[8] будущее.
3 ноября 2023 г. в 08:27
Шиён не может перестать улыбаться.
Редко когда можно увидеть Минджи такой: поглощённой музыкой, полностью в танце, без мыслей в голове и с одним только желанием — двигать телом. Она любит устраивать шоу и вызывать безумные реакции, это знают все. Но Минджи, что в первый день своих шестнадцати лет двигается так и хитро улыбается от воскликов аудитории... Иногда в неё вселяется маленький дьявол, который хочет довести до сумасшествия и напитаться этим сполна.
Сейчас Шиён особенно чётко вспоминает каждый поцелуй, что она разделила с Минджи по дружбе. Становится невыносимо горячо и постыдно, потому что мысли способны увести не туда. Они подруги, но воображаемые сцены внутри воспаленного мозга иногда переходят черту. Шиён счастлива, что эти дружеские поцелуи и касания сошли на нет так же быстро, как и начались, иначе снесло бы весь здравый смысл.
Она не знает, что именно стало причиной того, что Минджи больше не становится непозволительно близко, но для удобства связывает это с началом их общей дружбы с Юхён или новой близкой знакомой Минджи, с которой они часто проводят время на танцах. Правдоподобнее всего говорит за себя смена поведения в присутствии Юхён, только Шиён всё ещё чувствует напряжение и жар, которые исходят явно не от неё. Дружба с Минджи никогда не была лёгкой.
Сложнее всего дружить и следить за её танцами. Шиён уверяет себя в том, что влюблена в движения и эмоции, а не их хозяйку, практически бросая эту идею при любом зрительном контакте. Минджи способна свести с ума любого, в этом нет сомнений. Есть сомнения лишь в том, знает ли она сама об этом, потому что её солнечная улыбка после выступления и сощуренные глаза выглядят слишком невинно.
— Хэй, ты совсем с ума сошла! — кричит Минхо, как кричал всё выступление, выглядя оскорбленным. Шиён боится, что никогда не перестанет улыбаться с его реакций. — Радуйся, что мама не видела.
— Всё настолько плохо? — смеётся Минджи, никогда не воспринимая возмущения всерьёз. Если Минхо или Шиён действительно злы, то будет тихо как в сугробе.
Минхо помогает собрать вещи и отходит ближе к углу, чтобы не мешать другим танцорам. Маленькая традиция их команды делать сольные выступления раз в три недели стала родной даже для Шиён. Когда-то толпа также кричала с Юнхо, потом никто не мог вдоволь насладиться умениями Минхо, а теперь все в восторге от эмоциональности Минджи. Это не считая остальных ребят из их компании, с которыми Шиён не была достаточно близка. И, кажется, больше не будет возможности увидеть других — все слишком быстро растут.
— Отвратительно! — возмущается Минхо, лишь слегка понижая голос. — Тебе всего два часа шестнадцать.
Минджи глупо хихикает. Шиён теряет землю под ногами от всех звёзд в рубиновых глазах. Даже если облачно, если солнце перестанет светить навсегда, если запрут в пещере до конца жизни, ей никогда не будет холодно и темно, пока Минджи рядом. Сентиментальные мысли навязчиво преследуют весь день, превращая в ужасно влюблённого подростка. Шиён всего лишь хорошая подруга и потерянная в себе девочка, которой едва понятно понятие «влюблённость».
Всё равно.
Что-то внутри подсказывает, что эта «любовь» действительно исключительно дружеская, от безмерной благодарности и гордости. Шиён просто рада быть близкой для Минджи, особенно в такие дни, когда происходящее ощущается… семьёй? Ничем иным, если Минхо весь день возмущается как тётушка, а Минджи шутит как дед. Быть частью этого цирка кажется самым правильным.
— Если ты думаешь, что я забыла твои танцы по соблазнению… — продолжает хихикать Минджи.
— Хэй! — Лицо Минхо такое, словно его предали. — Я только собирался похвалить твои движения.
— Правда? — в момент притихает Минджи.
Люди редко говорят о том, как она хорошо танцует. Учителя называют её вокал ангельским, но никогда не хорошим. Репетитор едва считает способности игры на гитаре стоящими чего-то, кроме песен у костра. Друзья никогда не замечают то, насколько много деталей в её рисунках и как хорошо она работает с цветом. Все говорят о невероятно красивом лице, хорошем теле, милом поведении и очаровательных эмоциях. От каждого подобного замечания Минджи отмахивается и скромно улыбается, принимая всё.
От каждого нового проигнорированного таланта, нет, от каждых закрытых на усердную работу глаз Шиён хочет вбить в пустые головы суть происходящего. Для неё Минджи идеальна и заслуживает всей похвалы этого мира. Для них она лишь милая кукла с обычными умениями. Люди безмерно глупые и мерзкие.
— Ты стала лучше контролировать своё тело, — спокойно начинает Минхо. Его честная критика всегда казалась самой ценной даже для Шиён. — С моего отъезда движения стали гораздо чище и резче. Мне нравятся эмоции, пусть матушка упала бы от такого. Ты действительно моя сестра.
Румянец на щеках Минджи говорит за неё. Минхо выглядит так, словно не вкладывает в свои слова больше, чем оценку профессионала, но Шиён видит большее. Каждое его безразличное замечание сформулировано так, что вызывает у Минджи счастье и гордость. Это точно работает, по скромной улыбке видно. Ответом на неё служит едва заметная ухмылка Минхо. В его глазах любовь, что никогда не находит выход через слова, теряясь среди действий и взглядов.
— И всё? — вопрос Минджи звучит по-смешному смущённо. — Где плохие стороны?
— «Плохие»?
— Оппа, не говори, что танец был идеальный. Я знаю, что это не так.
Минджи дует губы и строит глазки. Шиён прекрасно понимает, почему она самая популярная девушка в их танцевальной студии, и почему в её портфеле постоянно оказываются любовные записки. Минджи создана для того, чтобы быть центром внимания. Как и Минхо, что показательно закатывает глаза и возмущается в прежней манере:
— Какие плохие стороны, если это твой день рождения? Собирайся, мы голодные.
Иногда странно осознавать, что эти двое подростков — родные брат и сестра. Минджи тихая, весёлая, открытая, всегда в центре внимания и согревает окружающих своим теплом, ни на секунду не переставая сиять. Минхо громкий, скрытный, едва показывает эмоции и всегда держится стены, избегая внимания. Из общего у них — незнание математики, чуткое внимание к близким и способность перетянуть всё внимание публики на себя, когда они на сцене. Словно две стороны одной медали, которые Шиён безмерно уважает и ценит.
Невольно появляется вопрос: видели ли окружающие такими же её и её старшую сестру? У них гораздо больше общего, будто Шиён — маленькая копия Саны, но с годами стала заметна пропасть разного воспитания. Шиён росла с мамой и бабушкой на родине, остаток детства провела под контролем отца и в чужой стране, а самые яркие годы своей жизни встречает на периферии двух миров, ни один из которых больше не назвать домом. Сана же выросла в Японии с дедушкой и всей их семьёй, едва видела Корею, не общалась с отцом и вовремя сбежала, нарушив все карьерные планы. Когда-то их мать из провинции Японии чудесным образом вышла за мужчину из важнейшей семьи политиков Кореи. Теперь дочь этих людей, будущее корейской политики, сбежала в японскую провинцию и вышла за обычного рабочего.
Шиён без двух лет замужем за сыном корейских бизнесменов из благородного клана. Этот сын безумно заботливый, смешной, красивый, сильный и очаровательный, но даже его сестра привлекает больше. В этом Шиён отличается от сестры — кто-то идёт за своими желаниями, а кто-то следует желаниям родителей. Маленькая, но очень болезненная деталь.
Ещё тяжелее осознавать то, что оба, Минджи и Минхо, также следуют желаниям семьи. Минхо скоро закончит первый семестр в Сеульском университете экономики, а для Минджи уже готова должность в компании семьи Ким. Удивительно, что брак по расчёту ждёт только Минхо, пока про Минджи все молчат, но хотя бы это радует. Кажется, в каждой семье суждено сломать судьбу только одному. Если это значит, что её близкие будут счастливы, то Шиён готова. Может, только немного будет плакать.
— А ты? — внезапно спрашивает Минджи спустя минуты молчания, пока они идут по коридорам здания.
Пропадать в себе всегда легко. Шиён не замечает, как уходит в мысли, теряя связь с реальностью. Поэтому всё реже под руки попадается велосипед, всё чаще играет музыка в наушниках. А если рядом семья Ким, то мысли невольно уйдут туда, где прописанная в контракте жизнь на годы вперёд и серость высшего общества. Шиён злится на себя, пытаясь выгнать страдания хотя бы сейчас, в такой праздник.
— Я?
— Тебе понравилось выступление? — краснеет Минджи.
Шиён не приходится долго думать над вопросом. Ответ очевиден, разве нет?
— Мне всегда нравятся ваши выступления. Твои особенно.
Хитрая улыбка Минджи не предвещает ничего хорошего. Почему-то она способна меняться со смущённой девочки до самоуверенной девушки за несколько секунд. Шиён это раздражает до учащенного пульса.
— Значит, у меня есть ещё одна фанатка? — заигрывает Минджи, пока щеки краснеют ещё больше.
— Джи… — Шиён знает, что последует дальше, но не способна это предотвратить.
— Запишу тебя в очередь за моим сердцем, — деловито заявляет Минджи, притворяясь, что делает заметку. После выражение её лица сменяется на удивлённое, за плохо скрываемой улыбкой. — Только ты его уже получила.
Весь коридор слышит тяжёлые вздохи Шиён и Минхо. Минджи радостно смеётся, единственная в здании находя это… адекватным.
— Ким Минджи, ты ужасна.
Шиён прекрасно помнит семейные ужины, когда глава семейства Ким шутит дедовские шутки или заигрывает с кем-то самыми ужасными фразами, но она никогда не ожидала, что Минджи окажется такой же. Да, в детстве она была странной. Да, она всегда была папиной дочкой, пока Минхо проводил больше времени с мамой, но не могло же это отразиться таким образом? Разочарованный взгляд Минхо указывает на то, что могло. Последние четыре года Минджи становилась только хуже.
Это, если говорить совсем по-секрету, все находят очаровательным и милым.
Всё для того, чтобы Минджи чувствовала себя счастливой и продолжала смеяться. Только в рамках разумного.
— Я хотел отвезти вас в кафе, но сейчас передумал, — бубнит Минхо, когда они оказываются на улице.
— Но почему? — грустно тянет Минджи.
— А если нам посидеть дома? — внезапно предлагает Шиён. Погода чудесная, но не такая чудесная, как компания. — Как всегда.
Минхо и Минджи становятся серьёзными. Их посиделки дома — отдельная часть детства, что никогда не менялась и не исчезала. Если какой-то праздник, общий выходной, отпуск, то обязательно найдётся время побыть втроём в комнате Минджи, где нет лишних ушей, советов и приказов. Там Минхо позволяет себе быть теплее, Минджи становится развязнее, а Шиён не стесняется своих шуток. Последняя подобная посиделка была на день рождения Минхо, что запомнилось гнетущей свадьбой и родительским бредом.
— Оппа, ты не против? — улыбается Минджи.
— Тогда купим еду на вынос, потому что я не собираюсь готовить, — бурчит Минхо, пока его глаза сияют добром.
