Осторожная жестокость

Ужин проходил в умиротворяющей тишине, прерываемой лишь редкими и короткими разговорами между членами семьи. Чаще всего Кикио что-то расспрашивала у Киллуа, от него и узнала, что они с Иллуми теперь в хороших отношениях, хотя, судя по её виду, ей не особо была интересна эта новость. Она, скорее всего, и не знала, что они были в плохих. Только одному Моро эта тишина и эти миниатюрные диалоги казались неловкими, и он чувствовал, будто всё внимание Золдиков было сосредоточено на нём. Ухудшало положение и то, что на столе зачем-то было несколько разных вилок, ложек и ножей, и приходилось постоянно подглядывать, какие из них и для чего использует Иллуми. Повезло ещё, что у них были одинаковые блюда, так как у других членов семьи всё было подобрано индивидуально под их предпочтения. Как бы часто брюнет ни называл его идиотом, Хисока почувствовал себя таковым только сейчас. В подобных случаях ему всегда было плевать на этикет. Он, конечно, вёл себя культурно, но не слишком заморачивался. Однако сейчас расстраивать и подставлять брюнета перед родственниками своим пренебрежением к местным правилам приёма пищи не хотелось. Ещё хуже ситуацию сделал десерт: его принесли только фокуснику. Иллуми же так и не признался родителям, что тоже полюбил сладкое, будто считал это чем-то постыдным. Хисока кинул быстрый взгляд на Киллуа, но ему с Аллукой подали на двоих вазу с конфетами, которые они принялись есть, разумеется, руками, и Моро задумчиво вернулся глазами к своему морковному торту с шариком пломбира на нём. — Хисока, — едва слышно прошептал брюнет с непринуждённым видом. — Тебе не нравится десерт? — Прости, Луми. Кажется, я наелся, — фокусник выдавил из себя улыбку, разглядывая, как аппетитно стекает подтаявший пломбир по сочному кусочку торта. — Тебе стоит хотя бы попробовать, — нога ассасина вновь толкнулась под столом, и Хисока перевёл на него недоуменный взгляд. Иллуми, поднося к губам чашку с чаем, положил вторую руку на стол, ненавязчиво указывая пальцем на одну из своих вилочек. Моро сразу нашёл такую же среди своих приборов и благодарно взглянул на партнёра. Когда с едой было покончено, Каллуто сразу же молча вышел из-за стола, направляясь в свою комнату, за чем удивлённо пронаблюдали Сильва и Иллуми. Остальные либо не обратили внимания, либо сделали вид. — Кажется, ты не всем здесь нравишься, — брюнет взглянул на пустующее место младшего из братьев. — Неудивительно, — пожал плечом Хисока, с искренним удовольствием доедая последний кусочек торта. — Я хочу убить его босса. Да ещё и всё внимание его любимого брата себе забрал. — В каком смысле? — Ты не замечал, с каким восхищением он смотрит на тебя? — Моро усмехнулся, отпивая ароматный жасминовый чай из своей чашки. — Пытается похожим на тебя быть. Ты для него авторитет. А я, такой негодяй, у него тебя забрал. — Вот как, — Иллуми упёрся глазами в свой чай. — Ох, малыш, да ты засмущался, — вздёрнул брови фокусник, тщательно разглядывая едва уловимо порозовевшие щёки любовника. — Такой симпотяжка. — Хисока, перестань, мы всё ещё за столом, — ассасин поднял взгляд и сразу встретил им сосредоточенные на парнях улыбающиеся глаза остальной семьи, тут же мечтая вырыть прямо в полу яму поглубже и спрятаться в ней на пару месяцев. — Мне нельзя называть тебя симпотяжкой за столом? — Моро расплылся в лукавой улыбке. — Вообще не называй меня так, — возмутился брюнет, прикрывая глаза ладонью в надежде хоть так скрыться от позора. — Хорошо, малыш, не буду. Зено с Киллуа не сдержали тихих смешков. — И так тоже! — Тебе же нравится, когда я так зову тебя. — Вовсе нет. — О да. Дворецкие, стоящие в стороне, едва могли скрывать умилённые улыбки, и даже Кикио с Сильвой переглядывались друг с другом, поджимая губы, чтобы не засмеяться. — В детстве ты абсолютно точно был таким симпотяжкой! — мать семейства решила поддержать Хисоку в его подначиваниях. — Ой, да что это я? У меня ведь есть твои фотографии в семейном альбоме! Подождите, сейчас принесу. Ты там такой забавный карапуз. — Мам, не надо, — Иллуми даже слегка сполз на своём стуле, надеясь незаметно стечь на пол, но женщина уже вылетела из столовой, давая понять, что стыда не избежать. — Ну какого чёрта… — Да ладно тебе, Иллу, — тихо посмеялся Моро. — Ты же видел мою детскую фотографию. Будем квиты. — Правда? — удивился Киллуа так, будто всегда был уверен, что клоун-психопат минул этап взросления и сразу появился на свет вот таким. — А можно мне тоже посмотреть? — Прости, с тобой мы не настолько близки, — пожал плечами фокусник, и уже через пару минут в столовую вернулась Кикио, держа в руках небольшой альбом. — Подумать только, двадцать семь лет прошло. Детишки так быстро растут, — затараторила она и всучила альбом Хисоке, после чего Иллуми мигом поднялся со своего места и пересел в знак протеста за самый дальний край длинного стола, где никого не было, скрещивая недовольно руки на груди. — О, спасибо, сыночек, — женщина уселась на освободившееся место, думая, что его ей специально уступили, и открыла первую страницу фотоальбома в руках Моро. — Иллуми — наш первенец, поэтому мы делали с ним очень много фотографий поначалу. Вот здесь ему всего пара часов. — Какой глазастый, — мягко улыбнулся фокусник, с нежностью разглядывая чёрно-белый снимок, на котором новорождённое дитя, бережно завёрнутое в пелёнку, с интересом таращилось в кадр большими чёрными глазами. Его ещё никогда в жизни не умиляли дети, а вечно орущих младенцев он и подавно терпеть не мог. — Дайте