amitié amoureuse

От чего-то тошно. Бора внимательно смотрит за его танцем и никак не поймёт — она завидует или восхищается. Он двигается действительно хорошо. Может, что слишком хорошо для этой старой студии какой-то корейской женщины в возрасте, которая зарабатывает на жизнь тем, что раньше могло приносить удовольствие. Она безмерно любит танцы и ждёт у себя только тех, кто разделяет с ней эту любовь. Поэтому присутствие Боры тут — большая догадка. Если врать всем вокруг и забыть про свои корни. Джинсок двигается так, будто действительно любит танцы. В каждом его движении страсть к музыке и желание быть на сцене. Он точно лучше любых других ребят с их группы, конечно лучше Боры, да и тётушку Ёнсан обгонит. Его зачем-то ставят в первые линии, будто другим мало осознания, что они никогда не станут даже на каплю близки к такому таланту. Сплошное издевательство. Кто-то тут действительно для серьёзных и взрослых танцев; кто-то — чтобы в будущем быть хореографом или выступать на большой сцене. К Ёнсан ходят только такие — с огнём в глазах и желанием посвятить танцам жизнь. Бора тут по ошибке и удивительным образом ещё не вылетела, хотя могла уже десятки раз. Она прогуливала каждое второе занятие и называла Ёнсан скучной старухой. Очень глупо, но Джинсок искреннее улыбался. Джинсок, любимец группы. Его не очень любит Ёнсан из-за развязного языка — привычка прямиком из детства в Америке — и самоуверенности, многие ребята завидуют успеху, но, в общем, дела у него лучше других. Хотя бы потому, что девочки сходят по нему с ума, мечтая станцевать дуэтом. Бора не отвлекается на подобное, да и не допускает такой идеи — большая разница в росте. Может, в крови и есть желание прогуливать и прилагать минимальные усилия, но почему-то жилка танцора внутри иногда пробивается слишком заметно. Да, дело точно в ней. Бора засматривается только из-за восторга от чётких движений и телосложения танцора. Джинсоку шестнадцать с половиной, рост перевалил за 180 сантиметров, а подростковые мышцы, видные из-за худобы, медленно становятся действительно спортивными мускулами. Он выглядит как взрослый парень из тех, кто может называться идеалом Боры — спортивный, весёлый, активный, с низким голосом и этой дурацкой ухмылкой. Совсем как… мужчина? Остановись, кричит голос внутри. Только движения, юмор и харизма. Ничего личного и никакой симпатии. Ты только восхищ… — Хэй, Бо. В мягком — как он может быть низкий, но мягкий? — голосе слышна самодовольная ухмылка. Боре хочется сейчас же ударить ему по лицу, чтобы убрать даже намёк на улыбку. У Боры краснеют уши и желание в груди убежать и остаться одновременно, пока сердце бешено скачет вперёд. — Что надо? Бора удивительно хороша в этом — быть холодной. Может, годы в той обстановке, где нельзя давать слабину, сильно сказались. Юхён бы скривила сейчас нос — одна она, кажется, знает настоящую Бору, без притворства и актерства. — Мне казалось, что тебе понравилось на меня смотреть, — улыбается Джинсок, подходя ближе. Он старше и гораздо выше. Видеть его перед собой, всего в метре, от чего-то волнительно и заставляет краснеть. Бора хочет только сильнее ударить противного парня, почему-то не способная действительно его прогнать. Совсем чуть-чуть хочется поговорить дольше и узнать друг друга. Джинсок приехал из Лос-Анджелеса пару лет назад. Там он учился в одной из лучших школ танцев и стал популярен среди хореографов, которые мечтали заполучить его к себе в команду. Сейчас он — самоуверенный парень с мягким акцентом и кучей фанаток из всех танцевальных коллективов, с которыми приходилось работать. Действительно, Мэттью Ким раздражающе хорош. — Тебе показалось, — резко отвечает Бора, сопротивляясь своим слабостям. — Тогда стоит посмотреть на меня подольше и войти во вкус? Я не кусаюсь. — А я кусаюсь. — Мне такое нравится. Именно так они пришли туда, где Джинсок провожает Бору до дома, большую часть пути слушая, а не говоря. Бора мало чего говорит незнакомцам. Джинсок привык говорить и шутить. Но сейчас румянец на щеках у обоих, а темы для разговора затронули все аспекты танцев. Джинсок не просто выделывается и собирает поклонниц, а чувствует музыку. Он, черт возьми, сам ставит свои танцы, что почему-то вызывает жар в груди. Бора не думала, что танцы могут интересовать её настолько. Или глупый парень настолько интересен из-за любви к танцам? Странной, скрытой за слоями капризов и обид, но временами такой сильной, что сложно устоять. Как когда Бора восторженно признается, что мечтает поставить какой-нибудь номер сама. Тогда Джинсок предлагает свою помощь. Вряд ли кто-то одобрит танцевальный дуэт без малого пятнадцатилетней девочки и практически семнадцатилетнего парня, особенно учитывая их интересы. Боре нравится напряжение и накал страстей; Джинсок пошло шутит и любит двигаться так, что одни грязные мысли лезут в голову. Но просто поставить вместе хореографию на одного им разрешат. Мысль греет душу, но раздражает ещё больше. Бора не может выбрать — оправдать раздражающий интерес к танцам симпатией к противному парню или наоборот. И не может быть так, что одно или другое появилось так внезапно. Да, не может. Поэтому знаки было видно давно. Когда Бора перестала прогуливать. Когда она начала действительно смотреть на движения других и анализировать, не боясь восхищаться. Когда прогулки с мальчиками стали не просто глупыми играми, а разговорами и тихим временем рядом. Когда высокая крепкая фигура хорошего танцора притягивала взгляд всё чаще. Прощаясь за квартал до дома, Бора неловко кивает и бежит со всех ног. Джинсок смотрит вслед, напоминая об их маленьком договоре. Будто красивая и талантливая Бора стоит потраченного времени на постановку бесполезного танца, когда вокруг десятки фанаток. // Конечно, это не началось просто так. Бора сияет ярче, чем думает. Джинсок признается, что начал смотреть на неё ещё прошлым летом, заметив в движениях нечто особенное. Сейчас эту особенность он называет даром и не устаёт повторять, что Бора создана для танцев. Даже если она маленькая и резкая. Ёнсан одобряет идею с хореографией, потому что это только поможет пустить энергию Джинсока в нужное русло и привить Боре хоть какой-то интерес. В этом суть профессионального роста — все танцуют соло время от времени, встречая критику и слушая похвалу. Раз за разом, прыгая выше головы. К четырнадцати годам с таким сталкивается каждый. Бора на своём последнем году обучения в средней школе, так что давно стоило попробовать хоть что-то. Хотя бы маленькое выступление в школе или участие в уличной акции. Ничего, кроме игр в мяч и псевдопобегов, ещё не было. И будто ничего не поменяется, замени она блуждания по району на время с Джинсоком. Последняя прогулка с Шиён была в феврале, перед самым началом семестра. Они без умолку говорили о зиме и прошедших праздниках, делясь впечатлениями. Ещё в декабре Шиён подарила маленький плюшевый брелок — синичку, — поздравив с Рождеством, которое привыкла праздновать. Бора, у которой в семье только буддисты, не привыкла к католическим праздникам. Шиён вскользь упомянула, что её семья не празднует такое, а традиция пришла по отцовской линии. От чего-то не удалось узнать, что это значит, но одно запомнилось хорошо — в следующем году надо обязательно поздравить. В остальном их каникулы прошли одинаково — отдых от учёбы и завал кружками. Шиён, которая изначально с трудом заставляла себя отсидеть час гитары, всё чаще играет по своему желанию и в свободное время. Фортепиано у стены не успевает собирать пыль — расторопные пальцы день за днём подбирают мелодии. Да, пусть и вяло, но Шиён начинает писать песни. Бора дуется от того, что ей всё ещё не играли — дано обещание сыграть при