amitié amoureuse

Кажется, что всё было плохим сном. Только Шиён не спала ни секунды. Бора уснула ближе к часу ночи, оставив наедине с тишиной и пугающими мыслями. Шиён сидела рядом, следила за её состоянием, смотрела в окно, пила кофе и читала. Она, кажется, успела сделать всё, что только можно, лишь бы не думать и не возвращаться к отвращению к себе. Всё, что она делала последние четыре месяца, вызывает к себе только ужасные мысли. Руки постоянно кажутся грязными. Холодная вода и мыло перестали помогать этой ночью. Долгие шесть часов до приезда Юнхо не помогало вообще ничего. Шиён хотела содрать с себя кожу или напиться, как это делает Бора, лишь бы всё забыть. Её тошнит. Голову кружит от количества мыслей. Руки холоднее, чем погода за окном. Даже не верится, что сейчас апрель, когда видно лишь туман и изморось на газоне. Шиён также холодно внутри. Она сидит в кресле гостиной, свернувшись калачиком, наблюдая за тем, как Юнхо паркует машину. Внутри трясёт от страха — разговор точно выйдет тяжёлым. Шиён не важно, что именно она должна пожертвовать, но лишь бы родители не узнали ни одной детали. Пускай мама всё ещё не видела Бору, но разговоры о ней не утихают. Бора считается полноценной подругой, как Дон или Юхён. Интересно, что бы подумала мама, если бы знала правду? Она бы запретила общаться и посадила на домашний арест? Или отправила бы Шиён на лечение, как это бывает с ей подобными? Принял бы Шиён хоть кто-то, кроме подобной ей Минджи? Входная дверь с щелчком закрывается. Шиён слышит звук падающих капель и ёжится от приближения самого страшного. Ночь с Борой оказалась легче, чем тягучее ожидание разговора, — Шиён едва её запомнила, не считая жара в теле и грязных рук. — Доброе утро. Юнхо спокоен. Он как обычно входит в гостиную в официальной одежде, останавливаясь у окна во двор. Мама бы предложила чай или завтрак, но Шиён хочет как можно быстрее со всем разобраться, не мучая их обоих. Она просит сесть хоть куда-нибудь и молчит, пытаясь подобрать слова. Юнхо оказывается смелее: — Могу ли я узнать, что произошло? — Когда именно? — спрашивает Шиён, боясь, что не на всё сможет ответить. — Вчера вечером. Шиён вздыхает, выпрямляясь в кресле. В голове пролетают десятки вариантов того, что можно сказать. Она всё ещё не научилась врать, но умеет недоговаривать. Только как можно пропустить почти все детали, звуча при этом убедительно? Но сказать правду будет гораздо опаснее, чем пытаться врать. Шиён попала в ловушку, из которой не выйти целой. — Бора позвонила и попросила о помощи. Видимо, у неё больше никого не было, — Шиён пожимает плечами, прекрасно понимая, что это не ответ. — Я помню, — спокойно отвечает Юнхо. — Она была пьяна или под наркотиками? — Я не знаю. — Тогда почему я должен был уйти? Не было бы логичнее мне остаться, если причина состояния неизвестна? — Нет, — Шиён опускает взгляд, понимая, к чему именно ведёт Юнхо. — Бора была не в себе и напугана. Твоё присутствие… Она бы больше не доверяла мне, если бы ты увидел её такой. — Но я уже её видел. Шиён молчит. Юнхо прав. Сложно с ним спорить, особенно когда главная причина, почему он должен был уйти, остаётся тайной. Шиён сама едва её понимает — это было желание защитить Бору или боязнь, что кто-то нарушит их тишину? Настолько ли сильно было важно остаться наедине для Боры или это было эгоистичное желание Шиён? — Где гарантии, что наркотиками или алкоголем увлекается только Бора? — прямо спрашивает Юнхо, наклоняясь вперёд. Это тот вопрос, который Шиён ожидала меньше всего. Она боялась попасться на поцелуях или отношениях в целом, стеснялась себя, но никогда не задумывалась о том, как в действительности это будет выглядеть. Странно, потому что сама она, услышав про компании Боры, сразу же думала, что они точно оказывают дурное влияние. Логично, что это работает в две стороны. — Это не… Я даже с Минджи и Минхо не пью… — растерянно отговаривается Шиён, краснея из-за обвинений, которых ещё не было. — Это недостаточно хорошее оправдание, — Юнхо наклоняет голову, не переставая смотреть. Редко его можно увидеть таким. Шиён привыкла, как он молчаливо слушается отца, вежливо общается с матерью и шутит с домохозяйкой. Даже с Шиён он вежлив и добр, словно они друзья, а не в отношениях "подчинённый-хозяйка". Мозг начинает кипеть от безысходности, пытаясь найти отговорки и начиная предлагать выдумки. Было бы гораздо проще, научись Шиён врать и уходить от темы, когда дело касается взрослых. — Я не вправе ругать или останавливать, но в мои обязанности входит сообщить вашему отцу о любой вашей вредной привычке, — выдыхает Юнхо. — Алкоголь, сигареты, наркотики, встречи с парнями. Связи с неблагополучными подростками тоже. — Зачем мне это знать? — хмурится Шиён. — Чтобы такого разговора больше не повторилось. Шиён смотрит на Юнхо, пытаясь разобрать его эмоции. Он хороший актёр, это видно сразу. Сложно понять, насколько серьёзно он настроен и чего ждёт от Шиён. Остаётся только пытаться сохранять такой же вид и думать дальше о том, что лучше сказать. Благо разговоры с отцом и его семьёй научили быть спокойной под любым давлением. — Думаю, вам лучше сказать, что именно произошло, чтобы это, возможно, не дошло до вашего отца. — Зачем тебе что-то скрывать от моего отца? — тихо спрашивает Шиён. Она знает, что не должна, но всё равно чувствует предательство. Ей обидно, что в итоге Юнхо оказался очередным подчинённым, а не приятелем, с которым можно поговорить в дни особо сильного одиночества. — Или зачем вообще ему что-то говорить, если до этого ты скрывал от него Бору и Юхён? — Если с вами что-то произойдёт или ваш отец обнаружит, что вы занимаетесь чем-то непотребным, то виноват буду я, потому что не заметил или не сообщил о предпосылках. А присутствие Боры и Юхён в вашей жизни никому не вредили до этого дня, поэтому не было необходимости портить наши отношения. Так что, может быть, и вчерашний вечер окажется маловажной деталью, которую можно упустить. Шиён тяжело вздыхает, облокачиваясь на спинку. Немного неловко сидеть в домашней одежде и прижимать ноги к груди, пока Юнхо сидит в костюме и держит спину ровно, словно на каком-то важном собрании. Это давит на Шиён. На неё всё давит, начиная с серьёзного взгляда и заканчивая обрывками отмазок в голове. Единственный вариант, который приходит в голову, может разрушить жизни сразу нескольких человек. Но ещё один, который Шиён всячески отрицает, может сработать с наибольшей вероятностью, навредив лишь Минхо. Отец поступил бы именно так. Если бы он узнал о таком плане, то похвалил бы и назвал своей дочкой. Но Шиён давно устала гнаться за его признанием, а воспитание бабушки не позволяет вести себя настолько бесчеловечно. Отчасти. — Это не про зависимости или что-то ещё, — вздыхает Шиён, жмуря глаза. Юнхо должен понять. А если не поймёт, то она воспользуется последним шансом. В любом случае, всегда есть Минджи, что спасёт. Судорожный выдох, с которым выходит весь воздух, помогает всё-таки решиться. — Это про отношения. Наши с Борой. — Я слушаю. Юнхо не подаёт признаков чего-либо. Он собран и молчалив, пока Шиён изводится своими же мыслями. Ничего страшного не произойдёт. Если произойдёт, то она что-нибудь придумает. — Мы с Борой… — Шиён тяжело вздыхает, надеясь проговорить всё до того, как расплачется или упадёт в обморок. — Я попросила уехать, потому что атмосфера была… напряжённая. Я не курю, не пью и не принимаю ничего запрещённого. Бора делает всё из этого. Но вчера она была… Мы… Всё было слишком интимное и слишком личное, чтобы позволить ещё кому-то находиться в доме. — Шиён… — Я знаю, что это звучит неправдоподобно, но вчера я занималась только тем, что успокаивала её, а не принимала что-то. Можно сделать тест, он всё подтвердит. Юнхо тяжело вздыхает, вставая с места. Его лицо не меняется в эмоциях, но поза более напряжённая. Он уходит к окну, вглядываясь во двор. Туман частично ушёл, но сырость и мелкая морось никуда не исчезли. Погода нагоняет тоску, совсем как ситуация. Иногда Шиён интересно: изменилось бы что-нибудь, если бы жизнь Боры не прошла бы через череду чёрных полос? Как Шиён могла это изменить или облегчить? — Проблема в том, что вы всё ещё близко общаетесь, — спустя минуту говорит Юнхо, облокачиваясь на подоконник спиной. — В мои обязанности входит следить за вашим окружением и предотвращать опасные связи. Шиён знает, что ей серьёзно достанется от Минхо. Может, их отношения рухнут после такого. Но отношения с Борой важнее. — Ты не бросил Минки, даже когда родители разрушили твоё будущее. Я не собираюсь бросать Бору, даже если за мной будет ходить отец. Впервые за их разговор выражение лица Юнхо меняется. В его глазах страх, а рот приоткрыт в попытке поймать воздух и найти слова. Шиён чувствует подступающую тошноту. Она поступает ужасно, но выбора больше не осталось. Бора ближе Юнхо, это никогда не было сложным выбором. — Я бы хотел, чтобы моя личная жизнь оставалась моей, — проговаривает Юнхо. — Я тоже хочу личного пространства, — вздыхает Шиён. — Если родители узнают о ком-то из нас, то я сделаю так, чтобы они сразу же узнали об обоих. — Это угроза? — Это просьба. Все знают, что никто не просит с угрозой. Шиён чувствует себя как свой отец, когда предлагает своеобразную сделку, прекрасно понимая, что пострадает тут лишь Юнхо. Её будет преследовать это решение всю жизнь. Или, наоборот, оно станет началом чего-то нового. Бабушка не зря замечала, что Шиён слишком не похожа на мать. Мерзко. Юнхо обводит глазами комнату, упорно о чем-то думая. Шиён видит, как его ладони хватаются за подоконник, чтобы скрыть дрожь. Они оба под угрозой и должны понимать друг друга, но ощущение, будто всё наоборот. Вот-вот и это будет вражда, нежели дружба или рабочие отношения. Взгляд Юнхо, обращенный к Шиён, говорит именно об этом. — Я не буду поднимать тему Боры, — голос отдаёт сталью, пугая своей внезапной жесткостью. — Но в остальном собираюсь выполнять свою работу в обычном режиме. Без исключений. Шиён понимает, что теперь её дружба с девочками из интерната может стать проблемой. Да, она много где ходит одна и всё ещё пользуется велосипедом, но вряд ли теперь получится делать это настолько свободно. Жалеет ли она о своих выборах? Нет. Боится ли? Абсолютно. Страшно за Бору, страшно за своё будущее, за того, в кого она превратилась. Будто жизнь резко развернула, и изменилось всё. Может, виноват отъезд Минджи. Или то, что началось гораздо раньше. Маленькая проблема, с которой