Осторожная жестокость

Однажды кто-то сказал: «Брак — это обещание и намерение сдержать его во что бы то ни стало». Конечно. Это уже давно должно было произойти. Это всегда должны были быть они. Всегда Хисока и Иллуми. Всё их общение с самого своего начала вело именно к этому. Всё было очевидно уже давно. Их отношения начались не год назад и даже не два. Странные, ни на кого не похожие, по-своему безумные отшельники заключили негласный брак между собой годы и годы назад. Они стали мужьями, когда Золдик впервые попробовал мармелад, который ему купил Хисока после выполненного задания. А потом — когда Моро дотронулся до губ Иллуми, чтобы вытереть с них подтаявшее мороженое. Они играли свадьбу каждый раз, как Хисоке удавалось рассмешить неприступного брюнета, или когда Иллуми позволял Моро невзначай его касаться. В тот момент, когда несколько лет назад Золдик решил взять задание, которое не хотел выполнять, только чтобы у него была возможность позвать на него хитрого волшебника, уже тогда он двинулся к свадебному алтарю. Они обвенчались, когда на этой же миссии ведомый жаждой крови фокусник пригвоздил ассасина к стене, но тот не оттолкнул, не стал защищаться, лишь продолжал с интересом разглядывать Моро, зная того наизусть. Ещё тогда, в той самой комнате прозвучала свадебная клятва. Обещание. Они всегда были мужьями. Разница лишь в том, что в этот раз предложение было озвучено вслух. *** Шесть лет назад. Хисоке нравилось жить в достатке и ни в чём себе не отказывать. Не зря говорят, что к хорошему быстро привыкаешь. Так он успел привыкнуть к качественной косметике, сшитым на заказ костюмам, вкусной еде в дорогих ресторанах, к полётам в купе первым классом, а то и на личном дирижабле, к президентским номерам в отелях с приоритетным обслуживанием, что уж говорить о том, что на опытных целителей после сражений нужны немалые деньги — если бы не они, Моро бы уже давно выглядел как чудовище Франкенштейна, даже хуже. Возможностей заработать на всё это у него всегда было предостаточно, а иногда предложений было настолько в излишке, что приходилось выбирать, за какое дело браться. Но ни с того ни с сего наступили тихие мирные деньки, было на удивление мало работы. Точнее говоря, её и вовсе не было: мафиози будто в один прекрасный момент все разом сложили оружие и забыли все обиды на кого бы то ни было. Те в принципе нанимали Хисоку для выполнения грязной работы с нестабильной периодичностью и не всегда уместно по времени, зачастую предпочитали пользоваться услугами более именитых и менее безрассудных наёмников. Нельзя сказать, что внезапное отсутствие финансирования ударило по Моро: денег у него могло бы хватить ещё по меньшей мере на полгода вперёд даже с его тратами, а скромному человеку так и вовсе удалось бы растянуть этот бюджет на три жизни. Однако Хисока был озабочен самим фактом отсутствия финансирования, и кто знает, сколько это могло бы продлиться. Что, если за эти полгода ему так и не подвернётся ни одного дела? За год? Учиться экономить он не собирался уж точно. Пришлось искать альтернативные варианты. Воровать и грабить казалось фокуснику теперь слишком скучным и к тому же унизительным занятием, он уже давно перестал этим промышлять, так что к такому способу заработка решил не прибегать. Следующей мыслью в голове невольно возник темноволосый образ, который с богатством ассоциировался на подсознательном уровне. Этот заносчивый практик акупунктуры, вероятно, никогда в жизни ничего не крал за ненадобностью. Золдик почему-то уже больше полугода не выходил на связь после того случая на крыше, когда они ели банановое мороженое. Моро пытался одёрнуть себя от размышлений на эту тему и делал вид, будто ему плевать, будто он вовсе не надеется на то, что любое следующее сообщение или звонок окажутся от вполне конкретного человека. Но иногда перед сном пару минут смотрел в потолок и не мог отделаться от ощущения, что испортил своим прикосновением их с Иллуми сотрудничество. Тот был весьма полезным знакомым, лишаться таких связей было бы очень некстати. И дело не только в его силе, исключительных способностях и прекрасной ауре, не только в том, что с ним было интересно проводить время и есть сладости после заданий. Хотя, вероятно, в этом тоже. Но даже та жалкая доля, что платил Хисоке Золдик за работу из своего гонорара, была весомее, чем весь гонорар, который Хисока получал за выполнение любого из своих одиночных заданий. Всё же фамилия Золдиков гарантирует огромную наценку. И чёрт Хисоку дёрнул тогда вытирать горделивому Иллуми губы. Он же не маленький ребёнок, ну что за глупость? Сейчас, может, и проблем бы не было. Когда привычные пара минут любования потолком плавно перетекли в полчаса, Моро перевернулся на бок и упёрся раздражённым взглядом в прикроватную тумбочку, на которой одиноко лежал телефон. Фокуснику не потребовалось много времени на то, чтобы решиться взять устройство в руку и зайти в мессенджер. Хисока никогда не чувствовал, что может быть неуместным или навязчивым, или же ему просто было совершенно всё равно, так что он даже не подумал себя стыдить за сообщение, которое отправил сразу же, едва дописав. И, к его удивлению, ответ не заставил себя долго ждать.       Вы:       Здравствуй, милый Иллуми,       совсем про меня забыл?       ⭐т_т💧 Золдик-девственник: Хисока, мне плевать, в каком часовом поясе находишься ты, но у меня сейчас почти три часа ночи. Надеюсь, что ты пишешь не без причины. Она должна быть весомой.       Вы:       Ох, ты спал? Золдик-девственник: Да.       Вы:       Голенький или в пижамке? Золдик-девственник: Говори, что тебе нужно, или я кину тебя в чёрный список.       Вы:       Я просто очень соскучился,       дорогой Иллуми. Мы так       давно не виделись…       Вы:       Столь долгая разлука с       тобой разбивает мне       сердце 💔 На этот раз ответа не было чересчур долго, что Моро начал невольно хмуриться и нервно стучать ногтями по крышке телефона, размышляя над тем, как вновь расшевелить переписку. Неужели дело и правда в их прошлой встрече? И если так, то почему же они оба никак не могут выкинуть это недоразумение из головы?       Вы:       Ты ведь не обиделся на то,       что я в прошлый раз       потрогал твои милые       невинные губки?       Вы:       Я не имел в виду ничего       такого, просто убрал       мороженое Золдик-девственник: Я это понял. Недостойное оправдание.       Вы:       Тогда извини, не хотел тебя       расстроить ⭐❛⁠︵❛⁠💧       Вы:       Больше так не буду ♥️ Золдик-девственник: У тебя есть дело?       Вы:       Увы и ах. Просто хотел тебе       напомнить, что если вдруг       оно есть у тебя, то я к твоим       услугам Золдик-девственник: Я помню.       Вы:       Чудненько Уныло опустив уголки губ, Хисока вздохнул, очерчивая небрежным взглядом бессмысленную переписку, которая ни к чему не привела. С другой стороны, теперь хотя бы ясно, что Иллуми не избегает Моро, даже глубокой ночью отвечает на его сообщения, хотя мог просто проигнорировать и спать дальше. Значит, новых миссий, которыми тот мог бы поделиться с Хисокой, действительно пока нет. Казалось бы, это должно было угнетать ещё сильнее, ведь финансовый вопрос не решён, однако почему-то Моро, напротив, стало немного легче. Удовлетворённый короткой перепиской с давним знакомым фокусник отложил телефон обратно и уже устроился поудобнее на подушке, готовый с чистой совестью уснуть, но короткий звук оповещения заставил вновь разлепить глаза и смахнуть с них дрёму. Золдик-девственник: Раз уж ты всё равно написал, то скажу заранее. Через пару-тройку месяцев намечается одна миссия, на которой мне понадобится твоя помощь. Не строй планов.       Вы:       Я весь твой ⭐^_^💧       Вы:       Очень мило с твоей стороны       предупредить меня об этом       заранее Золдик-девственник: Не за что.       Вы:       Прости, что разбудил       Вы:       Что тебе снилось? ⭐❛⁠ ⁠ᴗ⁠ ⁠❛💧 Золдик-девственник: Ты теперь до утра писать мне будешь?       Вы:       Ты бы этого хотел? Золдик-девственник: Предпочёл бы этому сон. Золдик-девственник: А я не любитель поспать. Не удержавшись, Хисока тихо рассмеялся. У Иллуми нечасто случалось шутливое настроение. Можно бы было предположить, что юморить тот в принципе не привык, оно и понятно, но по крайней мере с Моро Золдик иногда позволял себе использовать забавные саркастичные замечания, на которые просто невозможно было обижаться.       Вы:       В таком случае сладких       снов, милый Иллуми.       Пусть тебе приснится       что-нибудь крайне приятное       Вы:       Возможно, с моим участием       ⭐~‿~💧 Золдик-девственник: С твоим участием мне ничего приятного присниться не может. Золдик-девственник: Спокойной ночи, Хисока. Отчего-то Моро с лёгким удивлением в глазах упёрся в последнее сообщение собеседника, задумчиво складывая голову на подушку. Они ведь ещё никогда не переписывались безо всякой причины, к тому же ночью. А ещё Хисоке после его побега из цыганского поселения никто ни разу не желал спокойной ночи. И хоть сейчас это было очевидной выверенной вежливостью, к которой брюнет был приучен и которая просто обозначила собой завершение разговора, но всё равно эта необязательная формальность казалась крайне очаровательной и согревала лучше одеяла только лишь тем, что Иллуми счёл нужным её соблюсти с Моро. — Такой милашка, — усмехнулся фокусник, блокируя телефон и вновь укладываясь в постели поудобнее. — Спокойной ночи, Хисока, — прошептал он себе в умиротворённой улыбке, прикрывая глаза. *** На крышах ветер всегда немного сильнее, чем внизу — там, где люди спешат по своим делам и никогда не смотрят вверх. Но вечер всё равно был довольно тёплый, что даже этот ветер не заставлял мурашки бежать по телу от прохлады. Всегда так интересно наблюдать сверху за жизнью городов, за пробками и суматохой, за ссорами посреди улицы и скромными поцелуями в щёку на прощание. Это именно то, что принято считать обыденностью. И чего никогда не будет у тех, кого обыденности лишили. Хисока иногда задумывался о том, каково это — иметь обычную работу в каком-нибудь офисе, жить по закону, вставать по будильнику и есть глазунью с тостами. Не то чтобы он хотел. Просто было интересно. Но блага, которые доступны кому угодно, которые все считают чем-то банальным и само собой разумеющимся, для кого-то непостижимы. Моро никогда не будет пить по утрам кофе с бутербродами, которые ему приготовила жена. Моро никогда не поведёт своего сына в школу. Он никогда не будет нормальным. У него отобрали нормальность, лишили его всякого выбора. Ему не было от этого грустно, просто это казалось несправедливым. Может, он должен был стать инженером или учителем? А может, фотомоделью или кинозвездой? Кто знает. — Зачем ты рисуешь это? — спросил Золдик, прерывая затянувшуюся тишину и глядя на Хисоку. — А? — тот отвлёкся от своего мороженого и перевёл взгляд на брюнета, сидящего рядом, вслед за чем улыбнулся. — Ты про слезинку со звёздочкой? — Угу, — мотнул головой Иллуми. Единственная радость в жизни, как бы убого это ни звучало. Фокусник и правда считал, что Золдик ему, вероятно, ближе всех. Он не слишком ясно понимал, почему именно вообще так решил, скорее всего, просто потому что, кроме него, у Моро никого не было даже в ранге «знакомых», не говоря уже о друзьях. Хисока смело мог назвать Иллуми другом, пускай тот друзьями их не считал. Что-то родственное присутствовало в ауре ассасина. Как будто над его жизнью тоже надругались, написали к ней сценарий за него, а тот и не понял, слепо продолжил следовать этому сценарию, как и Моро, потому что другого сценария нет и быть не может. Спустя столько лет общения с Иллуми фокусник в его компании уже почти не притворялся, в такие редкие моменты, как этот, позволял себе побыть почти настоящим, вместо непробиваемой маски лживого маньяка, которому плевать на всё и вся, надевал вуаль, сквозь которую, если приглядеться, можно бы было увидеть его самого. Только с Иллуми почему-то не было страшно, что однажды тот всё-таки увидит. С ним единственным болтать без умолку и есть банановое мороженое оказалось увлекательнее, чем сражаться. Когда-то они, конечно же, сойдутся в битве. Это будет невероятный, захватывающий бой, наверняка на несколько часов. Когда-нибудь. Обязательно. Потом. — Это олицетворение самой жизни, — начал философски Хисока, вновь облизнув подтаявшее сверху мороженое в рожке. — Ведь жизнь — это вечная битва, только сражаются все за разное. Но что бы то ни было, исхода всего два: либо звёздная победа, — Моро указал на щёку со звёздочкой. — …либо печальное поражение, — он ткнул пальцем в нарисованную слезу и состроил демонстративно грустное лицо. — Как много пафоса, — фыркнул Иллуми, надкусывая рожок с краю и пачкая в сладости верхнюю губу, отчего Хисока тихо засмеялся. — Что? — Ешь как маленький, — Моро без какой-либо задней мысли протянул руку и вытер большим пальцем белый след с губы Золдика, только затем распахивая глаза шире, когда осознал своё действие. Иллуми, казалось, завис, переваривая произошедшее и глядя немигающим взглядом сквозь Хисоку. Однако, опережая какие-либо возмущения, Моро вдруг нерешительно, но уже осознанно снова провёл подушечкой по влажным губам профессионального убийцы, вгоняя того в ещё больший ступор. Затем ещё раз, уже более деликатно, медленно переминая пальцем мягкую кожу. Фокусник слегка наклонил голову, внимательно наблюдая за тем, как чуть порозовевшие губы приоткрываются в удивлении, но не мог прекратить их гладить, нежно очерчивать ровный контур кончиком ногтя и периодически непроизвольно облизываться. Хотелось попробовать эти губы как лакомство, отчего-то они сейчас выглядели гораздо вкуснее мороженого, в котором были испачканы ранее. Облизнуть их хотя бы кончиком языка, хотя бы… — Хисока, что ты… делаешь? — вновь заговорил Золдик, нервно бегая зрачками по лицу Моро, когда тот, погрузившийся в свои мысли, неосознанно стал плавно приближаться. — Не знаю, — хрипло ответил Хисока, с озорцой в янтарных глазах заглядывая в широко распахнутые чёрные бездны. Впервые на памяти фокусника Иллуми выглядел так растерянно и смущённо. Так мило. Продолжая ненавязчиво поглаживать аккуратные тёплые губы, Моро вновь опустил взгляд на них и, не встречая сопротивления, наклонился ближе. *** Хисока резко раскрыл глаза, вновь оказываясь всё в том же номере отеля, где засыпал. Лёгкое возбуждение спросонья лениво разливалось по телу и тянуло в паху, а частое дыхание почему-то всё никак не получалось успокоить, как и слегка сбившееся с обычного ритма сердце. Недоуменно уткнувшись взглядом в лежащий на тумбочке телефон, Моро попытался собрать мысли в кучу и понять, что только что увидел во сне. С того случая прошло полгода, и события там развивались совсем иначе. Почему ему приснилось это сейчас? Из-за той переписки на ночь глядя? Почему поцелуй? Хисока даже никогда не был фанатом поцелуев, они лишь негласная и, вообще-то, необязательная прелюдия перед сексом. Почему с Иллуми? Золдик же ещё совсем ребёнок. Хотя, вероятно, Хисока просто привык считать его таковым. Сейчас ассасину уже двадцать или, скорее всего, двадцать один. За полгода его волосы наверняка стали ещё длиннее. «Иллуми очень подойдут длинные волосы», — подумалось невольно Моро. «Они подчеркнут глубину его тёмных глаз и будут очень выгодно обрамлять его красивое лицо, как драпировка в театре обрамляет сцену», — продолжал мысленно рассуждать фокусник, не замечая, как начинает покусывать собственные губы, представляя себе брюнета. «Им можно будет любоваться как произведением искусства, в котором всё настолько идеально, что кажется неправильным. Поразительное противоречие», — Хисока задумчиво зарылся пальцами в свои рыжие локоны, перебирая их. «Интересно, разрешит ли Иллу заплести ему косичку, когда его волосы станут достаточно длинными?» У Моро была крайне вредная привычка. Он никогда не замечал, в какой момент его мысли уходили в то русло, в которое не должны были. Но даже если замечал, уже не мог остановиться, его разум без воли хозяина всё усугублял. «За неё было бы так удобно держаться во время секса». От столь провокационной и неожиданной мысли Хисока распахнул глаза чуть шире, чувствуя, как слегка привставший ещё до пробуждения член отзывчиво дёрнулся. Он никогда раньше не воспринимал Золдика в романтическом смысле. Они ведь познакомились детьми, когда Иллуми был ещё совсем мальчишкой. Думать о нём в таком ключе казалось дикостью даже для совершенно аморального Хисоки. Это ведь всё тот же малыш Иллуми, пожизненный девственник, он и целоваться-то, наверное, не умеет, о каком сексе может идти речь? Но фантазия была непреклонна перед здравым смыслом и во всех красках рисовала обнажённого брюнета, покорно стоящего на четвереньках перед фокусником, держащим в своей руке его смоляную