Осторожная жестокость

Это было так удивительно забавно: кое-как прикрываясь дорогими одеждами в руках, вдвоём бежать по длинному коридору голышом в ванную, тихо посмеиваясь словно нашкодившие мальчишки, и оглядываться по сторонам в надежде, что все члены семьи и дворецкие находятся, где им и полагалось, в зале с гостями. На памяти Иллуми не было ещё ничего более сумасбродного, что он себе когда-либо позволял. На памяти Хисоки не было ещё ни одного раза, когда всегда рациональный Иллуми так веселился от собственного столь инфантильного поведения. Будто тот отчаянно старался этим вернуть свою потерянную больше двадцати лет назад наивную детскую беззаботность, пытался ощутить на губах забытый вкус искренней улыбки. Было приятно целоваться под согревающими струями воды в просторной душевой кабинке, смывая с тел все навалившиеся заботы, и вспенивать друг другу волосы под тихое мелодичное мычание Моро. В такие расслабляющие моменты Золдик был особенно застенчив, пряча смущённый взгляд, когда Хисока не спеша омывал его тело своими руками, будто он боялся от бережных касаний случайно возбудиться вновь, хотя, наверное, так оно и было. А Моро напрочь забывал о своей сломанной с самого детства жизни, когда аккуратные пальцы Иллуми вплетались в его яркие волосы, деликатно смывая шампунь так, чтобы тот случайно не попал в глаза. Будто в мире больше не было ничего другого, кроме этих мгновений. — Что ты скажешь моему отцу? — поинтересовался брюнет, свесив свои волосы вперёд и тщательно обсушивая их полотенцем, когда вылез с любовником из душа. — Зависит от того, что он у меня спросит, — Хисока с истинно расслабленным видом взял второе полотенце со змеевика, первым делом вытирая лишнюю влагу с лица. — Буду делать то, что у меня получается лучше всего, и то, что я делаю в ситуациях, когда у меня нет очевидного преимущества в дискуссии. — Что же? — Иллуми, казалось, действительно был заинтригован, даже приподнял голову, выглядывая сквозь мокрые чёрные лианы волос. Было бы неплохо иметь в кармане на будущее действенный способ решения всех споров. — Очень-очень много врать, — фокусник усмехнулся и, так и не высушив ничего, кроме лица, коротко вспыхнул аурой, отчего мелкие брызги сами разлетелись в разные стороны, попадая на Золдика. — Хисока! — раздражённо сдвинул брови брюнет, едва успевая закрыться расправленным полотенцем. — Прости-прости, я люблю баловаться, — Моро, мягко смеясь, пригладил свои растрепавшиеся волосы. — Мне ты тоже врёшь? — Я вру тогда, когда человек не хочет или неспособен принять от меня правду, а то есть почти всегда. С тобой у меня нет такой проблемы, ты хорошо меня понимаешь, лучше, чем кто-либо, так что и врать не за чем. — Ты уверен, что враньё не сделает всё ещё хуже? — Иллуми тоже на мгновение активировал рэн, но был предусмотрительно гораздо тщательнее вытерт полотенцем, а потому крохотные капельки воды под своим незначительным весом и вовсе бесследно рассеялись в воздухе. — Даже если и сделает, какая разница? Пусть считают меня сумасшедшим, если им угодно, — накинув на себя чистый махровый халат цвета топлёного молока, Хисока подцепил с крючка второй такой же и, пока Золдик старательно пытался уложить свои во все стороны торчащие волосы, в ожидании встал позади него, молча предлагая надеть элемент банной одежды на плечи. Задумавшись на долю секунды, Моро вдруг состроил довольное лицо, расплываясь в улыбке. — Может быть, твой отец даже захочет сразиться со мной по-взрослому. Это было бы чудесно. — Даже не думай. Ты обязан отнестись к этому серьёзно. — Не люблю относиться к чему-то серьёзно. Ассасин вытянул руки назад, продевая их в рукава, и повернулся к любовнику лицом с крайне мрачным видом, который совершенно не вязался с его уморительно взъерошенной от ускоренной сушки шевелюрой, что фокуснику пришлось подавить смешок от такого ощутимого контраста, но это, разумеется, не осталось незамеченным. — Я сказал что-то смешное? — брюнет возмущённо изогнул бровь. — Совсем нет, просто ты очень мило выглядишь с этой оригинальной причёской. — Хисока, — игнорируя комментарий про свои волосы, вздохнул Золдик снисходительно, будто собирался объяснять маленькому мальчику все основы органической химии, когда тот спросил, почему сахар не горит, а плавится. — Если ты не убедишь моего отца в том, что ты психически здоров, то мы должны будем расстаться согласно правилам устава. Моро резко опустил уголки губ, мгновенно забывая о том, что его так забавляло во внешнем виде Иллуми. — Скажу больше, — продолжил брюнет ледяным тоном, сверля понурившегося Хисоку предельно строгим взглядом, от которого у любого другого человека по всему телу побежали бы ощутимые пугливые мурашки. Казалось, будто эти глаза без единого отблеска света в них могли разрушать всё живое на уровне ДНК. — В тех редчайших случаях, когда Золдик расстаётся со своим партнёром, он должен этого партнёра убить. Я не имею права ослушаться. Нам придётся сразиться насмерть, хочешь ты того или нет, и один из нас умрёт. Зная то, что произошло в твоём кошмаре, я уверен примерно на семьдесят три процента, что, если ты окажешься сильнее меня в реальном поединке, то в итоге в последний момент всё равно не сможешь меня убить. Ещё двадцать процентов составляет вероятность, что ты будешь намеренно мне поддаваться и дашь мне победить. Семь. Нет… Шесть процентов, что ты сдашься без боя. Один процент — погрешность, слабая вероятность того, что ты всё-таки меня убьёшь. — Я просто не приду на этот идиотский бой, — разрушил все математические расчёты Хисока с похолодевшим взглядом жёлтых глаз. — Это бесполезно, — слабый моток головы. — Я буду тебя искать, если попробуешь сбежать, и найду. Рано или поздно к сражению мы придём. Таковы правила. — Ответственный подход к делу, милый Иллуми. Всё сделаешь, о чём попросит тебя твой папочка? На эти слова убийца как-то неестественно дёрнулся, глядя с прищуром в кажущиеся равнодушными глаза напротив, будто уловил в них угрозу, но спустя несколько долгих секунд вдруг заметил нечто знакомое в этом взгляде. То же, что отразилось на задворках двух янтарей, когда он принёс Моро ту книгу. Когда убил его любимого писателя. Тоска. Хоть Хисока и притворялся, что ему безразлично, но, конечно, ему было больно слышать эти слова. Ему больно знать, что его самый дорогой человек, ради которого он готов пойти на всё, в свою очередь не готов всего-навсего нарушить какие-то жалкие, выдуманные давным-давно невесть кем законы, чтобы быть с ним, и даже прямо заявляет о своей готовности убить, если потребуется. Золдик потупил взгляд в пол и подумал вдруг, что, вероятно, сожалеет о своей неспособности открыто вступить в конфронтацию сразу со всей семьёй ради своих же