первых признаках тепла на улице, — и продолжает рисовать в альбоме, едва придавая этому значение. Под рукой нет старых рисунков — не получится увидеть прогресс, но пальцы увереннее сжимают карандаш, а линии выходят в разы легче и ровнее. Теперь её рисунки дышат. Рисование помогает сбежать от мыслей в голове и хоть иногда чувствовать лёгкость. Рука сама собой в любой свободный момент ищет карандаш, выводя кривые линии на полях тетради, в альбоме, на бесполезных бумажках. Даже когда они ставят хореографию, пока Джинсок слушает музыку и ищет с ней одно целое, Бора ищет себя в серых образах. В одном из таких образов, когда проходит скучный урок английского и на фоне нудит учительница, появляется Шиён. Чужому сложно будет угадать сходство, но общие черты будто не в формах, а в том, как смотрит мелкий набросок с поля тетради. Эти волчьи глаза Бора узнает из тысячи, почувствует на себе даже сквозь самую тесную толпу. И дело даже не в практически чёрной радужке или лениво опущенных веках, — есть внутри Шиён что-то такое, что прибивает Бору к земле. Она не находит этого в тяжёлом взгляде отца, даже близко не чувствует подобного от глаз Джинсока, да и осуждение или неприязнь со стороны других не влияют так. Внимание Шиён мучительно сложно вытерпеть, только оно не причиняет дискомфорт. Боре нравится быть жертвой её взгляда. Или нравится, когда на неё в целом обращают внимание. Потому что, если признаться своему сердцу, наблюдение Джинсока через зеркало, пока Бора отрабатывает движения, пускает мурашки по спине. Но собственный мозг всё ещё отказывается придавать этому значение и искать объяснение. Бора просто продолжает работать вместе с Джинсоком над танцем, позволяет провожать себя до дома и соглашается на прогулку. В тот день, когда обычно ждут встречи с Шиён. Но всё хорошо, она всё равно занята кучей кружков и уроков. Она всё равно не будет уделять то внимание, которое хотелось. Бора кусает щеки. Ей ужасно неприятно вспоминать эти странные порывы стать старше и серьёзнее — когда в руки попали горькие сигареты, за которыми следовало одобрение мальчишек. Последняя встреча с этой компанией была в сентябре. От тех событий тянет в горле. Ревность? Бора не может себе такое позволить. Но… Не будет же она бежать к давно забытым «друзьям» просто так, да ещё и надумывать, что кто-то из них ей нравится? Это бессмысленно и противно, как и горький дым в лёгких. Как и то, что Бора обиделась на двух своих подруг, которые внезапно решили сблизиться. Противнее только то, что осознание пришло не само или от слов Шиён и Юхён, а от Чана и его насмешливого «ты так стараешься мне понравиться, потому что никому больше не нужна». И Бора, тогда одинокая и потерянная, до капризных нот в голосе доказывала, что её ценят. Всегда, пусть и на расстоянии километров, остаются две девочки и собака, которые будут рады её видеть. С тем разговором украденная пачка сигарет отправилась в мусорку, как и желание сбежать. Похожи ли встречи с Джинсоком на очередную попытку побега? Нет. Бора действительно хочет быть рядом и без сожалений меняет встречу с Шиён на первую прогулку с Джинсоком наедине, когда они не просто идут до дома, а спокойно сидят во дворе и проводят время вместе. Только совесть — или ревность — не позволяет оказаться им даже близко к старому району или знакомому бордюру у реки. Они бродят по улицам вокруг студии танцев, не способные остановиться из-за прохладной погоды и нервов. Боре ужасно волнительно находиться рядом, пусть за последний месяц она провела с Джинсоком больше времени, чем с Шиён и Юхён за новый год. Да, подойти к любимым местам точно мешает совесть. Но Бора больше не будет отказывать и сбегать. Ей до мурашек приятно разговаривать с Джинсоком, пусть раньше было неприятно даже думать о нём. Как можно устоять, когда на тебя смотрят с таким нежным взглядом и улыбаются от каждого твоего слова? Бора и сама улыбается, особенно когда мягкий акцент становится заметнее из-за активной речи. Время проходит незаметно, пряча солнце за тучами и спуская к горизонту, давая волю прохладе. Март отчего-то слишком холоден, будто специально сводит ближе. Идти домой никак не хочется, денег на кафе нет, одежда совсем не греет. Поэтому Бора прижимается к Джинсоку, сбивая шаг. Так неудобно и неловко, но гораздо теплее. Пока они не останавливаются совсем, оставаясь бок к боку. Бора не смеет поднять взгляд, потому что боится, что сделала что-то не так. Мальчишки никогда не любили касания так, как их любит Шиён. — Можно? Тихий голос в гуле улиц сначала кажется миражом, как и протянутая рука. Бора опускает взгляд на ладонь, что в разы больше её собственной, и кажется, будто даже кровь застывает внутри. Не может же это быть правдой? Чтобы какой-то крутой парень, который отшивает всех и кажется холодным, протягивал свою ладонь через месяц знакомства? — Если тебе не комфортно, то прости, я думал, что, ну, так будет теплее и вообще… Бора прерывает смущённую — Джинсок может смущаться — тираду своей рукой, едва не теряя равновесие. Ладонь под своей большая и невероятно тёплая, будто создана, чтобы спасать от холода. Теперь хочется всегда ходить только так, лишь бы уютнее и теплее. Только… Ладонь Шиён, пусть холодная, кажется приятнее. — Так правда теплее, — выходит с лёгкой улыбкой. Джинсок улыбается в ответ, предлагая пойти ближе к дому Боры. // Шиён полулежит на стуле, лениво перебирая клавиши. Удивительно, но это помогает думать. Последовательность нот всегда складывается подстать настроению, направляя в нужное русло. Шиён далеко до профессионалов, но каждый звук прочно засел в голове — настолько, что можно писать музыку без фортепиано рядом. Да и гитарные лады привычнее, чем снег за окном — едва бывают ошибки, когда учитель просит взять ноту. Гитара по-прежнему стоит в углу комнаты, но изредка попадает в руки вне занятий. Шиён нравится лишь её звук, пока сама игра не вызывает интереса. Минджи вскользь упоминала, что клавишные выглядят красиво. Чеён с восторгом говорила, что обожает игру на фортепиано. Сердце Шиён противно сжимается в груди, лишний раз напоминая неприятное. Потому что восторг Чеён вызвал трепет и уверенность. Потому что Шиён всё ещё нравится Чеён. Этот факт раздирает изнутри. Шиён не против такой любви, она не против сама любить так, но испытывать симпатию — первую в жизни? — к своей однокласснице, пока они в школе для девочек? Это похоже на самоистязание. Либо именно противоречивые мысли терзают душу. Может, Шиён просто боится того, что впервые чувствует? Но говорить с Минджи, несмотря на их близость и доверие, толком не выходит. Что-то внутри не даёт объяснить подробно свои чувства и излить душу. Всё не так, мысли летят комом, жизнь несётся вперёд ещё быстрее, а Шиён останавливается на таких пустяках, о которых сама Минджи не считает нужным рассказывать. Ведь Минджи, как и Шиён, тоже кто-то нравится. Она красивая и из их школы, прилежно учится и невероятно талантливая. Больше ни слова, ни единого описания. Будто сердце Минджи — честной, искренней и любящей — скрыто от других, включая самую близкую Шиён. И это, совсем немного, но обижает. Шиён невольно думает о том, какой может быть она. Чем она лучше Шиён, что Минджи потеряла доверие? Может ли тогда Шиён говорить о своей симпатии, если сама не слышит ничего? Почему они обе в этой каше взросления, но борются в одиночку? И почему Шиён не справляется, когда Минджи способна закрыть чувства под замок? От подобных размышлений и без того призрачная уверенность в себе исчезает. Отсутствие Боры неделями совсем не помогает. Холодным днём марта, когда распускаются самые красивые цветы, в голову приходит решение — рассказать всё, что на душе. Но не маме или сестре, которые дороже