Осторожная жестокость

Тёплые пальцы мягко огладили щёку и заправили волосы за ухо, ненавязчиво предлагая раскрыть глаза ото сна. Иллуми ещё вяло упёрся зрачками в сидящего на краю постели Хисоку, одетого в привычный костюм и накрашенного, и слабо улыбнулся ему. — Уже готов ехать? Подожди, сейчас я соберусь. — Я уже съездил, — Моро опустился пониже и поцеловал брюнета в висок. — Я обещал не будить тебя, так что спросил адрес у твоего отца и поехал сам. — Что? — Золдик удивлённо приподнял брови. — Сколько времени? — Режим ты себе точно сбил, Иллу. Уже девять вечера, — фокусник приложил тыльную сторону ладони ко лбу Иллуми, на всякий случай проверяя температуру. — С тобой всё в порядке? Ты спишь двадцать часов. — Чёрт, — выругался сквозь зубы ассасин и поднялся, садясь на кровати и потирая глаза. — Да, всё нормально. Это из-за миссии. Я использовал приказы от игл на себе, чтобы меньше спать и быстрее закончить. Не хотел растянуть дело на полгода. — Ты можешь приказывать сам себе? — Хисока облизнул губы, растянувшиеся в улыбке. — Ты не перестаёшь удивлять меня своими талантами. — Я только пару лет назад смог натренировать себя на это, — брюнет лениво спустил ноги с постели, разминая шею. — Полезное умение, позволяет превозмогать свои физические возможности, но если долго использовать, то организм изнашивается. Я старался хотя бы раз в месяц спать полноценно, но, видимо, это не слишком помогло. — Видео я присылал тебе чаще раза в месяц. Или ты смотрел их прямо во время убийств? — Моро, пошло оскалившись, взял со своих коленей домашнюю одежду Золдика и положил перед ним. — Тебе бы это слишком понравилось, — Иллуми позволил себе усмешку, начиная одеваться. — Естественно, я снимал номер, но только чтобы принять душ и переодеться. Как правило, почти сразу после просмотра твоих видео и всех последующих процедур я выходил из отеля. — Неужели у тебя не было времени на то, чтобы поспать хотя бы час в сутки? — В группировке было тысяча сто двадцать четыре человека, мне приходилось убивать в среднем по девять человек в день, не считая помех вроде их охраны или членов семьи, а всё остальное время я проводил за рулём или штурвалом дирижабля, — брюнет, надев майку, аккуратно пригладил торчащие волосы. — Находись они в одном городе или хотя бы стране, можно бы было обойтись без игл и позволять себе спать хотя бы необходимый минимум часов. — Трудоголик, — фокусник усмехнулся и озорно скосил глаза. — Что ж, раз ты выспался, полон энергии, и уже вечер… — Да, самое время поесть, — Золдик с безучастным лицом сразу увёл тему в удобное русло, делая вид, что не помнит о споре. Моро моментально опустил уголки губ, но возмущаться не стал. — Дворецкие приготовили палтуса со спаржей в белом вине. — А рёбра ещё остались? — Пара штук, — Хисока удивлённо моргнул. — Я съем их. *** После особо позднего завтрака, пока дворецкие убирали всё на кухне и в столовой, Иллуми, сидя на диване в гостиной с ноутбуком и делая вид, что составляет подробный отчёт о проделанной миссии для заказчика, нарочно растягивал виски в бокале как мог, стараясь игнорировать усмехающиеся янтарные глаза, сосредоточенные на нём. — Ты специально? — поинтересовался наконец уже успевший снять грим и принять душ Моро, расслабленно сидящий в халате в кресле с таким же роксом в руке, только третьим по счёту, не скрывая ехидной улыбки. Он догадывался, почему Золдик уже полчаса пьёт одну порцию напитка. — Не понимаю, о чём ты. Просто этот виски очень хорош, мне нравится его смаковать, — с абсолютно непринуждённым лицом ответил тот, продолжая что-то печатать. — Тебе ведь, кажется, не нравится купажированный. Иллуми замер и с сомнением мельком взглянул на янтарный напиток в своём стакане. Алкоголем в их доме заведовал Хисока: он в нём гораздо лучше разбирался. А потому, как бы это ни было обидно, Золдик не всегда мог сказать со стопроцентной уверенностью, что тот ему налил. В данном случае он изначально думал, что в бокале — односолодовый виски, но теперь допускал мысль о том, что умелый мастер дистиллерии с большим опытом мог и купажированный виски изготовить так же искусно. — Неправда. Хороший купажированный нравится мне даже больше, чем односолодовый. — Как жаль, что я не знал об этом и налил тебе именно односолодовый. Брюнет, попавшись, поджал губы и сощурил глаза, глядя на хитро смеющегося фокусника. — Мы поспорили, милый Иллуми. Спор — дело чести. Или ты уже понял, что проиграешь, и хочешь сдаться без боя? — Закатай губу. Я просто работаю и не хочу, чтобы ты меня отвлекал. — Ох, какой ты трудолюбивый, отцу стоит гордиться тобой. Ты уже можешь позволить себе купить свой личный континент или пока только остров? — Хисока поднялся и подошёл к Золдику со спины, обходя диван, и тот тут же попытался закрыть крышку ноутбука, но Моро вовремя наклонился и