интересов, которые вследствие этой конфронтации могут пострадать. Замкнутый круг. Моро всегда знал, что Иллуми хватит холоднокровия его убить. Он не был против. Ему это даже нравилось — то, что отношения не изменили брюнета слишком радикально, что убийца всё же сохранял в себе ту непоколебимую беспощадность, в которую Хисока когда-то влюбился. Он бы позволил ему себя убить и был уверен, что насладится этим сполна, что Золдик всё сделает выверено правильно и идеально, позаботится, чтобы фокуснику понравилось. Наверное, он бы так и хотел однажды умереть: измученным долгой и незабываемой битвой, полностью измождённым и счастливым, с застывшим на губах именем любимого. Однако очевидно, что данная ситуация даже не была близка к тому, о чём теплились мечты в яркой цветастой голове. Хисока считал сражение своего рода половым актом, а секс против воли не приемлел. Не могло быть никакого удовольствия в том, чтобы драться нехотя, насильно. — Что ж, спасибо, что вообще рассказал об этом, — сбрасывая глубоким голосом с лёгкой хрипотцой с воздуха вокруг затянувшуюся паузу и не особо скрывая своего раздражённого напряжения, фокусник чуть дёрнул уголком губ то ли в обозлённой усмешке, то ли в презрении к очередным заморочкам этой семьи. — Я полагал, что Сильва хочет поговорить со мной, просто чтобы успокоить своё волнение, однако, если дела обстоят таким образом… Знаешь, твой отец действительно взбесил меня на этот раз, — он запахнул халат застывшего Иллуми вместо него, аккуратно подвязывая пояс, чтобы тот не мёрз в остывающей комнате. — Поверь, Иллу, если я захочу, ты не найдёшь меня до самой смерти. И вряд ли после неё. Но мы ведь всё ещё про вероятности? Ты же не думаешь, что я допущу такое развитие событий? — Я не хочу, чтобы всё привело к этому, — брюнет сделал неуверенный шаг вперёд, вторгаясь в чужие объятия без спроса, и сложил голову на широкое плечо, будто хотел извиниться, что обо всём этом заговорил, словно чувствовал свою собственную, личную ответственность за то, что этот их семейный устав вообще существует. — Я расстроил тебя этим разговором? — Ничуть. Лишь немного разозлил. По-твоему, если мне не плевать на тебя, то и мнение твоего отца обо мне, и эти ваши долбанные правила что-то для меня значат? — Хисока, оскалившись, прикрыл глаза и мягко обнял любовника, на ощупь поправляя беспорядок на его голове. — Предстоящая беседа о моём психическом состоянии — это партия в покер, а в карточных играх я хорош, мой дорогой Иллуми. Я умею притворяться, что все козыри у меня, так что тебе не о чем переживать. — Но если всё же?.. — Но если всё же в словесной перепалке с твоим отцом я не выйду победителем, то это всё равно не имеет никакого значения, — Моро внезапно сжал объятия крепче, почти до хруста суставов, шепча на самое ухо и кокетливо цепляя мочку зубами. — Ты считаешь, что я настолько размяк и позволю ему влезать в наши отношения, которых я столько лет ждал? Ты мой, Иллу. Пока ты сам не скажешь мне о том, что больше не любишь меня и я тебе не нужен, пока не пошлёшь меня куда подальше, в сердцах матеря, я не отпущу тебя. Никакой устав мне не указ. Я не стану стелиться перед твоей семьёй, лишь бы заслужить их благосклонность. — Хисока, ты забываешься, — слегка сдвинув брови, брюнет дёрнулся в попытке высвободиться, однако фокусник вдруг резко припечатал его к стене, прижимаясь вплотную всем телом. — Это ты забываешься, Луми. Я никогда не обещал тебе быть паинькой для твоего папаши. Жаль тебя расстраивать, но я не твой ручной зверёк, — хриплый, почти зловещий смех прямо на ухо. — Если хочешь прожить немного дольше, рекомендую отпустить меня, — ассасин, не моргнув и глазом, обхватил преобразованной ладонью с острыми когтями шею Хисоки, немного сдавливая в качестве предупреждения, однако чужое колено, сбивая всю решимость, неожиданно упёрлось между ног, раздвигая их в стороны вместе с подолами халата, что бедро фокусника оказалось тесно прижато к обнажённой промежности. — У тебя привстал, — дразнящая усмешка куда-то в изгиб плеча, а следом туда же и влажный поцелуй на грани засоса. — Маленький извращенец. — Я не хочу секса, он у нас был полчаса назад. Это физиология, ты манипулируешь моими наклонностями, — вопреки собственным словам, Золдик чуть повернул голову и подставил свою шею под ласковые губы, всё ещё не отпуская горло любовника и пытаясь выровнять дыхание. Он ничего не мог с собой поделать, когда фокусник демонстрировал свою силу на нём. Чувствовать её было слишком приятно. — Прекрати свои идиотские шутки. Ты нашёл для этого неподходящие место и время. — О, это вовсе не шутки, Иллу. Всё более чем серьёзно. Ты ведь хотел, чтобы я был серьёзен? — начиная плавно двигать своим коленом, Моро сильно, но бережно сжал в одной руке чёрные копны и слегка потянул вниз, вынуждая Иллуми задрать голову. Хисока немного отстранился, чтобы заглянуть в помутнённые тёмные глаза, и хищно улыбнулся, нежно поглаживая второй рукой украшенную вздувшимися венами ладонь на собственной шее. — Так что со всей своей возможной серьёзностью обещаю тебе: если ты попытаешься порвать со мной из-за всего этого бреда с уставом, я свяжу тебя «жвачкой» и утащу туда, где ни один из Золдиков не сможет тебя найти. И буду держать тебя там, пока ты не осознаешь простую истину о том, что это твоя жизнь, в которой ты не обязан никому подчиняться против воли. Брюнет сдержанно выдохнул, безрезультатно пытаясь вновь поднять голову, но лишь натягивая свои волосы ещё сильнее. Он старался сдерживаться, чтобы не подаваться бёдрами вперёд, пытался свободной рукой убрать от себя медленно скользящее бедро, но не мог пересилить себя смотреть в предельно откровенные жёлтые глаза напротив. В них горело самое неистовое пламя. — Не рассказывай мне о том, что так якобы «нужно», что ты кому-то чем-то «обязан», — Хисока приблизился вновь, мелко целуя аккуратные узкие губы, продолжая хрипло шептать в них. — Мы с тобой не Ромео с Джульеттой и не должны ничем жертвовать. Мне, говоря мягко, похренам, какого высокого мнения твой отец о себе, раз считает, будто у него есть власть решать что-то в наших отношениях за тебя. — Хисока, ты, кажется, почувствовал себя чересчур смелым говорить нечто подобное. Я отрежу тебе твой чёртов язык, если ты не заткнёшься сейчас же, — холодно произнёс Иллуми, сглатывая вязкую слюну, и сжал пальцы на горле сильнее, слегка царапая нежную кожу когтями. — Мой язык тебе ещё нужен, дорогой Иллуми, — как бы в доказательство Моро лизнул верхнюю губу ассасина и оглядел его с поволокой. — Поверь, я говорю всё это не из эгоистичных побуждений, а из чистой и искренней любви к тебе, — фокусник всё так же хитро улыбался, будто был доволен собственной речью, хотя в большей степени