amitié amoureuse

Больше Бора не подходит к воде. Они по-прежнему сидят на том бордюре, но больше не думают о том, чтобы спастись от жары в реке. Иногда кажется, что Бору дёргает от вида сильных волн или вязкой почвы под ногами. Шиён дёргает от любого признака того, что что-то идёт не так. Даже когда Бора просто пищит от кривой линии в альбоме. В тот день одежда Шиён так и не высохла до заката. Бора пошла домой без признаков того, что купалась, если не считать бледный вид. Бабушка не заподозрила ничего, чудом упустив влажный топ и спутанные жёсткие волосы, местами мокрые у шеи. Мама Шиён встретила с беспокойством и расспросами. Врать толком не вышло, да и смысла не было. Отцу никто ничего не сказал, но было запрещено выходить из дома куда-либо, кроме кружков. Спасал только браслет на запястье, который чудом остался в порядке. Шиён вспомнила про их кулоны только на следующий день, после четырнадцати часов кошмаров. Больше всего волновало то, чтобы у Боры осталась маленькая картинка и не вымокла до исчезновения краски. Символ их дружбы стал настолько родным и привычным, что забывается на недели, но его потеря будет словно дыра глубоко внутри, неподалёку от сердца. Увидеться с Борой вышло только в конце июля. Шиён повременила с подарком на день рождения, надеясь встретиться ближе к десятому августа. Бора же никак не касалась этой темы, как и темы запретов. Они не спускались к реке, но и не могли оставить Юхён одну там, где у неё никого нет. Если, конечно, не считать ту странную соседку. Бабушка Боры всё ещё не узнала про побеги в старый район. Либо соседи не увидели, либо решили не сообщать. Родители Шиён никак не могли знать о нарушении, если не стали бы подробно расспрашивать и давить на совесть. Но поводов нет, потому доверие, пусть хрупкое, всё ещё осталось. Шиён бережёт его всеми силами. Она ходит на английский без возмущений, а гитару начала относительно любить. За время наказания старые кассеты игрались по кругу с десяток раз. Мама как-то заметила, что подобную музыку слушают отбросы и хулиганы, но настаивать на запрете кассет не стала, потому что они помогают учёбе. Всё ещё непонятно — зачем вообще эти уроки гитары? Минджи предположила, что просто для занятия времени. Если Шиён успевает гулять с неприятными детьми, то надо сделать так, чтобы не успевала. Мама вряд ли пойдёт на такое, но отец мог. Шиён уже смирилась, но всё равно попросила сменить гитару на фортепиано. Никто не согласился, что сбивает с толку — родители редко делают что-то против её воли, но сейчас все занятия расписаны по велению отца, а не по собственным желаниям. Если не выходит побороть систему, ты под неё подстраиваешься и выжимаешь всё самое лучшее. Шиён упрашивает учителя преподавать так, будто она будет играть рок, а дома всё ещё играет лишь на фортепиано. Оказывается, что дерзкая игра и странные переборы струн могут быть столь же интересными, как сложные произведения на клавишах. И петь под них тоже весело. Учительница вокала замечает в Шиён интерес к ритмичной музыке и предлагает изучать не академические основы, а совсем другие, даже не эстрадные. Классические техники были всё детство, когда изучалось фортепиано. Шиён ненадолго задержалась в классической музыке из-за различных обстоятельств, но вернулась вновь, чтобы теперь играть и петь не ради статуса, а ради желаний отца и остатка своего рвения. Родители не знают, но в итоге учительница предложила попробовать техники рока или японской попсы, где экспериментируют уже не первый год. Шиён дважды повезло с учителями, но только из-за возможности родителей нанять опытных специалистов с опытом работы за границей. Консервативные музыканты Кореи вряд ли способны на что-то, кроме примитивной академической музыки. В какой-то момент Шиён посещает мысль, что это может быть плохо. В новостях рок не любят, не дают ему развития и порицают. Вокруг порицается многое из того, что нравилось: музыка, комиксы, симпатии… Ведь мысли о Чеён не покидают голову, мешаясь с мыслями о подругах. Бора как-то говорила, что симпатию можно выявить тем, что к симпатичному мальчику отношение совсем другое, чем к друзьям. Но у Шиён отношение к каждой подруге отлично от предыдущего. Непонятно, как это объяснить. Просто время с Минджи, Борой и Юхён совсем отличается. Но после возвращения с моря, после того события на реке, мысли о Боре посещают чаще всего. Это что-то значит, осталось разобраться что именно. Шиён перебирает в памяти все слова мамы, ведь разговаривать сейчас на эту тему страшно и бессмысленно. Её советы всегда были самыми ласковыми и полезными, играя контрастом на фоне отца. Шиён долго росла без него, потом изредка видела из-за работы, а теперь замечает совсем не то, что хотела. Мама просит любить и не скрывать эмоции — отец скупо благодарит за ужин и на успехи в учёбе отвечает «как и ожидалось»; мама целует перед сном — отец молча кивает; мама обнимает при неудачах — отец приказывает стараться лучше. И Шиён совсем не знает кого слушать, потому что мама была рядом всю жизнь, но именно отца называют главой семьи. Старшая сестра вовсе не слушает отца, потому что подростком росла без него, а после совершеннолетия сразу улетела в Японию. В её речи нет следов холодности, какие невольно проскальзывают у Шиён, а брак, в отличие от родительского, действительно счастливый. И Шиён невероятно любит сестру, только иногда спрашивает у судьбы: почему брак по расчёту достался именно ей, когда сестра старше и законная наследница бизнеса. Так проходили годы. И вот Шиён тут, где не может отличить дружбу от симпатии, а симпатию от восхищения. Наверное главное, что есть тепло от близких людей, думает она, когда смотрит на подруг. Бора, как и обычно, надоедает Юхён, пока та рассматривает раскраску, что подарила Шиён. Вместе с ней в подарочном пакете любимый мармелад и карандаши получше, которыми приятнее красить листы. Даже Юхён подарила подарок - кривая самодельная фигурка, письмо и цветочки. Перевязанные цинии, цветки яблони и анютины глазки от Шиён аккуратно лежат рядом с ними, ярким тёплым цветом напоминая о самом лучшем. Они сидят не в старом дворе, а ближе к городу, разложив на столе сладости и воду. Сегодня девятое августа, что немного раньше дня рождения, но бабушка пообещала отпраздновать его вместе. Праздновать с Шиён и Юхён Боре нравилось больше, особенно с надоедливой Пай под ногами, что задорно скачет по траве, гавкая от каждого радостного крика и громкого смеха. Когда они вместе, вдали от забот, происходящее кажется настоящей жизнью. В памяти то, что скоро обратно в школу. Для Юхён и Шиён это многое значит, потому что им нужны только лучшие результаты. Для Боры это значит то, что будет гораздо меньше времени и больше забот. Бабушка не даст спокойно выходить из дома, будет наседать с уроками, а лица одноклассников придётся видеть каждый день. Они не все плохие, но большая часть вызывает только отвращение и желание сбежать. Сложно понять, почему Шиён не жалуется на девочек из класса, а Юхён даже хорошо отзывается о ребятах из школы. Ей, кажется, повезло с ними больше всего, только это не отменяет того, что она едва появляется на