косу. «Было бы прекрасно тянуть за неё, чтобы Иллуми прогнулся сильнее…» Хисока сбивчиво выдохнул и накрыл ладонью твердеющую плоть, нерешительно обхватывая её. Второй рукой он скинул с себя одеяло и опустил полный смятения взгляд вниз, начиная совершать пока ещё медленные, неуверенные движения. Дрочку на убийства Иллуми он ещё мог для себя оправдать: тот в самом деле красиво это делает, сложно удержаться, — но вот на самого Иллуми Моро ещё не мастурбировал. Да, тот действительно уже давно не ребёнок, Золдик вырос в весьма привлекательного, статного парня — именно про таких и говорят «от девчонок отбоя нет», — так что, казалось бы, стыдиться нечего. Но отчего-то Хисока всё равно был донельзя смущён своими мыслями, как будто сам был убеждённым девственником. «Мой маленький Иллу так повзрослел… Как более опытный наставник, я бы мог помочь ему изучить его возмужавшее тело…» Заливаясь румянцем, фокусник прикусил губу и ускорил движения. Он откинул голову на подушку, прикрывая глаза, и попытался как можно подробнее представить, как собственный член плавно проникает в девственное тело ассасина, как тот прогибается с рваным стоном, приятно сжимает в себе Моро до сводящей низ живота истомы. «Я бы приласкал его… Он бы раздвигал свои длинные ножки, принимая меня полностью, стонал бы громко, выкрикивая моё имя…» Иллуми без сомнений убил бы Хисоку, если б узнал, что тот воображает себе нечто подобное о нём, но, к сожалению или к счастью, Золдик не умеет читать мысли, так что волшебник решил ни в чём себе не отказывать. Рефлексию можно отложить и на потом, сейчас для неё не самое подходящее время. «Я бы входил глубоко и быстро, чтобы он умолял меня не останавливаться…» — Иллуми… — изо рта невольно стали продираться обрывистые вздохи вперемешку с тихими постанываниями, когда Моро слегка ускорил ладонь, скользящую по уже полностью влажной от предэякулята плоти. «Я бы наматывал его прекрасные волосы на кулак… Трахал бы его нежно, грубо и снова нежно…» Бёдра подрагивали от напряжения, непроизвольно подаваясь вперёд, и в какой-то момент Хисока остановил движения рукой, вместо этого толкаясь в свой крепко стиснутый неподвижный кулак, добавляя фантазии о Золдике бо́льшую реалистичность. «Он наверняка хочет, чтобы я грязно отымел его… Чтобы я взял его прямо на миссии в луже крови…» Нещадно сминая пальцами свободной руки постельное бельё, фокусник уже не следил за тем, насколько громкие стоны вырываются из лёгких. Воображение разбушевалось, демонстрируя Моро откровенное порно, в котором обнажённый и растрёпанный брюнет охотно отдаётся Хисоке в окружении трупов своих жертв. «Ему бы понравилось…» От представления того, как из растянутого розового колечка Золдика стекает густая сперма по его дрожащим стройным бёдрам, низ живота свело до мурашек приятными спазмами, и фокусник затрясся, шипя сквозь зубы и совершая последние спешные движения по члену. — Чёрт, Иллуми… Пытаясь отдышаться после оргазма и привести мысли в порядок, он лениво уставился в уже изученный накануне потолок. Моро только что кончил от того, что представлял себе секс с совершенно асексуальным Иллуми, которого знает с детства без малого девять лет. Нет, даже не так. Он только что кончил от того, что представлял себе секс. Одно только это странно. Во время мастурбации Хисока обычно воображал себе либо сражение с кем-нибудь сильным, либо просто пытки и последующее убийство. Зачастую он не то чтобы воображал, а скорее вспоминал. Его раньше никогда не возбуждал сам по себе половой акт, он выглядел слишком скучным. Но в этот раз почему-то было достаточно представить лишь голого Иллуми с разведёнными в стороны ногами, и член мгновенно налился кровью, словно это был самый горячий и развратный образ из всего, что мог себе нафантазировать Хисока. — Ха, ну надо же, — тихо рассмеялся Моро сам себе, рассматривая остывающие белёсые капли на ладони. — Кажется, на мне сказываются несколько недель без секса. Пора сразиться с кем-нибудь интересным. *** Очнувшись ото сна в одинокой комнате и едва проморгавшись, Иллуми зачем-то первым делом взял в руки телефон, будто бы хотел убедиться, что на самом деле переписывался ночью с фокусником. Переписка была вполне реальной. Со всеми этими раздражающими смайликами и сердечками. Хисока: Я просто очень соскучился, дорогой Иллуми. Мы так давно не виделись… Хисока: Столь долгая разлука с тобой разбивает мне сердце 💔 Отчего-то эти слова особенно сильно врезались в память. Ночью Золдик даже опешил на пару минут, не зная, что сказать в ответ. Ему казалось странным, что по нему кто-то может скучать, и до сих пор брюнет не мог понять, является ли это очередной идиотской шуткой клоуна или тот действительно так сильно ждёт их встречи. Они и правда давно не виделись, но все задания, что попадались Иллуми в течение последнего полугода, не предполагали помощь союзника. При всём желании Золдик не мог ни на одно из них позвать Хисоку, хотя ассасин зачем-то — сам не мог понять, для чего, — детально обдумывал каждую миссию, размышляя над тем, как бы на ней мог пригодиться фокусник. Но каждый раз приходил к выводу, что тому на задании просто-напросто нечего будет делать. Иллуми ведь не мог позвать Моро без всякой причины, только чтобы увидеть его и поесть сладостей. Сам себе Золдик сладкого не покупал, чтобы не потакать ещё сильнее своим приобретённым слабостям, но вот уже пару месяцев, как он почти мечтал о том, чтобы полакомиться зефиром в шоколадной глазури или вафлями со взбитыми сливками. В этот раз он попросит у Хисоки и то, и другое. Хисока: Ты ведь не обиделся на то, что я в прошлый раз потрогал твои милые невинные губки? Случайно скользнув взглядом к сообщению ниже, Иллуми непроизвольно облизнулся, чтобы смочить пересохшие губы. Он должен был обидеться на такое, даже сделал вид, что в правду разозлился. Но почему-то воспоминание о том, как Моро тогда стёр мороженое, не вызывало ни гнев, ни раздражение. Это должно было показаться оскорбительным жестом, но ощущение тепла от чужого пальца на устах не было унизительным или противным. Задумавшись над тем, что же он тогда испытал, Золдик неосознанно прикоснулся к своим губам, пытаясь вспомнить то странное чувство и без конца перечитывая строки сообщения. — Милые?.. *** — Здравствуй, отец, — брюнет неторопливо зашёл в покои Сильвы, где тот привычно медитировал в окружении своих чудовищных псов. — Ты ещё никого не назначил на то дело? — Которое? — сосредоточил своё внимание на сыне мужчина. — Которое ты предлагал мне вчера. — Нет, — слегка мотнул головой он. — Думаю, возьму его сам. Специфичное задание. — Отдай его мне, — непринуждённо попросил Иллуми. — Почему это вдруг? — Сильва даже вскинул брови в удивлении. — Вчера ты так сильно от него отнекивался. Не любишь же пачкаться. На мгновение брюнету показалось, что в отдающим холодом голосе отца проскользнуло насмешливое пренебрежение. Тот не уважал брезгливость старшего сына и считал смешным нежелание убийцы марать руки. А Иллуми в этом ничего странного не видел. Зачем портить работу, когда можно всё сделать чисто и аккуратно? Это ведь и есть показатель профессионализма. А потому стоило признать, что эта внезапная смена мнения действительно выглядела крайне необычно, учитывая то, как категорично брюнет вчера стоял на своём и всей своей натурой не хотел брать миссию, на которой заказчик просит устроить особо жестокую кровавую резню на свадьбе своей бывшей любовницы. После такого наверняка придётся выбрасывать костюм, никакие чистящие средства его не спасут. — Я предпочитаю не пачкаться, — поправил предыдущее изречение брюнет. — Если того требует задание, то я не против. К тому же у меня есть знакомый, которому такой способ убийства по душе. Это всё упростит. — Знакомый? — проницательно сощурился глава семьи, вглядываясь в непоколебимое спокойствие больших тёмных глаз. — Деловой партнёр, — пожал плечом Иллуми, не придавая значения формулировкам. — Тот Хисока, да? — Сильва заметил едва заметно дрогнувшую в удивлении чёрную бровь. Судя по всему, его сын не предполагал, что окажется настолько предсказуемым. — Ты уже несколько раз упоминал его имя прежде. — Верно. Мы иногда сотрудничаем, это не запрещено, — насторожившись, осторожно ответил Иллуми, надеясь на то, что не будет понят неправильно. — Он довольно эффективен. — Предпочитаешь прибегать к его помощи, а не к помощи членов семьи? — продолжал наседать беловолосый мужчина, будто пытался добиться от сына какого-то признания. — Нанимать Золдиков дорого даже для Золдиков, — равнодушно отмахнулся брюнет, будто вовсе не замечал намёков. — Ему я плачу всего двадцать процентов от своей доли гонорара. Если бы я сотрудничал с кем-то из вас, мне бы пришлось делить выручку поровну. — Довольно меркантильно, — хмыкнул Сильва. — Это не меркантильность, это расчёт. С Хисокой работать выгоднее, вот и всё. — Это из-за него ты передумал? — наконец глава семьи решил поставить вопрос прямо. — Что ты имеешь в виду? — казалось, будто Иллуми не расслышал. — Из-за него ты согласился на это задание? Чтобы встретиться с ним? Брюнет склонил голову на бок в недоумении, искренне не понимая, какое из его действий или слов вынудило Сильву задавать ему эти странные вопросы и смотреть так строго и скептично. — Ты сам знаешь, что сейчас выбирать не приходится, работы мало. Старший Золдик удовлетворённым таким ответом не выглядел, лишь сдвинул густые брови сильнее к переносице, а глаза его совсем очерствели. — Иллуми, в каких вы с Хисокой отношениях? — вид отца, который просто расспрашивает о чём-то сына, исчез. Вместо него стал вырисовываться образ генерала, перед которым отчитывался солдат. — В деловых, я ведь уже сказал, — встал брюнет в оборону. — И только? — Ты ожидаешь услышать что-то ещё? — Впервые ты упомянул его имя лет семь назад, — решил немного пояснить свои подозрения Сильва. — И, как я тогда понял, на тот момент вы уже некоторое время были знакомы. Вы очень давно общаетесь. Ты ведь помнишь, что привязанности недопустимы? — Мы не общаемся. Мы сотрудничаем ради взаимной выгоды, — уверенно стоял на своём Иллуми. — И я уж точно не привязан к нему. — У тебя есть к нему интерес? — Я не понимаю твоего вопроса. — Сейчас утро, до завтрака ещё двадцать минут, я предлагал тебе это задание вчера вечером. Почему ты так резко передумал? Что изменилось всего за ночь? Он вышел с тобой на связь? — Сильва проницательно зрил в корень, словно знал всё и обо всём. У трансформаторов очень развита интуиция, что для Иллуми было сейчас очень некстати. — Я просто передумал, — слегка потерялся брюнет, не находя себе оправданий. — Почему? — Это допрос? — Да. Громкая тишина повисла между ними на несколько долгих секунд. «Он слишком напорист. Мне нужно пространство для манёвра», — подумал про себя брюнет, уже рассчитывая варианты дальнейшего диалога и с холодным равнодушием разглядывая синие радужки и вытянутые узкие зрачки, погружённые в них. — «Дам ему то, что он хочет. Это всех сбивает с толку». — Сомневаешься во мне? — безжизненный и безразличный тон Иллуми иногда не сразу давал понять, что он задал вопрос. Об этом стоило догадываться по смыслу сказанного. — Чем я заслужил такое недоверие? Твои подозрения мотивированы тем, что я просто согласился выполнить неприятную работу? Звучит нелепо. — Значит, если я проверю твой телефон, то не обнаружу там ничего, что могло бы меня обеспокоить? Все компрометирующие сообщения Моро разом вспомнились брюнету, что тот чуть было не потерял самообладание. «Дорогой Иллуми». «Милый Иллуми». «Голенький или в пижамке?» «Я просто очень соскучился». «Твои милые невинные губки…» И это лишь одни из многих. Кто знает, что ещё мог бы найти Сильва в их переписках за последние несколько лет. Хисока никогда не стеснялся писать Иллуми так, будто тот был то ли его лучшим другом с пелёнок, то ли объектом страстных воздыханий, и никакие угрозы не действовали, а воплощать их в жизнь из-за такой мелочи казалось невыгодным решением, всё же фокусник иногда бывал действительно полезен, так что пришлось к этой форме общения привыкнуть. — На здоровье, но смысла в этом будет мало, — непринуждённо пожал плечами Иллуми, даже не моргнув. Благодаря практически отсутствующей мимике, блеф всегда давался ему до смешного просто. Играй он в покер, унёс бы с собой все деньги оппонентов. — По совету Миллуки после каждого дела я полностью стираю данные с телефона, кроме сохранённых контактов, а переписки удаляются автоматически каждый час. Информационная безопасность. — Очень удобно для тебя, — Сильва стал выглядеть ещё более недовольно и грозно, но именно того и добивался Иллуми. Он собирался сыграть на эмоциональном контрасте. — Как член семьи, ты можешь запросить информацию о моих звонках и переписках у мобильного оператора, — ненавязчиво предложил парень и даже слегка смягчил тон, чтобы умаслить отца. — Полагаю, у них должны быть эти данные. — Могу, — действительно слегка успокоился глава семьи от иллюзорного ощущения того, что сыну нечего от него скрывать и тот охотно идёт навстречу. — Мне нужно это делать? — Понимаю твоё негодование, — кивнул Иллуми. Осталось лишь напомнить отцу, насколько его старший сын предан семейному делу. — Но я изначально не должен был отказываться от задания и согласился сейчас, потому что понял, что обязан. Я всего лишь марионетка, безличное оружие. У пистолета не спрашивают, хочет ли он стрелять. Я не имею права привередничать и выбирать, за какое дело я хочу браться, а за какое — нет. Я не имею права хотеть. У меня не может быть желаний. Мне не может быть интересен кто-либо. Хисока мне не компаньон, не товарищ, не друг и не любовник, если ты это пытался выяснить. Он мне никто и ничего для меня не значит. Если понадобится, я без колебаний убью его, — после сказанного брюнет зачем-то сделал небольшую паузу, пару раз моргнув, но почти сразу продолжил, прежде чем молчание стало ощутимым. — Я использую Хисоку как инструмент и собираюсь использовать его столько, сколько смогу, потому что он просто мне выгоден, ничего более. Надеюсь, теперь мне удалось развеять твои сомнения? — Да, — Сильва одобрительно кивнул и даже едва заметно улыбнулся, преисполненный гордости за хладнокровного убийцу, которого вырастил. — С этих пор, полагаю, ты будешь брать любые задания, которые я тебе предложу? — Само собой. Мне позволено и дальше сотрудничать с Хисокой? — Пришли мне на него досье и впредь указывай в отчётах по миссиям его вклад, — глава семьи вернул свой взгляд псам у своих ног и скупым коротким движением погладил одного из них по голове, за чем с неразличимым выражением лица пронаблюдал брюнет. Ему не доставалось даже этого. Иллуми вообще не мог вспомнить, когда отец прикасался к нему последний раз, чтобы это не было ударом или пыткой. Лет в двенадцать небрежно хлопнул по плечу. Кажется, это был единственный раз. Видимо, по мнению отца, псы похвалы заслуживают куда больше только лишь тем, что сидят у его ног. — Ладно, — парень развернулся и не спеша направился к двери, съедая обиду. — Досье пришлю на твою почту. Всё, что успел узнать. — Хорошо. Материалы дела передам тебе чуть позже. — Понял. *** Иллуми неспешно вернулся в свою комнату, сохраняя идеально спокойную фарфоровую маску на лице и почти не моргая, а затем опустился с идеально правильной осанкой на идеально заправленную постель, создавая неидеальную вмятину под собой.       Я сказал всё верно, — заговорил неприятный голос, крепко сидящий в его голове.       Я просто машина, выполняющая свой функционал. Бездушная марионетка. Он сказал всё верно, говорил себе и младшим братьям эти слова почти всю свою осознанную жизнь. Что же теперь не так? Слегка повернув голову, Золдик безразлично взглянул на свой телефон, оставленный на тумбочке.       Я не умею скучать. Он немного подвинулся ближе к изголовью и поднял с тумбочки устройство, вновь для чего-то открывая переписку с Моро, и новое сообщение от фокусника высветилось в нижней части экрана: Хисока: Прости, что снова беспокою, милый Иллуми. Я нашёл место, где делают невероятно вкусный маковый рулет. Ты ешь мак? Хочу угостить тебя этим чудом в следующий раз ♥️ Брюнет едва заметно дёрнул уголком губ вверх, на мгновение смягчая взгляд и уже на автопилоте начиная набирать ответ: «Хорошо, угости, я не против». Но в последний миг, замирая пальцем над кнопкой отправки сообщения, перевёл на удивление тоскливый взгляд на дверь, в которую зашёл пару минут назад после напряжённого разговора с отцом.       Я не имею права хотеть и не могу ничего желать. Снова опуская потухшие глаза на экран своего телефона, Иллуми сдвинул брови и исправил текст ответа: «Мне надоели твои беспричинные сообщения. Ещё раз напишешь мне без всякого основания — я заблокирую твой номер и перестану приглашать на задания. Не нужно ничем меня угощать, мы не друзья. Если у тебя нет миссий, на которые ты хочешь меня позвать, то не пиши мне, тем более ночью. Я не прочту. Надеюсь, ты меня понял».       