подставил ладонь, открывая экран обратно. В окне текстового редактора была бессвязная вереница разных символов и букв, и Иллуми вновь раздражённо свёл брови к переносице, пока Хисока едва мог сдерживать смех. — Ты уже минут двадцать не нажимал ни одного пробела, трудяга. Смотри не переутомись. — Я не боюсь проиграть, — всё же закрыл ноутбук брюнет и отложил его на журнальный столик. — Тогда чего же тянешь? — Моро поставил локти на спинку дивана и непринуждённо отпил из своего бокала. — Не хочешь секса — так и скажи, это нормально, я же не буду тебя заставлять против воли. — Нет, я не возражаю, дело не в этом, — Иллуми откинулся назад и запрокинул голову, глядя снизу в ехидные медовые глаза. — Я хотел выспаться и потому согласился, но на самом деле я терпеть не могу споры. Особенно на что-то. Особенно с тобой. Ты всегда хитришь. — Никаких хитростей, Иллу. Я обозначил все условия, и они все в твою пользу. Я даже позволю тебе выбрать временной промежуток, в который мне нужно уложиться, чтобы выиграть, — фокусник легонько стукнул кончиком пальца вздёрнутый нос. — Ладно, ты же не оставишь в покое, — Золдик, собравшись духом и вздохнув, поднялся с дивана и разом влил в себя весь оставшийся в роксе виски, отставляя пустой бокал на столик. — У тебя час. Начиная с этой секунды. — Очень великодушно, — Хисока усмехнулся и, снова обходя диван уже с другой стороны, сделал то же и со своим напитком. — Значит, можно не торопиться. — Ты слишком самоуверен, — брюнет стрельнул взглядом в настенные часы, мысленно фиксируя время. — Совсем нет. Это ты уверен во мне недостаточно, — фокусник подошёл к Иллуми и запустил пальцы в его волосы на затылке, мягко сжимая и наклоняясь к уху. — Иди в спальню. Не раздевайся. Просто жди. Мне нужно всё подготовить. — Подготовить? Что? — Тебе понравится, — Хисока поцеловал Золдика в щёку и отпустил волосы, сразу направляясь на кухню. Иллуми не мог точно сказать, почему так старался оттянуть момент. Он действительно хорошо выспался, прекрасно себя чувствовал, был не против секса, даже скорее хотел его: всё-таки пары раз недостаточно после перерыва в четыре месяца. Но споры с Хисокой — это споры с хитрейшим из пройдох, а на кону стояло слишком многое. Брюнету и так постоянно «везло» на такие позорные ситуации: то отец позвонит во время их секса, и вместо того, чтобы отклонить вызов, дрожащий палец соскочит и примет его — оставалось только надеяться, что Сильва сам сбросил звонок сразу, когда понял, что происходит, и не слышал никаких грязных и до ужаса пошлых фразочек фокусника; то Миллуки, чтоб его, приедет погостить, потому что у него где-то в этом же районе миссия, и после похода в туалет ошибётся комнатой среди ночи именно в тот момент, когда Иллуми с энтузиазмом скачет на бёдрах Моро — они его, замершего в шоке, даже не сразу заметили тогда, пока Хисока не посмотрел случайно в дверной проём и не подскочил от неожиданности, сваливая с себя брюнета, после чего пришлось вставить брату в голову целых три иглы, чтобы тот всё наверняка забыл, хотя Миллуки, до мурашек опасающийся гнева старшего, даже не сопротивлялся; то вчерашняя ситуация с дедушкой как вишенка на торте выразительно подчеркнёт распутную репутацию Иллуми — повезло ещё, что Зено оказался таким лояльным. А тут теперь ещё этот спор. Как и было велено, брюнет зашёл в спальню и сел на кровать, заранее настраивая себя на то, что нужно отвлекаться на что угодно, лишь бы подавить возбуждение. Хоть Моро и сказал о том, что все условия спора на стороне Золдика, в действительности же, учитывая его тактильный голод, почти всё тело Иллуми — это одна большая эрогенная зона, так что брюнет рационально понимал, что у Хисоки все шансы. Зачем он только дал ему целый час? Фокусник уже спустя пару минут не спеша вошёл в комнату с ведёрком для льда и небольшим пакетом в руках, выключил основной свет и оставил слабую подсветку по периметру, с улыбкой оглядывая смирно сидящего на краю постели ассасина. — Ты волнуешься, — констатировал факт он, ставя миниатюрное ведро на тумбочку и выкладывая на неё из пакета разные странные предметы: какое-то перо, складной нож, свечу с зажигалкой, несколько ягод клубники и чёрную широкую ленту, довольно плотную на вид. — Вовсе нет. — Да, ты сидишь при мне с идеальной осанкой, только когда чем-то встревожен, — Хисока усмехнулся, подошёл к Иллуми и остановился напротив в шаге от него. — Встань, пожалуйста. Золдик поднялся как-то слишком резко, что даже сам это заметил, и Моро снова мягко засмеялся, прикрывая глаза. — Луми, ты ведёшь себя так, будто смог вернуть себе девственность. — Прошло шесть минут из твоего часа, так и будешь болтать? — брюнет был настроен уж слишком серьёзно. — Ой-ёй, какие мы суровые, — фокусник ласково провёл большим пальцем по скуле Иллуми. — Не думай об этом как о