любого, а Боре. Потому что она может пропадать, может обижаться и злиться, только всё равно остаётся рядом. И… её секреты не ранят так сильно, как Минджины. Всё, что надумалось за собиранием цветов, откладывается отдельными папками в голове, сотни раз прокручиваясь в поиске идеальных слов для признания. Бора поймёт и поддержит, пусть по-своему. Либо Шиён придётся бежать к Юхён в поиске утешения от того, что приходит с откровениями. Иногда правда кажется такой сложной и страшной, словно тебе снова шесть лет и ты нечаянно сломал любимый инструмент отца, пока тот не видел. // Больше нет необходимости прятаться от холода. Бора снимает тёплую куртку, бегая в одной только кофте сверху рубашки. Бабушка работает чаще, только её здоровье становится хуже. Конфеты всегда стоят на столе, обувь не протекает, появились свои карандаши, а не подарки от Шиён. От взгляда на них Бора гадко себя чувствует. Сегодня последняя прогулка с Джинсоком, следующая точно будет с Шиён. Среди отговорок только общий танец и стремление закрепить новую дружбу. Шиён поймёт, она всегда… Понимала ли? Эти мысли мерзкие и неправильные, Бора чувствует, но ничего не может поделать. Выглядит так, будто Джинсоку, в отличие от Шиён, всё равно на социальный класс, деньги на обед и пропавших родителей. Он принимает всё, не обращает внимание и позволяет Боре самой решать свои проблемы. Такое нравится гораздо больше, чем купленный из жалости марме- Хватит. Бора пытается вытрясти вязкую муть из головы, только быстрее шагая на встречу. Солнце как на зло светит особенно ярко, по-весеннему, мешая смотреть на дорогу под ногами. Чем меньше видно, тем больше места занимают мысли. Ноги заплетаются от спешки, пока руки занимают себя молнией кофты. Впереди ждёт Джинсок, зажигая трепет внутри, но с трепетом растёт и дрожь. Для Боры это ужасно знакомое чувство, от которого никогда не удавалось спастись. Ей безумно страшно остаться… Неважно. Всё неважно, когда Джинсок без вопросов отвечает на отчаянные объятия, прижимая к себе. Его голос бархатом разливается совсем близко, обещая, что всё хорошо. Или он спрашивает как дела? Может, вообще молчит, и Бора слышит эти гадкие голоса? Те, в которых различаются самые страшные люди из своей жизни. Те, которыми были сказаны слова ещё хуже, чем самые отчаянные мысли. От Джинсока пахнет мужским одеколоном и кофе. Бора находит этот запах удивительно приятным, полным надёжности и защиты. Ей приятно прижиматься к подтянутому телу парня, что гораздо выше и сильнее, будто только этого достаточно, чтобы спастись. И, кажется, это действительно так. Джинсок не говорит ни слова, беря за руку. Они идут в непонятном обоим направлении, надеясь отыскать тихое место. Через две недели Боре танцевать перед всем классом, из-за чего и случаются все эти прогулки. Танцевали ли они вне студии? Конечно нет. Бора крепче сжимает ладонь в своей и понимает суть происходящего. Она просто так гуляет за руку с парнем, обнимает его при встрече и краснеет от его тёплых слов. Сейчас она говорит о жизни не с подругами, а с Джинсоком, который ощущается совсем не как друг. И сердцу трепетно от таких мыслей. — Так что всё-таки случилось? — спрашивает Джинсок, когда они садятся на лавочку в глубине дворов. Ладонь Боры всё ещё в его ладони. — Ничего толком не случилось. Я, наверное, просто устала. — Должны ли мы передохнуть от танцев? Простой вопрос пускает мурашки по телу. Бора слабо улыбается, думая о том, как ей повезло. И почему-то совсем не хочется отдыхать от танцев, ведь те впервые приносят столько удовольствия. Будто важнее всего чувствовать музыку всем телом, слиться с ней воедино, и тогда все переживания уйдут на второй план. — Нет. Там скоро экзамены в старшую школу, а я даже не знаю куда пойду. Да я вообще никуда не хочу. Лучше в колледж или... на завод. — слова не совсем ложь, но все прекрасно знают, что учёба беспокоит Бору в последний момент. — Бо, ты слишком умная для завода, — смеётся Джинсок, прижимаясь ближе. — Моя школа близко к танцам, можешь пойти туда. Вместе точно будет веселее. Джинсок прав. Он учится в школе неподалёку от их студии танцев, что удобно и не так тухло. Пусть ему остался всего год, но если ничего между ними не изменится, то это будет лучший год в юности Боры. Всё равно нет никаких шансов учиться вместе с Шиён, что в дорогой и далёкой школе, а Юхён намного младше. — Звучит весело, — слабо улыбается Бора, сжимая ладонь. Джинсок нежно улыбается в ответ, не сводя светлых глаз с лица напротив. Бора смотрит в них, пытаясь поймать цвет. Серо-карие, практически зелёные под светом солнца. Редкие веснушки, густые ресницы и короткие лохматые волосы дополняют образ, который кажется невероятно привлекательным. Даже едва заметная щетина и маленькие шрамы тут и там притягивают, а не отталкивают. Щеки Боры без конца краснеют. Она внезапно понимает, что действительно смотрит в ответ, когда они на расстоянии нескольких десятков сантиметров. Внимание Джинсока обжигает сердце и сбивает дыхание. Ещё ближе и Бора провалится в обморок. Но Джинсок словно сам не способен выдержать тишины, поэтому делает смешное лицо и начинает шутить глупости. Ему больше не сидится на месте, пусть разговоры остаются местами серьёзные. Не расцепляя рук, они обходят весь район, пока солнце не начинает заходить за горизонт. Впервые их прогулка выходит настолько длинной. Бора молчит большую часть пути, наслаждаясь весёлым голосом, ярким солнцем и теплом весны. Кажется, что у неё действительно появляются друзья, а не временные приятели, с которыми можно только гонять мяч и шутить над другими. С Джинсоком получается говорить и рассказывать то, что сложно произнести даже наедине с собой. Танцы действительно сближают, либо Бора использует это как отговорку. Молчание не идёт на пользу, потому что медленно появляется всё больше мыслей. Приятных и странных, связанных с происходящем. Голос Джинсока, да даже его дурацкий акцент, удивительно красивые. И его рост, который кажется чересчур высоким, внушает спокойствие и уют. Бора не может оторвать взгляд от парня, утопая в его словах и действиях. Поэтому ноги подводят и запинаются о какую-то мелочь на асфальте. Внутри чувство дежавю, будто Бора уже падала так в чьи-то руки и безбожно краснела, не в силах отвести взгляд. Только большие ладони на своей спине принадлежат Джинсоку, как и какие-то тёплые слова на фоне. На такие мелочи становится всё равно. Мир замирает. Такое не в силах Боры — слишком близко и тепло. Даже свои ладони больше не ледяные и тело в мурашках не от холода, а от смущения. Боре ужасно приятно и ужасно неловко, нет сил что-то сказать или сделать. Существуют только прищуренные от счастья глаза напротив и последние лучи солнца. Джинсок больше ничего не говорит. Он продолжает держать Бору в своих руках, наклоняясь ниже. В таком положении они почти на одном уровне. Впервые чувствуется тепло его дыхания и становится видна каждая маленькая деталь во внешности. Собственный взгляд почему-то останавливается только на губах с маленьким шрамом. Они не такие большие и яркие цветом, но- Так всё и происходит. Джинсок даёт на раздумья несколько секунд, за которые оказывается настолько близко, что сложно смотреть вперёд. Бора обжигается от чужого дыхания, жмурит глаза и теряется в мыслях. Через мгновение проходят даже они. Дышать становится тяжелее, только это именно она тянется вперёд, сокращая миллиметры между их губами. Поцелуй Джинсока аккуратный, но твёрдый. Он словно ждёт подтверждения того, что Бора не против, после чего становится ближе. Земля кружится под ногами, пока крепкие руки поднимают наверх поудобнее. Наверняка они выглядят смешно — маленькая девушка на носочках и высокий парень, который со