позырить! — подорвался с ехидным смехом с места Киллуа, подбегая к матери. — Глазки ему от меня достались. А это я его купаю, — женщина ткнула пальцем в другое фото, на котором она, ещё совсем молодая и без своего шлема, осторожно держит улыбающегося малыша в небольшой ванночке, приподнимая за голову из воды, чтобы тот не захлебнулся. — Ты любил плескаться уже тогда, лягушонок. Прелестно, — тихо засмеялся Хисока, переводя ласковый взгляд на раздражённого брюнета, источающего вокруг себя зловещую ауру и сидящего обособленно. — Здесь он впервые пошёл. О, а это он познакомился с Мике. Они очень любили играть вместе, когда Иллуми был маленький. А тут ему уже два годика. Миллуки с Аллукой тоже заинтригованно подтянулись к остальным: им никогда не показывали этих фото их старшего брата. Они все дружно разглядывали снимки один за другим и не могли поверить, что на них хладнокровный и наводящий страх даже на младших братьев Иллуми. На фотографиях был вполне обычный, даже счастливый ребёнок с блеском в глазах, лучезарно улыбающийся в объектив и играющий в догонялки со сторожевым псом. — А это он плачет… — задумчиво произнесла Кикио и посмотрела на мужа. — Дорогой, ты не помнишь, почему он тогда плакал? — Он нарисовал какую-то ерунду, подарил тебе, а ты её выбросила, — ответил равнодушно Сильва, тоже подошедший к ним и нависающий сверху. — А точно, он несколько раз так делал, пока я не отобрала у него все карандаши. Хисока опустил уголки губ, сразу помрачнев. — Но, мам, мои рисунки ты до сих пор хранишь, — непонимающе изогнул бровь Киллуа. — Ох, ну ты ведь особенный. Я даже твои молочные зубки храню, — улыбнулась ему мать, и затем вернулась взглядом к альбому, продолжая его листать. В очередной раз фокусник мысленно поблагодарил любовника за иглу в затылке. Если бы не она, Хисока был бы по меньшей мере в ярости. Эта дура считает особенным не того. — Хорошо, что ваш дедушка уговорил меня оставить эти фото. Не думала, что они когда-нибудь пригодятся. О, а это первая пытка Иллуми. Моро посмотрел на фотографию и нахмурился ещё сильнее. Маленький ребёнок, без сознания и весь покрытый ссадинами, был прикован к окровавленному металлическому столу, пальцы на маленьких ручках были переломаны, а на груди красовались глубокие порезы. На следующей странице янтарному взгляду первым бросился снимок, где мальчик сидит на земле у дерева, склонившись над чем-то чёрным небольшого размера, а из перепуганных глаз его льются ручьи. — Почему он и здесь в слезах? — ткнув пальцем в это фото, спросил угрюмо Хисока, не обращая внимания на покалывание от иглы в затылке. — Честно говоря, сама до сих пор не понимаю. Это его первое убийство, — махнула рукой женщина равнодушно. — Он откуда-то приволок в дом уличного кота. Разумеется, мы заставили его убить, а Иллуми сразу плакать начал. Моро пригляделся к фотографии и понял, что на ней ребёнок сидит над трупом кошки, своими маленькими ладошками держа её за лапку. Крови на его руках не было. Видимо, Иллуми заставили задушить животное. — А тут он проходит испытание со свечой, — продолжила мать, перевернув страницу, и улыбнулась. — Моя любимая пытка. Фокусник, уже жалея, что начал разглядывать этот альбом, уставился на то, как мальчик со сморщенным от боли лицом держит ладонь над пламенем свечи, заливаясь слезами. Почему-то резко захотелось вырвать глотку Кикио, но игла мгновенно обожгла затылок острой болью. Нельзя сказать, что Хисоке ни с того ни с сего вдруг стало неприятно насилие, и более того он ведь знал о том, что Золдики пытают своих детей, однако по какой-то причине дико хотелось разбить к чёрту этот раздражающий электронный зрачок, а продолжать смотреть на страдания ещё совсем маленького Иллуми становилось почти невыносимо. Из тела фокусника, вопреки приказу иглы, стала едва ощутимо выходить тонким слоем враждебная аура, что заметил её один Сильва и скосился на гостя непонимающе и настороженно. Брюнет перевёл нервный взгляд на Моро, чувствуя, что контролировать булавку в его голове становится всё сложнее, и передал в иглу ещё чуть больше своего нэн, отчего фокусник стиснул челюсти, но почти сразу расслабился. — А вот здесь он вышел из холодильной камеры. Первый раз мы решили не усердствовать и продержали его там всего сутки. Это фото уже было цветным. На нём мальчик, белый как лист бумаги и с тёмно-синими губами, сидел у стены, укутанный в тонкий плед, отчаянно сжимая на своих плечах его края и глядя перед собой пустыми глазами. Хисока окинул тоскливым взглядом все следующие кадры на странице. На них ребёнок больше не улыбался. Глаза его больше не выражали былой радости и стали походить на привычные чёрные дыры, поглощающие в себя дневной свет. Киллуа с Моро переглянулись и перевели сочувствующие взгляды на сидящего поодаль брюнета, равнодушно разглядывающего новые шторы. — А я знал, что братец Иллуми всегда был крутым. Сразу без подготовки такие испытания вынес! — воскликнул льстиво Миллуки, будто надеялся услышать от старшего брата похвалу за это. — Так, ну всё. Время уже не детское, — подал наконец голос Зено, так и оставшийся сидеть на своём месте. — Нам всем завтра рано вставать, а наш гость наверняка устал с дороги. — Ой, ну погодите, тут ещё где-то должно быть фото, где Иллуми впервые пробует мышьяк. Его тогда та-ак рвало, — засмеялась Кикио, быстро пролистывая альбом, но Хисока вдруг остановил её за руку с наигранной улыбкой. — Мы действительно лучше пойдём. Завтра важный день, всем нужно выспаться. — Да, мам, я тоже устал, — уловил Киллуа мотивы фокусника