Жизнь слишком коротка, чтобы мы тратили её на любовь.
— Я ожидала, что у президента школьного совета и местной рок-звезды будет вечеринка покруче, — усмехается Бора, делая очередной глоток пива. — Для тебя это вечеринка? — искренне спрашивает Шиён, оглядываясь по сторонам. Конечно нет. Они на улице, вдали от привычных мест для прогулок, пьют светлое пиво и смотрят на звезды. Вдвоём с момента, как Бора пришла к Шиён. Будто на свидании, а не на празднике в честь дня рождения Шиён. — Разве в честь подобных праздников не закатывают вечеринки? — Без Минджи или девочек это было бы не то… Бору тошнит от очередного упоминания Минджи. Она готова плеваться от этого имени, но не из-за какой-то личной неприязни к Минджи. Может, совсем иногда, внутри кричит ревность. Дружеская, исключительно в такие моменты уединения, только из-за собственной эгоистичности. — Такие люди, как ты, обычно заводят вокруг десятки бесполезных знакомых и якобы друзей, чтобы всегда можно было весело провести время, — замечает Бора, вспоминая места, где обычно бывает. Шиён выглядит как Гониль со стороны, даже сошла бы за главу вечеринок, но, зная её, смешно думать о подобном. Она нежная и ранимая, слишком чуткая, чтобы заводить десятки друзей, недостаточно легкомысленная, чтобы быть центром толпы. Только если хорошо её знать. — Мне даже с вами тяжело общаться, а ты хочешь, чтобы я была душой вечеринок… — усмехается Шиён, поднимая взгляд в небо. — Я не подхожу на роль главы совета. И для рок-группы я недостаточно крутая. — Да что ты вообще знаешь о крутости? — смеётся Бора, толкая Шиён в плечо, немного проливая пиво. — На сцене тебе нет равных. Ты выглядишь как самая настоящая звезда. — Звезда детского утренника? — поднимает бровь Шиён, наклоняя голову. Бора хочет показать Шиён ту девушку, которую видит сейчас: высокую, с кожей невероятно привлекательного бронзового цвета, со светлыми короткими волосами бунтарки, в мешковатой одежде домашнего стиля, с длинными красными ногтями только на одной руке и с убийственным взглядом. Такая сексуальная и красивая, что краснеют щеки и сложно смотреть в глаза. Бора редко позволяет думать себе подобное, но звёздное небо холодного октября, пустырь вокруг и пиво внутри творят ужасные вещи. — Шиён, ты пиздецки сексуальная и можешь даже не спорить, — сквозь силу говорит Бора, опуская взгляд. Слышно, как Шиён мягко усмехается. От её голоса идут мурашки. Всё точно из-за тихой ночи и атмосферы уединения, что сводят с ума. Или от того, что Шиён бросила всех ради Боры, согласилась на глупую идею смотреть на звезды, вышла за пределы своей зоны комфорта в свой день, отдала свою кофту, лишь бы согреть, и подарила букет из поздних васильков, которые собирала по всему полю. Будто это праздник Боры, а не практически совершеннолетие Шиён, которое она должна была встречать в кругу семьи. — Не думала, что ты считаешь меня такой. Ответ Шиён искренний и прямой. Бора хочет возмутиться, потому что какой ещё она может её считать? Да, мягкой и нежной, серьёзной и строгой, тихой и скромной, но однозначно сексуальной и привлекательной. Иначе к чему всё это? Не просто же так её тянет на поцелуи и касания, если ни одна из девушек не способны вызвать хотя бы каплю симпатии. — А какой я тебя должна считать? — вздыхает Бора, вновь поднимая взгляд. Шиён считает звезды одну за другой, мягко улыбаясь. Её вид приносит чувство уюта. — Странной подругой, с которой можно провести время, — прямо отвечает Шиён, улыбаясь сильнее. В глазах почему-то нет и намёка на радость. — Ну или подругу, с которой можно безнаказанно целоваться. — «Безнаказанно»? — За интерес к девушкам можно серьёзно влипнуть, если ты забыла. Бора закатывает глаза. Шиён для неё не девушка, как бы странно это не звучало. Ей не нравятся девушки и никогда не станут нравиться так сильно, как парни. Но эта странная девчонка с глазами волка вызывает бабочек в животе своим голосом и кружит голову касаниями, сбивая с толку. С ней Бора определённо безнаказанна, но только от порицания в обществе. Собственные чувства же проводят через все круги ада каждую встречу. — У меня интерес к тебе, а не к девушкам, — выдыхает Бора из вредности. Ей страшно признаваться Шиён, но противно знать, что другие могут думать о ней, как о… такой. — Правда? — усмехается Шиён. В её глазах нет улыбки, а голос спокойнее обычного. С каждым днём она имеет всё больше влияния одним лишь своим видом. Щеки краснеют от давления. Бора теряется в словах, понимая, что Шиён ей не верит. Зная их прошлое, можно было получить лишь такую реакцию, но внутри всё равно что-то колит. Хочется всё исправить, признаться в каждом из своих чувств, но сначала нужно эти чувства разобрать. Бора давно запуталась и никак не выпутается из паутины сомнений и страхов. — Шиён, не издевайся надо мной… — Я не издеваюсь, — тихо отвечает Шиён, протягивая руку к красным щекам. Касания её пальцев холоднее, чем осенний ветер, но приносят в разы больше уюта. — Я хочу понять, что происходит. — Я не… Бора не успевает договорить из-за громкого крика. Ничего особенного, просто очередные пьяные парни, каких полно в таком районе, особенно когда на носу экзамены. Кожа всё равно покрывается мурашками, потому что они одни в поле, с одним лишь велосипедом Шиён в стороне, на котором сбежали из её дома. Если придётся скрываться, то их точно поймают. — Пьяницы? — хмурится Шиён, бросая взгляд в заросли, откуда шум. — Тут таких полно, рядом не самые богатые дома. В памяти пролетают дни, когда Бора была с подобными людьми. Они не брезгуют окурками с асфальта, пьют паленый спирт из одного горла и не боятся грязи. Мерзкие, низкие и до ужаса глупые. Бора была с ними не ради убогого образа жизни, но чтобы избавиться от одиночества. Больше ей не хочется возвращаться даже на секунду. Некоторые из тех людей есть и в компании Гониля, пусть ведут себя гораздо опрятнее. Они могут соблюдать приличия, не забывать про личную гигиену и пытаться быть нормальными, но капля алкоголя способна показать их настоящими всему миру. Как Чан, что был обычным плохим парнем с приятным одеколоном и соблазнительной улыбкой, но под влиянием веществ распускал руки, забывал про чистоту и становился самым мерзким человеком. Поэтому, наверное, Бора и сбежала из его компании. Тело передергивает от воспоминаний. — Жаль, потому что здесь приятнее всего смотреть на природу, — вздыхает Шиён, всматриваясь в сторону источника звуков. — Думаю, нам лучше от них уйти. — Да, точно. Нет желания даже на секунду задерживаться рядом с подобными людьми. Бора сожалеет, что появилось что-то, что испортило день Шиён, но уже сейчас готова возместить ущерб. В голове столько мест, куда можно поехать, столько спокойных уголков, среди которых сложно выбрать один определённый. Хочется показать Шиён каждое место, что что-то значит, чтобы наконец-то найти что-то общее, исключительно для них. Как то тихое место у реки. Шиён идёт к велосипеду, осматриваясь по сторонам. Бора наклоняется, чтобы завязать шнурки, когда слышит очередной крик — отчётливый, едва пьяный и знакомый: — Джихён-а, бросай это нахрен! Голос крутится в голове, о чем-то напоминая. Бора перебирает всех знакомых и случайных парней с вечеринок, пытаясь вспомнить хозяина сиплого голоса. Ничего не приходит в голову, но глубоко внутри она знает ответ. — Бо, ты чего зависла? Холодная ладонь берет за запястье, притягивая к себе. Бора никак не реагирует. Ещё чуть-чуть, вот-вот, и она поймёт. Разговор неподалёку становится более отчётливым, голоса звучат совсем близко, а силуэты компании уже можно разобрать в темноте. Их не больше трех человек, походка у всех пьяная и слабая. Убежать не составит труда. Только бежать пока что не хочется. — Мне кажется, что я зн… — Такая сильная дурь Гонилю и не снилась, — перебивает другой голос, становясь слишком разборчивым. Ещё чуть-чуть и можно будет увидеть лица незнакомцев. Или Бора только притворяется, что никого не знает. В памяти же появляются навязчивые картинки прошлого, где она курит на коленях у Кехо. Если подумать сильнее, то имя Джихёна тоже знакомо. Бора не знает, один ли это человек, но с тем она умудрилась провести несколько ночей, что были даже не так плохи. Но убежать теперь хочется ещё сильнее, что помогает вернуться в сознание и обратить внимание на Шиён. — Друган, а кто там? Шиён тянет Бору сильнее, пряча её за своей спиной. Внезапно её плечи становятся шире, рост оказывается визуально больше, а тихая спокойная девушка превращается в злобного волка, готового откусить голову неприятелям. Им бы сейчас убежать как можно быстрее, чтобы не наткнуться на лишние проблемы, но Бора стоит как вкопанная, прячась за спиной Шиён, будто это щит. — Бора, хватай велосипед и беги, — шепчет Шиён через плечо. — Я догоню. — Шиён, я же не пое… — А это случаем не птичка? — спрашивает голос, точно принадлежащий Кехо. Бора хватается за руку Шиён с такой силой, что может оставить синяки, боясь выходить из-за её спины. Парни теперь на расстоянии трех метров и их явно четверо, пускай некоторые едва стоят на ногах. — Не стесняйся, Бор-ра. От мерзкого голоса бегут мурашки по коже. Бора выглядывает чуть больше, пытаясь взять себя в руки. Ей всё сложнее общаться с кем-то из сторонних компаний наедине, вне душной атмосферы вечеринок. Уверенность приходит только когда рядом Гониль или пара знакомых девушек, от которых можно не прятаться. Сейчас Бора чувствует себя наживкой, если не хуже. — Добрый вечер, дамы, — смазано улыбается один из парней, уступая дорогу Кехо. Кехо не стесняется выйти вперёд, из-за чего Шиён становится ещё напряжённее. Бора чувствует себя в безопасности, когда стоит за её спиной, но тревожность за подругу бьёт в разы сильнее страха за свою жизнь. Чувство вины внутри растёт всё больше с каждой подобной ситуацией. Если не прекращать с такой жизнью, то она точно навредит кому-нибудь из близких. Если случайный секс под наркотиками не считается вредом. — Звиняй, красотка, — Кехо смотрит на Шиён, — но у нас с малышкой незаконченное дело, — его руки ложатся на пояс низких джинсов, оттягивая ещё ниже. — Правда, Бо? От короткого «Бо» тошнит. Никто, даже самые близкие друзья, не могут называть Бору так. Это дозволено лишь Шиён, что первая начала так говорить и делает это с неповторимой нежностью. Шиён цепляют слова Кехо ещё больше. Бора бросается вперёд, чтобы остановить её от глупостей, кладя руку на плечо. Взгляд падает на её лицо в надежде обратить на себя внимание. Всё безуспешно, когда привычно тёплые глаза, цвет которых был чёрный в темноте, становится в разы темнее. Меняется всё: разрез глаз, очерченный теперь острыми гранями; глубина взгляда, что теперь подобна глубокому болоту; изгиб бровей. Шиён злая и готова броситься в бой, настолько опасная одним только видом, что Боре становится страшно. Она никогда не видела её настолько агрессивной. Теперь хочется верить в глупую фразу из книг про почерневший взгляд, потому что произошло именно это. Вся Шиён будто стала тёмной и устрашающей. Впервые холод её ладоней пугает, а привычные мягкие движения стали резкими. — Че тупим, блондиночка? — смеётся Кехо. — Или хочешь к нам за компанию? — Строптивые всегда чёткие в постели, — довольно тянет другой парень. — Шиён… — Бора, живо на велосипед. Шиён рявкает, не давая время на раздумья и споры. Её рука толкает Бору за себя, в сторону велосипеда, пока тело бросается вперёд. Бора замирает от страха, молча наблюдая. Ей хочется побежать и не испытывать судьбу, но ужас сковал ноги. Есть только способность смотреть, как Шиён опускает все рамки и забывает про воспитание послушной дочки состоятельных людей. Всё происходит за секунды. Никто из парней, будучи пьяными, не понимает произошедшее. Шиён подлетает к Кехо, ударяя его коленом между ног с такой силой, что он с криком падает на землю. Начинается паника и суматоха, которая отрезвляет. Бора понимает, что ей точно нужно бежать, если она хочет спасти Шиён. Надо быть быстрой, чтобы позвать на помощь. Ноги заплетаются на трех шагах до велосипеда, руки с трудом поднимают его с земли, а тело не поддаётся движениям. Бора впервые в жизни так долго садилась куда-то и никак не может попасть ногами на педали. Крики и шорохи мешают думать и вгоняют в панику. Вид Шиён, что наотмашь, не думая, бьёт в лицо одного из самых трезвых парней, пугает