всех сил гнется вниз, умудряясь держать ближе к себе. Бора зарывается пальцами в короткие волосы, стараясь удержать равновесие. Теперь Джинсок целует по-настоящему, от чего в груди и животе приятно сводит. Внезапно в голову приходит осознание, что они совсем не друзья, но так только легче. Да, что-то определённо меняется. // Голову кружит от событий. Бора со всех ног бежит на встречу с Шиён, громко матерясь. Возможно, что она совсем немного сбежала из школы. Возможно из-за того, что её обед оказался на лице парня из другого класса. Совершенно случайно, это точно. Но лучше перестраховаться и убежать подальше, пока кто-то не сболтнул лишнего. Жизнь Боры никогда не была спокойной. Она разбивала осиные улья, мазала клеем стулья одноклассникам, делала самодельные взрывчатки, кидала жуков девочкам в волосы и сбегала из дома. На теле немало шрамов от весёлого детства, но что-то внутри подсказывает, что их будет ещё больше. Поэтому Шиён кажется невероятно скучной, если говорить о её детстве. Бора слышала немногое — только о бабушке, Японии и сестре, если не считать бесконечные кружки. И шрамов у Шиён почти нет, если не считать загадочный под глазом. Ещё не удалось выпытать его происхождение, как и найти другие. Даже сейчас Шиён кажется скучной. Бора бежит со всех ног, не обращая внимания на светофор, пока Шиён стоит на другом конце дороги в дурацкой юбке и кофте, взглядом изучая асфальт. Она такая хорошая, что сразу вспоминается Юхён. От этого сводит зубы. Сбоку громко сигналит машина, привлекая внимание всех прохожих. Бора забыла, почему она бежит, только ноги сами замирают, стоит встретится взглядом с Шиён. У той на губах лёгкая улыбка и сощуренные глаза, будто она пытается найти подвох. И без детектива понятно, что это Бора только что пробежала на красный, пусть уже и стоит на тротуаре. Где-то за спиной кричит разгневанный мужчина, а совсем рядом причитает пожилая женщина. В мыслях только Шиён и её крепкие объятия, в которых Бора оказывается через несколько секунд. До этого момента она не осознавала того, насколько сильно всё-таки скучала. — Ты решила под машину броситься? — недовольно спрашивает Шиён куда-то в макушку, пуская по телу мурашки. Её голос будто стал чуть ниже. Бора боится того, какой станет Шиён через года, если даже сейчас она лишает воздуха своим присутствием. — Не обратила внимания. Шиён цокает, отпуская из объятий. Незаметно её ладонь держит Бору за локоть, ведя за собой. Они идут не в сторону реки или старого района, а во дворы центра, где школа Минджи. Там всегда уютно и тихо, дети кричат от счастья, а не споров, а дома вокруг не серые. Одновременно ощущаешь спокойствие и тревогу, хотя быть такого не может. Бора садится на лавочку совсем близко к Шиён, не в силах разорвать телесный контакт даже на секунду. Рука сама тянется к чужому бедру, аккуратно сжимая и оставаясь лежать сверху. Сердце бешено бьётся в груди, пока воздух сбегает из лёгких. Кажется, что прошлый день не прошёл бесследно. — Что-то случилось? — замечает Шиён спустя минуту, накрывая ладонь своей прохладной. Случилось много всего. Они давно не виделись, Джинсок предложил встречаться, не говоря уже о первом поцелуе, и… И даже думать страшно. С каких пор Бора настолько пуглива, что прячется от своих мыслей? Она меньше года назад уехала оттуда, глупо было бы надеяться, что всё прошло. Ничего и никогда не пройдёт, как и шрамы на теле. Взгляд Шиён прожигает кожу. Она переживает, смотрит аккуратно и с нежностью, но её глаза… Взгляд стал ещё острее и тяжелее, радужка совсем потемнела. Каждый раз Бора думает, что может утонуть в этих больших глазах, что затягивают своей глубиной. Шиён всегда смотрит так, что ей хочется сказать всё, что гложет. — В семье бред, не переживай. — Отмахивается Бора, переводя взгляд на двор вокруг. Вокруг так много ярких цветов, что разбегаются глаза. Наверное Шиён сейчас хотела бы собрать их побольше и отнести домой. Точно. — Смотри, я такого раньше не встречала… — Бора. Колени слабеют. Голос и руки Джинсока делают с мозгом Боры разные вещи, но то, какую власть начинает иметь над ней Шиён… Это нужно пресечь как можно быстрее, иначе собственные чувства подведут и сведут с ума. Боре хватает Юхён и Пай, а Шиён и без того опасно близка к понятию «семья». Ещё не назовёшь сестрой и не пожалуешься на мать, но если потеряешь, то будешь с раной на сердце до конца жизни. С тяжёлым выдохом, кажется, выходит весь воздух. Бора думает, что может сказать совсем чуть, чтобы Шиён было понятнее и между ними не возникало ссор. И потому, что внутри дерёт от молчания, а единственный человек, который знает про Бору всё, в последний раз был рядом два месяца назад по вине самой Боры. Да, Юхён категорически нельзя оставлять на такое долгое время одну, но Шиён наверняка к ней приходила. Правда же? — Вчера после школы я столкнулась с матерью на улице, — кривится Бора, даже не пытаясь поднять взгляд с цветов под ногами. Тело всё ещё противно ноет. — Она… ну… Пыталась вернуть меня д-домой… и… На большее не хватает сил. Бора не хочет вспоминать все фразы и удары, но те от каждого слова всё больше всплывают перед зажмуренными глазами. Ладони трясёт от напряжения, ноги покалывает, как и болящие виски. Это всё закончится, судорожно повторяет голос в голове. Всегда заканчивается, стоит только пару минут потерпеть. Дыхание теряется среди тревоги. Бора слышит, что происходит вокруг, но не придаёт этому значения. Ладонь на своей груди помогает дышать глубже и ровнее, а тёплый голос подсказывает как именно, только сам мозг едва на это реагирует. Тело болезненно сжимается. Может, все мучения наконец-то сыграли свою роль и у Боры решило остановиться сердце? Стучит оно точно так, будто вот-вот захлебнется и вырвется из груди. Воздух заканчивается, но одновременно с этим дышать становится легче. На ухо слышны все те же слова о том, что всё хорошо. Но разве это… — Правда? Бора много раз моргает. Если чуть-чуть сильнее сосредоточиться на мире вокруг и взять себя в руки, то она точно сможет понять происходящее. Она ведь… — Сильная. Ты у меня такая сильная, Бора. Теперь выдох. Это просто Шиён. Она говорит тёплые слова на ухо, которые сливаются с собственными мыслями. Она дышит за Бору, поднимая над болотом забот. Шиён держит Бору так, будто она не просто спасательный круг, а вторая половинка, продолжение, неотрывная часть. Будто они всегда были одним целым. — Вот так, молодец, — льётся бархатом на ухо, окончательно возвращая на землю. — Всё хорошо, ты в безопасности. — Правда? — глупо вырывается у Боры, что хватается за руки Шиён крепче. — Конечно. Пока я с тобой, ты всегда будешь в безопасности. // В прошлый раз поговорить хотелось совсем о другом. У Боры есть вопросы, на которые она должна знать ответы, только нет возможности их задать. Последняя встреча с Шиён была при Юхён, что мешало ещё сильнее. Юхён слишком рано говорить о подобном, особенно при Шиён. Их дружба втроём создана совсем для других вещей. Поэтому в этот раз Бора настроена решительно. Всё вернулось в своё русло — прогулки с Шиён каждую неделю, встречи с Юхён хотя бы раз в полмесяца, танцы. Да, она уже выступила с тем самым номером перед коллективом, что далось с огромным трудом. Похвала Ёнсан до сих пор звенит в ушах, как и мягкие поцелуи Джинсока после. Всем понравилось то, как двигается Бора. Все решили, что она создана для танцев, только ей мешают лень и разгильдяйство. Бора всё ещё не видит в этом смысла, но готова танцевать ради той приятной боли в мышцах после, восторга Джинсока и увлечённых взглядов, направленных только на неё. Об этом тоже хочется как можно быстрее рассказать Шиён, но сначала надо вылить то, что давно на душе. Внутри противно ноет последние