споре, Иллу. Я просто хочу сделать тебе приятно и даже не расстроюсь, если проиграю. — Легко тебе говорить. — Хм… — Хисока задумался на секунду. — Тебе некомфортно от условий спора? Поэтому ты не можешь расслабиться? — Естественно некомфортно, — Золдик впервые за более чем год снова надел на себя при Моро привычную маску вселенского безразличия, чтобы максимально абстрагироваться. — Так дело не пойдёт, — Хисока покачал головой. — Я всё равно что насиловать тебя сейчас буду, если ты продолжишь воспринимать всё происходящее в таком ключе. — Я не могу воспринимать это иначе, ты на мои отношения с отцом споришь. — Зачем тогда согласился? — Я хотел нормально поспать впервые за четыре месяца, — брюнет слегка повысил тон и раздражённо повёл бровью. — Ну хорошо, не сердись, — фокусник мягко улыбнулся и поцеловал Иллуми в щёку. — Давай я поменяю условия спора, пока мы не начали, чтобы ты перестал так сильно нервничать? — Правда? — тут же расслабился Золдик как по щелчку пальцев. — Конечно. Я не хочу давить, я же не изверг, — на последнюю фразу брюнет скептично сощурился, и Хисока, усмехнувшись, поправил себя. — С тобой. С тобой я не изверг. — И какие будут условия? — Допустим, если я проиграю, то ты загадываешь мне любое желание, а если выиграю, то ты попросишь отца сразиться со мной, я даже готов ему заплатить, если нужно, — Моро мечтательно облизнулся, а Иллуми резко вспыхнул разъярённой аурой, хватая его за отворот халата. — Ищешь смерти — я подарю тебе её бесплатно, — холодно процедил он. — Нет, ты не так понял, мой милый Иллуми, — Хисока вожделенно прикусил нижнюю губу, наблюдая столь прекрасный и разрушительный гнев. — Не насмерть. Просто в рамках спарринга. Когда мы начали встречаться, я и мечтать забыл о серьёзном сражении с кем-то из твоих родственников. Кроме Золдиков мне есть, с кем подраться до смерти, а ты у меня один такой незаменимый. — Вот как, — брюнет умерил свою ауру, отпустил ткань халата и даже улыбнулся. — Это мило с твоей стороны. — Умею расставлять приоритеты, — Хисока довольно кивнул. — Так что, согласен? — Да, это приемлемо. Хотя я всё равно принципиально не проиграю. — Так хочешь что-то мне загадать? Ты можешь просто попросить, — фокусник пожал плечом. — Если я физически способен выполнить твою просьбу, я её выполню. — Нет, просто я не хочу, чтобы ты после спарринга с моим отцом переломанный полз к своей Мачи, — при упоминании девушки Иллуми сморщил нос в омерзении, и Моро удивлённо вздёрнул брови. — Ты ревнуешь меня, дорогой Иллуми? — Было бы к кому, — брюнет закатил глаза. — Ох, я польщён, Иллу. Хотя тебе всё равно не о чем беспокоиться, — Хисока подошёл чуть ближе и осторожно провёл пальцами по изящной шее, медленно спускаясь ими вниз и поддевая лямку свободной чёрной майки. — С ней забавно флиртовать, Мачи реагирует на это так же, как ты до наших отношений, а это меня веселит. Просто веселит, не более, — фокусник с ухмылкой приспустил лямку, огладив изгиб плеча, и наклонился, оставляя ласковый поцелуй над ключицей. — Но она слишком сильно привязана к Куроро. — Я привязан к семье, — Иллуми слегка поджал губы, уводя взгляд куда-то в сторону и пытаясь отвлечься от мягких прикосновений. — Верно, однако ты от неё не зависишь. Никогда не зависел, по большому счёту. Всё время, что мы знакомы, ты всегда преследовал в первую очередь свои интересы, которые по счастливой случайности обычно совпадали с интересами твоих родственников, — Моро, продолжая оставлять редкие поцелуи на тёплой коже, забрался второй рукой под ткань одежды и очертил напряжённые мышцы низа живота, вызывая лёгкие мурашки. — Конечно, ради семьи ты готов, не задумываясь, в любой момент пожертвовать и своей, и моей, и чьей угодно жизнью, но при этом на внутренней миссии ты не побрезгуешь пренебречь их желаниями и благополучием ради достижения своей цели, если она, по твоему мнению, будет оправдывать средства. Это я в тебе и люблю: ты силён для семьи, силён против семьи, силён без семьи. Ты совершенен, милый Иллуми. Хисока прижался ближе, приятно царапая ногтями изгиб поясницы вдоль позвоночника, и провёл языком по краю мочки уха, затем слегка прикусывая её клыками и оттягивая. Брюнет чувствовал все эти слова опасными лезвиями, что проникали под кожу, и наслаждался ими. Фокусник успел узнать его так досконально, понимал так хорошо, будто мог читать мысли, разглядел все самые нелицеприятные стороны его личности, его эгоистичную натуру и всё равно находился рядом, более того любил. Под рёбрами что-то тепло заклокотало, и резко захотелось сказать Моро что-то хорошее в ответ, но тот вдруг продолжил, ненамеренно напоминая, о чём изначально была их речь. — А вот Куроро для Мачи — слабость, и, хоть она это понимает, ничего с этим не делает. Я это не уважаю, у неё нет своей воли. Вы с ней совсем не похожи. Секундно