уроках. Здоровье не позволяет уходить далеко от дома, да и нагрузки иногда слишком велики, не говоря о постоянных расспросах учителей. Благодаря этому разговору Шиён понимает, что Юхён не находится на улице целыми днями. У неё есть друзья, взрослые и занятые, но способные защитить, школа иногда может быть хорошим убежищем, а на улице приходится оставаться только когда один из родителей дома или если позволяет погода. Врач говорил, что полезно дышать свежим воздухом. Юхён не была у него больше пяти лет, но почему-то слишком хорошо запомнила этот совет. Почему у одинокой и болеющей Юхён есть собака, причём такая чудная, ещё предстоит узнать. Бора слишком злится из-за разговоров о личном, а спрашивать напрямую — страшно. Остаётся только быть рядом в веселье и радости, наблюдая за такими редкими моментами счастья. Шиён точно знает, что это счастье, когда улыбается от лая Пай на то, что Бора кричит на Юхён. Эти трое не могут быть ещё больше похожими на семью. // Юхён кажется такой умной, что пропадает дыхание от восторга. Тот учебник по английскому не ушёл в пустоту, а остался знаниями в голове, причём такими, что позавидуют любые ученики. Шиён знает часть английского с детства и уже долго ходит к репетитору, но Юхён не сильно отстаёт от неё в успехах, разве что произношение хромает из-за отсутствия примеров в жизни, но с этим легко можно справиться. Пока Бора продолжает сближаться с мальчиками со двора, но уже в другом ключе, Шиён тайком заезжает к Юхён и учит её тому, что знает. Посреди учёбы закрадываются и обычные разговоры, от которых на душе удивительно легко. Если Минджи всегда поддержит, а Бора всегда поднимет настроение, то Юхён словно как копия себя, только лучше. Шиён не нужно искать правильные слова и разжевывать — Юхён всё поймёт так, словно это происходит с ней самой. В голову невольно закрадываются мысли, что они как сестры. Но что-то в слове «сестры» смущает, умоляя заменить на другое. На что? Если бы Шиён знала, то этот промежуток жизни оказался бы гораздо легче. Но, как часто это случалось, мысли вытеснила учёба. За три дня до начала семестра Шиён встретилась с Минджи. Кажется, что со временем та стала лучше относиться Боре и Юхён. Или хотя бы к Юхён, что в их выглаженном мире выглядит естественно, а не как хулиганистая Бора. Минджи с пониманием слушает истории про то, как Шиён учит английскому и как смешно ведёт себя Пай, восторгаясь от умственных способностей Юхён. Эта маленькая деталь словно ставит всё на свои места. В школу Шиён идёт с ощущением, что всё хорошо или хотя бы будет хорошо. Расстраивает только расписание, из-за которого едва получится гулять и с Борой, и с Юхён, особенно если учесть то, что остаток августа едва были встречи отдельно с Борой. Словно Юхён отняла у них и без того малую возможность быть наедине, но Шиён не сильно расстроилась от такого. Чего не сказать о Боре, что упрашивала на встречу посреди учёбы. Голос в телефоне был раздражительный или нервный, разговор длился не дольше минуты, а мысли после него клубились весь вечер. Тогда Шиён поняла, что не общалась с Борой так, как они привыкли, почти месяц. Странно, что одно маленькое знакомство способно изменить ту часть жизни, которая стала привычной за полгода, если не целый год. В среду, когда они договорились встретиться, уроки заканчиваются раньше. Шиён успевает заехать домой, чтобы сменить одежду и оставить вещи. Своё отражение в зеркале выглядит по-странному непривычным — волосы отрасли ниже плеч и выгорели до орехового цвета, в гардеробе всё меньше камуфляжной одежды, что отдавала сестра, а рост явно выше. Все переходы кажутся резкими, словно в последний раз Шиён видела себя больше года назад. И это звучит как правда. Погода удивительно хороша. Ветер раздувает наспех заплетенные косички и забирается под футболку, но не оставляет за собой холода. Солнце ещё не садится в такое время, но греет не так сильно, как летом. О начале осени говорят быстро летящие облака и конец цветения яблонь. В памяти хорошо отложились ровные строчки дедушки в гербарии о том, что с последним яблоком наступает зима. В ноябре на столе всегда пирог из тыквы и самых поздних рыхлых яблок. Шиён гадает о том, что может заканчиваться с летом. Весна приходит с фиалками, лето начинается после сдутых ветром одуванчиков, зима наступает с концом яблок и туманом. А осень, отчего-то родная и приятная, приходит незаметно. Как пролетел мимо последний год, за который произошло слишком многое, так и сентябрь начался внезапно, но остался незамеченным. На Шиён всё ещё одна только футболка, а Бора наверняка до сих пор не открывала учебников. Она встречает с серьёзным видом на привычном перекрёстке, даже не улыбнувшись. Внутри закрадывается непонятное беспокойство, потому что что-то меняется. Медленно, едва заметно, но ощутимо сегодня, когда день слишком яркий и тёплый для грусти. Шиён стесняется обнять при встрече, почему-то осев от такого приёма. Один только кулон на шее отражает солнце, возвращая в тепло. — Привет? — удаётся спросить, а не сказать. — Пойдём. Бора разворачивается в сторону каких-то переулков, даже не протянув руку. Тут Шиён окончательно теряется, просто идя следом. Ей сложно понять перемены и объяснить их хоть чем-то, оттого страшнее. Сама она не рискнет обнять или взять за руку, оставит всё как есть. Разве что вопросы не могут спокойно оставаться на языке и практически слетают в тяжёлый воздух между ними. Переулок, куда они пришли, отличается мрачной атмосферой. Непонятно, зачем им в такое ужасное место, где пахнет сыростью и чем-то гораздо хуже, а солнечный свет уже не попадёт до следующего дня. Шиён не успевает открыть рот, как Бора достаёт непонятный свёрток и спички. В голове проносится несколько мольб, которые обрываются ответом — да, в руках у Боры несколько сигарет. Настоящих, не скрученных самостоятельно. Марку Шиён узнает из-за отца, который мерзко курит каждый вечер. — Ты же не?.. — Что? — Бора впервые за время поднимает взгляд, что полон холода. Шиён совершенно не понимает происходящее, а от горькой ухмылки становится только хуже. — Неужели тебе не нравится такое? — Бора, слишком рано, чтобы курить… — Возражает Шиён, останавливаясь от резких слов в ответ: — Что, такие принцессы, как ты не понимают наш мир, да? Может, ты и алкоголь никогда в жизни не видела? Шиён, я не ребёнок, в отличие от тебя. Слова Боры бьют в район солнечного сплетения. Первым делом Шиён хочет заплакать от грубости. Потом — напасть в ответ. Но мама учила решать всё словами и не идти на конфликт — в ссорах нет смысла, когда можно решить всё спокойно. Отец же решает всё силой, сразу беря то, что ему нужно. К тринадцатому году жизни в Шиён смешались отпечатки своей семьи, образуя ту смесь, к которой нет иммунитета даже у Минджи. Сначала Бора уверена в своих словах. Она стоит в метре от Шиён, закуривает сигарету и почти не жмурится от горького дыма. От этого дыма горько в горле у Шиён, стоит ей посмотреть вперёд. Слёзы вот-вот появятся на глазах, только собственная гордость не даёт. С последними остатками злости Шиён идёт вперёд, совсем впритык к Боре, и хватает её за руку с сигаретой. Не