ещё больше. Боре нужно несколько секунд, чтобы отдышаться. Рука невольно тянется к груди, нащупывая старый кулон. Даже он не помогает прийти в себя. Бора рискует здоровьем Шиён, потому что трусиха. Они обе попали в эту ситуацию, потому что ей скучно жить. Эта «скучная» жизнь может закончиться здесь и сейчас, потому что она глупая дура, которая выбрала лёгкий путь. Мысли клубятся, мешают действовать и вгоняют в панику. Сейчас совсем не время жалеть себя и отвлекаться, но Бора слишком отвыкла от подобных ситуаций и стала постыдно слабой. Ей даже сложно проехать пару километров ради самого близкого человека. Помогают прийти в себя лишь родные холодные руки, которые хватают за плечи. Шиён кричит что-то, откидывая Бору от руля, чтобы перемахнуть через раму. Энергии хватает, чтобы убрать ноги с педалей и не мешать уехать. Шиён не останавливается ни на секунду, сразу же толкаясь с места и отъезжая с такой скоростью, что велосипед ведёт зигзагами по сухой земле. Бора хватается за спину Шиён, оглядываясь назад. Двое парней по-прежнему лежат на земле от боли, пока остальные двое предпринимают пьяные попытки бежать. Им удаётся оторваться далеко вперёд, в сторону цивилизации и безопасности. — Ты сильно нужна дома? — спрашивает Шиён, всё ещё звуча резкой. — Бабушка спит до девяти, — бормочет Бора, упираясь лбом в спину Шиён. Эмоций становится слишком много. — Тогда ты ночуешь у меня. Шиён не спрашивает и не предлагает, а ставит Бору перед фактом. Впервые настолько настойчивая и уверенная в себе. Почему-то, если отбросить страх, такая часть Шиён переворачивает всё внутри от восторга. // Отец Шиён не успел приехать из Инчхона, мать осталась в гостях у семьи Минджи. Не составило труда уговорить оставить Бору на ночь и попросить никого не приезжать. Для Шиён это первый день рождения без родни (если не считать утро с матерью) и он слишком просто сошёл ей с рук. Бора ещё больше запуталась в их семейных отношениях. Но сейчас это мало волнует. Руки всё ещё трясёт от перенесённого страха. Горячая чашка зелёного чая обжигает пальцы, но не помогает согреться, а на еду никак не тянет. Взгляд неотрывно наблюдает за тем, как Шиён уже в четвёртый раз моет руки с мылом. Она всегда такая — сходит с ума от стресса, превращаясь в тревожный ком, заладивший одно и то же. Для излишне спокойной Боры слишком много движений. — Давай я всё-таки достану йогурт? — внезапно спрашивает Шиён, когда цикл заевших движений заканчивается и ей нечем занять руки. — Ты не ела с семи часов, уже пора. — Шиён, сядь. Не проходит и секунды, как Шиён резко падает на стул, замирая в смирной позе. В голове не укладывается контраст между девушкой, готовой полезть в драку и победить в ней, и растерянной девочкой, запутавшейся в своих эмоциях. У Боры стынет кровь в жилах от одного воспоминания о том почерневшем взгляде. У Боры замирает сердце от потерянного взгляда тёмных глаз, что похожи на бусинки. Шиён смотрит большими напуганными глазами, дотягиваясь до чашки кофе, от которой неприятно пахнет горечью. Просто кофе, без сахара и молока, не разбавленный холодной водой. Противоположный тому, какая Шиён внутри, но очень похожий на неё в опасных ситуациях. Бору сводят с ума контрасты и бесит то, с какой скоростью пустеет чашка с кофе. — И сделай себе чай, от кофе только хуже. — Он приводит в чувства. — Твои чувства сейчас не помогают. Глаза Шиён становятся ещё шире от услышанного. Она молча смотрит на Бору с несколько секунд, словно потерянный котёнок, которого только что выбросили на улицу. У самой Боры до сих пор холодно внутри и тело не перестаёт пробирать дрожь. Нервная Шиён волновала ещё больше, чем воспоминания. Если думать рационально, то ничего страшного лично для Боры даже не произошло. Она испугалась только Шиён и за Шиён. Тишина зависает в комнате на минуты. Бора пытается успокоиться, медленно отпивая чай, пока взгляд Шиён с каждой секундой всё больше смягчает. Они обе действительно приходят в чувства, становясь прежними собой. В доме Шиён гораздо легче успокоиться или дело в её присутствии. Сразу чувствуется безопасность и уют. Даже после той ночи, даже после неприятной истории с родителями Шиён, даже после всего, что было, дом Шиён остаётся маленьким островком безопасности, в котором не страшно уходить в себя и открываться по-новому. Шиён для Боры такая же — развязывает ей руки, помогает быть собой, открывает внутри новые грани. Помогает обрести свободу, которой так не хватало, даже если это всегда заканчивается чем-то опасным. Бора всё ещё помнит тот день у реки. Она больше не заходит в воду, даже не пыталась вернуться на старое место. Ей страшно и больно вспоминать, но само время, все те дни на берегу, приносят спокойствие в душе и греют теплом уюта. Они с Шиён построили там свой маленький мирок, в котором было не страшно открывать себя и делиться новым. Сегодняшние звезды станут чем-то похожим. Они впервые пришли в это поле и, может, больше не появлялись бы там никогда, но двух часов тишины и редких разговоров достаточно, чтобы запомнить этот день на годы. Шиён нашла свой уют в растениях, которых больше, чем в городе и парке, а Бора вспомнила отрывки своих мечт, что потерялись в череде травм. Раньше она любила смотреть на звезды из окна старой квартиры. Считала их одну за одной, сквозь месяцы находила всё новые, теряла старые и боялась, что когда-нибудь потеряет все. Так несколько лет подряд, пока родители не замечали то, как она убегала на балкон, а фонари ещё не появились в их забытом богом районе. Бора даже не знала, что бывают настоящие звездочёты, но хотела стать одним из них. С возрастом всё прошло. Никто не понимал любовь к ночному небу, танцы захватили всё внимание, а карандашные наброски на бумаге заменили светлые точки над головой. Позже ушло и рисование. Танцы пытаются выжить, но становится всё тяжелее. Единственным человеком, который поддержал бы детские интересы Боры, всегда была и остаётся Шиён. Она же единственная, кого Бора всегда называла подругой. — Прости… Я с цепи сорвалась, — бормочет Шиён, опуская взгляд в кружку. Она похожа на провинившегося щенка, который укусил хозяина за руку. Боре нужно время, чтобы понять о чем речь. Когда она осознает, ей хочется ударить Шиён. — О чем ты вообще? — спрашивает она с лёгкой дрожью в голосе, отставляя кружку. — Ты нас спасла. — Я подвергла нас опасности! Кто в здравом уме будет развязывать драку с четырьмя парнями? — Они были под наркотой, а ты быстро нашла выход из ситуации. Бора впервые чувствует себя настолько разумной в присутствии Шиён. Обычно всё наоборот и Шиён пытается вернуть к здравому смыслу. Сейчас же здравого смысла рядом с ними нет и не было, но глупые извинения совсем не к месту. Бора рада быть живой и нетронутой, а Шиён сделала для этого всё, что могла. — Ты всегда меня спасаешь, Шиён, — тихо говорит Бора, будто какой-то секрет. — Если бы не ты, то я бы уже… Шиён поднимает взгляд, смотря прямо в глаза. Бора видит многочисленные звезды, утопая в их яркости. Не хватит сил, чтобы их пересчитать, — она слишком труслива, чтобы так долго сохранять зрительный контакт. Почему-то сейчас Шиён в разы мягче и открытее, будто услышала что-то важное. — А как тебя не спасать? — спрашивает она, выглядя настолько искренней, что Боре становится неловко. Есть тысяча причин и десятки отговорок. Бора знает каждую из них, но не желает перечислять. — Спроси у остальных. Сама знаешь, что всем плевать. Бора не пытается давить на жалость. Людям действительно плевать, начиная от бабушки и заканчивая Минджи. Единственной, кто пыталась что-то сделать, была Юхён, но у той слишком мало возможностей. Теперь, спустя годы вместе, она делает только хуже тем, что Бора не перестаёт волноваться. На простую правду Шиён хмурит брови, со стуком опуская кружку на стол. Если приглядеться, то понятно, что она злая. Бора почти пугается, но внутри готова к конфликту. Недавняя погоня взбудоражила чувства внутри и зажгла тот самый огонь, который заставляет язвить с каждым встречным и подсказывает идти против правил. Только Шиён смотрит на Бору настолько нежно, пускай выглядит недовольной. Она срывается с места, не говоря ни слова, словно собралась куда-то бежать. Бора теряется среди странных действий и хочет встать сама, несмотря на всё ещё дрожащие от шока ноги, но ей не дают. Шиён оказывается рядом в секунду, окутывая своим теплом. Впервые в жизни она кажется настолько хрупкой. На коленях у Боры, с поджатыми ногами по сторонам от её бёдер, нежно обнимая за шею. Настолько непривычная для них поза, что Бора теряется, забывая про все события этого дня. Руки тянутся, чтобы обнять за талию, впервые ощущая то, насколько миниатюрная на самом деле Шиён. Она выше, крупнее, сильнее Боры, но рядом с другими такая же маленькая девушка, что тонет в кофтах 66 размера и помещается на узком подоконнике своей комнаты. — Если люди ужасные, я не хочу, чтобы ты думала такое о себе, — шепчет она в шею. Бора чувствует мурашки по коже и дышит глубже. Запах Шиён, мускатный с мятой, успокаивает и возвращает в детство. — Ты заслуживаешь, чтобы тебя спасали. Шиён поднимает голову, оказываясь совсем близко. Бора никогда не думала, что от подобного вида может вскружить голову. Одной Шиён сверху на расстоянии сантиметров достаточно, чтобы сердце сошло с ума. Но возмущение никуда не девается. Бора не верит в подобный бред. — Шиён, это такая ху… — Бо, заткнись. Бора действительно замолкает. Не из-за того, что ей приказали, а из-за того, что это сделала Шиён. Её взволнованные глаза изучают вдоль и поперёк, оставляя ожоги по коже, пока ладони, мягкие и нежные, покоятся на плечах. Бора не перестаёт держать её за талию, находясь во властной позиции, но чувствуя себя полностью в чужой власти. Атмосфера внезапно становится настолько интимной, что краснеют щеки. Стыдно за то, как легко Бора сыпется и возбуждается, стоит Шиён просто посмотреть на неё. Касание пальцев к своему подбородку лишает любых мыслей. Шиён поворачивает к себе, наклоняясь ниже. Обычно она медлит, ходит вокруг и не смеет наглеть, ожидая от Боры первого шага. Сейчас её губы без разрешения мягко целуют, обрывая их разговор. Бора сразу отвечает, подаваясь вперёд, но ладонь на плече аккуратно толкает на место, к спинке стула. Шиён разрывает поцелуй спустя секунды, проговаривая в самые губы: — Так понятнее? — С каких пор ты решаешь споры такими методами? — Иначе ты не слушаешь. Бора хочет возразить, но её вновь толкают, затыкая поцелуем. Правда в том, что она перестаёт думать, когда Шиён касается её тела. Она не хочет спорить и выяснять что-то, когда может чувствовать на себе пухлые губы и слышать тихие вздохи вместо нравоучений. Приятнее трогать пальцами плавные изгибы тела и прижимать к себе, чем пытаться что-то объяснить. Глупо, по-детски и неразумно, но слишком приятно, чтобы что-то менять. Они попали в петлю событий, где есть только желание заменить стресс близостью, попытки это объяснить, ссоры из-за глупых отговорок, и так по кругу. Бора сама понимает, что так нельзя, но уже не может иначе. И она практически осознает, что Шиён действительно чувствует к ней что-то серьёзное, что-то гораздо выше желания отвлечься. Быть с Шиён сложно из-за того, как разрывает между желанием быть рядом и жизненной установкой о том, что нравятся только парни. Но быть с ней, зная, как это может её ранить? Бора эгоистка, но не настолько. Или её эгоизм побеждает совсем редко, когда эйфория вытесняет все мысли. Бора способна лишь целовать, касаться, подаваться бёдрами навстречу, недовольная из-за того, как её прижали к месту, сходя с ума из-за Шиёновой власти над собой, борясь с воспоминаниями о вечере, которые делают только хуже. Только маленькое желание способно отвлечь от касаний, потому что это внезапно становится важным. Бора не может чувствовать непереносимую нежность касаний, не попытавшись ответить тем же. Слова не находят выхода. Ладони тянутся ближе, рискуя пропасть под одеждой, пока мысли становятся комом. Шиён сама никогда не говорила напрямую. Она показывает чувства в мелких деталях, избегая откровений, но не стесняется быть прямой, если спросят. Бора не понимает, как у неё это выходит, потому что сама избегает разговоры уже в который раз. Как и сегодня вечером, перед встречей с парнями. Она бы не ответила на вопрос Шиён. Ходила бы