просто забавлялся видом слегка разозлившегося и вместе с тем возбуждённого Золдика. — Оскорбление моего отца не слишком похоже на любовь. — Если двое хотят быть вместе, Луми, то они вместе, и никто третий не имеет права встревать, — Хисока наконец отпустил шёлковые волосы и прислонился своим лбом ко лбу брюнета, словно надеялся, что так его мысли лучше дойдут до понимания. — Только мы можем решать, стоит ли нам расставаться и нужно ли при этом друг друга убивать. Я дам тебе попытаться прикончить меня лишь тогда, когда ты сам этого захочешь, а не по чьему-то повелению. Да, я поговорю с Сильвой, хотя и не горю желанием, но только потому, что ты меня об этом попросил, а вовсе не за тем, чтобы оправдаться перед ним. Мне плевать, что он решит. Даже если разговор пройдёт не так гладко, как мы с тобой рассчитываем, я тебя терять не собираюсь ни при каких обстоятельствах и сделаю что угодно, чтобы этого не произошло. Я собственными руками сравняю эту гору с равниной, если тебя будут от меня прятать, но, будь уверен, я тебя отсюда вырву зубами и верну себе. Тебе ясна моя позиция? Густая тишина осела на зеркале вместе с дымкой тёплого пара. Они даже не заметили, как одновременно притянулись друг к другу, встречаясь губами и жадно целуясь, как после давней разлуки. Пока их языки сражались за главенство, пальцы Иллуми сами расцепились, и он, несдержанно кусаясь, воруя чужое сбившееся дыхание и пряча его в свои лёгкие, обхватил обеими руками Моро, сминая ткань халата на его спине. Возбуждение от столь откровенной тирады пронизывало кости, почти ломало их, и как бы ни заставлял себя брюнет, не мог свести колени вместе, чувствуя, как горячо Хисока прижался крепче и буквально вдавил Золдика в стену, а член, зажатый между их телами, предательски сочился смазкой. Ассасин и правда почему-то считал, что Хисока не станет перечить его отцу и с какой-то стати будет соблюдать устав в той же степени, что и сам Иллуми. От того, насколько Моро с ним мил и послушен в отношениях, брюнет будто забыл, кем вообще является его любовник. Вольный делать всё, что захочет, неконтролируемый демон безумия. Он позволил Иллуми приручить его и одомашнить, но только ему одному. Больше ни одна живая душа не имела права им помыкать и пытаться манипулировать, будь то хоть отец, дед или кто угодно другой из Золдиков. И ведь именно эту черту Иллуми в нём любил сильнее прочего. Бунтарская непокорность всему миру и безропотное подчинение лишь темноволосому убийце. Только ему одному. Все эти кажущиеся на первый взгляд грубыми слова на самом же деле вселяли столько надежды в их правдивость, что неожиданно брюнет наконец осознал, почему его младший брат так сильно дорожит этим своим Гоном. Вот кем он был для Киллуа. Вот кем Хисока стал для Иллуми. Освободителем. — Поклянись, что убедишь отца, — отстранившись, слегка неровно выдохнул убийца, пытаясь унять мелкую дрожь на кончиках пальцев от плещущегося через край восторга. — Иначе я брошу тебя просто потому, что ты не справился с такой элементарной задачей. — Клянусь, малыш, — Хисока усмехнулся и опустил ехидный взгляд вниз, отодвигая в сторону ткань халата и подушечкой растирая выступившую смазку по раскрасневшейся головке. — Тебе помочь с этим? Могу отсосать. — Себе помоги. Я же сказал, что не хочу секса, — Золдик грубо отпихнул от себя фокусника, сохраняя грозное выражение лица. — Ты такой милый, когда злишься, — Моро послушно отошёл, тихо посмеиваясь. — Я правильно понимаю, что беседа состоится только завтра? — Верно, — быстро привёл дыхание в порядок Иллуми, запахивая халат обратно. — Сегодня внутренние миссии запрещены. Ты для отца теперь внутренняя миссия, так что из-за соглашения он тебя не тронет, — брюнет уставился на фокусника не то восхищённо, не то раздражённо, так и пребывая под впечатлением от его слов, но всеми силами пытаясь это скрыть. — До завтрашнего утра можно расслабиться. — Слишком насыщенная выдалась неделька, даже не хочу никого вызывать на бой… — протянул фокусник с придыханием. Занудные разговоры о законах семьи Золдиков высасывали из него энергию не хуже исторических документалок. — Когда мы завтра вернёмся домой, предлагаю всю следующую неделю не выходить из дома. Возьми отпуск, сделаем перерыв. Будем сутками трахаться, есть сладкое и смотреть сериалы, как раз недавно вышел второй сезон «Дальней комнаты в углу». Решил не смотреть его без тебя. — Великодушно с твоей стороны, — Иллуми безразлично повёл плечом, но невидимо дрогнул уголками губ в слабой улыбке. Он терпеть не мог смотреть телевизор, даже запретил Хисоке устанавливать его в спальне. Всё без исключения, что по нему показывали, подвергалось строжайшей критике чуть ли не на каждом кадре. Брюнет видел все самые мелкие нестыковки в сюжете, каждый несущественный ляп, дефекты в качестве съемки и спецэффектах, нелогичные поступки персонажей и не мог отказать себе в том, чтобы ворчать по каждому поводу. Но несмотря на полные скепсиса комментарии Золдика, Моро всё равно любил смотреть с ним свои сериалы, даже иногда поддерживал обсуждение недочётов. Он приносил к просмотру кучу снеков на любой вкус, раскладывал диван в гостиной перед телевизором для пущего удобства, накидывал побольше подушек, наливал им обоим в бокалы что-нибудь очень вкусное из их минибара, оставляя бутылку где-нибудь поблизости, чтобы можно было дотянуться до неё во время просмотра, и наконец выключал свет, удобно укладываясь рядом с Иллуми, уже на тот момент начинающим ворчать насчёт того, что зрение сильно портится от яркого экрана в тёмной обстановке. Ассасин терпеть не мог смотреть телевизор, но любил смотреть с Хисокой его глупые сериалы. Ему нравился сам процесс со всеми этими человеческими атрибутами. Это было так нормально. И это именно то, чего он бы сейчас хотел больше всего на свете — лечь на их диван в гостиной, зарывшись в подушки, притянуть фокусника к себе поближе, жевать лакрицу и глазированные орешки и неспешно потягивать солодовый виски, периодически вставляя тихие категоричные ремарки о просмотренном. Как бы не так. — Однако, прости, не получится. Домой ты вернёшься один, — Иллуми обременённо выдохнул, проводя ладонью по уже прилежным волосам. — Отец назначил мне месяц профилактических пыток. — Ты издеваешься надо мной? — Хисока, опустив плечи, нахмурился ещё сильнее прежнего. — Нет, я серьёзен. Ему не понравился способ, которым я тебя разбудил, и он таким образом меня наказал, — попытался вкратце объяснить убийца, увлечённо разглядывая реакцию на свои слова. Отчего-то ему доставляло удовольствие раздражение фокусника, спровоцированное действиями Сильвы в отношении сына. Было приятно осознавать, что дискомфорт брюнета так выводит из себя и самого Хисоку. Даже