сильно, но так, что на лице напротив появляется удивление и едва заметные искорки страха среди узоров радужки. — Если что-то не так, то так и скажи, — приказывает Шиён. — Я даже не знаю в чём именно виновата. — Отпусти, — шипит в ответ Бора. — Нет, пока ты не ответишь. — Шиён, отпусти! Бора дёргает рукой, но хватка Шиён крепче. Сигарета падает на асфальт, а взгляд Боры меняется — теперь в нём хорошо заметен страх. Больше не видно злости или наглой ухмылки, осталась только маленькая девочка, что уступает в силах и росте. Шиён рядом с Борой всё чаще чувствует себя так, словно должна её защищать. Даже сейчас, когда они по разные стороны. Всегда. — Шиён… — в голосе слышно слёзы. — Бора, пожалуйста, — тихо просит Шиён, вдыхая глубже. — Я не собираюсь тебя обижать. В таком положении сложно поверить словам. У Боры в памяти столько раз, когда её обманывали, и ни об одном она не говорила Шиён. С Шиён всё другое и новое, будто заново учишься плавать; только вот плавать Бора не умела, как и не бояться людей выше, что загоняют в угол. Разве что на секундочку, только когда этот человек — Шиён. Она слишком нежная, чтобы действительно обидеть, правда? — Ладно, — выдыхает Бора, закрывая глаза. — А теперь скажи, что не так, — Шиён теперь не приказывает, но её тон не терпит возражений. Объяснение звучит не сразу. Бора жмурит глаза, оставаясь тихой. Ей, возможно, страшно, но Шиён больно. Глупые ссоры — если это таковая — всегда кажутся бессмысленными, ведь все вокруг, даже Минджи, привыкли говорить всё в лицо и не держать в себе. Бора, кажется, росла совсем не так и не понимает того, что Шиён нападает на неё. Потом подобное будет казаться не только глупым, но и крошечным. — Ты… — начинает Бора, открывая глаза. Её взгляд остановился на обуви — старые кеды и новые кроссовки. — Я… не знаю. Шиён молчит, боясь перебивать. Ей страшно пугать Бору, но это уже произошло. Остаётся только слабо держать за руку и смотреть с непониманием, скрывая раздражение. Сигарета между ними давно потухла и отсырела, теперь годится только в костёр. Это следующая тема для разговора, который точно будет ещё тяжелее. — Ты будто забыла про меня, — Боре даются слова тяжелее, чем скурить сигарету за раз. — Постоянно с Юхён и этой… Минджи. И на уроках. Мы теперь всегда гуляем с Юхён, говорим про тупые уроки. Я скучаю по тому, как мы сидели у… кхм, сидели. Вместе. Бора точно нашла слабое место у Шиён, иначе не объяснить то, как больно её слова бьют одно за другим в грудную клетку. Хочется скорее извиниться и объяснить, что всё не так. Минджи как сестра, Юхён совсем одна, а Бора близкая-близкая, ни за что не забытая. Даже если мешают уроки или… другие люди. — Ты чего? — со словами ладонь отпускает руку, на которой успел остаться красный след. Его хочется в эту же секунду убрать касаниями или поцелуями, как это делает мама. — Ты всё ещё моя подруга. Я тебя ни за что не кину и не променяю. Ни на Юхён, ни на Минджи. Бора, — Шиён поддевает пальцами подбородок Боры, нежно поднимая её лицо выше и ловя взгляд. Глаза блестят от слез, тёмные в тени, но всё ещё светлее Шиёновых. Действительно карие, почти медовые. Шиён улыбается от их вида, продолжая тихо и с нежностью: — я всегда на твоей стороне. И буду на твоей стороне. Только не молчи, пожалуйста. И от этого у Боры текут слезы. Слабо и тихо, но Шиён сразу их замечает и принимается вытирать. Бора вся хрупкая и нежная, с бархатной, почти прозрачной кожей, к которой всегда страшно прикасаться. С такого расстояния видно бледные венки у глаз и щек, несколько родинок тут и там — по каждой Шиён проводит пальцами, запоминая на ощупь. Бора, не будь такая чувствительная к солнцу, точно была бы вся в веснушках. Шиён улыбается от её вида, чувствуя внезапное желание поцеловать. Сестра и мама всегда закрепляли своё «люблю» поцелуем в лоб. Бора заслуживает такие признания по всему лицу, по каждой родинке и венке. Шиён борется с желанием всего с несколько секунд, после резко целуя в родинку на скуле. Ей сложно сказать ещё «люблю», сложно признаться в том, что она правда будет рядом, но удивительно легко держать в своих руках и прижимать как можно ближе. Бора в этот же миг дёргается назад и краснеет. Она удивлена, но не зла. Может, только сбита с толку до такой степени, что недовольна. Шиён не рискует идти на поводу у своих желаний целовать дальше, потому что совсем немного боится того, что её прогонят. Быть рядом с Борой — настоящее испытание, которое иногда не под силу пройти даже самым близким, не говоря о недавней подруге, что борется с желанием быть действительно ближе. Это то, о чём стоит хорошо задуматься после и попытаться понять. — Ты чего? — бурчит Бора, недовольно вытирая скулу. В её поведении точно нет и капли недовольства, Шиён чувствует. — Просто так. Пойдём? Они сами не знают, куда идут. Переулок удивительно быстро забывается, как и окурок на асфальте, но свёрток сигарет всё ещё в маленькой ладошке и остаётся на виду, словно ждёт своей минуты. Так они оказываются на одной из площадок, куда ещё можно обеим, но где уже чувствуется дух самых пропащих мест города. Тут Бора, не стесняясь, берёт сигарету в зубы, собираясь закурить. — Почему? — спрашивает Шиён, хмуря брови. Только сейчас она понимает, что многое между ними оставалось в тишине. — Просто так, — Бора пожимает плечами, всё-таки зажигая спичку. Молчание слишком громкое, а взгляд Шиён невыносимо тяжёлый. В такой атмосфере сложно не говорить правду или шутить. Первая затяжка выходит слишком тяжёлой из-за вздоха, отзываясь кашлем. — Ладно. Что ты хочешь? — Хочу узнать, зачем ты куришь эту гадость. Их тон далёк от ссоры. Шиён не зла, но расстроена и недовольна, а Бора не выражает недовольство, даже если чувствует его. Нет ничего странного в сигаретах — мальчишки со двора курят с малого, родители не выпускали из рук сигареты. Даже знаменитости не скрывают того, что курят хотя бы раз в день. Бора ничем не хуже. Она достаточно взрослая, теперь-то уж точно. Может, Шиён не понимает из-за несчастного года разницы между ними? — Мальчишки давно курят. Недавно дали попробовать и я втянулась. Это не так плохо, как ты думаешь. — Но зачем? — Да что ты заладила? — грубо хмурится Бора. — Хочу и курю. — Мне не нравятся сигареты, — бурчит Шиён, краснея от громкого тона Боры. Ей всё больше кажется, что она видит сейчас своего отца, а никак не маленькую заводную девочку. — Я не заставляю сидеть со мной, — теперь это враждебный тон. — Я думала, что это ты боялась остаться без меня. Шиён бросает фразу без раздумий, отвечая грубостью на грубость. Она не успевает понять всё значение, что вложила в набор случайных букв, как видит перемену в настроении Боры. Её лицо сменилось с самоуверенной ухмылки на боль. Солнце некстати падает на карие глаза, делая их янтарными, но внимание цепляет совсем другое — стекло поверх цвета, словно за секунду до слез. Бора выглядит раненной и разбитой, будто слова Шиён попали в цель — сердце — и разбили всё, что так старательно защищалось. — Хорошо. — Тихо и с сарказмом, после чего Бора встаёт и быстро уходит. Пять. Четыре. Три… Шиён подскакивает с места, побежав за Борой. Она