вокруг, искала отмазки, притворялась бы, что всё между ними хорошо, а сама сгорала бы от вины. В первую очередь за то, что помнит ту самую ночь, но хранит эту тайну. От касаний всё горит. Шиён вжимает в стул, нависая над Борой, целуя её с жаром, не стесняясь, исследуя рот языком, кусая губы и лишая воздуха. Она словно с цепи сорвалась, устав от всех недомолвок. Бора может только пытаться успевать за её темпом и сходить с ума от ощущений. Быть сверху Шиён и ощущать её руки на себе всегда было приятно до глухих стонов. Но быть под ней, лишившись любой свободы движений? Бора уже сгорела, пускай они только начали. По тяжелому воздуху и расторопности движений ясно, что они не остановятся на поцелуях. Последние полгода, отсчитывая от апреля, Шиён держала себя в руках, а Бора боялась делать что-либо. Травмировать человека ещё сильнее, когда уже натворил дел? Бора не настолько отчаянная, а Шиён слишком настырна, чтобы идти против себя. Каждый подобный раз, когда поцелуи заходили слишком далеко, всё заканчивалось следами на теле в доступных зонах, царапинами на спине и насквозь мокрым бельём. Шиён слишком хорошо целуется, Бора никогда не может сказать нет, а подростки внутри них только рады быть всё ближе. Непонятно, как им вообще удавалось держать себя в руках всё это время. Может, потому что Шиён действительно напугана и не хочет этого всего? Или Бора идиотка, которая продолжает держать их отношения в статусе неопределённости? Это надоело даже самой себе. — Мне кажется, это всё неправильно, — прерывает она выдохом в губы, упираясь ладонями в плечи Шиён. Шиён моментально слушается. Она даёт Боре пространство, садясь ровно, смотря растерянным взглядом. — Что такое? Бора толком не понимает, что именно не так. Её волнует только состояние неопределённости и убеждение, что для Шиён всё серьёзно, пока она сама не может разобраться в себе. Как ей вообще может нравиться Шиён, если не нравятся девушки вообще? — Для нас это разное. — И что же для тебя это? — спокойно спрашивает Шиён, слезая с её коленей. Атмосфера переходит в напряжённую. Иногда Бора хочет себе способность говорить правду так, как это умеет Шиён, не боясь встретиться с последствиями. Но все слова теряются в момент, когда Шиён стоит перед ней, смотря сверху, совсем не меняясь в лице. — Я боюсь опять тебя ранить, — признается Бора, способная лишь на это. Сказать правду не выходит, потому что она сама не знает правды. Есть только сомнения. — Вдруг всё пойдёт не так и… — «Опять»? — перебивает Шиён. — О чем ты вообще? Сейчас врать тяжелее всего. Бора так сильно налажала, что закапывать себя дальше попросту некуда. Она пытается себе напомнить, что Шиён для неё дороже всех, но даже это не даёт ту смелость, что нужна, чтобы сказать правду. В голове лишь мысли о той ночи, всех признаниях между ними и парных кулонах, которые уже стали частью себя. Как Бора может ранить человека, частичку которого носит у сердца последние шесть лет? Пальцы тянутся к цепочке на шее, сжимая её до боли. Бора, может, не чувствует к Шиён тех сильных чувств, но она без неё совершенно не может. Не может без воспоминаний о той ночи, о дне у реки, о вечере под дождём. Всё, неважно, болезненное или приятное, отзывается в груди теплом. Бора не знает свои чувства к Шиён, но совершенно точно любит все воспоминания о ней. — Я помню ту ночь, когда ты забрала меня от Гониля, — говорит она, пока есть силы решиться. Правда должна ранить меньше, чем постоянная ложь. — Не всё, но достаточно. Шиён замирает, хмуря брови. Она погружается в мысли, пытаясь разобраться. От ожидания, даже малейшего, у Боры вновь дрожит тело. Она знает, что Шиён всегда поймёт и простит, но беспокоит не это. В последнюю очередь хочется её ранить, даже если этого уже не избежать. — То есть ты помнишь, как мы с тобой… Слова выходят неуверенно и медленно. Шиён смотрит на Бору в непонимании, больше ничего не говоря. Дышать становится тяжелее. — Почти, — Бора говорит правду. С каждым днем воспоминания всё туманнее, касания отдаются лишь яркими красками, а слова превратились в белый шум. Точно известно только одно: — Я помню, как заставила тебя. Шиён молчит. Она закрывает глаза, тяжело вздыхая. Бора замечает, как её ладони трясутся. Вся Шиён слабая и растерянная, что делает только хуже. Бора хочет подбежать и обнять, но боится, что собственные ноги не выдержат. Шиён сама теряет равновесие, опираясь бёдрами на стол. Они вновь стали ближе. — Почему ты скрывала?.. Потому что поступила ужасно. Потому что разрушила их дружбу. Потому что запуталась в себе. Потому что испугалась. Потому что… — Я не хотела помнить наш первый раз таким. — Ты хотела, чтобы у нас был первый раз? — моментально спрашивает Шиён, поднимая взгляд. Ладонь Боры почти сорвалась, чтобы накрыть Шиёнову на краю стола. — Может быть? Собственная неуверенность рушит всё. — Почему ты никогда не ответишь прямо? — за секунду вскипает Шиён, отталкиваясь ладонями от стола. Она беспомощно крутится из стороны в сторону, пытаясь не сорваться. Бора редко видит, чтобы Шиён позволяла быть себе настолько резкой. Внезапно направленный на неё взгляд, способный расплавить, это подтверждает. — Это настолько сложно? — Да, — единственное, в чем нет сомнений. На остальное нет сил, но Бора даже не пытается их искать. Она устала от самой себя и не может оставаться спокойной под тяжёлым взглядом. Хочется всё отпустить. Хочется признаться в том, чего она сама не может понять. Слова выходят раньше мыслей, потому что тех попусту нет. — Потому что ты нравишься мне, но мне не нравятся девушки, и это всё никак не вписывается в мои планы на жизнь, — Бора впервые осознает, что всё это время думала о будущем. Какое будущее может быть с дочкой политиков, что точно продолжит дело семьи? От сомнений разрывает изнутри. — Шиён, я могу хотеть быть с тобой, но мои мечты и планы… Они никак не могут быть такими. Шиён вновь двигается вперёд, нависая над Борой. Она не зла, точно не как с теми парнями, но недовольна. Её лицо всё ещё растерянно, а тело напряженно. Бора смотрит наверх, пытаясь прочитать эмоции Шиён. Сложно что-то понять, когда она так близко, а в голове каша. — Бора, я уже ничего не понимаю, — голос Шиён становится ниже, но взгляд совсем не острый. — Ты держишь меня на поводке, не отпуская от себя, но и не подпускаешь к себе, будто я какая-то шавка, — от выбора слов режет уши. Бора хочет возразить, но не успевает вообще ничего. — Как ты вообще могла молчать о том, что помнишь наш первый секс? Ты знаешь, сколько раз я плакала из-за этого? А знаешь, сколько раз засыпала с головной болью, потому что не могла понять кто мы друг другу? Слова вылетают одной чередой, лишая сил в конце. Шиён горбится, становясь ближе. Её брови нахмурены, глаза на грани слез, а стойка слишком шаткая. Но она продолжает стоять над Борой, наверняка пытаясь надавить. Это работает, потому что Боре хочется рассказать всё, что на уме, плюнув на страх. Только растерянность и вина мешают слова на языке и лишают мыслей. — Шиён, я правда запуталась, — хмурится Бора, сдерживая слезы. — Но я думала о той ночи почти каждый день. Я слишком часто думаю о тебе. Ты слишком хорошая, слишком сексуальная, слишком нежная, слишком красивая. Я всё ещё помню твои касания и хочу новые, и… — Бора ломается, роняя голову на свои ладони. Хочется вернуться назад, к их первому поцелую, и никогда больше не совершать глупых ошибок. — Я не знаю… Это слишком сложно. Шиён отвечает молчанием. Бора чувствует, что она всё ещё нависает сверху и неотрывно смотрит, но всё происходит до того тихо и аккуратно, что становится неловко. Они обе резкие и недовольные, только атмосфера между ними отчаянная и мягкая. Бору всё ещё пугает новая Шиён, что не боится давить и рубить с плеча. Между ними впервые настолько откровенный разговор и впервые приходится говорить столько правды. Это выматывает. Бора словно ожидает приговор. Хочется продолжить прятаться и молчать, закрывшись от чужих глаз. Воздух словно замер от того, как всё остановилось. Шиён ничего не говорит, неподвижно нависает сверху и не перестаёт смотреть. Для Боры это хуже любой пытки. Но поднять взгляд ещё сложнее. Она делает это лишь для того, чтобы закончить разговор. Может, чтобы уйти прямо сейчас, в последний раз посмотрев на Шиён. Или просто надоело избегать глаза цвета горького шоколада, от которых всегда тепло. Даже сейчас, когда они обе на взводе. Только Шиён, несмотря на тёплый взгляд, невероятно растеряна: — Значит ли это, что я могу тебе нравиться? Хочется взвыть. Взгляд пробегает по медовой коже, темным родинкам, маленьким шрамам, крашенным в русый цвет волосам, лицу и телу. Шиён полна контрастов, от которых кружит голову. Её тело мягкое, изящное, но с заметными мышцами и резкими движениями. Лицо круглое, с пухлыми губами и заметными щеками, только острая линия челюсти, заметные скулы и тяжёлый взгляд создают впечатление холодного человека. Даже ладони Шиён сбивают с толку из-за своей видимой мягкости и аккуратного маникюра, но прохладной кожи и крепких касаний. Бора путается даже сейчас, когда просто смотрит на Шиён, но ей нравится каждая маленькая деталь, всё, что сводит с ума. Но нравится ли ей сама Шиён, а не её детали?.. — Наверное? — неуверенно спрашивает она сама у себя, теряясь ещё сильнее. — Я боюсь это говорить, но… — Бора спешит объясниться и разобраться в себе, но не может понять, что вообще хотела сказать. Взгляд Шиён никак не помогает. Бора смотрит ей в глаза и забывает вообще всё, срываясь. Может, она не может разобрать свои чувства, но знает точно, в какие моменты они ей понятны от и до: — Боже, Шиён, поцелуй меня, пожалуйста, пока я не пожалела о сказанном. Шиён не думает ни секунды, с рывком наклоняясь вперёд. Каждая просьба Боры, будь то что-то глупое или важное, выполняется сразу же, стоит Шиён только услышать. Она идёт на поводу у каждого слова, беспрекословно слушается и только потом просит объясниться. Это никак не помогает Боре с её чувствами. Действительно ли Шиён настолько от неё без ума? Если судить по поцелуям, то да. Шиён вновь вдавливает плечи Боры в стул, пытаясь удержать над ней равновесие. Её поцелуи настойчивы и резки, непривычно грубые для их отношений. Бора не успевает за темпом, хватается за шею и царапается, сдерживая себя от любых звуков. Это сложно, когда Шиён кусается и напирает, не стесняясь себя. Одних касаний её языка достаточно, чтобы Бора забыла вообще обо всем. Она даже не думает о том, что минуты назад ей хотелось убежать от поцелуев Шиён, а не отвечать на них. Сейчас она ни за что бы не решилась остановиться даже на секунду. Губы подстраиваются под настойчивый ритм, языки без конца сталкиваются, а зубы постоянно цепляются и кусают. Грязно и расторопно, слишком непривычно для их отношений. Настолько отчаянно, будто завтра уже не будет. Бора знает, что всё испортила. Им ни за что не вернуться к нормальной дружбе и не построить настоящие отношения. Этот вечер стал точкой невозврата, после которой всё поменяется. Бора боится, хочет всё вернуть, хочет разрыдаться прямо на месте, но может только оставаться на стуле и принимать жгучие поцелуи. Прошлая Бора, которая существовала до травмы бабушки, билась бы в истерике и злилась бы на весь мир. Новая Бора, дожившая до своих лет благодаря вредности и настырности, готова забрать у судьбы всё, что может, если больше ничего не исправить. А может она лишь наслаждаться Шиён от и до, закрывая глаза на ужасную боль в груди. — Покажи мне то, какой должна была быть наша первая ночь, — жалкая просьба в надежде почувствовать настоящую Шиён. — Сегодня точно не время, — лёгкий ответ, будто будет ещё возможность. — Я покажу тебе то, что чувствую. Впервые Шиён относится к чему-то легче, чем Бора. Она была злой и хотела кричать, но сейчас говорит о том, что ещё будет время для их настоящего первого раза. Бора не верит обещаниям, но готова принимать то, что есть здесь и сейчас. Ладони Шиён сжимают воротник своей же кофты, которую Бора так и не сняла, потянув наверх. Ноги подкашиваются и отказываются держать над полом, пока руки ещё отчаяннее хватаются за шею. Бора не хочет двигаться и теряется в поцелуях, чувствуя лёгкое головокружение. Сегодня слишком много чувств, а вечер только начался. Странно думать, что её взрослая жизнь начинается с подобного. Ещё хуже думать