Хисока ничего для меня не значит. Перечитывая собственноручно написанные резкие строки, безжалостно отправленные Моро, ассасин понурился, опустил плечи и ослабил осанку, как будто потерял силы для того, чтобы и дальше её держать. Словно он сам из себя выкорчевал то, что помогало ему двигаться и гоняло кровь по организму.       Я позвал его, не чтобы увидеть. Он просто удобен. Золдик зашёл в настройки чата, натыкаясь отсутствующим взглядом на кнопку автоматической очистки. Ассасин не соврал отцу. Эта функция была установлена на всех чатах с кем-либо, чтобы обезопасить важную и конфиденциальную информацию, которая могла содержаться в переписках. Она была на всех чатах. Кроме чата с Хисокой. В нём все важные сообщения Иллуми удалял сам, зачем-то оставляя обыденные, ничего не значащие, чтобы иногда их перечитывать, когда скучно. Но он не должен хранить эти сообщения. Не должен их перечитывать. Потому что Хисока не имеет никакого значения, как и то, что он пишет.       У меня не может быть никаких чувств. Установив автоудаление на периодичность в один час, брюнет напоследок пролистал несколько последних сообщений Моро, будто пытался запомнить их как можно лучше, но тут всплыло ещё одно новое. Хисока: Понял. Эта громкая точка. Гораздо красноречивее идиотских смайликов. Моро умеет показать, что расстроился. Золдика это не волнует. Его ничего не может волновать, кроме того, как устранить свою цель. Через час этой чёртовой точки не станет. Тяжело вздыхая, сглатывая ком и сжимая губы в узкую полоску, Иллуми заблокировал телефон, а затем, подавляя собственную волю, насильно расслабил мимику. Лицо, как и прежде, больше ничего не выражало, стало пустым, безжизненным, а глаза похолодели настолько, что казались искусственными.       Я не умею скучать. *** Небесная Арена оказалась своего рода находкой для Хисоки. Здесь можно было запросто заработать лёгкие деньги на собственном хобби, пусть противники тут и были безнадёжными ничтожествами. Но хоть Хисока не стремился достигать двухсотого этажа, в конце концов ему пришлось на него подняться. Рано или поздно это должно было произойти, учитывая, что «зловещий волшебник», как его успели прозвать уже на первых ста пятидесяти этажах, не проиграл ещё ни одного боя. Радости от этого подъёма было мало: денег за сражения он больше получать не будет, участие ограничено десятью победами, после которых можно будет сразиться лишь с мастером этажа, а затем просиживать штаны в пентхаусе на вершине башни. Хотя тот факт, что противники на двухсотых владеют нэн, не мог не воодушевлять. Боёв будет меньше, но, может, хоть их качество возрастёт. Чуть позже Моро утешил один из сотрудников Арены. Хоть никаких официальных выплат Хисока и не будет получать за свои сражения, но бойцы двухсотых нашли способ зарабатывать здесь иначе — на своём имидже. Стоило зарекомендовать себя на ринге и приобрести среди зрителей популярность, за одни только фотосессии можно было получать в месяц столько же, сколько бы Моро выручил за несколько боёв на сотых этажах. А если заморочиться и начать выпускать футболки и прочий хлам под собственным брендом, то можно и вовсе о деньгах не беспокоиться. Не сказать, что Хисока был против такого заработка, но и не горел желанием заниматься подобного рода ерундой. Его никогда не интересовали слава и известность, никогда он не стремился к тому, чтобы его фальшивое имя было узнаваемым. Это напоминало нелепую пародию на религию, а религия, в его видении, сама по себе была нелепа. Он не хотел себе фанатиков, не хотел их восторженных оваций, ему было совершенно плевать, видит ли кто-то его поединок. Хисока не рисовался на ринге и не выпендривался, хоть это и могло так выглядеть, он просто наслаждался игрой. Сражение на Небесной Арене он мог сравнить со смертельной шахматной партией, за которой решили понаблюдать зеваки, ничего не смыслящие в этом. Само собой, для них мат через пять ходов будет чудом. Глупое слепое восхищение, спровоцированное невозможностью обычных людей постичь этот уровень силы. Тут нечем гордиться. Шмель, хвастающий тем, как ему поклоняются муравьи за его умение летать, смешон. Но после первого же сражения на двухсотых этажах от этих «муравьёв» не было отбоя. С Хисокой пытались сфотографироваться на каждом углу, девушки и даже женщины без стеснения распахивали свои рубашки, чтобы фокусник расписался на их грудях, журналисты самой Небесной Арены отчаянно старались пробиться сквозь толпу, чтобы задать хоть пару вопросов двадцатипятилетнему новичку двухсотых, который за каких-то пять минут в сухую победил одного из самых известных и популярных претендентов на мастера этажа с девятью победами, не потеряв при этом ни одного очка. Потребовалось около двадцати минут, чтобы вернуться в номер и сбежать от чересчур навязчивого внимания. Что ж, судя по всему, репутацию Моро себе заработал. И, как ни странно, положительную. На глазах у всех этих людей он жестоко четвертовал человека своей «жвачкой», но те, вместо того, чтобы ужаснуться этой жестокости, увидели в Хисоке кумира. А всё потому, что человек жесток по своей природе. Люди притворяются законопослушными, прячутся за благим моральным обликом, делают вид, что порицают насилие, но стоит кому-то сделать из убийства шоу — они с радостью будут платить немыслимые деньги, чтобы полюбоваться этим, и ни на миг не задумаются о том, что мотивируют покупкой билетов само существование этого шоу. Их руки в крови в равной степени с Моро, но они никогда этого не признают и будут дальше охотно выворачивать наизнанку свои кошельки, лишь бы законно наблюдать за зверскими убийствами. — Хлеба и зрелищ, так? — усмехнулся фокусник сам себе и плавно зашагал в ванную комнату. Пожалуй, ему действительно нравится эта Небесная Арена. Ему тут самое место. — Что ж… Будут вам зрелища. *** На его следующий бой были распроданы все билеты. Толпа собралась посмотреть, как быстро «зловещий волшебник» разделается с противником в этот раз. Однако Хисока не хотел торопиться. В конце концов, на двухсотых он сможет сразиться лишь десять, максимум тринадцать раз, нужно успеть насладиться каждым боем. Соперником Моро оказался ещё один новичок, молодой человек по имени Кастро, перспективный усилитель. Первые десять минут драки фокусник не отвечал на атаки, лишь уворачивался, подогревая интерес публики. Но Кастро этой стратегией был явно недоволен: такими темпами его силы иссякнут до того, как удастся набрать десять очков, за всё это время получилось достать Хисоку лишь один раз и заработать единственное очко за чистый удар. — Ты так и будешь бегать по рингу, трус? — не выдержал Кастро ещё через пять минут догонялок, останавливаясь на месте, чтобы отдышаться. — А ты так и будешь жалеть меня? — самодовольно усмехнулся Моро, потирая небольшую ссадину на лице. — Ты ведь усилитель, а я едва почувствовал твой удар. Когда начнёшь атаковать всерьёз, тогда мы и начнём бой. — Я не ты, — презрительно сощурился парень. — Я видел твой прошлый бой, но мне твои методы не подходят, я не убиваю без причины. Мне не нужна твоя смерть. — Тогда ты проиграешь, — пожал плечом фокусник. — Вот что, я позволю тебе ударить меня ещё один раз. Если твой удар впечатлит меня, то я буду драться. По рукам? — Ах ты!.. — вспыхнул гневом Кастро от такого вопиющего нахальства. — Хорошо, если тебе так этого хочется, следующий мой удар станет для тебя последним. — Жду с нетерпением, — довольно облизнулся Хисока, чувствуя нарастающее возбуждение. Словно стрела Кастро сорвался с места, что некоторые зрители даже не успели разглядеть атаку, но Моро ясно видел каждое движение, тем не менее оставаясь на месте неподвижно. Сильнейший удар в солнечное сплетение заставил его захлебнуться в собственном вдохе и с грохотом отлететь в стену, отчего в той осталась приличная пробоина. Судья, выплывая из оцепенения, поспешил к опавшему на землю Хисоке, уже готовясь засчитать победу его противнику. Однако тот провалялся недолго и, стоило только рефери подойти и поинтересоваться самочувствием, без особых проблем поднялся на ноги, ухмыляясь. — Чистый удар! Нокдаун! Два очка Кастро! — прокричал судья, и счёт на табло изменился на 3:0. — Почему только чистый удар? Он был критическим, очевидно же, — нахмурился блондин. — Хисока почти не получил урона — чистый удар, — помотал головой судья, уперевшись, пока Моро уже возвращался на ринг с улыбкой на губах. — Не жадничайте. Пускай считает этот удар критическим, — усмехнулся он, хитро оглядывая соперника. — Вряд ли ему удастся нанести ещё хотя бы один. — Наглец, — прошипел Кастро. Он совсем недавно овладел нэн и, кроме как сильно бить, ещё ничего не умел, даже не выработал никакую специальную технику. Только что он ударил фокусника, не жалея сил, любой неподготовленный человек бы скончался на месте, но Хисока выглядел лишь слегка позабавленным и действительно не был серьёзно ранен. — Что ж, это был очень неплохой удар, тебе удалось меня завести, — Моро запрыгнул обратно на ринг, и выпрямился, складывая руку себе на талию. — Ты ещё и извращенец… — поморщился блондин, заметив бугорок, натягивающий ткань широких штанов волшебника. — Довольно разговоров. Не дай мне заскучать, дорогуша. Едва успев договорить, Хисока стремглав ринулся на противника, что тот лишь в самый последний момент смог среагировать и перенаправить ауру в предполагаемое место удара для защиты. Кастро с болезненным стоном подбросило в воздух на несколько метров, но прежде, чем он успел опомниться и прийти в себя, Моро нагнал его прямо в полёте и ударил вновь, на этот раз заставляя приземлиться не самым мягким образом прямо на гранитные плиты, отчего те треснули с характерным звуком. Рефери сразу же подбежал к блондину, чтобы проверить, может ли тот продолжать бой. Сплюнув кровь, Кастро медленно поднялся на трясущиеся ноги и кивнул судье, давая понять, что намерен продолжить поединок, чем заслужил одобрительный взгляд волшебника. — Критический удар! Нокдаун! Три очка Хисоке! — вынес свой вердикт рефери, отчего Кастро вновь посмотрел на него недовольно. Стоило Хисоке начать драться всерьёз, как он тут же сравнял счёт всего лишь одной своей атакой. Но фокусник не планировал давать сопернику время на передышку и вновь набросился на него, как только судья немного отошёл в сторону. Кастро не успел и воскликнуть от неожиданности, даже почти не видел приближающегося Моро, лишь его силуэт мимолётно мелькнул перед глазами за секунду до того, как новый удар застал парня врасплох. Затем ещё один и ещё, по лицу, в живот, в затылок. Ощущая невыносимую боль по всему телу, Кастро согнулся, закашлявшись кровью, но тут его впечатали лицом в раздробленную плиту на полу, а затем схватили за локоны и дёрнули с такой силой, что несколько прядей были вырваны вместе со слоем кожи, покрывающей череп. Хисока отшвырнул блондина за его волосы в ту же стену, в которую недавно врезался сам, подскочил к нему и ударил кулаком в грудь, отчего Кастро впечатался в камень ещё глубже и безвольно обмяк, оставаясь в стене словно её часть. — Ненадолго же тебя хватило, жаль, — низко прохрипел фокусник с коварной улыбкой на лице и вытащил из воздуха карту, приставляя её к беззащитному горлу побеждённого парня, пока к ним спешил судья из другого конца зала. — Думаю, в следующий раз ты подготовишься получше, и тогда мы поразвлекаемся как следует. Огладив краешком «джокера» кожу на щеке Кастро, Хисока покрутил рукой, и карта исчезла тем же образом, как появилась, после чего развернулся и направился к выходу с непринуждённым видом. — Нокаут! Победитель — Хисока! — выкрикнул рефери, осмотрев едва дышащее тело в стене, и бурные овации наполнили зал, провожая фокусника. Не сказать, что этот претендент заслужил жизнь тем, что сражался лучше, чем предыдущий, но потенциала и возможностей для развития у него было гораздо больше, так что пощадить его было логичным решением, хоть это и вызывало в разуме Моро раздражающее чувство незавершённости. Угнетающее ощущение. Неудовлетворённость. — Вы ведь Хисока?! — всплеснула радостно руками миниатюрная юная девушка с большими сине-зелёными глазами и короткими чёрными волосами «под мальчика». Та бесхитростно караулила фокусника возле лифта на том этаже, где проходило сражение. — Собственной персоной, — сдержанно улыбнулся тот, едва пересиливая себя от того, чтобы разорвать девчонку на части. Не то время она нашла, чтобы приставать к Моро. Хорошо хоть, что ауру удаётся сдерживать. — Меня зовут Ринд. Не хотела быть навязчивой, простите, — девушка склонила голову в извинениях. — Я просто очень хотела познакомиться с вами лично. Я слежу за вашими сражениями ещё с сотых этажей. Вы невероятно талантливый боец. — Благодарю, — Хисока небрежно оглядел новую знакомую и вдруг хитро улыбнулся. — У вас красивое имя. Не хотите выпить, Ринд? — О, ну… — девушку бросило в краску, и та опустила смущённый взгляд, растерявшись. — Не поймите неправильно, у меня есть парень. — За кого же вы меня держите? Я ведь просто зову вас выпить, ничего более, — фокусник, делая вид, что не слишком заинтересован в собственном предложении, нажал кнопку лифта. — Извините! Это я неправильно вас поняла, — неловко захихикала Ринд и обняла себя за плечи. — Я с радостью выпью с вами, если вы не против. — Отлично… — недобро оскалился Моро, облизнувшись, однако девушка была так сильно увлечена своими размышлениями о том, как ей повезло иметь шанс пообщаться с кумиром, который вблизи оказался ещё красивее, чем она могла себе представить, даже с ссадиной на щеке, что не обратила на странную улыбку никакого внимания. Склонить незнакомого человека к сексу на самом деле проще, чем может показаться. Тем более если тот пьян. Гораздо проще становится, когда в дело вступают комплименты и забавные ненавязчивые шутки. В какой-то момент можно под каким-нибудь вымышленным предлогом снять верх, например, чтобы якобы обработать раны после боя. Невзначай приблизиться, чтобы посмотреть поближе на серёжку или родинку, а в идеале на цвет глаз. Глаза — самый удачный вариант. Нужно лишь смотреть в них достаточно долго, помолчать немного, а потом произнести что-то банальное тихим интимным шёпотом: «Мы встретились не просто так», «Ты не такая, как остальные», «Я чувствую, что мы связаны», — и всё в таком духе. Люди настолько сильно боятся быть обычными, что готовы цепляться за любой намёк на то, что они исключительны, даже если ради этого необходимо шагнуть в пасть самому дьяволу. Хисока был бы и сам рад найти кого-то в самом деле исключительного, но все, кто ложился к нему в постель, были одинаковые. И мужчины, и женщины. Все они были обычными. Ринд не понадобилось и половины бутылки вина, чтобы та успела позабыть о своём парне. Она поцеловала Моро первой и, прижимаясь к нему крепче, почти сразу бесцеремонно начала гулять руками по его обнажённому торсу — не чтобы подарить ласку, а чтобы почувствовать ладонями сильное тело, которое желала. Собственнические, жадные касания. Всё так банально. 