явно переборщила и теперь должна ответить за свои слова. Бора тоже делает больно и выбивает воздух из лёгких, но Шиён сильная, справится с любой несправедливостью. Да и как можно злиться, если Бора такая? Хватка широких ладоней — Шиён будто растёт в разы быстрее Боры — не оказывается на руках — Шиён обхватывает Бору полностью, словно обнимая, прижимая к себе максимально близко. Держать так гораздо легче, даже когда Бора пытается вырваться и говорит что-то очень грубое, умоляя отпустить. Это ужасный способ их помирить, только другой не приходит в голову. Шиён пользуется своими силой и голосом, словно убаюкивая. Спустя год от их знакомства её тембр явно стал ниже. Взросление настигло Шиён внезапно, за одно только лето добавляя несколько сантиметров к росту и меняя всё. Её губы стали чуть пухлее, глаза ещё ленивее, пальцы длиннее, а в голосе появился оттенок, который делает его чарующим. Бора гораздо медленнее догоняет подростковые годы, но всё можно спихнуть на разницу в обстановке. Шиён получает все витамины и живёт по условиям здорового взросления, пока Бора лишена некоторой еды и избегает солнце и отдых. И сознание развивается у них совершенно по-разному. Шиён своими объятиями пытается принести комфорт и извинения, надеясь залечить раны. Бора в её хватке видит попытку насильно оставить с собой и заставить идти против себя. Их миры никогда ещё не сталкивались настолько сильно. — Я не откажусь от тебя, даже если ты будешь курить, — в который раз шепчет Шиён, повторяя признания по кругу. От вывернутой наизнанку души кружится голова. — Почему тебя это так волнует? — Бора не может отпустить то, насколько с неприязнью встречена её новая привычка. Даже не привычка. Просто глупая попытка. Шиён вопрос доводит до трещин в каркасе. Ей на самом деле гораздо сложнее открыть личное, чем Боре. — Отец курит по вечерам. Это мерзко. Бора усмехается и расслабляет стойку. Ей обидно, но обида не стоит конца встречи. В конце концов, это у Боры в руках полная власть над каждой встречей и временем между ними, ведь Шиён зависит от неё полностью добровольно и с желанием. Если бы эта власть была понятна уже сейчас, а не годы позже… — Отпусти, — тихая просьба без капли враждебности. — Нам лучше пойти в место получше. Этого достаточно. Сигареты всё-таки остаются в кармане, забытые до конца вечера. Шиён ведёт Бору ближе к центру их района, но подальше от реки, пытаясь вернуться в привычное русло. Сентябрь чересчур тёплый для ссор, а последствия молчания ещё не приходят в голову. Бора говорит лишь пару раз о том, что это всё мальчишки. Заметно то, насколько часто она стала с ними видеться в последнее время. — Вы друзья? — выдаёт почему-то Шиён, сама не понимая свой вопрос. — Смотря, что для тебя дружба, — в который раз усмехается Бора. — Мы не говорим о семье или уроках, но они всегда рядом. Что-то вновь задевает важное внутри Шиён. Рядом, конечно. Она никогда не оказывается рядом, никогда не помогает здесь и сейчас. У Боры есть те самые друзья, что спасут в беде, пока Шиён просто приёмник событий прошлого и способ познать тот мир, что вдали от бедности. — И они нравятся тебе? — Не знаю, о чем ты. Но Чан, например, действительно милый. Его не противно обнимать. Шиён давится воздухом. Она подразумевала совсем другое, но получила ту информацию, о потребности в которой даже не подозревала. Боре нравится какой-то мальчик. Бора обнимает его. Неужели они дошли до этой точки? А Шиён… Шиён моментально думает про Чеён, ругая себя за это. Не Минхо, не его друг Сонхва, а чертова Чеён, отличница и любимица всех. Девочка, черт возьми. Эти глупости пройдут. И неважно, что именно Шиён принимает за глупость — невыносимую растерянность от сравнения Чана и Чеён или симпатию к Чеён. Она подумает позже, а сейчас есть дела важнее, ведь каждая деталька жизни Боры кажется невероятно важной. Бора вся важна. — Хочешь… ну… Быть с ним? — в таких вопросах у Шиён десять с минусом. — Ты смешная, — ответ с ухмылкой. —Он просто нравится мне, а об остальном подумаю позже. На губах у Боры честная улыбка, за которую в груди растёт благодарность. Шиён незаметно для себя берет её за руку, улыбаясь следом. Рассказы Боры о глупостях мальчишек и дурацких играх в мяч успокаивают. Как может быть иначе, если каждое слово отражается яркой интонацией и живыми эмоциями, в которых то живое, чего не хватало последние недели. Бора, бледная и временами слабая эмоционально и физически, в жизни Шиён кажется живее всех, принося с собой самые яркие воспоминания. Даже если это ссора из-за сигарет или сбивчивое признание в чувствах к глупому парню из плохой компании. // Ссоры забываются через дни. Шиён, скрипя сердцем, отдаёт Боре свой единственный выходной, как и обычно, в обмен получая обещание не курить при ней. Попадать к Юхён выходит с трудом и не каждую неделю. Это почему-то вызывает много грусти, особенно когда Пай такая смешная, а Юхён такая солнечная. Шиён смотрит на неё в пасмурный день, забывая о том, что небо в грозовых тучах. На столе не лежат учебники или тетради, потому что встреча о другом. В конце сентября Шиён пришла только для того, чтобы поговорить о жизни и подарить сладкое. Юхён не спорила о том, что они бесполезно проводят время. Для неё, пусть учёба и на первом месте, встречи с Шиён никогда не казались проведёнными зря. — И как давно ты видела Бору? — тихо спрашивает Шиён, находя в облаках образы. Она сама не заметила, как последние пять минут говорит только об одном. — Недели две назад, — легко отвечает Юхён. — Она иногда не появляется и месяц, всё нормально. Я сейчас не болею, значит ей можно не приходить. — А она должна приходить только если ты болеешь? Они по-разному понимают такие вещи. Юхён не ответит, что такое дружба из-за того, что не имела друзей; Шиён не ответит из-за того, что никак не может подобрать слова. Шиён дома ждёт тепло Минджи, а Юхён — холод пустой квартиры. Или, что до сих пор не известно, злость взрослых. Вряд ли в таких разных ситуациях можно судить по своему опыту. — У Боры есть дела и другие друзья. Это нормально, если она не приходит так часто, как… ты. Она мне как сестра, а близких людей не обязательно видеть каждую неделю. — Да, — у Шиён вырывается тихий смех, — сестру я видела несколько лет назад. Шиён забывает про то, что сестра была в их городе всего год назад, летом, потому что за те несчастные два дня они едва успели поговорить. — У тебя есть сестра? Шиён поднимает взгляд на Юхён. Точно. Они едва друг друга знают, даже если провели много времени вместе. Даже Бора не сможет сказать и слова об этой самой сестре и о том, что у неё есть муж и ребёнок. Если говорить прямо, то Шиён знает больше о личной жизни Боры или Юхён, чем они знают о её. Это не скрывается, но забывается посреди разговоров о чем-то нужном здесь и сейчас. — Да. Она в Японии, поэтому… Не доводилось рассказать вам. Всё время Шиён продолжает смотреть на Юхён. Редко получается рассмотреть черты её лица или её всю, потому что они заняты другим или неудобно сидят. Сейчас Юхён совсем рядом, так, что они почти касаются плечами. Это позволяет поймать призрачные веснушки у глаз, длинные ресницы, шрам