Другой RK

— Помнишь, ты рассказывал, как однажды был в шаге от того, чтобы набить татуировку с именем любимой женщины? — спросил Коннор, разглаживая ладонью складки на простыне. — Да-а. Представь себе, когда-то я был охуенно тупым. — Считаешь этот поступок глупым? — Конечно. Подавляющее большинство таких порывов заканчиваются повторным сеансом по сведению этого знака вселенской любви или его перекрытию башкой оскалившегося хищника или, что ещё хуже, другим именем. — Но разве это означает, что не стоит делать подобный жест? Зачем тогда тратить время на партнёра, думая, что однажды ничего не получится? — Хм-м… Ну, тут ты, наверное, прав, — задумчиво ответил Рид. — Слушай, ты уже не первый раз заводишь разговор о тату. Хочешь, чтобы я набил твой серийный номер?  — А ты бы согласился? — Смотря где.  — На пальце.  Рид приподнял бровь, и Коннор торопливо продолжил:  — Я тут приобрёл устройство, которое бьёт тату только на пальцах. Точнее, не совсем тату… В общем, если ты не против подобного, то тебе обязательно понравится! — Ну… — выдохнул Рид, стараясь не выказывать подцепившее его на крючок любопытство, — окей.  — Окей?  — Окей.  — Да?  — Да.  — Точно?  — Коннор!  — Я сейчас!  Восьмисотый спрыгнул с постели и встал у станции “Киберлайф”. Покопавшись немного, он извлёк квадратную коробочку из одного ящика, маленький пластиковый пакет из другого и забрался обратно на кровать. Отставив пакет в сторону, он положил коробку на одеяло и сказал: — Подобное устройство используется в некоторых европейских тюрьмах для дополнительного контроля над осуждёнными.  — Интригующее начало. — Гэвин приподнялся на локте. Коннор приложил пальцы к сенсорной панели и лишился скина до вторых шарниров. Диод окрасился в жёлтый, и передняя стенка устройства раскрылась, точно затвор матрицы в фотокамере.  — Вложи внутрь большой палец левой руки. И не дёргайся.  Рид усмехнулся.  — И почему у меня сейчас возникла ассоциация с той коробкой из Дюны?   — Так больно не будет, — улыбнулся Коннор. — Обещаю.  Рид посмотрел на восьмисотого, потом снова вернулся взглядом к коробке. Он привык к появлению в доме технических штуковин (в сожительстве с андроидом по-другому и быть не могло), но в отличие от всего прочего эта хреновина собиралась загнать ему под кожу пигмент, который покажет окружающим его чувства. Его любовь. Привыкший держать личное при себе, Гэвин был немного напуган, но вместе с этим и приятно взбудоражен.  — Так что это будет? Серийный номер или имя? Коннор серьёзно посмотрел Риду в лицо. — Гэв, если ты сомневаешься, просто скажи. Я ведь не заставляю и… — Не-не, идея прикольная. Просто… — Гэвин глубоко вздохнул. — Я не имею привычки… точнее, не люблю, чтобы… ну… — Кроме нас никто не поймёт. Если ты об этом.  Рид улыбнулся, благодарный восьмисотому за избавление от пытки в подборе нужных слов, и растёр ладони друг о дружку. — Фух! Ну, окей. Погнали тогда, — подбодрил он себя и протянул руку к коробке.  — Не двигайся, — попросил Коннор, и через секунду лепестки затвора скрутились обратно, плотно обхватив основание большого пальца.  Рид неотрывно смотрел на устройство и чувствовал, как потеют ладони. Изнутри коробки послышалось жужжание, и кожу начало странно покалывать. Ощущение было такое, будто слабо обезболенный участок кожи пронизывает иголка с ниткой.  — Не больно?  Рид молча помотал головой. Прислушиваясь к ощущениям, он не совсем понимал, что происходит внутри. Однажды в студенческом угаре он уже набивал татуировку: маленькую звезду шерифа на лодыжке, которую свёл при первой же возможности. Так что ему было с чем сравнивать.  — Это не тату, — озвучил он свою догадку и заглянул Коннору в оптические модули.  — Не совсем она, — ответил андроид. — Увидишь.  Жужжание прекратилось спустя минуту, после чего палец обдало холодом и высвободило из хватки лепестков. Гэвин медленно потянул руку на себя и увидел, что палец охвачен тонким кольцом символов. Хоровод букв и цифр светился ровным голубым светом. Вроде ничего особенного, но: “Вау”, — Рид ощутил как вздымаются волоски на руках.  — Способ нанесения такой татуировки называется “нано-ститчинг”. Вместо пигмента под кожу вбиваются нанонити. Такое практикуется и в обычных тату-салонах, но именно это устройство особенное. Я сам его перепрограммировал.  Коннор взял руку Гэвина и поднёс к своему лицу. Спустя мгновение синий цвет тату сменился на жёлтый одновременно с диодом.  — Нанонити связаны с кодом моего “чёрного сердца”. Их свет покажет моё присутствие и эмоциональное состояние в пределах пятидесяти метров. Окажешься дальше, потускнеют и станут серыми, как обычное тату.  Не отрывая взгляда от переливающихся обратно в голубой цвет символов, Рид спросил: — Это какая-то часть твоего бесконечно длинного эволюционного кода?  — Да. Тридцать первых символов, доступных к расшифровке.  — А почему из всех пальцев ты выбрал именно большой? — Потому что он противопоставлен остальным. А ещё он очень важен: его потеря лишит тебя двадцати процентов функциональности всей руки. — Другого объяснения я и не ждал, — улыбнулся Гэвин и следом хмыкнул от внезапно осенившей его мысли: — Это ведь было отличной возможностью окольцевать меня, Кон. Как ты не сообразил про безымянный? Коннор завис на пару секунд. — Но я… не имел в виду… — он опустил взгляд на пластиковый пакет, который достал вместе со “ститч”-коробкой, и молча уставился на него.  Рид рассмеялся. — Да шучу я, жестянка! Расслабься. Мне нравится твой выбор. Смотрится круто. Восьмисотый улыбнулся и снова посмотрел на Гэвина. — Рад, что тебе понравилось. В противном случае удалять нанонити из-под кожи было бы очень проблематично.  — Прям-таки очень? — Проще палец отнять. — М-м, — Рид поджал губы, кивнул. — Это… очень своевременная информация. — Прости, — сказал Коннор без малейшей нотки сожаления в голосе и сунул руку в пластиковый пакет. Когда он достал ювелирный футляр, у Рида сердце подпрыгнуло к горлу. — Воу, Кон… — Это не то, что ты думаешь, — поспешил объясниться восьмисотый и открыл матовую крышку. — Это для того, чтобы спрятать тату от чужих глаз. Или чтобы не отвлекаться. Пока не привыкнешь. Рид несколько секунд смотрел на широкое кольцо из белого золота, а потом глубоко вздохнул и сказал: — Блядь… это должен был сделать я. — Что? — Подарить кольцо. — Почему ты? — Потому что… — Рид приподнял плечи, — не знаю… ну потому что это человеческая херня! — Гэв, оно не обручальное, — уточнил Коннор и достал кольцо из футляра. — Да вижу, но… блядь, на печатку тоже не похоже!  Восьмисотый улыбнулся и, взяв Рида за руку, положил украшение в центр его ладони. — Не буду надевать на палец, чтобы не смущать тебя ещё сильнее. Зыркнув на Коннора исподлобья, Гэвин переложил кольцо в другую руку и начал крутить его, рассматривая рисунок. Поначалу казалось, что поверхность шинки изрезана геометрическими фигурами, но через несколько секунд стали различимы буквы:  — Fuck off, — прочитал Рид с усмешкой и, чуть повернув обод, заметил гравировку на внутренней стороне: “С любовью, 313248317-51”. На губах заиграла нежная улыбка, когда он осознал, что это кольцо не было вынужденным приложением к татуировке. Оно раскрывало особый замысел тату-подарка, как открытка дарит букету принадлежность и смысл. Сместив взгляд с кольца на светящиеся символы, а потом на Коннора, Гэвин высказал уверенное предположение: — Ты ведь мог сделать кольцо с функцией этих нитей. Не поверю, что не мог.  