недели от молчания, особенно когда всё вернулось на место, только совсем другим. Бора другая, она чувствует это всем телом. Пара лёгких следов на шее напоминают о том, что изменения — не плод разыгравшегося весной воображения. Внутри странное смущение и надежда, что Шиён ничего не заметит. Скорее всего, что так и будет, ведь она невнимательная до жути, особенно когда на носу экзамены, встреч с людьми больше, а солнце становится летним. Всё будет хорошо. Точно хорошо — подтверждают объятия Шиён, когда они встречаются на перекрёстке. Бора зарывается носом в каштановые волосы и вдыхает их мятный запах. Хватка Шиён тёплая и мягкая, прячет в себе и дарит бесконечный комфорт, как и её большой вязанный свитер. Теперь всё точно как раньше. Только одна деталь напоминает, что они изменились — бетонный блок у реки окончательно сменился на лавочку в центральном районе. Совсем близко к школе Шиён и интернату, куда хочет Юхён, среди непривычной новизны и с налётом роскоши. Спустя несколько встреч такой вид стал привычнее и меньше смущает, но ничего не может быть лучше воды. Когда-нибудь Бора обязательно вернётся. — Ты выглядишь так, будто что-то задумала, — улыбается Шиён, с ногами садясь на лавочку. Непривычно видеть подругу в широких джинсах и свитере, когда большая часть встреч проходит в школьной форме или в обязательно идеально выглаженной юбке. — Есть одно. С губ Боры не сходит улыбка. Она чертовски переживает, но не может побороть детское счастье от одного вида Шиён. Их маленький союз стал таким важным и родным, будто всё началось не с «нападения» Пай два года назад, а ещё в далёком детстве, когда ноги едва держали над землёй. Ещё чуть, и Шиён будет такой же родной, как и Юхён, поэтому говорить ей о своей жизни становится легче. — Я, кажется, нашла себе парня. Реакция Шиён впервые такая слабая. Или, вероятно, она слишком удивлена, чтобы показать хоть одну из эмоций. Бора напрягается всем телом от гнетущего молчания, пока глаза Шиён смотрят в одну точку. Сейчас больше всего хочется взяться за руки, но так страшно двинуться даже на сантиметр. Бора не способна поднять взгляд. Она чувствует телом, что Шиён замерла, из-за чего сама замирает. Незаметно для себя голова вжимается в плечи, будто пытаясь спрятаться. Непонятно почему хочется скрыться, ведь Шиён никогда не обидит и всегда поймёт. Ведь так? — Прям… парня? — спрашивает она тихим голосом, поднимая взгляд. В нём нет возмущения или злости, только искреннее удивление. — Да? — ответ Боры больше похож на вопрос из-за всей той неуверенности внутри. Легче только от того, что Шиён не злится. И хочется рассказать всё. — И… мы поцеловались? — Ты спрашиваешь?! На землю возвращается та редкая, но почему-то привычная Шиён. Боре почти не удаётся видеть подругу громкой и экспрессивной, чтобы у той в возмущённой речи проскакивал милый акцент и глаза сияли не восторгом, а от возбуждения. Такая Шиён слишком родная и близкая, пусть сейчас подобно этому ведут себя только бабушки. — Я просто волнуюсь, окей? — нервно смеётся Бора. — А я в шоке, — выдыхает Шиён после долгой паузы. — Ну, расскажешь, что к чему? Бору хватает только на три минуты сомнений, чтобы в итоге сдаться и рассказать почти всё. Да, ведь Шиён всё ещё не слышала про выступление, не знает толком ничего про Джинсока и точно будет в шоке от описания того самого поцелуя. После него, правда, уже было с десяток, но это мелочи. Всё равно говорить об отношениях легче, чем обсуждать семью. Шиён не перестаёт искренне улыбаться и радоваться каждый раз, когда радуется Бора, только чем дальше, тем больше она смущается. На всё ещё бледноватой после зимы коже видно призрачный след румянца, который хочется запомнить как можно лучше и точнее, ведь это Бора всегда краснеет, пока Шиён просто отводит взгляд и прячет улыбку. И, действительно, ни одно слово Боры не встречается с осуждением. Шиён возмущается и кривится, но продолжает слушать и интересоваться подробностями. Может, ей совсем немного противно от новости, что какой-то очень высокий парень целовал её маленькую и нежную Бору. Может, ей вообще противно от описания Джинсока, только это всё мелочи. Ведь они продолжают сидеть рядом и обсуждать то, как должна сложиться их жизнь. За всё время их дружбы Бора впервые открылась настолько сильно, что говорит о своих вкусах. Она смущённо признается в своей любви к поцелуям, тает от касаний больших ладоней Шиён и жалуется, что следующая встреча с Джинсоком будет не так скоро. С языка слетает даже то, что Боре нравятся те вечера, когда её крепко прижимают к себе в объятия. Шиён только сейчас действительно понимает, что Боре без малого пятнадцать. А, зная её характер, в ближайшие год-два можно ожидать всего, о чем так часто предупреждала мама. Расскажет ли Бора об этом тоже? Будет ли она так же пищать и смущаться, признаваясь в своих желаниях? Будет ли спрашивать Шиён об её желаниях, как делает это сейчас? — У тебя же не было первого поцелуя, да? — надоедливо пристаёт она, заглядывая в лицо. От её улыбки внутри происходит кавардак. — Ты бы рассказала, да? — Да, да. Шиён строит недовольное лицо и отмахивается, хотя они обе знают, что всё хорошо. Просто в дружбе один всегда пробует жизнь раньше второго, и ничего с этим не поделать. — Тебе скучнее, школа только для девочек, — внезапно говорит Бора, в один миг возвращая Шиён в реальность. Вспоминаются все те сомнения и желание признаться в них. — Мне Джинсок вообще предложил поступить в его школу. — Тогда вас могут отчислить за нарушения. — Ой, бред это. Так что? Тебе из одноклассниц никто не хвастался? Или эта Минджи? — Ты же знаешь, что я не общаюсь с классом, — выдыхает Шиён. Сейчас самый подходящий момент для разговора, решает перевозбужденный мозг. — Но… я хотела с тобой поговорить. Бора в момент притихает. Она стала до ужаса громкой за два года их общения, хулиганит больше, чем беспризорные мальчишки, но умеет слышать Шиён. Всегда, даже в самые весёлые моменты, у неё выходит переключиться на тихую и внимательную Бору, которую редко можно увидеть в обычной жизни. — Ты рассказала про Джинсока и это всё… А мне кажется, будто я с другой планеты. Точнее… Повисает тишина. Наверное, Шиён бы совсем не боялась рассказать про первый поцелуй с каким-нибудь мальчиком. Только речь идёт не о мальчиках, от чего гораздо, гораздо хуже. Если бы всё это было правильным, то почему везде, кроме как наедине между Минджи и Шиён, молчат? — Обещай, что не бросишь меня, хорошо? — робко предаёт свой голос. — Независимо от моих слов. — Шиён, ты кого-то убила? — поднимает брови Бора. — Нет! Конечно нет. — Тогда всё хорошо. Ничего не хорошо. Шиён сейчас сойдёт с ума от всего напряжения, но толком даже причину назвать не может. Если никто в мире не ругается на подобное, то, значит, это и не неправильно? Значит, что такого просто не существует, что ещё хуже. Ведь Шиён и до этого была одна. Только Бора пообещала не бросать. — Мне нравятся девочки. Слова выходят залпом и с зажмуренными глазами. Минджи призналась гораздо аккуратнее, но Шиён не может до конца утверждать, что ей не нравятся мальчики. Да, рассказ Боры вызывал неприязнь, но, наверное, это из-за того, что они близкие подруги? — В каком смысле? — в голосе Боры ни капли отвращения. — Ну… Как тебе Джинсок? Бора всё ещё не кривится. Она только непривычно долго молчит и едва двигается, что отвечает громче любых слов. Шиён понимает, что зря она решила признаться, потому что сегодняшний вечер закончится разочарованием. Хуже громкой ссоры может быть только тихий расход по домам, после которого не будет больше телефонных звонков из будки. Это время совсем близко, буквально в двух словах. Но ничего не происходит. Шестерёнки в голове туго крутятся, медленно