переведя дыхание, Иллуми решил отложить обмен комплиментами на потом, аккуратно подцепил пальцами пояс халата и потянул за его края. Хисока чуть отстранился, чтобы дать действиям простор, и Золдик скользнул ладонями по его обнажённой груди, забираясь ими под ткань, ведя выше, затем по плечам, и наконец халат небрежно свалился на пол. Моро ухватился пальцами за нижний край чёрной майки и стал медленно приподнимать его, оглаживая второй рукой талию и торс, а Золдик интуитивно поднял руки, позволяя снять с себя элемент одежды. Оставшись без верха, он в ожидании уставился на фокусника, полагая, что тот повалит его на кровать и продолжит раздевать, но Хисока только мягко, едва касаясь, водил по телу кончиками пальцев, следя за каждым своим движением. — Теперь присядь, пожалуйста. Иллуми хотел было изогнуть бровь в недоумении, но всё же сел, наблюдая, как Моро обходит его и забирается на кровать, садясь позади. Брюнет ощутил ласково вплетающиеся в его локоны пальцы. Они начали нежно массировать корни, периодически приятно оттягивая волосы, перебирая друг за другом каждую прядь, и Золдик прикрыл глаза, уплывая разумом куда-то далеко за пределы этого мира. Только через пару минут он вдруг понял, что Хисока не просто гладит его волосы, а заплетает «колосок». Это было необычно. Слишком необычно. Иллуми уже успел привыкнуть к тому, что фокусник любит его волосы и постоянно их трогает, ассасину это нравилось. Но он никогда не носил никаких причёсок, максимум мог соорудить неаккуратный хвост, если волосы мешали что-то делать, что случалось крайне редко. — Ты умеешь плести косу? — Одна девочка из поселения научила, когда я притворялся для них всеобщим другом, — Моро хоть и не спешил, но успел уже спуститься пальцами до середины. — Не думал, что мне когда-нибудь пригодится этот навык. Однако с тех самых пор, как ты начал отращивать свои прекрасные волосы, я все эти годы мечтал однажды сделать это. — Твой час не такой эластичный, как твоя аура, — без особого желания напомнил Иллуми просто потому что должен был, пускай и не хотел, чтобы Хисока отрывался от того, чем занят. — Торопиться ни к чему, — утешил его Моро. Когда коса была закончена, фокусник наклонился и провёл кончиком носа по изгибу шеи, слегка опаляя дыханием кожу, отчего Золдика вновь пробило на мелкую дрожь. Это внезапное прикосновение после полностью сосредоточенного на волосах внимания заставило пульс на мгновение сбиться. Чёрный «колосок» плавно опустился на грудь, предлагая хозяину полюбоваться на него, и едва осязаемый поцелуй отпечатался где-то на затылке в попытке прощупать позвонки губами. Иллуми выдохнул, неверяще разглядывая красивое плетение из его локонов. Ещё никто, кроме самого Золдика, не ценил его волосы так же сильно, никто не уделял им столько заботы и почтения, и этот факт трогал брюнета острыми когтями за обнажённое сердце. — Боже… — тихо произнёс он, оглаживая кончик «колоска», пока Хисока покрывал его шею, лопатки и плечи невесомыми поцелуями. — Тебе нравится? — длинные пальцы с под стать длинными ногтями показались в поле зрения и тоже с любовью провели по переплетённым прядям, да так деликатно, будто искренне считали их живыми. — Хисока, это… Я… — у Иллуми как будто выпали все слова изо рта, он только и мог, что-то беззвучно шевеля губами, наблюдать как идеально наманикюренные пальцы бережно гладят его смоляную косу. — Чёрт, Хисока… — он сел вполоборота, глядя назад и упираясь бесконечно глубокими глазами в ласковые медовые, уложил ладонь на затылок Моро и притянул его к себе, целуя осторожно, словно в первый раз. Фокусник не напирал, отвечал так же аккуратно, одними губами, ловил в свои лёгкие чужое сбившееся дыхание, упиваясь невероятной нежностью, на которую был способен беспощадный убийца лишь с ним одним. Он мягко отстранился, оставляя напоследок поцелуй в уголке приоткрытых губ, и плавно слез с постели на ковёр, вставая на колени напротив. — Поможешь мне немного? — Хисока поддел ногтями край домашних брюк Иллуми, и тот кивнул, слегка приподнимаясь и позволяя ткани сползти вниз. Моро медленно освободил длинные ноги и взял одну из них за щиколотку, приподнимая её и наклоняясь. Тёплые губы прошлись по бледной коже на голени, следуя постепенно выше к колену, и Золдик, откинувшись на вытянутые руки назад, в очередной раз рвано вздохнул, не находя в себе силы оторвать взгляд. Почему-то каждое прикосновение ощущалось в разы отчётливее после столь откровенной и почти святой интимности в начале. Ласковые ладони гуляли вслед за поцелуями и лёгкими покусываниями, гладили так чутко, что брюнет забывал периодически сделать вдох. Хисока прильнул ко второй ноге, и Иллуми почувствовал, как кровь устремилась к низу живота, когда фокусник слегка раздвинул его колени в стороны и медленно очертил языком влажную дорожку