что с учебой теперь связана Чеён. На долгие минуты сбиваются все мысли, путая слова. — Знаешь, а ведь некоторые в классе уже ходят с мальчиками, — как некстати говорит Минджи, хмуря брови. — А тебе бы хотелось? — невпопад отвечает Шиён. Внутри непонимание того, как вообще могут интересовать те самые мальчики, о которых болтают девочки и с которыми гуляет Бора. — Нет, — быстро отмахивается Минджи, хмурясь сильнее. — Я, если честно… Я… Нет. Обычно Шиён промолчит или сделает вид, что не заметила, когда её собеседник не решается что-то сказать. Мама учила не лезть в чужие дела, но Минджи ведь не чужая. Впредь между ними не было секретов и хотелось бы остаться без них, если такое позволят обстоятельства. — Что? — тихо спрашивает Шиён, поднимая взгляд. Ладонь Минджи, которая держала с начала прогулки, сжимает сильнее. — Ты же не будешь смеяться? — вопрос до безумия глупый, а в глазах читается страх. Шиён может только кивнуть и сжать ладонь в ответ. Минджи вдыхает поглубже, собираясь с мыслями. Улица, полная прохожих, внезапно кажется пустой. — Я… я не думаю, что мальчики чего-то стоят. Нет. Я думаю, что мне хотелось бы… В общем, они мне не нравятся. И прежде чем Шиён согласится, прежде чем их разговор примет привычное русло, Минджи, жмуря глаза, выпаливает: — Мне нравятся девочки. О. Шиён не видит в этом ничего плохого или странного. Ей тоже нравятся девочки, с ними хочется дружить и быть рядом, а мальчишки слишком противные. Признание не пугает или отталкивает, только спокойно откладывается в голове. Ведь Шиён хорошо понимает Минджи, потому что… О. — Тебе нравятся девочки так, как если бы ты хотела за них замуж? — Жениться. Да. И вот теперь признание кажется безумным. Нигде прежде такого не встречалось, да даже в мыслях не было, что так можно. Родители, бабушки и дедушки, учителя, да буквально все вокруг живут одинаково: мужчины делают предложение женщинам, брак заключается раз и навсегда, в каждой семье есть дети, которые потом будут соблюдать порядок и правила. Но безумным признание кажется не от того, что Минджи допускает нарушение порядка, а от того, что Шиён полностью с ней согласна. — Давай забудем об этом. — Резко просит Минджи, когда Шиён больше минуты молчит с потерянным видом. Она пытается убрать руку, отойти чуть дальше, только мягкая ладонь даже не думает отпускать. — Я зря это сказала и… — Я понимаю тебя. — Шиён едва понимает свои же слова. — Мне… мне, кажется, тоже не нравятся мальчики. Признание слетает с губ неосознанно, но с принятием. Они с Минджи точно делают что-то не так, но делают это вместе. Так не страшно, что может произойти что-то плохое, не страшно из-за того, что, кажется, всё идёт не как надо. Но в своей ладони ладонь Минджи, которая успокаивает и даёт уверенность. — Если это так, то всё плохо, — грустно улыбается Минджи. — Мой брат, кажется, даже рад на тебе жениться. — Мне никогда не нравилась эта идея. — Мне тоже, если честно. Большего им не нужно. Минджи не будет обещать, что переубедит родителей и брата, а Шиён не говорит о том, что поможет сбежать от будущего по плану на листочке. Сейчас они только попали в среднюю школу, впереди ещё много событий, которые поменяют все планы. Пока что Минджи с радостью встречает «взрослую» жизнь, а Шиён бежит следом, своим опытом обгоняя всех одноклассников. С такими мыслями они доходят до парка, что весь в зелени и цветах. Минджи всегда нравилось собирать их с Шиён, учить названия и дарить букеты родителям. Дома есть маленький, гораздо меньше Шиёнова, гербарий, в котором цветы только с общих прогулок. Сегодня они ничего не собирают, Шиён только дарит ромашку, промолчав про значение. Минджи знает, что каждый цветок имеет значение, которое прописано в книге дедушки Шиён. Солнце начинает спускаться, на улице появляется всё больше детей, что бегут с уроков домой. Шиён видит их форму и понимает, что парк совсем недалеко от школы Боры. Кончики пальцев начинают подрагивать от волнения. Волнение это не из-за страха, а из-за приятного ожидания и трепета о новой встрече. Бора обещала позвонить в конце недели, чтобы вновь погулять у реки и, может быть, сходить к Юхён. Минджи хорошо знает про эту сторону жизни Шиён. Ей не нравится Бора, а Юхён вызывает сочувствие без желания помочь. Спорить даже нет смысла, поэтому Шиён не рассказывает подробности, а Минджи не спрашивает больше, чем нужно. Это, возможно, единственное в жизни, где у них расходятся взгляды настолько сильно. Хотя Шиён ещё стоит подумать получше о сегодняшнем разговоре. Может, она просто запуталась или хочет идти по примеру старшей. И почему вообще пришло в голову, что Чеён может нравиться не как подруга, если она добрая, красивая и умная? Она точно нравится всем, Шиён не сошла с ума. Только сумасшествием это назвать не получается. Шиён знает, что это неправильно и не встречается в жизни, ей страшно огорчить родителей, но совсем не страшно за себя. Потому что любовь, Шиён убеждена, может быть между кем угодно. Тем более, если это близкая подруга или… очень хорошая девочка из класса. Любить можно — нужно — даже Бору, с которой так много разного. Шиён ещё не знает многого про неё, но чувствует, что сможет, если захочет. Потому что когда у ворот парка, немного поодаль от входа, Шиён видит Бору, сердце начинает стучать быстрее и молит о том, чтобы стать ближе. Минджи не видела Бору в жизни или на фото, но по реакции догадывается, что это именно она, собираясь сбежать. Ладонь Шиён держит ещё крепче. — Давай я познакомлю вас? — настолько тихий и неуверенный вопрос, что страшно отказать. — Ты же знаешь, Ши… — Минджи не может найти силы на отговорки, но и соглашаться не хочет. Для неё Бора — последний человек, с которым хотелось бы видеться, чего Шиён никак не может понять. — Только на минуту, прошу. Может, вы перестанете не любить друг друга. Минджи никогда не перестанет, она в этом уверена. Как можно хорошо относиться к человеку, что тянет прилежную и добрую Шиён за собой на дно, мешая учиться и заниматься любимыми делами? Бора слишком плоха для их компании, другого мнения быть не может. Даже если она весело машет Шиён и бежит навстречу. Школьная форма на удивление чистая и не мятая, да и портфель выглядит относительно новым, чего совсем не ожидаешь от подобных людей. Родители учили Минджи чистоте и порядку, называя бедность грязью. Бора почему-то далека от этой грязи, но движения и манера говорить моментально её выдают для таких, как Минджи. — Шиён-а! — радостный крик, от которого режет уши. У Боры действительно писклявый голос, под стать виду. — Привет, — улыбается Шиён, отпуская