на шее и редкие родинки. Юхён не такая бледная, как Бора, скорее серая, но вены всё равно хорошо видно сквозь кожу. Аккуратные черты напоминают о Минджи, что всегда казалась красивой. Юхён почти как она, даже глаза похожи, только цвет разный — у Минджи, Шиён запомнила ещё давно, тёмно-карие с красным отливом, а у Юхён глубокие карие без лишний примесей, будто из учебника по генетике. Все такие детали складываются в полную картину и остаются в памяти, а подумать получается только о том, насколько Юхён красива. Даже каштановые волосы не портят вид, хотя они тонкие и ломкие, постоянно складываются в пушистую причёску, что больше похожа на беспорядок. Шиён смотрит на длину до локтей и почему-то думает, что лучше отрезать их до плеч. Лучше вовсе срезать под корень и начать заново, только с должным уходом. За всей Юхён нужен должный уход, который предоставляют принцессам. — В Японии? — наконец спрашивает она, едва краснея. — Она там… работает или?.. — Она там с мужем. Мы, ну, изначально из Японии. Она вернулась на родину. На родину. Шиён очень хочет сказать «домой», но тот дом давно потерян. Душа всё равно зовёт к родным улицам посреди океана и гор, которые сделали её той, какая она есть. Пусть мозг уже позабыл то далёкое и близкое. — Так ты знаешь японский? — загорается Юхён, но счастья в ней явно больше, чем просто от языка. Однако оно быстро гаснет в непонимании. — А как?.. Шиён сразу понимает суть вопроса. Она не злится и не думает как подобрать слова — Юхён многого не знает, а Шиён была в самом центре событий. Глупо ненавидеть кого-то, если у тебя самой семья по разные стороны баррикады. — Бабушка кореянка, а дедушка японец. После войны мама осталась в Японии. А папа полностью кореец. — Странно, что они сошлись, — бормочет Юхён, опуская взгляд. — Жизнь вообще странная, — вздыхает Шиён. Небо стало ещё темнее. Сейчас самое время уйти домой, но они так мало обсудили. Шиён давно не слышала от Юхён о том, как проходит учёба. По опыту прошлых лет — со слов Боры — дни в школе были редкостью, ведь здоровье не позволяет даже месяц проходить без прогулов. Может, тот самый интернат действительно был бы спасением. — Как здоровье, кстати? — только сейчас спрашивает Шиён, желая узнать больше. — Ну… Ты знаешь, всё как обычно, — выдыхает Юхён, не сводя взгляд со своих ладоней. «Как обычно» звучит очень плохо. — Только есть почему-то не хочу. — Ты поэтому не трогаешь вафли? На столе лежат вафли в шоколаде, которые Шиён принесла вместе с собой. Юхён даже не смотрела в их сторону, но поблагодарила. Её аппетит всегда вызывал вопросы, не говоря о таких днях, когда пропадало желание не только есть. Шиён иногда страшно выдохнуть в сторону Юхён слишком сильно, лишь бы не сделать ещё хуже. — Прости… Меня тошнит. — Хэй, — Шиён толкает в плечо, пытаясь обратить внимание на себя. Юхён нехотя поднимает взгляд, в котором одни сожаления. У Шиён в глазах тепло и забота. — Не извиняйся. Поешь потом. Или я выкину их, если ты не хочешь. — Нет, онни, я… — Мне главное, чтобы тебе было хорошо, — улыбается Шиён, находя своей ладонью ладонь Юхён. У обеих они ужасно холодные. — Поэтому не забывай хоть иногда есть, договорились? — Конечно. Юхён не выдерживает зрительный контакт и просто кладёт голову на плечо Шиён — так всегда мягко и уютно. Под её защитой не надо бояться и думать о трудностях. Юхён чувствует спокойствие. А Шиён чувствует жар на щеках. Юхён едва называет её «онни». Они все реже используют это, позабыв все приличия. Может, потому что с Минджи Шиён привыкла забывать о подобных мелочах. Может, потому что Юхён любит так дразнить Бору. Но сама Бора никогда не просила Шиён следовать приличиям. Это создаёт между ними что-то особенное, что-то до жути личное. Как тихое: — Всё будет хорошо, Хён-и. // — И всё-таки барабаны веселее, — спокойно говорит Бора. — Разве не ты умоляла меня сыграть тебе на гитаре? — возмущается Шиён, отодвигая от Боры пачку мармелада. — Я просто говорю, что гитара выглядит не так интересно! Отдай еду. Шиён не может возмущаться, только смеётся. Ей тепло на душе, как тепло и на улице. До дня рождения всего два дня, о чем Бора узнала случайно. На выходные, первого октября, Шиён уедет в горы с мамой и Минджи. Это звучит лучше любого подарка, особенно в сравнении с прошлым годом. Поэтому сейчас, в последние дни, Бора рядом. В руках Шиён до сих пор маленький подарок, который дороже того дорогого, что дал отец — простой альбомный лист с рисунком цветными карандашами. Пейзаж, маленький волк и птичка. Совсем как на наклейках — у Шиён на запястье и у Боры на шее. Бабушка так и не заставила снять глупый кулон, как и не смогла узнать что внутри. Эта тайна дороже всех вместе взятых побегов в старый район. — Шиён! — звучит совсем рядом, сопровождаясь лёгким ударом по плечу. Приходится поднять взгляд. — Ты где пропадаешь? — А… да… — Шиён жаль, что она не носит часы. Было бы интересно узнать на как долго она пропадает в своих мыслях. — Играть на гитаре точно веселее. — Ну так сыграй мне. Есть что-то властное в тоне Боры. Она всегда приказывает, даже когда это не требуется. Всегда старается держать ситуацию в руках, даже если не в силах. Шиён находит это привлекательным, но всё равно чувствует, что что-то не так. Не с Борой, а с людьми вокруг. Будто они способны навредить ей слишком сильно, чтобы это можно было пережить. Но Шиён не другие. Она слушает каждый приказ, готовая выполнить его в ту же секунду. Минджи ещё давно ругала за это. Бора, кажется, начала общаться именно из-за этого. А Юхён бесконечно краснеет, когда вместо привычных криков и шуток получает перед собой Шиён на коленях, моментально делающую для неё всё. — Как-нибудь на выходных. Может, после гитары. — Если нет, то я обижусь, — бурчит Бора, садясь ближе. От неё пахнет сладостями. В мыслях Бора как лаванда, от запаха которой болит голова, но нет сил оказаться дальше. Шиён утопает в ней, теряется и хочет большего. Хотя бы объятий, когда можно лицом уткнуться в шею и пробыть так минуты. Такие приступы тактильности слишком необычные, поэтому вызывают много мыслей. Мысли без конца роятся в голове и никак не придут к заключению. Шиён хочется задать вопросы, на которые она боится получить ответы, но выходит только говорить об учёбе и прочем, перебивая свои желания. Взгляд бегает по окружению, цепляясь за все: спокойная река, тусклая зелень деревьев, последние цветы и чёрные волосы в тугом хвосте. Бора говорит, что танцует только так. Это несправедливо, что лишь Шиён обещает поделиться талантами. Бора никогда не предлагала станцевать, даже мало что говорила о кружке и людях в нём. Только сегодня, совершенно случайно, она упомянула мальчика из её группы, который слишком хорошо выглядит и танцует. Может, они уже дошли до такого? До симпатий к другим, отношений и прочей любовной драмы. Бора не говорит об этом, а Шиён — не думает. Ей хватает мыслей о Чеён каждый раз, когда она ловит её взглядом. После лета Чеён стала выше, похудела и косы стали ещё толще. Красивее неё только Минджи, внешность которой заметили даже журналы, приглашая на обложки. Не без помощи связей родителей, конечно. И, может, Бора