подводя к ответу. Шиён ничего не известно про мысли подруги, даже про их направление. Она лишь тихо ждёт приговора и начинает жмуриться от подступающих слез. Это ли не глупо — вляпаться в неизвестное никому, неправильное? Шиён и думать не могла, что её подростковые годы начнутся с такого. — А… как это возможно? — искренне удивляется Бора, постепенно возвращаясь к эмоциям. Как это возможно? Шиён не знает и ничего не понимает. Не понимает, зачем вообще решила рассказать, ведь в голове каша. Была ли надежда внутри, что Бора поможет разобрать эту кашу? Возможно. Поможет ли Бора? — Я не знаю, Бора. — Тогда как ты это поняла? Однозначно не поможет. — Я… М-мне понравилась одна девочка. Недавно. В новой школе, — Шиён чувствует, как начинают неметь ладони и ступни. Мурашки бегают по всему телу, забираясь под череп и мешая думать. Мысли вот-вот перекроет такое знакомое, но непонятное чувство — тревога. — До М-минджи я… Она помогла разобраться. — Значит, Минджи поддержала тебя? — в голосе Боры теперь слышно недовольство. Шиён понимает, что пропала. — Д-да? Она… Она сказала, что всё хорошо, что мы вместе справимся и разберёмся со всем. Ещё Минджи замечательная и всегда поможет, а не будет смотреть как ты, Бора, вгоняя в краску… Только все слова застревают в горле. Шиён думает, что делится всем, что на душе, но язык онемел от страха. Тело кажется ватным и холодным, будто целиком погружаешься под лёд, и покрываешься иголками. Больше ничего не понятно. Даже Бору не видно, только чернота и одиночество. Все чувства сводятся к одному — тревога. Вместе с ними пропадает и дыхание. Шиён чувствует себя рыбой на суше, когда бесполезно открывает рот и делает попытки вдоха, что заканчиваются спазмом в глотке. Ветер, который дул с утра, кажется сейчас в разы холоднее и противнее. Вместе с ним Шиён чувствует только ледяные ладони — последняя связь с внешним миром. За секунды забываются причина нахождения на улице, недавние разговоры и даже свое имя. Она остаётся в темноте наедине со своими страхами, которые летают вокруг бесформенными тучами и лезут в сердце, что с грохотом покидает грудную клетку. Или это сердце вырывают ледяные касания чего-то близкого, но чужого. Может ли это быть кто-то из знакомых? Сестра? Мама? Минджи? Нет. У Минджи холодные, но узнаваемые до безумия ладони, а сестра с мамой всегда тепло обнимают, защищая, а не делая хуже. А больше нет никого, как и себя. Она потерялась в темноте навсегда, забыв про любого ненужного знакомого, родные языки и музыку. Хотя последняя, что-то резко подсказывает внутри, могла бы и спасти. // На несколько долгих минут Боре кажется, что её дружба с Шиён закончилась навсегда. Шиён несёт какой-то бред, наверняка навеянный Минджи, и искренне в него верит. Как она, такая прилежная и хорошая, может стать одной из них? О них говорят с презрением мальчишки со двора, с неприязнью вспоминает бабушка и их всегда презирал отец. Их Бора никогда не встречала, лишь слышала в новостях из запада, которые все обсуждали с ненавистью к нему и радостью за свою родину. Такие если и есть в их жизни, то абсолютно никто не сочтёт их за настоящих людей. Неудивительно, что именно Минджи поддержала их. Она всегда казалась странной, в жизни вызвала неприязнь, а её слова почему-то могут только ранить. Она точно из них, иначе быть не может. Промыла Шиён мозги и хочет испортить ей жизнь, хотя говорит, что это сделает именно Бора. У Боры внутри только желание жить, привязанность к Шиён и отвращение. Это всё деньги. Деньги портят людей, дают доступ к грязным мыслям и всякому бреду. Шиён, пусть добрая и хорошая, тоже стала их жертвой — жадной, высокомерной и испорченной. Но… Как же тяжело думать всё это всерьёз. Только не когда Шиён рядом серая, совсем лишена медового цвета кожи и глубины чёрных глаз. В её взгляде лишь пустота и потерянность, пока тело трясёт крупной дрожью. На любые слова и касания нет никакой реакции, только глухие всхлипы в попытках дышать. Бора знает всё это, она не глупая. Там, откуда она родом, подобная реакция встречается часто: избили родители, поймали за преступлением, увидел трагедию. Когда сбили одного из соседских мальчишек до того, что его мозги разлетелись по асфальту, всех трясло ещё хлеще. Сама Бора уходила настолько глубоко в себя лишь от некоторых слов отца и того случая в реке, что сейчас скрыт от памяти. И даже если подобное знакомо слишком хорошо, как бороться с этим — неясно. Ей остаётся только быть рядом и круг за кругом прокручивать собственные выводы в голове, ни на секунду не убирая ледяные от переживаний ладони с Шиён. Может, если ей настолько страшно, то она всё понимает? Может, она потом исправится, или вовсе решила поделиться ради того, чтобы Бора помогла встать на истинный путь? Глупо будет терять подругу из-за такой мелочи. Точнее, не мелочи, но такой мелочной реакции. Потому что… Бора же может научиться решать проблемы, а не бежать от них? Ей не составит труда подольше послушать Шиён и понять её лучше. Ей будет совсем немного сложно попытаться разобраться во всём. Её, может, только чуть будет трясти от отвращения, попробуй она остаться с Шиён до конца, невзирая на все нюансы. Они ведь всё-таки подруги. Бора твердит себе это, прижимая Шиён ближе к груди. Дрожь той становится всё меньше, но тяжёлые всхлипы не прекращаются. Бора встречалась с разным, может оказать первую помощь во многих случаях, но не может достучаться до человека, который вне себя. Её сковывает от воспоминаний, мешая здраво мыслить. Ещё чуть и можно будет обеих увозить на «скорой». От подобных мыслей становится только тяжелее. Собственное тело не двигается от всех сомнений и страхов, оставляя лишь холодные объятия. Так проходят минуты. Бора постепенно уходит в себя, бездумно бормоча какие-то глупые попытки успокоить, пока Шиён становится всё лучше. Она серая, лишена эмоций и чувств, едва способна устоять на ногах, но видит перед собой. Знает, что уже прохладные руки принадлежат Боре, а не леденящей пустоте. Постепенно в голову возвращается их недавний разговор. Шиён так и не объяснилась, а Бора не успела высказать своё мнение. Но, если она всё ещё рядом и так крепко обнимает, то всё хорошо, так ведь? — Бо… — голос Шиён звучит низким хрипом, противно скребет горло. От него Бора дёргается, резко опуская руки. Без касаний становится холодно. — Ты злишься, да? Бора вновь молчит дольше положенного. Она никак не злится, скорее испытывает непонимание, отвращение, горечь, обиду и разочарование. Как среди этого можно найти хоть какой-то ответ, хоть какое-то желание говорить? Хочется только убежать в объятия человека, что всегда поймёт и не предаст, как предала Шиён. — Мне надо подумать. — Удаётся ответить, но слишком холодно. Бора встаёт с места, собираясь уйти. Она ужасна в решении проблем, совсем не умеет вести трудные и «правильные» разговоры, тем более сейчас. Лучше всего получается бежать как можно дальше, надеясь на то, что всё пройдёт само собой. И Шиён почему-то совсем не останавливает, только тихо спрашивает: — Мы больше не друзья? — Шиён, мне правда нужно подумать. Хочется ударить себя как можно сильнее, потому что Бора не собирается думать. Она хочет только убежать и замкнуться в себе. Она, черт возьми, не злится, она хочет прямо сейчас обнять Шиён покрепче и не отпускать, но внутри что-то гадкое мешает даже повернуться назад. Даже голос подводит и не даёт сказать банальное «прости». И это ужасный поступок, Бора знает. Понимает, когда Шиён шепчет вслед: — Иди к черту, Бора. // Эта весна выдалась тяжело. Шиён, возможно, отреагировала слишком резко. Сейчас, спустя месяц событий, она прокручивает в голове весь разговор с Борой и понимает, что вышла из себя из-за всего того