Сборник непростой любви 1.0

      Сынгван хорошо помнит, когда это началось впервые. Ли Чан перевёлся в их школу, когда сам Сынгван переходил в выпускной класс. Год разницы в их возрасте и не самая хорошая репутация Сынгвана уже подразумевали под собой, что они не должны были начать общаться, но родителям новенького не повезло выбрать дом по соседству с ним. Им также не повезло упустить в воспитании сына момент про более тщательный выбор своего круга общения.       Потому что чересчур дружелюбный и энергичный Дино — как он просит называть себя, ведь каждый уважающий себя и в перспективе известный танцор должен иметь оригинальный псевдоним — как по маслу проскальзывает в абсолютно любую компанию и стремительно становится всеобщим любимчиком, весь из себя такой талантливый, красивый и весёлый, но почему-то выбирает общаться с угрюмым Сынгваном, которого избегают все остальные.       Кто знает, возможно, Чан, однажды заметив его, в одиночку обедающего на заднем дворе школы, решил восстановить справедливость, по законам которой никто не должен обедать в одиночку, и спасти несчастного изгоя. А когда узнал, что они ещё и соседи, — Сынгван закатывает глаза, — уже никак не мог позволить себе оставить его в покое, ведь соседи примерно одного возраста, посещающие одну и ту же школу, просто обязаны дружить.       Сынгван не знает, почему никто другой до сих пор не объяснил популярному новенькому, что дружить с ним у них здесь не принято. Заразятся ещё.       Но проходит полгода, и Дино всё ещё крутится вокруг него, поджидая у входной двери, чтобы пойти вместе в школу, подлизываясь к его матери, чтобы та без согласия самого Сынгвана пускала его в их дом и комнату сына — такой хороший мальчик, Кван-и, не ворчи, у тебя и так друзей нет — и отыскивая все укромные места, в которых он пытался пообедать один. Сынгван, к собственному ужасу, так привыкает к этому, что боится остаться с осколками своего сердца в руках, когда всё вернётся на круги своя.       Он постепенно открывается Чану, показывая себя настоящего, которого ему пришлось стремительно прятать от остальных однажды. Ведь пока Сынгван ходит в кожаных куртках, матерится и дерётся, его никто не трогает. Его вещи не выкидывают из окна, ему не ставят подножки, в его поднос на раздаче еды не плюют. Знают, что могут получить в ответ. Когда Сынгван носил свои любимые плюшевые свитера пастельных цветов, пел в вокальном кружке и дарил каждому милую улыбку, его считали лёгкой жертвой для издевательств из-за пущенного кем-то слуха о нетрадиционной ориентации.       Сынгван уверен, что на самом деле никто не знал наверняка — он никогда и не задумывался об отношениях, пропадая в учёбе и увлечениях всё время и не уделяя особого внимания мыслям о том, что мальчики ему, наверное, нравятся больше — просто его образ пришёлся кстати для анонимных недоброжелателей, и этого оказалось достаточно для большинства в школе, чтобы начать его травлю. Да, были и те, кто не участвовал в этом, но они ранили Сынгвана чуть ли не больше, избегая его, словно заразно больного. Учителя умело закрывали глаза на всё происходящее, а своей одинокой, работающей на нескольких работах матери Сынгван решил не рассказывать. Они не потянули бы школу в другом районе, так что о переводе и речи идти не могло. Сынгван был совершенно беспомощен в данной ситуации, и это вынудило его научиться давать сдачи. Выбрав себе новый, более безопасный образ, Сынгван отложил любимые свитера до лучших времён.       Хотя бы до поступления в университет. Но, конечно, Дино, как всегда, разрушил все его планы на спокойную жизнь, когда забрался в его шкаф в поисках сменной одежды. Дождь начался внезапно, и дом Сынгвана оказался ближе. Мама пропадала на работе, но он и сам был слишком добр, — хоть и умело скрывал это, — чтобы выгнать мокрого друга и заставить того бежать до собственного дома. Вероятно, ему всё же следовало это сделать.       Потому что чёртов Ли Чан оказался в грёбанном восторге от разноцветной одежды в чужом шкафу.       Он спросил, почему Сынгван не носит это, и тот замялся. Одно дело, когда кто-то в школе рассказывает Дино о том, что его друг — изгой, другое — признаваться в этом самому и обсуждать причины.       