Коннор опустил взгляд, неопределённо повёл плечом. — Заклеймил меня, так ведь?  Стоило Коннору заулыбаться, как Рид со словами: “чёртов ты собственник!” опрокинул его на одеяло и навязал шуточную борьбу. Через несколько секунд они уже целовались. Жмурясь от наслаждения, Гэвин чувствовал, как бешено колотится сердце, а на языке горят невысказанные слова любви. Приоткрыв глаза, Гэвин мгновенно ощутил напряжение, как если бы полицейское чутьё разбудило его посреди ночи. Несколько секунд он скользил расфокусированным взглядом по потолку, пока не нашёл в собственном сознании нечто осмысленное. “Я не дома”, — понял он, рассматривая глянцевое потолочное покрытие, и через мгновение почувствовал, как от переносицы к затылку растеклась тупая боль. Подняв правую руку, он хотел приложить ладонь ко лбу, но донести её смог лишь до груди — такой тяжёлой она оказалась. Не понимая, что происходит, сделал ещё одну попытку дотянуться до головы, но зацепил пальцами какие-то трубки, запутался и, мгновенно обессилев, сдался. “Какого хуя?” — новая мысль принесла ещё одну порцию боли. “Блядь”, — и ещё одну. Гэвин сощурился от болезненных приступов и, запретив себе думать, осторожно огляделся: слева от него находились медицинские аппараты со светящимися на экранах показателями; спереди стоял телевизор и шкаф; справа — тумбочка, на которой слабо светилась голографическая открытка; ближе к окну — складной столик и два кресла. В одном из кресел спал какой-то старик. Определиться со своим местоположением Риду помогло оснащение кровати специальными бортиками и штангой для подтягивания — он находился в отдельной больничной палате для лежачих пациентов. Однажды ему уже приходилось лежать в такой, залечивая осколочное ранение. “Тот взрыв едва не снёс к чертям собачьим Делрейский причал, — вспомнил он, заметив, что боль не ужалила его за эту мысль. — Коннор тогда полез в самое пекло и получил свой первый боевой шрам… Коннор!” Гэвин судорожно вдохнул. Это воспоминание вспороло память, точно лезвие, и реальность наполнилась жизненно необходимыми деталями. Рид бросил взгляд на большой палец левой руки, но татуировку разглядел не сразу — в символах не было и частицы привычного голубого сияния. "Сегодня рабочий день? Который час?" Он обшарил глазами стены и, не обнаружив часов, повернул голову к окнам. Солнцезащитные экраны на стёклах также не позволили определиться со временем суток. Тогда Рид опустился взглядом чуть ниже и всмотрелся в лицо старика. Он уже хотел попросить помощи, как в груди неожиданно похолодело, а кожу головы стянуло так, будто волосы встали дыбом. Гэвин словно бы узнал в старике усопшего знакомого, который вернулся проведать его с того света. Но на самом деле всё было ещё хуже. Это был Хэнк. Ничто не могло привести его сюда. В каком бы состоянии Рид ни находился, он ограничился бы звонком и справился о его здоровье исключительно ради Коннора.  — Какого хе… — во рту оказалось настолько сухо, что Гэвин оборвал себя на полуслове и зашёлся глухим, царапающим глотку кашлем. Злобно простонав, он упёрся ладонями в матрас и попытался поднять своё тяжёлое, закостенелое тело, но силы быстро иссякли. “Блядь!” — рухнув обратно на подушку, он перевёл дыхание и осмотрелся в поисках того, что можно было использовать в качестве метательного снаряда. В пределах досягаемости оказалась лишь треугольная подставка с голограммой-пожеланием “скорейшего выздоровления”. Раза с пятого заставив непослушные пальцы сомкнуться на открытке, Гэвин как мог замахнулся и швырнул её Хэнку в грудь. Андерсон вздрогнул и, открыв глаза, слепо уставился перед собой. — Какого хера… ты здесь? — раздражённо прошелестел Рид.  Хэнк тяжело наклонился вперёд и помассировал пальцами внутренние краешки век. Потом глянул под руку, куда завалилась открытка, достал её и аккуратно поставил на место.  — Это от коллектива.  — Хэнк!  Андерсон провёл рукой по волосам, посмотрел на Гэвина и, глубоко вздохнув, спросил:  — Давно очнулся? Медсестра уже приходила? — Ёбаный ты… в рот!  Переполненный тревогой и злостью, Рид предпринял жалкую попытку подняться: кое-как повернулся на бок и схватился за бортик кровати. Он хотел добраться до Андерсона и как следует встряхнуть его за грудки. Хотел затолкать ему в глотку каждую реплику, о которой не просил, чтобы заставить говорить только по существу. “Что-то случилось! — долбило в висках. — С Коннором что-то не так!”  Несколько секунд Хэнк безмолвно наблюдал за беспомощностью Гэвина, а потом встал с кресла, отцепил слабую руку от бортика и уложил его обратно на спину.  — Катетер вырвешь, будешь так возиться.  — Хэнк! — рявкнул было Рид, но на следующей же фразе его голос превратился в умоляющий хрип: — Скажи мне…  — Коннор мёртв, — произнёс Хэнк так быстро, словно пытался выдернуть из раны осколок и не почувствовать боль. — Прости. В первые секунды Риду показалось, что он не расслышал сказанного. Хотелось уточнить, но нижняя челюсть дрожала, не давая губам обозначить даже самый простой вопрос. А потом Хэнка отчего-то качнуло вперёд, и тусклый свет лампы над изголовьем кровати упал на его отвратительно красноречивое лицо: опухшее, как после многодневной пьянки, с красными глазами и пустым взглядом. И больше не нужно было слов.  Гэвин затаил дыхание, не в состоянии пошевелиться или даже моргнуть. Картинка перед глазами расплывалась и обжигала сетчатку. Он не плакал. Слёзы просто стояли в глазах. — Я здесь, Гэвин, — голос Хэнка прозвучал как будто из далека. — Я рядом.  Рид чувствовал, как крепко Андерсон сжимает его предплечье двумя руками. Как пытается удержать в реальности, не позволяя забыться и убедить себя в том, что происходящее — лишь ночной кошмар. “Убери свои сраные руки! Уёбывай! Видеть тебя не хочу!” — Гэвин не мог заставить себя говорить, но в голове слова гремели, как мощная акустическая система в старом автомобиле, и черепная коробка сотрясалась от болезненных вибраций. “Я бы не позволил этому произойти! Я был там! Я БЫЛ РЯДОМ С НИМ!” Истерика сознания очень быстро достигла пика и вдруг… всё затихло. Тело начало неконтролируемо расслабляться. Рида буквально прижимало к больничной кровати, как при сильной гравитации. Размягчало изнутри. Взявшееся из ниоткуда успокоение протолкнуло застрявший в горле ком невысказанных слов, и он ледышкой провалился в желудок. Гэвин сделал слабый вдох и издал долгий мучительный стон. — С пробуждением мистер Рид, — раздался спокойный, доброжелательный голос совсем рядом. — Сегодня двадцать второе июня две тысячи сорок четвёртого года. Вы находитесь в больнице “Санай-Грейс”, в отдельной комфортабельной палате. Двенадцать минут