и даже немного зауважал его. Да и сам больше не хотел смотреть на эти кадры. Он, конечно, знал, что к Иллуми, как к старшему сыну, относились гораздо строже, но такого не ожидал. Самого Киллуа к боли и ядам приучали очень плавно и поэтапно, а судя по этим фото, Иллуми уже с первых пыток почти до смерти доводили каждый раз. Он взглянул на Аллуку, встревоженными глазами перебегающую по альбому, и взял её за руку, перенимая на себя её внимание. — Идём? Девочка неуверенно кивнула, и они вдвоём удалились из столовой, по дороге пожелав всем спокойной ночи. Золдики постепенно начали расходиться: Кикио, продолжая на ходу ностальгически перелистывать страницы, посеменила, чтобы отнести альбом на место, Миллуки похватал со стола несколько булочек и набил рот крекерами, затем убегая к себе в комнату, Зено, многозначительно похлопав фокусника по плечу, будто понял его резко сменившееся настроение, тоже ушёл, а дворецкие стали не спеша убирать со стола. Сильва также собирался отправиться в спальню, но задержался у выхода, наблюдая, как Хисока подошёл к брюнету, аккуратно присаживаясь рядом с ним. — Мне стоило заткнуться, да? — Определённо. — Прости. Ассасин резко поднялся со стула и двинулся в свою комнату. Вздохнув, Моро пересёкся тяжёлым взглядом с отцом семейства, помолчал немного, тоже поднялся и пошёл следом за партнёром. До комнаты они добрались молча, и лишь успела закрыться за ними дверь, Золдик строго посмотрел на фокусника. — Тебе обязательно постоянно заставлять меня краснеть? Я старший сын в семье наёмных убийц, потомственный ассасин. Я могу убить тебя быстрее, чем ты успеешь подумать о том, чтобы защититься. Какой, к чёртовой матери, «симпотяжка»? — Иллу… — Хисока, сдвинув брови, медленно подошёл ближе. — Да-да, я сдерживаю обещания, не переживай об этом, — закатил глаза брюнет и стянул вверх свою тёмно-зелёную майку, оголяя торс, а руки опустились на край хлопковых штанов, чтобы их снять. — Нет, Луми, подожди, — вдруг остановил его Моро, убирая дёрганные кости от брюк. — Те фотографии… — он сочувственно заглянул в чёрные зрачки. — Не говори мне о них. Мало того, что ты меня перед семьёй опозорил, так ещё и они меня перед тобой, — нахмурился Иллуми, скрещивая недовольно руки на груди. — В следующий раз сам разбирайся, какой вилкой есть. — Иллу, всё вовсе не так, — Хисока, прикрыв глаза, вдруг ласково прижал к себе любовника, зарываясь носом в мягкие волосы. — То, что я хочу сказать, полагаю, прозвучит странно от меня. Но ведь бессмысленно отрицать, что мы изменились за этот год, это и так очевидно. Я с тобой начал испытывать то, чего раньше не понимал и считал смешным. Я стал дорожить тобой. Ты единственное существо в этом мире, которое я хочу оберегать и делать счастливым. И пускай я, как ты сам выражаешься, повёрнутый на жестокости садист, но с тобой я просто любящий и, стоит думать, любимый человек, и те фото мне совсем не понравились. Что тут говорить, если б не игла в голове, я бы точно сорвался на твою мать, — грустный смешок. — Так что я хочу сказать, что мне очень жаль. — Жаль? Ты о чём вообще? — ассасин моргнул пару раз в негодовании. — Тебя тоже сломали. Золдик резко распахнул глаза, невольно опуская руки. Сломали? — Ты был их первым ребёнком, — продолжил Моро шёпотом на самое ухо, словно опасаясь спугнуть. — Твои родители тогда ещё не знали, как правильно подходить к воспитанию. Они учились на тебе. И не особо удачно. — Нет, я… Я не… В один момент против воли вспомнились сразу все эпизоды из далёкого прошлого, когда рисунки, подаренные с любовью для мамы с папой, летели в мусорку один за другим. Как эти же мама с папой вместо того, чтобы укутать сына заботой, ломали ему пальцы и выдирали ногти с корнем. Как под угрозой отрубить запястье заставляли держать его над свечой часами, пока на ладони плоть не сгорала настолько, что залечивать её потом приходилось с помощью нэн-целителя. Как мать, используя свои навыки манипулятора, вынудила убить ни в чём не повинного котёнка собственными руками, в которых Иллуми принёс его, тёплого и ласкового. — Теперь ясно, почему мне показалась твоя аура такой близкой. Я раньше считал, что ты всегда был безразличным и сдержанным. Что просто не научился эмоциям. Но ты тоже был обычным, ты знал, как улыбаться, любил родителей, — Хисока нежно погладил чёрную макушку, пока Иллуми продолжал смотреть куда-то перед собой. — Вот только ты не был готов к тому, что они с тобой сделали. Брюнет вдруг сдвинул брови, обнимая наконец Хисоку в ответ и тяжело вздыхая. Он успел об этом забыть. О том, как умолял родителей остановиться перед новыми ударами плёткой, рассекающими кожу на спине будто сливочное масло. О том, как чуть не погиб, когда они, ещё не опытные, дали ему слишком много мышьяка для первого раза, а матушка всё посмеивалась, потому что находила забавным то, как её сына выворачивает наизнанку в судорогах. Если бы не подоспевший вовремя дедушка, он бы, возможно, и умер тогда. Он забыл, как его топили, жгли, били током, душили, как вырывали ему волосы, срезали кожу, давали понюхать нашатырь, когда он терял сознание от невыносимой боли, а затем снова ломали раз за разом. — Ты привык, что должен быть безвозмездно полезен своей семье и что, кроме бесконечных пыток, ты от них в благодарность ничего не получишь. Привык, что жизнь твоя ничего не стоит, что ты просто их верный солдат, а твои чувства значения не имеют. И ты смирился с тем фактом, что тебя никто любить не будет и что любовь твоя никому не нужна, — фокусник, ощущая, как сердце в