Шиён столкнётся вот-вот, когда вернётся к себе в комнату. Юнхо остаётся дома. Отец должен приехать днем, мама уже едет. Никто не должен был знать о присутствии Боры, тем более в таком состоянии. Не самое лучшее время для серьёзных разговоров, поэтому Шиён хочет узнать только самое важное. Она чувствует, как ладони трясутся, когда поднимается по лестнице. Мозг отказывается соображать и наводит панику, будто до этого её было мало. Утро кажется адом, а эпицентр его — Шиёнова комната. Бора не спит. Она растерянно сидит на кровати, всё ещё раздетая и едва прикрыта одеялом. Шиён замирает в дверном проёме, теряя все слова. Сейчас всё отличается от ночи: Бора выглядит потерянной и смущённой, солнечный свет освещает всё, помогая увидеть каждый след ночи на молочной коже, а по сердцу режут ножом чувства. Шиён находит ответы на все вопросы к себе, стоит ей лишь увидеть открытую Бору, без стервозности и рамок. От такого подкашиваются колени. — Д-доброе утро… — хрипло проговаривает Шиён, закрывая дверь. Тело сводит теплым желанием и холодной паникой. Бора не перестаёт смотреть на Шиён пустым взглядом, не пытаясь накрыться. Шиён забывает про своё воспитание и приличия, не в силах оторвать взгляд. Как ещё она должна реагировать, зная, что это она причина всех следов: от бледно-синих синяков от зубов на шее и плечах до красно-фиолетовых пятен на груди и ниже. Каждый такой след напоминает о сладких стонах и грубых касаниях. Внезапно чувствуется собственная боль в теле, которое под одеждой наверняка выглядит похоже. Всё ещё не пришло осознание того, что именно произошло. Если судить по взгляду Боры, она не понимает вообще ничего. Долгую минуту Шиён ждёт ответа, любого движения, хотя бы что-то, потому что ей нужно срочно прекратить смотреть, но Бора тянет, даже так умудряясь делать плохо. Ей нужно время, чтобы сообразить где она. Потом она понимает, что напротив стоит Шиён. Последним в голову приходит то, что она едва прикрыта. За этим следуют судорожные попытки схватить одеяло и румянец по всему телу. Только тогда Шиён отвела взгляд, сама краснея. Ситуация никак не помогает настрою на серьёзный разговор. Непонятно даже, до него ли сейчас, или лучше отложить слова до следующей встречи. Шиён боится, что споры могут привести к чему-то, что точно нельзя слышать Юнхо или родителям. Родители вообще не должны знать, что Бора бывала в их доме. — Воды… Голос Боры сиплый и лишён сил. Она хватается за голову, хмуря брови. Шиён без слов подходит к своему столу, чтобы взять стакан с водой, неуверенно поворачиваясь к Боре. Подойти кажется странным. Шиён даже не знает, что было бы нормальным в такой ситуации. Как обычно ведут себя люди после подобных ночей? Начинают с поцелуев? Обсуждают плюсы и минусы? Молча расходятся? В стиле Боры было бы уйти прямо сейчас, после первого же глотка воды. В стиле Шиён будет схватить её за руку, чтобы остановить. Но Бора только тянет руку к стакану, пытаясь удержать его дрожащими пальцами. Её ладони ледяные, холоднее Шиёновых, что замёрзли от страха. Бора не выглядит живой, но в то же время настолько живая, что хочется зажмурить глаза от дискомфорта. Она едва справляется с тем, чтобы донести стакан до губ, и делает слабый глоток. Морщится, вздрагивает сильнее и внезапно теряет оставшиеся силы. Стакан с глухим стуком падает на ковёр, проливая воду. Шиён не успевает его поймать и не бросается поднимать, потому что всё её внимание принадлежит Боре, что закрывает ладонью рот и болезненно жмурится. Наблюдать такое гораздо страшнее, чем вчерашняя ночь. Шиён не знает ничего о том, как можно помочь человеку в подобном состоянии. — Бора? — неуверенно спрашивает она, протягивая руку вперёд. Тишину комнаты, что держалась несколько долгих секунд, нарушает тяжёлый глоток. Бора кривится, мотая головой. Шиён растерянно осматривает её, не двигаясь из-за паники. Если так проходят дни Боры, то Шиён готова сделать всё, чтобы её спасти. — Туалет… — скрипит Бора рваным голосом, будто сиплая кошка. Кожа покрывается мурашками, — где? Шиён нужно ещё несколько секунд тишины, чтобы сообразить. Она подскакивает на месте и бормочет путь до ванной комнаты, неловко обхватывая талию Боры, чтобы помочь. Руки обжигает холод кожи, тело пробивает похожей дрожью, что ощущают подушечки пальцев, а нос улавливает запахи настоящего похмелья. Сложно собрать воедино происходящее вокруг, но мозг даже не пытается. Шиён способна только неуклюже довести до своей ванной, чтобы оставить Бору возле унитаза, закрыв дверь. Голова кружится. Внутри так много чувств, что сложно остановиться на одном. Мерзко. Страшно. Тоскливо. Больно. Где-то внутри есть и гнев. На себя, на Бору, на Юнхо. Даже на Минджи. Шиён чувствует, что её саму вот-вот вырвет, если не отвлечься. Она не может ничего, кроме как опираться спиной на дверь, слушая звуки из ванной, мыслями находясь далеко внутри себя. Сцена, подобающая оторве с окраин Сеула, а не дочери важного политика из центра провинции Чонбук. Нелепо и мерзко. Но даже в такой ситуации, если попытаться вернуться в мир, Шиён не считает Бору мерзкой. Ситуация отвратная, это утро раздражает, прошлая ночь запомнилась смесью удовольствия и боли, свои мысли кажутся противными, но Бора даже близко не касается этих чувств. Она крошечная, потерянная пташка, которую поймали в клетку. Шиён хочет только одного — переломать кости тем, кто это сделал, и вернуть Бору туда, где она может быть настоящей собой. Сложно поверить, что та маленькая бойкая девчонка когда-либо в жизни добровольно попробует алкоголь или прочую дрянь, от которой теряют себя. Она настырная и противная, но не опустилась бы до этого уровня. Шиён не верит в это и не собирается менять своё мнение и отступать от своего желания помочь. Она обязательно поможет, даже если ей не позволят. Иначе какая тогда из неё подруга? Среди потока сомнений и ругательств Шиён вспоминает, что Бора полностью голая, когда в доме не только они двое. Да даже если были бы, Шиён не может допустить себе такое неуважение. Хотя бы эта часть воспитания осталась с ней, пусть привычки Минджи забывать надевать одежду сильно мешали. Подошла первая же попавшаяся футболка, которая может достать до колен. Нет необходимости искать сейчас что-то ещё, рискуя пропустить опасность. Шиён бежит обратно к двери ванной, спотыкаясь на пути. Страх оставить Бору одну в таком состоянии гораздо сильнее, чем смущение. Спустя долгие минуты звуки за стеной прекратились. Шиён не заметила тишины и едва почувствовала слабый толчок в дверь. Думать о том, что Бора всё ещё рядом, — сложно. Их ждут странные попытки всё уладить, неловкие разговоры и гневные разборки, к которым сердце никак не готово. Поэтому отойти от двери практически невозможно для внезапно слабого тела. Оно сдаётся, будто заранее ощущает взгляд светло-карих глаз. Дверь открывается совсем на чуть, чтобы можно было заглянуть внутрь. У Шиён подгибаются колени. Она без слов протягивает футболку, пытаясь смотреть только в глаза. В тех играют нотки смущения и стыда, но больше всего читается растерянность. Бора наверняка всё ещё мало что понимает и могла забыть произошедшее. Шиён будет счастлива, если это так. Но мысли о том, что лишь она будет знать эту ночь настоящей, живой и значимой, способны сбить с ног и вернуть в состояние невесомости среди мерзкого тумана. Власти разума поддаётся только голос, что ничуть не сильнее, но способен звучать уверенно. — Можешь взять красную зубную щётку, — невпопад говорит Шиён, оттягивая важное. — Это Минджи, но ей уже всё равно. И можешь использовать всё, что в ванной. Я принесу чистое полотенце. Бора избегает зрительного контакта, становясь ещё меньше в глазах Шиён. Она неловко ныряет в футболку, что растянута до уровня её колен, и кивает. Шиён не задаёт вопросы. Бора бы не ответила. Поэтому они расходятся вновь, пока вода с шумом льётся на плитку ванной, а мысли клубятся в попытке найти выход. Шиён понимает, что ей не стоит ждать серьёзного разговора. Её ожидания упали до одного лишь вопроса, что способен изменить всё. После него можно попросить Юнхо отвезти Бору в любое необходимое место, позвонить Минджи и запереться в своей комнате до вечера. Примерно так это и начинается. Шиён ждёт, пока Бора переоденется в свою одежду, благодарная, что ей не придётся смотреть на чёртову футболку Минджи на хрупком теле. Комнату заполнила неловкая тишина, от которой болит голова. Впервые между ними настолько тихо, и это пугает больше всего. Шиён вновь начинает тошнить. — Ты можешь повернуться, — тихо просит Бора, пугая непривычностью своего голоса. Он мягкий и чистый, совсем не как тот, что был получасом ранее. Шиён поворачивается, позволяя себе действительно смотреть. Теперь перед ней настоящая Бора: в ухоженной, но старой одежде; с лёгкими следами косметики на лице, пусть другой, Шиёновой; без колтунов в волосах цвета угля, что делают её кожу бледнее. Обычная, не самая красивая для остальных, но самая очаровательная в глазах Шиён. Живая. — Прости, что я так… — Не надо. Шиён так сильно ждала разговора, но только сейчас поняла, что абсолютно не готова. Для него место в другой обстановке, в полной тишине и без лишних глаз. Желательно немного под алкоголем, чтобы было не так страшно. — Шиён… — Бора. — Шиён вновь перебивает, поднимая брови. Боре никогда не выиграть в эту игру, пока Шиён наполнена злостью и тоской. — Потом. Сейчас у меня только один вопрос. — Какой?.. На ответ нужны все силы. Голос Шиён жесток, не позволяет противоречий, не оставляет места для ответа, но находится на грани. Секунда, две, один мягкий взгляд — и всё. Говорить приходится быстрее, ставя мыслям непосильную задачу. — Ты помнишь, что происходило прошлой ночью? Взгляд испытывает, давит. Шиён не прекращает смотреть, надеясь поймать любое сомнение. Ей не нравится вести себя так, но только это возможно, когда сердце треснуло на части, а руки всё ещё трясутся от касаний и близости. Бора становится жертвой властности Шиён, потому что имеет слишком много власти над ней самой. — Нет. Тихо, уверенно и честно. Так, что становится больно ещё больше. До разбитого вдребезги сердца и застрявшего в глотке дыхания. Шиён воспользовалась пьяной Борой и осталась незамеченной. Бора совратила слабую Шиён, оставив с этим наедине. Разве они не две идиотки? — Хорошо. За словами следует тяжёлый выдох. — Я что-то натворила? Взволнованный тон. — Нет, только немного запачкала ковёр. Можем поговорить об этом потом. И полная ложь. Бора смотрит