по внутренней стороне бедра. Иллуми неизбежно проиграет. — Сядь поглубже, — Моро отстранился и огладил исцелованные бёдра, поднимая взгляд, полный обожания. Золдик послушно кивнул и, не отрывая глаз от гипнотизирующих жёлтых радужек, забрался на кровать, садясь в её середине лотосом. Хисока поднялся и взял с тумбочки плотную чёрную повязку, присаживаясь рядом. — Я завяжу тебе глаза, ты не против? — Хорошо. Иллуми всегда интриговало что-то новое и необычное в их сексе, и не было ещё ничего, что ему бы не понравилось. Он повернул голову, чтобы Моро было удобнее, и ткань опустилась на глаза. Чужие пальцы сделали сзади аккуратный узел, а затем прошлись по нижней кромке повязки, после чего она стала прилегать к лицу плотнее, лишая возможности видеть вообще что-либо. — Я приклеил её «жвачкой», чтобы ты не подглядывал, — предупредил Хисока, а затем вдруг скрыл свою ауру с помощью зетцу. — Если что-то будет не так, скажи. — Ты говоришь мне это каждый раз, если что-то пробуешь, — Иллуми инстинктивно начал вертеть головой, совсем не ощущая присутствия Моро. — И буду говорить, — раздался шёпот прямо над ухом, и мягкие губы слегка оттянули мочку, вынуждая чуть удивлённо вздрогнуть. — Ложись. Золдик повернул голову на голос и коснулся носом чужой щеки. Лишённый одного из органов чувств, он вдруг особенно остро уловил любимые нотки персика и бриоши, и что-то внутри заставило его ласково провести носом вверх о бархатную кожу. Хисока улыбнулся и, оставив на виске брюнета лёгкий поцелуй, осторожно надавил ему на грудь ладонью, укладывая на прохладное одеяло. — Тебе удобно? Прикосновения резко прекратились, давая точно понять, комфортно ли Иллуми, и тот кивнул, однако новых ласк не последовало. Прошло около минуты в спокойствии и полной тишине, и Золдик уже стал невольно нервничать. Он поднял свою руку, чтобы убрать повязку с глаз, но её мгновенно перехватили и уложили обратно. Хисока всё это время просто разглядывал его, любовался, и от этого осознания непрошенные мурашки пробежались по телу. Фокусник видел в брюнете нечто неповторимо божественное, высокое. Обманчиво прекрасный ангел смерти, такой грациозный, жестокий и неукротимый, как сама стихия, и такой чувственный в тайне ото всех, трепещущий под руками Моро, рассыпающийся от каждого касания. Его хотелось превозносить над этим никчёмным миром и слагать баллады о маленькой, едва заметной родинке под его лопаткой, хотелось пачкать оперение его невидимых крыльев порочным грехом, хотелось целовать каждый дюйм его тела и убивать каждого, кто посмеет притронуться или хотя бы подумает об этом. — Не касайся себя, или использую «жвачку», — внезапно раздался короткий звук зажигалки. Моро, наконец вернувшийся мыслями в реальность, поджёг небольшую свечку заранее, чтобы воск успел нагреться и стать жидким, а затем наконец провёл кончиками пальцев по солнечному сплетению, спускаясь плавно и неспешно вниз, пока Иллуми поджимал губы в нетерпении. Не доводя какие-то сантиметры до паха, пальцы вновь отстранились, а Золдик сосредоточил всё своё внимание на звуках движений, пытаясь понять, где его коснутся в следующий раз, но тщетно. Хисока вёл себя так тихо, что брюнет только и мог беспомощно ожидать дальнейших его действий. Вдруг шершавый язык едва подцепил слегка возбуждённый сосок, из-за чего Иллуми от неожиданности приоткрыл губы в полустоне. Второй сосок нежно огладила немного прохладная от слюны подушечка пальца, а затем тот же язык уже смелее прильнул к ареоле первого, выводя вокруг неё круги. Губы мягко и умело обхватывали бусинку, играясь с ней, цепляя и чуть оттягивая, влажные пальцы вторили движениям рта, а Золдик, в очередной раз проклиная этот их спор и крепко стискивая в пальцах одеяло под собой, не мог сдерживать тихие постанывания, ощущая, как от трепетных ласк в паху приятно тянет и плоть наливается кровью. Моро знал о его теле уже буквально всё, изучил все слабые, особо чувствительные места и решительно пользовался этими знаниями. По внутренним подсчётам брюнета у фокусника было в запасе ещё около получаса. Продержаться полчаса. Нужно выдержать всего полчаса этой потрясающей пытки. Целых чёртовых полчаса. Губы и пальцы вновь внезапно отпряли, безжалостно оставляя Иллуми подвешенным в ожидании, но на этот раз перерыв был совсем недолгий. Что-то небольшое и твёрдое вдруг коснулось щеки Золдика, огладило её, а затем плавно повело к приоткрытым губам. «Клубника», — понял тот, когда ягода скользнула чуть глубже в рот, предлагая укусить себя, но азарт происходящего подсказал брюнету, что было бы неплохо подразнить и самого Моро. Он слегка вытащил язык, проводя самым кончиком по ребристой поверхности из мелких косточек, и тут же спрятал его, начиная тягуче-медленно посасывать губами плод, влажно причмокивая. — Негодник, — прозвучал откуда-то сбоку