груди сжимается от собственных слов, мягко поцеловал Золдика в висок. — Но я тебя люблю, Иллу. И мне твоя любовь гораздо важнее, чем какой угодно, даже самый захватывающий бой. Иллуми зажмурился, резко начиная дышать чаще, словно только что вынырнул из-под толстого слоя льда на замёрзшем озере, где его забыли, провалившегося, много лет назад. Следуя какому-то внутреннему порыву, он ухватился пальцами за шарик булавки в затылке Моро и медленно вытянул её. Он не мог поверить, что тот говорил всё это по своей воле, хотя приказа такого ему не давал. Но Хисока продолжил обнимать его, поглаживая по волосам. Не взорвался своей агрессивной аурой, пребывавшей взаперти последние несколько часов, не откинул брюнета на постель, забираясь сверху, лишь бы скорее получить желаемое. Только продолжал размеренно дышать в ушную раковину, успокаивающе обнимая. Так, как Иллуми хотел, чтобы его хоть один единственный раз обняли родители. Так правильно и честно, молча говоря этим: «Я рядом». И оттого было почти физически больно где-то глубоко в груди. — Я буду тебе вишнёвым деревом, Иллу, — вспомнил фокусник иллюзию, вышедшую из скульптуры, и его ласковые руки бережно огладили спину брюнета. — Я тоже, — наконец выдавил из себя Золдик тихо. — Я тебя тоже очень люблю, Хисока. Спасибо. Сердце ускоренно заколотилось, разгоняя кровь, и показалось вдруг, что оно стало биться в унисон с чужим, а приятное ощущение лёгкости создало впечатление, будто неосязаемый шёлк окутывает их тела. Снова это непередаваемое чувство застало их врасплох, но отпускать друг друга не хотелось под страхом смерти. Моро лишь сильнее прижал к себе брюнета, а тот уткнулся носом в тёплую родную шею, позволяя неясной силе захлестнуть их с головой. — Что происходит? — чуть не влетел в комнату Сильва с грозным видом в домашнем халате спустя несколько секунд, а за ним и Зено, предельно удивлённо разглядывающий парочку. — А? — чувство блаженной уединённости моментально развеялось, и любовники нехотя отлипли друг от друга, в недоумении глядя на вошедших. — Что это? Это какая-то новая форма рэн? Что вы сделали? — мужчина настороженно перебегал глазами от одного парня к другому. — Мы… Обнимались? — будто бы уточнил Хисока, пытаясь понять, как нужно было ответить на этот вопрос. — Сильва, погоди, — вставил слово Зено, спокойно закрывая за ними дверь. — Они и сами ничего не понимают, скорее всего. — Когда моя комната успела превратиться в проходной двор? — недовольно произнёс Иллуми, сглатывая разошедшиеся чувства обратно, и устало сел к себе на кровать. — А вы, выходит, знаете, что это может быть? — заинтригованно поинтересовался Моро, глядя на старика. — Возможно. Это ведь происходит, когда вы откровенничаете друг с другом? — Если подумать, то да, — ответил брюнет, прикладывая палец к губам. — И затем наступает ощущение эйфории? — Верно, — кивнул фокусник. — Вы счастливчики, — Зено усмехнулся, но отчего-то как-то грустно. — Это духовная связь. Редкое явление. Она нестабильна, так что не может держаться на постоянной основе, но если вы установили связь хотя бы однажды, то считайте, что вам уже несказанно повезло. Нужного человека нашли. — Что это вообще значит? — вставил слово Сильва. — Сложно объяснить, я и сам не до конца понимаю, достоверной информации об этом крайне мало, потому что мало кому удаётся это пережить, — дед почесал подбородок, пытаясь сформулировать мысль. — Можно сказать, что когда люди приходят к высшей точке взаимопонимания и являются откровенными друг с другом и с самими собой настолько, что состояние их душ резонирует, их ауры начинают частично сливаться, но для этого они в принципе изначально должны гармонировать. Ощутимых последствий нет, разве что вы можете стать более эмпатичны друг к другу и резко перенять какие-то привычки или увлечения партнёра. — Вот почему мне начала нравиться твоя музыка, — Иллуми взглянул на загруженного новой информацией Хисоку. — Откуда ты это знаешь? — вопросительно взглянул на отца Сильва. — Я однажды испытал это. — С бабушкой? — уточнил брюнет. — К сожалению, нет. — Но тогда почему?.. — Потому что я был наследником, а он мужчиной. Сильва вытянул лицо, терроризируя зрачками своего отца, будто надеялся, что ослышался, а Иллуми сдвинул брови, снова хмуро глядя на любовника. Даже представить было сложно, что после чего-то подобного его дедушке пришлось уйти от любимого человека ради продолжения рода. Будь Иллуми в такой ситуации, бросить Хисоку казалось бы уже чем-то невозможным. Напряжённая тишина длилась с пару минут, после чего Зено развернулся и как ни в чем не бывало решил покинуть комнату. — Ладно, детки. Теперь вы всё знаете. Постарайтесь не сливаться аурами эти пару дней, пока находитесь здесь, а то это довольно ощутимый процесс не только для вас. Другие гости могут перепугаться: ауры у вас довольно специфичны, — равнодушно кинул он, открывая дверь. — Идём, Сильва. Им надо это обсудить. — Нам с тобой тоже не помешало бы кое-что обсудить… Парней оставили наедине, и те неловко переглянулись, не зная, как завести диалог. Само определение «духовная связь» звучало предельно серьёзно, и было довольно сложно понять, что им вообще теперь делать с этим. Является ли эта связь для них новой ответственностью? Или же наоборот сулит сделать их совместную жизнь ещё комфортнее? — Даже наши ауры занимаются сексом, — усмехнулся фокусник, разбавляя неуместной шуткой напряжение. — Об одном только и думаешь, — закатил глаза Золдик. — С тобой больше ни о чём другом не получается, — Хисока прикусил нижнюю