так, что не понять её эмоции. Шиён не задаёт вопросы и не ищет ответы. Ясно только одно: Это точно любовь, потому что Шиён слишком больно. // Минджи жмурит глаза, подставляя лицо солнцу. Может, её греют тёплые слова, сказанные неловким тоном. Может, сегодня преимущественно облачно и, на самом деле, ничего не почувствовать через дымку, плывущую по небу. Уже давно стало ясно, что не нужно солнце, когда рядом есть Юхён. С ней Минджи цветёт совсем как вишня, что розовеет весной, делая всё красивее и интереснее. От изобилия пыльцы чешется нос. Юхён постоянно шмыгает и кашляет, но то могут быть остатки простуды. В день приезда Минджи она ещё лежала в кровати, и смогла выйти на улицу лишь к концу недели. Если бы не вышла, был готов запасной план по проникновению в интернат. В конце концов, жизнь в Сеуле не так часто может отпустить, чтобы позволять себе упускать возможность увидеться. — Она укусила меня, ты понимаешь! С губ не спадает улыбка. Юхён говорит, жалуется и восхищается, едва замолкая. Минджи готова слушать её весь день, ведь это бывало так редко — чтобы Юхён общалась, не боясь чужой реакции. Словно расставание на несколько месяцев сделало их ближе. Или во всём виновата странная болезнь? — Не удивительно, из Боры такая себе воспитательница, — замечание выходит с глупой улыбкой. Минджи давно перестала обзываться всерьёз. Они с Борой уже друзья, даже если та это отрицает. Вряд ли в мире вообще найдётся кто-либо ещё, кроме Шиён, кого Бора назовёт другом. Поэтому Минджи наслаждается тем, что её не отгоняют от себя, и продолжает быть доброй. В любом случае, отступать уже поздно. Вдруг у неё все-таки получится? — Справедливости ради, Пай выросла у Боры на поводке. — Тем более. Юхён дует губы, впервые не согласная с обвинениями в сторону Боры. Минджи заметила, что они вновь стали ближе. Может, для Боры это будет отличным поводом бросить? Юхён всегда была слабым местом для каждой из них. Минджи тяжело вздыхает своим мыслям, надеясь отвлечься. За ладонь всё ещё слабо цепляются пальцы Юхён, давно потерявшие тепло. Кажется, будто ни у кого из них не осталось былого жара внутри, которым можно было согреть остальных. Минджи помнит лишь горячие руки Дон и тёплые объятия сестёр Ли, но они никогда не были настолько близки, чтобы можно было нагло упасть им в руки и забыть про всё. Минджи не думает, что вообще способна сделать так с кем-либо из знакомых. От угрюмых мыслей, что постоянно всплывают в голове, спасают маленький комок шерсти, что бежит впереди, простые разговоры и цветущая вишня. Минджи чувствует знакомый уют и погружается в тепло, из которого не хочется сбегать. — Ну как, ты нашла кого-нибудь в университете? Весь день Юхён задаёт вопросы об учёбе и Сеуле. Ей хочется узнать все детали, но каждый вопрос получается стеснительным и неловким, будто они обсуждают что-то сокровенное. Минджи рада ответить на всё, но сама хочет знать ещё больше. Мимо всех как-то прошёл тот факт, что Юхён попала в старшую школу. Минджи настолько сильно была занята своими экзаменами, что забыла про успехи остальных. Никто даже не смог толком отпраздновать это событие, потому что Юхён внезапно заболела. Одна Шиён, кажется, помнила об этом, поэтому провела с Юхён и сёстрами Ли весь день в их комнате в интернате, — не совсем законно — разговаривая и обнимаясь. Поэтому Минджи было невероятно приятно слышать, что Юхён выучила китайский настолько хорошо, что может свободно общаться с Дон на обыденные темы. Уроки английского с Шиён вернулись, пускай они оборванные и местами скомканные. Даже математика стала понятнее, что заслуга Юбин. Будто всё вернулось на круги своя. Даже тошнит не так сильно, как в марте. — Я даже не искала, — неловко признаётся Минджи, пожимая плечами. Знакомиться с кем-то не входило в её планы с самого начала. — У меня есть Минхо и его друзья. — Как у него дела? — спрашивает Юхён, краснея. — О нём постоянно спрашивают учителя. — Ты что-нибудь говоришь? — Что он в командировке и что всё хорошо. Минджи кивает, довольная ответом. Держать в тайне что-то большого масштаба, даже если ты богат, практически невозможно. Никто не знает, из какой именно семьи Минхо, но любое лишнее слово может всё разрушить. Если ещё несколько лет назад, когда было спокойнее, Джинсок смог найти кружок Минджи, то сейчас, когда они в большом городе, в самых популярных университетах страны, будет легко узнать об их родословной. Минхо и Минджи в постоянной опасности, но их фокус с интернатом ставит под опасность и благополучие Юхён. Они должны немного переждать. Через три года всё закончится и можно будет начать с чистого листа, без страха быть пойманными. — Он в порядке. Лучше, чем все мы, я бы сказала. Оказывается, что компания Сонхва и Сана может быть приятной. Мы часто собираемся вместе и отдыхаем. — Не думала, что ты скажешь подобное о… ну… парнях. Слова Юхён вгоняют в краску. Они никогда не обсуждали это открыто и наедине. Минджи знает о споре между Шиён и Борой и как Юхён встала на их «неправильную» сторону, но никогда не вспоминала об этом. Ни для кого не является секретом сильная привязанность Юхён к Шиён, только это тоже ничего не значит. Минджи считает, что подобные темы лучше никогда не поднимать, чтобы спокойнее жилось. — Я не простушка из прошлого века с окраины провинции, чтобы избегать молодых парней. — Я не… — Я знаю, Хён-и, — улыбается Минджи, вызывая румянец на лице Юхён. Это всё, на что она способна. Юхён ничего не отвечает. Она слишком смущена, чтобы продолжать этот разговор, поэтому они быстро переходят на другую тему. Им всегда есть о чем поговорить, пускай эти разговоры едва касаются важного. Минджи не говорит о Боре и не спрашивает Юхён. Они никогда не обсуждали зависимости Боры, не говорили об её бабушке и не затрагивали тему их раннего детства. Юхён никогда не спрашивала о прошлом Минджи и не пыталась узнать историю её семьи, пускай много странного лежит на поверхности. Затрагивать подобное кажется слишком… личным. По этой же причине Минджи абсолютно ничего не знает о жизни Юхён до Боры. Но есть вещи, которые проскальзывают между ними слишком часто. Каждый диалог, так или иначе, останавливается на Шиён. Каждая встреча безусловно начинается с разговора о здоровье. При любой удобной возможности Минджи обязательно будет расспрашивать об успехах в учебе, а Юхён постоянно вспоминает про Пай. Это те привычные разговоры, которыми наполнена каждая их встреча, вне зависимости от настроения и погоды. Приятная рутина. — Говоришь, что тебе стало лучше? — спрашивает Минджи, когда Юхён вспоминает про недавний больничный. — Да, — улыбается Юхён. — Меня всё ещё постоянно тошнит, но, кроме этого, чувствую себя как год назад. Всё хорошо. — Я рада это слышать. Твои приключения не давали мне спать. Минджи грустно улыбается, сразу жалея о том, что сказала это вслух. Да, она не могла найти себе места, когда слышала об очередных происшествиях, но Юхён, зная это, может ещё активнее притворяться, что всё хорошо. Им всем хочется, чтобы всё на самом деле было хорошо. Юхён заслуживает покоя. — Только не скрывай, если что-то не так, хорошо? — просит Минджи, заглядывая Юхён в глаза. Их цвет всегда зачаровывал: темно-карий, с отливами горячего шоколада на солнце, и настолько глубокий, что тонешь. За всю жизнь Минджи встречала только двух людей с настолько волшебными глазами. — Конечно, — улыбается Юхён, опуская взгляд. Её щеки легко слегка розовеют. — Не то чтобы некоторые позволяли мне обманывать. — Ох, я утоплю Шиён, если она хоть когда-то поведется на твои уговоры не рассказывать. Минджи легко смеется, смущая ещё больше. Юхён не раз просила Шиён ничего не говорить Минджи. Их личные секреты всегда остаются между ними, но состояние здоровья кого-либо никогда не становилось тайной. — И почему только Шиён тебя слушает… — Потому я особенная. Слова легко слетают с языка Минджи, но их смысл режет по сердцу больнее, чем шутливый удар Юхён в плечо. Кажется, что те времена, когда Минджи была особенной, давно прошли. Но Шиён так и осталась для Минджи конечной точкой любого разговора. // Бора давится табаком, пытаясь взять себя в руки. Проводить часы без сигарет становится всё тяжелее. Её падение в бездну не лучших привычек давно перестало быть медленным и легким. Тело ломит без табака, горло сушит без пива. Голова становится тяжелой, когда дольше недели не втягиваешь пары травы Гониля. Бору понесло не туда со скоростью звука, пока мир стоит на месте или пытается медленно ползти в лучшую сторону. Было бы стыдно, если бы это хоть как-то волновало. Жизнь продолжается. Бора бросает окурок в мокрую траву и вновь закашливается, жмурясь от боли во всем теле. Одни танцы способны быть с ней всегда, даже когда она сама не с собой. Они становятся грубые, жесткие, неряшливые и смазанные. До такой степени внезапные, что каждый раз сводит мышцы. Раз в неделю или чаще, чтобы сбросить стресс, потому что тело не позволяет наслаждаться сексом со всеми подряд, как было раньше. Может, это и к лучшему, потому что вряд ли хочется заразиться СПИДом, про который шумели все газеты. Только причина далеко не загадочная болезнь, суть которой Бора так и не разобрала. Всё гораздо хуже и противнее. Голова болит в попытке задавить лишние мысли. Даже сейчас, когда она вышла отвлечься от бубнежа бабушки и забыть про давление учебы, находятся темы, которые будут раздражать. Бора уже перестала надеяться, что от такого спасут прогулки с Пай, потому что последние две недели едва спасают даже танцы. Только совсем у забора дома Минджи взгляд улавливает одну деталь, которая абсолютно точно поможет отвлечься от жизни. Не сказать, что в лучшую сторону, но это что-то новенькое для серых дней мая. — Обещания ты совсем не держишь. Голос Минджи приятно режет уши. Бора готова себя прибить за то, что действительно скучала. — Я ничего тебе не обещала. — Ты вяло согласилась, этого достаточно, — Минджи поднимает брови, выходя на улицу. Пай весело тянется к Боре, пока та не решается подойти ближе. — Ты решила умереть? Боре хотелось бы. Иногда хочется настолько сильно, что уже невозможно терпеть, но она пытается держать себя в руках. Это сложно, когда на тебя смотрят холодные — удивительно — глаза и звучит привычно звонкий голос. Минджи вызывает настолько смешанные эмоции, что проще её не видеть и забыть про её существование. — Всё еще живая, — бросает Бора, не отвечая прямо. Душит простуда. Горлу больно чувствовать табачный дым, но жить иначе кажется странным. Бора