Золотой локон

      Даже положив руку на морской кодекс, Чарльз точно не мог вспомнить откуда в мир и потом на флот пришла традиция разыгрывать ближнего своего в один, конкретный, день — но ежегодно придерживался её.       Как бы старательно не нашёптывал ему жестокие идеи мистер Бо его шутки всегда были добрыми, и порой больше напоминали приправленную специфичным чувством юмора простую заботу.       Кто кроме Боннета ещё мог закончить чужой отчёт и приложить записку — «Ох-ох, кажется, у кого-то больше нет важного дела — с забавным праздником, береги себя».       Или хихикая в пушок усов, постучав, остаться на месте терпеливо ожидая, когда откроется дверь каюты и на пороге покажется её рассерженный и сонный обитатель, чтобы сообщить: «Попался! Доброй ночи, постарайся выспаться»       Был всего один человек, кого Чарльз в разной степени успешно сознательно избегал на «день морских дураков».       Адмирал.       Адмирал Бэдминтон.       Боннет прекрасно понимал, что в его положении на судне достаточно бросить «у вас мундир покраснел» для получения угрозы «покраснеть спиной от встречи с хвостатой кошкой» или щедрого добавления в расписание лишних часов, проводимых за бессмысленным отдраиванием палубы собственной формой.       На какие взаимные «подколы» сейчас способен Бэдминтон, если захочет — он даже не задумывался.       Отец рассказывал ему — как-то показал мелкий шрам.       Отец…       — Так и будешь здесь торчать? — вмешавшись в воспоминания поинтересовался мистер Бо.       — Пока отец не вернётся, — ответил Чарльз.       — Значит, долго, — мистер Бо затянулся призрачной трубкой.       — Король обещал помиловать каждого, кто отречется от чёрного флага, — нахмурился Боннет.       — А если не откажется — пустить под пули.       — Отец должен, — Чарльз резко покачнулся и едва не выпустил пирог из правой руки — составляющие неровное «с возвращением» ягоды сползли по крему.       Два слова, предназначенные быть сказанными в лицо.       Физически.       — Действительно, такая крыса сбежит с одного тонущего корабля на другой!       — Ложь, — качнул головой Боннет.       — Конечно, — привычно отозвался мистер Бо.       — Отец вернётся, — в поддержку своих слов Чарльз повернул к себе пирог, — Обязательно вернётся домой.       В компании с кем «вернётся отец» он не уточнил.       Ему понадобится время, чтобы привыкнуть к второму отцу и его будущему вероятному присутствию — и подобрать правильное обращение.       За когда-то спрошенное «кого из вас мне называть второй матушкой?» его непроизвольно познакомили с кулаком.       — Или на флот.       — Возможно, — почему-то Боннету такая картина не виделась.       — В мешке для мертвецов, — затянувшись закончил мистер Бо.       — Нет, — выдохнул Чарльз, — Я видел списки.       — Но, — попробовал вставить мистер Бо.       — Я верю в него, — настойчиво продолжил Чарльз, — Отец сделает правильный выбор.       От обычно несвойственному Боннету яростному упрямству мистер Бо как-то побледнел.       После отступил.       — И мы пойдём домой, — Чарльз ближе присмотрелся к надписи, стоило добавить ещё одно слово.       Приглашение.       Мистер Бо оглушительно промолчал.       А может удар дверью оказался слишком сильным.       С звуком, привычным для свежей, купленной на офицерское жалование выпечки пирог впечатался точно в лицо Боннету.       — Прошу прощения, — знакомый голос.       От него сердце сжалось в груди.       — С праздником, — Чарльзу пришлось хорошенько отряхнуться, чтобы различить протянутую ладонь.       И помедлив, промахнувшись крепко ухватиться за манжету простецкой рубашки.       — Чарли?