стало интересно, на каком моменте он мог бы достигнуть точки кипения. Не то чтобы хотелось это проверять. — Я не видел тебя четыре месяца, ты приехал на неделю, и теперь ты хочешь сказать, что я не увижу тебя ещё месяц? — Моро с крайне недовольным видом вдруг крепко схватил Иллуми за запястья, не слишком сильно, но достаточно, чтобы удержать на месте, и рывком потянул на себя. — Знаешь, Луми, у меня ведь терпение не железное, хоть и близко к этому. Всякой милости есть предел, я не шутил, что свяжу и украду тебя. Я могу сделать это прямо сейчас, как раз вся твоя семья занята, никто даже не заметит. Золдик ухмыльнулся, непроизвольно веселясь от столь явного нежелания Хисоки снова отпускать его надолго. Было сказано так много слов, складывающихся практически в угрозу, но слышно было в них лишь одно короткое: «Я соскучился, побудь со мной». Брюнет чуть наклонился к партнёру, даже не пытаясь вырваться из цепкой хватки его рук, и оставил скромный поцелуй на тёплой щеке. — В таком случае, обещаю, что всю следующую неделю буду только в твоём полном распоряжении, если тебе, помимо прочего, удастся заставить моего отца передумать насчёт моего наказания. — В полном распоряжении, говоришь? — сразу же приободрённо улыбнувшись, фокусник отпустил запястья и нежно погладил аристократично выступающие гороховидные косточки на них. — В полном, — кивнул утвердительно Золдик. — Тогда… Сводишь меня на свидание? — аккуратно спросил Моро, будто боялся испугать, слегка приподнимая брови в вопросе. Они ещё ни разу не были на обычном свидании. Золдику романтичность была чужда, да и смысла он в ней не видел. Он не умел проявлять к партнёру знаки внимания, не мог бы, даже если б захотел: не знал, как это нужно делать. Самым инициативным в их отношениях всегда был Хисока: ставил свечи в ванной, устраивал пикник на берегу озера, приносил завтрак в постель — хотя этот жест каждый раз оказывался раскритикованным ассасином, потому что «есть надо в столовой», — и этого было достаточно. Но всё же фокуснику хотелось иногда почувствовать себя ведомым и услышать от брюнета внезапное приглашение на ужин в ресторан или хотя бы на пресловутую прогулку по парку, а не на очередное задание, где была бы не лишней его бесплатная помощь. Разумеется, бесплатная. Было грубо требовать от романтического партнёра свою долю за работу. — Зачем тебе свидание? Мы полжизни знакомы и уже год как живём в одном доме. Это бессмысленно, — Иллуми скептично скрестил на груди руки, но в ответ Моро жалобно опустил уголки губ, вздёргивая брови домиком, что убийца почувствовал бы себя омерзительнейшим человеком, если б не пошёл на поводу. Он вымученно вздохнул и помассировал переносицу. — Я бы предпочёл пытки… Куда ты хочешь, чтобы я тебя сводил? *** Наполненный изматывающими событиями день близился к своему логичному завершению. Обоим парням уже невозможно сильно хотелось просто лечь в кровать, наверное, немного поболтать, обняться и так уснуть. После всего произошедшего Иллуми был отчего-то уверен, что его мать не нарушит сегодняшнее внутреннее перемирие, а потому за Киллуа с Аллукой волноваться больше не стоило. Так что со спокойной совестью они с Моро не спеша шагали по длинным коридорам в направлении комнаты ассасина, решительно настраиваясь на то, чтобы укутаться в мягкое одеяло и не думать больше ни о чём, кроме того, что их наконец оставили в покое. Хотя бы до завтрашнего утра. Подходя к комнате и не наблюдая лишних глаз вокруг, Хисока лениво потянул за кончик подвязанного пояса, распахивая халат. — Ты не мог подождать? — брюнет недовольно сдвинул брови, мельком оглядываясь. — Страх быть застуканным приятно будоражит кровь, — усмехнулся фокусник и, останавливаясь напротив нужной двери, раскрыл подолы шире, слегка приспуская халат со своих плеч. — Если бы ты взял меня прямо здесь, я бы кончил всего за пару минут. — Серьёзно? Тебе всё мало? — Иллуми уложил ладонь на ручку двери и, на секунду задумавшись, окинул Моро беглым взглядом. — Будешь хорошо себя вести — я подумаю над тем, чтобы трахнуть тебя на глазах у наших дворецких, если тебе такое нравится. — Ох… — Хисока прикусил губу в улыбке, а его член слегка распрямился от представления такого поощрения. — Я буду очень хорошим мальчиком для тебя, Иллу. Но, думаешь, они согласятся понаблюдать за нами? — Какое мне дело, согласятся ли они? Я не собираюсь спрашивать, — с непробиваемо спокойным лицом Иллуми протянул руку и крепко обхватил привставший орган любовника. — Пока они будут смотреть, я кончу в тебя и вставлю пробку, чтобы весь остаток дня ты проходил с моей спермой внутри. А вечером я сам тебя помою, чтобы посмотреть, как она будет из тебя вытекать, соберу её всю и заставлю проглотить. Может быть, тогда тебе будет достаточно. — Ах, Иллу… — щёки Моро слегка порозовели, и он толкнулся в чужую руку, спуская халат с плеч ещё сильнее. — Да, хорошо, мне нравится твой настрой. Можешь делать со мной всё, что только пожелаешь. — Тебе придётся постараться это заслужить, — ассасин медленно провёл ладонью туда-обратно, всё же следя боковым зрением, чтобы никто их не увидел. — Да, хозяин, — чуть усмехнулся Хисока, облизывая губы. Иллуми на несколько секунд завис, мысленно пережёвывая столь необычное обращение, а затем вновь двинул рукой, уже чуть быстрее, и сразу отпустил. — Мне нравится. Зови меня так почаще. — Договорились, — кивнул фокусник, хитро улыбаясь. Ему уже давно хотелось попробовать с Иллуми ролевую игру «раб/господин», в которой гордый брюнет виделся ему именно «господином». Во многом потому, что на самом деле им и являлся. Они без труда менялись позициями. В зависимости от настроения и обстоятельств им обоим нравилось друг с другом как доминировать, так и подчиняться. Но именно в формате игры по ролям они ещё не экспериментировали, и это казалось весьма интересным способом разнообразить интимную жизнь. Хотя не то чтобы им это было необходимо. Когда дверь в комнату наконец была открыта, первым делом Золдику бросился в глаза включённый свет, хоть никто из них его не включал перед походом в ванную, и только зайдя внутрь, он краем глаза увидел скромно сидящую в кресле в углу Рицету. Хисока, кажется, так сильно был увлечён своими развратными мыслями, что и вовсе не заметил старушку, даже скинул с себя халат окончательно, лишь затем натыкаясь взглядом на гостью и от неожиданности замирая. — Ох, я… Простите, что без разрешения вошла… — Рицета, не особо стараясь отвести взгляд, слегка покраснела при виде обнажённого парня. — Я использовала зетцу, чтобы меня не нашёл мой муженёк. Сильва рассказал ему про мою оплошность. — Хисока, ты не мог бы прикрыться? — Иллуми проследил, куда упираются глаза его бабушки. Он даже не удивился тому, что