📍 Девушка не возражала против того, чтобы фокусник сам раздел её и отнёс в спальню. От её кожи и волос приятно пахло какими-то цветами и луговыми травами, нигде не было татуировок или пирсинга, милое личико не испачкано макияжем, и хоть Моро не придавал этому слишком завышенное значение, ему всё же нравилась такая природная естественность в партнёрах. У девушки было аккуратное стройное тельце, на которое было приятно смотреть, очень ухоженное, везде гладкое, начисто выбритое, без шрамов, шелушений или каких-либо других недостатков, за которые можно бы было зацепиться глазами — было видно, что Ринд за собой следит. Когда он уложил её на спину, девушка уверенно и без стеснения развела ножки в стороны, как делала это, скорее всего, уже очень много раз и не только перед своим парнем. Несмотря на всю свою обманчивую чистоту, она так просто отдаётся, словно ничего не стоит. Вероятно, так и есть. И в этом они похожи. Но Хисока не спешит. Он успеет получить своё. Ему всегда нравилась женская грудь, даже маленькая. Моро напрочь забывал о времени, когда припадал губами к этому упругому чуду природы. Мог целовать, лизать, покусывать и переминать в руках хоть полчаса к ряду, порой забывая, что для полноценного полового акта этого мало. Зато это здорово помогало девушкам расслабиться и вместе с этим завестись, а Хисоке негласно предоставляло полную свободу действий. Протяжный женский стон раздался в раскалённом воздухе чётче, чем предшествующие ему тихие вздохи, когда постепенно спускающиеся по телу поцелуи фокусника достигли своей цели. Язык Хисоки был ловким не только в рамках разговора. Он мог не только искусно лгать, но и заставить трепетать, натурально молиться, кричать и даже плакать от переизбытка ощущений. Кончик изворотливого языка то ускорялся, что Ринд с несдержанными стонами слепо хваталась за смятое одеяло под собой, изгибаясь, то неожиданно сбавлял скорость, медленно и чутко вылизывал нежную крайнюю плоть, чтобы дать немного прийти в себя и отдышаться. Всего двух-трёх минут искусных оральных ласк хватило, чтобы девушка уже была в шаге от оргазма и без конца повторяла в блаженном забвении имя Моро, что крепко держал её за бёдра и не давал отстраниться. После всех этих неторопливых прелюдий уже давно отвердевший член Хисоки легко скользнул во влажное лоно по самое основание, отчего Ринд закатила глаза и выгнулась дугой, хватаясь за плечи волшебника. Тот не стал церемониться — сразу взял быстрый темп, подминая под себя хрупкое девичье тело. Горячие стенки, тесно обхватывающие плоть, жар липких потных тел, мускусный запах смазки и шумное рваное дыхание. Тупой, бездумный секс. Именно этого и хотел сейчас Моро до такой степени, что с каждой минутой становилось всё сложнее сдерживать убийственную ауру, пропитанную жаждой крови. Не похоже, что Ринд владела нэн, так что пока приходилось сдерживать себя с ней. «У этого Кастро очень хорошо поставлен удар», — решая подвести себя чуть ближе к разрядке, Хисока вспомнил свой недавний бой, прикрыл глаза и прикусил губу, вбиваясь всё резче, что кровать начала слегка поскрипывать. «Был бы он немного опытнее, наверняка сломал бы мне пару рёбер», — сбивчиво выдохнув, фокусник наклонился к лицу девушки, увлекая её в небрежный, даже грубый поцелуй, чтобы немного задушить её стоны, чересчур громкие, чтобы быть настоящими. Она слишком привыкла имитировать. «Я бы позволил ему их сломать», — Хисока слегка сжал в ладони красивую округлую грудь Ринд и затем плавно спустился рукой к низу её живота. «Позволил бы ему избивать меня так долго, как он сам захочет». Юркие пальцы Моро аккуратно стиснули чувствительную горошинку, отчего девушка захлебнулась в откровенном стоне, приглушённом чужими губами. «Я бы позволил этим рукам всё. Они у него такие сексуальные, такие аккуратные…» — фокусник сам не заметил, как отравленная возбуждением фантазия начала менять внешность Кастро: постепенно окрасила его светлые волосы в чёрный, вытянула фигуру, сделала её стройнее и изящнее, а грубые руки усилителя вдруг стали более женственными и аристократичными с длинными паучьими пальцами. «Ему было бы приятно убивать меня этими руками?» Периодически забывая дышать, девушка уже не могла понять, куда себя деть, и медленно сходила с ума, пока член Моро двигался в ней всё быстрее, грязно хлюпая смазкой, а подушечки его пальцев умело дразнили головку клитора, неумолимо подводя к кульминации. «Мне так хочется сделать ему приятно…» — оторвавшись от губ Ринд, Хисока несильно сжал свободной рукой её короткие волосы и уткнулся носом в тонкую шею, жмурясь крепче, чтобы получше разглядеть знакомый силуэт, нарисованный его разумом. «Моё тело примет каждую иглу, которую он захочет в меня всадить…» Моро позабыл о Кастро, с которым он совсем недавно сражался, позабыл о Ринд, что страстно извивалась под ним, обнимая тоненькими ручками широкую спину. Под закрытыми веками фокусник видел лишь прямые смоляные волосы до плеч и безупречно холодный взгляд тёмных глаз. «Я был бы с ним так нежен. Я бы сделал всё, чтобы его ледяные глазки оттаяли хотя бы на мгновение», — обжигая ушную раковину девушки дыханием, впервые Хисока простонал излишне громко, в голос, представляя, как два бездонных чёрных колодца смотрят в ответ непривычно мягко и ласково. Именно на Моро, только на него. Лишь потому, что это он. «Мой чистый, непорочный ангел, мой милый…» — Иллу… — договорил за своими мыслями едва слышно одними губами фокусник и почувствовал, как от одного этого имени низ живота приятно скручивает подступающий экстаз, однако внезапно застонавшая ещё громче прежнего девушка отвлекла на себя всё внимание. Закатывая слезящиеся глаза к изголовью кровати, Ринд напряглась и задрожала всем телом, подкидывая бёдра вверх и сильнее сжимая пальцами плечи Хисоки. Фантомное наваждение как ветром сдуло. Как ни старался Моро вновь сосредоточиться и зацепиться за то призрачное ощущение, которое за считанные секунды подпустило его так близко к грани, навязчивые стоны девушки обрывали все попытки. В конце концов, окончательно теряя настрой, фокусник остановил фрикции, разочарованно вздыхая, и приподнялся на руках, когда Ринд наконец затихла и растеклась по постели в блаженстве, больше не обращая ни на что внимания. Он надеялся, что хотя бы в этот раз получится всё сделать так, как делают все нормальные люди. Он был так близок, не хватило совсем чуть-чуть… — Уже кончила? — хрипло спросил Хисока, ласково убирая несколько влажных прядей со лба девушки. — Ага… Впервые с парнем получилось… — пролепетала она, едва двигая губами. — Не против, если я продолжу? — Моро вновь стал плавно покачивать бёдрами, опуская взгляд вниз, чтобы полюбоваться. — Мне не понадобится много времени. — Да, продолжай… — слегка вздрагивая при каждом движении, Ринд устало прикрыла глаза и мягко погладила ладонями мускулистые руки парня, нависающего над ней. — Замечательно, — улыбнувшись, фокусник слегка ускорился. Член стал скользить ещё лучше, входил легко и беспрепятственно, будто погружался в желе. — Ты так намокла… С твоим парнем у тебя такого не бывало? — Давай не будем о нём, — недовольно нахмурилась девушка и отвела понурый взгляд в сторону, тихо вздыхая от продолжающихся ритмичных толчков. — Почему? — усмехнулся Хисока, начиная двигаться грубее. — Стыдно, что изменила ему с первым, кто угостил тебя выпивкой, как какая-то потаскуха? — Что? — Ринд распахнула глаза и возмущённо уставилась на Моро с раскрытым ртом, не находя слов, чтобы что-то ответить. — Часто так делаешь? — лицо фокусника изменилось: хищный взгляд жёлтых радужек похолодел, а в неестественной улыбке затаилась нескрываемая угроза. — За еду тоже ноги раздвигаешь или только за алкоголь? А то в холодильнике лежит сэндвич. Может, отсосёшь мне за него? — Да пошёл ты, урод! Отпусти! Слезь с меня! Оскорблённая девушка брыкнулась, с силой толкая парня в грудь, однако тот даже не покачнулся, лишь ускоряя фрикции, и с лёгкостью обхватил тонкую женскую шею ладонью, чуть сжимая. — Отвратительный голос. Будь потише. Ринд неосознанно задержала дыхание и замерла, с инстинктивным испугом глядя на Моро. Его глаза уже перестали напоминать человеческие, горели каким-то демоническим светом и прожигали насквозь. — П-пожалуйста, Хисока, отпусти… — прошептала она, внезапно для себя осознавая, что ситуация ничем хорошим не пахнет. — Тебе страшно? — пугающая улыбка растянулась шире, и голодная плотоядная аура вырвалась на свободу, враждебным потоком сметая с прикроватной тумбочки стационарные часы и стакан с водой. — Правильно. Надо было думать, прежде чем идти куда-то с незнакомцем. Неужели тебя в детстве не учили этому родители? Кровь застыла в жилах от леденящего осознания: никто ведь не знает, где она. Никто из персонала или жильцов Башни не видел их вместе. Она отключила на телефоне геолокацию, чтобы её не нашёл парень, с которым Ринд поссорилась накануне и который к тому же думает, что она на работе. А на работе она взяла отгул, потому что «приболела». Никто даже не подумает искать её здесь. Её никто не спасёт. — Да… Да, учили… — голос девушки задрожал от накатывающей паники. Она видела само зло во плоти, чистое, концентрированное зло. С ним невозможно договориться, у него ничего не получится выменять на свою жизнь. Монстр в человеческом облике с притворной улыбкой, за которой прячется пасть с клыками. — Я усвоила урок, спасибо, Хисока, — Ринд выдавила из себя кривую улыбку, чувствуя скапливающуюся в уголках глаз влагу и уже не обращая внимания на переходящие в неприкрытую жестокость резкие толчки, больше не приносящие никакого удовольствия. — Отпусти меня, пожалуйста. Я никому не скажу, что была здесь. — Верно, не скажешь, — тихо засмеялся волшебник, сдавливая горло девушки сильнее. — Нет, прошу, пожалуйста, не надо, я не… — захрипела она, пускаясь в слёзы и беспорядочно махая руками. Ринд то хваталась за пальцы Моро на своей шее в попытке расцепить их, то била со всех сил нависшего над ней маньяка в плечи и грудь, старалась достать до его лица, расцарапать ногтями эти ужасающие жёлтые глаза, но Хисока будто вообще не замечал сопротивления, лишь усмехался и наслаждался необузданным страхом на лице девушки. Она ворочалась, отчаянно брыкалась, пыталась как-то отбиться ногами, между которыми расположился Моро, кричать и звать на помощь, но удавалось лишь беззвучно раскрывать рот. Прошла ужасно долгая минута, полторы, мёртвая хватка не ослабевала, кислород в лёгких стремительно кончался, от чрезмерно высокого давления в сосудах на коже миловидного лица девушки полопались капилляры, напоминая веснушки, и осознание скорой смерти промелькнуло в её широко распахнутых влажных глазах. — Да, вот так, прекрасно, смотри на меня… — прошептал фокусник возбуждённо, словно голодный пёс мерзко капая слюной из своей безумно оскалившейся пасти на неспособную вздыматься грудь Ринд. — Изумительно… Я уже почти… Вколачиваясь в постепенно слабеющее женское тело так жестоко и яростно, как не трахают дальнобойщики даже самых дешёвых и уродливых проституток на заправках, Хисока переложил на шею девушки и вторую свою руку, навалившись теперь всем своим весом так, что голова несчастной заметно провалилась затылком в матрас и Ринд услышала глухой хруст перелома хрящей собственной гортани. Слёзы с новой силой брызнули из сине-зелёных глаз от невыносимой боли, словно в глотку насыпали бесчисленное количество осколков стекла, и дрожащие губы приоткрылись в немом крике. — Превосходно… Очень хорошо… Девушка из последних сил судорожно цеплялась ногтями за плечи Моро, медленно расставаясь с сознанием от болевого шока и нехватки кислорода, а Хисока, не моргая, продолжал смотреть на неё вожделенно из-под полуприкрытых век. Его долгий дрожащий стон она уже не слышала, не видела, как янтарные глаза закатились вверх, а рыжие брови сложились домиком, она не почувствовала, как горячее семя разлилось глубоко внутри неё, просто обмякла сломанной куклой в руках своего истязателя. 📍 — Молодец… — выдохнул Хисока хрипло, когда его жестокая аура, получившая желаемое, испарилась подобно туману на рассвете, и наконец отпустил фиолетово-багряное горло Ринд спустя ещё несколько секунд, бессильно сваливаясь рядом. — Своё вино ты отработала в полном объёме. Наслаждаясь умиротворяющим послеоргазменным покоем, фокусник задумчиво прикрыл глаза. Тишина длилась секунда за секундой, пряча в себе озадаченные мысли. Потребовалось некоторое время, прежде чем Моро решил взглянуть правде в лицо и признать: «Я снова представлял его». И на этот раз вовсе не в пошлом контексте: не на четвереньках, не с разведёнными ногами, даже не обнажённого. Он просто думал об Иллуми. О таком Иллуми, каким тот является, без развратных фантазий о его потенциальной чёрной косе и сексе с ним на совместной миссии. Но даже так Моро почти умудрился кончить, достаточно было лишь прошептать имя брюнета. Если бы эта девчонка не орала во время оргазма так, будто рожает, скорее всего, Хисоке хватило бы этого и без её убийства. Впервые ему хватило бы просто обычного секса. Секса с образом Иллуми в голове. Это раздражало. Ассасин интриговал Моро лишь своими выдающимися способностями. Они общаются только потому, что Хисока намерен однажды сойтись с ним в смертельном поединке, вот и всё. Ни один из интересов фокусника не говорил и не мог говорить о том, что ему может как-либо иначе понравиться скупой на эмоции, до парадоксального правильный во всём андрогин-аристократ с рыбьими глазами и закостенелой мимикой, который считает себя чуть ли не высшей формой жизни и стремится контролировать даже то, сколько раз в минуту моргает. Но тогда почему при мысли о Золдике кровь закипает магмой и сердце сбивается с ритма? Почему Хисока уже больше полугода не может выкинуть из головы то, как дотронулся до этих чёртовых губ, и непременно хочет прикоснуться к ним вновь? Почему так сильно злится на последнее сообщение брюнета и всё равно так сильно ждёт следующего, даже если Иллуми на Моро совершенно неприкрыто наплевать с высоты Небесной Башни? И почему от этого факта так неприятно до ноющей боли в груди? Отчего фокуснику хочется быть для Золдика кем-то большим, чем никем? Не другом, не коллегой, хотя бы просто кем-то, чтобы хоть иногда Иллуми вспоминал о нём просто так, а не ради миссии. — Как я жалок… — невесело вздохнул Хисока своим размышлениям. Неприятный влажный хрип раздался откуда-то сбоку, и фокусник слегка нахмурился, поворачивая голову к лежащей рядом девушке. Та что-то невнятно шевелила губами, глядя куда-то перед собой стеклянными заплаканными глазами с несколькими лопнувшими от напряжения сосудами, местами окрасившими белок в красный цвет, всё пыталась совершать рефлекторные вдохи-выдохи, но лишь сильнее давилась кровью, скопившейся в изрядно повреждённой гортани. — Ещё жива? — удивлённо приподнял бровь Моро, оглядывая искалеченную шею с уродливыми отметинами. — Не повезло. Извини, надо было держать подольше. С небрежно-равнодушным видом Хисока поднялся с постели, отчего Ринд крупно вздрогнула и напряглась, испугавшись, что злой волшебник решит продолжить начатое, но тот просто лениво двинулся в ванную. В убийстве калеки он не был заинтересован. — Как придёшь в себя, поторопись, пока не захлебнулась кровью. В Башне много медиков, тебе быстро помогут, — безразлично кинул он по пути. — Думаю, запугивать тебя нужды нет. Парню скажешь, что тебя изнасиловал какой-то негодяй. Я немного переусердствовал, так что медицинская экспертиза это подтвердит. И закрой за собой дверь. *** Популярность оказалась не такой уж плохой вещью. У Моро появилось на удивление много поклонников, а особенно поклонниц. Пришлось привыкнуть, что при каждом выходе из апартаментов случайные встречные в Башне могли попросить автограф или селфи. Участвовать в фотосессиях для местного журнала Хисоке понравилось, он даже снялся для ежегодного календаря Небесной Арены в преддверии Нового года. А вот давать интервью он совсем не горел желанием и всячески этого избегал. Журналисты даже предлагали немалые деньги за возможность задать ему хотя бы несколько вопросов, но фокусник принципиально отказывался, шутливо отвечая: «В даме должна быть загадка», — и махая перед их лицами одноимённой игральной картой. Неплохой, а главное, стабильный доход приносил рекламный контракт, который ему предложила известная компания по производству сладостей после того, как во время третьего своего боя Хисока рассказал оппоненту об одном из своих хатсу. Моро любил сладкое, в детстве он его не ел, так что с большой радостью принял предложение о сотрудничестве. Быть амбассадором кондитерского предприятия казалось прекрасной перспективой. Ничего не предвещало беды. Однако он не ожидал, что в честь коллаборации со «зловещим волшебником» Небесной Арены завод постарается воссоздать рецептуру той самой «Банжи» и выпустит отдельную линейку в аутентичном фантике с улыбающейся рожицей. Моро надеялся, что больше никогда не увидит эту жвачку, что её производство никогда не возобновят, и тут ему подарили целых три огромных коробки этого добра. Три коробки самых тёмных и гадких воспоминаний. Хисока стал частенько перед сном брать парочку этих жвачек и складывать на постель рядом с собой, долго и упорно прожигая их взглядом, полным ненависти. В один из таких вечеров он, не способный уснуть уже на протяжении полутора часов, решился попробовать лакомство, которое рекламировал. В холодной темноте своих апартаментов фокусник протянул руку и подобрал с подушки оставленную им же жвачку, некоторое время затем разглядывая её в своей ладони. Он неуверенно развернул фантик и сложил сладкую подушечку себе на язык, медленно разжёвывая с отсутствующим выражением лица. Тот самый отвратительный вкус. Вкус того дня, когда он стал Хисокой Моро и навсегда перестал быть собой. «Отец» всегда оставлял ему на подушке что-нибудь сладкое. Чаще всего это была жвачка. «Пожалуйста, хватит! Нет! Мне больно! Не надо, прекрати! Больно!» — раздался в голове душераздирающий детский крик. «Ну-ну, тише, сынок. Разбудишь маму и соседей», — ответил мужской хриплый голос прямо на ухо, и на одно страшное мгновение Хисоке показалось, будто его обладатель в самом деле нависает сверху. «Не плачь, ты ведь уже взрослый мальчик, занимаешься такими взрослыми вещами со своим папочкой…» Отчего-то Моро мелко затрясся всем телом, но всё так же продолжал разжёвывать приторный вкус, постепенно начиная криво, истерично смеяться, крепко жмурясь и обнимая себя за плечи. «Молодец, ты такой хороший мальчик, Хисока. Папе