Перемирие

Спустя неделю после открытия творческого клуба шумиха вокруг него резко поутихла в связи с открытием нового сезона по квиддичу. Конечно, Лавджой и не думала пробоваться на ловца в этом году, но не смогла отказать себе в желании хотя бы посмотреть, каков будет новый состав команды. На поле одновременно со Слизерином испытания проводил Когтевран: в связи с ограниченными сроками две команды на поле не были редкостью. Мэрилин заняла место на самой низкой и незаметной трибуне, чтобы попрощаться со своей детской мечтой: серо-зеленым свитером, влажным ветром в волосах, солёно-сладким привкусом победы на кончике языка и большим и тёплым чувством командного духа. С квиддичем у неё были связаны как грустные, так и веселые воспоминания. Грустные — в основном с Фредом. Сейчас он был так же далёк от школьного спорта, как и от неё. Блэтчли, новый капитан, орал на всё поле на новых охотников, явно взбудораженный желанием взять кубок по квиддичу и в этом году, а Джером, когтевранский загонщик, проводил тщательный инструктаж касательно влияния погодных условий на исход игры, потенциальной защиты от преждевременных сопернических атак и избежания фолов со стороны команды-противника. Мэри смотрела, как Малфой с отрешенным видом рассекает воздух, словно заигрывая со снитчем, как котята играют с потрепавшимся шерстяным клубком, будто ему совершенно ничего не стоит поймать его прямо под носом у Поттера или Чанг. На бледном, еще сильнее исхудавшем лице, больше не сиял азарт, и даже фирменная ухмылка словно стёрлась с лица слизеринского принца. «Вот так победа в сезоне и убивает ажиотаж. Цель достигнута, стремиться больше не к чему», — думала слизеринка, вспоминая, с какой резвостью болела за него буквально год назад. Метнув взор на Крэбба и Гойла, она ощутила приятное покалывание под лацканами пальто, поняв, что есть вещи, которые навсегда остаются неизменными: непосредственное поведение недалеких загонщиков не позволяло обижаться на их проступки, и только стремительная и сильная игра в их исполнении могла вызвать уважение к слизеринским гориллам. В какой-то момент синее пятно когтевранских мантий распалось, и несколько мётел взмыло в воздух. Чжоу Чанг, как ни крути, была прекрасна на метле: чёрные длинные волосы повторяли все манёвры ловца, миниатюрный стан с лёгкостью позволял ей набирать скорость, но препятствовал сопротивлению ветра, который то и дело сбивал девушку с намеченного курса. Такой же очаровательно-сильной и великолепно-воинственной хотела видеть себя Мэри, но пошла по другому пути. То взмывая вверх, то опускаясь до самой земли, разминку выполнял охотник команды синих, Филипп Реконвальд. Угольно-черная ниспадающая челка была аккуратно подвязана банданой, хищный взгляд то и дело фокусировался на квоффле, пока на жилистой шее напрягались все мышцы. Лавджой повернула голову к мадам Трюк: бедная женщина не могла оторвать взгляд от этого засранца, который наверняка выполнял разминку именно по ее особенной программе. Когда отборочные испытания вроде подошли к концу, пальцы рук совсем задубели от осеннего холода, а шарф практически перестал спасать от пробирающего до костей влажного мороза, Мэрилин наконец решила: это последний раз, когда она появилась здесь. «Нечего тратить время на счастье, которое ты уже промечтала», — убедила она себя, судорожно пытаясь согреть пальцы, потирая их друг о друга. Вместо того, чтобы думать о потраченном, лучше заниматься приобретённым. — «Только еще минуточку посижу здесь. Попрощаюсь с травой, мётлами, возвышающимся станом трибун и влажными прическами симпатичных игроков». А можно ли было вообще заглядываться на игроков? Что, если блестящий гриффиндорский загонщик, успешный бизнесмен и популярный шутник Фред Уизли — это тоже теперь утраченная мечта? «Наверняка на тебя тошно смотреть со стороны, Лавджой! Не такой уж он и идеальный, ладно?» — вереница подозрительно правильных мыслей пронеслась мимо хлопающих ресниц. — «Я могу заниматься чем угодно, не спрашивая. Могу смотреть на кого угодно, не задумываясь. Уж лучше оседлать фривольный ветер в голове, чем забивать ее детскими глупостями и юношеским максимализмом». — Пускаешь слюни на новичков? — чей-то длинный нос беспардонно защекотал рыжие пряди, нарушая амазонский манифест Мэри. Реконвальд не смог пройти мимо, не отвесив колкостей и острот. — Уходи, — про себя закатив глаза, пробурчала слизеринка. — Не могу, — Филипп плюхнулся на соседнее сиденье, вальяжно раскинув коленки в разные стороны и запрокинув руку на спинку сиденья Лавджой. — Даже боюсь спросить, почему. Ты же не общаешься с пропащими, разве нет? — Мэрилин с неприкрытым скептицизмом повернула голову к непрошенному гостю и вздрогнула от порыва ветра. — Я сам еще тот пропащий, — он подмигнул, скривив лицо в самолюбивой улыбке. — Ты права. Но Софи очень убедительно, — он подчеркнул это интонацией, — просила меня законтачить с тобой ради ее светлых и искренних порывов души. И поскольку я ее очень люблю и уважаю, то не могу отказать. Так что до следующего собрания клуба! — он гаденько вздёрнул бровями и, по-свойски ткнув в плечо слизеринки костлявым кулаком, перепрыгнул через сиденье и ретировался. — Как бы не так! — крикнула она вслед Реконвальду, не заботясь о том, услышит он эти слова или нет.