Рука Минджи внезапно оказывается совсем близко, притягивая ближе. Шиён чувствует себя безопаснее всего, когда держится за кого-то. Раньше Минджи делала так в поиске спасения от толпы и шума, но сейчас всё ощущается иначе. Они стали настолько родными, что не боятся быть близко и показаться странными. Шиён даже не думает о том, как именно они выглядят, будь то просто переплетенные пальцы или Минджи на её коленях в любой удобный момент. Так удобнее. Комфортнее.
День, несмотря на свой уют, не кажется важным праздником. Отец Шиён в очередном отъезде, пока мама застряла в офисе, отец Минджи и Минхо занят какими-то делами, а их мама вся на нервах. Атмосфера гнетет с начала прошлого года, но изменения стали заметны лишь сейчас. Шиён бьёт осознание только когда в начале мая она ночует дома без родителей, пока Юнхо в качестве охраны спит в выделенной ему комнате неподалёку. Даже привычно напряженная походка Минхо стала ещё жёстче. Он часто в их городе, но не только ради Юхён, а чаще — из-за проблем родителей. Разговоры о Японии слышно чаще.
Вещей, которые достойны внимания, становится чересчур много. Шиён не знает, беспокоиться ли ей о работе отца, бояться будущей свадьбы, вслушиваться в мысли семьи Ким о переезде в Японию, следить за состоянием Боры или быть с Юхён в любой удобный момент. Чертовски плохой этап жизни для того, чтобы попасть в музыкальную группу, но Минджи хороша в организации вещей, Юци знает китайский и помогает Дон, а Минни оказалась талантлива и идеально подходит для своей роли. Всё кажется сложным, но они справятся. Если нет, то всегда есть Юнхо и его глупые советы с водительского сиденья.
Шиён замечает, что Минхо и Минджи тоже не в самом лучшем настроении. Минджи кусает губы и сильнее сжимает ладонь, явно думая о чем-то. Больно видеть её такой в единственный день в году, когда все проблемы должны отойти на второй план. Шиён хочет сделать как можно лучше прямо сейчас, любой ценой. Она готова выставить себя глупой, быть смешной, позориться, но лишь бы Минджи улыбалась.
— Оппа… — Минджи первая нарушает тишину. — Как думаешь, тебя переведут в Японию?
Минхо пожимает плечами, не оборачиваясь. Прогулки пешком по городу, чтобы просто зайти в ресторан и дойти до дома, кажутся странными. Для этого всегда есть водитель, которого сегодня отпустили до первого вызова. В последний раз они втроём гуляли по центру года три назад, по случаю фестиваля. Ким забыли прелесть таких прогулок — можно спокойно говорить на любые темы и не бояться наказания.
— Если честно, то… — в голосе Минхо непривычная слабина. — Мама хочет этого. Не только для укрепления бизнеса, но и из-за проблем в правительстве. Кто знает, что придумают на этот раз. Новый президент точно против компашки, в которой отец Шиён.
— Да, в последнее время папа даже не ночует дома.
Шиён едва волнует факт того, что она не видит отца. До жути страшно то, из-за чего он может пропадать.
— Всё образумится, — уверяет Минджи с грустной улыбкой, вмиг согревая своим теплом. — Даже с Японией. Может, там будет лучше.
— Только не без друзей… — бормочет Минхо настолько тихо, что едва можно разобрать слова. Внезапно они тормозят посреди улицы и меняют траекторию к ресторану через дорогу. — Там готовят Кимчи как у бабули и могут отдать на вынос.
Грустная улыбка появляется и на лице Шиён. Минхо никогда не признает, что он волнуется или в печали. Редкие проблески слабости видны лишь в самые тяжёлые времена. Он молчал, когда улетел жить в Сеул, оставив друзей в их городе; не подавал виду, когда едва мог пошевелиться после травм; даже улыбался на похоронах своей бабушки. Слышать от него волнение о друзьях — наибольшее, что доверенно Шиён. Минджи знает лишь немногим больше, пусть она практически самый близкий для него человек. Ближе него только загадочный Джисон, который есть в каждой истории, но никогда не пересекался с Шиён. Удивительно, что ей вообще удалось увидеть остальную часть их компании.
Удивительно, что скрытный Минхо вообще туда попал. Просто в один день Сонхва решил познакомиться с ним, потому что думал, что ему грустно одному, Сан шёл в комплекте, Юнхо всегда был другом всех, а Минки затащили насильно, потому что он был таким же тихим. Теперь компания из пятерых танцоров и одного музыканта настолько дружная, что невозможно представить их поодиночке. Шиён знает, что есть ещё люди, которые постоянно с ребятами, но настолько близко узнать Минхо ей удастся только после свадьбы. Какой бред.
— Шиён-щи, тебе токкпокки? — спрашивает Минхо, когда они у барной стойки. Место отдалённо знакомое. Шиён хочет рассмеяться с того, что только сейчас заметила окружающий мир.
— Да. И соус какой-нибудь.
— Ты сегодня невнимательнее обычного, — тихо замечает Минджи, пока Минхо завершает заказ.
— Прости, — вздыхает Шиён. — Сегодня твой день, а я… отвлекаюсь.
Минджи нежно улыбается и подносит свободную ладонь к Шиёновой щеке. Голова невольно тянется навстречу к касанию. Плевать на окружающих и Минхо, потому что связь с Минджи кажется самой тёплой и родной. Шиён даже не думает, что они выглядят странно и неправильно со стороны.
— Мне всё равно, мой день или чей-то другой, — шепчет Минджи, заглядывая в глаза. Невозможно смотреть куда-то, кроме красного карего, излучающего любовь. — Главное, чтобы ты чувствовала себя хорошо.
— Я чувствую, правда. Мысли почему-то сами лезут в голову.
— Тогда мы сделаем всё, чтобы их прогнать, — просто улыбается Минджи.
Шиён улыбается в ответ и пытается не пропасть снова. Это легко, когда Минхо и Минджи начинают без умолку обсуждать планы на лето, Минджи расспрашивает брата про учёбу и новых друзей, он в ответ пытается узнать всё про музыкальную группу, и начинается бардак. Их заказ приносят ещё до того, как Шиён успевает хоть что-то сказать.
— И с каких пор ты у нас мастер игры на гитаре? — поднимает брови Минхо на Минджи.
— Хэй, я играла раньше!
— На басу? Впервые слышу.
У Минхо получается удивительно хорошо сдержать улыбку, пока Минджи обиженно жмётся к Шиён. Сейчас, когда они утвердили состав группы, более логичным кажется посадить Минни за синтезатор, а Шиён отправить играть на басу, тем более, что мама разрешила купить электрогитару. Но Шиён боится быть на сцене даже с тем, что знает очень хорошо, а выступать с неизвестным инструментом, который откопали в гараже Юци? Это безумие. Минджи надеется, что когда-нибудь сама Юци осмелится играть на том, что предложила.
— Больше никто не согласен на нём играть, — тянет Минджи со стороны Шиён.
— Тогда зачем он вам?
— И я о том же! — вмешивается Шиён.
Выражение лица Минджи говорит о том, что она не забудет это предательство. Сложно сдержать улыбку, когда всё такое глупое и шутливое. Даже замечания Минхо едва серьёзные, больше для того, чтобы заполнить тишину и вновь выйти на связь. Иногда Шиён не может смотреть на их общение без боли в груди — она совсем забыла ту близость, что раньше была между ней и её сестрой.
— С ним всё звучит лучше, Юци правда нравится моя игра, да и… Может, я хочу. Вы не думали об этом? — Минджи поднимает брови, готовая к спору.
— Ты ныла неделями о том, как тяжело играть на басу, — качает головой Шиён.
— Так, отстаньте от меня.
Минхо тепло смеётся, пожимая плечами. Шиён веселит такая реакция не меньше. Минджи, вроде как, даже хороша в игре. Ей нужно многому научиться, но она практиковалась с того момента, как Юци отдала гитару. Шиён думает, что так будет только лучше, к тому же, Минджи выглядит невероятно привлекательно, когда с чувством перебирает струны. Вся их группа состоит из красивых талантливых девушек, что становится проблемой для слабого сердца.
Свежий воздух помогает рассеять мысли. Шиён улыбается от нового спора, пока идёт рядом и старается не думать. Минджи сегодня такая яркая и весёлая, что не оторвать взгляд. Она продолжает говорить, смеяться, смущаться, и так по кругу. Кажется, её день рождения стал ничуть не хуже из-за того, что сегодня напряг с работой, важные встречи и Минхо появился всего на сутки, — всё остаётся позади счастливых разговоров. Даже пустой дом кажется громким из-за их смеха.
— Посмотрим что-нибудь или просто посидим? — спрашивает Минхо, когда они снимают одежду. На улице моросило весь путь и вымочило одежду. Вокруг непривычно тихо, но так легче сидеть на кухне в ожидании еды, не боясь общаться на любые темы.
— Разве остались кассеты, которые мы не смотрели бы хотя бы по три раза? — спрашивает в ответ Минджи, помогая нарезать хлеб. Шиён гордо сидит за столом, давно смирившись с тем, что ей не доверяют готовку. Всё из-за маленького недоразумения с яичницей, после которого вызвали пожарных.
— Значит, посидим, — пожимает плечами Минхо.
Они с Минджи работают сообща, по привычному за годы алгоритму, смеясь и шутя с неловкости или редкой неуклюжести. Шиён доверенно разлить сок, чтобы она не скучала, и это задание выполнено с необычной осторожностью. Их суматошное время на кухне ощущается по-настоящему семейным. Шиён не перестаёт улыбаться, пока слышит ссоры и хихиканье сбоку.
Минджи, словно она ребёнок, в ответ на несогласие брата в какой-то мелочи, пачкает его лицо в соусе, сразу убегая. От возмущённого крика болят уши, а пол трясётся от догонялок по кухне. Шиён смотрит на детские разборки, вновь чувствуя себя маленькой. Словно ей восемь лет и в этот дом потихоньку возвращалась жизнь. Минхо, как и тогда, не успевает догнать Минджи, пока она падает в руки Шиён, ища спасения. Это не мешает им всем остаться в итоге выпачканными в соусе, но всё мелочи. Шиён готова быть грязной с ног до головы, лишь бы Минджи как можно чаще искренне смеялась.
Всю еду и напитки наверх относят девочки, пока Минхо, как примерный старший брат, убирает на кухне. Минджи не перестаёт дурачиться, постоянно мешая Шиён и задирая её. Иногда её поведение становится до того невыносимым, что заканчивается терпение. Сейчас задирки едва злят, но Шиён всё равно в шутку толкает и угрожает побить. Минджи всё равно смеётся и лезет, испытывая терпение.
Комната наполнена криками и руганью, когда предпринимаются попытки действительно её остановить. С возрастом Шиён стала сильнее, поэтому ей нетрудно повалить Минджи на пол, не дав двигаться своими руками. Так становится хотя бы на несколько секунд спокойно и тихо. Шиён наконец может осознать происходящее вокруг.
Минджи, лежащая под ней, выглядит завораживающе. С её губ не спадает улыбка, глаза светятся счастьем, чёрные волосы беспорядочно лежат на полу, а щеки горят красным. С каждым годом Минджи только красивее, что начинает пугать. Шиён на секунду позволяет себе подумать, что могла бы влюбиться в далёком будущем, не будь они лучшими подругами.
— Не смотри так, — смущённо шепчет Минджи, не отводя при этом взгляд.
— Почему?
— Я обещала больше не целовать тебя, потому что мы подруги, — Минджи говорит сквозь лёгкую улыбку, но последнее слово несёт совсем другие эмоции. В нём столько всего, что неподвластно осознанию Шиён. — Но ты делаешь это невозможным.