было очень хорошо. Вот, держи «Банжи». Специально для тебя ездил за ней в город». Внезапно переставая смеяться, фокусник вдруг зажал себе рот ладонью, словно пытался остановить приступ кашля, и спешно подскочил с кровати, забегая в ванную комнату чуть не спотыкаясь. Он нервным движением вздёрнул сидушку унитаза и рухнул на колени, хватаясь пальцами за холодную керамику. Желудок исторгнул всё своё содержимое, включая частично переваренный ужин, но даже после этого рефлекторные спазмы ещё некоторое время не прекращались. Стойкий химозный привкус жвачки заставлял пытаться выблевать желудок целиком. Лишь после того, как Хисоку пару раз стошнило ярко-жёлтой желчью, потому что больше было нечем, рвотные позывы наконец стихли, и побелевший сильнее обычного Моро устало облокотился спиной о кафельную стену. Ещё несколько раз вымученно усмехнувшись, словно через силу, фокусник в конце концов опустил уголки губ и отстранённо уткнулся пустым взглядом в стену. Он просидел так до самого утра, почти не моргая. Лишь когда начало светать, а от холода и неудобства позы свело мышцы ног, Хисока дёрнул зрачками и отмер, оглядываясь будто спросонья. Медленно поднимаясь с пола, он кое-как схватился сначала за край унитаза, потом за раковину и приподнял голову, заглядывая в своё отражение. Оттуда на него смотрел покрытый холодной испариной болезненно-бледный человек со светлыми, слегка рыжеватыми растрёпанными волосами, под понурыми глазами которого пролегли тёмные синяки. Если бы он рекламировал жвачку «Банжи» в таком виде, производство бы разорилось. Эта жвачка заслуживает именно такой рекламы. Моро нехотя умылся, надеясь смыть с себя бессонную ночь, почистил зубы и несколько раз промыл рот ментоловым ополаскивателем. Он вяло поводил языком по нёбу, пожевал слюну, и новый приступ тошноты отозвался для ослабевшего организма резкой мигренью, что Хисоке пришлось опереться о раковину, чтобы устоять на ногах. Фокусник обозлённо схватился за щётку вновь, нанося на неё в этот раз непомерно много пасты, отчего та стала в переизбытке капать в слив. Он чистил зубы ещё трижды, раздирая себе дёсны в кровь, но мерзкий вкус жвачки никуда не девался и будто бы становился ещё интенсивнее. «Я куплю тебе столько «Банжи», сколько попросишь. Ты заслужил, сынок». Постояв несколько минут молча перед зеркалом с опущенной головой, в конце концов Моро поднял свой взгляд и оглядел всего себя по пояс до резинки домашних шорт. Он смотрел долго, рассматривал голый торс, рельеф рук, уставшие глаза, слегка влажные кончики рыжих волос, но затем отчего-то скривился в откровенном отвращении, словно смотрел на то, что несколько часов назад отторгнул его организм, и с ненавистью плюнул окровавленной слюной в собственное отражение. Приведеньем выйдя из ванной, Моро безразлично оглядел апартаменты, натыкаясь взглядом на стоящие в углу картонные коробки. «Ты заслужил, сынок». Фокусник вдруг резко двинулся в сторону этих коробок, взял одну из них, что стояла сверху, и словно лунатик понёс её в спальню. Окинув безжизненными глазами свою постель, Хисока перевернул коробку и вывалил на кровать всё её содержимое. Целая куча жвачек рассыпалась по простыням. «Ты заслужил». Страдальчески сдвигая брови и прикусывая нижнюю губу будто бы от боли, Моро залез на постель и с очевидной неприязнью улёгся сверху на всё это неисчислимое количество «Банжи», сворачиваясь в позу эмбриона и вплетаясь пальцами в свои светлые волосы. — Заслужил… — тихо засмеялся он вновь, жмурясь изо всех сил. — Я заслужил… *** Жвачку стали продавать во всех киосках со снеками на Небесной Арене и раздавать участникам после сражений в качестве поощрения. Кто-то говорил, что это вкус из детства, нагоняющий приятную ностальгию, кто-то открыл для себя это новое-старое угощение впервые. Фанатики Хисоки вообще скупали «Банжи» немыслимыми объёмами, что казалось, те только этой жвачкой и питаются. Моро получал свой процент с продаж, хоть и не был этому рад. Он заключил контракт на полгода, так что выбора у него особо не было: расторжение договора было бы слишком накладным финансово. Да и какая теперь разница? Пусть все считают, что Хисока выбрал себе способность в память о любимой сладости и счастливом детстве. Хотя бы в умах этих людей оно будет счастливым. Им совсем не обязательно знать о том, что сила, вложенная в этот хатсу, основана на глубокой ненависти к чёртовой жвачке, а вовсе не на любви к ней. Чего нельзя сказать о «ткани обмана». Эту сладость Хисока действительно любил, даже было обидно, что как раз её кондитерская фирма отказалась воссоздавать под его личным брендом: о ней ведь фокусник не упоминал на ринге. «Ткань обмана» была его любимой сладостью до похищения, её дала ему попробовать мама. Родная мама. То был последний настоящий День рождения с настоящими родителями. А теперь некогда любимое лакомство вызывало лишь тупую боль в груди, которую прятала за собой лживая улыбка, единственные счастливые воспоминания до скончания веков оказались окрашены густой тьмой, за которой уже не разглядеть былой радости. «Ткань обмана». Это название очень подходит. На двухсотых этажах Небесной Башни у Моро частенько случались дни, когда заняться было совершенно нечем. После трёх побед он решил притормозить и не спешил доводить это число до десяти, так что в последнее время только и делал, что ходил на съёмки для своего фотоальбома участника Небесной Арены, еженедельные лимитированные выпуски которого разлетались по рукам почти сразу, как поступали в продажу. Альбомы охотно покупались даже теми, кто вовсе не следит за сражениями на Арене, просто потому что Хисока довольно красив, выглядит эффектно, хорошо получается на фотографиях, умеет позировать и чувствует себя перед камерой гораздо увереннее и раскрепощённее остальных бойцов двухсотых, у которых в портфолио можно было найти в лучшем случае пять удачных фото. А потому фокуснику периодически начали поступать предложения от сторонних журналов и брендов одежды, что не могло не льстить. Ещё одним плюсом неожиданно пришедшей славы оказалось то, что за регулярный секс теперь не нужно было платить. Среди фанатов можно было встретить весьма симпатичных представителей своего пола, которые следовали за Моро в его апартаменты, стоило ему только пальцем их поманить. И, как правило, все эти люди были приезжими туристами, что облегчало сокрытие убийств. В конце концов, смерть на ринге Небесной Арены дело частое, все бойцы при регистрации подписывают договор о том, что ни к кому не имеют претензий в случае гибели во время поединка. Но вот линчевание обычных людей преследовалось законом, поэтому приходилось за собой прибираться. Официальной лицензии на убийства, как у тех же Золдиков или каких-нибудь других одобренных Крёстными Отцами наёмников, у фокусника не было, за неё было необходимо ежегодного вносить колоссальную пошлину в фонд мафии. Очередной бесполезно прожитый день подходил к своему завершению. Это апатичное времяпрепровождение уже начинало надоедать, что Хисока стал задумываться о том, чтобы всё бросить и вновь отправиться в путешествие с неопределённым пунктом назначения в поисках достойных соперников или каких-никаких приключений. От Иллуми всё равно уже несколько месяцев ни слуху, ни духу. Возможно, ассасин вообще передумал брать Моро на задание, а тот всё ждёт у моря погоды почём зря. Заблаговременно назначив себе бой — на который фокусник, конечно же, приходить не собирался — с каким-то не слишком интересным новичком в самом конце допустимого периода отдыха на двухсотых, Хисока решил напоследок поужинать в одном местном заведении. Очень уж ему понравились их фирменные безе, к тому же по пятничным вечерам трапезу сопровождала живая музыка, а это всегда подкупало. Хоть ресторан находился через пару улиц от Башни, но даже там случайно нашёлся поклонник зловещего фокусника — смазливый паренёк с курчавыми русыми волосами на вид лет семнадцати-восемнадцати, что не слишком успешно сражался последние пару месяцев на первых этажах, перескакивая то выше, то ниже. Сначала тот украдкой поглядывал со своего столика на как всегда эксцентрично одетого и накрашенного посетителя, но очень скоро Моро эта скромность надоела, и он поймал чужой взгляд своими хищными глазами. Парень сразу испуганно отвернулся, однако, быстро взяв себя в руки, всё же решился спустя несколько секунд ещё раз посмотреть вновь на своего кумира. Хисока ненавязчиво улыбнулся и игриво подмигнул, кивая на пустующее место перед собой и тем самым невербально приглашая за свой стол. Десяти минут разговора за бокалом хорошего виски хватило, чтобы фокусник понял, что Лени — так представился незнакомец — очень болтлив. Гораздо болтливее самого Моро. За какие-то несколько минут рассказал о себе всё, разве что про детский сад не упомянул, и если б Хисока хотел легкодоступного секса чуть меньше, чем очень, то определённо такую черезмерную разговорчивость не стал бы терпеть. Однако пользоваться услугами проституток, когда чуть ли не каждый третий поклонник готов убить за возможность оказаться с волшебником в одной койке, было глупо. Ориентацию Моро всегда определял безошибочно просто по одному короткому взгляду на человека, так что был абсолютно уверен, что новое знакомство обязано закончиться сексом со смертельным исходом юноши. Когда охмелевший язык Лени под влиянием провокационных вопросов Хисоки случайно ляпнул о том, что парень практикует BDSM в сабмиссивной позиции, радости фокусника не было предела. Мало того, что ему в принципе редко удаётся встретить потенциального партнёра своего пола и нужной ориентации вот так просто, в случайном ресторане, так в этот раз ещё и на фетишиста удалось нарваться. С ним Моро хотел бы поиграть подольше, подчинение довольно сильно заводит. Возможно, он даже не убьёт парнишу. Зависит от того, насколько хорошо тот справится со своей ролью. Совсем скоро Хисока поспешил рассчитаться за ужин, чтобы Лени не успел слишком сильно напиться: с его комплекцией это не составило бы труда. Едва они оказались на нужном этаже Башни, Моро впечатал парня в стену коридора дерзким поцелуем, что тот от неожиданности чуть слышно всхлипнул. Они подбирались к двери в апартаменты на ощупь, жадно целуясь и небрежно лапая друг друга. Фокусник слепо пошарился по своим карманам в поисках ключ-карты и, чуть было не выронив её из дрожащих в нетерпении пальцев, наконец открыл заветную дверь, буквально вталкивая Лени в комнату и затем спешно закрывая за собой. — Эм… Слушай, я… Я не думаю, что готов к такому, — неуверенно протянул тот, смущённо поглядывая куда-то в сторону, пока Хисока покрывал его шею лёгкими влажными укусами, навязчиво подталкивая к спальне. — У меня ещё ни разу не было втроём. Или ты хочешь, чтобы он смотрел? Мне как-то не по себе от его взгляда… — Что? — пребывая в возбуждённой прострации, Моро в недоумении отстранился и перевёл зрачки в ту же сторону, как вдруг сердце на пару мгновений остановилось. В кресле, что стояло у широких панорамных окон, царственно восседал с неизменной прямой осанкой Иллуми, сложив руки на подлокотники. Его волосы и правда отрасли и теперь аккуратными шёлковыми лентами спадали на размеренно вздымающуюся грудь ассасина, почти доставая до уровня солнечного сплетения. Брюнет заметно повзрослел и похорошел с их последней встречи: правильные черты лица окончательно перестали напоминать детские, острые скулы стали более мужественными, изящный рельеф на руках — более выраженным, а вот холод из глаз никуда не делся, всё такие же большие чёрные льдинки. На минуту Хисока забыл все слова, будто видел Иллуми впервые в жизни, а тот в это время скептично и пренебрежительно оглядывал хиленького парня в руках замершего фокусника, слегка приподняв тонкую чёрную бровь в немом вопросе, но тактично промолчал, делая непричастный вид. — Я помешал? — без особого интереса спросил Золдик спустя ещё секунд десять неловкого молчания. Наконец приходя в себя от внезапно прозвучавшего однотонного голоса, Моро выпрямился, меняя свой взгляд, направленный на брюнета, на недовольный прищур. Он отпустил Лени и вновь открыл дверь в коридор, из которого они ввалились в апартаменты минуту назад, намекая на то, что третьему лишнему стоит уйти. Нервно кусая щёку в ожидании, кудрявый парень опустил глаза в пол, не слишком понимая происходящее, пока Иллуми, совершенно не меняясь в лице, уверенно продолжал неподвижно сидеть в кресле, словно примёрз к нему. — Я открыл дверь для тебя, лапусь, — услышал юноша мягкий голос Хисоки над своим ухом. — А? — удивлённо вздёрнул голову Лени, заглядывая в жёлтые радужки кумира. — Но… мы же… — Считай, что удача благоволит тебе, — волшебник улыбнулся и слегка подтолкнул его к выходу. — Подожди, в каком смысле? — возмутился парень, упираясь и разворачиваясь обратно к Хисоке. — Скажу откровенно, ты мне правда понравился, — снисходительно вздыхая с ухмылкой, Моро бесцеремонно провёл большим пальцем по нижней губе растерянного Лени. Эти губы были искусанными и сухими. Совсем не такие, как у Иллуми. — Возможно, я бы даже сохранил тебе жизнь сегодня, и ты бы отделался переломом руки или ноги. Если хочешь, можешь остаться и проверить, что же я выберу в итоге, но не обещаю, что мой партнёр будет настолько же милосердным, — фокусник чуть кивнул головой вбок, как бы указывая на Золдика в кресле. — Очень уж ревнивый, не любит меня делить. Моментально трезвея, Лени побледнел, ещё пару мгновений всматриваясь в добродушное лицо Хисоки, пытаясь понять, шутка ли это, и вдруг медленно попятился в коридор, перебегая глазами от одного странного парня к другому. Шуткой это не было. Черноволосый не засмеялся и даже не улыбнулся ни на миг, продолжая сверлить безразличным взглядом фокусника. Решая не проверять правдивость слов Моро, юноша без оглядки выбежал из комнаты и пустился прочь, после чего фокусник прикрыл дверь и снова повернулся к Иллуми, прожигая его своими золотыми радужками. В пальцах Хисоки скользнула карта и в следующий же миг пустилась в сторону Золдика с чётким намерением раскроить череп, однако ассасин лёгким движением насадил карту на свою иглу прямо в полёте и понимающе вздохнул, прикрывая глаза. — Злишься? — Ну что ты, — с очевидным сарказмом в голосе выплюнул Моро и подошёл к небольшому комоду в углу. — Признаю, я был резок в своём последнем сообщении, — Иллуми равнодушно проследил за тем, как фокусник достал из этого комода начатую бутылку виски и два рокса. — Считаешь, что имеешь право писать мне подобное? — неожиданно серьёзно заговорил Хисока, протягивая один из бокалов собеседнику. — Я с тобой добр, Иллуми. Всегда добр, даже когда ты действуешь мне на нервы. Но это не значит, что я ничтожество, о которое можно вытирать ноги. — Само собой, — кивнул брюнет согласно, принимая бокал. — Но единственное, что я могу сказать, так это то, что моё сообщение спровоцировано не тобой и ничего другого я написать не мог. — То есть я должен это проглотить из-за того, что у тебя тогда просто не задался день? — Моро плеснул в рокс гостя пьянящую жидкость, после чего, игнорируя второе пустующее кресло рядом, словно оно уже было занято чрезмерным эго Иллуми, вальяжно развернулся и уселся на широкий угловой диван, что стоял у противоположной стены. — Ты просто не должен писать мне без причины, — Золдик сделал небольшой глоток, не отводя своего безразличного взгляда от собеседника. — Даже если очень хочется? — фокусник налил немного виски и себе, затем закупоривая бутылку и небрежно откидывая на подушки. — Я ведь не пишу тебе каждодневно, дорогой Иллуми. Неужели я настолько невыносим? — Хисока, ты один из немногих людей, если не единственный, который не является Золдиком, но которого при этом я действительно уважаю, — брюнет скользнул глазами к своему роксу, слизывая с губ пряные ноты. Было неожиданностью, что у Моро вообще есть вкус в алкоголе. Ранее Иллуми не видел, чтобы тот пил. — И только поэтому я приношу тебе извинения за свою грубость, но не за посыл, который содержался в моём сообщении. Будь добр, пиши мне только по делу. В противном случае я буду вынужден и правда заблокировать твой номер. — Погоди, что ты сказал? — изогнул бровь Хисока, ухмыляясь. — Ты слышал. — Нет-нет, я ничего не разобрал, засмотрелся на твои губки. Повтори, пожалуйста, будь душкой. «Твои милые невинные губки…» — Иллуми чуть дёрнул бровью ехидному голосу в голове, решившему озвучить давно забытое сообщение. — Извини. Был неправ, — выдавил из себя он, чуть не скрипя зубами. Расплывшись в довольной улыбке, фокусник наклонил голову на бок, любуясь лёгким раздражением на лице гордого Золдика. Раньше он не замечал таких мелочей. — Присядь, — Моро похлопал по месту рядом с собой и немного отпил виски из своего бокала. Недоуменно моргнув, Иллуми ещё несколько секунд ожидал объяснения, для чего он вдруг должен