губу. — Что ж, мы выяснили, что мы теперь ещё и духовные партнёры, и это, по крайней мере, безвредно. Зато не нужно идти к специалистам по нэн. Теперь ты спокоен? — Тебя совсем не волнует то, насколько это всё серьёзно звучит? У нас теперь ауры, вообще-то, связаны. — Это объясняет, почему я стал таким сентиментальным по отношению к тебе, — кивнул фокусник. — Хотя, не вижу в этом ничего плохого. К тому же, если это явление настолько редкое, это лишь означает, что большинству не так сильно повезло, как нам. Всегда считал, что мы с тобой идеальная пара, теперь же просто удостоверился в этом. Иллуми улыбнулся этим словам. Было приятно осознавать, что у партнёра настолько высокое мнение об их отношениях. — Ты хочешь поговорить о том, на чём нас прервали? — вновь серьёзно посмотрел на него Моро, усаживаясь рядом, и Золдик отвёл взгляд в окно. — На самом деле не очень. Не о чем говорить. Я не могу винить родителей за то, что они оттачивали на мне свои навыки. Кто-то же должен был родиться первым, — брюнет вновь повернул голову обратно и будто бы нерешительно взял Хисоку за руку. — Но я благодарен тебе за твои слова, они много для меня значат. И я не против, чтобы ты иногда был со мной сентиментальным. Ты очень трогателен в такие моменты. — Для тебя я буду любым, каким ты пожелаешь, — фокусник поднял свою ладонь, в которой покоилась ладонь Золдика, и мягко поцеловал их сплетённые между собой пальцы. — Ложись спать, я сейчас вернусь. Кажется, забыл телефон в столовой. — Спать? Но я думал, ты хочешь… — Хочу. Но требовать от тебя этого сейчас будет варварством. Твоя игла подавила жажду крови, так что я справлюсь, не волнуйся обо мне, мой милый Иллуми, — Моро легонько чмокнул приоткрытые губы ассасина и неспешно покинул комнату. Золдик несколько секунд смотрел на закрывшуюся дверь, пытаясь разложить в голове беспорядочный ворох мыслей. «Ты единственное существо в этом мире, которое я хочу оберегать и делать счастливым». Иллуми вдруг едва заметно улыбнулся разлившемуся в груди теплу от вспомнившихся слов фокусника. Нужно ли говорить, что никто никогда не берёг его и уж тем более не задумывался о его счастье. В том числе и сам брюнет. Но сейчас он внезапно подумал, что, наверное, хочет этого. Навязанные с детства, кажущиеся теперь чем-то извращённым идеалы, твердящие о том, что эмоции и чувства не имеют места быть в жизни убийцы, постепенно рассыпались за неимением основания. Было ли у родителей что-то хоть сколько-нибудь похожее на то, что происходит у Иллуми с Хисокой? Были ли они хоть на долю столь же самоотверженны по отношению друг к другу? Наверняка, да. Брюнет готов был спорить, что Сильва стоял на его месте и точно так же ломал у себя в голове кропотливо выстроенные предками рамки, когда впервые встретил диковатую и абсолютно безбашенную Кикио на свалке Метеора. Такую яркую и свободную. Хисока был полон свободы, пышил ей. И Иллуми тянулся к нему всем нутром, желая сам почувствовать эту свободу, которой его лишали всю жизнь. Которую он ощутил только в номере отеля год назад, когда их губы впервые интимно соприкоснулись вопреки всем «нельзя». Возможно, именно потому, что отец так хорошо его в этом понимал, не осуждал их с Моро отношения, которые конкретно для семьи на самом деле были бесполезны по большей части. Золдик поднялся с кровати и, подбирая с пола откинутую майку, подошёл к шкафу, чтобы сложить её и заодно раздеться. Но вдруг взгляду попалась неприметная коробка в глубине полки, и идея пришла в голову быстрее, чем брюнет успел её осмыслить и пропустить через фильтр разумности. Лёгкий румянец осел на его щеках, а рука сама потянулась к коробке, доставая её из шкафа. Даже несмотря на передразнивания фокусника за столом, Иллуми не злился на него и действительно хотел отблагодарить. За его слова, терпение, заботу. И да, он хотел, чтобы благодарность была особенной. Брюнет себя окрестил извращенцем уже очень давно, почти в самом начале отношений. До Хисоки он и понятия не имел об определённых своих наклонностях, которые тот из него доставал одну за другой будто бесконечные цветные платочки из цилиндра. Фокусник всё время успокаивал Золдика, говоря, что никакой фетиш не может быть плохим, если нравится обоим, и их не нужно стыдиться. И однажды Иллуми перестал, принимая эту свою сторону личности. А теперь он в спешке стягивал с себя штаны, чтобы надеть забытые в коробке в шкафу чёрные кружевные чулки, оставшиеся после какой-то очередной миссии со сменой облика. Он старался не думать о том, зачем вообще их оставил тогда, но был уверен, что такую благодарность Моро точно оценит на высший балл. — Оказалось, что я забыл его в ванной, — вошёл в комнату Хисока, усмехаясь сам себе, но тут же застыл на пороге, шокированно раскрывая рот и роняя телефон на пол. Иллуми стоял у высокого зеркала рядом со шкафом в элегантных чёрных чулках, от которых по его бледным бёдрам тянулись тоненькие ремешки к того же цвета кружевному поясу, идеально обхватывающему талию. На его шее был декоративный ошейник-чокер, с которого свисала до пупка серебряная цепочка, и завершали образ полупрозрачные стринги, из которых слегка выглядывал чуть привставший орган. — Я не хочу спать, — ассасин полностью развернулся к любовнику, позволяя детально себя разглядеть, и медленно подошёл к нему, так и не пришедшему в себя, наконец закрывая дверь за его спиной. — Заклей чёртову дверь «жвачкой». Я не переживу, если таким меня увидит хоть кто-то, кроме тебя, а врываться в мою комнату уже, видимо, стало для всех Золдиков