Долго думать не приходится. Шиён успеет подумать над странной интонацией и тем, что они больше не целуются, как и должны были изначально, но сейчас только одно кажется правильным:
— Мне поцеловать тебя?
Щеки Минджи краснеют ещё больше, пока глаза жмурятся от смущения.
— Совсем чуть-чуть.
Шиён не нужно просить дважды. Она легко наклоняется вниз и целует, встречаясь с уже забытым теплом знакомых губ. Минджи моментально отвечает, не сдерживая жадности. Этот поцелуй необычайно взрослый и близкий, едва похож на прошлые. Шиён за мгновения становится жарко до постыдного тихого звука, что срывается с губ. Минджи под ней, в её руках, но умело сводит с ума одним движением своего языка, заставляя думать только о ней и хотеть только её. Да, Шиён определённо могла бы влюбиться. Может, в другой жизни это уже произошло.
От поцелуев, что практически перешли черту «чуть-чуть», отрывает скрип двери. Шиён моментально подскакивает и отпускает Минджи, пугаясь до бешеного боя сердца. Внезапный страх быть пойманными бьёт как никогда сильно, пускай до этого момента едва чувствовался. Тем более, что в дверях всего лишь Минхо, что точно поймёт. Ему можно доверить всё, Шиён знает.
Но ничего не происходит. Минджи удивительно хорошо играет непринуждённость, а Минхо не заметил ничего странного. Он только возмущается на то, что тарелки и кружки не стоят там, где должны были, полностью игнорируя смущение Шиён. Будто никто ничего не видел. Или так и было, а нервы зря играют в игры с онемевшими ладонями и слабым сердцем.
В комнате становится тише. Они спокойно едят и обсуждают маловажные вещи, пробуя вернуться в ту семейную атмосферу, когда не страшно задать самый личный вопрос. После полугода разлуки Шиён даже странно видеть Минхо рядом. Невольно приходит в голову то, что в будущем они будут рядом всегда.
— Ну как, ты нашёл новых друзей? — спрашивает Минджи у Минхо, пробуя почву.
— Будто эти бестолочи мне позволят, — закатывает он глаза в ответ. Под «бестолочами» он точно имеет ввиду свою компанию. — Сонхва уже в Сеуле, дело за Саном и Минки.
— Вас будто суперклеем прицепили.
Минджи легко смеётся. Шиён совсем немного завидует. Странный и холодный Минхо умудрился найти такую большую и крепкую компанию друзей, что, похоже, пробудет вместе ещё долгие годы. Сан и Минки всего на год младше, так что до полного переезда компании осталось совсем немного.
— Только Юнхо отклеили, — легко пожимает плечами Минхо. — Если, конечно, Шиён не переедет в Сеул. Но даже так…
— Почему его родители так на этом зациклились? — хмурится Минджи.
Шиён пытается припомнить, как именно Юнхо стал её водителем и зачем его вообще наняли, но не может найти подходящее объяснение. Да, Минхо подсказал его родителям, но почему? Непонятно, если вся компания против того, чтобы Юнхо был привязан к подобной работе. Тем более, что это почти полностью лишило его танцев.
— Я даже не помню, почему его наняли работать ко мне.
— Твои родители, кажется, до сих пор не знают полной истории, — Минхо поджимает губы, опуская взгляд. Видно, что он сомневается. Об этой истории не знает даже Минджи. — Юнхо не запрещал рассказывать вам, но и не разрешал, — на секунду серьёзный взгляд переходит на Шиён, — тем более, если это повлияет на твоё к нему отношение.
— Я… Я не буду к нему относиться иначе.
Рука Шиён невольно тянется к Минджиной, чтобы было что мять между пальцев. Становится страшно, какой именно может оказаться правда, но все знают, что Юнхо хороший и добрый. Больше похоже на наказание или договор с кем-то. Или, может, чужую ложь, что удачно на него спихнули. Шиён никогда об этом не думала.
— Ладно, всё равно… — с тяжёлым вздохом Минхо находит силы на следующие слова. — Юнхо сильно накосячил. Родители были согласны на карьеру танцора, пусть у них были другие планы. Может, его хорошее поведение и репутация среди знакомых повлияли на их решение.
— Но он давно не танцует?..
— Да. Потому что… Мы всегда дружили вместе, но кто-то больше, кто-то меньше. Это из-за Юнхо Минки попал в компанию и благодаря нему остался. Они всегда были близкими друзьями, даже очень. Планировали общее будущее и… разное. Ну и… Когда Юнхо было восемнадцать и он планировал уехать в Сеул, чтобы серьёзно заняться карьерой танцора, его родители узнали правду.
На долгую минуту повисает тишина. Шиён и Минджи бояться предположить уже понятное где-то в глубине, пока Минхо собирается с силами. Они никогда не обсуждали нечто подобное. Шиён даже не знает, говорила ли Минджи что-нибудь брату о том, что успело произойти или к каким открытиям она пришла.
— Юнхо и Минки начали встречаться раньше. У них большая разница в возрасте, поэтому ничего серьёзного не было. Они почти как друзья, только в последний год позволяли себе что-то большее, когда Юнхо решил, что уже можно. И именно из-за этого их поймали.
— Ты хочешь сказать, что…
— Да. Родители Юнхо были в ужасе. Они сразу же запретили ему общаться с нами и хотели отправить на военную службу или куда ещё хуже. Даже контракт почти подписали, чтобы он заступил на охрану в какую-то структуру. Отправили его на обучение, где условия были хуже, чем в армии. — Минхо поднимает грустный взгляд на Шиён. — Тогда твой водитель ушёл на пенсию, и родители начали искать нового. Я узнал совершенно случайно и чудом смог уговорить твоего отца. Он не знает причин, как и мама Минки. Никто не знает. Родители Юнхо согласились на мою идею и сказали твоим, что это наказание за разгульную подростковую жизнь и способ выработать дисциплину.
— Какой кошмар…
— Но прошло уже четыре года, — хмурится Шиён. Вся история не успела уложиться в голове. — Не слишком ли долго для наказания?
Минхо грустно смеётся. В его глазах столько эмоций, что у Шиён наворачиваются слёзы. Знать о том, что они с Минджи не одни такие, сделало только хуже. Если все люди относятся к ним так ужасно, то становится страшно жить. Радует то, что Минхо ещё тут. Он, может, спас Юнхо, что говорит о многом. Есть маленькая надежда на нормальное будущее.
— Минки всё ещё с ним в одном городе, значит, угроза не исчезла. Родители Юнхо думают, что прекратили их общение, а в следующем году последние связи окончательно оборвутся. Они, конечно, ошибаются, но шансов у их отношений всё равно мало.
— А никто из ваших не против… такой любви? — внезапно спрашивает Минджи, отходя от шока.
— Сейчас, когда Минки уже почти восемнадцать, больше никто не возражает. А то, что они оба парня, никогда не было проблемой, — легко отвечает Минхо, окидывая Шиён и Минджи взглядом. — И мне кажется, что вы меня понимаете.
— О чем ты…
Шиён вновь на грани того, чтобы покраснеть. Ладонь Минджи больше не справляется с тем, чтобы успокоить. Сама Минджи, кажется, искренне не понимает то, на что намекает Минхо. Шиён понимает слишком хорошо, из-за чего зарывается лицом в чёрные волосы, что пахнут персиками, лишь бы избежать смущение.
— Вы думаете, что ведёте себя незаметно, но у вас на лицах всё написано.
— Что написано? — громче обычного спрашивает Минджи. Теперь она щипает ладонь Шиён. — Мы подруги.
— Часто подруги целуются на полу? — поднимает брови Минхо, вызывая у Шиён беспомощный писк.
— Хэй, мы действительно подруги!
— Не тебе говорить, Минджи, когда ты ведёшь себя как влюблённая иди…
— Давайте закончим этот разговор, умоляю! — жалобно умоляет Шиён, поднимая лицо. Она горит от смущения.
Минджи горит в разы больше.
— Если вы так пожелаете, — смеётся Минхо, поднимая стакан с соком.
Шиён переводит внимание с него на Минджи, которую особенно смутили последние слова. Её легко дразнить и дурить, но редко когда можно встретиться с настолько сильной реакцией. Шиён пытается понять, почему Минхо смог довести её до такого, но собственное смущение не даёт здраво мыслить.
— Тогда ещё раз за день рождения.
Три стакана в унисон стукаются в коротком тосте, обрывая ненужные размышления.
Все, за исключением мыслей Шиён о бардовых щёках Минджи на шутливое «влюблённая идиотка».
//
Музыка льётся сама собой, будто исходит не от старого синтезатора. Клавиши удивительно хорошо работают, звук не кажется противным и слишком искусственным, а при хорошей игре всё складывается в сносную картину. Шиён по-детски жмурит глаза, боясь, что иначе всё исчезнет. Ей до сих пор не верится, что она играет на любимом инструменте и занимается любимым делом.
Разговоры на китайском и звуки неумелой игры на гитаре едва отвлекают. Шиён в своём маленьком мире, где есть запомненная наизусть попсовая песня и инструмент. Чем дольше пальцы безошибочно нажимают на клавиши, тем больше кажется, что она на верном пути. Музыка успокаивает до мечтаний о счастливых моментах, топя в хорошем.
— Хэй, Шиён-а!
На вскрике пальцы сбиваются с ритма. Шиён вздыхает, понимая, что играть в группе будет гораздо сложнее, чем наслаждаться игрой наедине с фортепиано. Перед уже открытыми глазами появляется Юци, которая недовольно хмурит брови. У неё в руках нотные листы, которые писала сама Шиён, пытаясь адаптировать клавишную мелодию под гитару.
— Эти ноты не подходят.
— Почему? — Шиён хмурится, пытаясь вспомнить возможные ошибки в своей работе. — Их несложно играть, и они хорошо подходят под фортепиано.
— Вот именно, под фортепиано. Я отвечаю за ритм, как и Минджи. Чтобы сыграть так, нам нужна третья гитаристка под соло. Придётся оставить ноты до того момента.
Шиён тихо кивает, понимая, о чем говорит Юци. Конечно они не найдут третью гитаристку, если нынешний состав наскребли с огромным трудом. Да и группе осталось совсем немного, если вспомнить про то, что Минджи, Минни и Юци заканчивают школу в конце следующего года. Шиён надеется, что они успеют выступить хотя бы до конца этого семестра.
— Тогда аккорды тут простые, вот.
Юци кивает, окидывая взглядом нотный лист Шиён. Ничего сложного, даже скучно. Так со всей песней. Вокал лёгкий, последовательность аккордов самая банальная, на фортепиано можно играть с закрытыми глазами, а барабаны играют медленно, но ритмично. Все договорились на чём-нибудь лёгком, чтобы зарекомендовать себя на концерте в честь начала лета, но не напрягаться слишком сильно.
Шиён отвлекается от синтезатора, возвращаясь в настоящее. Дон неподалёку от неё набивает незамысловатый ритм, расслабленно сидя на стуле. Она действительно хорошо играет и удивительно хорошо поладила с Юци. Та скромная девочка, что пришла в их школу четыре месяца назад, оказалась довольно дружелюбной и открытой к экспериментам. Шиён не перестаёт удивляться её активной игре и быстрой речи, если обсуждается что-то интересное.
Они тут все такие. Минни не кажется слишком громкой или активной в толпе, но в актовом зале, что всегда открыт для репетиций, она может быть громче всех. Особенно когда распевается или смеётся с шуток Юци. Минджи ничем не лучше, даже хуже, когда рассказывает старые анекдоты или громко хохочет с каких-то глупостей. И все они ещё хуже, если дело доходит до споров.