ладонь Минджи — ради такого пустяка? — и обнимая при встрече. Их разница в росте кажется смешной, потому что Шиён гораздо выше среднего, а Бора почти крошечная, хотя старше. Родители говорили, что Шиён вот-вот перестанет расти и её все обгонят в будущем, но Бора вряд ли дотянет хотя бы до Минджи. И, к сожалению для своей неприязни, она выглядит мило. — Бора, это и есть Минджи, — говорит Шиён, когда отстраняется от объятий. За две секунды на лице Боры мелькают десятки эмоций. Среди них больше всего читается отвращение. Но Минджи уверена, что именно она должна так реагировать, а не наоборот. Бора никто для того, чтобы считать кого-то ниже себя. Одна Шиён не понимала этой взаимной неприязни ещё до знакомства, а тем более сейчас. Минджи самое доброе солнце в её жизни, а ярче Боры не найти никого. — Она правда милая, — кривится Бора, отшатываясь в сторону Шиён. — А тебе нравится только грубость и грязь? — отвечает Минджи, тоже скривившись. Именно тут Шиён понимает, что она натворила. Бора не умеет молчать, а Минджи не любит хамство, поэтому они начинают спорить и бросаться оскорблениями, каких не ожидаешь услышать от школьников. Или Шиён слишком пригрета солнцем и едва знакома с настоящими ругательствами, которые используют сейчас подростки. Слух мгновенно блокирует всё нежелательное, теряя нить «диалога», потому что Шиён не хочет слышать о том, какая плохая любая из них. Пусть Бора и Минджи разные, пусть дружба с ними отличается сроком почти в десять лет, но Шиён любит их одинаково и без вопросов, точно не желая того, чтобы две самых близких подруги ругались друг с другом теперь и в реальности. Тем более, что у Минджи праздник. — Эй, эй! — кажется, что только недовольный тон Шиён и руки по обе стороны от девочек способны прекратить спор. — Минджи, ты грубая. И, Бора, у Минджи сегодня день рождения. — Тогда почему вы на улице, а не в каком-нибудь ресторане под небом? — дразнит Бора, отходя назад. Среди недовольства и грубости Шиён видит грусть, чистую и тяжёлую. — А почему ты… — Минджи, нет. — Обрывает Шиён. — Я не хочу, чтобы вы ссорились. Не при мне. — Тогда… — Бора запинается на середине предложения, когда поднимает взгляд на Шиён. Её словно бьёт током от осознания чего-то, о чем Шиён узнает гораздо позже. — Ладно. Минджи же не говорит ничего, что делает каждый раз, когда ей нельзя выражать недовольство. Она старше Боры и умнее Шиён во многих делах, касающихся людей, только сейчас слишком острая по непонятным причинам. Будто Бора и Минджи не могут поделить красивую игрушку, в роли которой выступает Шиён. С таким прежде не приходилось встречаться. — Пойдём дальше, не хочу портить праздник, — приказывает в непривычной для себя — чужие интересы она всегда ставила выше своих — манере Минджи, вновь беря Шиён за руку, только теперь в разы крепче. — Увидимся в субботу? — растерянно просит Шиён, оглядываясь на Бору. — Завтра. — Отрезает Бора в ответ, складывая руки на груди. Так, скомкано и неожиданно, Шиён впервые в жизни сталкивается с настоящей ревностью. // Это становится сложнее игнорировать. После слов Минджи внутри Шиён что-то перевернулось и начало течь совсем не в ту сторону. Секунда за секундой, мысли менялись, взгляд падал не туда, а чувства становились всё острее. Слезы так часто наворачиваются на глаза, что родители начали думать на сезонную аллергию. А у Шиён просто ноет в груди от эмоций. Конец мая встречает ужасной погодой — сплошные грозы. Шиён научилась не бояться грома, но не может избавиться от понурости каждый раз, когда дождь и молнии мешают куда-то идти или просто гулять. Грустно даже тогда, когда из-за погоды не получается пойти на гитару. Может, Шиён всё-таки полюбила то, что раньше вызывало неприязнь. От грубых аккордов они перешли к переборам струн, выбирая теперь более нежные произведения, с которыми Шиён хорошо знакома через клавиши. Играть стало больнее и сложнее, но слышать результат гораздо приятнее, особенно когда учитель предлагает выучить то, что когда-то было первым произведением Шиён на фортепиано. Дома пыль на черно-белых клавишах так и не появилась. Мама больше не сдерживает улыбку, когда со второго этажа звучит любое — пусть каша из нот или прекрасная мелодия. Шиён запинается, путается в клавишах и набивает мозоли, но сидит за фортепиано чаще, чем занимается японским. А в маленьком блокноте, который когда-то подарила Минджи на день рождения, время от времени появляются нескладные строчки, которые ещё стыдно называть стихами. На очередном занятии английским, когда учитель рассказывает о том, как живут люди в Европе, Шиён ловит себя на мысли, что ей совсем не нужны политика или бизнес. Хочется побывать на тех самых музыкальных фестивалях, увидеть в живую татуировки, на которые без конца ругается мама и которые становятся так популярны за границей среди «потерянной» молодёжи. А кассета с металлом кажется интересной, а не мракобесием, как привыкли говорить на сольфеджио. Посреди урока гитары Шиён не выдерживает и спрашивает всё, что ей интересно. Она точно слышит, что на кассете гитара, пусть и с чем-то поверх, а от фортепиано нет и следа. Металл гораздо интереснее блюза, джаза, попсы и того странного репа. Учитель не удивляется — чему удивляться, если все вокруг слушают металл, не считая ту часть общества, в которой Шиён? — и рассказывает то, чему научился в Японии и что видел в Америке. Металл и фолк-рок часто звучат по радио или на кассетах молодёжи, но показанный учителем рок кажется ещё лучше. Шиён вслушивается в английские слова, радуется отсутствию криков и наслаждается одной лишь гитарой, без элементов чего-то сложного. Рок оказывается простым, гораздо легче классики, и цепляет совсем не сложностью композиции, а складностью. Шиён, что выросла на троте и фолке, училась сольфеджио всю жизнь, с возрастом начинает любить рок и ужасную гитару. Учитель шутит, что когда-нибудь за любовью слушать придёт и любовь играть. Шиён записывает названия исполнителей — среди них почти все иностранные, только один из Кореи, имя которого, кажется, было в газетой статье о заключении под стражу — и обещает себе не любить играть на гитаре. Когда-то Шиён обещала себе и полюбить Минхо, а теперь засматривается на девочек из класса. Девочку. Одну. И вряд ли это что-то серьёзное. Точно ничего такого, раз мысли спокойно следуют от темы к теме, не теряясь в симпатии. Но проверить наверняка невозможно, потому что никогда в жизни не нравились мальчики. Шиён думает, что путает симпатию с дружбой, и что она совсем не так ощущается. Осталось только по-настоящему влюбиться, чтобы узнать. Бора, будто