назад вы вышли из травматической комы. Для оперативной оценки состояния здоровья в ближайшие пять часов вашим обследованием займётся диагностико-аналитический компьютер — в дальнейшем, если позволите, я сокращу это название до аббревиатуры. Помимо обследования, функцией ДАК является снабжение вашего организма препаратами, нормализующими давление и сердечный ритм, а также купирующими боль и недомогание. Вижу, что он уже ввёл вам обезболивающее, а десять секунд назад добавил и успокоительное. Мистер Андерсон, полагаю, вы сообщили мистеру Риду печальные новости?  Хэнк кивнул. — Хорошо. Подконтрольный уровень стресса после пробуждения играет роль подушки безопасности, и ухудшение состояния при новых раздражителях минимально. Поток информации, льющийся из голосового модуля медсестры-андроида, был настолько неуместен, что привёл Рида в замешательство. Разбирая каждое слово по буквам, он лихорадочно искал нужный ему смысл. Только Коннор сейчас был важен. Только о нём следовало говорить. Однако реплики андроида были одна бессмысленней другой и не прикасались к восьмисотому и знаком препинания. “Зачем она говорит всё это? Нахрена пришла?” — вместо ответа на эти неозвученные вопросы медсестра приложила ладонь к сенсорной панели у кровати, и одеяло медленно отползло в изножье. Рид опустил взгляд на своё голое тело (только пах был прикрыт медицинским бельём с отверстием под трубку катетера). Живот показался ему чересчур впалым, а кожа бледной и перетянутой. Пришлось напрячь мышцы пресса и пошевелить пальцами ног, чтобы начать отождествлять увиденное с собой. Медсестра тем временем достала откуда-то пластиковый поднос с датчиками и начала наклеивать их ему на руки, на ноги и на грудь. Бессмысленные реплики продолжились: — Во время сканирования вы почувствуете покалывания и вибрации. Возможно, эти ощущения будут не совсем приятными, но не волнуйтесь, они не причинят вам вреда.   Медсестра управилась с датчиками и, отложив поднос, снова коснулась сенсорной панели. Одеяло двинулось в обратную сторону, и андроид приподняла Гэвину руки, чтобы укрыть его до ключиц. — Если почувствуете жажду, слева от вас находится питьевая трубка. Если захотите в туалет, вставать не нужно — у вас катетер. Обо всём остальном позаботится ДАК. Лечащий врач навестит вас завтра в девять утра. — Медсестра выдержала короткую паузу. — Это вся информация, которую я могу предложить вам на данный момент. Мистер Рид, требуется ли вам моё дальнейшее присутствие?  Гэвин молча пялился в потолок. Казалось, будто успокоительное и монотонный бубнёж андроида окончательно растворили его изнутри. Он ощущал себя лёгким и колышущимся, как желе. — Спасибо, дорогая, — сказал Хэнк. — Я присмотрю за ним. Если что-то понадобится, сообщу. — Хорошо. Стоило медсестре покинуть палату, Андерсон, кряхтя, уселся обратно в кресло. Сонно моргая, Рид повернул голову влево, нашёл взглядом питьевую трубку и, зацепив её пальцами, вставил меж сухих губ. Напившись, почувствовал себя пьяным и голодным, но задышал гораздо легче.  — Сколько я был в коме? — спросил он, с трудом выуживая слова из мутного сознания. — Где-то… неделю. — И ты был здесь всё это время? — Ещё чего, — невесело усмехнулся Андерсон. — Я приехал в тот же день, как узнал о… — он замолчал на пару секунд, кашлянул в кулак. — Встретился с Тиной в фойе, и она как твой экстренный контакт поручилась за меня. С того момента мне на телефон приходили сообщения о твоём состоянии, и вчера вечером я узнал, что энцефалограмма показала скорое пробуждение. “Через семь-десять часов”, — так было написано. Тина на дежурстве, а мне, пенсионеру, делать нечего, так что… приехал. Рановато, правда. Пока ждал тебя, выжрал три стакана кофе, но сонливость победить не получилось. Из-за таблеток всё. Я только и делаю, что сплю… эти дни.  