Шиён может только смеяться и изредка добавлять что-то от себя, в основном тратя энергию просто на наблюдения. Смотреть за людьми, что горят идеей, увлекательно. Смотреть за музыкантами, пусть и неуклюжими, ещё интереснее. Шиён едва способна отвести взгляд от резвой игры Юци на любой возможной гитаре, но ещё сильнее привлекает Минджи. Кажется, что дело в бас-гитаре, её виде и звуке. Или в том, как тело Минджи движется точно в такт мелодии, пока пальцы бегают по струнам. От такого вида Шиён сходит с ума, теряя голову в разных мыслях.
Ей определённо нравится музыка, играет она её сама или другие. Но даже это не избавляет от волнения, когда Юци предлагает наконец-то сыграть вместе, после нескольких репетиций, где они просто помогали друг другу сыграть то, что потом станет общим. Пальцы немного подрагивают, мешая собраться. От Шиён зависит весь ритм, в особенности Дон и Минджи, а спеться с Минни посреди этой суматохи кажется невыполнимой задачей.
Их позиции расположены так, чтобы было легче слышать друг друга, но половина инструментов едва годятся для серьёзных выступлений. Барабаны неполные, всего с одной тарелкой, были найдены в кладовой школы, потому что свои барабаны Дон оставила в Китае; из гитар только то, что было у Юци дома, потому что Шиён ещё не успела купить собственную; синтезатор ещё с времен, когда Шиён только переехала в Корею и играла на первом попавшемся в магазине инструменте. Их идея с музыкальной группой держится на детском энтузиазме.
Шиён слышит тихую просьбу Минджи приготовиться и ставит пальцы на клавиши. Её отсчёт едва слышно, но небольшое сольное вступление даёт время всем собраться. Как только начинает играть музыка, тревожные мысли уходят из головы. Шиён невероятно легко играть и петь, не обращая внимания на окружающих.
Дон спокойно вступает за ней, едва слышно набивая ритм. Сразу за ними следуют Юци и взволнованная Минджи. Они звучат неправильно, сбито, и что-то подсказывает Шиён, что всё дело именно в басу. Но это не мешает Минни начать петь, следуя основной мелодии, игнорируя сбитый ритм. Её голос приятный для слуха, нежный, но местами холодный. Когда поёт Шиён, складывается совершенно другое впечатление — она громкая и звонкая, гораздо ниже. Разница в тональностях сыграла им на руку, когда нужно петь в унисон, но в обычных условиях Шиён приходится слегка напрягаться, беря ноты выше привычных.
К середине песни все эти проблемы забываются. Шиён спокойно играет и поёт, утопая в их корявой музыке. Есть что-то живое в том, как забористо они звучат. Чувствуется настоящая атмосфера репетиций.
— Подождите, стоп.
В этот раз говорит Минни. Все инструменты в момент затихают, за исключением Шиён, которой требуется пара секунд на осознание. Минни смотрит между Юци и Минджи.
— Кто-то из вас сбил ритм с самого начала. Так невозможно петь.
— На меня даже не смотри! — Юци возмущённо поднимает брови.
— Наверное, это я? — тихо спрашивает Минджи, поднимая руку. Такая очаровательная в своей стеснительности.
— Это определённо ты, — соглашается Шиён.
Никто не ругается. Они начинают иначе, чтобы Минджи было легче привыкнуть. Играют только с гитарой, чтобы их звуки сошлись, заставляют Минджи играть одной, чтобы она получше научилась, даже пробуют играть только с барабанами. Дон непроизвольно подстраивается под ритм в ту же секунду, как сбивается бас, но даже так они учатся играть вместе. Всю репетицию, лишь бы Юци не возмущалась на то, насколько отстранённо играет Шиён, а Минни не мешали мелкие ошибки Минджи.
Дон уходит уже через час, потому что у неё уроки корейского, а Юци выдыхается ещё через двадцать минут. Ей тяжело учить новичков, особенно Минджи, что тяжело схватывает в силу нехватки практики. Минджи, до тех пор, пока у неё не получится играть, отказалась уходить домой, как и Шиён, без которой ей не научиться. Минни осталась за компанию, чтобы те двое не убили друг друга. Или чтобы Минджи действительно научилась, а не смотрела на Шиён и путалась в мыслях.
— Мин-а, ты спешишь, — спокойно говорит Минни, когда Минджи в десятый раз обгоняет ритм.
Шиён хмурится с сокращения. Минджи всегда была Джию, потому что ей это невероятно подходит, и только в последние годы стала Джи, когда Шиён привыкла к корейскому. Слышать странное «Мин» непривычно и неправильно, но что-то подсказывает, что Минни, говорящая «Джи», принесла бы ещё больше дискомфорта. Минджи, кажется, всё равно.
— Музыка сбивает, мне нужен метроном.
— Метроном сломали ещё в прошлом году, — напоминает Шиён. Это было её выступление с фортепиано, когда кто-то из младших классов уронил аппаратуру. — И на сцене будут только барабаны.
— Хорошо, хотя бы сейчас, — Минджи строит те самые глазки, к которым у Шиён нет иммунитета. — Постучите кто-нибудь.
— У меня всегда было туго с такими вещами, — моментально отговаривается Минни.
Шиён смотрит между ними, находя только жалобные взгляды. Минджи просто ребёнок, а Минни — лентяйка. Шиён оставили наедине с двумя катастрофами, и только присутствие Юци могло бы спасти. Или, может, при Дон им было бы стыдно вести себя как дети. Шиён остаётся только соглашаться с идеями старших, лишь бы процесс шёл быстрее.
— Тогда тебе надо сесть за клавиши, — пожимает она плечами, обращаясь к Минни. — Я не могу делать всё одновременно.
— Хорошо, дай только посмотреть.
Минни спокойно садится на место Шиён, внимательно рассматривая нотные листы. У неё гораздо больше опыта, поэтому такая лёгкая мелодия, звучавшая уже десятки раз, не должна вызвать проблем. Шиён становится возле Минджи и в который раз думает о том, что во всём этом не было необходимости. Может, Минни вредничает из-за того, какой громкий барабан.
Шиён начинает стучать ладонью, бросая взгляд на Минджи. Ещё минута растерянности и она начинает играть, старательно следя за скоростью. Несколько раз они сбиваются, потому что, оказывается, ритм слишком быстрый. Шиён сжимает пальцами переносицу, борясь с головной болью.
— Он быстрый, поэтому ты спешишь под музыку?
— Я спешу из-за того, что пытаюсь убежать за ритмом, — тянет Минджи, дуя губы.
Иногда слова Боры кажутся правдой. Минджи действительно капризная и пригретая солнцем. Хуже ли она от этого? Нет. Любит ли её Шиён меньше? Только в такие моменты. Теперь наличие Минни в комнате полностью обосновано.
— Давай сыграем медленнее.
— Ты же говорила, что плохо соображаешь в таком? — Теперь Шиён не понимает Минни.
— Поменять четыре четвёртых на три четвёртых не так сложно.
— Так мы точно запутаемся.
Шиён устало садится на пол, роняя лицо в ладони. Минни тихо смеётся, пока Минджи садится рядом. Шиён чувствует себя в тёплых объятиях и слабый пинок в бок. В тишине Минджи и Минни такие разные, но обе одинаково раздражают и веселят одновременно. Идея создать группу была сумасшедшей.
— Не веди себя так, — смеётся Минни, пиная ещё раз.
— Как?
— Будто ты старше.
— Но если вы капризные? — тянет Шиён, игнорируя надоедливое замечание.
Минни садится на корточки, оказываясь слишком близко. С такого расстояния слышен запах её ярких духов, напоминающих море, и видны редкие веснушки. Шиён чувствует ладонь на своём подбородке, что вынуждает посмотреть наверх, глаза в глаза. У Минни нежный взгляд и ленивая улыбка на губах.
— Разве ты не умеешь справляться с капризными девочками?
Вопрос оставляет Шиён без слов, потому что откуда ей знать? Она не в состоянии справиться с девочками в целом, а особенно с такими. Точно не когда они так смотрят и пускают жар в груди. Минни… смущает. От осознания этого приходит ещё большее смущение.
— Ладно, давайте дальше. — Минджи резко встаёт с места и берет гитару. Минни только шире улыбается, неспешно возвращаясь на место. Одна Шиён замерла. — Сейчас быстро сыграем и можно идти.
Никто не верит в это «быстро», и не зря. Дома Шиён оказывается только через полтора часа, ужасно уставшая и с ворохом ненужных мыслей.
//
— Какого черта ты меня ловишь?
На улице было тихо, если не считать громкие голоса одних на весь квартал девушек. В таком месте никто не заметит и не подслушает разговор. Идеально для серьёзных встреч или угроз. Происходящее сейчас не входило в эту категорию. Эти прогулки, если честно, мало походили на что-то адекватное в целом.
Бора закатывает глаза от раздражения. Минджи играет на её нервах с первого призрачного упоминания от Шиён, но в последние месяцы у неё появился удивительный талант. Серьёзно, поджидать ради разговоров наедине? Она либо отчаянна в своём одиночестве, либо хочет любыми способами показать, что она лучше. Будто Бора без неё не знает, что едва годится в подруги к такой, как Шиён.
— Потому что ты даёшь себя поймать, — просто отвечает Минджи, раздражая только больше. Для Боры этого достаточно.
— Слушай, — она останавливается посреди улицы, заглядывая Минджи в глаза. Разница в росте мешает казаться устрашающей, но раздражение это компенсирует, — проблема с Юхён уже решена. Не знаю, почему это тебя так парило, но всё. Можешь больше не притворяться хорошей подругой и оставить меня в покое.
Вся сцена ощущается так, словно они в одном из телевизионных шоу, что Боре удавалось видеть не больше трёх раз за всю жизнь. Минджи, несомненно, могла бы стать одной из лучших актрис — её упрямство и притворство сильнее Бориной воли к жизни. У Шиён действительно ужасный вкус на подруг.
— Но я не притворяюсь, — Минджи наклоняет голову на бок, выглядя удивлённой. — Мне кажется, что нам пойдёт на пользу общение друг с другом.
— С хуя ли?
Щеки Минджи краснеют. Годы во дворе не сделали речь Боры краше, но однозначно добавили несколько полезных выражений. Она знает, что ругань никому из приличных людей не придётся по душе, но из элиты знакомы лишь трое, одной из которых хочется проговорить каждое известное плохое слово. У Минджи есть потенциал хорошей простой девчонки, что спрятан под панцирем престижа.
— Потому что у нас есть общие подруги, которые любят нас обеих. Им приятно видеть нас вместе, поэтому нет смысла делить время с ними между и заставлять выбрать кого-то одного.
Что-то поворачивается в голове Боры. Она понимает. Не всё, что скрыто за хитрыми словами Минджи, но то, на что хватает прошлых знаний. Все замеченные взгляды, каждое необычное слово, излишние переживания. Минджи втирается в друзья не из-за Шиён.
— Если ты так хочешь понравиться Юхён, то можешь просто гулять с ней или с Пай.
Прямые слова сбивают Минджи. Она удивляется настолько сильно, что Бора начинает гордиться своей сообразительностью. Теперь каждое действие Минджи объяснимо и банально для понимания. Солнце влюбилось в подсолнух. Скучнее не придумаешь, но, кажется, такова жизнь золотых детей и примерных умных девочек. Жизненные выборы Боры и её непослушное сердце ничуть не лучше.