терпит кварталы, отвлекаясь на Пай и редкие вопросы Минджи. Им есть о чем говорить и эти разговоры могут длиться часами, только начать никто не решается. Минджи всё-таки странная подруга — сама навязчиво лезет, сама же отстраняет от себя и холодно общается в некоторые дни, когда её улыбка тусклее обычной. Самая активная среди них Пай. Её энергии раздражающе много для такого серого дня. Бора ловит взглядом солнечные лучи сквозь частые тучи, жмурится от внезапных «зайчиков» и чувствует жар, но никак не может почувствовать тепло. Конец мая, но холодно так, будто начало апреля. Погода совсем не сдвинулась с той ночи, как и собственные мысли. Бора тяжело вздыхает, не желая думать о пугающем. Рука привычно тянется к пачке, с трудом вытягивая предпоследнюю сигарету. В последнее время приходится покупать их чаще. Единственное, о чем жалеет Бора, — денежные затраты. Не успевает зажечься сырая спичка, как по рукам прилетает резкий удар. Не сильный, почти безболезненный, но достаточный, чтобы выбить сигарету из пальцев на мокрый асфальт. Бора матерится себе под нос, хмуря брови и смотря вниз. Будь сейчас одинокий вечер, она бы точно подняла сигарету и спокойно закурила, но рядом Минджи, ударить которую хочется сильнее остального. — Минджи, ты заебала постоянно меня избивать, — ругается Бора, повышая голос. — Следи за собой. — Нет, это ты заебала, — внезапно отвечает Минджи. От такого заявления Бора замирает, не способная что-либо ответить. — Хватит закуривать свои проблемы, идиотка. — Это мои проблемы, и я решаю их как хочу. Минджи поднимает брови, останавливаясь. Пай растерянно смотрит наверх, виляя хвостом. Они стоят посреди улицы спального района, где в рабочее время едва проезжают машины и ходят лишь старики. Вокруг слышны только порывы ветра, которые гонят тяжелые тучи на запад. Бора ежится, чувствуя себя некомфортно от сквозняка и холодного взгляда Минджи. Непонятно, как её красно-карие глаза могут становиться ледяными и пугающими, если она так похожа на солнце. Даже сейчас, когда недовольна, она остается солнечной. Её кожа теплого желтого цвета; черные волосы не такого холодного оттенка, как у Боры; под глазами редкие точки веснушек; а родинка на вишневого цвета губе кажется очаровательной. Минджи не создана для того, чтобы быть злой или грубой. Бора просто особенная. — Твое «как хочу» вредит и тебе и остальным, так что даже не смей начинать. — Похуй на остальных. — Даже на Шиён? Ну вот. Хочется прибить Минджи прямо тут, под окнами жилых домов, с нервной Пай на поводке. То, от чего Бора так старательно убегала последний месяц, накрыло её с головой за секунду. Разговоры с Шиён прошли мимо мыслей. Они толком не встречались, мельком зацепили наркотики и остановились на алкоголе. Ничего об их отношениях, потому что Шиён обходила эту тему стороной. Ничего про возможную зависимость, потому что Бора убегала от любых вопросов. Убежать от Минджи не получится, особенно если она всё знает. И Боре становится всё тяжелее держать в себе события той ночи, потому что Шиён до сих пор не знает, что она всё помнит. — Минджи… — Бора судорожно вдыхает, чувствуя ком в горле. — Я проебалась. Но я никогда не хотела сделать Шиён больно, правда… — Ты только сейчас признаешь, что проебалась? — Минджи смотрит как строгая мать. Если бы не ситуация, Бору бы это развеселило. Но желание улыбаться пропало еще в то утро. Каждую ночь Бора засыпает с мыслями о Шиён и просыпается с мыслями о том, что с ней что-то не так. Это был эксперимент. Боре не нравятся девушки. Может, ей совсем немного нравится Шиён, но не более. Поэтому жить с тем, что она успела натворить с девушкой, становится невыносимо и пугающе. Бора перестала понимать себя и свои действия. — Ты сама знаешь, что в этот раз всё по-другому. Взгляд Минджи становится непонимающим. Бора хмурится на её реакцию, обдумывая сказанное. На её памяти действительно нет чего-то, что было бы хуже, чем заняться под наркотиками сексом с Шиён, утром наврать, что всё забыла, пролежать в обнимку с туалетом двадцать минут и уехать, обрезав все разборки. Бора переплюнула всё свое прошлое одной таблеткой экстази. — Давай уточним, что именно за «этот раз»? — аккуратно спрашивает Минджи, поднимая брови. Её взгляд смягчается. Бору бьёт осознание. Шиён не рассказала. Либо они с Минджи больше не настолько близки, либо эта тема настолько болезненна. Оба варианта Бору не устраивают. — Шиён не рассказала тебе про ту ночь?.. Минджи выглядит уставшей. Теперь разговора с Шиён точно не избежать. — Что ты уже натворила? — голос пропитан недовольством. — Я… — Бора тяжело вздыхает, думая соврать. Но понятно, что теперь Минджи точно вытянет правду у Шиён. И сердце режет, умоляя выговориться. — Боже, Минджи, я правда не хотела… Мне было херово, я наглоталась таблеток, тот мудак начал приставать, и я испугалась, а потом разозлилась… Всего было слишком много… — Тормози, — Минджи поднимает ладонь в воздух. Её голос немного мягче, но всё еще не терпит возражений и споров. — Кто к тебе приставал? Где? Что случилось? Бора молчит несколько секунд, пытаясь собрать мысли в кучу. Она не помнит всё точным, потому что боялась разбираться в произошедшем. Ночь кажется настолько странной, словно не было никакой вечеринки, а руки Шиён оказались на её теле внезапно, будто были там еще до Гониля и его конверта. Разбираться в этой каше нет никакого желания. — Я была на вечеринке. Какой-то парень увидел меня с таблетками и начал приставать. Я не помню, как я оказалась у Шиён, но помню, что мне было страшно. И… и пиздец как больно. Я не знаю. Потом были поцелуи и ещё… блять, Минджи, мы переспали. Я заставила Шиён со мной переспать, потому что мне было это нужно. Бора жмурит глаза, кривясь от воспоминаний. Её тошнит от той ночи. Тошнит от чужих рук и чувства странного кайфа, которое хочется испытать ещё. Тошнит от того, что первый раз с Шиён вышел таким. Бора даже не планировала заниматься с ней сексом, но теперь жалеет, что это не вышло таким, как в мечтах. Мечтах, которых не могло быть. — Вы серьёзно переспали?.. Такую боль в голосе Минджи Бора слышит впервые. Она зацепила что-то не то, напомнила о чем-то, что точно нельзя было тревожить. Хочется прибить себя только сильнее. Бора не уверена, стоит ли ей говорить что-то ещё, но врать уже не получится. Тем более, как у неё получится промолчать, если Шиён скрыла от Минджи настолько важное событие? — Да. Ветер успокоился. Тучи гонит по небу, но больше нет противного сквозняка по коже. Краем глаза видно, как Пай свободно ходит по улице, стараясь оставаться рядом, пока за ней тащится поводок. Минджи не перестаёт смотреть пустым взглядом, в котором не читаются эмоции. Боре кажется, что она впервые видит её настолько живой и настоящей. Той ранимой Минджи, у которой есть свои чувства, которой не надо притворяться и можно быть обиженной. Бора окончательно понимает, что Минджи тоже человек, и это её ужасно раздражает. — В каком смысле «заставила»? — голос кажется спокойным, но в нём едва заметны нотки боли. Или ревности? — Давай присядем? — теряется Бора, бросая взгляд на свободную Пай. — Бора, что значит «заставила»? — Минджи, ты такая бледная, будто в обморок сейчас упадёшь. Бора не знает, чего ей ожидать. Кажется, что вот-вот Минджи свалится от шока или полезет с дракой, стоит только дать ей повод. В памяти всплывают все те рассказы про боязнь толпы и маленькая истерика несколько лет назад, когда рядом с ними разбилась машина. Эту сторону Минджи Бора едва видела и совсем её не знает. — Боже, просто ответь на мой вопрос, пока я не спросила у Шиён, — раздражается Минджи, поднимая брови. Теперь промолчать точно нельзя. — Ладно, я просто была под кайфом и очень сильно хотела с кем-то переспать, Шиён оказалась рядом и я… Я не заставила её, а уговорила. Может, соблазнила. Я не помню, что произошло, но помню, что сначала она была против, а потом… — А потом? — А потом она… ну… да. Минджи с тяжёлым выдохом жмурит глаза и зажимает переносицу пальцами. Бора понимает, что это только для того, чтобы прямо сейчас не ударить её. Не как до этого, по-детски, а по-настоящему. — Ты хочешь сказать, что совратила Шиён, пока сама была в нетрезвом состоянии? — устало спрашивает Минджи, открывая глаза. — Да. — Бора, какого черта? Вопрос риторический. Даже если бы не был, Бора не смогла бы на него ответить. Она не знает, что ей двигало, поэтому хочет всё списать на наркотики. Но если она признает это, то точно останется без головы. — Мало того, что ты решила окончательно себя угробить, так ты ещё и издеваешься над Шиён? — Издеваюсь? — А как ещё ты это назовёшь? — Я… — Бора тяжело вздыхает, оглядываясь по сторонам. Никого рядом нет, но голос всё равно становится тише. — Ты хотя бы понимаешь, каково это? Ты когда-нибудь спала со своим лучшим другом или вообще с парнем, пока была пьяная? Твой мир когда-нибудь падал с ног на голову из-за того, что тебе кажется привлекательным тот самый парень? Я точно не хотела такого опыта с Шиён! Я не такая… — Даже не смей, — обрезает Минджи, закатывая глаза. — Не веди себя так, будто я или Шиён родились лесбиянками и никогда не испытывали из-за этого трудности. Но проблема даже не в этом. Проблема в том, что ты топишь не только себя на дно, но и своих близких, не давая себе помочь. Раньше эти слова причиняли боль. Джинсок заметил это, когда они только начали общаться, что повлекло за собой попытки исправиться и ночи слез. Когда то же сказала Юхён, Бора на неё накричала. Подобное от Шиён только бесило. Слышать это Минджи неприятно и смешно. Среди них всех у неё будто нет проблем и никогда не было. — Ты даже не знаешь, о чем говоришь, — вздыхает Бора, пытаясь оставаться спокойной. — У тебя нормальная семья, куча денег, лучший университет и всё, о чём можно мечтать. Ты как… не знаю, тепличное растение. Как ты можешь судить других? — Ох, сейчас я тебе расскажу. Минджи хватает Бору за кисть, подозвав Пай. Впервые за шесть лет Бора видит, чтобы Пай так послушно к кому-либо бежала, не убегая и не играясь. Бора сама послушно идёт, только немного возмущаясь болезненной хватке за руку. Ей остаётся надеяться, что они идут в переулок, где тише, чтобы поговорить, а не устроить драку. Зная Минджи, можно ожидать что угодно. Бору с силой толкают в стену, прижимая к ней за плечи. От шока не хочется вырваться или закричать. Получается только покорно стоять, впечатавшись в стену спиной, и ждать. Взгляд следит за каждым действием, ожидая малейшего признака