кто-то в очередной раз ворвался в его покои без спроса. — Упс, — сразу отмирая, фокусник мгновенно наклонился, поднял с пола халат, и, наскоро скомкав его кое-как в руках, закрыл им так не вовремя возбуждённое достоинство. — Я зашла извиниться, — смущённо заулыбалась старушка, продолжая разглядывать оголённый торс Моро. Алкоголь, по всей видимости, ещё не полностью выветрился из её организма. — Всё-таки я очень виновата. Прости меня, Хисока. — Ничего страшного, — неловко усмехнулся тот, впервые так сильно желая закрыть наготу перед кем-то, а то и вовсе убежать от пристального взгляда. — Иллу любезно скрыл от меня эти воспоминания, так что я в порядке. — Если я могу что-то сделать, чтобы исправить свою ошибку, только скажи, — Рицета поднялась со своего места и подошла ближе, настолько, что ей пришлось вздёрнуть голову, чтобы заглянуть Хисоке в лицо. — Нет-нет, всё действительно нормально, я… — Моро хотел было отойти хотя бы на шаг, но старушка резко схватила его за руку, которой тот держал халат. — Я сделаю что угодно, — настаивала Рицета, крепко сжимая запястье. — Позволь мне… загладить вину. — Эм… Что ж, спасибо… Ладно, я… Я обращусь к вам, как только мне что-то понадобится, — от всей нелепости ситуации фокусник забегал глазами, только сейчас замечая, что всё это время Иллуми прикрывал рот ладонью в попытке не засмеяться. — Хорошо, — кивнула старушка и, будто только что заметив внука рядом, наконец убрала свою руку, всё же иногда невольно падая взглядом на то, что закрывал собой халат. — Я поговорила с Сильвой и убедила его охладить свой пыл. Сказала, что «театр кошмаров» очень сильно влияет на человека и порой вынуждает его совершать страшные вещи, так что он теперь относительно спокоен. Но он ждёт вас обоих внизу. — Зачем? Мы не планировали возвращаться, — обременённо нахмурился Иллуми. — Все гости обеспокоены тем, что видели, как ты нёс Хисоку без сознания. Вы должны показаться, чтобы дать понять, что с вами обоими всё в порядке. — Это обязательно? — чуть не взвыл брюнет. Он чувствовал всем нутром, что от навязчивого красного цвета повсюду скоро покроется сыпью. — Так сказал твой отец. Я бы не стала его злить на твоём месте, особенно сейчас, — покачала головой Рицета. — Тем более до конца мероприятия всего три часа. — Мы спустимся, как только переоденемся, — натянуто улыбнулся Моро, желая уже как можно скорее остаться в уединении с брюнетом. Старушка удовлетворённо кивнула и, напоследок окинув взглядом крепкое тело фокусника, обогнула его, направляясь к двери. — Увидимся, красавчик. От внезапного шлепка по ягодице Хисока чуть было не выронил из рук халат, округляя глаза в немой панике, а из лёгких Иллуми невольно стал продираться смех, и он крепко зажал ладонью рот, всеми силами пытаясь сдержаться. Рицета наконец покинула комнату, но Моро так и не мог двинуться, пытаясь осознать, что сейчас такое произошло, а Золдик в конце концов не выдержал и заливисто рассмеялся, наблюдая в высшей степени сконфуженное лицо любовника. — Кажется, я теперь импотент, — произнёс отстранённо Хисока. — У меня упало всё, что могло стоять. — «Позволь мне загладить вину», — выдавил из себя брюнет сквозь смех. — Злорадствуешь? — скосился обиженно фокусник. — Мне абсолютно не нравится то, что число Золдиков, видивших мой член, растёт. Он не экспонат в музее. — Ты же хотел наблюдателей, всё как по заказу, — Иллуми перевёл дыхание, но всё ещё не мог подавить непроизвольную улыбку. — Мне уже стоит переживать, что моя бабушка уведёт тебя, пока я буду на каком-нибудь задании? — Не волнуйся, милый Иллуми. Ей для этого не хватает огромного болта между ног, — Хисока усмехнулся и наконец откинул халат в сторону. — К тому же я больше предпочитаю партнёров примерно одного со мной возраста. — Льстить мне было не обязательно, — хмыкнул ассасин, подходя к шкафу. — В моих словах не было ни капли лести, — пожал плечом Моро и встал рядом, ожидая, что и ему выдадут какую-нибудь сменную одежду: их костюмы были уже безнадёжно измяты. — «Огромного»? — скептично повторил Золдик за любовником, перебирая пальцами несколько оставленных им в поместье костюмов. — Что ж, полагаю, в связи с отсутствием сексуального опыта до меня, ты не имеешь объективного представления о размерах, но открою тебе секрет: у тебя внушительно большой член. — Да брось, он примерно такой же, как у тебя, — неверяще повёл бровью Иллуми, доставая одну из вешалок и вручая её Хисоке. — А это уже второй секрет: у меня тоже довольно большой член. Нам обоим очень повезло, — фокусник усмехнулся святой неосведомлённости партнёра, оглядывая полученный костюм. Он был достаточно свободного кроя, а потому, скорее всего, подошёл бы ему. — Правда? Я думал, что это обычный размер, — брюнет удивлённо взглянул на любовника. — Совсем нет. В среднем размер члена составляет порядка пятнадцати сантиметров в возбуждённом состоянии. Я не измерял, но у нас с тобой около двадцати. Может быть, даже чуть больше. — Теперь мне понятна реакция моей бабушки, — снова улыбнулся Иллуми с издёвкой, доставая из шкафа костюм и для себя. — Позовём её на тройничок? — Фу, Хисока, отвратительно, замолчи, — сморщил нос Золдик в крайнем омерзении, игнорируя ехидный смех. *** Фокусник решил не заморачиваться второй раз за день с причёской после того, как только что вымыл голову, так что просто слегка подвёл глаза и брови по привычке. Ему было уже, откровенно говоря, плевать на всё это мероприятие, что он даже не до конца застегнул на себе приталенную жилетку Иллуми — впрочем, для самого брюнета приталенной она никогда не была, — слегка неряшливо отгибая её ворот и демонстрируя впадинку между ключицами, что на контрасте с высоким закрытым горлом их предыдущих костюмов казалось верхом разврата. Старший из сыновей Золдиков же, напротив, выбрал себе, на свой взгляд, лучший из имеющихся костюмов и долго крутился в нём перед зеркалом в поисках каких-либо несуществующих изъянов, словно хотел понравиться собственным родителям. Зелёный и фиолетовый цвета их одежды были изменены на глубокий алый аурой фокусника. Отдельные детали были светлее или темнее, так что выглядело это всё более, чем приемлемо, как если бы костюмы изначально и задумывались в этих тонах, однако всё равно, спустившись в таком виде в зал к гостям, парни получили недовольный взгляд Сильвы в свой адрес, хотя, вероятно, он мог быть и не связан со сменой одежды. — Как ты себя чувствуешь, Хисокочка? — сразу заговорила Кикио взволнованно, стоило ей лишь увидеть Моро в сопровождении её сына. — Не беспокойтесь обо мне, — обнадёживающе улыбнулся он, встречаясь глазами с главой семьи. Их взгляды пересеклись секундно, но этого короткого мига хватило, чтобы прочувствовать взаимную настороженность. — Нам