Дино соглашается не допытываться с одним условием — они должны сходить на выходных в парк аттракционов. Сынгван с облегчением выдыхает, когда слышит это, а после вдруг давится воздухом. Он должен надеть туда один из своих плюшевых свитеров. Потому что они нравятся Чану и, очевидно, нравятся самому Сынгвану, а значит, нет никаких причин позволять им пылиться в шкафу.       И это начало конца.       Потому что за их не свидание в парке аттракционов происходит две вещи, и обе одинаково ужасные : Сынгван понимает, что испытывает к человеку, буквально наполняющему его жизнь яркими красками, далеко не дружеские чувства, и их вместе видит кто-то из школы. Этот кто-то их фотографирует и рассылает фотографию буквально всем.       Когда в школе на следующий день Сынгван замечает, как все пялятся на него и идущего рядом Дино, от вернувшейся тревожности, от которой он уже успел отвыкнуть, в уголках его глаз впервые словно появляются какие-то тёмные пятна. В течение дня они становятся всё темнее, приближаясь к непроглядному чёрному, и в какой-то момент, когда Сынгвану кажется, что кончики его пальцев тоже почернели, он понимает, что это исходит от него самого.       Когда Сынгван узнаёт о фотографии и слышит чужие разговоры об этом, у него едва ли не останавливается сердце в тот же момент. К общению Чана с ним всегда относились как к гуманитарной помощи обездоленным, и Сынгван мог мириться с этим. Ему было плевать на отношение к себе, главное, что популярному Дино всё спускали с рук, и он мог продолжать общаться с ним. Больше это не представлялось возможным.       Фотография спровоцировала волнения по всей школе, а не может ли их обожаемый новичок-танцор плясать, так сказать, под одну дудку с местным прокажённым. Слишком долго находился рядом с ним и заразился. Двое заражённых — уже опасно, и если первый слишком приспособился к противозаразным мерам, то стоило вытравить второго.       Сынгван просто не может этого допустить.       Времена травли, без шуток, были самым ужасным этапом его жизни. Добрый, весёлый и жизнерадостный Чан просто не заслуживает такого. Сынгван тоже не заслуживал, но всё уже произошло, и вот в кого он превратился — в грубый и замкнутый сгусток черноты, выпускающий свою агрессивную тьму в сторону любого, кто рискнёт приблизиться. Теперь Сынгван даже может видеть это.       И видеть ослепительный свет вокруг человека, который сумел временно отогнать его тьму и добраться до самого сердца, решительно там поселяясь. Сынгван не хочет, чтобы этот свет погас подобно его собственному однажды. Чан не должен страдать, а Сынгван привык к этому настолько, что в его жизни не то чтобы сильно что-то изменится.       Когда Сынгван начинает избегать Дино, он понимает, что всё-таки изменилось. На этот раз больнее. Он горько смеётся, когда думает об этом. Над ним не издеваются, не оскорбляют и не унижают. Уже давно его даже не зажимали толпой в каком-то отдалённом углу школы, чтобы напомнить, где его место. Его не трогают вовсе, а Сынгвану больнее. Потому что хочется иного. Хочется, чтобы трогали. Чтобы интересовались делами, подсаживались на обеде, встречали у дома и водили в злополучный парк аттракционов. Чтобы говорили, как Сынгвану идут его любимые свитера, чтобы восхищались его тихим пением в скрытом от чужих глаз углу заднего двора и восторженно делились новыми танцевальными движениями, которые не показывали ещё никому другому. Так сильно хочется, чтобы Чан просто продолжал быть рядом. Сынгван не смеет даже мечтать о большем, он может подавить собственные чувства и довольствоваться дружбой со своим раздражающе милым соседом, никогда не говоря ему о том, как сильно влюблён, но теперь Сынгван лишён даже этого.       Потому что руки чернеют с каждым днем всё больше. Сынгван прячется от Дино по всей школе, серьёзно просит маму больше не пускать его к ним и не отвечает на чужие звонки, рыдая в подушку, а всё, чего он касается, мгновенно теряет свои цвета, поглощённое тьмой.       Сынгван написал Чану сообщение в тот же вечер, когда узнал о фотографии в школе — избегать того молча было бы слишком жестоко. Он не хотел, чтобы друг думал, что виноват в чём-то — виноваты были лишь собственные страхи Сынгвана, с которыми он не в силах бороться, и общество, взрастившее их в нём.       