опасности. Сегодня не самый приятный день дня драк, особенно когда Бора не дралась с детства, а горло сильно першит от надоевшей простуды. Только Минджи сама медлит, стоя на расстоянии двух шагов, убрав руки. Или она вовсе не собирается бить. — Думаешь, что только у тебя есть проблемы? — раздраженно спрашивает она. — Будто плохо только таким бедным девочкам, как ты, которые вечно злятся на жизнь и винят в этом «тепличные растения». Минджи поднимает брови, наклоняя голову. Бора хочет засмеяться, потому что Минджи как никогда похожа сейчас на избалованную дочь богатого бизнесмена, но ситуация не позволяет. — Думаешь, что «тепличные растения» никогда не страдают? — акцент на прозвище до тошноты язвительный. — Ты вообще знаешь, через что сейчас проходит Шиён? Какие у неё отношения с семьей? Что вообще с этой семьей происходит? Или для тебя они просто кучка миллионеров, у которых из проблем только как хорошо получиться на фото в газетах? Ты вообще знаешь, кто её родители и что их личность и имена для всей страны остаются загадкой? — Минджи спрашивает так, словно ждет ответ. Боре нет смысла даже пытаться. Без слов было ясно, что ей неизвестно ничего о личной жизни Шиён. — Ты знаешь, кто я такая, и почему мой брат так легко согласился помочь Юхён? Думаешь, что у меня просто богатые родители и все возможности в этой жизни? Я для тебя растение, да? — Минджи поднимает голос, вновь придавливая Бору к стене. В этот раз не в попытке запугать, а с целью устоять на ногах. Бора понимает это по надрыву в словах и слезах в уголках глаз. — Все растения не могут спать из-за кошмаров? Все растения пугаются каждого шороха? Все растения меняют на отбитых наркоманок? Минджи бьет ладонью по стене с такой силой, что на коже наверняка останется след. Пай на фоне беспокойно суетится и гавкает, пытаясь отвлечь. Бора способна только смотреть на то, как Минджи перед ней медленно теряет себя, срываясь всё больше. Она не кричит, не плачет, но становится слабее с каждым словом, всё больше опираясь на руки. Происходящее настолько выбило из привычной жизни, что не получается накричать в ответ, ударить или помочь. Бора просто стоит, пока Минджи открывается ей со всех возможных сторон. — Объясни, на чёрта ты ей сдалась? — тихо спрашивает Минджи, опуская голову вниз. На ногах ее держит только стена под ладонями. — Почему… — тело всё больше подводит. Бора едва успевает схватить Минджи руками за талию, удержав от падения на асфальт. Она неподвижная и тяжелая, слишком слабая в её хватке. — Почему всё не может быть как раньше?.. Нет смысла отвечать. Бора медленно съезжает по стене с вялой Минджи в её руках, что утыкается холодным носом в шею и слабо хватается пальцами за ткань кофты. Минджи всегда холодная и костлявая, будто снежная королева. Бора сравнивает это с холодом Шиён, что приятный и освежающий. Они такие похожие, но почему-то Минджи никогда не вызывает таких же теплых или ярких эмоций. Даже сейчас Бора не может сказать, что ей действительно жаль. Ей почему-то больно, горестно, страшно и смешно, но ни капли жалости. Только всё переворачивает внутри от того, насколько живой кажется эта странная девушка, что привязалась к ней неизвестно зачем и не хочет отставать. Не может же это быть настоящей дружбой? — Ты переживаешь за моё здоровье только из-за Шиён, — тихо замечает Бора, когда ей удается посадить Минджи на пол. Пай украдкой тычется в них холодным носом и старательно облизывает кожу, как делает всегда, если Бора злится. Только сейчас Боре не хочется злиться даже немного. Она истощена криком Минджи и своими мыслями, от которых начинает пухнуть голова. Всё уходит на второй план. Бора не соображает, что именно сейчас происходит. Её впервые не раздражают мысли о Минджи. Становится действительно интересно, что могло произойти, из-за чего такая солнечная девушка до сих пор утопает в своих страхах. Интересно, кто именно её родители, потому что узнать хоть что-то, даже их имена, невозможно, пускай Бора каждую неделю видит женщину средних лет, что наверняка мать или тетя. Интересно и то, почему Минхо до сих пор тащит Юхён на себе, хотя это доставляет ему множество проблем. О некоторых вещах хочется узнать сильнее, чем о прошлом Шиён. И, может, Бора совсем немного злится. Только сейчас ей стало ясно, что она не знает о прошлом ни одной из своих подруг. Будто она недостойна доверия или маловажна для подобных разговоров. Даже с Юхён, что в последнее время стала ближе к Минджи, чем к ней. Это всё ужасно сводит с ума. Бора понимает, что давно потеряла связь между каждой из них и запуталась, кто кому кем приходится. — Я думала, что ты сохнешь по Юхён, — медленно проговаривает она, пытаясь получить хоть какие-то ответы. Минджи сидит рядом, обнимая колени руками и рассматривая асфальт. — Почему тогда ревнуешь Шиён ко мне? — Отъебись. Минджи не сводит взгляда, звуча убитой. Она выглядит настолько уставшей, что Боре приходится проявить сострадание. Рука нащупывает поводок напуганной Пай, крепко его сжимая. — Мне даже не нравятся девушки, — невзначай проговаривает Бора, поднимаясь с места. Одежда местами влажная и завтра точно проявятся последствия подобных посиделок поверх уже начавшейся простуды. — Я не гомосексуалка. — Скажи это Шиён и прекрати её мучать, — флегматично отвечает Минджи, поднимая взгляд. Её глаза пустые, но медленно возвращаются к привычному солнцу. — Как ты меня достала… — устало выдыхает Бора, протягивая ладонь вниз. — Пойдём, а то заболеешь. — Отстань. Минджи отводит взгляд и самостоятельно поднимается, слегка пошатываясь. Бора раздраженно наблюдает за тем, как она предпринимает попытки пойти, и начинает злиться сильнее. У неё точно не было в планах вести присоску Шиён за руку до её дома, притворяясь подругой. Но она не думает и пяти секунд, чтобы резко схватить Минджи за кисть и потащить за собой. Неважно куда, домой к Шиён или к Минджи, лишь бы она не свалилась на дороге одна. Реакцией на касание служит слабый рывок в попытке выбраться. Минджи не в том состоянии, чтобы спорить, но Бора знает, что даже так она сильнее. Богатые дети сейчас удивительно сильные и живучие, что играет на нервах. — Хватит строить из себя недотрогу, Минджи, — рявкает Бора, хватая крепче. — Пиздуем домой. В ответ слышно слабый смешок: — Оказывается, что ты действительно умеешь быть подругой. Бора предпочитает забыть сказанное сразу же. Если она и может быть подругой, то это точно не тот случай. // Пальцы раз за разом перебирают одну и ту же последовательность нот. Птицы за окном кричат свои песни, пытаясь сбить с ритма. Вся улица шумит детьми, машинами, разговорами и звуками разных животных, счастливых теплу. Звуков так много, что собственная комната, в которой звучит лишь одна заевшая последовательность нот, кажется клеткой. Шиён вновь была одна. За последний год она привыкла к пустому дому, редкому появлению мамы и отсутствию отца. Командировки, в которые её брали чуть ли не каждый месяц, быстро закончились. Это как-то связано с неспокойными новостями в последнее время, но слишком тошнит от политики, чтобы разбираться. Шиён знает главное — её отца могут посадить сегодня или завтра. Поэтому ей остаётся скитаться по дому в поисках дел, которые могут отвлечь. Выходить на улицу стало слишком лень, если это не касается учёбы или Юхён с сёстрами Ли. Даже кружки сошли на нет — вот-вот начнётся последний год школы, когда нужно готовиться к экзаменам. Занятия гитарой прекратились в апреле, сертификат по английскому получен ещё в прошлом году, ходить на вокал нет желания. Всё пролетело незаметно, исчезнув из жизни так, будто никогда и не появлялось. Один вокал напоминает о себе небольшой болью в груди, когда Шиён зовут выступить на очередном школьном концерте или кто-то вспоминает про группу. Петь стало морально сложнее после того, как Минджи уехала в Сеул. Шиён больше пишет, уделяет время фортепиано, но едва произносит вслух всё то, что оставила на бумаге. Ей страшно признавать это, но глубоко внутри она понимает, что просто перегорела. Или не хочет больше петь, если это не будет как прежде. Нет смысла петь для себя. Единственное выступление, на которое она согласилась, будет в конце августа для местного университета, в котором учится подруга Юци. Всего одна песня, легкая игра на гитаре и никаких разговоров. Услуга для Юци по старой дружбе, если это можно так назвать. Думать обо всем этом, чтобы отвлечь себя, становится забавным. Не то чтобы есть настроение смеяться над ситуацией, но в любой другой день она бы точно пошутила, чтобы разрядить обстановку. Бора всегда была плоха в том, чтобы решать проблемы через разговор. Они виделись десять раз после той ночи. Каждую неделю, по разным причинам, в разном настроении, но ни разу не с целью обсудить всё. Бора обрывает любые намеки на вред её образа жизни, Шиён не решается рассказывать, что именно произошло. Они как две идиотки, и Минджи или Дон наверняка давно решили бы эту ситуацию, если бы знали. Шиён кажется, что без стороннего толчка она уже не сможет вернуться в прежнее русло. — Ты не устала повторять одно и то же раз за разом? — устало спрашивает Бора. Она неподвижно следила за Шиён последние десять минут, не издавая ни звука. За это время хотелось сказать многое, спросить ещё больше, но Шиён надоело кричать в пустоту. Она сгорает изнутри от чувств, которые не способна излить даже в гневном порыве, потому что Бора слушает, но не слышит. Даже не получается узнать, что значат вещи между ними, потому что до серьезных вопросов никак не дойдет. — Ну, с тобой особо не поговоришь, — вздыхает Шиён, прекращая мучать гитару. Ей всё ещё не хватает смелости играть на фортепиано в приутствии Боры, — а продолжать как было я не хочу. Под «как было» имеются ввиду все бесполезные упреки, споры, попытки заглушить злость поцелуями и тишина. — Шиён, — Бора поднимается с места, тяжело вздыхая. — Есть вещи, о которых я не готова говорить, но для тебя будто существуют только они. — Может, меня действительно интересует только твоё здоровье и то, что ты скоро себя убьешь? Шиён со стуком ставит гитару у стены, разворачиваясь на стуле, чтобы посмотреть на Бору. Их отношения никогда не считались нормальными. Это была странная дружба, неравное положение в обществе, разный жизненный опыт. Сейчас разница стала еще заметнее: Шиён сгорает от чувств, которые с трудом вписывает в рамки романтических, а Бора играет в кошки-мышки со здравым смыслом. Будущее оказалось еще хуже, чем считала