чувствуя перемены в Шиён, чаще говорит на подобные темы. Ей-то наверняка нравятся мальчики, иного быть не может. Она засматривается на одноклассника, часто вспоминает партнёра по танцам и говорит, что вновь общается с мальчишками со двора. Если для Шиён начало лета наполнено контрольными, то для Боры оно отражается сплошными прогулками. У Шиён практически нет выходных, пока Бора гоняет в футбол два раза в неделю. Среди таких перебоев сложно видеться, особенно с мерзкой погодой в виде гроз. Бора старательно делает вид, что ей всё равно на гром, пока Шиён теряется в мыслях и не замечает шума. Такие разные во всем, даже в таких мелочах. Сложно сосчитать сколько раз они с Борой встречались за весну, но Шиён точно помнит, что видела Юхён трижды. Четвёртый раз происходит в начале лета, пока на улице ливень, а Шиён и Боре нельзя в тот самый район. Можно сказать, что они оказываются там совсем случайно и из-за погоды, только правда написана на лицах, когда вдалеке появляется Юхён. Всё просто: Шиён приехала на велосипеде на их место, внезапно испортилась погода и ближе всего было ко двору Юхён. Если точнее, то к дому Шиён, но Бора сторонится этого района, а у отца Шиён сегодня выходной. Из-за этого они обе мокрые, у Шиён болят ноги — она впервые везла кого-то на своём велосипеде, — а Юхён счастлива от внезапных гостей. Она, черт возьми, в такую погоду на улице, пусть и под навесом. Бора видит на старом столе две тетради, улыбаясь мыслям. Вслух она только назовёт ботаником и будет дразнить. Шиён же с интересом смотрит на написанное, обнаруживая английский алфавит и базовые слова. Юхён нашла старый учебник по английскому и сама решила учить новый язык, что поражает от восторга. Такая маленькая и слабая девочка в своём возрасте самостоятельно учит иностранный язык, занимается биологией и любит книги. Бора может обзывать Юхён хоть каждый день, но восхищение Шиён настолько сильное, что даже передалось Минджи. Сильнее и умнее Юхён нет никого, где бы не искал. С таким заключением Шиён приходит к мысли, что должна всеми силами помочь ей добиться лучшего. Как взгляд теперь внезапно падает на предметы для рисования, так и мысли теперь цепляются за всевозможные учебники и пособия. Стоит купить нормальный, современный учебник по английскому, с которым всё удобнее и понятнее, да и несколько художественных книг не помешают. До дня рождения Юхён далеко, поэтому Шиён готова подарить всё просто так. Ей безумно нравится видеть в больших черных глазах радостный блеск и неподдельный интерес. Во время разговоров об английских песнях — Юхён, как оказывается, в восторге от музыки — Бора постоянно закатывает глаза и скучает. Шиён внезапно нашла эту тему для разговора и теперь без остановки говорит, что случалось крайне редко, только в моменты настоящего восхищения чем-либо. Юхён постоянно кивает и задаёт только больше вопросов, утягивая их обеих в пучину общих интересов. Обсуждать такие важные вещи за старым столом под ветхим навесом в районе, куда совсем нельзя, кажется невероятно особенным. Боре скучно. Не то, что она была без интересов в подобных вещах. Просто музыка интересует совсем с другой точки зрения, а все последовательности нот ложатся в голове не гармонией и волнами цветов, а чётким ритмом и пространственной сеткой, с которой можно работать как с полем для танцев. Да, как бы не хотелось прогуливать танцы ради гулянок, есть в них что-то такое, что находит отклик в душе. Бора слишком хорошо понимает хореографа и на ходу видит и чувствует все движения до миллиметра, стоит ей только услышать музыку, да даже простой такт. Шиён же музыку видит совсем другой, а Юхён почему-то с ней соглашается. Юхён и языки считает интересными, в то время как для Боры они сплошная головная боль. Боре нравится видеть образы в линиях и механизмы в рядах нот, но увидеть красоту в чужих мыслях — в чужих способах выражать эти мысли — она не может. Как и Шиён не может писать красивыми, как её мысли, буквами, а Юхён не в силах передать свои чувства прямыми словами. Они все ужасно разные, но находят что-то общее тут и там, образуя прочную связь. Юхён едва знает Шиён и всё ещё её опасается, как и Шиён до жути стесняется, но у Боры с ними уже давно крепкая дружба, которую теперь не разрушить запретами бабушки или препятствиями жизни. В последний раз она стащила несколько монет у знакомой, чтобы можно было позвонить Шиён и договориться о встрече. Позже монеты вернулись к хозяйке, но уже из кармана недовольной Шиён. И нет, Бора совсем не безнравственная девчонка, у которой нет понимания морали, Шиён точно уверена. Просто ей приходится играть по тем правилам, которые помогают остаться в живых и хоть иногда радоваться этому миру. Шиён, чтобы съесть мороженое или сходить в кино, нужно просто выйти из дома. Боре, чтобы не умереть с голода или дойти до школы, нужно не мешать бабушке, оглядываться по сторонам, мило улыбаться соседям и не спорить с окружающими. Они в настолько разных мирах, что иногда эта пропасть становится невыносимой. Поэтому, когда Бора смотрит на беседу Шиён и Юхён, в ней множество противоречивых чувств. Она рада, что они поладили; недовольна из-за неоправданной ревности; возмущена разностью опыта. Юхён поверхностно знает английский через неубывающий энтузиазм, несмотря на недоступность материалов и помехи своего здоровья и положения. Шиён знает английский из-за неограниченных возможностей и желания родителей. Несправедливость чувствуется везде. Но Юхён не грустит и не злится, а Шиён искренне помогает и делится опытом, что ещё больше смущает Бору. Вся дружба с Шиён смущает, потому что кажется неправильной. Почему первым всё, а вторым ничего? И почему тогда вторые должны уважать первых? Разве Бора может нормально относиться к Шиён и её возможностям, которых у себя никогда не будет? Оказывается, что может. И все эти сомнения и вопросы почему-то теряются между простым счастьем. Ведь счастье в такие моменты — под дождём, вдали от дома и между занятыми уроками днями — находится не в дорогих игрушках, а в чужом смехе и времени вместе. Бору разрывает от тепла, когда она видит глупые ямочки от улыбки на щеках Юхён и слышит дурацкий смех Шиён. В этих двоих таится смысл идти дальше, не оглядываясь назад. — Разве тебе можно быть в такую погоду на улице? — внезапно спрашивает Шиён, когда их разговор уходит гораздо дальше от уроков и ближе к личному. — На улице мне… — Юхён запинается, опуская взгляд, в момент теряя всю ту яркость, — …лучше. Бора замечает смену настроения моментально. У неё гораздо лучше с чтением людей, чем у Шиён и Юхён