совсем недалеко со своей красотой, стоит ей только перестать быть такой бледной и угрюмой. Но даже угрюмая она ярче всех вокруг. Шиён следит за весёлым болтанием ног, слушает энергичный рассказ о крысе в их квартире и чувствует тепло. Боры всегда достаточно, чтобы сделать день теплее. Иногда даже слишком много, что голова не выдерживает и начинает болеть, но это мелочи. От цветов и музыки тоже болит голова, только Шиён не перестаёт любить их сильнее всего в жизни. Может, Бору она тоже любит?.. // На день рождения дарят то, о чём Шиён даже мечтать не смела. С утра у кровати ждёт торт и жёлтый Walkman — то, что до этого удавалось видеть лишь в журналах и слышать от матери, что связана с техникой. Теперь же Шиён держит в руках одно из новейших изобретений человечества. Она может слушать музыку везде, особенно дома, чтобы не раздражать отца роком, что стал синонимом мракобесия. Опробовать новинку выходит уже в поездке, вместе с Минджи. С подарком шло всего две кассеты, но домашние тоже подошли. Радио на пути в горы не ловило, поэтому слушали то, к чему давно привыкли. Или не совсем. Тогда Минджи впервые услышала тот рок, о котором ей постоянно говорила Шиён. Без раздражения и возмущений, а с настоящим восторгом. Японский металл был любимым ещё со дней, когда Шиён вернулась из Японии, поэтому новое открытие стало приятным. — Это же не так сложно повторить, только гитара нужна и барабаны? — задумчиво спрашивает Минджи, пока Шиён аккуратно упаковывает плеер. Батарея у него слабая. — И специальные штуки для них. — Значит, мы можем создавать такое, — как факт говорит Минджи, зажигая что-то внутри. Шиён резко поднимает взгляд, смотря с настоящим интересом. — Знаешь, создадим группу и покорим Корею. Ну или Японию. В ответ получается лишь усмехнуться, но эта глупая идея остаётся в голове до конца дня. Гораздо дольше, чем просто на день, а на годы. Но Шиён не умеет смотреть в будущее, а живёт здесь и сейчас. Там, где они сидят посреди горных вершин, едят мясо и говорят о жизни. Все вместе, будто настоящая семья. Потому что для Шиён в годы жизни в Корее семьёй стали только Минджи и мама. Горный воздух приятный и успокаивающий, не сравним с морским, но само море никогда не привлекало. Есть что-то странное в беспокойных волнах, в ощутимой на коже соли, в жаре, которая всегда рядом с водой, потому что в пасмурную погоду никто не пустит купаться. В горах же приятная прохлада и солнце ближе. Может, Шиён не нравится тепло, но яркие лучи точно поднимают настроение. Сейчас, в октябре, погода самая приятная. Шиён с удовольствием ездит на занятия на велосипеде, собирает остатки цветов и часто смотрит на небо. Там плывут сотни белых облаков, складываются в рисунки и иногда делятся собой через лёгкие дожди. В такие моменты становится легко дышать. Ночью внезапно становится холодно. Шиён помнит, как у бабушки иногда не было места и приходилось спать совсем рядом, плотно сжимаясь кучкой. Сейчас у родителей неприлично много денег, так что у каждого есть не только отдельная кровать, но и своя комната. Почему-то от такого становится одиноко. Тогда Шиён впервые делает то, что раньше не позволило бы стеснение. У Минджи в кровати тепло и уютно, а её одеяло мягче, как и подушка. Это хорошие отговорки, чтобы забраться без спроса в постель, сначала устроившись с краю. Они много спали вместе, в этом совершенно ничего такого, но Шиён краснеет, боясь оказаться ближе или разбудить. — Шиён? — голос Минджи ничуть не сонный. — Да? — Иди сюда. Без лишних слов Минджи поворачивается лицом к Шиён, поднимая одеяло. Всего секунда требуется, чтобы решиться. Спустя неё Шиён оказывается максимально близко, сразу обнимая и пуская мурашки своей прохладой. Минджи обнимает в ответ, плотнее укутывая в одеяло. — Вместе теплее, — выходит слабой отговоркой. — Я знаю, — тепло говорит Минджи, утягивая за собой в крепкий сон, полный уюта. // Среда. Тихая и спокойная, ровно спустя неделю после прошлой встречи с Борой. С месяцами Бора перестала опаздывать и иногда приходит раньше Шиён. Сейчас они подошли одновременно, обмениваясь тёплыми объятиями. У Шиён, что привыкла ходить в тусклой одежде, яркая жёлтая коробочка на поясе, которая сразу цепляет внимание. — Что это? — с интересом спрашивает Бора, сразу потянувшись руками вперёд. Шиён не останавливает её и вовсе не против лишних касаний. Интерес настолько детский и искренний, что вызывает только улыбку. — Проигрыватель. — Такой маленький? — Бора хмурится, рассматривая коробочку со всех углов. Привычного динамика тоже нет, но есть странные провода. — Тоже бесполезный как пейджер? И как его слушать? — Через наушники, — Шиён снимает их с шеи, протягивая Боре. — Попробуй. Включать всё ещё непривычно, особенно когда Шиён опасается делиться своими вкусами и выбирает радио. Найти хоть какую-нибудь волну получилось не сразу, но оно стоило ожидания. Бора светится удивлением и радостью, понимая то, что сейчас произошло. Маленькая коробка с кассетой и наушниками, которую можно таскать с собой. Для музыкальной Шиён лучше подарка точно не будет. — Ну как? — Ты где такое откопала? — поднимает брови Бора, снимая наушники. — Отец подарил на день рождения, — сказано как неважный факт, настолько небрежно, словно это не лучший подарок за всё время. — Это из Японии. — Неудивительно, — бурчит Бора. — В Корее такое не отыскать. Шиён не знает как ответить. Корея и Япония вообще разительно отличаются, особенно в последние годы. Ребёнок внутри кричит, что там, на родине, гораздо лучше. Подросток внутри видит, что там лучше технологии и всё остальное. Но вся Шиён никак не может понять: она скучает настолько, что готова уехать, или уже не сможет навсегда променять Корею на свой первый дом? — Это удивительно, Шиён, — продолжает Бора, светясь чем-то непривычным. — Очень подходит тебе. — Спасибо, — выходит с искренней улыбкой. В этот день, солнечный и тёплый, они сидят в глубине дворов, в тех редких частях района, где нет общей дороги, сбивающей с мыслей. Город заметно вырос, машин всё больше, как и людей, и непривычные высотки стремительно строятся ближе к центру. Не такие высокие, как в Австралии, но для Кореи и столько этажей много. В руках у Боры мороженое за собственные деньги. Бабушка пусть и старая, но ценная сотрудница в каком-то учреждении, так что ей вновь повысили жалование, лишь бы она не уходила на пенсию. Не сказать, что это сильно спасло положение, но стало легче. Бора ездит на автобусе даже на танцы, а конфеты немного чаще появляются дома. И ссор стало меньше. Шиён не знает их причины. Бабушка Боры по рассказам действительно хорошая, но каждые две недели Бора делает что-то не так и получает наказание. Всё ещё непонятно — плохое поведение или излишняя строгость. Хотя, если вспомнить про сигареты, то больше верится в первое. До тех пор, пока Бора не говорит в ответ тихое: — Я не курю. Несколько раз было, но уже нет. Знаешь, сигареты гадкие и дорогие. — Серьёзно? — Шиён резко поднимает взгляд, видя перед собой Бору с опущенной головой и красными ушами. Такая маленькая и хрупкая. — Да. Ты права, ещё слишком рано. — Я рада. Очень. Бора выглядит так, словно