обязательно здесь находиться до самого конца? — безразлично кинул Иллуми, оглядывая толпу, внимание которой сосредоточилось на вернувшейся паре. — Вы наделали шуму, — угрюмо произнёс Сильва, продолжая сверлить взглядом Хисоку, что, впрочем, тот умело игнорировал. — Ты чуть не нарушил устав ради психопата, Иллуми. Меньшее, что ты можешь сделать — остаться на этом празднике до конца. Не разочаровывай меня ещё сильнее. Брюнет напрягся, поджимая губы и проглатывая все возражения, а Моро, веселясь от такого неприкрытого пренебрежения, дёрнул уголком губ в ухмылке. Значит, можно не пытаться и дальше делать вид, что ему здесь нравится. — Не стоит преувеличивать, я не психопат, — фокусник пожал плечами, возвращаясь глазами к Сильве. — Всего лишь атипичный аутоагрессивный делинквентно-маниакальный садист. — Кем конкретно ты являешься, мы выясним завтра, — мужчина чуть сдвинул брови. — Вам ведь не терпится выяснить это сейчас, до того, как Иллу, совершенно беззащитный, уснёт со мной в одной кроватке. Я не против выйти и поговорить, — казалось, что от каждого собственного слова Хисока забавлялся всё больше и больше. — Ты правда хочешь со мной выйти? — не выдержав, Сильва угрожающе двинулся вперёд, делая шаг, но Кикио упёрлась рукой ему в грудь, останавливая. Кто бы мог подумать, что именно она окажется более собранной, чем её муж. — О, мне удалось разозлить вас так быстро? — Моро повторил движение, сокращая расстояние сильнее, почти врезаясь в широкую грудь старшего Золдика, и ехидно оскалился. — Что же вас так взбесило? То, что вы не можете разобраться со мной сейчас? Или тот факт, что ваш сын сладко засыпает у меня на груди? — Хисока, — холодно и строго процедил Иллуми, приставляя иглу к горлу любовника. — Перестань провоцировать моего отца, иначе я прикончу тебя прямо сейчас без суда и следствия. — Ох, прости, Луми, — добродушно засмеялся фокусник, отходя обратно на шаг. — Соблазн был велик. — Сгинь вместе со своими тупыми шутками, — брюнет опустил иглу и к своему спокойствию заметил на себе одобрительный взгляд отца. — Я буду у бара, если понадоблюсь. — Не понадобишься. Хисока, в очередной раз усмехнувшись, резко притянул к себе Иллуми и, прежде чем тот успел понять его намерения, страстно впился в чужие губы своими. Моро умел и любил целоваться пошло: с громкими влажными звуками, прижимая к себе сильными руками, слегка оттягивая волосы, широко раскрывая рот, чтобы всем вокруг за километр было видно, как его язык сплетается с языком партнёра и настойчиво толкается вглубь, что у Иллуми каждый такой раз подгибались ноги, нещадно сбивалось дыхание и с уголка губ тонкой струйкой стекали не то свои, не то чужие слюни. Непроизвольный тихий стон сорвался в поцелуй, и, осознав, что это собственный голос, брюнет залился смущением, краем глаза поглядывая на таких же смущённых этой картиной и этим откровенным звуком родителей. Тело не слушалось, совсем не реагировало на приказ от мозга оттолкнуть Хисоку и лишь сильнее жалось к нему, пока глаза то и дело прикрывались в удовольствии. «Пусть смотрят», — пронеслось в голове белым шумом. — «Покажи им, что ты больше не их питомец», — к своему стыду, Иллуми ощутил, как какое-то извращённое возбуждение приятно потянуло низ живота. Однако до того, как его позорно стало бы видно сквозь одежду, Моро внезапно остановился и отпрял, довольно оглядывая порозовевшие истерзанные губы и ласково проводя по ним пальцем, чтобы стереть излишек слюны. — От тебя так сложно оторваться, Иллу, ты чересчур отзывчивый, — мягко улыбнулся фокусник и напоследок медленно облизнул губы напротив самым кончиком языка, лишь затем отпуская. — Тебе принести что-нибудь с бара? — Нет, иди уже, — тихо выдохнул брюнет, глядя расфокусированными глазами в смеющиеся золотые и недовольно хмурясь такой внезапной любвеобильности перед не самой удачной публикой. Хисока кивнул, бережно заправив непослушно выбившуюся чёрную прядь Иллуми за ухо, а затем неспешно двинулся к барной стойке, кинув перед этим ухмылку в сторону Сильвы. Пока он удалялся, плавно виляя бёдрами, ассасин, до сих пор пытаясь восстановить чуть сбившееся дыхание, вдруг подумал, что далеко не все женщины могут так же красиво и заманчиво покачивать бёдрами во время ходьбы, а те, что могут, делают это неестественно, показушно. У Хисоки же такая походка словно была вшита в геном. — Наглец, — подытожил Сильва увиденное. — Он не обязан тебе нравиться, — провожая Хисоку взглядом, просто пожал плечами брюнет, полагая, что не сказал ничего, что не было бы правдой. Парень обернулся к своему отцу, мельком окидывая его насупившуюся позу со скрещенными на груди руками, и слегка приподнял брови в удивлении, разглядев что-то необычное в выражении лица мужчины. — Хотя всё равно нравится, так ведь? Сильва грозно посмотрел на сына, будто не понял, о чём тот говорит, однако под давлением проницательного взгляда двух чёрных дыр быстро отвёл глаза в сторону, безучастно промолчав. Было глупо поощрять подобное поведение, выходящее за все мыслимые рамки, однако проклюнувшаяся дерзость фокусника главу семьи в большей степени подкупала, нежели раздражала. Даже искренне хотелось верить, что увиденное под конец кошмара Хисоки оказалось результатом временного перенапряжения его нервной системы, чтобы завтрашняя их беседа закончилась хорошо и тот оставался членом их семьи и дальше. Сильве нравилось такое смелое проявление характера Моро, ранее никто не разговаривал с ним так неприкрыто нагло и бесстрашно, зная, кто он такой. Эта уверенность Хисоки в своих силах была похвальна и убеждала в том, что не была безосновательной. Таким глава семьи и хотел бы видеть избранника своего сына. — Я хочу, чтобы ты побеседовал с гостями, пока ещё есть время, — увёл тему в нужное русло Сильва, сохраняя бесстрастное лицо. — Многие здесь пользуются твоими услугами на постоянной основе, а ещё даже ни разу не видели тебя. Будет проще, если они смогут напрямую связываться с тобой по будущим заказам без моего участия, так что обменяйся с ними контактами. — Понял, — равнодушно произнёс Иллуми на автопилоте. Не то чтобы он хотел этим заниматься, общение с людьми не входило в список его талантов, но прямая связь с клиентами без посредников была бы очень кстати и гарантировала снижение процента, который шёл в общий счёт семейного бюджета, повышая процент, который получит непосредственно сам Иллуми за свою работу. *** Хоть Хисока и разбирался в алкоголе получше некоторых сомелье, он не был любителем выпить, тем более в одиночку. Ему нравился хороший алкоголь с вкусовой точки зрения, он им наслаждался, но никогда не ставил цели напиться. Моро умел повеселиться и без хмельной лёгкости в голове. Однако Иллуми чётко дал понять, что