вместе взятых, хотя те часто могут понимать гораздо больше. Увидеть грусть в глазах Юхён и замешательство в Шиёновых не составляет труда, как и найти повод сменить тему. Они пришли отдыхать, а не узнавать прошлое друг друга, тем более при Боре, что слышала каждую историю десятки раз. Она связующее звено, но к самой связи не хочет иметь никакого отношения. — Давайте в карты? У меня с собой. — Вы мухлюете, я так не играю, — бурчит Шиён, принимая перемены. — Мы не будем, честно! — заверяет Бора, хитро улыбаясь Юхён. В картах она самая большая лгунья, как и в некоторых совершенно других ситуациях. Юхён сразу принимает игру, радостно кивая. Ей даже не обязательно сегодня обманывать ради победы, как и выигрывать. Внутри только благодарность за присутствие и тепло от того, что это присутствие комфортное. У Юхён с людьми всё ужасно, начиная от родителей и заканчивая одноклассниками, так что наличие подруги — теперь уже двух — греет сердце, вызывая слезы. В таком возрасте она ещё не плачет от счастья, но уже знает, что в будущем станет настоящей плаксой. В этот раз Бора не старается победить, а Шиён забывает об игре за каждым рассказом обо всём и всех. Ей, всё-таки, хочется найти поклонников рока среди сверстников, а гитара начинает надоедать в одиночестве. Юхён активно кивает на каждое предложение и просит когда-нибудь сыграть. Бора вспоминает свою просьбу к Шиён спеть по-настоящему. Почему-то не отпускает мысль, что её низкий голос сразит своей нежностью. Мир держится на контрастах, верно? Это легко чувствуется на своём примере, когда великая мухлежница Бора проигрывает с огромным отрывом, Шиён много говорит, а Юхён на полном серьёзе обсуждает методики обмана, чтобы в следующий раз обыграть Шиён на деньги. Юхён, если честно, на деньги всё равно. Они нравятся Боре, а у Шиён вызывают уважение, с которым принято проявлять восторг к чужим стараниям. Отец так часто говорит про труд, что становится ясно — богатство приходит с усилием. Бора же видит в богатстве зло, богачей считает обманщиками и лицемерами, а сами деньги принимает за решение всех проблем, которое доступно только особенным. Такие вопросы не принято обсуждать. Юхён не думает, что ей было бы лучше с деньгами, потому что главная проблема в её жизни — родители. О них Бора тактично умалчивает, а Шиён начинает строить догадки. Почему Юхён практически живёт на улице, а болеет у соседки, а не в своём доме? Есть ли вообще у неё этот самый дом? Не тот, где ты числишься по документам, а тот, куда можно сбежать. Потому что Бора даже сейчас, когда у неё всё относительно хорошо, тихо признается Шиён в том, что у неё нет дома. Понять её оказывается сложно для человека, в жизни которого всё хорошо. Да, отец всё ещё строгий и временами ужасный, но Шиён есть куда бежать и у кого спрятаться. Ей повезло с этим, потому что кроме мамы, бабушки и сестры есть Минджи, которая способна спасти от всех бед. Про неё в разговоре вспоминается случайно, но Юхён не даёт пропустить эту тему и задаёт много вопросов. Кажется удивительной возможность иметь три подруги, а не две, но Бора всячески отсекает эту идею. По рассказам Шиён Минджи добрая и приятная. По рассказам Боры — противная и высокомерная. Но Бора и Пай называет противной, так что ей верить нельзя. За глупыми спорами они проводят не меньше часа. Солнце медленно спускается к горизонту, дождь капает всё реже, а часы Шиён подсказывают, что пора домой. Бора успела продрогнуть до костей, что сильно беспокоит. Она сейчас добежит до дома с тёплой одеждой и горячим чаем, а что остаётся Юхён? Что вообще делает Юхён, когда погода не на её стороне? — А ты… ночуешь дома? — неловко спрашивает Шиён, боясь задеть что-то недозволенное. — Я там живу, — удивлённо моргает Юхён, пока Бора понимает саму причину вопроса. — Просто люблю гулять. Это ничего не объясняет. Шиён до сих пор не знает деталей прошлого Боры, а про Юхён поняла лишь одно: дома ей не рады. Но почему именно и как с этим живут, она не понимает. Тем более, если Юхён не может пойти туда, где живут её родители, значит, можно найти ей новый дом? Тот, в котором всегда будут рады и никогда не обидят. И способна ли Шиён дать ей такой дом? // Что-то меняется. Трудно понять, что именно, но даже воздух вокруг ощущается другим. В июне все пишут контрольные, времени для прогулок почти не остаётся. Родители, как обычно, предлагают съездить на море сразу после конца семестра. В этот раз могут поехать обе матери, а не только Минджина, но уже без брата Минджи, потому что тот слишком занят старшей школой. Шиён от этих новостей заметно расслабляется, довольная отдохнуть только с подругой. Радость посещает и от того, что из-за контрольных и будущей поездки гитары не будет почти месяц. Учитель дал множество домашних заданий, но Шиён удобно про них забыла, отдав всё внимание фортепиано. За последние полгода пальцы достаточно вспомнили клавиши, а ноты в голове закрепились занятиями. Теперь точно выходит слышать в голове то, что на листке, и наоборот. Перед перерывом учитель отдаёт Шиён свою кассету со свежим роком Запада. Музыка эта оказывается в разы приятнее того же трота, да и лучше металла — не так грубо. Когда за подготовкой к английскому на фоне играет одна из сложных песен, Шиён задумывается о смысле гитары. Возможно, что ту можно учить ради чего-то такого — интересного, активного и без надоедливых мотивов извращенной классики. К концу месяца удаётся разобраться с контрольными. За то, что всё получилось написать на высшие баллы, отец разрешает вернуть занятия вокалом в старых объёмах. Это радует, но времени остаётся всё меньше. Шиён не видит Бору почти месяц, а погулять перед отъездом получается из-за чудом совпавших выходных. Такие расставания всё ещё вселяют тревогу и напоминают о прошлом. Кажется, что стоит забыть друг о друге на две недели — как потеряетесь навсегда. Шиён не может найти причину таких переживаний, а момент, когда Бора становятся действительно важной подругой, остаётся незамеченным. Просто когда-то ежедневные мысли о ней стали привычными и приятными. В день их встречи солнце палит горячее привычного, из-за чего Шиён в свободной рубашке и шортах, какой её редко увидишь. Бора же в смешной панамке и платье, до того нежная и лёгкая, что плавится сердце. Видеть её на фоне яркой зелени и пестрых цветов, у теплой воды и под июльским ветром, — невероятно приятно. Бора, бледная и худая, местами слишком хрупкая, для Шиён ярче и теплее солнца. Из-за жары они сидят не на привычном бордюре, а у самой реки, под мостом, куда категорически нельзя, но Шиён слишком жарко и не