менять своё местоположение, но Хисока продолжал молча разглядывать его, то и дело задерживаясь зрачками на отросших волосах. В конце концов ассасин всё же поднялся с кресла и проследовал к дивану, садясь примерно в полуметре от волшебника, а тот зачем-то отставил на деревянный подлокотник свой бокал. — А что насчёт сегодня? — Моро вдруг придвинулся, резко сокращая дистанцию, и уложил одну свою руку на спинку дивана позади головы брюнета, на что тот слегка обернулся через плечо, насторожившись. — Я рассчитывал неплохо развлечься с этим парнем, но твой внезапный визит разрушил мои планы. Что мы будем с этим делать? Хисока аккуратно огладил ладонью колено Иллуми, мягко стискивая пальцами ткань его тёмно-зелёных брюк, и тот распахнул глаза шире, не зная, как на подобное реагировать. Золдик инстинктивно сдвинул ноги вместе и сжал бокал чуть сильнее, метнувшись глазами к ехидному лицу Моро. — Руку убери, — неизменно ровным тоном ответил убийца, стараясь изо всех сил сохранить спокойствие на лице, когда ладонь начала перемещаться с колена выше по бедру. — Почему же? — фокусник хоть и не стал отстраняться, но всё-таки остановился, пытаясь подробнее рассмотреть смешанные эмоции на фарфоровом лице, пробегающие едва уловимыми сокращениями. — Я весьма опытен, ты не пожалеешь. В двадцать лет уже пора попробовать кое-что, о чём родителям знать не стоит. Мы ведь уже давно знакомы, не нужно стесняться. Обещаю, я буду нежен. — Последний раз говорю, убери руку, или я её сломаю. Я уже извинился. Если тебе этого недостаточно, то я уйду. Иллуми даже будто бы зажался всем телом, слегка отодвигаясь. Он не так давно начал использовать технику соблазнения на жертвах, но уже успел натерпеться от них мерзких и чересчур навязчивых приставаний. И хоть руки Хисоки были куда более деликатными и, несмотря на весь его напор, даже не пытались облапать там, где это можно бы было расценить как домогательства, но непроизвольные ассоциации с теми развратными богачами сами лезли в голову убийце, а думать так о фокуснике ему почему-то не хотелось. Не хотелось, чтобы он оказался таким же. Наблюдая очевидный дискомфорт, которым был насквозь пропитан весь вид брюнета, Моро опустил уголки губ и без дальнейших уговоров сделал, как было велено, немного отсаживаясь. Он, может, и маньяк, но никак не насильник. — Всего лишь шутка, — усмехнулся Хисока, разбавляя напряжённую атмосферу. — Твой юмор всё так же плачевен, — Золдик заставил себя снова выпрямиться с гордым видом, проводя своей ладонью по слегка смятой ткани брюк и разглаживая её. — Неужели ты думаешь, что я стал бы принуждать тебя к чему-то? — оскорблённо вздёрнул брови фокусник. — Я бы ни за что тебя не обидел, милый Иллуми, и не сделал бы ничего без твоего согласия. Просто хотел немного проучить, только и всего. — Мне двадцать один, — решил запоздало поправить ассасин Моро. — Исполнилось полтора месяца назад. — Прости, я без подарка, — Хисока небрежно пожал плечами, а Иллуми вдруг о чём-то задумался, разглядывая своё колено и делая очередной глоток солодового дистиллята. — Ты серьёзно собирался заняться сексом с тем парнем? — зачем-то спросил он в итоге. — Почему нет? — Хисока вновь подхватил свой бокал и покрутил им у своего носа, прикрывая глаза в удовольствии. — По его словам, он совершеннолетний. Не вижу проблемы. — Я не об этом. Просто не ожидал, что тебе нравится такой пресный типаж… — ляпнул Иллуми, только затем понимая неоднозначность сказанного, когда фокусник удивлённо вытянул лицо. Золдик и сам не мог понять, зачем поднял эту тему, но никак иначе перебить мысли о том, как несдержанно Моро целовал какое-то отребье, не получалось. Брюнет даже почувствовал себя оскорблённым тем фактом, что водится с человеком столь неразборчивым в выборе половых партнёров. Неужели ему совершенно плевать на то, с кем делить что-то настолько личное и ценное — собственное тело. — Не нравится, — подал голос Хисока спустя некоторое время, отчасти смущённо ухмыляясь и тщательнее вглядываясь в слегка растерянные тёмные глаза напротив. — Меня привлекает совсем другой типаж, гораздо более особенный, но он обычно ко мне очень холоден, и видимся мы редко, так что приходится выбирать из доступных. Убегая от абсурдности этого диалога и делая вид, что ничего странного не сказал и не услышал, брюнет кинул взгляд в сторону и наткнулся на журнал, лежащий на диване чуть поодаль, на обложке которого красовался сам Моро. Фокусник на фото позировал в строгом белом пиджаке на голое тело и элегантных брюках того же цвета с высокой талией, его влажные серо-голубые волосы слегка завивались, как если бы он попал под дождь, а раскосые золотые глаза были изящно выделены тёмной дымкой теней. — Значит, этим ты теперь занимаешься? Кривляешься перед камерой и таскаешь сюда малолеток? — Что тебя смущает? Люди меня любят. — Они тебя не знают. Возможно, скажи подобное кто угодно другой, Хисока бы воспринял это как прямой укор, однако сейчас он каким-то образом догадался о смысле сказанного, даже сперва не уловив двойственность этой фразы. Иллуми имел в виду не то, что люди не любили бы его, если б знали — хотя, наверное, это правда. Брюнет хотел сказать, что любовь незнакомцев фальшива и едва ли вообще имеет право так называться. — Кого это волнует? — вновь отставляя рокс в сторону, ответил фокусник не то Золдику, не то самому себе, поднимаясь с дивана и следуя к коробкам, стоящим в углу комнаты. — Зато в мою честь возобновили производство моей любимой жвачки из детства. Попробуй, кстати. Вытащив из верхней коробки квадратик жвачки, Моро подкинул его в сторону своего гостя, и тот инстинктивно поймал, даже не особо следя зрачками. Ассасин оглядел фантик и не смог сдержать насмешливого выдоха, привлекая к себе внимание жёлтых глаз. — Победа и поражение, как же, — прокомментировал он звезду и слезу на щеках изображённой рожицы. — Просто срисовал этикетку. — О, я не врал, — помотал головой Хисока, включая с пульта телевизор, и уселся обратно, не нарушая комфортную для Золдика дистанцию. Фокусник любил, когда на фоне маячил белый шум из однотонных голосов, и частенько оставлял телевизор включённым на всё время, что находился в апартаментах. — Я интерпретирую это так, пускай изначально в эти символы никто такого смысла не закладывал. Уже привыкший к тому, что все сладости, которые давал волшебник, всегда оказываются вкусными, Иллуми с интересом развернул цветастую этикетку и положил подушечку жвачки на язык, сразу же разжёвывая. Пока Моро готовился выслушивать с наигранной улыбкой похвалу ретроспективному вкусу лакомства, брюнет отчего-то замер с невыразимым лицом, будто только что случайно съел опарыша или что похуже. Убийца молча поднялся со своего места под недоумевающий взгляд медовых радужек, взял из салфетницы со стола пару салфеток и прислонил их ко рту, сплёвывая. — Я начинаю сомневаться в твоём вкусе, — вынес приговор Золдик с явным недовольством на лице, аккуратно сворачивая салфетки вокруг жвачки в несколько слоёв. — Тебе не понравилось?.. — поражённо выдохнул Хисока. — Сплошная химия и отдушки. Ничего ужаснее в жизни не ел, а я пробовал почти все существующие яды. Удивлён, что ты в честь этого придумал основную свою способность. Я полагал, что предпочтения в еде у нас схожи. Наконец сложив салфетки в небольшой комочек, Иллуми подошёл к мусорной корзине у двери, выбросил злосчастную жвачку и вновь повернулся к фокуснику, но тут же опешил, на мгновение теряясь в пространстве комнаты. Тот улыбался так нетипично спокойно и искренне, словно был по-детски счастлив тому, что брюнет выбросил эту дрянь, едва распробовав. — Приятно слышать, — будто бы облегчённо прикрыл глаза Моро, окончательно вводя убийцу в ступор. — Разве? — Очень уж я ждал хоть одного плохого отзыва. Люблю твою прямолинейность. Хисока глотнул немного виски, пока Золдик с озадаченным видом пытался мысленно придать правильную форму словам делового партнёра, чтобы вложить их, как кусочек пазла, в общее мировосприятие. Однако как ни старался брюнет понять, почему фокусник был так рад слышать негативное мнение о любимой жвачке, никак не мог это переварить и в конце концов бросил попытки, определяя эту загадку как непостижимую. — Ты не передумал насчёт миссии? — Иллуми присел на край второго подлокотника дивана, слегка наклоняясь, чтобы поближе рассмотреть обложку альманаха Небесной Арены. Ему ещё не доводилось лицезреть такого Хисоку с мокрыми волнистыми волосами и вечерним макияжем. При взгляде на него в голову отчаянно бросались синонимы слова «красивый», но Золдик не решался произнести ни один из них. — Нет, буду рад выбраться куда-нибудь. Здесь уже становится скучно. — Сегодня в девять часов вечера не стало двадцатитрёхлетней Ринд Делагарди, — заговорил неожиданно серьёзным тоном ведущий новостей из телевизора, и фокусник невольно переключил своё внимание на него, услышав знакомое имя. — Ранее сообщалось, что известный спортивный блогер выпрыгнула с четвёртого этажа из окна своего дома. Девушка находилась в коме два дня и перенесла за это время порядка семи операций, однако, так и не придя в сознание, скончалась в больнице от обильного кровоизлияния в мозг. По нашим данным, менее месяца назад она обращалась в травматологическое отделение с серьёзными побоями, но тем не менее не известно, причастен ли тот загадочный случай к самоубийству. Посмертно установлено, что Ринд была на четвёртой неделе беременности, однако её молодой человек отрицает своё… Едва дослушав, Хисока с каменным лицом выронил бокал, и со звенящим треском разбившегося стекла янтарная жидкость растеклась по паркету, сливаясь с ним. Резко оторвавшись от чрезмерно долгого разглядывания фотографии на обложке журнала, брюнет поднял глаза и уставился на ошарашенного Моро с лёгким удивлением. — Семья погибшей воздерживается от комментариев о причинах произошедшего. Будем держать вас в курсе событий, — договорил голос из новостей, пока фокусник, не моргая, смотрел сквозь плазменный экран отстранённым взглядом. — В чём дело? Ты знал её? — не понимая столь резкой перемены настроения, поинтересовался ассасин. — Что? — Хисока шелохнулся и всё же моргнул. — Нет, я… Не совсем… — В каком смысле? — Мы переспали около месяца назад… — задумчиво начал Моро, цепляясь глазами за кусочки стекла на полу. — Всё было по согласию, но в конечном итоге я с ней обошёлся довольно жестоко. Вообще не понимаю, как она выжила, но добивать я её не стал и отпустил. У меня нет привычки убивать просто так, без какой-либо цели. Складывая в голове услышанное, Иллуми мельком взглянул на экран, где уже началась следующая передача. Он молча поднялся с подлокотника, выключил раздражающие визги телевизора и вновь посмотрел на застрявшего в своей голове фокусника, возвращаясь к дивану и присаживаясь. — Считаешь, она могла быть беременна от тебя? — разбавил Золдик тяжёлую тишину спустя минуту. — Не знаю, — сдвинул брови Хисока, но, тяжело вздохнув, вдруг неуместно усмехнулся, откидывая голову на спинку дивана. — Да какая разница? Даже если так, то, будь она жива, стал бы я воспитывать этого ребёнка? Конечно нет, даже звучит смешно. — Полагаю, я совсем не тот человек, с которым ты бы хотел это обсуждать, — неожиданно проницательно заметил Иллуми, ощущая, что разрядить обстановку у Моро не вышло. — Здесь нечего обсуждать, — неестественно равнодушно отозвался волшебник, прикрывая глаза, словно не придавал никакого значения своему разбитому бокалу. Золдик взглянул на собеседника, на весь его деланно непринуждённый, расслабленный вид и наигранную улыбку и внезапно для себя осознал, что впервые в жизни по-настоящему понимает другого человека. Понимает, почему Хисока почти всё время улыбается. Они ведь с ним на самом деле очень похожи, только один прячет себя за фальшивыми эмоциями, а другой — за их полным отсутствием. — Аборты разрешены до двенадцатой недели, — вновь заговорил брюнет бесстрастно спустя ещё несколько минут тишины, сам не понимая, зачем. — Что? — нехотя приоткрыл веки Хисока. — Первые двенадцать недель это не ребёнок, а просто безличный плод, от которого можно абсолютно законно избавиться, — убийца поднял с подушек лежащую рядом бутылку виски и откупорил её, наливая в свой бокал двойную порцию. — Так что нет смысла переживать о каком-то скоплении бесконтрольно делящихся клеток. К тому же ты не можешь быть уверен в том, что этому скоплению виной именно ты. Иллуми неряшливо протянул рокс Моро, не выглядя хоть немного озадаченным ситуацией. Есть только чёрное и белое, никаких серых оттенков. Рациональность превыше эмоций. Возможно, сейчас это было правильней всего — холодное, логичное суждение. Эмоции всё разрушают. И отчего-то ассасин не хотел, чтобы они разрушили Хисоку. — Спасибо, Иллу, — в этот раз улыбаясь чуть более искренне, тот протянул руку, принимая чужой бокал, а Золдик почему-то даже не поправил волшебника, извратившего его имя, лишь задумался, за что именно он поблагодарил его: за виски или за широко известный медицинский факт. — Встречаемся завтра в аэропорту в десять утра, не опаздывай, — ассасин поднялся и как ни в чём не бывало направился к двери. — Ты можешь остаться. Если хочешь, — зачем-то предложил Моро, скромно разглядывая бокал в своей ладони, не решаясь делать глоток и нарушать целостность порции, будто это был самый дорогой подарок. — Я посплю на диване. То было не предложение, а просьба. Осторожная, очень откровенная, озвучить которую Хисока, вероятно, набрался храбрости, выполнить которую Иллуми не стоило ничего. Но она была тем самым неправильным «серым оттенком», которых в мире брюнета быть не должно, даже если он когда-то очень сильно хотел разукрасить небо всеми цветами радуги. Теперь только чёрное и белое. — В этом нет необходимости, я разместился в отеле, — не терзаясь сомнениями произнёс Золдик, останавливаясь в шаге от выхода в коридор. — Ясно, — снова натянул на себя приторно спокойную улыбку Моро. Брюнет уложил руку на ручку двери, но в последний момент застыл, походя на робота, которого отключили от электропитания. Неприятное колючее чувство осело где-то в лёгких и не давало двинуться дальше. Незнакомое тяжёлое чувство, которое он не должен испытывать. На мгновение Золдику показалось, что если он сейчас уйдёт, то безвозвратно упустит нечто неосязаемое, но очень важное. Настолько важное, что важнее этого в его жизни ещё ничего не было. Ассасин всеми силами подталкивал себя открыть наконец чёртову дверь и всеми силами сопротивлялся этому. Он уже задержался у выхода ощутимо надолго, теперь просто взять и молча выйти не получится, Хисока уже повернулся к нему с вопросом в глазах, ожидая каких-то слов или дальнейших действий. Надеясь на какие-то слова и действия. Однако Иллуми лишь взглянул на него своими бездушными чёрными глазами и коротко опустил их, беззвучно извиняясь за то, что не может сказать того, что фокусник хотел бы услышать. — Не вздумай накручивать себя из-за этой ерунды. Мне не нужен эмоционально нестабильный партнёр, сорвёшь всё задание, — оставляя Моро в одиночестве, Золдик в конце концов покинул комнату, уверенно шагая к лифту и подавляя невыносимое желание вернуться. Хисока и не думал себя накручивать. В первые секунды осознания эта новость и правда была потрясением: кто угодно, даже самый аморальный психопат, сначала был бы ошарашен, если бы узнал, что беременная от него девушка покончила с собой. Что уж говорить, даже Иллуми с уровнем эмоционального отклика как у куска гранита понял, насколько шокирован Моро. Но рациональный ассасин был абсолютно прав. Если поразмыслить, то нет никакого толку об этом волноваться. Так или иначе ребёнок, если и имел вообще отношение к фокуснику, не был желанным, так что Ринд, если бы была чуть менее подвержена посттравматическому стрессу и депрессии после садистского секса с Хисокой, всё равно гарантированно сделала бы аборт. Да и к случайному отцовству Моро ни капли не стремился, так что в любом случае без раздумий отказался бы от родительских прав, если бы та решила рожать. Хотя было очень мило наблюдать за тем, как равнодушный убийца неумело пытается приободрить того, кто для него не должен ничего значить. Если бы Золдик и правда опасался риска, что состояние Хисоки будет угрожать успешности миссии, он бы просто отказался от сотрудничества в этот раз. Почему-то один только этот факт несказанно поднимал настроение. Никто другой не стал бы утешать Хисоку, а Иллуми не стал бы утешать никого другого. На фоне этого даже не хотелось расстраиваться из-за того, что Золдик ушёл. Само собой он ушёл, у него не было видимых причин оставаться, было глупо на это рассчитывать, но хоть попробовать стоило. Залпом опустошая бокал Иллуми, фокусник поставил его на подлокотник и поднялся, неспешным шагом направляясь к панорамным окнам. С такой высоты мерцающий фонарями