рваный смешок. — Тебе бы больше понравилось, если бы это была не клубника, да? Ягода, ведомая рукой Хисоки, небрежно обвела порозовевшие губы, размазывая по ним слюну, а затем вновь скользнула внутрь, имитируя поступательные движения туда-обратно. Иллуми сбивчиво выдохнул, продолжая вылизывать плод с таким же усердием, как если бы на его месте была возбуждённая головка, невольно представляя себе это, и его член дрогнул, выделяя несколько капелек смазки. — Так любишь сосать? — низко прошептал с ухмылкой Моро, жадно наблюдая, и свободной рукой раздвинул ноги брюнета шире, проводя пальцами по сгибу от бедра к промежности в опасной близости. — Шлюшка. Золдик залился румянцем, тихо застонав, и непроизвольно чуть двинул бёдрами, требуя желанного прикосновения. Но тут клубника исчезла, и Иллуми ощутил, как от неё потянулась тонкая ниточка слюны, а затем опала на его подбородок. Откуда-то взялась ладонь, крепко обхватившая горло, и сжалась, не давая нормально вдохнуть, а вместо ягоды незримые тёплые губы властно раздвинули губы брюнета, и длинный язык проник без спроса сразу глубоко внутрь, не давая ассасину перенять инициативу и буквально трахая его рот. Золдик задохнулся в экстазе, но ему даже не дали привыкнуть. Всё та же клубника едва ощутимо коснулась уретры, и Иллуми вздрогнул всем телом, отчего естественная смазка вытекла прямо на ягоду. Чужой рот внезапно отстранился, и брюнет, с невероятным усилием пытаясь сделать вдох и оттого хрипя, почувствовал влажное прикосновение к своим губам. — Ешь, — ласковый и вместе с тем приказной тон вынудил неосознанно раскрыть рот шире, и Золдик ощутил, как в него кладут всё ту же клубнику, покрытую его же секретом. Иллуми чуть не заскулил, осознавая происходящее, но широкая ладонь переместилась с горла и накрыла его губы, не давая сплюнуть. Сгорая со стыда и вместе с тем пытаясь отдышаться, он медленно стал разжёвывать плод, чувствуя свой собственный солёный привкус, смешивающийся со сладким соком, а затем послушно всё проглотил, отчего низ живота в очередной раз приятно свело. — Умница, — возбуждённо выдохнул Хисока, убирая от лица брюнета свою руку, и мягко приподнял одну его ногу, сгибая в колене и прижимая к своей груди, чтобы тот не мог её убрать и закрыться. Наскоро смочив средний палец, фокусник приставил подушечку к сжатому в напряжении и слегка влажному отверстию и, не проникая внутрь, начал медленно его массировать под тихие стоны. — Ты уже такой мокрый и аппетитный здесь. Так и хочется вылизать. Иллуми, невольно пытаясь насадиться сильнее и поджимая губы от невозможности, решил принципиально ничего не отвечать Моро: он вообще не был любителем поболтать, тем более во время секса. Но сейчас до жути хотелось сказать Хисоке, чтобы тот заткнулся. Он был мастером во всех этих грязных разговорах, и иногда брюнету казалось, что фокусник только словами может довести его до высшей точки, а в данный момент это было бы очень некстати. Круговые движения сводили с ума своей размеренностью. Иногда палец надавливал чуть сильнее, заставляя надеяться, что Моро не выдержит, наконец проникнет им внутрь и спор закончится, но давление сразу же ослабевало, вынуждая и дальше в нетерпении елозить бёдрами и выгибаться. Руки исчезли через минуту или две, и нога безвольно опустилась обратно на одеяло. Иллуми уже сомневался, что выдержит ещё хоть пять минут. От всех этих дразнящих ласк и как никогда прежде бросающегося в нос приторного аромата выпечки, морской соли и мякоти персика, обволакивающего всё тело целиком со всех сторон и вызывающего во рту непроизвольное выделение слюны, на губах неосязаемо застыло единственное слово: «Сдаюсь», — но брюнет проглатывал его снова и снова. Он никогда и ни за что его не произнесёт. Осталось ещё примерно двадцать минут. Не позволив до конца прийти в себя, резкий холод вдруг обжёг нежную кожу соска, и Иллуми дугой выгнулся в стоне, стараясь тщетно уйти от прикосновения. Уже подтаявший кусочек льда заскользил выше, оставляя мокрую дорожку на груди, очертил одну ключицу и остановился в ложбинке между ними. В следующий миг несколько внезапно горячих капель упали на второй сосок, снова вырывая возбуждённый крик из лёгких. Льдинка продолжала свой путь, медленно спускаясь по торсу к пупку, а идеально раскалённый воск нещадно оставлял на светлой коже жаркие следы то в одном месте, то в другом, не давая Золдику, каждый раз ощутимо вздрагивающему всем телом, сориентироваться и привыкнуть к такому противоречивому контрасту, от которого голова шла кругом. Влажный холод спускался всё ниже, очертил кубики пресса, обвёл пупок вокруг, сделал крюк по низу живота, обходя сочащийся смазкой член стороной, а затем стал снова возвращаться наверх. Капли растопленной свечи приятно обожгли тазовую косточку, пока уже почти растаявший лёд выводил узоры