традицией. Хисока отрешённо кивнул, продолжая пожирать глазами представившийся вид, и слепо провёл рукой по стыку между дверью и косяком, склеивая их между собой с помощью хатсу. — Тебе нравится? — брюнет слегка наклонил голову, спрашивая искренне, так как не мог понять молчаливую реакцию партнёра. — Луми… — наконец смог заговорить Моро, не отрывая глаз. — Ты самое прекрасное, что я видел за всю свою жизнь. — Я рад, что тебе понравилось, — Иллуми отвёл слегка смущённый такими словами взгляд. Хисока всегда так возвышал его, что даже иногда становилось по-хорошему неловко от его комплиментов. — Как я и говорил, ты достал прекрасный подарок родителям, уберёг костюмы, помог маме с украшением. И продержался до ночи, — он чуть приспустил ткань нижнего белья, сильнее оголяя твердеющий член и оттого вгоняя самого себя в краску. — Полагаю, ты ждёшь обещанной награды. — Ещё как, — почти прохрипел Моро в нетерпении, вожделенно следя за каждым движением. — Делай всё, что пожелаешь, — брюнет прикрыл глаза, полностью вверяя себя любовнику. — Побудь сегодня со мной эгоистом. Ты заслужил. — Ты точно хочешь этого? — на всякий случай решил уточнить фокусник, расстёгивая молнию на своей кофте. — Я действительно могу подождать, пока мы не вернёмся домой. — Мне кажется, по мне видно, что хочу, — возбуждённо выходнул Иллуми, снова приоткрывая веки. — Ты так оделся для меня? — Хисока, глядя с поволокой, стянул с себя верх и приблизился, аккуратно цепляя ногтями тонкую цепь на груди ассасина, проводя по ней с нежностью подушечками пальцев. — Да. — Тебе нравится то, как ты выглядишь? — Мне нравится, что ты меня таким видишь, — Золдик подался вперёд вслед за натяжением цепочки, которую Моро плавно потянул на себя. — Это очень смущает. — Поэтому тебе и нравится, — усмехнулся фокусник в чужие губы и осторожно прикусил нижнюю, опуская свободную руку вниз и накрывая ладонью налившуюся кровью головку. Иллуми задышал часто и сбивчиво, сжимая кулаки, но не смел мешать ласке. Тёплые пальцы оглаживали плоть нежно, не торопились, а влажный язык неспешно вылизывал приоткрытые в тихих постанываниях губы, иногда проникая внутрь и кокетливо цепляя собой кончик чужого языка. Рука отпустила цепочку, аккуратно вытягивая её ровно по центру груди, и брюнет, заглядывая в медовые глаза, почувствовал, как пальцы мягко прошлись по самому краешку пояса на талии. — Откуда у тебя это? — чуть отстранившись, тихо спросил Моро, спускаясь ладонью ниже, перебираясь ей дальше на поясницу и будто невзначай поддевая кружевную ниточку между ягодиц. — Я использовал это на персонаже, — Иллуми рвано вздохнул, когда пальцы, оттягивая в сторону мешающую ткань, невесомо провели по напряжённому кольцу мышц, а рука спереди слегка ускорила движения. — Притворялся стриптизёршей, чтобы подобраться к цели под предлогом эскорт-услуг. — Ох как грязно, — прикусил губу Хисока, плавно приспуская стринги чуть пониже. — Ты убил его в этом? — Да, — сглотнул Золдик вязкую слюну. Он чувствовал себя таким неприличным в этом одеянии, будто, наоборот, впервые был полностью обнажён. Ассасин никогда не ощущал себя тем персонажем, в которого перевоплощался, всегда абстрагировался, будто его образы являлись совсем другими людьми. Поэтому сейчас он считал, что надел всё это в первый раз, хотя и помнил, как заказанный несколько лет назад бизнесмен сжимал его женские бёдра в этих чулках, когда во время приватного танца Иллуми перерезал его горло острыми ногтями. — Тогда он умер счастливым, — хмыкнул Моро, оглаживая поджавшиеся от возбуждения яички, отчего брюнет вздрогнул всем телом, снова стискивая кулаки. — Я ведь могу делать всё, что захочу? — Можешь, — кивнул Золдик, пытаясь мысленно предположить, куда фокусника сможет завести его фантазия. — Тогда я очень хочу быть твоим клиентом. Обслужи меня, Иллу, — ехидно улыбнулся Хисока, продолжая поглаживать ловкими пальцами чужую плоть, вместе с этим накрывая свой пах второй рукой и обхватывая ею заметно выпирающий бурогок в штанах. — Нравится считать меня проститутом? — перевёл дыхание Иллуми, осторожно отстраняя от себя руку фокусника, и медленно опустился перед ним на колени, чувствуя, как во рту рефлекторно собирается слюна. — Несмотря на мой внешний вид, я бы вряд ли подошёл на эту роль, у меня за всю жизнь был и есть всего один половой партнёр. — Ну что ты, Луми, и в мыслях не было так тебя принижать. Какой же из тебя проститут? Я ведь тебе не плачу даже, — усмехнулся Моро и позволил любовнику плавно стянуть фиолетовые штаны вниз, затем вышагивая из них и отодвигая в сторону ногой. — Но сегодня ты моя личная шлюшка, — он протянул руку к брюнету и взял за подбородок, поднимая его лицом к себе. — Только моя и только со мной, — Хисока, охотно утопая во взгляде помутнённых чёрных глаз, легонько надавил подушечкой большого пальца на сомкнутые губы Золдика, и тот, не разрывая зрительного контакта, послушно приоткрыл рот, впуская. — И тебе это тоже нравится. Поэтому ты надел этот потрясающий комплект. Тебе нравится быть со мной «неправильным», потому что всю жизнь тебе этого делать не давали. Палец, уже весь покрытый слюной, медленно двигался туда-обратно, пока золотые глаза, полные желания, жадно следили за этим. Насладившись процессом вдоволь, фокусник обвёл влажным пальцем припухшие губы, ласково улыбаясь тому, как те стали поблёскивать, и слегка наклонился, вновь поддевая цепочку ошейника. — Разогрей меня немного своим ротиком, дорогой Иллуми, — он ненавязчиво потянул за цепочку, предлагая приблизиться, и брюнет