было сил противостоять шалостям Боры. Течение оказалось спокойным, вода приятно омывала ноги и плескалась музыкой о камушки и почву. Зная Бору, она могла и пролезть купаться, но пока что до этого не дошло. Сейчас она молча рисовала, держа альбом на коленках, пока Шиён рассказывала о детстве в Японии. Сама Бора редко бывала за пределами родного города, как и никогда не отправлялась в отпуск на море или в горы. Шиён же прожила пять лет на берегу океана, когда за спиной были снежные вершины, что до сих пор не может забыть. Что-то внутри отчаянно требовало вернуться туда, где душа чувствует себя как дома. Бора слушает внимательно, карандашами выводя пейзаж напротив, в голове представляя пейзажи из рассказа. Она внезапно выпрашивает поговорить на японском, почему-то спрашивает про металл и доходит до гитары. Шиён всё еще не играла и не пела, когда видела большинство чужих рисунков и даже познакомилась с Юхён, что было самым сокровенным. — Ты так просто согласилась сыграть Юхён, а мне даже не пела, — бурчит Бора скорее из вредности. — Спою, как вернусь с моря, — лениво тянет Шиён, ложась на траву. Мокрые ноги обдувает лёгкий ветер, пуская мурашки. Солнце, кажется, уже прожгло кожу, но Шиён знает, что это отразится только тёмным загаром. — Зачем вам вообще это море? Вопрос риторический и выражает возмущение. Бора явно недовольна тем, как по-разному работают их жизни. Была недовольна изначально, стала злее после последней прогулки с Юхён, а сейчас уже не способна держать в себе. Шиён озадачена, но списывает всё на обиду. Минджи же объясняла завистью. Но развивать спор нет желания. Шиён и сама не сможет объяснить зачем ей море, личный водитель, дополнительный японский, когда она давно носитель, и гитара, если училась раньше на фортепиано. Если бы не отторжение к точным наукам, то родители точно отправили бы и на какую-нибудь математику. Для них это необходимость и развитие. Для Боры — пустая трата денег. Она спортивная, гибкая и танцует временами лучше всех в своей группе, но деньги тут не играли никакой роли. И то, что она сейчас рисует ровные линии, когда Шиён способна только на каракули, тоже никак не изменить деньгами. Тогда в чём их смысл? Хорошим можно быть и просто так, а эти бумажки только для выполнения целей и здоровья. Да, Бора любит деньги, когда они решают проблемы, но всё равно презирает их и их обладателей. — Когда-нибудь я отвезу тебя к океану, — невпопад отвечает Шиён, грустно улыбаясь. — Ты точно влюбишься. — Влюбиться в воду… это странно. На губах появляется улыбка. Бора всё ещё мочит ноги в реке и рисует противоположный берег. К вечеру ветер дует сильнее, и поднялась влага, пуская лёгкие волны на тонких листах бумаги. Надо обязательно купить что-то качественнее к августу. Шиён довольно жмурит глаза, вдыхая полной грудью. Её волосы завиваются от погоды в считанные минуты, пока у Боры всё та же идеальная прическа. Бора вся идеальна, если спросить у Шиён. И этот день кажется особенным. С первым жарким солнцем этого лета, с запахом влаги у берега, куда никак нельзя, и за разговорами о чем-то неважном, лишь бы не спорить и огорчаться. Шиён с каждым днем всё тише, а Бора сегодня необычно сосредоточенная, словно её что-то беспокоит. Но в такие дни все волнения должны уйти на задний план. Расстаться приходится задолго до заката, совсем недалеко от дома Боры. Шиён не может выбрать между изучением стареньких домов позади и нежной девочкой напротив, у которой разлетается юбка на ветру, и искренняя улыбка в глазах. Вместо слов и взглядов Бора прячется в долгих объятиях, жарко дыша в шею и хватаясь ладошками за свободную рубашку. Это первый раз, когда Шиён обнимают так. С касаниями приходит румянец и неожиданное волнение. …Так выглядит дружба?.. Нет, что-то другое, что-то... — Не пропадай надолго, — перебивает мысли Бора, смущая жаром в шею ещё больше. Но поднятая после голова и чуткий взгляд прямо в глаза сбивают окончательно. Шиён теряется в карих разводах, отливах карамели и ореховых нитях между узорами. — А то мне денег не хватит на постоянные звонки. — Я могу да… — Шиён. — Хорошо, — смеётся Шиён, когда Бора явно злится из-за глупого предложения. — Две недели и я в Корее. — Тогда через пятнадцать дней я жду тебя на этом перекрёстке. Бора вновь приказывает, а Шиён согласна на всё, лишь бы видеть этот взгляд чаще. // Дорога оказывается утомительной. На этот раз они выбрали море за пределами Кореи, на берегу Австралии, куда добираться гораздо сложнее, чем проехать на автобусе или поезде десяток часов. Шиён впервые за три года полетела на самолёте, в котором Минджи сидела близко-близко и хваталась за руку, потому что совсем забыла каково это — быть так высоко. Австралия встретила их сильнейшим штормом уже в аэропорту. Дождь вымочил всё, пусть от зданий до машин было две минуты в целом. Если Минджи тревожилась из-за перелета, то Шиён искренне ненавидела ливень. В отеле они оказались спустя долгие двенадцать часов, поздно ночью, где пришлось развешивать всю одежду и греться в двух слоях одеял. Даже горячий кофе не помогал перестать стучать зубами. Но на душе спокойно, потому что комната в отеле на двоих, Минджи и Шиён, с общей большой кроватью. Это позволяло спать в обнимку и постоянно быть рядом, чего в последнее время так не хватало. В первую же ночь Шиён легла на Минджи и держала её за руку до самого утра, слушая мягкое сопение на ухо. Так гораздо легче и приятнее. Особенно, если именно с Минджи. Утро встретило грозой. Шиён проснулась от того, что Минджи вцепилась в неё мёртвой хваткой. Сначала из-за звуков поднялась тревога, но после вида больших капель дождя за окном всё стало на свои места. Минджи даже не проснулась, только пыталась спрятаться от кошмара, вызванного громом. У Шиён от такого сердце готово разорваться от нежности. — Минджи, — свой голос почему-то тихий и осторожный. Такой, что сложно разобрать сквозь шум, особенно сквозь страшные сны. — Джи, просыпайся. Этим утром у Шиён слишком холодные ладони, которые своим касанием будят лучше слов. Минджи дёргается от контакта и вскакивает, тяжело дыша. Её глаза широко открыты, кожа в мурашках, ладони потряхивает, как и всё тело, нервной дрожью. Так каждый шторм, каждую грозу и каждый ураган, из-за чего сердце Шиён обливается кровью. Она не хочет, чтобы хоть часть страшного прошлого всплывала в памяти той, чья улыбка способна разогнать даже самые чёрные тучи. Касаться своим холодом теперь казалось неуместным, но Шиён не может сидеть просто так. Она неловко обнимает, стараясь касаться тёплыми руками, а не ладонями, и шепчет добрые слова. Всё