на груди, иногда цепляя сосок, а Иллуми от интенсивно разливающегося по венам жара с концами потерял всякий счёт времени, не понимал, какое у него положение в пространстве, и забыл, день сейчас вообще или ночь. Наконец спустя целую вечность Хисока остановился, когда от ледышки остались только мокрые дорожки по всему телу, и тогда брюнет понял, что находится неумолимо близко к позорному оргазму. Рука без воли хозяина, будто жила своей жизнью, дёрнулась, потянувшись к напряжённой плоти, но тёплые пальцы обхватили запястье. — Не туда, малыш. Я тоже хочу немного внимания. Обладатель бархатного голоса с приятной хрипоцой мягко отвёл руку в сторону, и Иллуми почувствовал, как в ладонь лёг чужой не менее возбуждённый орган. Стон сам вырвался из груди, но пальцы сжались, покорно начиная плавные движения. Рука Моро вновь задрала одну ногу Золдика, держа за щиколотку, и трогательно нежное касание пёрышка осело на тонкой коже сгиба под коленом. Иллуми интуитивно попытался вырвать ногу, убегая от дразнящих прикосновений, но её держали крепко. Ласковое оперение провело ниже, огладило внутреннюю сторону бедра, вызывая мелкие мурашки, а брюнет плавился, неосознанно ускоряя движения рукой, отчего сверху начало разноситься сбившееся дыхание. Ногу опустили обратно, и пёрышко кокетливо пощекотало кожу низа живота рядом с лежащим на нём членом, жестоко обделённым вниманием. Золдику казалось, что лишь одно случайное касание было бы сейчас способно наконец закончить всё это, но Хисока был хирургически точен и никаких случайностей не допускал. Перо мягко водило по всему телу: по шее, ногам, плечам, задерживалось на сосках и сгибах, где кожа была тоньше всего, мучительно кружило вокруг паха. Но ни разу не коснулось того, что требовало ласки сильнее прочего. На контрасте с этой нежностью лезвие ножа, которым Моро провёл по губам Иллуми, ощутилось особенно резко. Без тэн его можно было легко ранить даже им, но холодный металл лишь плавно очертил контур губ, затем, едва касаясь, прошёлся по шее, отчего и без того сбившееся дыхание участилось ещё сильнее, и наконец осторожно поддел края одной из высохших капелек воска на груди. Те же манипуляции повторились и со второй капелькой, потом с третьей. Хисока орудовал ножом очень аккуратно, несмотря на быстрые движения руки брюнета и его крепко обхватывающие член пальцы. Мимолётно потеряв голову, Иллуми даже раздвинул ноги шире, соблазнительно гуляя свободной рукой по своему бедру и тщательнее массируя чувствительную головку другой, чтобы фокусник ошибся и сделал порез, но, кроме сдержанного полустона, Золдик от него ничего не добился, рука ни на мгновение не дрогнула, продолжая очищать кожу от застывших следов свечи. — Не дразни меня, милый Иллуми, — хрипло прошептал Хисока, прикусывая губу от умелых пальцев, ласкающих его. — Мне и так тяжело сдерживаться, когда ты такой. — Не могу больше. Хочу тебя, — едва выговаривая, наконец произнёс брюнет. — Я тебя ещё больше, поверь, — губы мягко коснулись щеки. — Но спор есть спор. Потерпи ещё семь минут. Если не кончишь за это время, в чём я сомневаюсь, то я возьму у тебя в рот, да так глубоко, что ты почувствуешь, что я ел на завтрак. Золдик жарко и слегка облегчённо выдохнул. Семь минут — не так много. Он уже десятый раз проклинал их спор, но решил покорно вытерпеть жалкие остатки времени. Что тут скажешь, ассасин слишком сильно заводился от исполнения подобных прихотей фокусника. Лезвие исчезло, чужая ладонь аккуратно смахнула с торса осыпавшийся воск, а затем кончики пальцев нежно провели по груди, каждую клеточку которой будто прошибло током от гиперчувствительности, вызванной совокупностью длительной зрительной депривации и всех этих изматывающих прелюдий. — Встань на четвереньки, Иллу. Брюнет не сразу понял просьбу: мысли всё ещё не улеглись в пустой голове. Однако смысл сказанного дошёл в тот момент, когда Моро осторожно убрал от себя его руку. Иллуми послушно перевернулся и поднялся, едва держась на дрожащих коленях. Несколько секунд он так и стоял, не двигаясь, но вдруг почувствовал на ягодицах руки, бесцеремонно раздвигающие половинки в разные стороны, а затем влажную головку, упирающуюся прямо в сжатое колечко. Золдик, уже было обрадовавшийся, лёг грудью на постель и расставил ноги шире, прогибаясь в пояснице и максимально расслабляя мышцы, но лишь услышал лёгкий смешок позади. — Так хочешь мой член? — вопреки ожиданиям, головка лишь подразнила вход и проехалась вверх, заставляя разочарованно застонать, после чего Моро наклонился, плотно прижимаясь к стройным бёдрам, и накрыл собой спину Иллуми, крепко хватая его за руки, чтобы тот не мог себе помочь. — Моя сучка. Золдик в очередной раз покраснел, ощущая, как пружина внизу живота натягивается всё сильнее, и, поймав этот момент, Хисока стал плавно двигать