⊹──⊱✠⊰──⊹

На волне искусства, поднятой новыми старостами Хогвартса, все преподаватели воодушевились вопросом раскрытия своих собственных давно забытых талантов и увлечений, и постепенно вся школа подхватывала это течение. Так Хогвартский хор пополнился почти в полтора раза и обрёл оркестр, музыка в стенах играла всё чаще, привидения принялись рассказывать истории создания картин на стенах, ученики и учителя создавали выставки своих творений в забытых кабинетах, а некоторые экспонаты даже начали продаваться. К слову, не только Уизли додумались монетизировать свои увлечения. Так одно из собраний клуба «Вкус чудес» было посвящено профессору Бинсу, преподавателю истории магии, и его коллекции запрещенных картин, которые по старым поверьям и легендам несли беды и разрушения в дома и судьбы людей. Разбиение по парам было исключено из-за ненадобности, и участники клуба просто ходили по выставке, любуясь или вычитывая описания. На кануне этого сбора Мэри и Тео, сидя в библиотеке, всерьез задумались о том, связано ли воскрешение Тёмного Лорда с правилами ресурсной магии и чем он мог заплатить высшей силе за такой всеобъемлющий ресурс. — Может, он докопался до истории так глубоко, что нашел способ сделать своё тело нетленным, а душу обессмертить с помощью древних ритуалов? — рассуждали друзья. — Как в Египте? Забальзамировать труп и сделать из себя человеко-птицу Ра? — продолжал Нотт. — Ну да, только человеко-змею… — неуверенно предположила Лавджой. Эта идея хоть и была записана в список «Изучить позже», но всё же вызывала такое количество вопросов, что вряд ли можно было бы докопаться до сути и найти верное решение. К тому же на выставке были экспонаты, которые вселяли куда большую надежду на приближение к сути. — Почему тебя привлёк портрет этого старика, Софи? — Альварес и Нотт «случайно» интересовались одними и теми же произведениями искусства, время от время рассказывая друг другу о них то малое, что знали сами. Хотя это больше касалось Теодора, потому что его спутница явно увлекалась живописью и слёту могла различать эпохи, авторов и стили писания. — Это не просто старик… — задумчиво произнесла блондинка, проводя в воздухе изящными пальцами по когда-то чётким чертам лица. — Это репродукция собственности одного вечно молодого аристократа. Изображение на картине старело вместо него, даруя вечную жизнь хозяину. — На что только не пойдут люди ради этой призрачной власти над временем… — ответил Тео, хотя в детали картины так и вгляделся, любуясь тем, как на круглом лице Софи восхищенный восторг сменяется томной задумчивостью. Он размышлял о том, что девушка сама не подозревает, что прекрасна настолько, что если бы Нотт умел, то посвящал бы все свои картины только ей, раз за разом впечатывая в историю её милую улыбку с манящей аркой губ, небесного цвета глаза, на которые можно было молиться, и гладкий шёлк волос, развевающий в воздухе запах надежды, созданный ими на прошлом занятии. Мэрилин тем временем остановилась около не самого выдающегося, но самого тревожного по энергетике полотна. На мрачном коричневом фоне прямо в душу смотрел маленький мальчик, который горько плакал. В каждой слезинке отражалось беснующееся пламя, словно разжигая страх в глазах ребёнка. — Плачущий мальчик Бруно Амадио, — раздалось из-за спины Мэри. — Как эта картина оказалась здесь? Она сводит с ума или пробуждает глубинный страх? Ребёнок не может нести в себе катастрофу… — не оборачиваясь, почти беззвучно прошептала она. — Я думал, мисс Лавджой, что вы знаете всё о темной магии, если вы увлеченно изучаете ее даже на моих занятиях, — призрак мистера Бинса сегодня не вёл заунывные речи, а с энтузиазмом рассказывал об экспозиции и даже нашел в