— Я не… — Минджи обрывает себя на полуслове, опуская взгляд. На несколько секунд она застывает в глубоких раздумьях. Перед тем, как продолжить, в её блестящих глазах загорается идея. — Если я буду гулять с ней просто так, то это будет странно. Она точно всё поймёт.
— Не просто так, вы уже давно знакомы и знаете друг друга.
— Но мы не так близки! — в голосе Минджи отчаянные нотки. Что-то подсказывает, что пришедшее в голову дружеское «влюбилась» совсем не о дружбе. — Бора, мне нужна твоя помощь.
Бора не сдерживает усмешки.
Наступили странные времена. Джинсок уехал навсегда и теперь использует только свое американское имя; Юхён вот-вот сбежит от родителей с их же помощью; давний враг хочет быть другом и просит о помощи. Даже Шиён стала странной — недавно подарила Боре букет из тысячелистника, отваром из которого люди обычно лечат. Кажется, будто звезды слетели с орбит и свели всех с ума. Жаль, что Бора не верит в подобный бред.
— Если ты собираешься склонить её к своим мерзостям, то даже не проси меня. Юхён нормальная.
— Я просто хочу подружиться, — холодная ладонь Минджи ложится Боре на плечо. Её руки удивительным образом способны приносить комфорт, но сейчас не до этого. — Пожалуйста.
— Хочешь дружить — дружи. Юхён будет рада. Может, это выбьет из её башки Шиён.
Последнее предложение слетает нечаянно. Бора не понимает, откуда оно вообще могло взяться, если мысли едва уходят к этой теме. Года два назад было дано тихое обещание самой себе проглотить ревность. Получается ужасно, когда Шиён такая добрая, а Юхён сходит по ней с ума. Глупая девчонка тает от малейшего внимания в свою сторону.
Тишина подсказывает, что Минджи хорошо уловила смысл сказанного. Должно быть иронично, когда ситуация складывается… так. Бора не может назвать это любовным треугольником, потому что ей не ясно то, к кому Шиён тянется больше всего. По ней ничего нельзя сказать, потому что внимание в адрес каждой равное и временами недостаточное. Бора кусает губу, где-то в глубине души надеясь, что стоит на первом месте.
— Юхён нравится Шиён? — тихо спрашивает Минджи.
— Она ей восторгается, — Бора сообщает это как данное. — Не знаю, это очевидно. Иногда от их взаимодействий меня тошнит.
— Тогда…
Минджи поджимает губы, пиная камни под ногами. За эту прогулку она так часто кажется живой, что Бора начинает волноваться.
— Я всё равно хочу с ней дружить. По-настоящему, как вы.
С губ слетает тяжёлый вздох. Бора понимает, что когда-нибудь ей придётся смириться с тем, что она не сможет всю жизнь оставаться номером один у всех сразу. Желания выбирать, кто ей больше важен, тоже нет.
— Тогда флаг в руки. Я не мешаю, Минджи. Только… — Бора закатывает глаза. В следующих словах совсем-совсем маленькая капля принятия: — Если зовёшь меня, то хотя бы покорми или расскажи что-то интересное.
Минджи с улыбкой кивает, без проблем соглашаясь на просьбу.
Либо ей действительно нравится Юхён, в самом прямом смысле этого слова;
Либо Бора не понимает чего-то более серьёзного, что скрывается за обманчиво добрыми глазами.
//
Курение не казалось чем-то плохим. Бора пробовала, ей не понравилось. Чан здорово поиграл на нервах и приучил к плохому. Шиён быстро отбила желание казаться взрослой, а Джинсок окончательно отучил от не успевшей появиться привычки.
Сейчас их не было рядом, чтобы остановить происходящее.
Бора всё ещё гуляет с Шиён, плачет в её руках и засыпает у неё на плече. Они невероятно близки, теперь гораздо сильнее привычного, но что-то потерялось между комфортных слов. С Джинсоком Бора боялась сделать что-то, что ему не понравится. С Шиён она может сделать любую вещь, и останется прощенной. Они уже это проходили.
Поэтому нет никакой проблемы в том, чтобы курить в перерывах на работе или после школы. Бора стреляет у бывших друзей толстые противные сигареты и покупает у знакомых тонкие, не пытаясь бороться. Табачный дым приносит успокоение. В такие моменты Бора не беспокоится о том, что нужно приготовить на ужин, какие уроки надо выучить, на сколько часов выйти на работу. Заботы достали до зуда под кожей и желания кричать.
Запах сигарет не тревожит бабушку. Бора не наглеет настолько, чтобы заходить к ней в комнату пропахшей дымом. Бабушка знает самое необходимое: Бора работает в хорошем месте, не пропускает школу и тратит деньги на продукты и редкие походы на танцы. Только последнее — ложь. С момента отъезда Джинсока Бора не появлялась в студии, а деньги тратит на сигареты и откладывает остаток.
Джинсок всё ещё не звонил Шиён или Минджи. Может, он пытался связаться, но они промолчали. Бора не хочет знать правду и не хочет пытаться найти его. Сердце разрывает от боли при одной только мысли. Видеть студию, где они провели так много времени и которая полюбилась исключительно благодаря Джинсоку, сложнее всего. Бора позволяет себе вспоминать танцы лишь в свободные вечера, в своей закрытой комнате. Больше они не приносят удовольствие, только лишают мыслей.
Рука всё чаще начала тянуться к ручке на уроках, вспоминая прожитое. Бора вновь рисует, отвлекаясь так от нудных лекций, забивая время на работе и слушая бабушку. Будто тело само собой ищет любые возможные пути, чтобы отвлечься от мира вокруг. Или отвлечься от мира внутри себя, что в разы хуже.
Единственное, до чего Бора не дошла, — алкоголь. В памяти слишком хорошо отложилось детство, чтобы не было желания даже думать о выпивке. Бора знает, до чего это доводит, и до ужаса боится стать такой же. В голову раз за разом приходит банальное «я должна быть лучше», будто только это сдерживает.
Но бабушка не верит в чудеса детских травм. Она видит перемены и не выдерживает в начале июня, спрашивая прямо:
— Ты что, хочешь быть, как мать?
Вопрос режет по ушам. Бора сразу же откладывает ручку, злясь на вопрос. Чтобы она, не важно в насколько ужасной ситуации, позволила себе опуститься до того уровня? Ни за что в жизни.
— Что за бред? — голос подводит, выдавая злобу.
— Я же вижу, как ты изменилась. — Тон бабушки привычно холодный и спокойный. Почему-то именно он пугал больше криков и обзывательств. — Скажи честно, ты начала пить?
— Ба, ты совсем?!
Бора искренне пытается сдержать гнев внутри, но есть вещи, за которые она не простит. Их осталось немного, половина забылась на жизненном пути, от части избавили Шиён и Джинсок. Но сравнивать её с родителями? Это худшее из того, что мог сделать близкий для неё человек. Иногда Бора просыпается в холодном поту от кошмаров, где ведёт себя также ужасно, после чего ещё несколько дней рассматривает себя в зеркалах и следит за каждым своим действием, боясь, что то был не сон.
— Не кричи. Так обычно всё и происходит.
— Как «так»? — от раздражения Бора хочет уйти к себе, но ещё осталось терпение на вопрос.
— Когда жизнь идёт не туда. Пьяницами всегда становятся бедные, а мы с тобой именно такие, — что-то в словах кажется правдой. Большая часть всё равно списывается на старческий маразм. Бора заметила, как и без того ворчливая бабушка после травмы стала негативной до невыносимого. — Ты же знаешь, как твои родители закончили в той дыре.
Суть в том, что Бора ничего не знает. Для неё мать спилась, деньги закончились, отец работает на выпивку и не ночует дома днями из-за того, что не может видеть свою семью. Всегда было так. Бора не помнит хорошего, не видела мать трезвой, не могла поговорить с отцом хотя бы пять минут без «я занят». Она знает, что сейчас ничего не изменилось. Может, мать стала чуть меньше пить, а отец научился оставаться дома. Бора слышала, что до неё было не так. Значит, виновата она?
— Я ничего о них не знаю, как и о тебе.
— Да нечего знать, — отмахивается бабушка. — Твой отец всю жизнь пахал на твою жизнь, а мать всё спустила в канаву. Я никогда её не любила.
— Отец работал на себя, а не меня, — возражает Бора, даже не пытаясь вспомнить дни, когда видела свет в той самой канаве.
— Бора, он только из-за тебя оставался в семье. Не удивлюсь, если моя дочь осталась одна или уже упилась до смерти. Он должен был уйти сразу после Пусана.
Бора хмурится от противоречивой информации. Отец никогда не пил до потери сознания, не бил Бору и покупал ей всё нужное. Но он никогда не говорил с ней, не проводил время и едва защищал от матери. Если вспомнить, то ругал он гораздо чаще, чем хвалил. Верится ли после такого, что он оставался только ради Боры? Нет. Но больше внимание цепляет другое.
— Пусана?
— Они никогда тебе не говорили, — кивает бабушка. На её лице мелькает сочувствие. — Я отпустила твою мать учиться в Пусан, когда она закончила школу. В институте она познакомилась с твоим отцом, а после выпуска он сделал ей предложение. Он попал на хорошую должность, поэтому они остались в Пусане и даже присылали мне деньги. Твой отец быстро рос по карьерной лестнице, я даже не верила. Всё было настолько хорошо, что они собирались купить свой дом. Именно тогда появилась ты. Думаю, у твоего отца давно были враги, раз он настолько быстро вырос. Один из его «друзей» подделал документы и подстроил всё так, будто было хищение средств из компании. Твой отец много заплатил, чтобы обойтись без суда, но с работы его выгнали и закрыли все дороги на нормальные должности. Никакого дома, все деньги на маленькую тебя, а мать пошла по стопам её отца и начала пить. Мало-помалу, так вы оказались в городе поменьше и дешевле, у нас, медленно слетев из-за твоей матери в отшельник, на который только хватило денег. Твой отец не переставал работать, чтобы обеспечить хотя бы это, но смелости выставить твою мать за дверь или попытаться её образумить у него не хватило. Оба хороши.
Повисла тишина. Боре нечего сказать. В голове не укладывается полученная информация, но в то же время кажется правдивой и ясной. Отец говорит на пусанском диалекте и не перестаёт работать, пока мать не перестаёт пить. Но представить то, что когда-то они любили друг друга и жили в достатке? Это то, что будет мешать уснуть не одну ночь.
— Я пойду, прости.
Бабушка не отвечает ничего. Она достаточно умна, чтобы понимать то, насколько сильно её слова поменяют жизнь Боры.
//
— Ты уверена, что это хорошая идея? — Бора кивает на Минджи с резвой Пай под её ногами.
Юхён улыбается от картины, понимая, что уверена как никогда.
— Минджи будет лучшей приёмной мамой для Пай.
— Фу.
Борины возмущения сегодня особенно сильно смешат. Юхён счастлива и всё вокруг для неё кажется хорошим. Родители не провожают в школу, даже не потрудились попрощаться, последние три дня перестало тошнить, Бора и Минджи впервые не ссорятся, хотя рядом уже дольше двадцати минут.
Бора с Юхён с самого утра и помогла спустить вещи. Мама Юхён удивительным образом вытащила отчима из дома, а сама ушла на работу, оставив квартиру полностью на Найрим. Это был первый и последний раз, когда Бора увидела комнату Юхён — гостиную — и её личные вещи. Шиён и Минджи довёз Минхо, который теперь скучал в стороне и ждал, пока все будут готовы. Или пока будет готова Юхён, потому что вещи давно лежат в машине.