говорит искренне. Её что-то беспокоит, о чем она никак не скажет за всю встречу. Шиён боится спрашивать, как и не может молчать. С Борой такое всегда сложно. Проще молчать или обсуждать погоду, из-за которой сложнее поссориться, чем из-за серьёзных тем. Напоминает отца. До раздражения. Для Боры всё иначе. Она едва смотрит на Шиён, теряясь в мыслях, но не способная выделить хоть одну. Она тут, разглядывает детали и отвлекается среди них от проблем. Потому что Шиён красивая, что бы она сама об этом не говорила. После лета у неё тёмная медовая кожа, родинки ещё темнее, особенно которая под глазом, а брови стали светлее. Щеки, кажется, немного похудели с прошлого года, потому что больше не кажутся такими большими и мягкими. Черты лица будто медленно становятся острее, что придаёт ещё больше тяжести взгляду. Этот взгляд, когда Шиён серьёзная, прибивает к земле и обжигает льдом. И глаза тёмные-тёмные, лишь на солнце становятся цвета горького шоколада. В этих глазах, в их чуткости, Бора тонет. Ей нравится всё в Шиён. Даже глупые волосы, которые осенью из каштановых становятся русыми, так легко выгорая на солнце. Даже её рост, который обычный, но рядом с Борой кажется высоким. Даже полные губы, вечно потрескавшиеся от ветра. Шиён красива во всём, и это пугает. Боре до ужаса страшно понимать, что она любит всё в Шиён, как бы не злилась. Она ругается, раздражается, иногда хочет даже ударить, но есть что-то такое, в чем заключаются комфорт и обещание защитить. Это раздражает ещё больше, потому что Боре никак не нужна чужая защита, она сама справится, только в руках Шиён всегда тепло и безопасно. Шиён для Боры как спасительное место. Убежав от мыслей о жизни, приходят мысли гораздо страшнее, встречаться с которыми не хочется до лучших времен, а лучше — никогда. Но это сложно, когда причина этих мыслей сидит совсем близко, иногда внимательно смотрит и рассказывает о чем-то своим низким голосом. Взгляд Шиён встречается с взглядом Боры, окончательно добивая. Надо срочно что-то придумать. — Ты обещала спеть, — Бора говорит это слишком быстро, смущаясь от высоты своего голоса. Жёлтый приёмник вовремя попадается на глаза. — Музыка есть. — Сейчас? — удивляется Шиён. — Я… даже не распелась. — К черту это, ты же для меня. Для меня. Бора надеется, что это что-то значит для Шиён, потому что для неё самой это значит больше, чем хочется признавать. — …Хорошо, — выдыхает Шиён спустя минуту, потянувшись за приёмником. Песню она выбирает с кассеты, плюнув на радио. Сегодня с собой привычная попса с запада, которую принесла мама с работы. Среди песен есть только одна, которую Шиён может спеть. Она нравилась ещё с момента выпуска, а в такой солнечный и спокойный день идеально подойдёт. Пятая в списке, долгое вступление помогает собраться с мыслями. «Just the two of us» — такое название было на кассете. Бора непрерывно следит за Шиён и расслабляется с началом музыки. Спокойная, возможно немного медленная для того, чтобы хотелось часто слушать, но если это выбор Шиён, то всё хорошо. Тем более, что на душе становится непривычно тепло. Нога сама по себе дёргается в ритм. Когда Шиён начинает петь первую строчку, не происходит ничего. Бора внимательно слушает, наблюдает за тем, как зажмурены глаза и как крепко ладони сжимают проигрыватель. Песня английская и Шиён удивительно правдоподобно произносит каждое слово. Её голос, который всегда был успокаивающим, теперь звучит ещё спокойнее. Бора тонет среди уюта. К тому, что похоже на припев, все мысли уходят. Шиён, черт возьми, действительно красиво поёт. Её голос будто создан для музыки; её тело будто существует вместе с музыкой, потому что привычные скованность и стеснение будто растворяются среди нот, позволяя двигаться в лёгком танце. Она не открывает глаза, но покачивается в разные стороны, двигает головой и отпускает проигрыватель. Бора не способна обращать внимание на что-либо, не связанное с Шиён. Начинается проигрыш и будто возвращается мир вокруг. Шиён открывает глаза, собираясь выключить песню. Бора спешно останавливает её рукой. — Продолжай. Споров нет. Шиён краснеет и коротко улыбается, кивая. Она больше не закрывает глаза. В них, кажется, сияют звезды, что глупо, потому что сейчас день. Потому что играет глупый саксофон, который никогда не нравился, текст абсолютно непонятен, да и песня слишком лёгкая для исполнения. Но тогда начинается следующий куплет, отбрасывая все сомнения. Бора может думать только о теплом голосе и чертовых звездах в глазах. В конце припева Шиён встаёт с лавочки, начиная глупо танцевать. У неё на губах широкая улыбка, а щеки больше не красные. Бора хочет рассмеяться и назвать её глупой, но мягкая ладонь тянется вперёд, приглашая к себе. Пьяный от восторга мозг не в силах сделать что-то кроме того, как взяться за руки и начать танцевать под уже понятную мелодию. Неловко, не следуя никаким техникам, но от такого танца удивительно легко на душе. Шиён смотрит прямо в глаза, заражая улыбкой и обволакивая теплом. Пропадает всё: небо на фоне, редкие облака, солнце, люди и машины вокруг. Остаётся лишь Шиён, которая нежно ведёт в дурацком танце, нелепо двигаясь под нелепую музыку. В груди разливается тепло и зажигается своё солнце, что точно отражает свет перед собой. Боре кружит голову от непонятного и нового чувства, а из понятных остались счастье и спокойствие. С Шиён, временами противной и слишком тихой, такой тёплой и заботливой, сейчас спокойнее всего. С Шиён рядом всегда счастье. Они несколько раз наступают друг другу на ноги и невпопад подпевают музыке, что подходит к концу. Как безумные или глупые, но как же хорошо. Так, что с концом песни становится грустно, что такой момент закончился. Но Шиён всё ещё напротив и смотрит точно в глаза, пока в своих — лучи солнца поверх горячего шоколада. Её ладони всё ещё крепко держат, а улыбка не сходит с лица. Бора от такого способна лишь коротко дышать и краснеть, теряя слова. — …Ну как? — смущённо спрашивает Шиён, тоже краснея. Её голос, который нравился и до этого, теперь откликается в душе волнами тепла и крупицами счастья. — Неплохо, — выходит в ответ не с желаемым безразличием, а с дрожью. Бора точно пропала. // Шиён редко краснеет. У неё действительно нет такого, как у Боры, что краснеет от смеха, или Юхён, что краснеет от всего. Может, всё дело в загаре или толстой коже. Впрочем, это всё не имеет значения, потому что сейчас её щеки абсолютно точно красные. Это слишком глупо, потому что повод совсем маленький, да и есть другие, более близкие люди, но… Соберись. Три глубоких вдоха, два медленных выдоха. Что происходит? Не может же она действительно влюбиться в какую-то там девочку, потому что та просто хороша во всём? Почему она вообще думает, что влюбилась? Это просто желание быть похожей, брать пример или… Да. В том, что всю жизнь было всё равно на отношения и прочее, есть огромный минус. То, что когда-то сказала Минджи, оставило огромный след. Шиён действительно не думает, что любить кого-то своего пола — плохо или неправильно. Это же… любовь. А любовь чиста и невинна, так говорила мама. Но… За этим точно будут проблемы. Конечно, стоит