о том, что для Шиён это начало её восемнадцатого года. Она не праздновала с семьёй, не смогла увидеться со своей подругой детства, не отмечала так, как это делают богатые люди, а побежала с Борой в поле смотреть на звезды. Не все хотели бы отпраздновать так своё семнадцатилетие. Шиён не жалуется. Её ладони крепко сжимают талию, притягивая к себе настолько близко, что они будто становятся одним целым. Бора впервые ощущает себя так близко к кому-либо. Джинсок никогда не позволял себе подобного; парни с вечеринок даже не думали о чем-то, кроме животного секса. Касания и жесты Шиён кажутся интимнее, чем любой секс, который был у Боры, пускай они просто целуются в обнимку. Бора точно стала смущенной школьницей. — Пойдём наверх, — шепчет Шиён, разрывая поцелуй. Они всё ещё прижимаются друг к другу, но Шиён держит достаточную дистанцию, чтобы заглянуть в глаза. Её пальцы аккуратно смахивают челку с глаз Боры, нежно проводя по коже. Она выше, смотрит чёрными от возбуждения глазами, прижимает к себе и легко улыбается, будто есть повод. Бора не выдерживает даже трех секунд, краснея и прячась лицом в светлые волосы. Сердце бьётся быстрее, чем от настойчивых поцелуев. — Ты чего? — смеётся на ухо Шиён, обнимая за талию. Бора не перестаёт обнимать её за шею, уже не пытаясь удержаться на ногах. Нет сил отвечать, да и не понятно что говорить. Слишком много чувств для уставшего от тишины сердца. Шиён разбудила в нем те эмоции, которые были давно забыты. — Я могу тебя поднять?.. Ноги подкашиваются ещё сильнее, если это возможно. Они перешли от злости и резкости до аккуратной нежности за секунды, будто не было никакой ссоры и нет никаких разногласий. Бора пищит, борясь с жаром в животе и жмуря глаза. Шиён слишком добра к ней, даже после всего того, что было между ними. Вопрос прозвучал в пустоту. Сложно говорить и совершенно не хочется. Но всё тело Боры настолько податливое и нежное, что Шиён не нужно слышать слова. Она тихо вздыхает, опуская ладони на бедра, чтобы подхватить под ноги. От рывка Бора пищит, хватаясь за шею сильнее. Шиён нежная и мягкая, но слишком сильная в моменты, когда ей это нужно. Она не напрягается, когда берет Бору на руки, спокойно уходя с кухни. Ноги, которые были слишком слабыми, чтобы держать над землёй, в эту же секунду обхватывают талию. Бора не поднимает голову и ничего не говорит, полностью доверяя себя чужим рукам. Хочется довериться Шиён на всю ночь, полностью отключив голову. Именно это Бора решает, когда они оказываются в Шиёновой комнате. Из света там только настольная лампа и уличные фонари за окном, слышно лишь собственное дыхание и чувствуется безопасность. Кажется, что именно эта маленькая комнатка на втором этаже богатого особняка для Боры самая уютная в Чонджу. Может, даже во всей Корее. Вряд ли кто способен подарить то чувство спокойствия, на которое способна Шиён. Бора тает от её аккуратных движений и нежных жестов. Шиён опускает её на кровать так, будто она сделана из фарфора. Но, несмотря на уют и чувство безопасности, всё равно хочется сжаться комочком, потому что Бора сгорает от смущения. Видеть стоящую над собой Шиён, освещённую тусклым жёлтым светом лишь со спины, чувствуя пронзительный взгляд на своём теле, слишком невыносимо. Это длится всего секунды. Шиён ставит колени на кровать, опускаясь над Борой, замирая лишь в сантиметрах. Им нужно посмотреть друг на друга в последний раз, чтобы точно понять, что это то, чего они хотят. Бора не хочет, а нуждается. Её ладони сами тянутся к шее, притягивая к себе. Теперь она целует первой, аккуратно касаясь пухлых губ языком и прося разрешение зайти дальше. Шиён послушно открывает рот и не пытается перехватить инициативу. Её дыхание становится тяжелее, пока Бора медленно изучает, облизывая губы и касаясь языка. Так боязливо, будто это не Бора вовсе. С Шиён почему-то боязно быть резкой и громкой. Боре становится самой аккуратной и чуткой, надеясь подарить лишь нежность. Шиён улыбается в поцелуй, словно читает мысли. Её ладонь медленно приближается к талии, убирая с пути кофту. Бора готова умолять, чтобы одежда между ними уже исчезла, а Шиён понимающе, но дразня, поддевает край узкой футболки, медленно поднимая так, чтобы можно было коснуться кожи. Бора дрожит от холодных касаний, судорожно выдыхая в поцелуй. Способность вести и контролировать свои действия быстро теряется. Когда Бора с парнями, ей легко держать всё под контролем, следить за каждым движением и не терять себя. С Шиён она бессильна и сыпется от малейших касаний, словно в первый раз целует кого-то. Ей никогда не привыкнуть к своей слабости. Шиён точно всё понимает. Она улыбается в поцелуй, только этим сводя с ума, и касается чуть сильнее, чем невесомо. Пальцы заходят всё дальше, чувствуя ребра, пояс джинсов, косточки бюстгальтера и поясницу. Шиён наклоняется ниже всем телом, садясь удобнее. Так, что одна из её ног оказывается между Бориных. Всё сложнее дышать. Поцелуи переходят с губ на шею. Шиён не стесняется кусать, сжимать пальцами кожу, оставлять долгие поцелуи и царапать длинными ногтями. Бора закатывает глаза от удовольствия, когда чувствует появление красных полос на своём теле. Шиён с длинным красным маникюром для неё слишком убийственна. Весь её новый образ сводит с ума, но некоторые детали сбивают с ног. Бора вздыхает, сжимая ткань мешковатой футболки в кулаки. Зубы Шиён находят ключицы, оставляя красные следы и приятную боль. Ладони трогают грудь через ткань так смело, что краснеют щеки. Бора настолько возбуждена, что становится стыдно. Если бы Шиён знала, какие вещи делает с ней, пока они одеты и не выходят за рамки приличия… Но одежда начинает медленно пропадать. Шиён тянет на себя, заставляя сесть, чтобы скинуть кофту в эту же секунду. Бора хватается за края чужой футболки, желая того же. Шиён без слов позволяет снять её, поднимая руки. Всё спешно и неаккуратно, будто их вот-вот поймают. Даже нет времени осознать то, что именно они делают. Бора позволяет себе остановиться только на секунды, чтобы посмотреть на открытое тело Шиён. Внезапно бьёт осознание, что она толком не видела её без одежды. Взгляд жадно цепляется за каждую деталь в надежде запомнить всё. Кожа остаётся медовой даже без загара, родинок только больше, а всё тело выглядит так, что хочется искусать и перецеловать. У Шиён мягкий живот вместо твёрдого пресса, заметны ребра грудной клетки и худая грудь, а мышцы плеч неожиданно большие. Сплошные контрасты. Бора касается пальцами острых ключиц и ведёт ниже, пробуя на ощупь так, словно это что-то запретное. Шиён терпеливо позволяет ей, следя за движениями ладони. На её щеках лёгкий румянец, который редко можно увидеть, что делает этот момент ещё особеннее. Бора не знает, она растрогана уровнем доверия к себе или сгорает от возбуждения. Может, всё сразу. Но сильнее всего ощущается жар в животе от осознания, что Шиён в спортивном топе вместо бюстгальтера. Она рушит стандарт за стандартом, делая только то, что ей нравится, и это невероятно сексуально. — Можно я сниму? Сексуальны даже её глупые вопросы. Бора готова прямо сейчас выпрыгнуть из всей одежды разом, а её скромно спрашивают о том, можно ли снять футболку. — Блять, Шиён, давно пора. Бора ведёт себя как обычно — рубит с плеча. Шиён, как обычно, послушно следует её указаниям. Она расторопно стягивает футболку, сразу же толкая на кровать. Бора тянется за поцелуем, пытаясь скрыть внезапное смущение. Они настолько неаккуратны, что стукаются зубами и теряют равновесие. Колено Шиён теперь слишком близко и касается Боры между ног, пуская мурашки по коже. Поцелуи сразу становятся такими же жадными, какими были минуты назад. Ладони не стесняются трогать везде, куда достанут. Бора давит Шиён на ребра, царапает спину короткими ногтями и щупает мягкий живот, пока Шиён напирает с поцелуями и будто специально поднимает колено выше. Когда Бора чувствует её улыбку в поцелуе, стоит прозвучать случайному стону, она понимает, что всё действительно специально. Шиён незаметно для всех перестала быть той скромной девочкой, что опускала взгляд в женской раздевалке и боялась взять за руку. Теперь она бесстыже кусает грудь через бюстгальтер, хватает за бедра и напирает, вызывая всё больше громких вздохов. Бора зарывается руками в её волосах, прижимая ближе к себе. Шиён, не отрываясь, меняет позицию, оказавшись полностью у неё между ног, чтобы было удобнее. Бора слишком открыта, слишком уязвима перед касаниями и не имеет большой свободы действий, но именно это ей нравится до головокружения сильно. Шиён больше не спрашивает. Её пальцы с дрожью расстегивают пуговицы и молнию джинсов, действуя настолько расторопно, что становится горячо. Бора без слов поднимает бедра, помогая стянуть вещь, жмуря глаза от нахлынувших чувств. Слышно только, как джинсы с глухим звуком летят на пол, а холодные ладони остаются где-то возле колен, слишком далеко для собственного желания. Бора чувствует на себе острый взгляд и начинает гореть ещё больше. — Хорош смотреть, ты уже всё видела, — вырывается из-за смущения. Бора прячет лицо за предплечьем, тяжело вздыхая. Она слишком открыта для взгляда, в одном лишь нижнем белье и с Шиён между ног, что мешает двигаться. Света мало, чтобы хорошо видеть, но достаточно, чтобы заметить всё, что хотелось. И всё равно, что Шиён уже видела её такой. Сейчас всё особенное и новое. Такое, что запомнят они обе. — От этого ты не перестала быть красивой. Хочется стукнуть за нежности. Бора слишком сильно смущается и давно потеряла терпение, чтобы выдержать такую Шиён. Нижнее белье давно промокло насквозь, а тело горит от потребности в касаниях. Хочется стать как можно ближе и говорить уже потом, когда не останется энергии двигаться. Шиён видит всё это. Она не спеша возвращается вниз, будто специально медленно убирая руку Боры от лица, и наклоняется за поцелуем. Он такой же жгучий и глубокий, мокрый и пошлый, совсем не под стать её касаниям по телу, которые нерасторопно изучают и наслаждаются. Шиён пользуется своим маникюром и постоянно проводит лёгкие полосы по коже, пуская мурашки за мурашками, доводя Бору до стонов. Незаметно пальцы цепляют лямки бюстгальтера, а поцелуи заканчиваются. Шиён оказывается ниже, вновь целуя грудь, но теперь с большей жадностью. Бора запрокидывает голову и обхватывает ногами Шиёнову талию, пытаясь хотя бы так найти нужное давление. Пальцы сжимаются в кулаки от удовольствия, которое способны принести мокрые поцелуи. Движения с каждой секундой расторопнее. Шиён тянется к застежке бюстгальтера и в секунду, когда у неё получается её открыть, Бора стягивает его с себя и бросает в сторону. Всё равно даже на лёгкий смешок Шиён, терпение давно закончилось. Бора тянет за волосы в очередной поцелуй, получая шумный выдох в губы. Ладонь Шиён мягко касается груди, сжимает и царапает, не боясь прямого контакта. Пальцы находят сосок и легко сдавливают, вызывая тихий стон. Шиён слишком любит дразнить. Все её касания игривые и нарочно медленные, иногда слишком быстрые, невесомые и щекотные. С длинными ногтями она стала невыносима, потому что знает их власть над Борой и не боится её использовать. А Бора тает и распадается на стоны, как только чувствует острые уколы, лёгкие царапины и едва заметные полосы на теле. Шиён играет с ней, получая удовольствие от каждой реакции. Бора теряется среди поцелуев и касаний, не замечая того, как Шиён спускается ниже. Её поцелуи на животе, язык очерчивает линии пресса, пальцы медленно водят по краю нижнего белья. Скромная и стеснительная всегда, слишком вежливая, чтобы быть наглой, но настойчива, когда дело доходит до подобных вещей. Бора не может понять, как происходит подобное, но и не собирается выяснять. Ей лишь хочется, чтобы Шиён чаще была такой и брала то, что желает. Как сейчас, когда кусает тазовую косточку и аккуратно поддевает пальцами резинку белья. Её взгляд направлен на Бору в ожидании согласия, настолько жадный и развратный, что хочется взвыть. В темноте она ещё соблазнительнее и опаснее, чем при свете. Бора не выдерживает, запрокидывая голову и тяжело вздыхая. Шиён хватает этого вместо согласия, чтобы аккуратно, слишком медленно, снять последний элемент одежды. Бора становится слишком уязвима. Она чувствует это каждой клеточкой тела, но больше всего её волнует не своя нагота, а