Минджи. — Шиён, я разберусь. Бора недовольно вздыхает, сжимая губы. Её взгляд холоден, но при этом растерян. Шиён не перестает смотреть ей в глаза, испытывая на прочность. Раньше хотелось разрешить всё, потому что молчание невыносимо. Сейчас хочется закончить молчанку из-за того, что всё надоело. В частности надоела привычка Боры избегать проблемы, замыкаясь в себе. Даже сейчас, когда они смотрят друг на друга в тишине. Бора упрямо не моргает и задирает подбородок, проверяя Шиён на прочность. В её медовых глазах так много вредности, злости и недовольства, что становится тошно. Шиён вспоминает их детство и то, насколько упрямой и обиженной на всех была Бора. С годами поменялись привычки, окружение, цели в жизни, но характер так и не изменился. Шиён это давно надоело. — Бора, кто мы друг другу? Прямой вопрос, брошенный в пустоту, заставляет сердце биться чаще. Шиён хотела выразить протест, но не думала делать это именно так. С годами её привычка молча обдумывать то, что сказать, стала исчезать рядом с Борой. Сложно спокойно обговаривать проблемы, когда разговариваешь с огнем в человеческом обличии. — Ты о чем? — интонация, с которой говорит Бора, даёт понять, что она поняла вопрос и просто уходит от темы. — Бора, я серьёзно, — вздыхает Шиён, вставая с места. — Что значит всё, что происходит между нами? — Что именно происходит? — спрашивает Бора, тоже вставая. Шиён раздражают отговорки и загадки. — Хочешь сказать, что все друзья заканчивают поцелуями каждую встречу? — Шиён подходит ближе, раздраженно вздыхая. — Или это из-за того, что тебе просто понравились девушки? Бора закатывает глаза, не сдвигаясь с места. Шиён все еще интересно то, как неприязнь к ЛГБТ могла перерасти в постоянную нужду в поцелуях с девушкой. Когда она сама открыла в себе симпатию к девушкам, ей хотелось лишь плакать. Поведение Боры кажется бессмысленным и странным. Только если она не чувствует к Шиён то же, что и Шиён к ней, что маловероятно. — Мне не нравятся девушки! — громче обычного отвечает Бора. Её отрицание кажется смешным, но Шиён легче поверить в это, чем в то, что Бора действительно могла измениться. — Это просто… Шиён, боже, меня это заебало. В момент Бора оказывается слишком близко, бросаясь Шиён в руки. Её ладони больно хватаются за футболку, сжимая её до треска ткани. У Шиён подкашиваются ноги от того, как отчаянно Бора толкается вперед, пряча лицо в её шее. Она не плачет и не лезет с объятиями. Бора пытается выплеснуть эмоции и найти спасение. Шиён находит в себе силы только на то, чтобы аккуратно опустить ладони на хрупкую талию. Сложно вспомнить, когда они в последний раз нормально обнимались. В последние месяцы это лишь попытки спрятаться от мира или давно заученные приветствия и прощания за секунду, к которым сложно привыкнуть. Шиён любит долгие объятия, в которых тепло и спокойно. Она даже не знает, способна ли подарить то самое чувство спасения, когда сама хочет убежать подальше от всех и заплакать. — Я обещаю, что во всем разберусь, правда, — Бора тихо шепчет в шею, пуская мурашки теплым дыханием. — Мне тоже не нравится молчание. — Тогда скажи что-нибудь. Шиён чувствует, как давление на плечи слабеет. Бора медленно отодвигается, поднимая голову. Шиён смотрит ей в глаза, встречаясь с напуганным взглядом всё той же упрямой девчонки. — Мне кажется, что я теряю любые слова в твоём присутствии, — признается Бора, краснея. — Я буду рада любому. Тому, как прошел твой день. Или как тебе надоела учеба. Может, про бабушку или Юхён. Что ты хочешь. Ладони Шиён не перестают держать Бору за талию. Это стало привычным и комфортным до такой степени, что случается само по себе. Как и то, как Бора машинально обнимает руками за шею, если это позволяет их позиция. Даже сейчас, когда они расстроенные и недовольные ситуацией, напуганные делать следующий шаг. Или напугана только Шиён, а Бора давно всё решила. — Тогда я скажу про то, как мне нравятся твои поцелуи, — тихо шепчет она, опуская взгляд на губы. Уже сейчас Шиён понимает, что сдалась. — Не каких-то девушек или парней, а твои. По-настоящему. Каждый раз. Похоже, что их отношения не созданы для разговоров. У Боры никогда это не получалось, а Шиён слишком слабая, чтобы противостоять. Ей сложно отвернуться, сложно опустить руки с талии и невозможно не посмотреть на мягкие розовые губы. Бора, нежная и хрупкая, оказалась настолько сильной, что способна каждый раз подчинить ситуацию и строгую серьёзную Шиён себе. Даже за пару секунд, оборвав попытку серьезного разговора поцелуем. Поцелуем от Шиён, что первая не выдерживает и наклоняется вниз. // — Кто бы мог подумать, что дочь состоятельного политика такая бунтарка? Минджи нежно улыбается, продолжая перебирать мокрые волосы пальцами. Её касания настолько аккуратные, что едва чувствуются. Шиён закрывает глаза, наслаждаясь ощущениями. Впервые за долгие месяцы становится настолько спокойно, что забываешь про всё. Никаких ссор и недосказанностей, которые бы давили на голову. Только родная близость, нежные касания и теплые слова. Всё как раньше: Минджи задумала глупость, а Шиён без вопросов согласилась. Неважно, что из-за этой затеи пострадает именно Шиён, потому что сейчас им весело. Через неделю начало учебы, экзамены всё ближе, родителям всё равно, а учителя мало что смогут высказать против. Если бы общество знало, кто именно такая Ли Шиён, то жизнь была другой, но сейчас она всего лишь избалованная дочь загадочного политика Ли Джуна, которой можно всё. — Кто бы мог подумать, что это всё затеяла наследница одной из самых успешных семей в Корее. Даже с закрытыми глазами Шиён знает, что Минджи улыбнулась шире. Для них это стало маленькой игрой с раннего детства — кого сильнее поругают за шалость. Проигрывал всегда Минхо, даже если это его не касалось. Меньше всех всегда доставалось Минджи, потому что она чересчур избалована. Поэтому было бы логичнее сейчас издеваться над длинными черными волосами Минджи, зная, что её не станут ругать. Она уже в университете и не нарушит правила своим видом, а родителям не придется видеть эту ужасную попытку стать рок-звездой каждый день. Только на стуле всё равно сидит Шиён, кривясь от едкого запаха краски и сквозняка по влажным волосам. — Но ты правда будешь смотреться сексуально, Ши, — смеется Минджи, продолжаясь перебирать прядь за прядью, надеясь прокрасить всё. — Знала бы я, какой именно цвет ты выбрала. — Это сюрприз. Шиён не возмущается. У них с Минджи разные вкусы, но они лучше других знают то, что подойдет друг другу. Именно из-за Минджи Шиён продолжает стричь волосы, оставляя на уровне каре, а Минджи из-за Шиён носит красную помаду и не стесняется открытой одежды. Они всегда слушают мнение друг друга и редко когда делают что-то против. — Главное, чтобы не те яркие цвета как у Панков. За такое меня точно выгонят. — Не переживай, за такое тебя никто не станет ругать. Минджи ставит чашку с остатками синеватой краски возле Шиён, последний раз проводя пальцами по волосам. Шиён думает, что за синий цвет ей действительно ничего не будет. Минджи знает, что это её любимый цвет, поэтому такой выбор кажется логичным. Шиён не указывает на то, как чашка раскрыла все карты, только улыбаясь с неуклюжей попытки сделать сюрприз. — Пойдем на кухню, — вздыхает Минджи, лениво потягиваясь. — Надо будет покрасить ещё второй раз. — Сейчас? — хмурится Шиён, вставая с места. Она абсолютно ничего не понимает в том, как работает краска для волос и что с ней делают, чтобы она осталась надолго. — Когда смоем эту. Минджи не дожидается, пока Шиён поймёт смысл сказанного, беря за ладонь, чтобы увести вниз. Перчатки в краске, грязная чашка и кисточка остаются в ванной, ожидая своего часа. Сейчас им слишком лень, чтобы заниматься уборкой. День слишком спокойный и жаркий, чтобы вообще двигаться, но они всё равно находят силы говорить и заниматься глупостями, отвлекаясь на кофе и прохожих за окном. Шиён без конца улыбается и жмурит глаза от счастья, не отрывая взгляд от Минджи. Она всегда смотрит так, будто Минджи для неё самая драгоценная и важная. В чёрных глазах всегда так много тепла и заботы, что невозможно не улыбаться самой. Ради этого взгляда хочется возвращаться в Сеул раз за разом, даже на день или два, лишь бы увидеться вновь. Минджи умело ищет любые глупые отмазки, тайком приезжает на машине Минхо, пускай ещё боится водить, и пропускает маловажные мероприятия в университете, чтобы подольше поговорить с Шиён по телефону. Расстояние тяжелее перенести, чем представлялось до этого. Минджи настолько привыкла к компании Шиён за годы их взросления, что сырой Сеул с его скучными людьми мало чем привлекает. Даже уйма поклонников не вызывает интерес. Разговор, как назло, именно про это. Шиён не вовремя задаёт вопросы про жизнь Минхо, про отношения и про знакомства. Они редко обсуждают подобное, но всегда только из добрых побуждений. Минджи знает, что Шиён желает ей только лучшего. Становится невероятно уютно, пока тема разговора смущает. Шиён сидит с чашкой кофе в руках, с крошками печенья на губах, без макияжа, с опухшими от плохого сна щеками и усталым взглядом. Минджи рассматривает каждую деталь, останавливаясь на старых родинках, около брови и на подбородке, и внимательнее изучая новую, под глазом. Чем дольше Шиён проводит на солнце, тем больше появляется родинок и веснушек на её темной коже. Минджи считает это невероятно привлекательным. Или просто Шиён для неё привлекательна? Даже сонная и неуклюжая, с упавшим в кофе печеньем и мокрыми локонами волос в небрежном хвостике, она кажется самой красивой. — Я не поверю, что ты никого не нашла, — поднимает брови Шиён, продолжая возмущаться. Для Минджи ответ лежит на поверхности. — Джи, у тебя всегда были десятки поклонников. — Не помню, чтобы я встречалась с этими поклонниками. Минджи отвечает вскользь и не хочет вдаваться в подробности. У неё действительно никого нет и не было, пока вокруг постоянно бегают те самые «поклонники». Десятки парней, некоторые девушки, младше или старше. Минджи нравится всем и прекрасно это знает. — Не думаешь, что пора начать? — аккуратно спрашивает Шиён, вставая из-за стола, оставляя кружку с испорченным кофе. Они так заговорились, что забыли про время. — Ты сама жаловалась, что тебе не хватает этого. — Ши, это… — Минджи пожимает плечами. — Не знаю, меня ни на кого не тянет в Сеуле. Шиён кивает, направляясь обратно в ванную. Они молчат всю дорогу, пока Минджи сгорает от смущения, а Шиён что-то тихо