бёдрами, потираясь возбуждённой плотью между ягодиц. Брюнет заскулил, не слишком охотно пытаясь вырваться, но Моро лишь сильнее сжал его запястья и ускорил фрикции, тяжело дыша на слегка влажную кожу куда-то между лопаток. Иллуми уже было глубоко плевать на спор, он о нём и думать забыл. Сейчас он как никогда в жизни просто хотел кончить. — Помни про ручки, Луми, — прошептал фокусник через пару минут и поднялся, отпуская запястья, но продолжая ритмично двигать бёдрами. — Вздумаешь подрочить — склею «жвачкой» руки и не дам кончить ещё час. Я как раз не всё попробовал. Иллуми после такой угрозы даже сцепил руки в крепкий замок перед собой, будто молился, прикусывая костяшки зубами. Хисока аккуратно взял в ладонь кончик косы, что сам заплёл, и стал наматывать её на кулак, вынуждая Золдика вздёрнуть голову и сильнее прогнуться. Свободная рука ласково огладила спину, перебирая пальцами каждый позвонок, спустилась ниже, немного оттянула ягодицу, чуть сжимая её, а затем скользнула под живот, но только чтобы, едва касаясь, очертить напряжённые паховые мышцы. Удовлетворив своё любопытство, пальцы перебежали выше и нежно стиснули бусинку соска, отчего брюнет, прикусывая губу, сжал в кулаках ткань одеяла. Толчки с каждой секундой становились всё чаще, стоны — откровеннее, и в конце концов Хисока, чуть сильнее потянув за косу, содрогнулся всем телом, после чего Иллуми почувствовал на себе тёплую густую жидкость, медленно стекающую по спине. — Что ж… — слегка отдышавшись, произнёс фокусник хрипло, скользя ещё не опавшим влажным членом по ложбинке и отпуская длинные волосы. — Теперь твоя очередь. Моро лениво собрал пальцами свою сперму с кожи Золдика и провёл ими по подрагивающей дырочке, смазывая её и слегка массируя. Он наклонился, оттягивая ягодицы в стороны, и плавно прошёлся всей поверхностью языка. Иллуми взвыл, зарываясь носом в подушку от смущения и чётко ощущая, как шершавый язык тщательно вылизывает его, поддевает кончиком края, умело дразнит, не проникая внутрь, пока фантазия красочно рисовала в голове подробную картину происходящего. И этого наконец хватило. Бёдра задрожали от напряжения, жалобный стон сам вырвался изо рта, пульсации от низа живота неконтролируемо разошлись по всему телу, а перед глазами побежали долгожданные мурашки. — Да, малыш, вот так, молодец… Мой сладкий мальчик… — послышался ласковый голос сквозь пелену экстаза, и Иллуми, чувствуя, как сперма толчками изливается на одеяло, попытался стыдливо сдвинуть ноги вместе, будто не хотел до конца признавать поражение, но Хисока бесцеремонно просунул руки между его бёдрами, снова разводя их в стороны и приподнимая таз поудобнее. Он уложил ладони на дрожащие ягодицы, придвигая полностью раскрытого брюнета к себе ближе, и стал ввинчиваться языком глубже, что ассасина чуть не подбросило на месте в судорогах. — Господи Боже! — уверовал вдруг Золдик, широко раскрывая рот в несдержанных стонах и сжимая собственные кисти в пальцах до хруста. Иллуми понятия не имел, сколько прошло времени, не осталось сил даже на то, чтобы хоть как-то опротестовать непрекращающиеся ласки. Он только и мог расслабленно лежать грудью на постели, когда непроизвольные сокращения мышц закончились, едва слышно постанывая, пока чужой рот жадно хозяйничал внизу, иногда оставляя лёгкие укусы и засосы на ягодицах. Но всё же, немного придя в себя, брюнет вяло потянулся рукой назад, запуская пальцы в растрёпанные розовые пряди и ласково почёсывая макушку, будто гладил кота. — Извини, — в конце концов отстранился Хисока, сыто улыбаясь, и отпустил ослабевшие после оргазма бёдра. — Ты очень соблазнителен, сложно оторваться. Он напоследок поцеловал порозовевшую, истерзанную губами кожу и легонько шлёпнул её ладонью, вызывая тихий смешок ассасина. Пальцы Моро через пару секунд аккуратно развязали узелок повязки на глазах, и Иллуми наконец смог раскрыть веки, чтобы разглядеть в высшей степени удовлетворённое лицо фокусника перед собой. — Чёрт возьми, Луми, — Хисока чмокнул искусанные губы и, упираясь локтем в подушку, лёг на бок рядом, складывая голову на ладонь. — Как ты потрясающе выглядишь, когда затрахан, хоть полотно пиши в галерею. — Позвоню отцу завтра, сейчас уже слишком поздно, — проигнорировал Золдик из ряда вон странный комплимент, расслабленно укладываясь на спину. — Чудненько. Как себя чувствуешь? — Не знаю. Я и подумать не мог, что достигну кульминации от… — Золдик отвёл взгляд в сторону, пытаясь подавить проявляющийся румянец. — …от этого. — Это называется «римминг», дорогой Иллуми. И в этом нет ничего такого, почти то же самое, что минет. — Ты меня испортил. Постоянно портишь. — Тебе не понравилось? — вдруг опустил уголки губ Моро и слегка напрягся. — Напротив, — брюнет устало улыбнулся и играючи повёл плечом. — Мне нравится быть испорченным тобой.