количество одежды на Шиён. Хочется в ответ изучать её взглядом и трогать, хочется доставлять такое же удовольствие, какое получаешь. Но будет ли Бора способна выдержать такую Шиён? — Это нечестно… Протест настолько неуверенный, что Боре становится стыдно. Она никогда не смущалась так сильно. — Что такое? — голос Шиён низкий и хриплый, слишком неожиданный спустя минуты молчания. Это окончательно сводит с ума. — Ты слишком одета. — Хочешь раздеть? Остаётся лишь способность материть тех, кто создал этот мир. С каких пор Шиён настолько прямолинейна и почему Бора так легко теряет от этого голову? Нет сил ответить на вопрос и вести себя как-то соблазнительно. Бора даже не хочет растягивать удовольствие — она сразу же приступает к делу, действуя резко и настойчиво. Шиён ухмыляется на это, всеми силами стараясь сохранить равновесие. Даже после условного разрешения и лёгкой реакции нет наглости раздеть полностью. Достаточно одних джинсов и лямок топа, чтобы закончилась смелость. Шиён сидит между ног Боры, смотрит на неё тёплым взглядом и не перестаёт ухмыляться. То, как сильно её щеки покраснели, видно даже в темноте. Она наверняка смущена и хочет закрыться, но из вредности не двигается, ожидая действий Боры. Как вообще можно её выдержать? Бора тяжело вздыхает от недовольства, хватая за шею. Они падают обратно на кровать, возвращаясь к поцелуям. Шиён больше не пытается нависать сверху и ложится, прижимаясь кожей к коже. Они впервые настолько близки и собираются стать ещё ближе. У Боры кружится голова от осознания, а тело горит от касаний. Шиён возвращается к тому, чтобы касаться, но становится увереннее. Она проходит кончиками пальцев от рёбер до бёдер, останавливается там, где может ущипнуть или поцарапать, и спускается всё ниже. Бора понимает, что это её левая рука, на которой короткие ногти из-за игры на гитаре, когда не чувствует уже привычной боли. Им обеим повезло, что Шиён согласилась на ещё одно выступление в конце года и нехотя изменила маникюр. Но долго думать об этом не получается. Бора судорожно выдыхает в поцелуй, когда чувствует ладонь Шиён под своим животом. Она медленно спускается ниже, будто дразнит или стесняется, заставляя нервничать. Поцелуи прекращаются. Получается только дышать друг другу в губы и ждать, пока Шиён осмелится зайти дальше. Всё ощущается таким, будто это действительно их первый раз. Бора не помнит паники и не думает, что могла бояться и нервничать. Сейчас же у неё всё кипит внутри, ладони дрожат от волнения, а глаза зажмурены. Шиён ничем не лучше, потому что касается обрывисто и дышит слишком тяжело, только чудом удерживаясь сверху. От первых касаний ниже Бора шумно выдыхает. Шиён касается влаги, медленно изучает от и до и даже сейчас не перестаёт дразнить. Они быстро возвращаются к поцелуям, чтобы хоть как-то заглушить нервы. Эти поцелуи, как и касания Шиён, медленные, нежные и влажные. Бора ощущает себя самой драгоценной, когда к ней относятся с такой бережностью. Но Шиён не останавливается и не способна больше дразнить. Её пальцы неуклюже находят клитор, надавливая чуть сильнее обычного, что пускает мурашки по спине. Бора стонет, хватаясь за шею и плечи сильнее, кусаясь в поцелуй. Шиён не стесняется пробовать новое, рисовать круги, касаться едва заметно и прикладывать больше сил, когда Бора выгибается навстречу. Её движения кажутся сладкой пыткой. Бора чувствует себя на грани позорно быстро, но знает, что только таких касаний будет недостаточно. Шиён играет с ней, оставляя на краю обрыва и не давая упасть. Бора не знает, специально ли это, но что-то подсказывает, что Шиён так и хотела. — Ши… Собственный голос хрипит от постоянных звуков и попыток сдержать себя. Услышав его, Шиён сразу же останавливается. — Шиён, пожалуйста… Боре стыдно произносить просьбы. Она может грязно разговаривать с парнями на вечеринках и быть самой пошлой с ними в постели, но с Шиён не способна даже на простую просьбу. Щеки краснеют от одной только мысли, не говоря уже о словах. — Внутрь? Шиён же забывает про свою скромность. В ответ Бора лишь стонет. Этого достаточно, чтобы длинные пальцы спустились ниже, замерев в сомнении. Шиён касается слишком аккуратно, едва невесомо, неуверенно поднимая взгляд на Бору. Получается лишь кивнуть, дав окончательное разрешение. Шиён кусает губу и кивает в ответ, напоминая себе о том, что она делает. Бора не перестаёт смотреть ей в глаза, даже когда чувствует, как Шиён медленно входит, останавливаясь каждые две секунды. Это сродни пытке, но смущенный восторженный взгляд точно стоит того, чтобы продержать себя в руках до самого конца, только потом зажмурив глаза от удовольствия. Шиён задаёт какие-то вопросы и целует в шею, но Бора может лишь стонать от едва заметных движений и хвататься за плечи сильнее, оставляя следы от ногтей. Движения Шиён мучительно медленные и аккуратные. Она находит спокойный темп, который раздражает Бору своей осторожностью, но помогает привыкнуть и захотеть большего сразу же. Бора тихо вздыхает каждый раз, когда Шиён оказывается глубже, обхватывает ногами её спину и тянется ближе, двигаясь навстречу. Будь она в нормальном состоянии, то посмеялась бы с того, насколько неловкие движения неопытной школьницы сводят её с ума. Но эта нелепая школьница — Ли Шиён, от которой сходил с ума каждый. — Так нормально? — шепчет в шею Шиён, пуская волну возбуждения по телу. Её глупые вопросы почему-то заводят. — Больше… — выдыхает Бора, жмурясь от смущения. Шиён кивает, поднимаясь выше. Они вновь целуются, только расторопно и неуклюже, пока Шиён аккуратно выходит, чтобы добавить ещё палец. Этого достаточно, чтобы Бора почувствовала знакомое давление и потеряла способность на что-либо, кроме стонов. Шиён двигается с прежним ритмом, доставая до всех нужных точек, прижимая Бору к кровати своим весом. Узел в животе завязывается всё крепче, принося приятную боль. Бора активнее двигается навстречу, пытаясь найти желаемую разрядку, но у неё не так много возможностей. Шиён не перестаёт целовать, толкается с большей силой и давит ладонью так, что невозможно удержать стоны. Рука, на которой она держит себя на весу, постоянно съезжает по простыни, будто специально опуская ниже. Бора тает от веса на себе и хочет быть ещё ближе, если это вообще возможно. Но Шиён вновь дразнит, будто читает мысли. Она внезапно садится, не обращая внимания на протесты, но не перестаёт двигать рукой. Её оправдание в том, что она не хочет раздавить Бору своим весом и не может быстро двигаться, но Боре всё равно на любые причины. Она плавится от смущения, пряча лицо в ладонях и выгибаясь навстречу. Теперь у неё больше свободы в движениях, но это мало чем помогает. Шиён не даёт двигаться так, как хочется, положив ладонь на низ живота. От простого жеста Бора за секунду доходит до пика. Сразу забывается то, что Шиён видит её всю, трогает её снаружи и внутри, слышит её громкие стоны. Важны лишь быстрые движения длинных пальцев, давление ладони на животе и наслаждение, что вот-вот разольется по всему телу, стоит только… — Ты сейчас такая красивая, — шепчет Шиён, сбиваясь с ритма. Этого достаточно. Бора замирает, выгибаясь навстречу до боли в спине, пока Шиён продолжает неуверенно двигаться, больше не пытаясь удержать на месте. Ощущений становится настолько много, что больше ничего не чувствуется. Тепло разливается по всему, обволакивая и сжигая изнутри. Бора думает, что на секунду видит звезды, как бы банально это не звучало. Впервые в жизни оргазм бьёт с такой силой, что нужно несколько минут, чтобы прийти в себя. Все эти минуты Шиён рядом, боится касаться телом, но держит за руку, другой рукой перебирая мокрые волосы, разметавшиеся по простыне. От её присутствия тепло и спокойно, но мысли, как только возвращаются в голову, заполнены видом её тела и воспоминаниями о тихих звуках тут и там. Шиён безумно красива и Боре становится сложно это терпеть. Может, всё дело в чувстве эйфории. Тело уставшее, мышцы болят и никак не получается отдышаться, но Боре хорошо. Все проблемы пока что уходят на второй план и остаётся лишь Шиён и её тёмная комната, в которой их никто не увидит. Это их личная тайна и от этого становится гораздо легче. Боре будто развязывает руки. — Всё хорошо? — стесняясь, шепчет Шиён, не решаясь оказаться ближе. Бора сама поворачивается к ней, прижимаясь телом к телу и утягивая в объятия. Настолько близкие, что трудно дышать от смущения. — Спасибо, Шиён, — тихий шёпот в ответ, в самые губы. Они целуются уже в который раз за вечер, но впервые так нежно и аккуратно. Шиён больше не находит смелости напирать, а Бора слишком мягкая и ленивая. Даже собственные касания аккуратные и боязливые, едва заметные. Ими она спускается по телу Шиён всё ниже, чтобы попробовать доставить такое же удовольствие, какое получила. Мысль о том, что Шиён может распадаться на стоны от Боры и её касаний, кружит голову. Только мягкая ладонь останавливает свою, нежно сжимая. — Не надо. — Но… — Всё хорошо, Бо, — шепчет Шиён, переплетая их пальцы. Бора хочет возразить и сказать, что не всё хорошо, пока она не коснётся Шиён, но её перебивают нежным поцелуем. Шиён толкает её обратно на спину, вновь нависая сверху. В этот момент становится ясно, ночь ещё не закончилась. // Осень пахнет солнцем. Впервые, кажется, настолько хорошо, что ни о чем не беспокоишься. Хочется жить, учиться, общаться с друзьями и любить. Спустя столько времени наконец-то пришла смелость признаться. Может, уже поздно, но так будет легче. Юхён долго вынашивала это в своей голове. Понадобились годы, чтобы признаться себе в том, что она ей действительно нравится. Ещё год ушёл на попытки объяснить свои чувства отсутствием друзей или тем, что она просто слишком хорошо к ней относится. Но сейчас, когда вокруг полно друзей, а жизнь наконец-то наладилась, пришлось принять настоящее. Прошло всего полгода сомнений, чтобы собрать себя в руки и решить всё рассказать. Надо только дождаться Шиён и отвести её подальше от остальных, пока у них появилась возможность увидеться. Шиён всё поймёт и простит, потому что она хорошая. Даже если нет, то она всё равно скоро уедет к Минджи и больше не будет беспокоиться о Юхён. Жизнь не сломается если Юхён получит отказ. Но молчание ломает её изнутри. — Какая-то ты молчаливая, — замечает Дон, легко толкая в плечо. — Что-то случилось? Юхён всё ещё неловко в её присутствии. Дон не любит обниматься и часто кривится, если к ней кто-то лезет. Ей всё ещё тяжело разбирать сложные предложения на корейском и она знает лишь немного о локальных шоу, играх и традициях. Юхён понимает, что, если бы не желание выучить языки друг друга, они бы не общались. У других гораздо больше поводов с ней дружить: Шиён учится с Дон в одном классе, Минджи была с ней в одной группе, Гахён сходит по ней с ума. Сначала казалось, что это что-то знакомое. Юхён видела в отношениях Гахён и Дон себя с Шиён, но со временем поняла, что они разные. Для Дон Гахён как младшая сестра, а Гахён считает Дон кем-то, на кого хочется равняться. Почему? Никто не знает. В один день Гахён решила, что Шиён её старшая сестра, а Дон — её лучшая подруга. Никто не спорил. — Нет, всё хорошо, — улыбается Юхён, отвечая на китайском. Если бы не Дон, то навыки давно бы потерялись. — Погода замечательная. Слова подтверждает солнце, которое появилось за белыми облаками. Рыжие листья с голых деревьев лежат кучами на улицах, почва сухая, температура позволяет ходить в одной только кофте. Впервые за долгое время они гуляют большой компанией по хорошей погоде, когда никому никуда не надо. Если не считать Шиён, что задержалась. Юхён оглядывает компанию, жмурясь от лучей солнца. Гахён сидит на качелях, Юбин раскачивает её, а Бора стоит рядом и эмоционально рассказывает о чем-то. Дон стояла с ними минуту назад и только сейчас подошла к Юхён, что сидит в тени. Сегодня они все удивительно дружные и без конца общаются, будто давно были друзьями. В последнее время Бора стала больше общаться с Юбин. Дон приходит так же часто, но теперь действительно дружит с Гахён, а не общается с ней только из-за того, что она сестра Юбин. Их компания медленно становится дружнее, но это не радует так, как должно было. Бора уже сдала экзамены, результаты которых никому не говорит, Шиён и Дон закончат школу через год. У них осталось слишком мало времени