ближайшие пару часов фокуснику будет лучше посидеть одному и не дразнить своим видом и без того натянутые до предела нервы его отца. Шутки шутками, а перебарщивать с этим не хотелось, иначе проверку на психические расстройства Хисока провалит уже сегодня. Сначала он хотел просто немного подождать брюнета у барной стойки, но, к его разочарованию, Иллуми обременили какой-то очередной задачей во благо семьи или чего бы то ни было. Хорошо хоть, что юркая старушка решила больше сегодня не пить и не присоединилась к Моро за бокалом-другим. Очередной порции неуместных домогательств от неё он бы не вынес. Минуты тянулись за минутами. Было невыносимо скучно: кроме Золдиков, ни одного знакомого в зале не было, заводить новые знакомства с заурядными людьми не хотелось, находиться в пустом, кроме этого зала, особняке было негде, заняться одному здесь было нечем, сражаться ни с кем было нельзя. Он бы мог пойти в библиотеку почитать, ему приглянулось там несколько книг, но наверняка бы заблудился в подземных лабиринтах огромного дома. Поэтому, периодически высматривая партнёра в толпе, Хисока сам не замечал, как новые порции виски сменяли выпитые. Он не мог сказать, сколько в итоге он в себя влил. При всём желании Моро не смог бы вспомнить, где он нашёл аудиосистему с внушительными динамиками, каким образом он смог незаметно установить её в этом зале и как подключил ко всему этому свой телефон. Последнее, что он мог вспомнить — мысль о том, как же до чёртиков скучно пить в одиночестве. Он хотел привлечь внимание Иллуми, который как назло подходил к кому угодно, кроме Хисоки. А ещё он хотел развлечься и наконец расшевелить это угрюмое мероприятие. В конце концов, это же праздник. От неожиданно заигравшей на всё помещение мелодии брюнет чуть не подпрыгнул. Он как раз успел оставить свою почту и банковские реквизиты одному из самых давних клиентов семьи, заказы которого выполнял уже порядка десяти последних лет. Мужчина обращался к убийцам и раньше, однако до этого за выполнение его миссий брались другие Золдики, но как только дело доверили Иллуми, клиент остался так доволен аккуратно и чисто выполненной работой, что попросил у Сильвы высылать на его заказы только этого наёмника. Не могло не льстить. Иллуми в недоумении начал искать глазами источник заигравшей музыки, уже наскоро прощаясь с таким же растерянным гостем и бесстрастно отчеканивая ему благодарность за сотрудничество, как его и учили. Но, к сожалению или к счастью, долго искать не пришлось: полностью игнорируя всю странность своих действий и шокированно уставившиеся на него сотни глаз, Хисока с прикрытыми веками увлечённо танцевал сам с собой в центре огромного зала, двигаясь плавно в такт словам песни. Его движения каким-то образом выглядели одновременно и самопроизвольными, и выверено точными, не было ни одного, которое бы выбивалось, всё выглядело так правильно, словно этот странный танец поставил один из лучших хореографов специально именно под этот трек. Тело Моро будто жило своей жизнью: руки то медленно гуляли по торсу и бёдрам, как бы предлагая наблюдателям их потрогать, то взмывали вверх, фокусник изгибался, порой почти неестественно, его таз ритмично и соблазнительно покачивался, а ноги изредка переносили на несколько шагов то в одну, то в другую сторону. Хисока был так поглощён, что Иллуми даже не допускал мысли о том, чтобы остановить его, и невольно замечал, как некоторые и мужчины, и женщины из зала, в том числе женатые друг на друге, расступившись перед фокусником и теперь неподвижно наблюдая за ним, буквально пожирали своими взглядами каждое кокетливое движение его бёдер. Брюнет поймал себя на мысли, что, вероятно, лишь посмотрев на эти бёдра, даже самый что ни на есть гетеросексуальный мужчина захотел бы оказаться между ними. Моро удивительным образом совмещал в себе мужское начало с женским, и ему удавалось находить идеальный баланс между ними, что делало его желанным для обоих полов. Иллуми на гендеры и сексуальные предпочтения было совершенно наплевать. До недавних пор он вообще считал себя небинарным асексуалом: его не привлекал ни один из полов, ни один из людей не казался ему симпатичным, в том числе он сам, он не рассматривал себя ни как мужчину, ни как женщину, никогда не задумывался о том, чтобы завести отношения или просто заняться с кем-то сексом, он даже не испытывал нужду удовлетворять себя ради поддержания здоровья — гормональная терапия в подростковом возрасте настроила его эндокринную систему работать исправно и в отсутствие половой жизни. Он был идеальной машиной для убийств, разумным оружием своей семьи, ни больше ни меньше. Но почему-то встречи с фокусником со временем начали этот его гормональный фон менять. Брюнет впервые увидел в чужаке личность, интересную и многогранную, и она ему безумно нравилась. А ещё она делала для Иллуми тело своего обладателя неожиданно привлекательным. Эта исключительная личность вынуждала засматриваться на пухлые губы непозволительно долго, пока те рассказывали что-нибудь, периодически изгибаясь в очаровательной улыбке. Чем больше Золдик узнавал этого странного парня, тем ярче врезались в память изящные мышцы его сильных рук, когда тот увлечённо сражался рядом, полностью отдаваясь битве. Иллуми со временем стал улавливать едва ощутимые перебои в работе сердца, слегка учащённый на пару ударов в минуту ритм, когда видел новое сообщение от Моро. А когда вырос из подросткового периода, каждый раз изо всех сил старался делать вид, что не замечает очевидный бугорок в штанах Хисоки, когда тот, стоящий по локоть в крови среди уймы ненужных трупов, которых можно бы было избежать при желании, смотрел на брюнета с хищной улыбкой горящими необузданным желанием глазами. Он чувствовал, что что-то не так, понимал, что постепенно меняется из-за этого чудаковатого фокусника, но всё равно продолжал звать его на задания, как и продолжал откликаться на его предложения подзаработать. Он хотел эту личность узнавать, потому что она была единственным, что помогало Золдику чувствовать наконец хоть что-то. Самому быть личностью. ~Ммм, закрой глаза, Когда звонят, режь провода. Твой стиль знаком, Ещё одна ночь станет сном. В который раз Бегу от чёрных твоих глаз.~ Погружённый в свои мысли, Иллуми не заметил, как композиция сменилась и заиграла новая мелодия. Он пришёл в себя, только когда Хисока, найдя брюнета взглядом, указал на него пальцем, выводя губами в воздухе слова песни. Золдику даже не потребовалось активировать гё, чтобы понять, что фокусник прикрепил к нему «жвачку». Незримая нить начала медленно тянуть остолбеневшего Иллуми в центр зала, вынуждая его делать невольные шаги в нужном направлении, пока Моро продолжал размеренно двигать бёдрами под мелодичные мотивы, не отрывая ухмыляющегося взгляда от недоумевающего лица любовника. ~Ты слишком далеко. Пронзил моё окно Луч света твоего. И ты здесь, Сбил с меня всю спесь, Шепчешь мне: «Люблю», — Какое дежавю.