себе «жизненные» силы подшучивать над учениками. — Вы наверняка слышали про то, что слабым волшебникам, отчаянно жаждущим власти, приходилось брать откуда-то ресурс для своих злодеяний? — Конечно, профессор, — Мэрилин обрадовалась, что хотя бы на время ей не придётся одной осматривать выставку. — За всё нужно платить. И не каждому под силу преодолеть порог вхождения в большинство областей тёмных искусств. Вселенная не зиждется на непростительных. — Всё верно, девочка, — в белёсых глазах тощего преподавателя читалось эмоциональное пробуждение, а на давно уже мёртвом лице — просвещенческая улыбка, такая, которая выдавала в нём призвание к своему делу. — Так вот, один хитрец нашел способ вытягивать эту энергию через детей, до смерти пугая их открытым пламенем. Это целая серия картин, но мне удалось урвать лишь одну. Да и, честно признаться, мне не по душе было коллекционировать их. — Одна из картин висит в поместье моего отца, — к профессору Бинсу подошёл Малфой, каким-то чудом тоже оказавшийся на выставке. Хотя чему удивляться, если его вторым ярым хобби после квиддича были магические артефакты, особенно зловещие и старинные. — Что ж, мистер Малфой, вы не замечали ничего странного в связи с этим фактом? — преподаватель истории магии изо всех сил старался парить около учеников, не задевая их, поэтому отстранился назад. — Однажды комната, где она висела, загорелась ни с того ни с сего, — Драко обернулся с вопросительным взглядом, спрашивая, то ли профессор имел в виду. Мэрилин огляделась вокруг и не увидела Паркинсон, коему факту не могла найти никакого объяснения. Да и Крэбба с Гойлом нигде не было. Неужели даже они отвернулись от своего неизменного покровителя? Или он сам выбрал одиночество? Когда он успел обрести такой загадочный вид, такой притягательный и увлеченный? — Всё верно. По легенде любой дом, в котором висела картина плачущего мальчика, сгорал дотла, хотя полотно оставалось нетронутым, — Бинс раскрыл секрет экспоната, а затем отвлекся на вопрос кого-то из пуффендуйцев о тайне затонувшего корабля. В момент, когда призрак учителя удалился, Малфой почувствовал притяжение к девушке, стоящей рядом. Словно вся пыль, которую она раз за разом поднимала вокруг себя, осела, и теперь он снова может побыть наедине с той самой фурией, притяжение к которой не смог преодолеть. Сейчас, когда прошло столько времени, вызывает ли она в нем те же чувства, что и год назад? Почему она здесь одна, где ее паршивая подружка предательница крови? И что стало с её озорной хулиганской улыбкой? Хотя запах белого шоколада так и кутается в ее волосах, привлекая приблизиться и вдохнуть его полной грудью, нарочно задев чувствительную шею, чтобы она непременно возмутилась и недовольно нахмурила бровки.

⊹──⊱✠⊰──⊹

Шестнадцатый день рождения Мэрилин, которого она с мучительным нетерпением ожидала еще летом, подкрался незаметно, потому что радости предвкушения от его наступления она больше совершенно не испытывала. Это был обычный учебный день, совершенно непримечательное утро и посредственный скучный завтрак. Нотт куда-то запропастился, и Лавджой вновь бездумно ковыряла вилкой пережаренную яичницу, пытаясь смириться со вкусом переслащенного кофе. В момент, когда на замок обрушилась утренняя почта, перед девушкой упало несколько писем и мягкий свёрток. Конечно наиболее интересным было открыть письмо, прилагающееся к нему, и, заметив иностранную печать на углу конверта, Мэри тут же распечатала его, обнаружив уже знакомый почерк. Машенька, Годы летят так стремительно и незаметно, с днём рождения, дорогая! Эту вещь наш твой отец завещал тебе, сказал, что ты поймёшь. Рано или поздно я заберу тебя домой, а пока просто поверь, что так нужно.