вместе. — Хорош там киснуть, идите к нам! — кричит Бора, заметив, что Дон не возвращается. — Шиён вот-вот приедет. — И почему у неё всё ещё нет пейджера? — спрашивает Дон, вставая с лавочки. — Какой в нём смысл, если она не может ответить на сообщение? — пожимает плечами Юхён, плетясь за ней. Тело всё ещё временами слабое, даже если всё хорошо. — Гахён тогда смогла бы названивать каждые десять минут, чтобы она была быстрее, — смеётся Бора. Гахён тринадцать лет, она умнее всех в классе и взрослая не по годам, но в компании её все считают ребёнком. Это даже смешно, особенно если знать, как её это раздражает. Юхён прошла через это же в детстве. — А Бора вообще дурочка! — показывает язык Гахён. — Эй! — Гахён-а, как надо разговаривать со старшими? — вздыхает Юбин. — Простите. Бора-онни дурочка. Юхён не сдерживает смеха, как и Дон, пока Юбин краснеет до ушей, извиняясь смотря на Бору. Среди них всех Бора прощает неформальное обращение только Юхён и Шиён, потому что знает их с детства. Но звание «дурочка» она может простить только Дон. Гахён за подобное прилетит по шее. — Почему это? — спрашивает Дон, пока Бора гоняет Гахён вокруг качелей. Даже не приходится бежать — достаточно грозного крика, чтобы напугать. — Она призналась Юбин, что завалила экзамены! — пищит Гахён, не переставая бежать. — Гахён! — прикрикивает Юбин. Гахён останавливается только за Дон, обнимая её со спины, пытаясь спрятаться. Она слишком низкая для своего возраста, даже рядом с Борой кажется маленькой. — Да чушь это, — бросает Бора, падая на качели. Если судить по смущению Юбин, это совсем не чушь. — А как ты справилась с экзаменами? — хмурится Юхён, опираясь на качели. Солнце разморило так, что тяжело стоять. — Дерьмово. — Онни! — Плохо. Все четверо не отвечают, ожидая продолжения. Бора окружена со всех сторон и не сможет убежать от разговора, но что-то подсказывает, что она не хочет. Если Юбин уже знает, то узнают все. Нужно только подольше посмотреть осуждающим взглядом. Или нужна Минджи, которой Бора охотнее всего рассказывает о своей жизни, пусть они всё ещё «не друзья». — Я не собираюсь поступать, — вздыхает Бора, закатывая глаза. — Всё равно, сдала я хорошо или плохо. — Но… — Ты с ума сошла? — возмущается Юхён, хмурясь. Начинает резать живот. Может, это от шока. — А что ты собираешься делать? — Работать. Пенсии бабушки не хватает, да и за ней некому будет следить. — Но ты можешь совмещать работу с учёбой, у вас есть соседка, чтобы помогать, — не перестаёт Юхён. Ей сложно мириться с тем, как Бора пускает свою жизнь наутек. — С моими результатами в колледжи Чонджу не берут, Юх. Бора облокачивается на спинку качелей, тяжело вздыхая. У Юхён ещё десятки аргументов против выбора Боры, а Шиён наверняка поддержит, как только узнает. Даже нынешней компании достаточно, чтобы вселить хоть какое-то сомнение. Только начинает немного тошнить, из-за чего сложнее думать. — Думаю, что Шиён это очень не понравится, — замечает Дон, складывая руки на груди. — Как и нам. — А Шиён-то тут причём? Юхён хочет ответить, но ноги слабеют сильнее. Сложно удержаться, даже опираясь на качели. — Её ты слушаешь больше нас, — пожимает плечами Юбин. — Да, она… Большего Юхён не слышит. Её тошнит настолько сильно, что сложно терпеть. В глазах темнеет так, что больше ничего не видно. Юхён чувствует, как её колени бьются о твёрдую почву. Кажется, будто сейчас вывернет наизнанку. Нет ничего, кроме боли в животе и жжения в горле. Где-то сверху доносятся голоса. Чьи-то ладони держат за плечи, не давая упасть окончательно. Внутри всё перекручивает, горит и режет. Во рту ощущается привкус желчи и сегодняшнего завтрака. Впервые в жизни настолько плохо. — Блять, Гахён, срочно за врачом! Голос слышится через пелену. Юхён не может разобрать его владелицу, даже не понимает куда можно побежать за врачом. Волнует только своё зрение, которое никак не может вернуться. Юхён мотает из стороны в сторону, будто вот-вот опустошит окончательно. — Юх… Перед глазами сплошные чёрные пятна. Юхён медленно теряет сознание. — Юхён-а?.. Юхён делает последние усилия, чтобы увидеть хотя бы что-нибудь. Худая рука держит её от падения. Слышно голос Боры, что причитает без конца. Пятен перед глазами на секунды становится меньше. Последнее, что видит Юхён, — кровь на своих ладонях.[15] всё закончится.
7 апреля 2024 г. в 16:50
Примечания:
глава больше обычного и собрала в себе все метки амити..
Может, Минджи была права. Скорее всего, Бора правда дура. Наверное, она не стоит даже пакета молока.
Ну и пусть.
В жизни теперь мало что волнует. На календаре конец сентября, через месяц решающие экзамены, бабушка медленно сходит с ума, а Бора давно потеряла связь с реальностью. И тётушка, которая держит кафе, давно намекает, что пора увольняться. Бора только ждёт конца учебного года, чтобы устроиться на нормальную работу и начать жить. Будто станет легче, когда она перестанет быть школьницей.
Бора надеется.
Но сегодня она здесь не из-за трудностей в своей жизни. Удивительно, что внутри ещё остались чувства к близким, способные вызвать настолько сильную боль. Ни бабушка, ни деньги никогда не беспокоили настолько сильно, насколько способна одна-единственная подруга детства.
Бора видит её лицо в разводах на стене, слышит её смех за дверью и чувствует её сухие волосы на кончиках пальцев. С жёлто-серой кожей, ямочками на круглых щеках, темно-карими глазами, каштановыми волосами, что изредка вьются, и до смешного тонкую и высокую. От каждого её движения больно, а слова приносят такую тоску, что хочется никогда не просыпаться.
Понятно, что это всё бред. Ей не становится лучше и вряд ли будет лучше. Неважно, говорит это в Боре её пессимизм или всё действительно настолько очевидно. Юхён слишком больна, чтобы ей было лучше. Она тянется на одном уровне, падает, поднимается и вновь падает. Ей тяжело, пусть светлая улыбка нагло врёт. Другие слишком слепы, чтобы это заметить. Будто одна Бора всё понимает.
Или она уже сошла с ума от количества дури внутри.
Одна маленькая встреча с Юхён, когда на улице туман, бледная, болезненно жёлтая, а тело худее обычного, способна вбить в голову тупые мысли. Из памяти так легко не стереть гадкое детство, в котором Юхён каждые две недели не могла ходить от болей, а каждый месяц заканчивался врачами, которым плевать.
Будто ничего не изменилось.
Стерлась грань между прошлым, настоящим, фантазиями и страхами. Бора путается в мыслях и не может спокойно спать, если начинает думать о Юхён больше положенного. Она её лучшая подруга, сестра и хранительница не для того, чтобы закрывать на всё глаза. Её могут материть все и считать, что её нет рядом, но она действительно беспокоится.
Только беспокойство надо проявлять действиями и поддержкой, а не очередной дозой.
— Идиотка, — срывается с языка на саму себя, когда мир плывёт перед глазами.
Курить из-за отъезда Джинсока? Это было неизбежно.
Пить из-за работы, учёбы и бабушки? Помогает сбросить стресс.
Избегать всех из-за непонятных чувств к самой близкой подруге? Бора только так и справляется с эмоциями.
Но закидываться наркотиками из-за невыносимых переживаний за мелкую надоеду? Это что-то новое.
Бора смеётся, пытаясь найти выход. Ноги сами несут непонятно куда, спотыкаясь на каждом шагу. В голове становится легко и светло. Тело будто порхает, как и мысли, пока сама она выглядит хуже, чем после полного рабочего дня. Мозг творит с восприятием страшные вещи, меняя мир вокруг и внутри в обратную сторону.
Колени врезаются в кресло, куда Бора без вопросов падает, даже не пытаясь сесть удобнее. Ей хорошо и так. В любом виде хорошо, пока в голове нет гнетущих мыслей и ненужных волнений. Есть только странная музыка на фоне, приятные касания и запах сильного одеколона.
Веки закрываются от груза наслаждения.
Боре легче забыться, чем видеть тусклые темно-карие глаза щеночка и яркую улыбку сквозь боль.
//
У вечера кисло-сладкий привкус с острыми нотками.
В Чонджу, маленьком консервативном городке, не предназначенном для молодежи, никогда не было громко. Это место для туристов, стариков и спокойных студентов, которым хочется получить хорошее образование вдали от шума больших городов. Семья Шиён никак не относится к хотя бы одной из групп, но так получилось, что дедушка переехал сюда в далеких сороковых, когда старое поселение наконец-то получило статус города. Тут же он нашел жену, из-за которой началась бурная жизнь.
Шиён не знает, почему её родители так и не переехали в большой город, если её отец работает в Сеуле, а все их корейские родственники живут в столичном регионе. Может, дело в матери, что приехала из маленького курортного города Японии, который несильно отличается от Чонджу. Или отец не желает привлекать к его семье так много внимания, как делают другие родственники. Шиён даже рада — её тошнит от количества фотографий своих сводных братьев в газетах каждую неделю. Даже отец Минджи не появляется в новостях так часто.
Поэтому совсем непривычно сталкиваться с шумом. Шиён была в разных странах, участвовала в командировках отца и часто посещала Сеул, но никогда не жила в активном городе, как, например, Минджи. Для неё непривычны громкие сборища, фестивали и большие мероприятия. В клубах едва можно встретить людей, в университетах и школах не так много учащихся, чтобы местные праздники становились масштабными. Даже туристы и мероприятия для них остаются тихими.
Сегодняшний фестиваль в честь конца лета оказался первым громким событием города за десять лет жизни Шиён тут. Кругом веселые студенты, любопытные туристы, уставшие взрослые. Ярмарка на главной улице, разные развлечения у воды и большая сцена у парка. Всё, что нужно весёлой молодёжи. И всё, что так не любит Шиён.
Стоять тут, на возвышенности, пока все смотрят на тебя, кажется невыносимым. Часть студентов и школьников узнали из-за скандальной причёски. Кто-то указывает на гитару, покрашенную в слишком вульгарные цвета. Взрослые громко обсуждают рокерский стиль одежды, за который могут прогнать из школы. Шиён рискует потерять должность президента совета и рассудок ради какой-то возможности показать себя.
Ей кажется, что все люди смеются над гиперболизированным образом рокерши. Действительно, кто будет сейчас одеваться в кожаные брюки, узкую безрукавку и плохо зашнурованные армейские ботинки? Разве удобно играть, когда руки шумят разными браслетами, а на пальцах обилие серебряных колец? И практично ли в жаркий день августа распускать растрепанные пушистые волосы цвета крем-брюле, что едва достают до плеч, но лезут в глаза?
Шиён переплюнула все свои самые смелые желания, потому что одна глупая подруга решила, что это будет круто, а другие поддержали.
Осуждающий взгляд Юнхо видно даже с плохим зрением, на расстоянии целой сцены. Шиён старается не думать о нём и последствиях дня, пока подключает гитару, но это становится сложно. Её точно запомнят не в лучшем свете. Пойдут слухи, которые быстро доберутся до матери. Может, её действительно выгонят из совета. Шиён давно выбилась из образа примерной ученицы и не так много делает для школы, чтобы её ценили как прежде.
Но в кругах, подобных друзьям Юци, точно будет лучшая репутация. Для тихого Чонджу появление молодой рок-звезды — настоящий феномен. Неважно, что для Шиён это разовый выход — всё равно никто не узнает. Она не хочет надолго оставаться в громкой музыке и тратить время на пение и жёсткие струны. Любовь вызывает лишь фортепиано, навык игры на котором растерялся сквозь года.
Гитара, к сожалению, чувствуется в руках как родная. Шиён смотрит на глупый дизайн, которым её украсили Дон и Минджи, и не может усмехнуться. Чужая гитара, неудобные струны, новое оборудование, но до тошноты знакомое чувство. Игра на гитаре всегда давалась легче, если на этом действительно сосредоточиться.
Ради сегодняшнего выступления пришлось потратить несколько недель. Пальцы могут автоматически сыграть мелодию от начала до конца, даже самые сложные её части. Шиён даже нравится сама песня, несмотря на то, что её выбрала Юци. Их вкусы сошлись на короткой версии «Free bird» от Lynyrd Skynyrd и разошлись сразу же, как только появились новые предложения. Шиён с первых секунд понравились гитара и вокал, но она не знала, сможет ли исполнить это с такой же сильной энергией.
Сейчас наступил момент, когда все узнают ответ.