Сложно сказать «прощай». Юхён не глупая, чтобы думать, что когда-нибудь увидит родителей или это место. Воспоминания вряд ли позволят вернуться и улыбнуться прошлому. От старого кирпичного дома тошнит, остатки детей на улице бесят своим видом, особенно когда с жадностью смотрят на машину Минхо, а от одной только мысли о матери и её муже тошно. Юхён знает, что мама не виновата и даже защищала её, но этого недостаточно. Теперь уже ничего не хватит, чтобы исправить отношение к прошлому.
Но всё это не мешает сомневаться в уходе. Эта жизнь была ужасной, но привычной. Юхён знала каждый будущий день, каждое слово матери и действие отчима, наизусть запомнила место под вишней, которое любила Шиён, и резкий запах искусственно высаженной в ряд туи, которую всегда называла кипарисом. Бора нередко срывала её умирающие ветки и говорила, что Юхён слишком подходит этот «кипарис». Шиён кривилась от любого упоминания.
Юхён трясёт. Она ещё раз окидывает взглядом свой дом и шепчет слабое «прощай», сразу же отворачиваясь. Рука незаметно для себя тянется к Боре, чтобы прижаться покрепче и убедиться в том, что происходящее действительно реально. Минджи помогает, быстро догоняя их вместе с Пай, улыбаясь и кладя руку на плечо. Юхён чувствует себя окруженной любовью.
Одна Шиён не сдвигается со своего места около Минхо, спокойно наблюдая за побегом от прошлого. Она красивая, даже слишком, со своей дурацкой чёлкой до глаз, в уличных джинсах и серой футболке, что дороже всего багажа Юхён, и настолько свободная, что невольно становится завидно. Или, если Юхён будет честна с собой, ей до ужаса горячо в щеках и хочется отвести взгляд, когда чёрные полуприкрытые глаза смотрят прямо на неё.
Из-за избытка эмоций поездка проходит туманом. Юхён едва помнит, как они упаковывают последние вещи, как Минджи садится вперёд вместе с Пай, и как Бора пихает Шиён в центр задних сидений, будто специально. Потому что Юхён не может перестать краснеть от того, как холодная ладонь держит её собственную, но, в то же время, вторая ладонь лежит на бедре Боры, будто так и надо. Это в который раз напоминает о том, что все надежды напрасны. Шиён тактильная со всеми друзьями, тут нет исключений.
Но думать о каких-то глупостях нет времени.
Дальше всё происходит быстро.
Всю дорогу они обсуждают будущую жизнь, все пятеро смеясь и шутя, будто Бора больше не угрюмая, а Минхо был в их компании всегда. Юхён расслабляется хотя бы немного, но это длится недолго. Дорога до интерната не занимает много времени, а там уже гораздо больше суматохи, чем было дома.
Наверняка они выглядят странно: четверо подростков провожают в новую школу тринадцатилетнюю девочку, пока родителей нигде не видно. Другие дети оглядывают их и перешептываются, учителя смотрят с недоверием, да и вся атмосфера давит на нервы. До директора, а потом и общежития, доходят только Минхо, в качестве брата, и Шиён, которая помогает со всем остальным.
Только в кабинете у директора Юхён замечает, что её пальцы переплетены с Шиёновыми. Близость убивает, но успокаивает. С Шиён не страшно ходить среди десятков взрослых и детей, обсуждать важные вопросы и вступать в новую жизнь. Юхён чувствует себя как ребёнок, но если это значит, что за неё отвечают Шиён и Минхо, то ничего не пугает. Шиён уже давно подруга, но Минхо появился в жизни Юхён совсем недавно. Тем не менее, доверия к нему не меньше, чем к Минджи.
— А вы кем приходитесь Юхён? — спрашивает комендантша в тот момент, как директор передаёт их ей, чтобы можно было заселиться.
— Я девушка Минхо, поэтому мы вместе разбираемся вопросом с Юхён, — без сомнений отвечает Шиён, легко улыбаясь.
У Юхён подступает ком к горлу. Она практически полностью уверена, что Шиён и Минхо не вместе, но даже шутки об этом могут испортить настроение. И дело точно не в симпатии к Минхо. Юхён мало знает о жизни, чувствах, отношениях с людьми и социальных нормах. То, что она знает про себя, легко вписывается в «всё равно какой пол и социальный статус». То, что у неё в отношении к своим друзьям, выходит за рамки осознанного, но есть одно маленькое предположение, принятие которого может всё изменить.
Юхён не настолько смелая, чтобы признать симпатию к кому-нибудь себе или этому кому-нибудь.
Комендантша ничего не отвечает Шиён и Минхо, но меняется в лице. Шиён выглядит молодо, а по документам ещё не достигла пятнадцати лет, когда Минхо везде выступает как опекун Юхён — вопрос достоверности документов и некоторых нюансов опускается уже в который раз в силу денег, — что вызывает вопросы. Вся ситуация вызывает вопросы, но придраться не к чему — Юхён прошла в интернат по результатам экзаменов, а некоторая сумма решила вопрос заселения.
В будущем, Юхён пообещала себе, она всё вернет. Шиён не просила денег за все учебники, что давала, Минджи не сказала о том, сколько стоил весь перевод, а Минхо наверняка наврал, что заселение бесплатное. Общая сумма будет неподъемной ближайшие десять лет как минимум, но у Юхён большие амбиции и нескончаемая благодарность. Есть плюсы в том, чтобы дружить с богатыми детьми, но в мыслях никогда не было пользоваться этим.
Сейчас, когда из затрат осталась только стоимость жилья, Юхён может спокойно выдохнуть. Общежитие внутри в разы лучше её последнего дома, как и комната, в которую заводит комендантша. Две девочки внутри комнаты совсем немного пугают и смущают, как и то, что там всего две кровати, когда их уже трое. Этот вопрос быстро отпадает.
— Гахён-а, разве я не запрещала тебе отвлекать Юбин от уроков? — ругается комендантша, обращаясь, судя по всему, к младшей из девочек. — Если у тебя хорошие оценки, это не значит, что можно мешать сестре.
— Простите, я сейчас убегу, — отвечает Гахён, точно ничуть не сожалея.
Юхён пытается рассмотреть сестёр получше, но комендантша отвлекает объяснениями, забивая голову новой информацией. Минхо уже ушёл, но Шиён всё ещё тут, держит за руку и внимательно слушает наставления. Сердце в который раз разрывает от эмоций и чувств. Юхён счастлива, пусть всё ещё не осознала полноты ситуации.
— Если что-то ещё непонятно, то можешь спросить у Юбин или спуститься ко мне, — заканчивает комендантша. — Думаю, вы поладите. И, Гахён, почему ты всё ещё тут?
— Сейчас, уже иду.
— Чтобы через пять минут я видела тебя на втором этаже, — грозно говорит комендантша, выходя за дверь. Она ругается, но не похоже, что всё это всерьёз.
— Харин уже надоела, — фыркает Гахён, не собираясь вставать.
— Если ты продолжишь ходить в её часы, то она потеряет терпение, — впервые говорит Юбин. Её голос, как и у Гахён, низкий и необычный.
Теперь Юхён позволяет себе обратить внимание на девочек, чтобы сложить какое-нибудь впечатление за пределами «низкий голос и вредность».
Старшая, Юбин, бледная и худая, ростом с Бору или ниже, с короткими темно-русыми волосами и такого же цвета глазами. Её часть комнаты не захламлена, но далека от порядка. Почему-то кажется, словно она одна из типичных хулиганок, но её речь грамотная, а взгляд чересчур умный, если такое вообще возможно. И, если судить по их разговору с комендантшей, она молчалива и холодна.
Гахён же милая настолько, что хочется затискать её пухлые щеки. Её взгляд пытливый, изгиб губ необычный и привлекательный, комплекция полнее, чем у Юбин, но рост ещё ниже. Цвет волос и глаз, даже тон кожи, у них едва отличаются, но Юхён никогда бы не подумала, что они сестры, особенно учитывая то, насколько болтливой и энергичной кажется Гахён на фоне спокойной Юбин.
— Привет, Юхён, — отвлекает Юбин, вставая с места. На её губах едва заметная улыбка, а голос лишён эмоций. Юхён старается не страдать раньше времени на тему того, как ей в очередной раз придётся пытаться сжиться с холодным человеком. — Я Юбин, будем соседками. Это дополнение, — Юбин кивает на надутую Гахен, — тут почти каждый день, так что, кажется, мы все будем соседками.
— А эта константа, — Гахен подходит ближе и тыкает Юбин в бок, — выходит из комнаты только ради минимальной нормы посещений, так что даже не надейся на пустую комнату.
— Думаю, оно даже лучше, — пожимает плечами Юхён, дружелюбно улыбаясь. Её приятно волнует будущее, особенно если оно будет с такими странными, но интересными соседками. Пусть будет сложно, сейчас это не волнует. Может, дело в уже тёплых, сплетенных со своими, пальцах? — Вместе веселее.
— Поверь, ты передумаешь после недели с ней, — бурчит Юбин. — Тем более, если вы в одном классе.
Юхён ещё раз окидывает взглядом девочек, понимая, что, вероятно, она старше. Не то, чтобы она сама выглядела взросло, скорее наоборот, только вот представления о подростках своего возраста были. Сложно в принципе воспринимать детей, когда рядом чересчур взрослые Бора и Шиён, на пару со взросло выглядящей Минджи. Юхён привыкла быть в компании старших и едва находилась в обществе сверстников.
— Я во втором классе.
— О, тогда мы учимся вместе, — пожимает плечами Юбин, слегка улыбаясь. — Этот маленький гремлин уже в первом.
— Ты делаешь всё, чтобы выгнать меня? — тон Гахён в который раз подтверждает предположения о том, что она главная в семье. Нет сомнений, что она держит под собой хотя бы четверть интерната, потому что иных мыслей не приходит в голову. Юхён видит маленькую Бору, в которой энергия била через край, слова вылетали без фильтра, а любое желание было обязано выполниться в течение суток. На это получается лишь добро улыбнуться и помолиться за своё будущее. — Я уйду, только мы всё ещё не все знакомы.
Забыть о присутствии Шиён невозможно, но Юхён это удаётся удивительно хорошо. Каждый раз, когда они так близко и молчат, Юхён оказывается в уюте и тепле, напрочь забывая, что его дают прохладные ладони, мягкие объятия или сразу всё тело под собой, что никогда не отказывает, если хочется сесть сверху. Сидеть на коленях Шиён всегда удобнее, чем на твёрдой лавочке или земле, будто так и должно быть. Все тепло и уют объясняются двумя словами, но сейчас их искать нет смысла.
— Я Шиён, подруга Юхён, — с улыбкой здоровается Шиён. Она, младшая в семье и всю жизнь прожившая в одиночестве, ведёт себя как старшая сестра, моментально располагая к себе. — Пришла помочь с вещами.
Сестры сразу же представляются в ответ и предлагают свою помощь. Не то, чтобы она действительно нужна, когда им нужно разобрать только две сумки с вещами, но вместе веселее. Юбин спокойно рассказывает про их комнату и знакомит с негласными правилами проживания, пока Гахён липнет к Шиён и заваливает её вопросами. Шиён не перестаёт улыбаться и отвечает на всё, пусть и неправду. Может, им придётся ещё много раз увидеться, но сейчас у Шиён точно нет планов заводить новых друзей.