~ — Сколько ты выпил? — тихо поинтересовался Иллуми, почти панически оглядываясь на изумлённые лица родителей, когда лиана ауры в конце концов заставила его вплотную приблизиться к пританцовывающему Хисоке. — Девять, — пьяно выдохнул фокусник в ухо, складывая руки на талию столбом стоящего Золдика. — В какой единице измерения? — Не имею понятия. Мне просто нравится эта цифра, — заплетающимся языком ответил Моро, прижимаясь губами к чужой щеке и пытаясь подталкивать брюнета тоже двигаться под музыку. ~И я… Чувствую любовь Твоих касаний вновь, Это как удар Столь же сладкий, как нектар. Я хочу ещё Ощутить её.~ — Что ты делаешь? — ассасин искренне не понимал, зачем партнёр его тормошит. — Потанцуй со мной, — прошептал тот на самое ухо. — Хисока, прекрати. Это официальное мероприятие, устраивать здесь танцы не по правилам, — Иллуми изо всех сил пытался понять, какие эмоции были на лице отца, стоящего озадаченно в стороне, но тот, кажется, сам не понимал, что должен испытывать. — Милый Луми, никаких правил не существует. Убийца раскрыл глаза шире, неосознанно задерживая дыхание. Такая короткая фраза словно лавиной обрушилась на чётко выстроенное сознание Золдика. Он застыл как вкопанный, спустя пятнадцать лет наконец приходя к полному понимаю Хисоки. Моро никогда не нарушал правил — для него их просто не было. В этом и заключалась его непомерная сила. Если абстрагироваться от отношений, Иллуми иногда задумывался о том, что хотел бы, чтобы фокусник был кровной частью его семьи. От одного представления того, какая разрушительная мощь сосредоточилась бы в руках Хисоки, выращенного в семье древнейшего рода величайших наёмных убийц, с его природным талантом, гибким умом и нечеловеческой жестокостью, захватывало дух. Но, вероятно, это было бы концом света. Наверное, потому судьба и не сделала Моро Золдиком. Иллуми был более чем уверен, что Хисока Золдик, который не подчиняется никаким законам, даже внутрисемейным, стал бы сильнейшим и опаснейшим из ныне живущих людей, весь мир бы дрожал от одного упоминания этого имени. И эта мысль цепляла каждую из глубоко спрятанных струн души Иллуми, эта мысль крутилась в его голове, когда фокусник рвал людей на части с безумной улыбкой, эта мысль заставляла держать Хисоку рядом с собой все эти годы, не давать ему отстраниться от Иллуми и не давала Иллуми отстраняться самому, и именно эта мысль заполняла собой весь разум, когда Моро, низко рыча, безжалостно вбивался в тело Золдика во время своей жажды убийств. Брюнет чувствовал ни с чем не сравнимое удовольствие, зная, что средоточие такой неукротимой мощи в лице фокусника подчиняется ему по собственной воле, и осознание того, что Иллуми владел им, сотрясало нутро до дрожащих поджилок. Думая об этом, брюнет бы снова и снова позволял Хисоке делать с собой всё, что тому заблагорассудится. Он бы вынес что угодно, лишь бы чувствовать на себе эту безграничную силу, которая полностью принадлежит ему. И хоть Хисока не был Золдиком, ему не нужна была эта фамилия. Ему не нужно было его имя. Не нужен был устав с кучей правил и многовековая история предков. Он сам создал себя таким особенным и выдающимся, не имея при этом ничего. Это не могло не вызывать восхищения. И именно поэтому Хисока был единственным человеком во всём этом тщедушном мире, с кем Иллуми действительно хотел бы провести всю жизнь. Для любого другого человека Моро был сексуален телом — для Иллуми он был сексуален разумом. ~Ммм, цвет твоих чувств — Лиловых наслаждений вкус. Съедаешь нас, И я влюбляюсь в сотый раз. Ты наверху Свет лунный отравляешь мне.~ — Потанцуй со мной, Иллу, — повторил свою просьбу фокусник, вырывая из задумчивости. — Хисока, я… — Золдик, рвано выдыхая, осторожно уложил свои ладони на плечи Моро. Он хотел приблизиться ещё хоть немного. Нужное осознание вертелось уже совсем рядом. Ещё один маленький шажок. — Я не умею. — Уметь и не нужно. Просто слушай музыку и двигайся, как чувствуешь. Как тогда, в тренажёрном зале, — фокусник слегка отпрял, заглядывая расфокусированно с ласковой улыбкой в слегка растерянные глаза напротив. ~Ты слишком далеко. Пронзил моё окно Луч света твоего. И ты здесь, Сбил с меня всю спесь, Шепчешь мне: «Люблю», — Какое дежавю.~ — Я не могу, — брюнет, мотнув головой, окинул взглядом вытянутые в удивлении лица присутствующих и почувствовал всё их сосредоточенное внимание на себе. — На нас смотрят, это не подобает… — Кроме нас, здесь никого нет, — оборвал подбор оправданий Моро и, поворачивая за подбородок оглядывающегося ассасина к себе, слегка наклонился к чужим губам, опаляя их хмельным дыханием. — Ты ведь говорил, что хочешь быть свободным. Так будь. Вот оно. Словно читая по лицу Иллуми его нерешимость, Хисока без труда нашёл верные слова и мягко подтолкнул его к обрыву. Вот что такое свобода, вот он, её вкус: такой приятный, неповторимый, слегка терпковатый, такой, каким Золдик его представлял лишь в своих тщательно скрываемых мечтах. Он не заметил, как сам чуть шолохнулся под уже привычный мотив, пока ещё неуверенно, словно ребёнок, который пытался впервые пойти сам на своих двоих. Моро, одобрительно кивнув, улыбнулся чуть шире и снова начал легонько толкать любовника, направляя его движения, помогая. Тот больше не сопротивлялся, наблюдал за фокусником и пытался повторить, позволяя облегчённой улыбке расползтись по своему лицу. ~И я… Чувствую любовь Твоих касаний вновь, Это как удар Столь же сладкий, как нектар. Я хочу ещё Ощутить её.~ Хисока тихо начал подпевать, разглядывая восхищённо чёрные бездны перед собой, а Иллуми про себя отмечал его красивый и мелодичный голос, почти не промахивающийся мимо нот. Брюнет осмелел, стал двигаться сам, совершенно не замечая, как к ним неожиданно присоединились чуть в стороне Киллуа и Аллука, а затем и ещё несколько пар из приглашённых гостей, как Кикио стала чуть пританцовывать, стоя рядом с мужем, как Зено мудро улыбался, мысленно радуясь счастью своего старшего внука, как задумавшийся о чём-то своём Рамон выглядел почему-то очень виноватым. Ассасин никогда не пробовал петь, но, глядя на губы любовника, слушая его низкий голос, он ощутил невыносимое желание попробовать. Они смотрели друг на друга словно заворожённые и повторяли слова припева, двигаясь плавно и бесконечно касаясь друг друга в танце. Им было весело, и, кроме них, здесь больше никого не было. Ни правил, ни чужих ненужных взглядов, ни страха осуждения. Были только они, льющаяся из колонок музыка и долгожданная свобода.