Сынгван честно признался, что из-за общения с ним Чана могли начать травить. Что он был действительно рад дружить с ним, но всё достигло края, за которым лишь боль и разочарование, и Сынгван не хочет тянуть его туда за собой. Что ради всеобщего блага им нужно перестать видеться.       Конечно, Дино не собирается оставлять всё это так, но в своё время Сынгван уже научился мастерски исчезать с поля зрения всех людей, поэтому ему не составило труда вернуться к подобному образу жизни вновь. Он видит, как люди постепенно прекращают обвинять в чём-либо Дино, привычно скидывая всю вину на самого Сынгвана — втёрся в доверие к бедному ничего не знающему новичку и попытался захомутать того себе — и понимает, что поступил правильно. Чан ещё найдёт себе нового друга, много новых друзей. Сынгван — вряд ли, но он не привык быть эгоистом в любом случае. Одиночество — привычная для него среда обитания. Он может с этим справиться.       Или нет.       Сынгван понимает, что был довольно наивен, ожидая возвращения к жизни до появления Чана в их школе с помощью простого избегания. Да, это помогло обезопасить самого Дино, но людям, конечно, нужно было выместить куда-то свой гнев по поводу всей этой ситуации.       Опасаясь связываться с ним в одиночку, они сбиваются в группы по несколько человек, возобновляя издевательства. Вот только на этот раз, видимо, решив, что должны как следует наказать его, погрязшие в жестокости дети переходят на более решительные действия. Сынгвана толкают в коридорах, прячась в толпе, его поджидают в пустых классах перед уроками, чтобы схватить сзади, обездвиживая, и поставить на колени, заставляя извиняться, и ещё отлавливают на улице из-за страха быть пойманными на избиении учителями, которые не могут игнорировать подобное, только если оно происходит у них на глазах.       Сынгван дерётся буквально каждый день, отстаивая свою честь и наказывая обидчиков, синяки на его теле не успевают сходить, как перекрываются новыми, а руки от постоянных встреч с твёрдыми поверхностями наверняка истерзаны настолько, что выглядят как открытая рана, но он не может сказать точно, потому что не видит. Даже кровь, своя или чужая, не может пробиться сквозь его абсолютный чёрный. Сынгван ещё не покрылся им полностью, но уже был к этому достаточно близок.       Он боится, так чертовски сильно боится, что скоро просто утонет в этой тьме, что она поглотит его окончательно, как поглощает всё, к чему Сынгван прикасается. Она остаётся отпечатками даже на людях, которые рискуют напасть на него, но за них Сынгван точно не беспокоится. Если ему суждено однажды просто исчезнуть, став одной из теней, боящихся света — он хотел бы забрать всех их с собой.       Есть лишь один человек, касаться которого нельзя ни в коем случае, и поэтому Сынгван убегает так быстро, как только может, когда случайно сталкивается с Чаном в пустом коридоре. Лицо того передает искренний ужас, и на мгновение застывшему от неожиданности на месте Сынгвану даже кажется, что тот может видеть то же, что и он, что Чан сейчас сморщится в отвращении из-за его чёрных рук, выглядывающих из потрёпанной кожанки, и уйдёт от греха подальше. Но Чан обеспокоенно спрашивает, что случилось и кто это сделал, и Сынгван успокаивается, понимая, что речь всего лишь о его израненных костяшках и синяках. Он всё никак не может нормально обработать их и залепить пластырями, потому что банально не видит, а дома ходит в кофтах с настолько длинными рукавами, чтобы можно было прятать в них руки полностью. В школе никого не волнует состояние избитого тела Сынгвана, а потому он даже как-то забывает об этом, когда боль перестает быть острой. Он хочет ответить, но потом вспоминает, что нельзя.       Сынгван устал, так устал. Он хочет сдаться уже и просто позволить Дино позаботиться о нем. Тот замечает это на его лице и делает решительный шаг навстречу.       