обдумывает. Сейчас не время признаваться, но подвернулась отличная возможность. Если только они зайдут чуть дальше и… — Только в Сеуле? — тихо спрашивает Шиён, садясь на стул. — Ты о чем? Нить разговора теряется между стуком разных бутылочек и шумом воды. Минджи аккуратно наклоняет голову Шиён над ванной, массируя скальп. Краска уже проявилась и даже без воды видно новый цвет. Минджи была права, когда решила довериться своим предпочтениям. Шиён стала в разы привлекательнее, если это вообще было возможно. — Ни на кого не тянет только в Сеуле? Вопрос звучит с улыбкой. Шиён открывает глаза, встречаясь хитрым взглядом с Минджи. Она дразнит и пытается вытащить хоть какую-то информацию, но, смотря на неё, невозможно думать о таких вещах. Минджи чувствует себя глупой школьницей, которой сложно взять себя в руки рядом с самым красивым мальчиком школы. Румянец на щеках Шиён, её лёгкая улыбка и сощуренные глаза притягивают как магнит. Как можно ответить на вопрос что-то адекватное, когда ей настолько мешают думать? Руки, скорее из паники, брызгают водой Шиён в глаза, вызывая возмущённый писк. Минджи бурчит «отстань» и продолжает брызгаться, слыша смех и возмущения в одних криках. Шиён извивается и просит отпустить, плюясь водой во все стороны и пачкая стены в брызгах краски. Минджи не замечает, как начинает улыбаться со всей силы. Ей трудно успокоить Шиён обратно, особенно когда той попадает шампунь в глаза. Собственная футболка уже успела промокнуть от брызг, как и весь пол. Вместо маленькой уборки, на которую и так не было сил, теперь придётся заниматься капитальной, потому что вся ванная забрызгана и испачкана, как и домашняя одежда. Но сейчас Минджи может думать только о Шиён, которую прижимает к бортику ванной за плечи и насильно успокаивает. Больше она не возмущается и не двигается, спокойно терпя воду на лице, в ушах и иногда во рту. Минджи так веселее и спокойнее. Можно спокойно любоваться, думать о своём и не бояться собственных красных щёк. После мытья волосы Шиён становятся пшеничного цвета. Она неуклюже вытирает голову полотенцем, из-за чего становится похожа на пушистый одуванчик. Минджи не может сдержать улыбки и просит ничего не трогать, пока лезет в сумку за фотоаппаратом. За последний год у неё вошло в привычку носить его с собой везде, чтобы потом было что вспомнить. Правда, ни одно из фото так и не было проявлено, но всё впереди. Шиён стоит посреди комнаты, вся мокрая и в пятнах краски, под жаркими лучами солнечного света, пока улыбается до зажмуренных от счастья глаз и выглядит как потрепанный одуванчик. Минджи не сдерживается и делает несколько фото, желая запомнить каждую секунду этого момента. Ей больше не хочется ничего, кроме как напасть с объятиями и провести так остаток дня, пока солнце не исчезнет из окна. — Иди сюда, нам нужно общее фото! — улыбается Шиён, вытягивая руки вперёд. Минджи без раздумий падает в её объятия, вытягивая руки с фотоаппаратом как можно дальше. Шиён карикатурно пищит, пытаясь удержать весь вес на себе, наверняка выглядя нелепо. Сама Минджи светится от счастья, не желая ничего исправлять. Палец спешно нажимает на кнопку, чтобы поймать их такими — настоящими, полными эмоций и чувств. В следующую секунду после звука затвора Шиён роняет Минджи на пол со смехом. Всё это мало имеет значения. Шиён находит одежду, в которую можно переодеться, не переставая возмущаться тому, какой беспорядок они навели. Воспринимать её всерьёз не выходит из-за неаккуратного хвостика на макушке, который Минджи завязала для того, чтобы скрыть новый цвет волос. Шиён возмущалась только первые пять секунд, в итоге привыкнув. Сложно понять, что именно случилось. Секунду назад они смеялись и шутили. Минджи было так приятно лежать на полу, что не хотелось вставать и что-то делать. Было всё равно даже на свою одежду — всё равно они испачкают её ещё больше. Только через мгновение смех уже прекратился и мысли накатили неприятным комом. Не может быть кто-то настолько прекрасным, как Шиён в глазах Минджи. — Только не забудь прислать мне фото, а то… — Не только в Сеуле, — выпаливает Минджи поверх Шиёновых слов, жмуря глаза, вводя в ступор. — Не тянет нигде, кроме Чонджу. Минджи садится, чтобы посмотреть на Шиён. Та стоит с нечитаемым выражением лица, замерев на месте. Сердце стучит с бешеной скоростью, никак не помогая успокоиться. Минджи так долго молчала и не рассказывала даже Минхо. Она даже сама не понимала то, насколько сильно ей нравится человек, пока не уехала в Сеул. Расстояние творит с ней ужасные вещи. — Я боялась сказать, да и не понимала толком… — Минджи предпринимает попытки объясниться, опуская взгляд. Ей не хочется, чтобы Шиён неправильно поняла. — У тебя всегда есть чувства к кому-то, нормальные отношения. А я не могла понять себя до тех пор, пока не уехала. Сложно не видеться так долго и едва общаться… — Это кто-то из нас? — тихо спрашивает Шиён, хмуря брови. — Да… — Минджи сама не верит, что способна испортить дорогую ей дружбу глупыми чувствами. От этого сложнее произнести вслух то, что появилось в голове совсем недавно. Но Минджи не нужно ничего говорить, когда у Шиён настолько задумчивое выражение лица. Она всё поняла и это облегчает ситуацию. Стоит немного помолчать и она сама скажет. Минджи слишком трусливая, чтобы всё-таки сознаться до конца. Её хватает лишь на то, чтобы посмотреть Шиён в глаза и встретиться в них с пониманием. — Тебе нравится Юхён, да?.. Только это оказывается не тем, что именно имела ввиду Минджи. Она даже не думала, что всё зайдёт настолько далеко… — Я ещё давно заметила то, как ты к ней относишься, — спокойно продолжает Шиён, не давая оправдаться. — И Бора пару раз упоминала ваши… отношения. — Шиён… — Всё хорошо, — останавливает Шиён, улыбаясь. Минджи едва замечает боль в её глазах, от чего внутри всё падает. Всё слишком рано и совсем не так, как хотелось раньше. — Я рада, если она тебе действительно нравится. Только аккуратнее с ней. Минджи хочет возразить и объяснить всё, что происходит, начиная от знакомства с Борой и заканчивая до отъезда в Сеул, но боится. Чем дольше она молчит, тем сложнее рассказать про всё, что успело произойти. Только что-то внутри подсказывает, что стоит не отрицать предположения. Шиён практически права, а остальные мелочи… — Всё в порядке, Ши, — с натяжкой улыбается Минджи. — Ты же знаешь, что Юхён меня обожает. … могут сыграть на руку? — Поэтому и прошу аккуратнее. Шиён не выглядит впечатленной. Она спокойно отдаёт Минджи футболку, от которой та отказывается, потому что знает, что всё равно испачкается в момент, как они зайдут в ванную. Шиён же отворачивается, жалуясь на мокрую ткань старой футболки. Минджи спокойно наблюдает за ней, даже не думая отворачиваться. Они привыкли не стесняться друг друга, даже сейчас, когда выросли и перестали быть настолько близки. Только в комнате становится неожиданно жарко. Шиён быстро снимает мокрую футболку, открывая взгляду Минджи полностью голую спину. Внезапно приходит осознание, что они привыкли друг к другу, но именно у Минджи есть привычка ходить без одежды дома. Шиён не стесняется, но редко позволяет настолько хорошо видеть себя. Минджи перестаёт дышать, заливаясь краской, и дело не только во внезапной открытости. Взгляд следует от плеча к плечу, по лопаткам и каждому позвонку, до ямочек на пояснице и пояса домашних штанов, повторяя весь процесс по кругу. Минджи замечает крепкие мышцы под медовой кожей, которые никак не могут вписаться в образ мягкой и домашней Шиён. Всё сейчас не вписывается в этот образ трехгодичной давности: хорошая спортивная форма, загорелая сильнее обычного кожа, красные полосы на лопатках и плечах. Эти полосы наверняка от ногтей. Не нужно сильно разбираться в подобных вещах, чтобы всё понять. Минджи никогда не смущалась и едва чувствовала себя слабой перед кем-то, но вид такой Шиён подкашивает ноги и заставляет щеки краснеть. Внутри всё идёт кругом из-за противоречивых чувств. Минджи находит Шиён до учащенного пульса привлекательной. Но с этим приходят и другие, неприятные чувства. — Ши… — начало вопроса невольно срывается с языка. Шиён поворачивается в секунду, когда поправляет на себе новую футболку. С влажными светлыми волосами, заметными контурами тела, разгоряченная и серьёзная. Минджи чувствует тошноту. — У тебя кто-то появился? Минджи прекрасно понимает, что это следы от Боры. Шиён так и не призналась в том, что они с Борой переспали, но Бора рассказала многое. С тех пор ни раз приходилось слышать о том, как они бегают друг за другом, постоянно всё обрывая. Их отношения раздражают ещё больше, чем собственная реакция на всю ситуацию. — Почему ты так решила? — хмурится Шиён. — Царапины на спине. Свежие. Шиён замирает, обдумывая каждое слово. Минджи не говорит ничего, наблюдая за медленной сменой выражения лица. Шиён понимает не сразу, но когда до неё доходит смысл, она краснеет и падает на корточки, пряча лицо. Минджи не может сдержать смех от внезапного смущения подруги, хотя сама горит изнутри от эмоций. Шиён убивает её, сама того не подозревая. Смех не прекращается ещё несколько минут. Шиён не перестаёт смущаться и способна только на слабые возмущения и просьбы успокоиться. Она выглядит маленькой и невинной, будто не её спина в следах и не она причина их появления. Минджи может реагировать лишь смехом, иначе сама пропадёт от смущения и… ревности? — Джи, хватить дразнить… — тянет Шиён, поднимая взгляд. Минджи стоит около неё, наклоняясь сверху, чтобы привести в чувства. Эти несколько секунд кажутся настолько важными, что затихает всё. В глазах Шиён Минджи находит столько чувств, что не может осознать каждое из них. Ей сложно понять даже саму себя. — Пойдём красить, а то будет поздно, — раньше времени слетает с языка. Шиён спокойно кивает, поднимаясь с места. Они не много говорят. Минджи молча разводит краску и расчесывает волосы Шиён, погрузившись в мысли. Бора без конца приходит в голову, как и их ситуация с Шиён. Сложно молчать, но говорить ещё сложнее. Хочется услышать правду и мысли по этому поводу, только Шиён по какой-то причине молчит. Минджи думала, что ей слишком больно, чтобы рассказывать, но продолжила бы она тогда подобные встречи? Или это настолько личное, что Минджи не достойна знать? — Если ты хочешь что-то сказать, то говори, — тихо просит Шиён, когда холодная краска касается затылка. Минджи замирает у неё за спиной, тяжело вздыхая. — Шиён, я не… — Это была Бора, — Шиён говорит это так, словно