За час этой суматохи они раскладывают всё по своим новым местам, пока что не беспокоясь об уюте, а опираясь на практичность. Юхён не чувствует это новым домом, чувствует только то, насколько сильно она потеряла связь со своим настоящим. Есть только три подруги, стопка учебников и никаких планов. Цель последних лет выполнена. Что делать теперь и дальше? Юхён думает, что разберётся по пути.
Ей не страшно вступать в новую жизнь без ничего, но с Борой рядом, Минджи где-то за сценой и с Шиён, что ведёт вперёд. С ними она способна на всё, а если не хватит смелости или сил, то поможет даже Минхо. Теперь они семья Юхён, поскольку никого больше в пределах этого города она не знает. Бабушки, дедушки, тети и дядя затерялись на улицах Инчхона, Сеула и прочих городов Кореи. Юхён не знает, искали ли они её когда-нибудь, но теперь у них точно нет шансов найти. Минхо тщательно поработал с документацией, создав полностью новую жизнь, с одной только тонкой нитью, что связывает Юхён с мамой родительскими правами.
Если раньше настолько трепетное и серьёзное отношение к себе со стороны золотых детей пугало и вызывало много вопросов, то теперь выходит лишь плыть по течению, не находя в себе силы остановить помощь. Юхён, кажется, даже привыкла. Как можно не, если перед тобой открылись дороги в мир неизведанного, на которых точно будет безопасно? В конце концов, жизнь слишком коротка, чтобы думать о том, как расплачиваться за долги в будущем.
Юхён знает, что воля судьбы может отнять будущее в любую секунду.
//
Дым от табака доводит до головной боли.
Быстро привыкаешь к хорошему — отцу стоило уехать в командировку на три недели, как Шиён напрочь забыла запах сигарет. Даже Юнхо стало легче, хотя он общается с компанией давно курящих ребят. Никто в высшем обществе не позволяет себе курить так, как это делает отец Шиён, — дымно, повсеместно и часто. Далеко от богачей из книг и фильмов, где курят только на веранде, когда важная встреча или глубокий разговор. Если судить по пепельнице в гостиной, важные переговоры происходили дома каждый час и с несколькими людьми. Шиён воротит от одной только мысли об отце и его дружках, что курят неприлично дорогие сигары и не заботятся о том, что в доме находятся и другие жильцы.
Поэтому Бора, что сидит рядом с сигаретой в зубах, способна вызвать слёзы. Шиён тактично молчит, даже не спрашивает к чему это всё — без слов понятно. Не проходит и ночи, чтобы в памяти или во снах не появилась жизнь Боры во всех оттенках серого. Без любви, семьи и надежды на будущее. Раньше Шиён представляла Бору хореографом, пусть всё ещё не видела её танцев. Сейчас она знает, что танцы почти пропали, как и планы о поступлении или окончании старшей школы.
Первый семестр закончился в день, когда Юхён переехала в интернат. Второй начнётся через неделю, когда Минхо уедет в Сеул. Бора всё ещё не сбежала из школы и даже не говорила о желании её покинуть. Шиён не давит, хотя знает, насколько тяжело это всё. Одной только веры в силу духа не хватит. Бора держится над могилой только благодаря упрямству, ненависти и сигаретам. Шиён задаётся вопросом — это одна вредная привычка из множества или всё ещё не так потеряно?
— Я пойму, если ты злишься, — тихо говорит Бора, не поднимая взгляд. На землю падает бычок.
Шиён будто облило ледяной водой. Как она может злиться на эту девушку, что похожа на хмурую синичку, когда сегодня 10 августа, жизнь идёт по наклонной, а люди вокруг слепы? Шиён должна быть рядом в любом случае, помогать и поддерживать. Бора для неё дорога до такой степени, что вся злость может быть лишь от грусти.
— Я не злюсь, — выдыхает Шиён. — Но буду рада, если ты не будешь курить при мне.
Бора грустно усмехается, нащупывая в кармане жвачку. Одну из тех, что раньше собирала Шиён. Наверняка она представляла свой шестнадцатый день рождения иначе — с подобием вечеринки, рядом с Джинсоком и, может быть, Шиён и Юхён, без больной бабушки и отсутствия денег. Из всего этого есть только Шиён, что принесла самый глупый подарок — кроссовки для танцев, краски, клетчатую рубашку, что точь в точь как та, которую Бора порвала на работе. Ну и сладости, от которых невозможно отказаться.
На губах у Боры маленькая улыбка. Она стала понятнее в эмоциях, хотя прошла через сущий кошмар. Шиён видит, как тонкие пальцы открывают обертку и достают вкладыш, замирая в воздухе. Бора меняется в лице, краснеет вплоть до глубокого выреза топа, жмуря глаза. Шиён замирает вместе с ней, боясь спугнуть чувства и сделать хуже. Бора всё чаще меняется за секунды, проходит ураганом и пугается своих же эмоций. Это бьёт сильнейшим контрастом рядом с Шиён, что теряется в себе и замирает на долгие минуты, едва замечая мир вокруг.
— У тебя всё ещё его нет? — тихо спрашивает Бора, протягивая вкладыш.
Шиён смотрит на маленькую картинку с собакой и птицами. Тонкий браслет несколько раз слетал со своего запястья, но всё ещё на месте, не позволяет потерять маленькую бумажку с тусклой краской. Взгляд резко переходит к шее Боре, находя там серебряную цепочку со второй частью рисунка. И между ними та же картинка, только Шиён давно перестала коллекционировать вкладыши, а Бора лишилась всей детской радости, которую ей приносили подобные мелочи.
— Я перестала собирать, — тихо признается Шиён, протягивая холодные пальцы к бумажке.
— И как давно? — в голосе Боры спокойная печаль, какую редко встретишь среди урагана её чувств.
— Когда перестали попадаться новые и потерялся интерес, — отвечает Шиён, проклиная себя за честность. Она готова отдать всё за то, чтобы Бора вновь по-детски удивлялась, ярко радовалась и спорила. Видеть её серой и тихой невыносимо, пусть Шиён может вспомнить такое состояние чётче остальных. Из-за этого она врёт, выдавливая самую тёплую улыбку, на какую только способна сегодня: — Мне осталась только эта. Спасибо.
— Правда?
Удивление далеко от яркого и детского, но даже такое едва увидишь. Бора поднимает взгляд, разглядывая лицо Шиён своими медовыми блестящими глазами, пытаясь найти намёк на обман. В едва заметной улыбке, красных щеках и приподнятых бровях видно всё, что нужно было. Шиён готова врать по каждой мелочи, если Бора будет реагировать редким, маленьким счастьем.
— Да. Я думала, что хватит одной половинки, но теперь смогу действительно закончить коллекцию.
— Спустя четыре года… — бормочет Бора, будто говорит сама с собой. — Страшно представить, сколько ещё важных вещей случаются с людьми только спустя годы.
Шиён усмехается, не давая этой мысли осесть где-то глубоко. Для неё такой список слишком велик: поездка в Японию, встреча с сестрой, редкие цветы из гербария дедушки, что хочется найти самой, самостоятельная жизнь без обещанной свадьбы и тупого бизнеса. Половина из этого даже вряд ли произойдёт, что раздражает ещё больше. Шиён вспоминает, что её планы едва важны для родителей, как и наоборот. Ей плевать на отца и его замыслы, как и на «добрые» идеи мамы. Из всего возможного она согласна только с тем, что Минджи и Минхо для них как семья, и с желанием мамы познакомиться с Борой. Для Шиён это было бы также важно, потому что тогда они будут больше, чем просто друзьями.
— Знаешь, мама давно хотела познакомиться с тобой, — решается рассказать она, пытаясь звучать как можно спокойнее. Желание мамы появилось давно, но стало в десятки раз сильнее, когда Шиён случайно проговорилась о том, что Бора работает у «друзей» их семьи. То, что речь о Минки, а не Юнхо, не имеет значения. — Из добрых побуждений.
— Что?
Бора явно не в восторге от идеи, что следовало ожидать. Но то, как она реагирует, оказывается гораздо резче, чем предполагалось. Она не злится, только широко открывает глаза и роняет уже вторую веточку тысячелистника от Шиён, потому что первая рассыпалась. Шиён смущается, боясь вдаваться в подробности.
— Ты моя подруга, поэтому мама хочет познакомиться. Это традиция такая.
— Традиция? — поднимает брови Бора. — Откуда, если у тебя из друзей была только Минджи?
— Хэй, это не мешает существовать традициям!
Крик Шиён немного разгружает атмосферу, позволяя Боре расслабиться. Невольно появляются вопросы о том, что у неё в голове, если на свой день рождения Бора едва улыбается. Может, с Юхён было бы лучше, но она занята весь день из-за какой-то подготовки в интернате. Может, Пай могла бы поднять настроение, но она бегает по участку дома семьи Ким, пока Минджи и Минхо в пригороде на отдыхе. Шиён должна была поехать с ними, но очередные проблемы не позволили. Кажется, что в этом году она вновь никуда не поедет, потому что отец продолжает разбираться со срочными делами, запрещая вести себя слишком вызывающе. Они не едут в отпуск не из-за отсутствия денег или времени, а чтобы избежать излишнего внимания.
— Меня всегда удивляли ваши отношения, — внезапно признается Бора, удивляя Шиён. — Ну, с мамой. Такие открытые и добрые. Вы как подруги. Я никогда раньше такого не встречала.
— О… — Шиён заминается, потому что знает, что не у неё одной так. Минджи обожает своего отца, мама Минхо не перестаёт относиться к нему так, словно он ребёнок, а бабушка Шиён всегда любила её другую внучку больше жизни. Если смотреть глубже, то Шиён не знала, что бывает иначе. Казалось, будто её отношения с отцом за пределами нормального, но сплошь и рядом у детей именно так с их родителями. — Ну, я росла с ней, она помогала мне во всем… Я очень её люблю и доверяю ей, поэтому у нас всё так.
— Это очень круто.
Шиён хочет ответить что-то ещё и поддержать, но замечает краем глаза служебную машину. Через час ей на занятия по гитаре, а пропускать возможность поздравить Бору и провести с ней хотя бы пару часов не хотелось. Несмотря на лето и каникулы, они едва встречаются из-за разных расписаний и планов с другими людьми. Последние две встречи вообще произошли за воротами интерната, один раз с Минджи и Юхён, а второй — с Юхён и Гахён, что, кажется, удочерила Юхён на пару с Юбин. Поэтому Шиён решила поднять Боре настроение и всё-таки сыграть на гитаре, как и обещала ещё очень давно.
— Подожди чуть, я сбегаю за гитарой, — просит она, подлетая с места.
Репетиции с группой помогли вспомнить все основы музыки, что находятся за пределами профессиональных занятий и существуют лишь для простых людей. Юци здорово помогла с игрой на гитаре, а совместное пение с Минни позволило найти в себе новые способности, о которых не знали даже учителя. Шиён всё чаще соглашалась петь подругам, включая музыку на своём плеере, всё меньше стесняясь. Идея создать группу была хорошей. У Шиён нет в этом сомнений, потому что родители даже купили электрогитару, чтобы учитель мог давать полноценные уроки.
— Впервые вижу у вас такое рвение сыграть, — улыбается Юнхо, доставая гитару с заднего сидения и передавая Шиён.