хорошо, грохот их не достанет, они в безопасности. Ничего страшного не произойдёт, пока они рядом. Им необходимо всегда быть рядом, чтобы такого никогда больше не произошло. Не приходится говорить больше, чем требуется. Шиён не задаёт лишние вопросы, хоть и хочет слышать ответы. По телевизору и новостям показывали Кванджу, да и мама многое рассказала. Но недостаточно, чтобы понять. Слишком много произошло, слишком запуганная Минджи приехала оттуда спустя несколько недель, оставшись навсегда в их городе. Это было радостью — жить вместе, — но и проклятьем, потому что никто не смеет обижать Минджи и оставлять на её душе глубокие шрамы. Даже шрамы на теле Минхо вызывают злость. Шиён дёргается от воспоминаний, прижимая ближе к себе. Больше нет дрожи и судорожных всхлипов без слез. Минджи молча поднимает взгляд, в котором читается «спасибо». Спустя минуты начинается их утро, скомканное и сбитое из-за страшных снов. Да и погода никак не помогала собраться в кучу. Ближайшие два дня море закрыто, в ресторане отеля слишком необычная еда, а нос сопливит из-за вчерашних приключений. Целый день пришлось просидеть дома под звук грозы и с мигающей от перепадов электричества лампой. Это в разы хуже любого отдыха в Корее, который мог всплыть в памяти. Даже цунами Японии не были настолько противны. Но от этого семейные посиделки стали теплее. Вечером родители зовут к себе, где они играют в настольные игры и слушают музыку со старого приёмника на волнах Австралии. Зарубежная музыка совсем другая и в чем-то даже лучше. Шиён кривится от странных и похожих друг на друга песен, между ними радостно качая головой под знакомый японский металл и тот самый рок. Мама кривит губы, а Минджи, кажется, наслаждается больше всех. В подобные вечера тепло рвётся из груди, заполняя всех вокруг счастьем. Мама Минджи рассказывает про то, как ездила по работе в СССР, где всё почти так же, как и дома, но люди другие. Если мама Шиён родом из Японии, где сама Шиён чувствует себя как дома, то родители и брат Минджи часто бывают в СССР и в Китае, откуда привозят разные сувениры. Когда-нибудь в будущем Шиён хотела бы попасть туда, чтобы узнать мир за пределами ближней Азии и Америки, с которым познакомилась в раннем детстве. Рядом, на столе, ждёт ароматная пицца, уже остывшая в ожидании окончании игр, а под рукой недопитый кофе. Мама всё чаще разрешает его пить, а Шиён только рада, потому что считает это самым вкусным напитком после чая. Но только с молоком, иначе вредно и горько. Минджи же пьёт улун, но постоянно ворует глотки у Шиён. До еды они добираются к девяти вечера, уставшие и довольные. Шиён и Минджи оказываются в своей комнате в одиннадцать, без сил падая в кровать. На этот раз Минджи первая лезет поближе, наваливаясь сверху, моментально засыпая. Шиён обнимает её за спину и улыбается своим мыслям. Такой отдых кажется самым уютным и комфортным, не надо даже уезжать из родного города и видеть море — лишь бы вот так рядом, играя и говоря обо всём. Но когда они добираются до океана, в груди ноет от чего-то нового. Улыбка не сходит с лица весь день, пока Минджи греется на солнце или играет с родителями, мама бегает по песку с непривычной радостью, а тётя брызгается водой и тянет на глубину, пытаясь научить плавать лучше. Среди счастья Шиён забывает заботы, прошедшие грозы, страхи и ту, которая отчаянно ждёт в Корее. Тут, в Австралии, всё внимание на Минджи и её улыбке. Они не расстаются дольше, чем на минуту, постоянно говорят и делают всё вместе. К концу первой недели Шиён действительно хорошо плавает, а Минджи настолько загорела, что мама в шутку называет её морковкой. Такой отдых греет сердце не меньше общих вечеров вместе. Где-то между суматохой, дискотеками, океаном, парками и настолками они знакомятся с местными ребятами. Минджи весь разговор непонимающе смотрит и задаёт вопрос за вопросом, пока Шиён крепко хватается за её ладонь и ведёт диалог сама, потому что знает английский. Ребята оказываются скучными, но для игры в мяч вполне подходят. Это больше по душе Минджи, что любит активность и спорт, а не для ленивой домоседки Шиён. Она, кажется, согласна выходить из дома только ради друзей и цветов. И цветы, кстати, в Австралии отличаются. После шторма сложно найти целые, но Шиён собирает что может, бережно развешивая у кровати, чтобы перед отъездом сложить в баночку из-под шоколадной пасты, которую Минджи ела ложками. И среди отдыха и радости, в самый спокойный из дней, Шиён находит себя потерянной в мыслях. Те ребята крутятся в памяти, особенно милая девочка с глупыми косичками и голубыми глазами. Шиён переводит взгляд на Минджи и возвращается в Корею, где началось это всё. Где Чеён, Бора, Юхён и презрение к подобным идеям. Впервые за отдых мысли возвращаются к Боре и тому, как сильно Шиён по ней тоскует. Даже Юхён кажется необходимой быть рядом. Иногда шум и активность перебивают мысли Шиён, мешают думать о чем-то важном, из-за чего потом волнения возвращаются с двойной силой. Бора в голове зовёт в Корею с силой в разы больше, что раздражает. Шиён некстати понимает, что у неё совсем нет друзей мальчиков. Неудивительно, потому что она в школе для девочек и в общем без большого количества друзей, но что-то неприятно колет. Взгляд в поиске поддержки возвращается к Минджи, что сейчас кажется невероятно уютной и милой. Её волосы в небрежном хвосте, на носу старые очки, щеки набиты печеньем, а взгляд устремлен в книгу. Может, для отвлечения стоит тоже почитать. — Джи, — тихо зовёт Шиён, хмурясь от своего голоса. Она никак не хотела начинать этот разговор. — Да? Минджи смотрит в ответ так, что хочется ещё больше обсудить всё. Шиён слишком слабая для неё, слабая для красоты других людей. И красота, что хуже всего, не внешняя, а внутренняя, привлекающая совсем на другом уровне. — Каким ты видишь будущее? — спрашивает совсем другое Шиён, боясь возвращаться к той сложной теме. — Ты чего? — Минджи откладывает книгу и быстрее жуёт, снимая очки. — Ну… Как думаешь, что нас ждёт? Эта тема, как оказывается, ещё сложнее. Шиён совсем не видит своё будущее, только знает про планы родителей на свою жизнь и планы родителей Минджи. Самой же хочется совсем другое, но это другое никак не придёт в голову ясной идеей. — Политика? — задумывается Минджи. — Ну, знаешь, мой отец точно хочет, чтобы я вышла за сына кого-нибудь из высшего общества. Особенно сейчас, когда… всё сложно. У него есть свои идеи о том, что должно происходить. Ну а ты… Ты же знаешь, что именно решил твой отец. По телу проходят мурашки. Тогда, в Кванджу, родители Шиён сыграли