Несколько лет уроков игры на гитаре были ради одного соло. Оно волнует больше, чем вокал или харизма, в которых Шиён уверена. В чем она не уверена, так это то, что её пальцы в мозолях выдержат быстрый перебор струн. Она слишком усердно тренировалась и довела своё состояние до того, когда оно может помешать выступлению.
Для чего?
Может, публика послужит ответом.
Перед вступлением, когда все звуки замолкают, взгляд в последний раз находит самое важное в толпе. Пусть зрение подводит и люди вокруг слишком высокие, но Шиён всё равно узнаёт Минджи, Бору и Дон в передних рядах. Они стоят маленькой кучкой, постоянно обнимают друг друга и солнечно улыбаются, отвлекаясь на разговоры. Такие близкие и родные, что щемит сердце.
Шиён вздыхает в последний раз, закрывая глаза. Она просто часть массовки — маленькая перебивка между настоящими артистами. Весь город её видел, но вряд ли кто-то будет говорить. Даже мнение школы не важно. Важны лишь ощущение струн под пальцами и родные взгляды, под которыми не страшно сделать любое. С этими мыслями звучит первая нота и хриплый голос.
Шиён сразу же ощущает себя как дома.
//
Подобные мероприятия всегда пугали. Бора привыкла к громким вечеринкам и обилию людей, но не привыкла к фестивалям. Душно, шумно, быстро. Сменяются лица за лицами, музыка никогда не стоит на месте, вокруг бессмысленные разговоры и постоянное движение. Слишком много всего, чтобы можно было сосредоточиться. К такому вряд ли можно привыкнуть и даже не хочется.
Бора не хотела никуда идти, тем более в день своего совершеннолетия, но её потащили Минджи и Дон, которым было жизненно необходимо попасть на выступление Шиён. Одна песня, а суеты больше, чем для полноценного концерта. Они даже не успели увидеться перед началом, из-за чего Боре приходится напрягать глаза и пытаться угадать Шиён в каждой, кто выходит на сцену. От неприятного ожидания трепещет сердце и теряются мысли.
Каждый раз, когда Шиён на сцене, Бора чувствует себя глупой фанаткой. Она ничего не может поделать, но зачарована голосом, игрой, харизмой. Шиён, сама того не подозревая, умеет владеть сценой и словно живёт вниманием людей, становясь смелее с каждым криком. Бора сходит с ума от контрастов.
Шиён спокойная и тихая в обычной жизни. Она мало говорит, много слушает, редко спорит. Минджи часто замечала, что в школе она тихоня, даже если дело касается школьного совета или творческих кружков. Единственное место, где можно было услышать Шиён — спортивный зал. Там она поёт и там же занимается физкультурой, в которой, как оказывается, достигает успехов.
Когда их отношения переходят за черту дружеских, Шиён становится строгой. Она говорит больше, но делает это настолько твёрдо, что кажется, будто становится тише. Её касания настойчивее, взгляд жёстче, а сердце не терпит споров. Бора чувствует себя бессильной каждый раз, когда встречается с подобной Шиён, что делает только хуже.
Но Шиён на сцене… Она совершенно другая. Её взгляд, привычно тяжёлый и острый, становится привлекательнее. Она завлекает им, прожигает насквозь, не даёт убежать от жарких чувств. Её губы не покидает лёгкая ухмылка, что постоянно меняется от холодной до соблазнительной и обратно. Все движения становятся увереннее и жёстче. Пальцы играют со струнами как вздумается, смущая Бору до желания стать гитарой в руках Шиён и позволить сделать с собой всё, что вздумается.
Это настолько грязно и смело, что горят щеки, стоит лишь подумать о подобном.
Нет необходимости, чтобы Шиён вышла на сцену — Бора уже сгорела. Ей хватает памяти о трёх выступлениях в самом начале существования их группы, чтобы сходить с ума при любом напоминании.
Но реальность оказывается хуже.
Только Бора собирается возмутиться на дурачества Минджи и Дон и спросить, почему они вообще решили её позвать, как объявляют выступление гордости Чонджу. Это несколько школьников и студентов, которые успели прославиться в узких кругах или на всю провинцию, добравшись до серьёзных выступлений. Шиён идёт четвёртая из шести, давая время подготовить тревожное сердце к выходу. Боре внезапно становится всё равно на всё, кроме сцены.
— Почему её поставили в конце, если она явно лучше этого парня? — спрашивает на ухо Дон, кивая на школьника на сцене с гитарой в руках. Боре всё ещё сложно понимать её корейский, пусть они стали чаще общаться.
— Обычно в конец ставят лучших, чтобы оставить хорошее впечатление, — пожимает плечами Минджи.
— Поэтому вашу группу всегда ставили в начале?
На язвительный вопрос Боры Минджи отвечает слабым ударом в плечо. Это стало привычным и больше не вызывает настоящего раздражения — только недовольное лицо на публику. Кажется, вся Минджи стала привычной. Бора старается не уделять этому много внимания, чтобы не привязываться ещё сильнее.
Её всё ещё интересует только сцена. Номер за номером, скука после скуки, она терпит до выхода Шиён. Становится ясно, почему ей никогда не нравились подобные концерты — там сплошная безвкусица. Патриотические песенки и трот давным-давно надоели, а что-то интересное едва появится в школьном блоке, до выступления больших звезд. Группа Минджи оказалась по-настоящему революционной со своими попытками играть рок еще годы назад.
Сейчас, в начале девяностых, в Корее появился настоящий рок. Его можно услышать по радио, увидеть рок-звезд в газетах и на сценах, а школьники всё чаще отдают предпочтение новому жанру. Строгие запреты закончились и началась свобода искусства. Шиён говорит, что Корея всё ещё скована цензурой и не позволяет многие вольности, но даже такой прогресс позволяет дышать.
Бора замечает свободу везде, даже в танцах. В студии Ёсан практически исчезла классика, ученики не боятся ставить хип-хоп и другие направления, а взрослые всё больше признают альтернативу. Жизнь становится похожей на времена с Джинсоком, когда всё было интересное и новое.
Может, всё наконец-таки становится лучше хотя бы для взрослых?
Сегодня вечером, в жаркой толпе и за громкой музыкой, Боре не до этих мыслей. Ей достаточно Минджи и Дон рядом и имени Шиён, что звучит из динамиков. Настолько долгожданный выход, что становится всё равно на неприятную духоту и охватившую скуку.
Только сердце ни за что не было готово к тому, с чем пришлось столкнуться.
Шиён всегда одевалась свободнее, когда выходила на сцену. Её привычный уличный стиль становился ещё свободнее, немного открытым и слишком вольным для ученицы престижной школы. Но сегодня? Так выглядят настоящие рок-звезды.
Короткие волосы теперь светлого цвета и ложатся пушистыми волнами в разные стороны. На лице впервые заметный макияж, а не лёгкий слой пудры, за что точно могут выгнать. Привычные широкие джинсы стали узкими кожаными брюками с высоким поясом, под который заправлена свободная безрукавка. Образ дополняют тяжёлые ботинки и обилие колец на пальцах с длинными красными ногтями. Шиён переплюнула себя и своих подруг, вызвав настоящий бум в толпе.
Боре сложно сообразить хотя бы что-то. Она в шоке от образа, не может принять новый цвет волос, краснеет от открытых мышц рук и чувствует жар от тяжёлого взгляда. Шиён убивает её своей привлекательностью, которая проявляется в самых маленьких деталях. Впервые тяжело дышать не от паники из-за чувств, а из-за того, что этих чувств слишком много.
Становится смешно.
Это короткий период — всего четыре минуты, — но взгляд умудряется заметить всё, делая хуже. Шиён поёт более низким и хриплым голосом, чем раньше. Её взгляд реже обращается к публике, оставаясь на каких-то вещах или их компании. Она больше двигается, заметно уходя в себя. Игра на гитаре в этот раз серьёзная, не как тогда, когда она была в группе. Пальцы ловко перебирают струны и скользят по ладам, будто это фортепиано, а не гитара. Каждое касание напоминает игру на клавишах, будто Шиён наконец-то нашла причины играть на противном для себя инструменте.
У Боры подкашиваются ноги. Она теряет слова от хриплых нот и рычащего вокала; теряет сознание от резвой игры, что разливается по стадиону и дальше. Шиён, если утопает в музыке, оказывает такое сумасшедшее влияние, что невозможно противостоять. Это становится невыносимо.
В момент, когда тяжелый ботинок становится на бортик сцены, позволяя удобнее разместить гитару, Бора хватается на локоть Дон.
Шиён ухмыляется, хмуря брови от концентрации. В её пальцах зажат маленький кусок пластика, название которого вылетело из головы. Ногти другой руки, как становится заметно вблизи, коротко сострижены и без проблем скользят по струнам. Шиён играет страстно, быстро, без запинок. Она с лёгкостью справляется с быстрой мелодией, вливая в неё все эмоции. Впервые настолько живая, что невозможно перестать смотреть.
Это длится с десяток или два секунд, пролетает незаметно для собственного желания, но тянется минутами для беспокойного сердца. Бора восхищается Шиён от и до, запоминая именно такой: яркой звездой на сцене, в порыве страсти. Та маленькая тихая девочка и серьёзная взрослая девушка уходят на второй план. Есть рок и Шиён, которые теперь неразлучны.
Будто нет нежной пианистки, что поёт самым чистым голосом и не смеет опускаться ниже ангельских нот.
Боре напрочь стёрло память.
И Дон, что стоит рядом и терпит хватку за руку, открыто смеётся над этим, позоря перед Минджи:
— Я не знала, что ты настолько фанатка Шиён-онни.
— Бора, видимо, тоже этого не знала, — пожимает плечами Минджи, быстро отворачиваясь на сцену, где больше нет Шиён.
Взгляд судорожно пытается отыскать пути, по которым можно отыскать Шиён, пока мозг отчётливо кричит, что Бора много чего о себе не знает. Или знает как раз всё, а это просто случайные мысли, что путают голову?..
В любом случае, свои восемнадцать лет она хотела провести в доме Гониля с банкой пива в руках и пустотой в голове, а не среди шумной толпы и с осознанием того, насколько сексуальна её близкая подруга.
//
Мир стал слишком большим.
Сложно понять чего хочется, что лишнее, что не стоит пробовать и кого не стоит к себе подпускать. Былой интерес к искусству, языкам, истории, биологии и психологии стал ломаться на кусочки, заставляя сделать выбор. Больше нет времени учить всё разом и читать по несколько книг за неделю, даже если библиотека позволяет находиться в читальном зале круглые сутки. Жизнь заставляет сосредоточиться на одном, чего категорически не хочется.
Вспоминается детство и занятия в музыкальной школе, где учили вокалу и фортепиано. Тогда это казалось простым и маловажным, словно очередной талант. Уроки посещались как придётся, успехи забывались среди других достижений, а первые места в конкурсах даже не удивляли. Для такого скромного и стеснительного ребёнка это было удивительным, но всё дело в родителях.
Они сделали победительницей и научили не оглядываться назад.
Но жизнь переучила на осторожность и сомнения в себе, коих стало слишком много.
— Мне не нравится то, как ты говоришь о себе, — возмущается тёплый голос, обволакивая уютом. Обсуждать серьёзные темы с ней всегда легко. — Ты заслужила это, Ютон-и, даже не смей с этим спорить.
Шиён хмурится, крепче сжимая ладонь в своей, потянув в сторону от дороги. Они бездумно шли километры вперёд, потерявшись в разговорах, даже не думая остановиться. Юхён так легче делиться важным, а Шиён сложнее утонуть в себе и потерять нить диалога. И погода для сентября слишком сухая и тёплая, будто подстроилась под одну прогулку.
— Может, я заслужила в детстве, но точно не сейчас, — вздыхает Юхён, позволяя вести себя куда угодно. — Я почти ничего не делаю.
— Ты делаешь гораздо больше, чем тебе кажется.
Шумная улица, ведущая к центру города, сменилась двором. С трёх сторон его окружают высокие дома, а в центре стоит всего пара лавочек и одна горка. Так выглядит большинство детских площадок в городе. Юхён никогда не нравилось чувство, словно тебя заперли в коробке, поэтому она старалась избегать подобных мест. Но для Шиён они значат уединение.
Сейчас, пока ещё тепло, вокруг бегают дети, которые успели прийти с дополнительных кружков. Они громко кричат, дурачатся и нарушают покой, но в суматохе всегда легче спрятаться от лишних глаз. Шиён хмурится от криков и тянет в сторону дальней лавочки, которую пока еще никто не занял. Ей даже не надо двигаться, чтобы оставить для Юхён место, нужно только сесть удобнее для себя.
Сидеть на коленях вошло для Юхён в ужасную, но приятную привычку.
— Ты убегаешь от разговора, — возмущается Шиён, когда её руки аккуратно тянут на себя.
Единственный случай, когда Юхён не стесняется трогать Шиён. Ей совершенно не стыдно находиться настолько близко, давить сверху своим весом, касаться грубых джинсов голой кожей ног, когда съезжает юбка, и виснуть руками на плечах. Шиён всё равно не возражает, сразу же обнимая холодными руками за талию. Несмотря на всё, в такой позе им теплее всего.