Шиён ничего не отвечает, убегая обратно. Руки подрагивают от волнения. Одно дело петь, к чему она привыкла настолько, что это как дышать, а другое дело — играть. У них с Борой разные вкусы в музыке, разный опыт, разное всё. И Шиён знает, что играет не слишком хорошо, чтобы можно было слушать часами. Единственное, чем она может похвастаться — только перед теми, кто мало понимает в игре, — это несколько коротких соло и наизусть заученные ноты на ладах, что не надо смотреть за движением пальцев.
Идти с гитарой в руках, когда перед глазами Бора с мармеладом, сидящая на их новом месте, неподалёку от реки, кажется нереальным. Могла ли Шиён подумать, что её глупая, импульсивная попытка подружиться с первой попавшейся девочкой, приведёт так далеко? Если бы не ужасные на тот момент отношения Пай и Боры, если бы не постоянные слова мамы и сестры о том, насколько Шиён зажата и одинока, всего этого не было бы. Не было бы Юхён в интернате, Бора лишилась бы всего после февраля этого года, Минджи осталась бы избалованной и высокомерной, Дон не попала бы к ним в группу. Всё из-за невыносимого для Шиён желания быть доброй и нужной, а не какой-то куклой в руках отца и семьи Ким.
— Ты не обманула, — улыбается Бора, когда Шиён доходит до бордюра.
— Мне нужно было время.
Сейчас оно нужно ещё больше, но Шиён не может позволить себе тянуть. Она думает о том, чтобы включить музыку для звучности, но боится, что тогда точно облажается. Даже сидеть сложно, не говоря о том, как неудобно играть с дрожащими пальцами и комом в горле. Но улыбка Боры способна снять любое напряжение, пусть не до конца.
Шиён не говорит название песни, не объясняет ничего. Ей кажется, что это будет замечательной идеей — сыграть «stay with me», пусть там едва слышна гитара. Эта песня помнится со времен Японии и всегда ассоциировалась с переездом. Для Шиён она значит слишком многое, но именно поэтому хочется спеть её для Боры. Пусть она на японском, пусть у них абсолютно разные ситуации, но в своих эмоциях и переживаниях они никогда не были так далеки, как кажется.
Шиён нравится петь про любовь, пусть и печальную. Это глупо, ведь Бора ничего не понимает, особенно когда Шиён погружается во что-то родное, полностью забывая корейский. Так спокойнее и роднее. Бора заслуживает лёгкое отношение и любовь, даже если Шиён едва способна это дать. Их отношения никогда не были лёгкими.
Солнце перекрывают редкие облака, земля пахнет сыростью после вчерашнего ливня, река цветёт у берегов, ветер несёт мусор по асфальту и путает волосы. Мир вокруг такой несовершенный, но именно это делает его прекрасным. Так, девушка, что максимально тихо бьёт восьмёрку и тянет лёгкие ноты иностранной песни, едва обращая внимание на мир вокруг из-за мешающей взгляду чёлки, и другая девушка рядом, не отрывающая от неё взгляда и забывшая про когда-то любимый мармелад в руках, способны подарить тепло каждому прохожему, напомнив то, что счастье существует.
Оно в таких тихих, неловких и открытых посиделках, где не боишься быть смешным и странным, где происходят самые откровенные признания и самые глупые ошибки. Шиён поёт припев, встречаясь взглядом с Борой, внезапно краснея. Её счастье в этом моменте, в восторге Боры и в строчках, что чувствуются удивительно близко к сердцу, пусть в них нет ничего из правды. Шиён тает, будто поют ей, а не она. Будто каждая строчка, что пропитана печалью, значит что-то счастливое.
Шиён умоляет Бору остаться, не понимая, чего боится и куда Бора может убежать. Она признается в самых запретных мыслях, позволяя себе быть честной и непонятной. Позволяет себе чувствовать то, чего не должна, ведь это Бора, её подруга. Но Бора способна влюбить в себя любого.
Дело не в чёрных волосах, которые аккуратно лежат на плечах, не в бледной аристократичной коже, не в медовых глазах, что не перестают блестеть, даже не в розовых губах. Шиён замечает Борино тело — полную грудь, острые ключицы и мощные бедра танцовщицы, которые удивительно хорошо смотрятся с низким ростом и маленькими ладонями девочки, и находит каждую деталь привлекательной до жара в сердце. Но все чувства, что лишают слов, появились вовсе не из-за внешней красоты. Бора привлекает душой.
Поэтому быть рядом с ней и делиться даже самым ценным, музыкой, кажется самым правильным. Шиён допевает песню, решая закончить её полностью, смущаясь себя же. Её взгляд не смещается с земли под ногами, на которой встречаются редкие цветы. Мысли почти срывают с места, чтобы можно было занять дрожащие руки и отвлечься от страха. Проще рассказать про каждый цветок, описать каждое его значение, чего Шиён никогда не делала, чем ожидать в давящей тишине вердикт Боры.
Он начинается не со слов. Холодные пальцы касаются щек, поворачивая к себе. В глазах у Боры стоят слезы, что скрывают за собой благодарность. Этого уже достаточно, чтобы расслабиться. У них никогда не получалось говорить — каждое чувство выражалось в действиях. Но голос Боры, тихий и хриплый, нарушает старые привычки.
— Ты прекрасна, Шиён, — словно огнём по груди, выбивая воздух из лёгких. — Спасибо. Это лучший из подарков.
— Это просто…
— Не объясняйся. Для меня это многое значит.
Слышать от Боры именно эти слова тяжело. Она никогда не была настолько честна, не признавалась в чувствах и не благодарила. Появление Джинсока изменило некоторые вещи, смягчив, но это было едва заметно. Уход Джинсока поменял Бору настолько, что Шиён иногда остаётся с головной болью из-за эмоций. Бора действительно выросла, неизбежно потащив Шиён за собой.
Но стоит Шиён попытаться сказать что-то, успокоить своё сердце или подарить Боре комфорт, как та что-то замечает, хмуря брови. Взгляд следует в том же направлении, видя только Юнхо возле машины, что смотрит на облака. Бора выглядит так, словно резко что-то вспомнила.
— Шиён, а что этот парень делает за рулём твоей машины?
— Юнхо? Он мой водитель последние… года четыре, кажется, — Шиён отвечает без задней мысли, хотя знает, что не должна. Личности слуг их дома желательно не раскрывать. Ещё желательнее вовсе не раскрывать то, на какой машине Шиён ездит по городу и что у неё есть личный водитель. Все эти правила давно перестали быть важными, ведь их семье никто не угрожает. — Что такое?
— Он был на сходке танцоров, где выступал Джинсок, — Бора хмурится от непонимания. — Забирал одного парня. Мне ещё показалось, что с ними был Минхо, но я не запомнила.
Шиён хочет рассмеяться. Мир слишком тесен, особенно если поселить несколько богатых семей, дружащих между собой, в относительно маленький город. Бора могла видеть ещё больше личного и просто не заметить, а семьям Ли и Ким это обошлось бы в миллионы. Все ещё странно, что Минджи и Минхо редко встречались с проблемами, хотя они чрезмерно популярны для принципов своих родителей.
— Это точно был Минхо.
— Что, черт возьми, они все делали на танцах?
Смятение на лице Боры не может стать ещё сильнее. Шиён тоже была бы в шоке, но есть в этой ситуации логика. Если Минджи ходит на танцы, а Минки, который мог оказаться третьим парнем, часто в кафе, где работает Бора, всё перестаёт казаться загадочным. Шиён не сдерживается от правды. Зачем врать, если в этом нет смысла? Бора едва ли поймёт всю ситуацию и точно не станет использовать в своих целях.
— Минхо профессиональный танцор, как и Юнхо. И внук тётушки, у которой ты работаешь, вместе с ними.
— Тогда какого черта «профессиональный танцор» твой водитель и почему он знаком с семьёй Минджи?
— Ну… Ты действительно хочешь знать? — спрашивает Шиён, хмурясь. Бора кивает. Правда не будет проблемой, если аккуратно её преподнести. Бора, в конце концов, близкая подруга, что обязана Юнхо многим. — Юнхо повздорил с родителями, они хотели его наказать, но Минхо вовремя появился рядом и предложил связаться с моей семьёй. Работа у нас — наказание, но у Юнхо есть возможность общаться с друзьями и даже танцевать. Все в плюсе.
— Значит, он тоже часть золотых детей?
Слышать это выражение от Боры всегда неприятно. Её отношение к деньгам ничуть не поменялось, а только стало хуже после работы.
— Он из благородного клана, но не слишком богат. В студии танцев, где Минхо и Минджи, только такие ребята.
— И что можно сделать, что из благородного богача ты станешь слугой?
— Не слугой, а телохранителем, — поправляет Шиён. Бора может что-то понять, повторяет голос в голове. — Родители узнали об его отношениях.
— Что, с какой-то простушкой? — усмехается Бора.
Приходится хорошо подумать. Правда не будет слишком опасна в руках Боры, но может помочь другим. Шанс того, что грустная и поучительная история о любви изменит её отношение к некоторым вещам, невелик, но существует. Может быть, просто теоретически, Бора поймёт, что однополая любовь существует. Может, от правды станет только хуже. Шиён готова попробовать, не опасаясь результата. Они становятся старше, личная жизнь только бурнее, а отношение Боры к жизни Шиён мешает их дружбе.
— С парнем, — выходит на выдохе. — Из их компании.
— Блять. Это какая-то фишка богатых детей в наше время?
Бора не выглядит злой или раздражённой, но явно недовольна. Её взгляд останавливается на Юнхо вдалеке, изучая его с ног до головы. Глядя на него, высокого, вечно в костюмах, вежливого и аккуратного, с удивительной способностью влюбить в себя каждую девушку, никогда не подумаешь, что он на полном серьёзе не первый год встречается с парнем, планируя с ним будущее. Если посмотреть на его парня, то ещё меньше поверишь в правду.
— Может быть, — Шиён пожимает плечами, не зная ответа. Кажется, что Бора права, потому что всё «зло» встречалось только в их кругах. Но Шиён легко может найти отговорку — она общалась лишь с людьми из высшего общества. — Но прошло много времени, а они всё ещё вместе. Я бы сказала, что всё серьёзно.
— Чёрт с ними, — отмахивается Бора, возвращаясь к мармеладу. — Не хочу слышать подобное.
Шиён ничего не отвечает. Боре нужно время, это нормально. Шиён не переживает от своих чувств, потому что их нет, не нуждается в принятии и не ищет отношений. Всё устраивает в том состоянии, в котором есть. Даже если Бора осуждает ни за что и ворчит. Со временем можно привыкнуть.
Поэтому остаток встречи они говорят о Юхён и группе, опуская детали и сложные вопросы. Бора рада провести несчастную пару часов с Шиён, а Шиён рада быть с Борой в такой важный день. Им даже не нужна гитара или обсуждение подарка. Достаточно сидеть близко друг к другу и шутить так, словно несколько минут назад Бора не плевалась от Юнхо, пока Шиён надеялась на принятие.
Они расходятся с удивительно хорошим настроением, прощая друг другу глупости. Шиён улыбается с гитарой в руках, посылая воздушный поцелуй напоследок. Бора активно машет ладонью, выглядя маленькой и хрупкой.
Шиён чувствует счастье.
Бора не перестаёт улыбаться, примеряя новую рубашку и рассматривая кроссовки для забытых в суматохе танцев.
И всё равно, что вечером, пока Шиён делает уборку и выбрасывает юбку за юбкой, Бора нарушает свои же обещания под давлением новой компании, пробуя алкоголь.
То самое будущее начинается в настоящем.
Примечания:
такой активный актив, что я даже сомневаюсь, что допишу амити тут, на фб..