давления, что падало на её плечи месяцами. Конечно её не могла вывести такая неоднозначная и не негативная реакция. Но теперь уже всё равно, когда было сброшено четыре звонка Боры и пропущена встреча, которую они планировали ещё до ссоры. Шиён не злится, ей до дрожи страшно. Она сама виновата, что сейчас не может найти Бору на местах их встречи или там, где могла найти раньше. Остаётся только Юхён, но к той хочется просто так, а не ради поисков потерянной близости. Хотя быть с ней втроём гораздо лучше, даже если Шиён любит прогулки наедине. — Шиён-и, ты думаешь слишком долго, — тепло улыбается Минджи, протягивая ладонь к спутанным отросшим волосам. — Косы уже длиннее моих, как так вышло? Минджи никогда не трогала свои волосы — не делала причёсок, не отрезала чёлки, не стриглась слишком неординарно. Волосы Шиён прошли через многое, особенно когда она жила в Японии. Им с сестрой было слишком весело, а бабушка несильно ругала за эксперименты над одеждой или внешностью. От того и кривая чёлка, что отросла только года два назад, и рваные концы, которые ровнял лучший парикмахер Кореи. Если бы не контроль отца, то Шиён наверняка бы уже покрасилась — белесые волосы в новых журналах выглядят слишком интересно. — А я говорила, что нельзя доверять Минхо ножницы. — Ему было шестнадцать лет, в таком возрасте уже не шутят, — смеётся Минджи, вспоминая, как попросила брата подровнять ей кончики. Они, пожалуй, ещё хуже в дуэте, чем Шиён со своей сестрой. — Мне кажется, что он будет таким даже в сорок, — искренне улыбается Шиён, падая на кровать за своей спиной. Почему-то Минхо вызывает всё меньше негативных эмоций. Почему-то чем меньше негативных эмоций он вызывает, тем яснее Шиён понимает, что не хочет с ним брака. Это ужасные для осознания мысли, но не от того, что родители будут явно недовольны, а от того, что Шиён не видит свою жизнь ни с кем в будущем. Одна или с Минджи, где они живут как две одинокие подруги в одной квартире. Только Минджи, кажется, запросто найдёт с кем связать свою жизнь, будь то мужчина или… другое. — Знаешь, Бора уже целовалась с парнем, — внезапно делится Шиён, вспоминая, что Бора нашла кого-то ещё раньше. Она красивая и талантливая, у такой точно будет хороший муж. — Они встречаются теперь. — Поэтому она так отреагировала на твоё признание? — Минджи ложится рядом, поворачиваясь к Шиён. Боковым зрением видно, как её тёплые глаза переливают рубином на солнце. — Наверное. Я и признаться решила из-за этого… — Почему? Почему? Потому что Бора повзрослела и перешла в новый этап жизни, до которого Шиён не дотянуться из-за своих неправильных мыслей. Как же глупо и необдуманно это было, ведь чувства к Чеён всё призрачнее и призрачнее. Это точно было поспешным выводом и желанием подражать Минджи. — Потому что она уже встречается с кем-то. Может, она бы подсказала. — А я тебе на что? — в шутку возмущается Минджи, щипая за бок. — Ты даже не целовалась никогда, — смеётся Шиён, поворачиваясь к Минджи. Они лежат так близко, что вот-вот стукнутся носами. — Я ходила за руку с Лили всю весну! Лили была той, с кого началась череда признаний. Из-за неё Минджи решила, что у неё есть чувства к девушкам. Из-за них Шиён начала думать то, что рассорило её с Борой. И эта Лили теперь вновь в Австралии, попрощалась с Минджи фразой «знаешь, мне не понравилось с девочками». Разве не глупо? — И где эта Лили сейчас? — возмущается Шиён. — Ой, так даже лучше, — отмахивается Минджи. — Не хотелось бы потерять первый поцелуй с той, кто так бессовестно меня отшил. Минджи весело. Она, кажется, ничуть не обижена, только шутит про Лили и все эти чувства. У неё ни капли сомнения в том, кто она, пока Шиён разрывается. Или так кажется лишь со стороны? Если да, то это огромный повод для обиды, ведь Минджи должна рассказывать Шиён всё. Они же подруги, в конце концов. — А с кем бы хотелось? Шиён хочет стукнуть Минджи когда видит эту хитрую улыбку. Ей даже не надо слышать ответ, чтобы понять, что там будет глупая шутка или несуразица. Минджи, какой бы серьёзной и взрослой с виду не была, внутри остаётся избалованным ребёнком. — С тобо… — не успевает даже договорить, как получает по плечу. И реагирует звонким, до ужаса глупым смехом. — Хей, я даже договорить не успела! — Я же серьёзно спрашиваю, — дуется Шиён, пытаясь лечь обратно на спину. Её останавливают худые ладони за плечи, возвращая ещё ближе к себе. — А я тоже серьёзно. Ты же не просто так про это вспомнила. — Я просто рассказала всю историю. — Поэтому говоришь про поцелуи каждые две фразы. — Минджи, мы обе про них говорим. — Может, я тоже чувствую себя отстающей. — Ладно. Целуй. — Серьёзно? — замирает Минджи, шире открывая глаза. Шиён в этот момент понимает, что весь разговор всё-таки был шуткой и глупыми дразнилками. Не могут же они действительно поцеловаться, да? Разум кричит, что да, но внутри лёгкая обида, что призрачная надежда пала вместе с попыткой подняться в сидячее положение. Минджи не даёт. Она опускает назад, придавливая ладонями к кровати. Её волосы беспорядочно свисают вниз, огораживая от комнаты и солнечного света. Минджи чертовски красивая, гораздо красивее всех девушек, что встречаются в школе или на улице. Шиён готова часами гладить её шёлковые волосы, щипать мягкие мочки ушей и нежную кожу кистей и вдыхать запах цветов, который везде, где есть Минджи. Может, поэтому поцеловать её не кажется плохой идеей? — Я поцелую, если ты хочешь, — шепчет Минджи, наклоняясь ниже. Шиён в ловушке, из которой не хочет выбираться. Тогда ей точно следует согласиться. Или предложить самой, потому что Минджи старше и постоянно руководит, что в юной голове Шиён вызывает слабые протесты. — Может, я сама поцелую. Только если Шиён будет спорить и забывать про несчастные формальности (она говорила «онни» примерно два раза за всё время знакомства), то Минджи способна только улыбаться и спокойно кивать, потому что не может отказать. Потому что у самой трясутся ноги и смелости наклониться ещё ниже без посторонней помощи не будет. У Шиён не трясётся ничего. Всё просто — она вовсе перестала чувствовать хоть что-то, что не связано с Минджи. Только ритм сердца старшей, что, кажется, грохочет на всю комнату, пока собственное замерло. Только шумное дыхание и скрип кровати от своего движения наверх. Шиён ужасно неудобно тянуться за Минджи, поэтому она поднимается всего на пару секунд, чтобы схватиться обеими ладонями за лицо и всем своим весом потянуть вниз. Теперь их точно не видит никто, даже воздух внутри комнаты и надоедливое солнце за окном. Даже Шиён не видит, потому что зажмурила глаза от такой близости — целовать приходится вслепую. Удивительно, но даже так, смущённо и не видя, их губы идеально находят друг друга. Целует и впрямь Шиён, потому что Минджи замирает всем телом, способная только хоть чуть держаться сверху. От касания губ по телу бегут горячие мурашки, пробирая жаром от ушей до ступней. Шиён верит, что простое касание нельзя назвать настоящим поцелуем, поэтому касается ещё и ещё, пока сердце окончательно не сведёт от смущения. Сразу после Минджи глупо хихикает, прячась лицом в шею Шиён. Её мелодичный смех и горячее дыхание делают только хуже. Шиён только сейчас понимает, что Минджи всем телом лежит на ней, от чего почему-то только приятнее. Любое движение кажется сейчас приятным, пусть щеки, кажется, впервые в жизни действительно краснеют. Собственные руки безвольно лежат на кровати, пока Минджи обнимает словно всем своим телом. Когда она поднимается, то в тёмных глазах бегают солнечные зайчики и веселье. Загар с едва начавшейся весны прячется за краснотой, на какую способна только вечно довольная и смущенная Минджи. — Не думала, что тебе хватит смелости, — тихо