немалую роль. Недавно, в Америке, отец Минджи заключил важную сделку. Минджи точно права со всеми планами, но, боже, как же противно от одной только мысли о подобной судьбе. — Я не про это, — Шиён хмурится, сдерживая протест. — Каким ты видишь наше настоящее будущее? — А ты думаешь, что всё будет не так? — Шиён не успевает ответить, как Минджи грустно улыбается. — Да, не так, но точно близко. Твоя свадьба, моя карьера… Они всё так давно придумали. Не думаю, что получится этого всего избежать. Но мне не так важно, если я буду с тобой всю эту жизнь. Знаешь, все эти важные дела можно перетерпеть ради… — Минджи поднимает взгляд, улыбаясь теперь только глазами, — тебя. Внутри Шиён что-то обрывается. Минджи права, в каждом её слове и невысказанной мысли. Только этот взгляд и признание кажутся гораздо важнее призрачного будущего. Важнее и больнее, потому что Шиён готова пообещать всё то же, даже больше. Точно больше. И неважно, если ради жизни бок о бок надо будет терпеть брата Минджи и нудную профессию. — Ради тебя я вытерплю Минхо. — Эй, он не настолько противный! — звонко смеётся Минджи, наклоняясь ближе. Шиён в шутку кривится, смеясь следом. Минхо действительно хороший, пусть и совсем не нравится. — С тобой гораздо приятнее, — звучит тихим признанием, за которым следуют объятия. Это Минджи бросается вперёд, заваливая на кровать и смеясь жаром в шею. Шиён тонет в уюте и признаниях: — На тебе я бы точно женилась. — Глупая, — сразу же хихикает Минджи, прижимаясь крепче. Она точно не считает эти слова глупыми, потому что: — Я тоже. // От количества откровений кружит голову. Эта поездка запоминается не океаном и новыми видами, а новой стороной той, с кем всю жизнь. Минджи с каждым днём всё ближе и понятнее, хотя больше уже некуда. А Шиён хочет больше, крепко сжимая её ладонь и едва двигаясь, наслаждаясь тем, как Минджи полулежит на ней в самолёте на пути домой. Такое чувствуется правильным. Дома усталость накрывает с головой. Слишком много активности было последние две недели, особенно знакомств и впечатлений. Шиён говорила на английском больше, чем за все прошедшие занятия с учителем, а плавала так, словно всегда умела. И загар остался темнее привычного — Минджи и Шиён никогда не были бледными, но это лето сделало невозможное. Первый сон в Корее затянулся на четырнадцать часов. Едва получилось открыть глаза к часу дня, когда до комнаты дошёл запах обеда, а мама поднялась, чтобы разбудить. Всё тело тянуло болью, вызывая приятные воспоминания. Шиён сложно даже потянуться, о ходьбе и речи нет. Но время на часах близится к трём, возвращая в реальность. За полтора часа удаётся сходить в душ, поесть и собраться. На улице приятная прохладная погода, в которую ехать на велосипеде одно удовольствие. Шиён щурится ярким лучам и свежему ветру, держа руками руль и бегонию. Она прошла весь путь от Австралии до Кореи, предназначаясь Боре. Шиён наизусть помнит значения подобных, даже не пришлось подглядывать в гербарий. Бора пришла ровно по времени, встретив яркой улыбкой и объятиями, в которых едва не помялся цветок. За улыбкой шли смех и дразнилки, потому что Шиён, опухшая и уставшая, совсем как милая панда, а не привычный волчонок. Хотя морская вода сделала волосы жёстче и вернула им пушистость и небольшие волны, из-за чего на голове снова бардак. Бора, у которой чёрные и прямые волосы, влюблена в Шиёновы каштановые пряди, что не умеют ровно лежать. За время разлуки Бора ничуть не загорела, но получила новую родинку. Если присмотреться, то Шиён находит пару веснушек. Но Бора, как бы её не любило солнце, сильно уступает Юхён. Шиён встречает её ещё через неделю, не способная скрыть улыбку от карих точек на щеках и под глазами, словно звёзды на чистом небе. Даже кожа перестала быть серой, насытившись солнцем. Будто всё вокруг напиталось жизнью. Это Шиён думает, когда играет в догонялки, топчет заросший газон, срывает с веток плоды разных фруктов и видит улыбки других. Бегать в такую жару утомительно, но оно точно стоит звонкого смеха Юхён и ласковой улыбки Боры. Даже забывается, что они вновь, уже в пятый раз, нарушают все правила. Из-за того, что Шиён запрещено ходить в старые районы, она видит Юхён раз в две недели, а то и реже. С Борой удаётся встречаться раза два в неделю, когда у обеих не забит график разными занятиями. У Шиён летом нагрузка только увеличилась — школьные уроки сменились двойным английским, сверху остальных кружков добавился вокал. Бора же невероятно послушно ходит на танцы, не прогуливая уже несколько месяцев. Очень хочется увидеть то, как она танцует. Юхён как-то упоминает, что нет никого лучше Боры, а девочка из школы, что ходит в ту же школу танцев, рассказывает о том, как Бора победила всех в конкурсе. Из-за такого неожиданного совпадения Шиён начинает думать, что Бора действительно популярна, пока та едва рассказывает про танцы. С рисованием иначе, потому что его можно увидеть везде. Альбом, что Шиён принесла весной, к середине лета закончился. Бора вновь рисовала на асфальте, а иногда брала ненужные тетради со школы. И каждый следующий рисунок лучше предыдущего, особенно если это что-то из природы. Шиён продолжает собирать цветы, изредка находя новые, а Бора их рисует. Бора, что кривится от «мёртвых» цветов и каждый букет принимает скептически, вырисовывает лепестки и стебли, отдавая после Шиён. Даже запоминает значение всего одного цветка — незабудок. Большего ей не надо, а Шиён тактично молчит про значения всех, что приносила до. Но это лето особенное по другой причине — ужасная жара. Погода не щадит, оставляет яркие ожоги на бледной коже Боры и делает светлее волосы Шиён. Их она отрезает в конце июля, уставшая терпеть жару и дискомфорт. Видеть себя в зеркало кажется странным — каре не ниже плеч, с локонами во все стороны, потому что теперь им ещё легче завиваться. Минджи встречает новую причёску с восторгом, перебирая пряди сквозь пальцы, а Бора почти кричит от удивления, ругаясь на Шиён. Одна Юхён не говорит ничего, задержав взгляд на волосах дольше, чем стоило бы, и после краснея от чего-то непонятного. Шиён смеётся, весело обнимая — с Юхён обниматься легче, чем с Борой, — и выпытывая комплименты. Юхён, как оказывается, способна сказать их десятки. Шиён узнает всё больше и больше о новых друзьях, с каждым днём удивляясь всё больше. Юхён постоянно отказывается от сладкого, не переносит холод и смущается от всего. Бора на самом деле любит Пай — только это секрет от Юхён, — готовит вкуснее родителей — по словам той же Юхён — и не умеет плавать. Последнее Шиён узнает сама, когда они вновь