лишь посмотреть вокруг. Никого такого. Никогда в кино, книгах или музыке. Никогда на улице. Никогда в семье. Этого будто не существует, а Шиён с Минджи поехали головой и решили, что это нормально. Может, всё-таки это плохо? Да, точно. Это… Замолчи. Шиён не понимает как, но оказывается у раковины в столовой. Холодная вода приводит в чувства, но руки всё ещё трясёт. Трясёт всё изнутри, почему-то холодно, сердце больно бьется о грудную клетку, мысли роются муравьями по всей голове. Мир вокруг пропадает. Это точно не любовь, потому что Шиён плохо. Сложно думать о том, как себе помочь. Сил хватает только на то, чтобы стоять над раковиной и молиться, что никто не увидит. Если бы не состояние, то Шиён точно подумала бы о том, что развела панику. Рано думать даже о симпатии, когда толком не разбираешься в том, что внутри тебя. Чеён действительно хорошая, но оно того не стоит. Мысли не дают приблизиться даже на край к истине. К горлу подступает ком, во рту вкус желчи. Тело не готово к такой нагрузке, в глазах попросту темнеет. Так проще. Проще отпустить и провалиться в сон, чтобы сбежать от проблемы. Это трусливо, но холодные ладони по спине уже тянут в свой мир и… …Или?.. Ладони точно не из другого мира или фантазии. Они прижимают спину к чему-то мягкому, помогая устоять, и брызгают холодной водой в лицо, трогая сразу после. Так нежно, но резко, что приходится вернуться в мир и начать дышать. Перед глазами всё ещё темно, пока сквозь пелену шума слышно родной голос. Всё хорошо, она рядом. // Дышать всё ещё тяжело. Шиён так и не смогла понять в каком они кабинете и как сюда дошли. Окно открыто нараспашку, мокрый платок прижимается ко лбу рукой Минджи. Она сидит близко, но держит дистанцию для того, чтобы было легче собраться с мыслями. На улице уже темно — по ощущениям концерт подошёл к концу. Об обратном говорит приглушенная музыка за дверью. Значит, что они на одном этаже с залом. — Папа приедет к концу концерта, но можно попросить его прямо сейчас, — с беспокойством говорит Минджи, аккуратно протирая лицо. — Не надо, — слова даются удивительно легко, если учесть общее состояние. — Не хочу, чтобы родители подняли шум. — Повезло, что я забыла отдать ключ Джуён-сонбэ. Но она всё равно скоро заметит. — Так мы у неё? Шиён хмурится, теперь оглядывая кабинет. Да, чайник с мешочками трав в шкафу, знакомые рисунки на стене и маленькая фотография класса Минджи должны были о чем-то сказать. Они у любимой учительницы Минджи, что ведёт рисование. Она милая и добрая, вряд ли будет ругать. — Я заходила сюда до концерта за реквизитом, а потом не смогла её найти, — пожимает плечами Минджи. — Расскажешь что случилось? Её голос нежный и аккуратный, словно она боится сделать больно. Забота от Минджи — самое важное, что было в жизни Шиён. Она всегда рядом. Даже сейчас, когда смогла заметить, что среди толпы не было Шиён; когда смогла понять где найти и куда отвести. Кто знает, что могло стать, не поймай её Минджи в последний момент? — Я… — Шиён задыхается. Не от того странного чувства, а от страха. Как она может сказать вслух то, о чём ей больно даже думать? — Ты же не будешь смеяться или… ругать? — Шиён, как я вообще могу тебя ругать? — Минджи выглядит взволнованно и удивлённо. Да, глупо было бы ругать, когда вы почти ровесники. От этого не менее страшно. Но всё будет хорошо. Минджи рядом всю жизнь, она всё поймёт. Точно поймёт, иначе никак. Шиён говорила ей столько откровений, что давно сбилась со счёта. И сама Минджи говорила не меньше. Всё хорошо. — Мне, кажется, нравится Чеён, — выпаливает Шиён, жмурясь от чувств. Слова вылетели сами собой, не давая сомневаться. — Прям… нравится. За закрытыми глазами не видно реакции. Тишина слишком громкая и тяжёлая, медленно возвращает в прошлое состояние. На чёрном фоне бегают фиолетовые пятна, в ушах шумит кровь и пальцы больно давят на ладони. Шиён ещё не было так страшно. — Хэй, — первой говорит Минджи, крепко обнимая. Дрожь не уходит из тела, но становится легче внутри. В родном тепле ничего не страшно. — Всё хорошо, я здесь. Ты не сделала ничего плохого. Я не буду смеяться. — Я… я… Это странно, Минджи, — Шиён давится воздухом через каждое слово, будто рыдая. Или… Она только сейчас замечает, что щеки влажные, а на языке соль. — Это… — Шиён. — Голос Минджи твёрдый, как и хватка на плечах. Она смотрит точно в глаза, так взволнованно и тепло, что слезы текут чаще. — Всё хорошо. Это… Я не знаю, нормально это или нет, но я с тобой. Ты же знаешь, что это точно не плохо? Что я… ну… Ты знаешь. Шиён часто кивает, шмыгая носом. Похоже, что Минджи правда рядом. Ни её лицо, ни слова, ни голос, ни касания не подают знаков того, что ей может быть противно или неприятно. Всё… хорошо, правда? Мягкий поцелуй в лоб отвечает на все мысли. Да. — Всё хорошо. Оно не стоит таких переживаний. — А если ро-родители узнают и… — Нет, — слова резкие, но улыбка не сходит с губ. Карие, больше бордовые, глаза окутывают теплом и обещанием, что всё будет хорошо. — Нет надобности говорить об этом сейчас. Если хочешь, то можешь рассказать мне почему именно ты решила так про Чеён. — Не знаю? — Шиён больше спрашивает, чем отвечает. — Это… странно. — Например? Например. У Шиён нет веских причин. Минджи, Бора и Юхён гораздо лучше. Даже Минхо ближе, чем Чеён. Похоже, что это действительно обычное восхищение. Но Шиён точно знает, что восхищается Минджи и Юхён гораздо больше. Это слишком странно. — Она красивая, умная и талантливая, но ты гораздо красивее, Юхён точно умнее, а Бора талантливее, поэтому это просто невозможно. Слезы перестали течь. Шиён так быстро проговорила всё, что не нашла времени на заикания. Улыбка Минджи стала гораздо шире, теперь с полузакрытыми глазами. От неё в груди всегда что-то ноет, выбивая воздух. У Шиён слишком плохо с чувствами в последнее время. — Ты чудная, — смеётся тепло Минджи, обнимая. — Сердцу всё равно на такие мелочи. — Но я не хочу, чтобы она мне нравилась, — выходит слабым возмущением. — Потому что это «неправильно»? Всё гораздо хуже. — Потому что вы намного лучше. С этим заканчиваются их объятия и улыбка на губах. Теперь точно всё. Стоило сказать всё, чего Минджи хватило. Она уйдёт, как и думала Шиён, больше не разговаривая. Или закончит дружбу навсегда, оборвав все связи. Но то, что сказала Шиён, будто и есть причина того состояния. У неё настолько много чувств, настолько много неоткрытой любви к своим друзьям, что больно сердцу. — Шиён, — почему-то из голоса не пропало тепло, — впереди ещё вся жизнь. Может, эта Чеён тебе действительно не нравится. Может, потом понравится кто-то из нас. Мне всё равно. Потому что?.. — Потому что я всегда на твоей стороне. Договорились? — Ты правда не перестанешь со мной дружить от такого? — всё ещё боязливо. — Как я могу, если чувствую всё то же? Полный смысл слов не успевает полностью стать понятным. Минджи тянет вперёд мизинец, беря обещание, а Шиён с радостью его даёт. Тогда открывается дверь в маленький кабинет, говоря о конце концерта и о том, что учительница Джуён всё-таки заметила их отсутствие. Вопросы, которые крутятся в голове, как и признания, остаются невысказанными.