Минджи уже умоляла сказать. Не как что-то, что ей нравится или не нравится, а как факт, который нужно знать. — Мы просто целовались в этот раз. По сердцу неприятно режет маленькая деталь. — «В этот раз»?.. Наступившая тишина давит тяжёлым грузом. Минджи понимает, что они дошли до этого разговора. По крайней мере, она надеется, что больше не было случаев, когда Бора и Шиён занимались сексом. Она не может признать это даже себе, не допускает малейших мыслей. Это висит где-то в подсознании, мешая спокойно думать. — Джи, я должна была сказать раньше… — наконец-то ломается Шиён, говоря слишком тихо для стука Минджиного сердца. — Мы с Борой… ну… Минджи не останавливается красить волосы. Она знает детали, обсуждала их не один раз. Ей даже легче быть хорошей подругой, когда колени не подкашиваются от подобной информации. Она может притвориться, что всё нормально, и просто выслушать. Тем более, если Бора помнит всё правильно, Шиён нужно выговориться о той ночи. — Мы переспали. Уже знакомая фраза всё равно ударяет в грудь. — Случайно или не совсем, — вздыхает Шиён. — Бора была пьяна и даже не помнит этого, а я воспользовалась ей и… — от резкого движения головы Минджи мажет краской по виску. Ей приходится поймать Шиён за плечи, чтобы та не упала вперёд. — Минджи, я занялась сексом с пьяной Борой и она ничего не помнит, понимаешь? Я ей даже не нравлюсь так, как она мне. Мы целуемся, ссоримся, но она даже не знает, что у нас уже был первый раз. Думаю, она даже не хотела, чтобы это произошло. Это… — Ши, успокойся, — прерывает Минджи, мягко перебирая волосы. — Давай по порядку. Что именно случилось? Шиён передергивает от переживаний. Она глубоко вздыхает, пытаясь собраться с мыслями. Минджи хмурит брови, борясь с тем, чтобы бросить всё и крепко обняться. Её движения становятся расторопнее, лишь бы быстрее закончить с краской и спокойно поговорить. Для Шиён это действительно важно. — Бора позвонила мне ночью в апреле и попросила забрать её. Она не сказала адрес или что произошло, вообще ничего. Мы с Юнхо искали её по всему району. — С Юнхо? — Да. Там… я потом расскажу, — Минджи кивает сама себе, напрягаясь. То, что Юнхо участвовал в этой ситуации, делает только хуже. — Мы нашли её. Она была пьяна и вела себя… странно. Тогда я не сразу поняла. Мы отвезли её домой, Бора начала приставать в пути. Наверное это были наркотики? Всё было такое… На несколько мгновений наступает тишина, в которой Шиён пытается собраться с мыслями. Минджи заканчивает с последним рядом волос, распределяя остатки краски. Со стороны Шиён всё звучит хуже, чем от Боры. — Я уговорила Юнхо уехать и осталась с Борой… — с выдохом продолжает Шиён. — Она продолжала приставать, говорила странные вещи и… Боже, Минджи, я идиотка. Я… — Ши, — прерывает Минджи, спешно снимая перчатки. За секунду она оказывается на коленях перед Шиён, обхватывая её лицо ладонями. Пальцы стирают слезу за слезой с щек, пытаясь успокоить касаниями. — Всё прошло. Ты не идиотка, хорошо? Только дыши. — Джи, я не выдержала и занялась с ней сексом, потому что она приставала ко мне в пьяном состоянии, какая тогда из меня подруга? — Шиён жмурит глаза, боясь смотреть на Минджи. Холодные ладони хватаются за тёплые руки, пытаясь найти покой. — Я воспользовалась ситуацией и всё испортила… Это… Я чувствую себя такой… — Тихо. Минджи хмурит брови, не давая закончить. Она знает все те слова, какими хочет себя назвать Шиён. Ни одно из них не правда, и Минджи готова сделать всё, чтобы заставить перестать говорить и думать так о себе. Ей больно от того, что Шиён всегда готова винить только себя, прощая всё остальным. — Ты… Бора касалась тебя? — аккуратно спрашивает Минджи. — Нет, только я… — Ты делала это против желания Боры или когда она была без сознания? — Нет, но… Она была пьяна и слишком сильно хотела этого. — А ты хотела этого? — наконец спрашивает Минджи. — Джи, я же… Шиён не договаривает, вновь жмуря глаза. Слезы уже перестали течь, но всё тело трясёт от чувств. Минджи пытается стать как можно ближе, обнимая за плечи и позволяя зарыться лицом в свои волосы. Позже им придётся отмывать всё от светлой краски, но это мелочи. Для Минджи важно лишь состояние Шиён. — Это мне что-то напоминает, — вздыхает она, думая о прошлом. Это уже вторая история, когда Шиён не признает, что хотела чего-то, но и не подтверждает, что её заставили. — Совсем как в январе. С этими словами они медленно садятся на холодный кафель, продолжая держать друг друга за плечи. Шиён дёргает с каждым вздохом, а ладони не прекращают дрожать. Минджи не хочет делать хуже, но боится оставлять это просто так. Она мечется между злостью, ревностью и печалью разом, не замечая того, как в собственных глазах накапливаются слезы. — Ши? — тихо спрашивает она спустя минуты тревожной тишины. Шиён что-то усердно обдумывает, не произнося вслух. — Это уже похоже на домогательство, а не… — Что? — хмурится Шиён, поднимая взгляд. — Нет… Это другое. — И что это? Минджи не хочет давить, но давит. Её злит то, насколько легко Шиён следует за словами незнакомок и подруг, так неосторожно обжигаясь. Будто она не может сказать «нет» или слишком глупа для такого. — Точно не домогательство, — отмахивается Шиён. Минджи понимает, но не может подобрать слова лучше. — Они не домогались меня. — Шиён… — Почему ты вообще считаешь, что меня домогались, когда это я… Шиён водит рукой в воздухе, не решаясь договаривать. Минджи тяжело вздыхает. — Ты этого хотела? — Да?.. В глазах и словах столько неуверенности каждый раз, когда она пытается доказать, что хотела произошедшего, что Минджи тошнит. Будь на её месте сама Шиён, она бы давно указала на сомнения. — Оба раза? — Минджи, я… — Шиён, ты этого хотела? — Минджи заставляет посмотреть ей в глаза, приковывая взглядом к земле. Иногда она может казаться страшной. — Ты сама решила так поступить или хотя бы согласилась на то, что происходило? — Я сама участвовала в этом всем! Шиён отводит взгляд, тяжело выдыхая. Минджи видит, как по её щекам стекают новые слезы. Её ладони начинают дрожать ещё сильнее, пока тело остаётся спокойным. Шиён замирает, пытаясь сдержать рыдания и не посыпаться на глазах у Минджи. — Ши, посмотри на меня. В ответ Шиён только сжимает челюсть и дышит глубже. Минджи наблюдает, как она медленно ломается, всё меньше и меньше веря в сказанное. Её ладонь с силой сжимает Минджину, обжигая холодом. Новая футболка давно запачкана в подтеках краски, которые никто не собирается вытирать. Минджи чувствует уколы совести за то, что умудрилась испортить такой хороший день. Дважды. В ней уже годы борются обиженная маленькая девочка и хорошая подруга, которые никак не могут прийти к компромиссу. С каждым днём совесть просыпается всё больше, а обида стихает. Становится страшно, что всё вовсе забудется и сойдёт на нет, а последствия своих капризов останутся. Поэтому она продолжает творить глупости, настаивая на прошлом и срываясь на эмоции из-за настоящего. Минджи ничем не лучше Боры. — Джи… — будто чувствует Шиён, вытаскивая из размышлений надломленным шёпотом. Её глаза наполнены болью, слишком светлого оттенка шоколада. Минджи чувствует подступающие слезы, стоит ей посмотреть дольше положенного. — Я дура, да? — О чем ты вообще? — хмурится Минджи, наклоняясь вперёд, чтобы вновь обнять. Шиён моментально прижимается ближе, обхватывая талию руками. — Всякое случается. Я не пытаюсь тебя пристыдить. Просто подумай об этом, хорошо? Не хочу, чтобы тобой пользовались вот так. Шиён слабо кивает, прижимаясь сильнее. Они сидят так до тех пор, пока кожу не начинает жечь от краски, а Минджи вспоминает о времени. Ленивый день, когда ничего не хочется делать, превратился в день уборки за тяжёлыми разговорами и поиском нового стиля. Минджи старательно смывает с Шиён всю краску и пытается привести её волосы в чувства всеми средствами, что пользуются модные девушки из её университета. Она уже слышит в голове возмущённый тон своего отца и усталые замечания от матери Шиён, но оно стоит того. Их подростковые годы вот-вот пройдут, а запомнить можно будет только участие в рок-группе и наглые поцелуи за спиной у родителей. Минджи хочется сделать что-то, что останется в памяти на долгие годы, даже если они перестанут общаться. Покраска волос случайным будним днём лета, за неделю до выступления Шиён, пока родителей нет дома, точно запомнится. Тем более, когда это настолько заметно, что кружит голову. Шиён кажется совершенно другим человеком, а они даже не закончили. По пути из ванной их окружают споры и постоянные возмущения из-за приказов Минджи закрыть глаза. Шиён капризничает и сопротивляется даже когда работает фен, постоянно пища от неприятного горячего воздуха. Такая серьёзная и взрослая, но всё ещё избалованный ребёнок, какой её знала Минджи. Слишком милая, чтобы не улыбаться. Слишком привлекательная, чтобы не чувствовать иголки в груди. В момент, когда Минджи всё-таки разрешает посмотреть в зеркало, всё переворачивается. Шиён смотрит на себя новую, с небрежной стрижкой волчицы светло-русого цвета, что играет контрастом на фоне её бронзовой кожи и почти чёрных глаз. Теперь она похожа на настоящую рок-звезду, которой мечтала стать. — Джи… — шепчет Шиён, рассматривая себя в зеркало. Её взгляд удивлён настолько, что хочется рассмеяться. — Я не думала, что ты выберешь такой цвет… — А что ты ожидала? — улыбается Минджи, оставаясь за спиной. Они говорят через отражение, не собираясь уходить от зеркала. — Синий или красный, но никак не такой светлый. Шиён перебирает волосы, рассматривая каждый локон. Покрас не самый лучший, местами встречаются пряди темнее, но это можно исправить. Минджи боялась бы слов Шиён, если бы не заметила её восхищение. Она слишком хорошо читает её эмоции, чтобы верить просто сказанному. — Так тебе нравится или нет? Руки скользят по талии незаметно для себя же. Минджи обнимает со спины, положив подбородок на плечо Шиён. Дружеский жест, от которого всё замирает внутри. Обниматься с Шиён и ощущать на своих руках её, привычно щипающие кожу, чувствуется невероятно уютным. Жар лета моментально сменяется на тепло близости. — Мне очень нравится, — тихо признается Шиён, поворачиваясь лицом к Минджи. — Спасибо тебе. В словах кроется больше, чем благодарность за причёску. В поцелуе в щеку, что следует после, прячется столько чувств, сколько Минджи не удастся удержать на своих плечах. Она знает, что будет расплачиваться за свои ошибки в будущем, но начинает жалеть уже в настоящем.