приходят к реке. Может, виновата погода, но всё равно было много других способов. Бора сама виновата, что потащила в воду, умоляя освежиться. Шиён не стала сопротивляться даже тому, что это точно незаконно и опасно, но с удовольствием сняла кроссовки и зашла в воду по колени, чуть ниже уровня шорт. Бора же решила раздеться до нижнего белья, чтобы искупаться полностью. — Разве тебя не поругают? — Шиён хочет сказать что-нибудь про то, что так нельзя, что они никогда не высушат одежду и волосы. — Если не мочить голову, то бабушка не узнает. Спорить бесполезно. Шиён смотрит за тем, как Бора шаг за шагом заходит в воду. Она ежится и возмущается перепаду температур, покрываясь мурашками. Но взгляд Шиён замечает много нового и разного. Например, что у Боры огромное количество родинок по телу, которые гораздо привлекательнее веснушек. И в целом её тело кажется удивительно взрослым, не таким, как у девочек из класса или даже у Минджи. Бора маленькая и хрупкая с виду, но Шиён видит рельеф мышц, грудь и широкие бедра. От этого нового вида в голове что-то меняется. Как можно теперь считать Бору малявкой, если среди них именно Шиён ещё ребёнок? Но надолго эти мысли не задерживаются, потому что внезапно становится неловко так долго смотреть. Чем больше Шиён замечает, тем больше думает, что видит что-то запретное. — Ты что, не пойдёшь дальше? — дразнится Бора, стоя уже по пояс в воде. — Не хочу мочить одежду, — отмахивается Шиён. Ей хорошо и на своём месте, пусть вода у ног не очень спасает от жары. — Скучно! Да, Шиён скучная. Это ясно по тому, как Бора весело заходит в воду дальше и брызгается водой. Совсем как на море, только вода пресная и человек другой. Минджи, если бы такое услышала, точно бы возмущалась. Шиён думает о том, что стоит подружить её с Борой или Юхён, потому что они все такие замечательные, что им точно нельзя ссориться. Ну и чужая ревность немного выводит из себя и сбивает, поэтому хочется от неё поскорее избавиться. Только мысли о друзьях плохо отвлекают от Боры напротив. На её лице такая искренняя радость, что греет сердце. Шиён в шаге от того, чтобы плюнуть на одежду и запреты родителей, и пойти к Боре. Плескаться водой и слышать глупый смех гораздо веселее, чем стоять у берега и не двигаться. И Бора решает это исправить самым странным образом. Она заходит чуть дальше спиной, с улыбкой смотря на Шиён. Улыбка пропадает в тот момент, когда она резко уходит под воду с большим всплеском. Шиён не сразу понимает что именно произошло, думает на ребячество и не спешит вперёд. Бора появляется из воды практически сразу, взмахивая руками совсем не со смехом, а в панике. От неё не слышно криков о помощи, только слабое «Шиён» вперемешку с водой. И Шиён требуется ещё несколько секунд, чтобы понять, что Бора тонет. В момент осознания немеют руки и темнеет в глазах. То, что одежду совсем нельзя мочить, сразу же забывается. Шиён бросается вперёд вплавь, потому что глина под ногами совсем мешает идти. И там, где Бора, глубина должна быть как раз для Шиён, но ноги не находят никакой опоры. От пустоты под собой паника накрывает сильнее. В голове разом все уроки плавания от мамы Минджи. Шиён со всех сил пытается удержаться на воде, но никак не может взять Бору в руки, потому что тогда не выйдет сохранять баланс. Бора же разбрызгивает воду в стороны и не дышит, бледнеет от страха. Может случайно, может осознанно, но она резко хватается за плечи Шиён, прижимаясь близко-близко. Её ноги хаотично двигаются под водой наверняка из-за паники, что мешает держать равновесие. От резких движений они вместе уходят под воду, начиная паниковать ещё сильнее. Бора точно не соображает сейчас, а паника в голове Шиён сильнее разума. Она едва соображает что делать и как всплыть наверх. Под водой её руки находят ноги Боры, скрепляя их вокруг своей талии. Собственные ступни иногда касаются глины, что слишком глубоко. Сохранять спокойствие никогда не было сильной стороной Шиён. Но сейчас, когда они обе могут утонуть из-за глупости, будто все чувства замирают. Паника сменяется пустотой в голове, тело становится расслабленным и спокойным. Это точно не здравый покой, а самый худший вариант, которого нет в «бей или беги» — замри. И в этой пустоте действий Шиён едва слышит Бору и совсем не чувствует воду. Путанные слова выходят смесью японского и корейского, напоминая кривое «спокойно». Может, Бора услышала слова Шиён; может, её покинули силы или надежды. Но так у Шиён выходит остаться над водой и грести в сторону берега. Руки Боры, как и ноги, мёртвой хваткой цепляются за Шиёново тело, что едва заметно. Даже то, что глина вновь под ногами, проходит мимо. Чувства комком нервов возвращаются там, где вес Боры сильнее, а ветер пускает мурашки. Они на суше, нелепо падают на землю так и не расцепившись. В глаза бьёт летнее солнце, от которого они пытались спрятаться в воде. Жар и свет приводят в чувства, чего сейчас совсем не хочется. Шиён тошнит от переизбытка произошедшего и смутного осознания ситуации. Бора в её руках, дышит и цепляется сильнее за кожу. Бора жива, а не осталась на дне места, где никак нельзя быть людям. И если бы не уроки Минджи и её семьи, сейчас не было бы надоедливого солнца. Впервые Шиён благодарна теплу. Хочется что-то спросить, как-нибудь поддержать, но Шиён самой ужасно плохо и страшно. Забылось то, зачем они пришли на берег и когда пора уходить. В памяти нет даже сегодняшнего дня недели. Мысли словно выбило из головы, оставив вместо кома пустоту. В этой пустоте Шиён ищет призрачные остатки вопросов. Попытка завести разговор оказывается слабой: — Ты не умеешь плавать? — голос почему-то хриплый, больше походит на шёпот. Бора только кивает. Она такая глупая, полезла глубоко в воду без ничего, не умея плавать. Тем более в реку, с которой мало знакома. Шиён хочет поругать, упрекнуть и завести серьёзный разговор, только чувствует в горле ком. Слезы сами наворачиваются на глаза, моментально стекая по щекам. Так страшно было только тогда, в 1980, когда о жизни Минджи приходилось узнавать из новостей, а не личных разговоров. Но сейчас Шиён была способна помочь. У неё в руках жизнь маленькой хулиганки, которая оказалась на деле хрупкой и лёгкой, способной разлететься от сильного ветра. Возможно, что это осознание приходит и к Боре, потому что она начинает рыдать, дёргаясь от громких всхлипов. Шиён держит её ближе, не борется со слезами и позволяет себе тоже быть слабой. Они плачут вместе, цепляясь друг за друга и пытаясь говорить слова поддержки. Тогда Шиён понимает, что уже не сможет пережить уход Боры из своей жизни.