поддался, укладывая руки на бёдра Моро. Шершавый язык аккуратно прошёлся по уздечке, очертил края уретры, слизывая капельку смазки, и плавно повёл вдоль всей длины, оставляя влажную дорожку по напряжённой венке. Хисока буквально впился взглядом в происходящее, покусывая губы и загнанно дыша, пока Золдик с порозовевшими щеками, стараясь не отводить глаз, размеренно вылизывал его плоть, иногда причмокивая губами. Эти же припухшие губы смело обхватили головку, и фокусник вновь плавно потянул за цепь, заставляя партнёра вобрать член наполовину, после чего остановился, фиксируя руку недвижимо. Иллуми понял без слов и продолжил насаживаться ртом до основания, чувствуя, как головка скользнула в горло, отчего сверху послышался жаркий вздох. Он так же медленно двинул головой обратно, но натяжение цепочки не дало полностью отстраниться. Брюнет мог бы запросто разорвать её, но не хотел, тем более это было не по правилам сегодняшней игры. У него отсутствовал рвотный рефлекс. Совсем. Они поняли это сразу, как Золдик попробовал сделать минет впервые. И эта особенность оказалась очень удобной, потому что позволила делать горловой максимально качественно почти с первого раза. Он стал двигаться чуть быстрее, выводя при этом по стволу узоры языком, каждый раз заглатывая полностью и отстраняясь лишь наполовину. Частое, тяжёлое дыхание сверху, периодически перерастающее в стоны, подливало масла в огонь, разгорающийся внизу живота, что руки так и просились опуститься вниз, чтобы уделить немного ласки и самому Иллуми, но он лишь продолжал сжимать пальцами горячую кожу на бёдрах любовника, ускоряя движения головой, пока цепь наконец не упала обратно ему на грудь, позволяя выпустить член изо рта. — Ложись на постель, Иллу, — с лёгкой одышкой произнёс Хисока, аккуратно вытирая потёкшую слюну с уголков губ предельно возбуждённого Золдика. — У тебя здесь ещё осталось какое-нибудь масло? — Считаешь, оно нам понадобится? — подрагивая всем телом, брюнет поднялся с колен, забираясь затем на кровать, как было велено. — Не хочу сдерживаться из-за того, что боюсь тебе навредить. Я рассчитывал на жёсткий секс, — Моро заглянул по памяти в один из шкафчиков, откуда Иллуми доставал свои масла для волос в их прошлый и, в общем-то, до этих пор единственный раз в семейном поместье. Там стоял один небольшой бутылёк, и фокусник усмехнулся, забирая его и оборачиваясь. — Ты знал, что оно может нам понадобиться, когда съезжал? — Возможно, — равнодушно отводя глаза, неоднозначно ответил ассасин, вытянувшийся на постели в ожидании. — Что ж, аплодирую твоей дальновидности, — Хисока хищно забрался на кровать, бесцеремонно разводя длинные ноги в чулках в стороны и усаживаясь между ними. — Какую позу мне принять? — Золдик провёл кончиками пальцев по своей груди, убирая с неё несколько прядей смоляных волос. — Тебе виднее, — Моро, хитро улыбнувшись, уложил бутылёк любовнику на торс между кубиками пресса. — А? — Растяни себя. Я пока просто посмотрю. Иллуми залился краской мгновенно, тут же жалея о том, что решил позволить фокуснику всё. Такого он не ожидал. Нерешительно взяв в руку бутылочку с маслом, брюнет открыл её и вылил немного себе на ладонь, несколько секунд гипнотизируя глазами лужицу. — Давай я помогу тебе, — Хисока взял руку ассасина и стал за него размазывать масло по его пальцам, вместе с тем успокаивающе поглаживая каждую фалангу. — Расслабься, это же я. Если тебе не понравится, скажи об этом, и мы остановимся. И я не прошу ничего, что мы ещё не делали, разве что пальцы раньше были моими. «В этом и суть», — подумал про себя Золдик, всё сильнее смущаясь. Но деваться было некуда: он обещал. Моро слегка повернул брюнета, чтобы тот лёг полубоком, и одной рукой поднял его ногу, задирая её почти к самой груди Иллуми, раскрывая его перед собой полностью. Ассасин стыдливо зажмурился, уводя измазанную в масле руку за спину, и почувствовал, как фокусник слегка сдвинул в сторону тонкую ткань трусиков, чтобы та не мешала. Скользкие пальцы уткнулись в сжатое колечко, и Золдик, не выдержав, спрятал покрасневшее лицо в подушку, плавно проникая внутрь себя средним и безымянным. — Да, малыш, вот так, молодец… — прошептал Хисока слегка дрожащим голосом, сжирая представившийся вид глазами. — Ты такой красивый… Похвала произвела неожиданно приятный эффект, и Иллуми непроизвольно толкнулся пальцами глубже, тут же возбуждённо замычав в подушку и сжимая свободной рукой ткань постельного белья. Сгорая со стыда и чувствуя на себе пристальный взор, он, будто сам себя хотел помучить, ускорился и стал входить чуть увереннее, но раскрывать веки не решался, и Моро, намереваясь окончательно свести любовника с ума, внезапно обвёл смазанными подушечками края растягивающегося колечка, отчего брюнет, сбивчиво выдохнув, вскинул голову, утыкаясь расплывающимся взглядом вниз. — Двух маловато, тебе не кажется? Я знаю, что ты можешь принять больше, — улыбнулся фокусник и стал осторожно проникать указательным пальцем вдобавок. Золдик, чуть не заскулив, инстинктивно попытался вырвать свою ногу, но цепкая хватка не дала сдвинуться ни на йоту. Чужой палец входил смелее и глубже, цепляя каждым движением чувствительный бугорок внутри, а затем добавился ещё один, заставляя пальцы самого Иллуми сплестись с ними внутри и скользить быстрее. Ассасин безвольно прикрыл глаза, пытаясь стонать хоть немного потише, и действительно почувствовал себя последней «шлюшкой», которую бесплатно имеют, как хотят, а той и нравится. — Ах ты врунишка, я понял, — вдруг произнёс