Целую. В.

Не поняв, какой смысл слать исключительно анонимные послания с пустыми обещаниями, но всё же искренне обрадовавшись весточке из России, Мэрилин принялась распечатывать свёрток, в котором была просто… мантия. Обычная черная мантия с капюшоном, правда, очевидно ношенная и грязная, местами вставшая колом из-за непонятного рода пятен и странно пахнущая металлом. — С днём рождения, конфетка! — Тео перекинул ноги через скамейку рядом с подругой и вручил ей букет из белого олеандра. — Подарок будет готов позже, а пока наслаждаемся юностью и свободой выбора! Уже придумала, о каком поступке в молодости будешь жалеть больше всего? Татуировка? Мёртвая петля на метле? Покрасишь волосы в голубой? — с тех пор, как мысли Нотта начала занимать милашка Софи, он превратился в комок воодушевления и счастья. Временами это откровенно подбешивало, но Мэри не могла не радоваться его успехам, особенно после печальной истории с отцом. — Спасибо, дружище, — она коротко приобняла парня за плечи, не сумев сдержать широкую улыбку, которая и у самого Теодора не сползала уже несколько дней. — Уже все письма распаковала? Кто поздравляет? — Нотт набросился на еду, набирая в тарелку жареный бекон и глазунью — тошнотворно-банальный английский завтрак. — Пришло письмо из России. Остальные пока не открывала, Джинни, наверное, поздравит лично, а больше-то и некому… — в этот момент девушка заметила еще один конверт с печатью ‘WW’, и сердце в груди трижды перевернулось. — От Уизли? — Тео по выражению лица подруги вычислил неладное. Недолго на нём продержалась радостная улыбка. — Ага, — в смешанных чувствах произнесла Лавджой и неспешно открыла конверт. С днём рождения, малышка! Будь счастлива!

Фредерик Гидеон Уизли.

P.S. Мистер Лайтоллер передавал тебе самые наилучшие пожелания и сказал, что двери его лавки для тебя всегда открыты. — ФРЕДЕРИК! — взорвалась Лавджой возмущением. — Посмотри на это. Фредерик Гидеон! И ни капли любви! Фантастика! — на нее словно напала вспышка агрессии на несчастный кусок пергамента. — Может, он автоматически поставил подпись для дела?.. — предположил Теодор, но, заметив в глазах подруги сверкающие бусинки слёз, решил больше не шутить. — Ты же вроде говорила, что тебе теперь наплевать. Вот и нечего расстраиваться. — Не бери в голову, всё хорошо. Нас с Фредериком Уизли ничего не связывает, — демонстративно-показным тоном почти по буквам произнесла Мэрилин, случайно обратив на себя внимание всего слизеринского стола. — Спасибо за цветы, Тео, мне пора на защиту от темных искусств. «Я изморю тебя невыносимым молчанием, а потом разорву сердце в клочья поздравлением в одну строчку. Класс!» — как ни странно, слёзы так и не вырвались наружу из пораженных обидной окалиной глаз. Может, прошло уже слишком много времени для того, чтобы огорчаться по этому поводу, а может, болезненные чувства перегорели вместе с этими отношениями, которые теперь тоже остались всего лишь старой детской мечтой. Или она просто выросла из всех этих любовных терзаний? Первый урок дня прошел заурядно: Снейп был неподражаем в роли преподавателя по защите, хотя многие с трудом это замечали за мало кому полюбившейся манерой ведения строгого профессора. После занятия бывший зельевар попросил Лавджой задержаться. Когда все студенты покинули кабинет, Северус обрушил на дочь очередное шокирующее известие: — Я нашел отправителя, — с по-родительски солнечным теплом в чугунного цвета глазах произнес мужчина и расслабил рот в мягкой улыбке. Мэри на радостях еле сдержала порыв зацеловать его и кое-как обошлась крепким и коротким объятием. Договорившись провести грядущий вечер вместе в привычном условленном месте, они расстались: слизеринка — с чувством горячего предвкушения разгадки своей истории, а Северус — в ожидании простого семейного ужина с дочерью, коих с ними не случалось уже второй год кряду.