Сынгван видит, как от чужих ног на полу остаются светящиеся следы, и это заставляет его опомниться. Едва не разрыдавшись там же от осознания того, что чуть не навредил своему любимому человеку из-за собственной слабости, он разворачивается и бросается прочь. Дино бежит за ним, что-то отчаянно крича вслед, но звенит звонок, и коридоры заполняются людьми, что позволяет Сынгвану затеряться в толпе. Он сбегает из школы в пустой дом и исполняет своё желание разрыдаться там.       Ему нужно просто продержаться ещё пару месяцев, поступить в университет где-то подальше и уехать с концами, чтобы никогда больше не видеть грёбаного ослепляющего Ли Чана.       Чтобы никогда не окрасить его в бездонный чёрный, поглощающий всё на своем пути.       На следующий день Сынгвану приходится выбираться на улицу через окно с задней стороны дома, потому что уже с очень раннего утра на пороге у его входной двери обосновывается категорически настроенный на выяснение отношений сосед.       Сынгван проводит удивительно спокойный день в школе и понимает причину этого, когда возвращается домой. Довольно трудно не заметить плетущихся за тобой людей в кепках, максимально сдвинутых на лицо. Вероятно, решили выяснить, где он живёт, думает Сынгван, максимально петляя на городу некоторое время. Наконец оторвавшись, он движется в правильном направлении, но замирает на подходе к дому, издалека наблюдая ту же фигуру у себя на пороге.       Он просидел там весь день?       Сынгван вздыхает и поворачивает назад, чтобы побродить где-то до самой ночи — вероятно, спать Чан всё же вернётся домой. Вот только буквально за поворотом он случайно натыкается на потерявших его из виду парней, которые, победно вскрикнув, мгновенно воодушевляются и затаскивают его в ближайшую тёмную подворотню для не менее тёмных дел. Конечно, Сынгван отчаянно даёт отпор, но их больше, а он не всесилен.       Когда кто-то внезапно кричит его имя, у Сынгвана разбита губа — неожиданная промашка, обычно они стараются не попадать по лицу — болит пробитый бок и горят руки. Он настолько рад неожиданной помощи, что начинает биться ещё отчаяннее, и это в плюс к ещё одной паре кулаков быстро заставляет напавших отступить.       Сынгван тяжело дышит, опустившись по стене сзади на землю, когда перед его лицом появляется чужая рука. По приятному свечению Сынгван сразу понимает, кто его нежданный спаситель. Откинувшись головой назад, он устало смотрит на возвышающегося над ним слегка потрёпанного Чана, упрямо ждущего, пока он возьмёт его руку.       — Я не могу, — пытается донести Сынгван, чувствуя горький ком в горле.       — Мне поебать, хён, — просто отвечает тот, не сдвинувшись ни на дюйм. — Бери меня за руку, и мы пойдём обрабатывать все твои раны. А после подумаем, что делать со всеми этими отморозками.       Сынгван смаргивает непрошенные слёзы.       — Ты не понимаешь, я…       — Я всё понимаю. И мне плевать, что думают другие люди, Сынгван-а. Я не для того так долго пытался пробиться сквозь стену, которую ты воздвиг вокруг себя в попытке защититься от чужих нападок, чтобы так просто отказаться от тебя из-за какой-то травли, которая мне грозит. Ты мне слишком нравишься, чтобы делать это. А теперь бери руку, хён, и пошли.       Сынгван чувствует, как зашкаливает его пульс. Он не знает точно, от неожиданного признания это, которое сам он вряд ли смог бы когда-нибудь озвучить, или от страха решиться на то, что запрещал себе буквально каждый день в последнее время. Может быть, от всего одновременно.       Чан терпеливо ждёт, а свечение его настолько успокаивающее и родное, что Сынгвану становится тепло от одной лишь мысли о том, что он может коснуться этого.       Сынгван так замёрз один в своей вечной тьме, что мечтает хотя бы ненадолго ощутить это тепло на себе.       Может быть, если он просто подержит Чана за руку всего пару мгновений, его чернота не успеет перейти на того?       Дино успокаивающе улыбается ему, и Сынгван делает судорожный вдох, невольно задерживая дыхание перед тем, как осторожно вложить свою ладонь в чужую.       Чан нежно сжимает его руку, а Сынгван в напряжении ждёт самого страшного. Но происходит вовсе не это.       Чужой свет переходит на его кожу, разгоняя всю тьму без остатка. Сынгван видит свои израненные костяшки в надёжном обхвате чужих пальцев.       И выдыхает.