смеётся она, улыбаясь до ушей. Шиён хватит смелости на всё, если в груди останется это болезненно приятное чувство, поэтому она вновь притягивает к себе, поваливая Минджи рядом. Когда они обе на боку, переплетаются ногами и руками, близость кажется невыносимой. Целовать так, когда Минджи действительно отвечает на поцелуй и притягивает ближе, действительно невыносимо. Поцелуй длится не более нескольких минут, заканчиваясь горящими губами и молчаливой Шиён, что крепко обнимает и прижимается к шее. Она всё ещё не встречала в этой жизни понятия «нравится» и «люблю», но, кажется, одной дружбы с Минджи достаточно. // Минджи ценит свою приватную жизнь больше всего. Её родители всегда умели сохранять инкогнито, заботились об анонимности их семьи и почти никогда не впутывались в проблемы. И сама Минджи привыкла оглядываться по сторонам, брать чеки на чужое имя и выделяться лишь в школе, где она точно в безопасности. — Хэй, Минджи! От того пробирает холодом по спине, когда слышно свое имя на улице, далеко от школы или дома. Если точнее, то возле кружка рисования, о котором знают только её семья и Шиёнова. Много ли человек могли искать её вот так нагло, наплевав на приличия и тишину? Точно не кто-то из круга общения. Точно не их знакомые, ведь она хорошо скрывается. Точно не друзья Шиён, ведь таковых не существует. Только если та, кого хочется увидеть ради плевка в лицо и после — избегать всю жизнь. — Бора? Неприязнь слышится сквозь одно короткое слово. Бора не одна, приближается со стороны жилых домов с каким-то парнем под руку, идя слишком быстро для своего роста. Минджи понятия не имеет где школа Боры, где она живёт, куда ходит на танцы и откуда её парень. Понимает только, что эту студию по рисованию, точнее принадлежность Минджи к ней, невозможно найти, если живёшь и учишься в северной части города. — Что ты хочешь? — Поговорить, — голос Боры, в отличие от Минджиного, пропитан тревогой и стеснением. — По-нормальному. Минджи на секунду слабеет. Ей трудно говорить грубо, трудно хотеть убежать, когда девушка напротив впервые не источает протест и желание идти против всех. Даже её парень, о котором от Шиён было слышно совсем немногое, кажется порядочным, только его рост совсем немного пугает. — О чем? — Минджи прекрасно знает о чем о ком, только поэтому не заканчивает разговор. — О Шиён. — Окей. Только наедине. В реакции парня нет ничего враждебного. Он, скорее, переживает, если судить по беспокойному взгляду на Бору и тихий вопрос, в порядке ли она. Бора однозначно в порядке, потому что тот бойкий огонёк ни на секунду не пропадает из взгляда, как и готовность к драке. Это выглядит смешно, будто Бора грозный воробей, который бьётся за своё гнездо, но Минджи знает, что её силу не стоит недооценивать. Требуется несколько долгих секунд в напряженном молчании, чтобы Бора отпустила парня и подошла ближе. Без него она сразу поменялась в позе — более грозная и готовая к обороне. Если ей и понадобится это, то только от колких слов, ведь Минджи не переносит драки. — Так что? — Она меня избегает, — звучит как жалоба подруге, а не попытки к серьёзному разговору. — Она обижена, что ты хотела? Минджи наверняка выглядит враждебно — выше, со скрещенными на груди руками, без эмоций на лице. В памяти заплаканное лицо Шиён и её переживания о том, что она навсегда лишилась подруги. За такое можно быть самой злой и строгой, если понадобится. Бора заслужила такую реакцию. — Я растерялась, окей? — возмущается Бора, сжимая ладони от возмущения. — И? — И?! — возмущение Боры, понимает Минджи, больше не из-за разговора, а из-за собеседницы. У самой тоже кипит кровь, только жизнь научила сохранять спокойствие. — Она не даёт мне шанса извиниться! Да мне даже извиняться незачем, ведь ничего не произошло. Мне нужно было подумать, а она начала психовать и вообще убежала. Что я могу? Она не отвечает на звонки, не приходит на встречи. Да я даже не могла узнать, жива она или нет, потому что… Блять, Минджи, ответь мне, хватит молчать! От количества слов становится тяжело думать. Сначала Минджи молчала для того, чтобы Бора выпустила пар и успокоилась, но потом просто не смогла найти ответ. Так много вопросов и переживаний, что на секунду кажется, будто это действительно дружба. Будто Бора действительно беспокоится и заботится. Парень позади выглядит обеспокоенным, даже собирается подойти. На секунду Минджи пересекается с ним взглядом. Ни капли агрессии или желания выйти на конфликт, только переживания. Минджи даёт ему понять, что всё хорошо, и это работает. Хочется даже узнать его имя, рассказать Шиён, что Бора в надёжных руках, после чего вернуться в мир криков. — Ладно, к черту обиды, — вздыхает Минджи, желая куда-нибудь присесть. Ей через час надо быть на танцах, а разговор становится слишком выматывающим. — Она боится, а это хуже. Я могу сказать ей прийти на встречу и она придёт, но это зависит от твоего мнения. — Мнения? — Ты знаешь по поводу чего. — Минджи… — Бора тяжело вздыхает, опуская взгляд. — Тогда объясни мне. Это не приказ, а просьба. Бора играет с застежкой кофты, едва ли не дрожа. Она выглядит провинившимся ребёнком, из-за чего действительно хочется объяснить что бы то ни было. Хочется, но ещё сильнее хочется влезть в спор и не объяснить, а выбить из головы все мысли, что не вяжутся с адекватностью. До этого Минджи не хотела даже стоять рядом с Борой из-за её статуса. В голове стандартный образ: старая одежда, ломкие волосы, неопрятный вид и запах. Такие люди встречались в Кванджу, часто побирались на улицах, когда ещё не было так строго с законом, и продавали всё подряд в прибрежных городах. Бора совсем не такая — от неё приятно пахнет цветочными духами, одежда явно не новая, но ухоженная, а вид опрятный. Минджи хочется лишь отправить её на пляж, чтобы избавить от практически больной бледности, и заплести волосы в косы, чтобы те выглядели хоть немного живыми. Желания отойти или скривиться всё ещё нет, что удивительно. — Ты действительно хочешь это слушать? — Поднимает брови Минджи, горько улыбаясь. Объяснить то, чего сама не понимает? Звучит слишком сложно, но Бора кивает. — А будешь ли ты слышать? — Минджи, оставь этот пафос для Шиён. У Боры ужасная привычка постоянно звать по имени, из-за которой действительно хочется остаться рядом. Минджи чувствует слишком много положительных чувств, пусть негативных всё ещё больше. Шиён плоха в выборе подруг, это точно. — Окей. Я не до конца понимаю что и как тебе объяснить, поэтому только скажу, что Шиён напугана до ужаса и была разбита, когда ты её не поняла. Я успокаивала её уже не раз и не хочу повторений, — голос Минджи строгий, будто она читает лекцию. Вид наверняка такой же — об этом часто говорят учителя и шутят ученики. — Но зачем? Зачем ей это? Тебе зачем? — вздыхает Бора, выглядя раздражённой. Это раздражение за секунды может вернуться к Минджи. — Я не знаю, Бора. За Шиён говорить не буду, но она выглядит действительно напуганной. За себя скажу — мне так нравится больше. — Взгляд невольно переходит на парня позади. Он высокий, красивый, хорошо сложенный и вежливый. Под такое описание подходит и Минхо, который действительно привлекательный парень. Хочется ли от этого факта Минджи думать о них? Абсолютно нет. — Парни не вызывают восторга. Прости, даже твой. — Ты кажешься более уверенной, чем Ши, — вздыхает Бора, отводя взгляд. Несколько секунд она собирается с мыслями. — Я поговорю с ней? Минджи не отказывает. Бора не в восторге, не благодарит на коленях, не принимает объяснения. Она просто есть, оставаясь собой — Шиён ни раз говорила про сложный характер — и это единственное, что побуждает Минджи согласиться. Бора, может, и неприятна, но вызывает жуткий интерес.