ночной город напоминал обшитую драгоценными камнями простынь, и Хисока был рад, что ему достались апартаменты именно с таким видом. Он широко распахнул одно из окон, отчего то стало напоминать чудесный портал в иной мир, и вечер ворвался в комнату прохладным ветерком. Подойдя к тысячу раз проклятым коробкам с жвачкой, Моро подхватил нижнюю под дно, поднимая сразу обе и пытаясь как можно подробнее вспомнить слегка скорчившегося Золдика и его сведённые к переносице брови, когда тот разжевал предложенную сладость. Визит брюнета и выброшенная им в мусорку жвачка стали самым хорошим событием в жизни фокусника за последнее время. Не знающий притворства прямолинейный Иллуми ненамеренно показал Хисоке нечто очевидное. То, что ему следовало сделать с самого начала. Из окна высокой башни на город посыпались тысячи сладких квадратиков с забавной рожицей на этикетке, а Хисока, вытряхивая одну коробку за другой, провожал счастливым взглядом болезненные воспоминания с небывалой лёгкостью. *** Путь на дирижабле занял без малого четыре часа, однако Иллуми успел объяснить нюансы задания всего за минуту. Устроить резню — как раз то, что было нужно Моро в данный момент. Увлекательные сражения один на один, конечно, он очень любил, но уже соскучился по подобным мероприятиям, где нужно просто безжалостно рвать людей на части, ни капли не сдерживаясь. Хисока крайне редко мог себе позволить такое, эта миссия казалась ему подарком судьбы. Чего нельзя было сказать о его партнёре. Золдик практически не вдавался в подробности, рассказывал о целях дела неохотно и пренебрежительно, хотя всегда прежде присылал фокуснику целые досье на каждого, кто был причастен к заданию хоть как-то. Слишком уж буквально он воспринял слова Моро в их самую первую встречу. Было очевидно, что выполнять эту миссию Иллуми не горел ни малейшим желанием, и Хисока мысленно задавался вопросом, зачем тот вообще на неё согласился. Брюнет ведь каждый раз чуть не шарахался от делового партнёра, если тот пачкался, и раздражался даже от небольшого случайного пятна крови на себе, а в этот раз их уж точно никак не получится избежать. — У нас есть немного времени, — кинул безразлично Золдик фокуснику, отходя от стойки регистрации в отеле, когда их заселили и выдали ключи от номеров. — У тебя в распоряжении три часа. Встречаемся в вестибюле в половину пятого. — Погоди, милый Иллуми, — следуя за ассасином, Моро мягко уложил ладонь на его плечо, прежде чем тот свернул к лифтам. — Могу я пригласить тебя на обед? — Обед? Зачем? — слегка растерялся брюнет. — Я до сих пор не знаю, когда у тебя День рождения, поэтому никогда не поздравлял, но раз, по твоим словам, он был полтора месяца назад, то полагаю, ещё не слишком поздно подарить тебе подарок, — доброжелательно улыбнулся Хисока. — Заведение можешь выбрать сам. — Не нужно этого, — сразу выпалил Золдик, сбивая всю спесь. — Это просто день моего рождения. Я ничего не делал для того, чтобы родиться, так что вообще не понимаю причины одаривать именинника. Логичнее бы было, если б именинник благодарил и поздравлял своих родителей с этим днём, это же они постарались, но, к счастью, в моей семье таких традиций нет. Моро состроил понурое выражение лица, опуская плечи и переглядываясь с чернотой чёрствых глаз. Хисока прежде никому не делал подарков и никого ни с чем не поздравлял всерьёз, да и в этот раз не планировал, но очень уж хотелось как-то отблагодарить Иллуми за его неожиданные внимание и учтивость в деликатном вопросе прошлым вечером. В случае с брюнетом гораздо более ожидаемой реакцией было бы отсутствие в принципе какой-либо реакции на потрясение фокусника. — Тогда у меня небольшая просьба, — сменил ракурс Моро. — Какая? — пожал плечом без интереса Золдик, как бы говоря, что не возражает её выслушать, но выполнять не обещает. — Скажи мне номер своей комнаты. — Зачем тебе? — Не хочу встречаться в вестибюле, так делают проститутки с клиентами, хочу сам к тебе зайти, если ты не возражаешь, — вновь бесхитростно улыбнулся волшебник. — Мне всё равно. Номер шестьсот девяносто шесть. Но не беспокой меня по пустякам, — Иллуми наконец развернулся к лифтам и не спеша последовал к ним. — И в мыслях не было, — договорил Хисока вдогонку, не скрывая озорного огонька в глазах. *** Хоть ассасин и отказался от какого-либо обозначения своего прошедшего Дня рождения, но фокусник был уверен, что тот не отвергнет уже купленный подарок, так что приобрёл в пекарне неподалёку небольшое шоколадное пирожное и затем забрёл в ювелирный, случайно натыкаясь на него глазами во время прогулки по местности. Золдик сам по себе ассоциировался с чем-то драгоценным, что казалось, он непременно должен быть представлен на витрине среди золота и бриллиантов, затмевая их. Но такое эксклюзивное изделие никто не смог бы приобрести себе в собственность. Всех денег мира не хватило бы на это. Не прошло и часа после разговора у стойки ресепшена, как в дверь номера Иллуми раздался ненавязчивый стук. К тому времени он уже успел принять душ и как раз одевался, чтобы сходить куда-нибудь пообедать перед выездом. — Хисока, я же попросил не беспокоить меня, — застёгивая на себе тёмно-зелёные брюки, произнёс брюнет чуть громче своего обычного тона, чтобы быть услышанным, ощущая за дверью знакомую ауру. — Ты просил не беспокоить по пустякам, но это не пустяк, дорогой Иллуми, — ответил ему улыбчивый голос. — Ну же, не капризичай. Я не отниму много времени. Закатывая глаза, Золдик нехотя подошёл к двери, неаккуратно накидывая на голые плечи жилет костюма. — В чём дело? — ассасин открыл фокуснику, слегка наклоняя голову в вопросе. Держа в руках упаковку с пирожным и крохотную бархатную коробочку из ювелирного, Хисока уже открыл было рот, чтобы вновь заговорить, но отчего-то замер, опуская взгляд на не сокрытый распахнутым жилетом торс брюнета. Они уже видели друг друга без верха пару раз, но никто из них не придавал этому хоть какое-то значение: подумаешь, мальчишки с голой грудью. Однако с тех пор худая юношеская грудь Иллуми стала шире и мужественней, рельеф мышц тела укрепился, и Моро даже не отдавал себе отчёт в том, что неприкрыто пялился на аккуратные кубики пресса Золдика уже с полминуты с раскрытым ртом. — Хисока?.. — окликнул его в конце концов брюнет, приподнимая бровь, и немного прикрыл отворотами жилета свой торс, ощущая витающее в воздухе неясное напряжение от столь навязчивого взгляда. — А? Да, прости, я… — сглатывая скопившуюся слюну, фокусник проморгался и поднял взор, пересекаясь им с тёмными радужками. — Понимаю, что ты не фанат Дней рождения, но всё же я не хочу оставлять тебя совсем без подарка. То и дело невольно падая глазами ниже, Моро протянул презенты с дружелюбной улыбкой, пока Иллуми скептично оглядывал Хисоку, ещё более странного, чем обычно. Он в недоумении принял коробочки и продолжил вопросительно смотреть на фокусника, будто не понимая, что делать дальше. — Там вкусная пироженка, — Хисока скользнул глазами к упакованной сладости, а затем протянул руку и раскрыл бархатный футляр прямо в ладони Золдика, чтобы продемонстрировать два маленьких серебряных гвоздика, инкрустированных изумрудами. — А это для твоих милых ушек. Я не слишком силён в выборе подарков, мне просто показалось, что с ними ты будешь выглядеть ещё красивее. Тебе очень подходит зелёный цвет. — У меня не проколоты уши, — слегка отстранённо промямлил Иллуми, рассматривая ювелирное изделие. — Но для тебя нет никакой сложности проколоть их хоть сейчас, так ведь? — ведомый неожиданным порывом Моро ласково огладил мочку уха ассасина, и тот слегка потерялся, замирая и задерживая дыхание. — Ох, извини, не сдержался, — тут же одёрнул себя фокусник почти испуганно, мимолётно задумываясь, для чего вообще был этот странный жест. Наверное, после бананового мороженого это второй случай в жизни Хисоки, когда тот почувствовал себя крайне неловко. Даже сам подарок теперь показался каким-то слишком неуместным и пошлым, едва ли достойным того, чтобы располагаться на теле Иллуми, а уж тем более пронизывать насквозь его аккуратные уши. — Если не захочешь носить их, можешь выбросить, я не расстроюсь, — натянуто улыбнувшись, фокусник прикрыл ювелирный футляр обратно. — В любом случае с прошедшим Днём рождения, милый Иллуми. — Меня не волнует, расстроишься ли ты. Я говорил не трогать меня, — холодно отозвался Золдик и, отступая на шаг, закрыл дверь прямо перед носом Хисоки. — Ну вот, обиделся… — вздохнул тот удручённо. Иллуми поставил подарки на столик и присел в кресло напротив, некоторое время не шевелясь. Он не мог понять, как реагировать на подобное. Ему ни разу никто никаких подарков не дарил. Конечно, для него не должно быть это важно, ему всё это не нужно, он не может хотеть носить украшения, и нравиться они ему тоже не могут, но почему-то просто выбрасывать их не хотелось. Минуты через две Иллуми отмер, открыл коробочку с пирожным, на котором золотой глазурью сверху было написано прописными буквами поздравление с Днём рождения, и взял её в руки, поднося поближе к лицу. Сладкий аромат свежей выпечки и горького шоколада пощекотал ноздри, отчего непроизвольно начала выделяться слюна, и убийца решил не пренебрегать угощением, тем более что он не позволял себе сладкого уже почти десять месяцев. В коробочке небольшим свёртком сбоку лежала завёрнутая в салфетку одноразовая вилочка, и Золдик аккуратно вытащил её, невольно косо поглядывая в сторону на футляр с гвоздиками.       Он сказал: «Ещё красивее»?.. Отломав небольшой кусочек, он попробовал пирожное, тщательно его пережёвывая, и даже не заметил, как в какой-то момент смущённо заулыбался, робко алея щеками и невесомо поглаживая пальцами мочку уха. *** Большинство богатеньких свадеб можно бы было описать словами «разгул» или «пьянство». И эта свадьба не была исключением. Стоило только всем гостям рассесться по местам, те моментально накинулись на яства и недешёвые вина, шампанское полилось рекой, а весёлый хохот и звон бокалов нескончаемым эхом заполнили огромный зал, что невольно складывалось впечатление, будто свадьбы этой в большей степени ждали родственники и друзья, нежели сами новобрачные. — А сейчас минутку внимания дорогим родителям молодожёнов! — задорно и громко вещал тамада в микрофон, размахивая руками перед сотней гостей. — Передаю слово маме нашей прекрасной невесты. Мужчина спешно подошёл к одному из столиков и протянул микрофон сидящей за ним немного полноватой женщине средних лет с каштановыми волосами. — Не понимаю, почему им первым дали сказать тост? — ворчливо прошептала чуть слышно, наклоняясь к супругу, худая низкорослая брюнетка с не по возрасту ярким макияжем — мать жениха. — Несправедливо. Мы в эту свадьбу гораздо больше денег вбухали. Пока мать невесты со счастливыми слезами на глазах произносила трогательную речь, брюнетка недовольно повернулась к мужу, не получая никакого отклика на свои слова, и вдруг опешила, замечая небольшой золотой шарик, торчащий из затылка мужчины, сидящего с отстранённым выражением лица. — Это что ещё такое? — отставив свой бокал с шампанским в сторону, женщина ухватилась пальцами за шарик и попыталась достать его, однако тот никак не поддавался и лишь тянул за собой голову мужчины назад. — Прилипло что ли? Ханс, ну что ты сидишь? Убери это, не позорься. Внезапно отец жениха резко подскочил со своего места, и все присутствующие замолкли, удивлённо уставившись на него. Мужчина молчал, не моргая, стоял ровно и смотрел куда-то в одну точку впереди себя бессмысленным взглядом. — Ханс! — громким шепотом запаниковала его супруга, оглядываясь. — А ну сядь обратно, ты что творишь?! Он несколько неловких секунд стоял неподвижно, никак не реагируя на вопросительные взгляды, а затем небрежным движением поднял со стола ребристый нож для стейка. Всё случилось так внезапно, что в первые мгновения никто не смог осмыслить, никто не понял, что происходит, когда мужчина поднёс нож к своему рту, опустил нижнюю челюсть и плавными движениями начал разрезать щёку от уголка губ, рисуя на своём лице кровавую улыбку. Было неясно, кто закричал в ужасе первым: жена, брачующийся сын или его невеста. С приходом осознания совсем скоро ледяной шок распространился по всему залу, и люди в панике повскакивали со своих мест. — Ханс, Господи! — мать жениха, наконец выходя из ступора, тоже подскочила и начала хвататься за руку мужа. — Прекрати, дорогой, что ж ты делаешь?! Зачем?! Что с тобой?! Несколько официантов и часть гостей, включая жениха, поспешили помочь женщине остановить эту безумную выходку мужа, заламывая ему руки и с силой пытаясь удержать, а кто-то скорее побежал на выход, чтобы позвать медиков. Однако, сколько бы усилий ни прилагали энтузиасты, двери никак не поддавались, хотя никаких замков на них не было. Как будто они просто слиплись друг с другом намертво, не позволяя никому покинуть помещение. — Куда это вы? — заговорил приятный бархатный голос в микрофон. Вместо тамады в центре зала стоял провокационно одетый в странный наряд улыбающийся парень с серо-голубыми волосами и гримом на щеках. — Шоу только начинается. Прошу, займите свои места, а иначе пропустите всё самое интересное. Позвольте показать вам настоящее представление. Неожиданно один из гостей отошёл от двери и размеренным шагом вернулся к столу, хватая огромный нож для праздничного трёхэтажного торта. Он подошёл к ухмыляющемуся Хисоке, развернулся лицом к остальным гостям и со всей силы вонзил нож в свою брюшную полость, старательно подталкивая лезвие вверх к лёгким и вспарывая себе живот, отчего кровь водопадом хлынула на пол, утягивая за собой высвобожденный кишечник. Крики заполнили собой всё пространство, и люди всей толпой повалили к дверям, не видя ничего перед собой от кипящего в крови первобытного страха. Подобно табуну копытных они рвались вперёд, игнорируя сопротивление дверей, толкаясь и безжалостно топча ногами споткнувшуюся о подолы пышного платья невесту. Так было проще. Напугать и загнать в угол. Когда все жертвы находятся вместе гораздо легче перебить их всех разом. Из-за спины фокусника бесшумно показался тёмный образ высокого брюнета, словно уже давно там стоял, умело скрываясь в тени, сливаясь с ней. Он подошёл к Моро ближе, зажимая между пальцев смертоносные иглы и безразлично оглядывая затоптанное мёртвое тело молодой девушки в свадебном платье с размозжённой головой. Даже её собственные родители и новоиспечённый жених не заметили этой глупой трагедии. Никто и не подумал помочь ей подняться. Как это по-человечески. — Делай что хочешь, — обращаясь к напарнику, Иллуми перевёл хладнокровные глаза на перепуганную вопящую толпу и преобразовал ладони в опаснейшее из орудий с острейшими когтями. — Чем грязнее, тем лучше. — Спасибо, — добродушный вид Моро омрачился хищным оскалом, что рассёк его лицо на две части. Иллуми с Хисокой умели работать слаженно, им давалось это очень просто, даже план составлять требовалось далеко не всегда, они просто интуитивно подхватывали действия друг друга. И в этот раз роли распределились сами собой. Когда фокусник ворвался в толпу людей, те не сразу поняли, откуда летят брызги крови и лоскуты сорванной с мясом кожи. Убегая прочь от эпицентра бойни, гости в слезах слепо бросались в противоположные стороны по углам, надеясь найти где-нибудь ещё хоть один выход или окно, однако далеко убежать никому не удавалось. Стоило храбрецам выбиться из толпы, Иллуми тут же разрывал их голыми руками чуть не напополам, кого-то оставил без головы, у кого-то вырвал часть позвоночника, а особо шустрых наградил иглой в затылок, и те под влиянием приказов выполняли всю работу сами: с истеричной улыбкой наносили себе удары ножом по всему телу, охотно съедали собственные руки вместе с пальцами, что могло показаться, будто более аппетитного блюда им не доводилось пробовать, разбивали череп о стену до той степени, когда даже мощное воздействие нэн Золдика уже было не способно заставить марионетку двигаться. И во всей этой сумбурной мясорубке, пока невинные люди истошно кричали от ужаса и боли, Хисока не мог отвести восхищённого взгляда от Иллуми, покрытого кровью, двигающегося бесшумно и идеально механически. Живая гильотина. Прекраснейшее из созданий. Это холодное безразличие, с которым ассасин так легко и просто лишал людей жизни одного за другим, походило на тончайшее искусство, достичь совершенства в котором можно бы было только непомерными страданиями. Разрывая нарядную ткань сшитых на заказ платьев и заливая кровью полы торжественного зала, ассасин то и дело задерживался зрачками на силуэте яростного зверя, громко смеющегося над горем и отчаянием, которые сеял. Золдик не видел особого смысла в эпитетах, красивых речевых оборотах и метафорах, но всё же иногда он про себя думал о том, что Моро напоминал ему стихию, безумный