— В детстве я занималась фортепиано и ходила на китайский, — пожимает плечами Юхён, когда устраивается удобнее. Её щеки наверняка покраснели, пусть подобная поза для них привычна. — Мы ходили с Пай в кружок дрессировки собак, готовились к разным мероприятиям. Я даже танцевала. А сейчас? Ничего, только больничные и библиотека…
— Ты умеешь играть на фортепиано и танцевать? — удивляется Шиён, стараясь повернуться так, чтобы было удобнее смотреть в глаза. Юхён сидит боком, а не как привыкла, но повернуться спиной ей точно не позволят. — Чего ещё я не знаю?
Хочется рассмеяться. Шиён прекрасно понимает, что не знает практически всё, что касается детства Юхён. Даже Боре известны лишь мелкие детали, которые ни о чем не говорят. Юхён настолько стеснялась своей истории, что постаралась скрыть её от и до. Наверное единственный, кто знает настоящую правду, — Минхо, которому приходилось общаться с родителями и видеть документы. Даже Минджи ничего не знает, потому что Юхён просила Минхо никому не рассказывать.
Странно жить в ситуации, когда едва знакомый человек знает тебя больше, чем самые близкие друзья.
Тяжело скрывать всё. В этом даже нет смысла, потому что Юхён знает, что может довериться близким. Ей давно пора рассказать Юбин и Боре, стоит поделиться с Минджи и Шиён, но что-то мешает. Они точно поймут и примут, но будут ли относиться как прежде? Или Юхён придётся терпеть очередную жалость к себе, от которой сводит зубы?
Пожалуй, среди всех друзей, подобное можно рассказать лишь Юбин. Она всегда реагирует спокойно и взвешенно, не пытаясь утешить или пожалеть, если этого не требуется. Юхён чувствует себя в безопасности и словно с взрослым человеком, когда делится даже самыми ужасными вещами.
Но Шиён…
С ней тяжелее. Юхён прекрасно знает, что встретится с такой же взвешенной и спокойной реакцией, если поделится, но проблема не в этом. Кажется, что с каждой новой деталью она теряет всё больше шансов на близость. Как она может кому-то понравиться, если хранит за собой настолько тёмное прошлое?
Только, как говорила Дон, чем больше тайн — тем больше проблем.
— Ты много всего не знаешь, — вздыхает Юхён, думая о том, чтобы действительно поделиться. Право выбора она оставляет за Шиён. — У меня было насыщенное детство.
— Расскажешь? — без раздумий просит Шиён, пользуясь шансом.
Поначалу хочется рассказать самые маловажные детали. Ничего личного, только сухие факты из жизни, которые никто не знает. У Юхён подобного куча.
— Ну, я занималась фортепиано с четырёх лет. Ничего особенного, думаю, что играю гораздо хуже тебя. Это было просто хобби, пока все силы уходили на пение и танцы, — Юхён поджимает губы, окунаясь в прошлое. Когда-то танцы были для неё на первом месте. — Родители долго спорили между спортивной школой и школой искусств. В итоге остановились на том, чтобы я пошла на атлетику и начала учить китайский, а музыка ушла на второй план. Только... Кажется, я даже не успела закончить второй класс. Меня перевели в обычную школу и запретили заниматься спортом.
— Почему?
Юхён недовольно морщит нос. Не из-за того, что не хочет говорить или вспоминать, а из-за раздражения на причины. Слишком много всего пришлось забросить и слишком много проблем появилось из-за каких-то мелочей. Даже сейчас, когда они просто гуляют, её не отпускает это состояние.
— В семь лет у меня нашли хронический панкреатит. Скорее всего, проблемы были ещё в раннем детстве, просто этому не придали значения, — Юхён тяжело вздыхает, сильнее опираясь на Шиён. — Весь организм резко дал сбой, почти год я лечила всё по очереди, пытаясь прийти в себя. Я была слишком слабая, чтобы заниматься танцами, а на фортепиано почти не было времени. Тогда папа купил мне Пай, чтобы была какая-то поддержка. Брат долго завидовал тому, что мне купили собаку…
— У тебя есть брат? — перебивает Шиён, широко раскрывая глаза от удивления.
— Два. Были, — Юхён пожимает плечами, опуская взгляд. Некоторые воспоминания даются тяжелее. — После той истории меня посадили на строгую диету и выписали кучу лекарств с рекомендацией ложиться в больницу каждые полгода. Насколько я помню, дело не только в панкреатите.
— Но диету ты не соблюдаешь? — хмурится Шиён.
Её голос полон волнения. Юхён благодарна, что не слышит более личные вопросы, но где-то внутри уже готова на них ответить. Шиён спокойна и не переходит черту, а их отношения всё ближе. Может, после этого разговора они станут настолько близки, что…
— Не было возможности, — абстрактно отвечает Юхён, собираясь с мыслями. Она за секунды решается идти медленнее, по чуть-чуть открывая новое. — Как и покупать лекарства, которые стоят десятки тысяч.
Повисает тишина. Без слов слышно, как Шиён обдумывает сказанное и придумывает новые вопросы. Она не задаёт ни одного и старается молчать, только это не помогает. Юхён видит её интерес и нервничает лишь от этого. В итоге они обе молчат, одновременно с этим переживая.
Иногда Шиён раздражает. Её воспитание не позволяет ей переходить черту и лезть в чужие дела, из-за чего Юхён становится неженкой ещё больше, чем была. Постоянные глупые вопросы Боры закаляли и учили бороться с неприятелями, надоедливость Гахён научила стоять за себя, молчаливость Юбин помогла стать настойчивее. С чем помогла обходительность Шиён? Она лишь сделала из Юхён ту же избалованную девочку, какой она была до переезда.
— А как тогда родители позволили себе Пай и её тренировки? — самое смелое, что может позволить себе Шиён.
— Не всегда всё было плохо, — просто отговаривается Юхён. Шиён кивает, довольная этим ответом, но хочется дать ей больше. Наверное просто надоело копить всё внутри и бояться реакции окружающих. — Пока отец был живой, наша семья была достаточно состоятельна.
Сказать короткое предложение сложнее, чем вспоминать обо всём в печальные вечера. Юхён уже забыла то, как реагируют люди и насколько много вопросов они задают.
— Расскажешь? — Шиён обходится одним.
Юхён становится мало воздуха. Она вдыхает как можно глубже и старается оставаться спокойной, но стоит ей перешагнуть черту, как накроет паника.
— Мой папа работал в туристической фирме в Инчхоне и приехал сюда на заработки, — выдыхает Юхён, делая первый шаг. Назад пути нет. — Тут он познакомился с мамой и решил остаться. Со временем они заработали достаточно, чтобы обеспечивать целую семью. Нас было трое: старший брат, я и младший брат. Родители папы постоянно помогали, присылали деньги и игрушки. Мы часто ездили к ним в Инчхон на выходные или праздники. Старший брат планировал уехать туда учиться в колледже, а младший хотел переехать к бабушке, потому что она его «больше любила», — на губах появляется горькая улыбка, стоит только вспомнить подробнее. Некоторые детали даются тяжелее остальных. — Короче, всё было хорошо. Даже когда я заболела, родители могли позволить себе моё лечение. Мама стала работать немного больше, но она не жаловалась и говорила мне, что всё хорошо. Может, это даже к лучшему…
Приходится сделать паузу, чтобы проглотить слезы. Воспоминания режут ножом. Юхён хочет разрыдаться, как маленькая девочка, потому что всего становится внезапно много. Внутри всё ещё кричит капризный ребёнок, который считает, что не заслужил такую судьбу. Ей было всего восемь, когда жизнь перевернулась. Разве это справедливо?
— Мы… — голос не даёт спокойно продолжить, начиная дрожать. Вокруг бегают весёлые дети, радостные родители делают им замечания, а старики не скрывают улыбок, наблюдая за миром вокруг. Юхён может лишь прижаться ближе к Шиён, обняв за шею. Чужие руки крепче обхватывают талию, даря комфорт. — Мы с мамой остались тогда дома… Она устала после работы, хотела убрать дом и не хотела ехать в Инчхон на выходные. Мальчишки хотели отдохнуть и уговорили отца поехать. Я осталась с мамой, чтобы ей не было обидно. Это… — Слезы всё-таки срываются, бесконтрольно стекая по щекам. Юхён жмурится и пытается дышать, но выходит ужасно. Шиён просит повторять за ней, делая глубокие вдохи, и гладит по спине, только это мало помогает. Юхён не сможет справиться с наступающей истерикой, даже если сильно хочется.
— Ты можешь не рассказывать, если это настолько тяжело, — хмурится Шиён, дуя губы. Её выражение лица хранит в себе столько сочувствия и тепла, что становится ещё хуже. Она слишком хорошая, чтобы Юхён могла позволить себе так просто портить ее день. — Всё прошло, Ютон-и.
Только Юхён тяжелее от того, что всё прошло. Хочется вернуться в прошлое, поменять всё и спасти свою жизнь и жизнь близких. Если бы она только знала…
— Я х-хочу рассказать, — заикается Юхён, шмыгая носом. — Может, от этого с-станет легче.
— Тогда давай успокоимся, хорошо? Дыши, солнце.
Юхён кивает, теряясь в теплом голосе и мягких объятиях. Ей хочется поспорить, что она вовсе не солнце, что Шиён светит гораздо ярче неё, что даже Бора светлее, но получается только принимать слова поддержки, потому что Шиён не терпит отговорок. Это помогает успокоиться быстрее.
— Всё произошло так странно… — слабо продолжает Юхён. — Знаешь, будто в кино? Вечером ты провожаешь их в дорогу, а ночью узнаешь, что их уже нет… — Воздух уходит из лёгких. Сердце бешено бьётся в груди, словно пробивая ребра. — Остался только младший брат. Его забрали родители папы, как он и хотел… А я осталась с мамой.
— Мне очень жаль, — шепчет Шиён, обнимая крепче.
В её руках спокойнее. Когда Юхён проговорила, что их больше нет, внезапно стало легче. Легкие не сводит судорогой, горло не сжимается от боли в груди, глаза не застилает пелена слез. Словно вся энергия покинула тело и оставила холодное смирение. Впервые настолько спокойно.
— Ты не виновата, Тон-и, — говорит Шиён, заглядывая в глаза. Пальцы аккуратно стирают слезы, помогая лучше видеть. Шиён ранена рассказом настолько, словно была знакома с Юхён в те годы. — Ты такая сильная, ты знаешь?
— Они даже не пытались помочь мне… — продолжает Юхён, накрывая ладони Шиён своими. — Мама нашла себе нового парня через год. Он пил, тратил деньги, не работал. Мы потратили всё на похороны и моё лечение, а он выкинул остальное в азартные игры… — горечь на языке мешает говорить. Юхён вот-вот стошнит от эмоций. — Пришлось переехать. Бабушка и дедушка не стали нас искать. Вообще ничего. Даже брат не пытался написать или позвонить. Мы с мамой остались вдвоём с отчимом, которому интересен только алкоголь. И маму это устраивает. Наверное, даже сейчас, когда я уехала. Думаю, что им так легче…
— Они не стоят ничего, — перебивает Шиён. В тёмных глазах только недовольство и волнение. Руки аккуратно убирают чёлку с глаз, позволяя видеть друг друга лучше. — Пусть идут к черту с играми и алкоголем. Все они. Ты заслуживаешь только лучшего.
— Ши…
— Нет, Юх. Ты правда заслужила быть в интернате, с хорошими людьми, а не с ними, — Шиён отпускает лицо, вновь обнимая за талию. Её вид смягчается. — Мы все готовы бороться за тебя. Обещаю. Твоё здоровье, твоя учёба, твоя жизнь — всё важно для нас. Для меня.
Юхён не находит слов для ответа. Ей больно вспоминать прошлое, страшно думать о будущем и сложно понимать настоящее. За пятнадцать лет жизни она прошла через столько, что успела устать жить. Ей надоело возиться со своим слабым организмом, не хочется больше тратить всё своё время на учёбу и больше нет сил пытаться удержать вокруг себя людей. Если бы не друзья, то вряд ли она бы была сейчас тут, а не где-то под землёй.
Шиён подтверждает эту мысль крепкими объятиями, хотя бы немного успокаивая. В её руках не так страшно думать о том, что уже успело произойти.
— Мы разберёмся с твоим панпиратитом и всё станет лучше, хорошо? — тихо шепчет она, оставляя лёгкий поцелуй на виске, от которого всё сводит внутри.
— Это панкреатит, Ши, — улыбается Юхён.
— Пофиг, ему всё равно недолго осталось. Ко дню рождения ты про него забудешь.
Юхён встречается с уверенным взглядом Шиён, краснея от такой близости. Почему-то сейчас ей хочется верить во всё, что она скажет, лишь бы не становится дальше.
Может, всё проблемы скоро закончатся.
//
Примечания:
аааа эээ ну отзывы хочу..