Хисока, не отрывая восхищённого взгляда от столь развратной картины. — Тебя ведёт от того, что я делаю с тобой подобное здесь, в фамильном особняке. Поэтому ты не хотел ждать нашего возвращения домой. — О чём ты?.. — едва слышно подал голос Золдик, пытаясь унять разгулявшееся сердцебиение, пока движения в нём нещадно набирали темп. — Ты злишься на родителей, хотя, возможно, не совсем это осознаёшь, и мстишь им сексом со мной. Оскверняешь то место, где вырос, первородным грехом, кусая запретный плод назло им, пока твои папа и мама мирно спят в своей постели. Я впечатлён. И теперь ещё больше возбуждён, — Моро вытащил свои пальцы и взял откинутый в сторону бутылёк с маслом, выливая себе на руку побольше жидкости. — Тебе это нравится? — даже не попытался оправдаться Иллуми, тоже убравший свои пальцы и растёкшийся похотливой лужицей по постели. В своем нынешнем состоянии он всё равно не смог бы пререкаться. Да и какой смысл? Так или иначе, Хисока прав. — Шутишь? Я обожаю твой эгоизм, я в него и влюбился, — фокусник стал плавно растирать масло по своему члену, прикусив губу в ухмылке. — Ты помог мне свершить мою месть, милый Иллуми. Я помогу тебе свершить твою. Используй меня на полную. Моро вновь задрал ногу любовника, второй рукой отодвигая вбок съехавшую обратно на место полосочку стрингов, и приставил влажную головку к разработанному входу, проникая сразу резко на всю длину, что Золдика чуть не подбросило с громким стоном. Хисока подхватил его под бёдра так, чтобы они расположились по его плечам, затем, упираясь руками в матрас, наклонился к смущённому лицу, с лёгкостью сгибая партнёра, по сути, пополам благодаря его идеальной растяжке, и стал двигаться быстро и размашисто, остервенело вбиваясь с громкими, звонкими шлепками, что кровать начала пошатываться, а изголовье — стучать о стену. Брюнет взвыл, обнимая одной рукой партнёра за шею, а второй хватая одну свою ногу под коленом и сильнее прижимая её к себе, чтобы любовник мог входить глубже. Угол оказался очень удачным, приносящим обоим неописуемое удовольствие, граничащее с безумием на пике блаженства. Стало уже плевать на то, услышит ли их кто-то: контролировать себя становилось всё сложнее с каждой минутой, а рамки разумности расплывались всё сильнее, теряя чёткие очертания. — Кричи погромче, малыш. Пусть они услышат, как я тебя трахаю и как тебе это нравится, — прошептал сбивчиво фокусник на ухо, покусывая мочку, и ассасин закатил глаза от раздирающих изнутри ощущений, разносящихся пульсациями по телу. — Может, будет лучше убрать с двери «жвачку», м? Тебе ведь на самом деле хочется, чтобы сюда зашёл твой отец, пока в тебе мой член? Чтобы он увидел, что ты больше не принадлежишь никому из них. Только мне. — Да… — на выдохе простонал Иллуми, утопая в экстазе и ничего не соображая. — Тебе бы хотелось, чтобы он увидел тебя в этих чулочках, которые ты надел специально для меня? Да, ты бы наверняка кончил от этого… — Хисока ускорил фрикции и жадно смял чужие губы своими, низко простонав в поцелуй, а Золдик, тоже постанывая в такт толчкам, перевёл размытый взгляд на дверь. Розовая аура действительно пропала с неё, и от осознания, что на их голоса сюда могло беспрепятственно сбежаться всё поместье, напряжение в животе скрутилось морским узлом. — Чёрт, да! Да, Хисока, не останавливайся! — оборвав поцелуй и запрокидывая голову, громко выкрикнул брюнет, прикрывая глаза в подступающем оргазме. — Быстрее, прошу, быстрее! — Как пожелаешь, Луми… — прохрипел фокусник в полурыке-полустоне и схватил бедро любовника, несдержанно царапая его и разрывая нежную ткань чулков алыми ногтями. Вновь слившись в поцелуе, они впервые кончили одновременно, не пытаясь при этом отсрочить или, наоборот, ускорить оргазм у партнёра в процессе. В судорогах сжимая в себе плоть Моро, Иллуми на грани реальности чувствовал его горячее семя, неконтролируемо изливающееся внутри. Даже их протяжные стоны слились в единый, смешиваясь на кончиках их сплетающихся языков в только им понятную мелодию. Хисока, отпустив подрагивающие длинные ноги, ещё долго лежал на Золдике, тягуче растягивая их неторопливый поцелуй и поглаживая расслабленные стройные бёдра, пока ассасин ласково гулял руками по широким плечам, игрался пальцами с перекатывающимися под кожей на спине мышцами фокусника, продолжая притягивать его к себе ближе, будто хотел в него врасти. Моро нехотя отстранился лишь спустя несколько минут, приподнимаясь и садясь между разведённых ног, чтобы оглядеть измождённого любовника. — Прекрасно, — выдохнул он, будто оценивая картину в галерее, и провёл подушечками пальцев по слегка покрасневшему колечку, из которого медленно вытекала белёсая жидкость прямо на простыни, в очередной раз вгоняя партнёра в румянец. — Я конченный извращенец, — обречённо прикрыл глаза Иллуми. — Абсолютно верно, — кивнул с улыбкой Хисока. — Я этому рад. Секс с тобой никогда не станет скучным. — Боже, я кричал на весь особняк, — Золдик, тяжело вздыхая, закрыл лицо ладонями. — Какой позор. — Не жалей о том, чего желал, — фокусник улёгся рядом, целуя любовника в плечо. — Ты волен делать всё что угодно. Если захочешь, то хоть на столе за завтраком это сделаем перед всеми. Нормы морали и все эти скучные правила — выдуманные идиотами рамки для идиотов, я убедился в этом сегодня за ужином, когда ел девятью разными приборами за вечер. Золдик усмехнулся, слегка расслабившись от этих слов, и убрал ладони от лица, тепло утыкаясь чёрными безднами в Моро. — Хотел бы я уметь быть таким же свободным, как ты.