смерч, сносящий всё на своём пути, неумолимый и беспощадный. Иллуми никогда и никому не признается в том, насколько сильно хочет оказаться в самом центре этого урагана. Даже самому себе. Хотя, может быть, когда-нибудь всё же. То была их убийственная симфония, пронизанная исключительной жестокостью, которой они так увлеклись, что после смерти последней жертвы не сразу осознали, как замерли совсем рядом в полной тишине, заворожённо переглядываясь. Никто из них не понял, как Золдик оказался резким рывком прижат спиной к стене, а его запястья крепко сжали влажные от крови пальцы, но он лишь продолжал играть в баталии с горящими золотыми глазами, дыша отчего-то прерывисто. Иллуми уже доводилось наблюдать жажду крови фокусника, но ещё никогда она не касалась его напрямую, ещё никогда Хисока не смел вот так его хватать и обжигать рычащим дыханием кожу на лице. Ещё никому брюнет этого не позволял и не должен был позволять, но теперь был вынужден сделать опасное предположение, что оказаться в самом центре урагана было бы не настолько рискованно. И не настолько волнительно. — Впервые ощущаю твою жажду убийств, — прохрипел томно Моро, расплываясь в недоброй улыбке. — Сексуально. — В отличие от тебя, я могу её контролировать, — неуместно спокойно заявил Иллуми, словно вовсе не был озабочен сложившейся ситуацией. — Даже не станешь защищаться? — будто бы обиженно протянул фокусник. — А я надеялся. — В этом нет нужды. Ты не убьёшь меня сейчас. — О, правда? Смелое предположение, дорогой Иллуми. Я бы на твоём месте не был в этом так уверен, — Хисока сжал пальцы на запястьях крепче, и Золдик невольно упал глазами на изогнутые в улыбке пухлые губы напротив, откуда доносились смешки. — Я бы тоже, — задумчиво прошептал брюнет и вновь нерешительно заглянул в медовые радужки. Повисла пауза, слишком неоднозначная, чтобы можно было её проигнорировать. Моро опустил уголки губ и раскрыл глаза чуть шире, пытаясь осмыслить услышанное, а Иллуми, делая вид, будто ничего не говорил, слегка повернул голову в сторону, избегая зрительного контакта. Внезапно фокусник вжался в ассасина всем телом, немного ослабляя хват пальцев, и едва ощутимо, почти невесомо коснулся губами тёплой щеки. — Хисока?.. — на выдохе выдавил из лёгких Золдик, слегка вздрагивая и забывая следом сделать вдох. — Ты прав, малыш, не убью. Конечно, не убью, это было бы так опрометчиво, — прошептал рвано Моро, прикрывая глаза, и окончательно отпустил запястья слегка порозовевшего от столь интимного обращения брюнета. — Прости, во время жажды я бываю дурным, часто не понимаю, что творю, и, возможно, даже не вспомню потом ни о чём. Мне просто… Не знаю, почему, но… мне очень хотелось почувствовать твой запах… Ласковые пальцы осторожно провели по тонкой коже на шее Иллуми, разгоняя мурашки, и тело словно парализовало. Ассасин так и стоял, не находя слов, замерший с поднятыми, немного трясущимися руками, не знающими, куда себя деть. Широко распахнутые чёрные глаза растерянно упирались куда-то в сторону, частое тяжёлое дыхание никак не удавалось привести в норму, а внутренний голос во всю бил тревогу.       Нужно сейчас же оттолкнуть его.       Оттолкнуть.       Он угроза.       Убить его немедленно. — Он даже лучше, чем я мог себе представить… Такой терпкий и в то же время успокаивающий… — продолжил Хисока, слегка наклоняясь и нежно проводя кончиком носа вдоль трепещущей сонной артерии, отчего Золдик едва смог сдержать голос, немного вздёргивая брови. Ему не доводилось ощущать прежде ничего подобного. Чужое разгорячённое после битвы тело так непозволительно близко, приятное щекочущее дыхание на шее, такие мягкие, чуткие, человеческие прикосновения. Такие пьянящие. — Хисока, прекрати… — одними губами чуть слышно взмолился Иллуми, с каждой секундой теряя самообладание. — Наверное, я вопиющий наглец, но если позволишь… ещё минутку… Дай мне ещё минутку… Брюнет прикрыл глаза, отворачиваясь сильнее то ли в попытке убежать от чужого дыхания, опаляющего чувствительную кожу, то ли в стремлении раскрыть беззащитную шею ещё сильнее и поддаться. Поднятые руки слегка потряхивало в нерешительности. Хотелось уложить их на широкие, натренированные в бесчисленных битвах, украшенные кровью десятков других людей плечи, на которые Иллуми уже давно в тайне засматривался. Хотелось обнять сильную спину и почувствовать подушечками пальцев едва уловимую дрожь чужого тела. Но убийца продолжал держать руки поднятыми, смертельно боясь лишний раз шелохнуться.       Он меня даже не держит. Я должен оттолкнуть его немедленно.       Прямо сейчас.       Он переходит все границы.       Мне нужно его оттолкнуть. «Я не хочу», — внезапно подумалось Золдику вразрез заученным установкам, когда тёплые руки ласково приобняли его за талию. Ненавязчиво, без намёка, будто просто помогали стоять.       Я не могу хотеть или не хотеть.       У меня не может быть желаний.       Я лишь орудие, не больше. — Ох, так ты надел их? — вновь заулыбался Моро, когда аккуратно заправил чёрный локон за ушко и наткнулся взглядом на маленький гвоздик, что ранее скрывался за водопадом шёлковых волос. — Очень красиво, как я и думал. Рад, что тебе понравился подарок. «Да, понравился», — подумал брюнет, заливаясь бледным румянцем, когда чужие мягкие губы целомудренно дотронулись его ушной раковины, а пальцы продолжили вплетаться в локоны.       Мне не может ничего нравиться. «Но он мне понравился». — Знаешь, всё хотел сказать… Тебе очень идут длинные волосы, Иллу, — не прекращал гипнотизировать хриплый бархат голоса на самое ухо, и кончик острого носа повёл выше, зарываясь в смоляные пряди. — Ни в коем случае не состригай их, они прекрасны. — Хисока… — Иллуми попытался вернуть своему дрожащему голосу уверенность. — Отпусти меня сейчас же. «Не отпускай». — Я тебя не держу, — Моро нерешительно и робко мазанул губами по тёплой шее на грани поцелуя, бережно оглаживая ладонями напряжённые плечи, и ассасин безвольно закатил глаза, приоткрывая рот от недостатка кислорода и неосознанно подаваясь всем телом навстречу.       Что скажет отец? Резкий холод по всему телу от внезапно закравшейся мысли вынудил разум отрезветь, и брюнет испуганно упёрся руками в грудь фокусника.       Он уже начал что-то подозревать. Болезненный страх пробежался по венам и сдавил горло удавкой от одного лишь представления равнодушных синих глаз с узкими зрачками, смотрящих свысока с осуждением.       «Из-за него ты согласился на это задание? Чтобы встретиться с ним?»       «Ты ведь помнишь, что привязанности недопустимы?» Золдик вдруг с силой отпихнул от себя волшебника, что тот чуть было не споткнулся об одно из тел позади себя, растерянно раскрывая расфокусированные глаза и слегка приходя в себя. — Какого чёрта это было? — Иллуми выглядел крайне разозлённым и возмущённо гонял воздух по лёгким, словно Моро ему только что по меньшей мере плюнул в лицо. — Прости, я, наверное, перегнул, — неловко усмехнулся Хисока, поднимая раскрытые ладони в примирительном жесте. — Хочешь секса — сними проститутку, — резко отозвался металлическим тоном ассасин, угрожающе выставляя перед собой руку с несколькими зажатыми в ней иглами. — При чём здесь секс? — расстроенно и почти оскорблённо опустил плечи Моро, оглядывая булавки. — И это ни к чему, я не стану нападать, Иллу, ты ведь сам это знаешь. — Меня зовут Иллуми. У тебя нет права звать меня иначе. — На это нужно право? Хмуро сдвигая брови, брюнет коснулся кончиками пальцев свободной руки гвоздика в своём ухе. Первый, единственный в его жизни подарок. Он хотел оставить себе хотя бы один. Один маленький, почти незаметный гвоздик. Может быть, отец бы и не заметил. Во всяком случае не сразу. — Забери это, — Золдик снял с себя украшение и небрежно выкинул куда-то под ноги Хисоки. — Но ведь они понравились тебе, — фокусник каким-то отстранённым взглядом проследил, как гвоздик утонул в луже чьей-то крови. «Очень. Их подарил ты». — Совсем нет, — равнодушно отмахнулся Иллуми и наконец спрятал иглы за пояс, доставая вместо них телефон из кармана, чтобы перечислить фокуснику часть его гонорара. — Если ты считал это шуткой, то на этот раз восприми мои слова всерьёз, чёртов кусок идиота. Не трогай меня. Не подходи ближе дозволенного. Если хочешь уважительного отношения к себе, тогда прекрати нарываться на грубость. Извиняться за неё я больше и не подумаю, ты сам виноват. — Я не держал тебя. Сердце брюнета непривычно дрогнуло от неприятного липкого ощущения, когда Моро задумчиво опустил свои янтарные глаза в пол, будто не понимая, что сделал не так. Крайне неприятное ощущение. Неизвестное ранее. Мерзкое. Похожее на презрение или отвращение. Только разве что… к себе.       Так нужно. Он стал позволять себе слишком многое. — Признаюсь, ты застал меня врасплох, — холодно кинул Золдик в своём привычном обыкновении, убирая телефон обратно. — Я не понимал, как реагировать. Настоятельно советую не повторять подобных шуток, мне чуждо твоё чувство юмора. — Я не шутил, — пожал плечом Хисока и вновь поднял взгляд. — Хватит. — Я слышал твоё дыхание, Иллуми, — фокусник хотел было сделать небольшой шаг вперёд, однако ассасин тут же преобразовал руку, даже не моргнув. — Заткнись. Не смей приближаться. — Такое частое, сбивчивое. Прямо как твой пульс. Ты весь трепетал. — Думаешь, что это смешно, раз я не выражаю эмоций, да? — слегка повысил голос Золдик, поджимая губы будто от обиды, на что Моро сперва даже опешил. Он полагал, что брюнет не замечает в себе никаких странностей. — Я вижу, как тебе это нравится, я не дурак и не слепой. Я прекрасно понимаю, как выгляжу. Тебя просто веселит то подобие мимики, которое ты изредка способен у меня вызывать. Только для этого и был весь спектакль. — Спектакль? — Хисока искренне усмехнулся. — Ты можешь считать это чем угодно. Уж я точно знаю, чем это не являлось. — Не являлось? — Чем это являлось, я предполагать боюсь. Ведь это будет означать, что мы с тобой тоже люди, — фокусник склонил голову на бок, продолжая ухмыляться. — А для тебя это недопустимо. Озадаченно помолчав с полминуты, Иллуми вернул своей руке нормальный внешний вид и немного отряхнулся, как если бы этим жестом можно было смахнуть с одежды все пятна крови. — Не понимаю, о чём ты, и понимать не стремлюсь, — обшагивая разбросанные останки, он проследовал к свадебным столам, чтобы взять несколько чистых салфеток. — Я не могу включить это недоразумение в отчёт о задании, так что ничего не было. Ссылаясь на твоё неадекватное состояние во время жажды и мою фатальную растерянность, советую как можно скорее обо всём забыть. Лично я забуду, как только выйду за порог. Занимайся и дальше показухой на этой своей Небесной Арене, снимайся для журналов полуголый, трахай малолеток, — прожигай жизнь. Только меня не трогай больше, иначе схлопочешь иглу, даю слово. — Ух, какой злюка. С каких это пор тебя так интересует, кого я трахаю? — кокетливо заулыбался Моро, разглядывая, как старательно ассасин пытается оттереть следы крови со своих рук. — Тебя всё ещё забавляют мои слова? — дёрнул бровью тот. — Их причина, — Хисока присел на корточки, чтобы подробнее рассмотреть заинтересовавший его труп. Лицевую часть черепа просто смяли ладонью, как неудавшийся детский рисунок, опознать можно будет разве что по остальному телу. До чего же прелестно. — Когда зверя загоняют в угол, он рычит. Агрессия в стрессовой ситуации понятна. Считать меня шутом безопаснее. Оставляя сравнение с каким-то зверем без комментариев, Иллуми неспешно направился к дверям, с которых фокусник уже успел снять свою «жвачку». — Деньги я тебе перевёл. До встречи, Хисока. — Прощальные обнимашки? — Не дождёшься, — брюнет уже уложил ладонь на ручку, но неожиданно серьёзный тон вдруг донёсся ему вдогонку. Слишком серьёзный для такого человека, как Моро. Тон, который сам по себе говорил о том, что речь сейчас не про объятия на прощание. Тон, с которым клянутся в верности. — Обещаю, Иллу, я дождусь. Буду ждать сколько потребуется. *** Сейчас. Комната застыла в ожидании. После озвученного вопроса Иллуми будто замер мраморной статуей и перестал дышать, хотя его сердце без сомнений выплясывало сумасшедший ритм. Ни один звук не тревожил стойкую тишину, что хранила в себе взволнованное дыхание. Казалось, что даже часы во всём доме остановились, чтобы не пропустить столь важный момент. Киллуа, едва шевелясь, чтоб не спугнуть атмосферу, тайком достал телефон из кармана и начал снимать на видео двух замерших неподвижно парней. Дворецкие, будто уже знали грядущий ответ, радостно поджимали губы, чтобы не взвизгнуть, так и держась за руки. Сильва же внимательно и поистине ошарашенно ходил глазами по лицу сына, пытаясь оценить его решимость и искренность. Это было неожиданно для всех, но для главы семьи Золдиков, вероятно, сильнее всего. Он полагал, что знает, во что выльется отвергнутое предложение Хисоки, о котором ему не так давно рассказал Иллуми. Кикио вот тоже далеко не сразу согласилась выйти за Сильву. Манипуляторы, как правило, чрезмерно упёрты и горделивы сами по себе, а Иллуми так тем более вырос невиданным гордецом, каких ещё поискать. Принять от кого-либо предложение руки и сердца значило бы для него добровольное повиновение, согласие принадлежать на законодательном уровне, беспрекословно доверить свою жизнь другому человеку, не связанному с ним кровно, и никогда не иметь от него секретов. Звучит фантазийно, если пытаться представить, что такой самодостаточный человек, как Иллуми, пошёл бы на такое. Однако трансформаторы весьма настойчивы, умеют быть терпеливыми и любят добиваться своего, сколько бы времени на это ни потребовалось. Потому-то эти два типа нэн так хорошо друг с другом ладят. У Сильвы ушло полгода, чтобы добиться от Кикио долгожданного согласия. В случае с Иллуми, он полагал, что у Хисоки уйдёт года два, а то и больше, если учитывать, что угрозы в лице Рамона больше нет. Но Сильва никак не мог вообразить, что, разрушая все ожидания, Иллуми не просто согласится так скоро, но сам в итоге сделает предложение. Никто не мог допустить и мысли о таком. Но теперь тёмные широко распахнутые глаза чуть не испуганно глядели в ещё более округлые янтарные, ожидая ответ. Моро не находил в себе сил заговорить, продолжал сидеть с раскрытым ртом и метался взглядом от колец, которые сам же приобрёл чуть больше месяца назад, к перепуганным, почти чёрным глазам партнёра, которые теперь выглядели ещё больше, чем когда-либо были. Он ждал, что они поговорят, Иллуми ведь обещал ему. Возможно, не за ужином, чтобы не смущать этой темой гостей, но хотя бы после. Хисока ожидал, что Иллуми вновь скажет ему о том, как Моро ему важен, но всё равно придёт к тому, что браком хорошую вещь не назовут, выдумает тысячу и одну причину и логически обоснует каждую из них. Хисока бы это принял. Разве был бы у него выбор? Уйти из-за такого он бы не смог, вряд ли существовала хоть какая-нибудь гипотетическая причина, по которой он смог бы уйти от Иллуми, а принуждать к свадьбе глупо и жестоко. Они бы жили дальше как обычно, со временем бы и думать забыли об этом неудачном предложении Моро в подсобке фамильного особняка Золдиков. Но вот, сдвигая брови от волнения и нервно покусывая губы, брюнет собственной персоной стоял перед фокусником на одном колене, протягивал кольца так робко, словно вместо них в футляре лежало по меньшей мере его сердце, и терпеливо ждал ответа. — Симпатичные, — хрипло усмехнулся Хисока, сглатывая и снова начиная дышать. — Сам выбирал? — А? Ну… — вздрогнув от резко оборвавшейся тишины, Золдик слегка растерялся, но позы не поменял. — Ты рассказал о них в своём кошмаре, и я… Я посчитал, что будет странно брать новые кольца, когда они уже есть. Найти их было несложно. — И правда, их укрытие было слишком очевидным, — дёрнул уголками губ фокусник, всё ещё пребывая в неописуемом шоке, но мысленно радуясь тому факту, что ассасин догадался. — Хисока, мне… — Иллуми перевёл дыхание и неуютно повёл плечом. — Мне спросить тебя ещё раз, или ты… не готов отвечать? — Спроси ещё раз, — тихо, едва слышно прошептал Моро, казалось, вновь забывая сделать вдох. — Хисока, ты выйдешь за меня? — ассасин на этот раз выглядел уже в большей степени смущённо, нежели испуганно, и всё отводил взгляд, словно пытался позвать популярную одноклассницу на свидание на глазах у всей школы. — Можешь не отвечать сразу. Я пойму, если тебе нужно время, чтобы… — Не зря ждал, выходит, — тихо хмыкнул сам себе фокусник, растроганно поджимая губы в улыбке. Недоумевающие взгляды сконцентрировались на красноволосой макушке, а Иллуми только дёрнул бровью удивлённо, не понимая с чем связать эту неуместно сказанную фразу. Однако прежде, чем хоть один другой вопрос потревожил тишину, Моро продолжил слегка дрожащим голосом. — Да. Само собой, да. Конечно, я выйду за тебя, Луми.