Слушая Хэнка, Рид ощущал, как сознание постепенно затухает. Ему было совершенно не страшно снова провалиться в небытие, будь это сон, кома или смерть. Он просто хотел отключиться. Уйти в пустоту, как андроид в энергосберегающий режим. Но вопреки его желаниям голосовые связки воспроизвели ещё один вопрос: — Он… в “Хранилище”?  — Да. Как и завещал. Рид кивнул и в то же мгновение ощутил, как по виску скатилась холодная слеза. — Я отвезу тебя к нему, — продолжил Андерсон шёпотом, словно бы обещал выкрасть Рида из больницы. — Когда это будет возможно. Гэвин кивнул ещё раз. Пребывая в полубессознательном состоянии, он почувствовал, как датчики начали пускать импульсные волны по его рукам. Неприятное покалывание касалось кончиков пальцев, перемещалось к локтям и плечам и возвращалось обратно. Это ощущение неожиданно помогло Риду вспомнить, что перед самым пробуждением ему снилась мансарда. День, когда кровать уже была там совершенно не к месту, зажатая между рабочим пространством и зоной отдыха. Переезд на первый этаж был в самом разгаре, и они с Коннором ночевали наверху в последний раз. То был эпизод с нанесением татуировки, что одиноким челноком дрейфовал в пустынном космосе его коматозного сознания. “Я должен был ответить тебе обручальным кольцом, — подумал Рид. — Но так и не сделал этого. Почему?” Картинка перед глазами расплылась, и по вискам скатилось ещё несколько капель. К горлу снова подкатил колючий ком, но в этот раз он тащил за собой ещё и мерзкую горечь. Гэвин сделал глубокий вдох и закрыл глаза. Блевать желчью — последнее, чего бы ему сейчас хотелось. “Почувствуй, как воздух наполняет тебя, — сказал он себе. — Выдыхай медленно, полностью опустошая лёгкие”. Ему вспомнилась инструкция то ли по медитации, то ли по избавлению от панической атаки. Особой разницы не было. Он просто хотел сосредоточиться на чём-то отстранённом. Медленный выдох и глубокий вдох. Снова и снова, пока наволочка пропитывалась влагой и холодила кожу. Медленный выдох и глубокий вдох. Снова и снова, пока сознание наконец не померкло окончательно. Какое-то время спустя Рид приоткрыл глаза. Он не был уверен, что спал. Просто переждал часть суток в тёмной, звуконепроницаемой коробке, стенки которой теперь истончились, пропуская солнечный свет. Полноценно открыть глаза и проморгаться получилось не сразу: веки припухли, а ресницы слиплись. Пришлось подтащить к лицу руку и с её помощью растереть кожу. Прозрев, Гэвин посмотрел в окно. Солнцезащитные экраны были убраны, но небо всё равно казалось выцветшим, точно старый натяжной баннер. Свет наполнял палату неохотно, но в достаточном количестве, чтобы увидеть пустые гостевые кресла. Поймав призрачную крупицу надежды, Рид медленно перевёл взгляд на левую руку. Приподнял большой палец. Увы. Вчерашнее пробуждение не было сном.  — Доброе утро, мистер Рид, — прозвучало совсем рядом, и Гэвин сместил взгляд в сторону голоса.  Медсестра-андроид неподвижно стояла у медицинской аппаратуры. Из-за белого халата, брюк и шапочки она практически сливалась со стеной, лишь голографический бейджик светился синим именем “Миранда”.  — ДАК стимулировал ваше пробуждение для предстоящей встречи с доктором. Как вы себя чувствуете? Гэвин глубоко вздохнул и, упёршись руками в матрас, подтащил себя ближе к изголовью кровати. Подцепив питьевую трубку, он смочил пересохшее горло и спросил: — С тобой что, можно взаимодействовать?  — Простите?  — Ты звучишь как рекламный аватар где-нибудь в ТЦ. Тупо воспроизводишь запись, не имея обратной связи.  — Я нахожусь на рабочем месте. В больничном учреждении. Здесь эмоции не уместны даже для людского медперсонала, — спокойно пояснила Миранда. — Так как вы себя чувствуете? — Хуёво, — Рид натянуто улыбнулся. — Ещё вопросы? — Знаете ли вы, что пассивная агрессия часто является следствием длительного нахождения в коме? Потребуется время, чтобы овладеть контролем над эмоциями, и тогда вы сможете вести более конструктивный диалог. Гэвин закрыл глаза и беззвучно рассмеялся. Его реакцией на это абсурдное замечание было не веселье, но сокращение диафрагмы, лишённое каких-либо эмоций. Грудная клетка болезненно сотрясалась, челюсти сводило судорогой, а в глубине сознания что-то тонуло… Отсмеявшись, Рид приоткрыл веки и с удивлением обнаружил, что плачет. Точнее, это просто слёзы катились по щекам, пока он находился всё в том же эмоциональном вакууме. “Какого чёрта?” Гэвин почувствовал, как тяжёлая боль медленно заполняет голову, и тихо застонал. — Всё нормализуется, — сказала Миранда и протянула ему бумажный платок.  Пока Рид вытирал лицо и осознавал плачевное состояние своей психики, в палату вошёл врач. Это был мужчина сорока лет с небрежной топ-кнот причёской и усталыми голубыми глазами.  — Доброе утро, мистер Рид. Меня зовут Кеннет Роджерс. Я ваш лечащий врач. Как вам спалось?  Гэвин шмыгнул носом и прохрипел: — Неудачная шутка, док.  Роджерс улыбнулся краем рта.  — Я, конечно же, имею в виду не кому, а только прошедшую ночь. ДАК хорошенько накачал вас морфином. Вы, должно быть, спали, как на облаке.  — Если честно, вообще не помню, как ночь прошла. — Значит, спокойно. Это хорошо. — Врач опустил взгляд на планшет, провёл по экрану пальцем. — Результаты компьютерного анализа очень даже неплохие. Сегодня проверим, есть ли у вас когнитивные нарушения и провалы в памяти, а также протестируем функции опорно-двигательного аппарата и чувствительность. Импульсное обследование показало, что ваша правая рука пострадала больше всего. Восстановление её функциональности будет нашим приоритетом.  В подтверждение слов Роджерса, Рид чувствовал, как пальцы правой руки дрожат от напряжения в попытке скомкать бумажный платок. — Надолго я здесь застрял? — По предварительным подсчётам месяца на полтора-два.  Гэвин закатил глаза.  — Это минимальный срок, мистер Рид. Вам повезло. Поступив с пулевым ранением в голову, вы пережили сложную операцию. Сама пуля вошла неглубоко и критических повреждений не вызвала, но вот с очищением раны от тириума возникли проблемы.  — От тириума?  “Стреляй шоком… ради меня”, — воспоминание схватило Рида за горло, заставив мгновенно задохнуться. Пришлось резко встряхнуть головой, чтобы вырваться, но вместе с этим заработать и острый приступ боли. Приложив ладонь ко лбу, Гэвин нащупал чуть выше линии роста волос выбритое место и проследил пальцами ровную полоску шрама.  — Невозможно было предсказать, как токсичность электролита повлияет на мозг, — продолжил Роджерс. — Основной реакцией на отравление стала кома, но в остальном… Вам повезло иметь столь сильный организм, мистер Рид. И не менее сильное желание жить. Слушая врача вполуха, Гэвин вложил палец с татуировкой в ладонь и сжал кулак. Голова пульсировала, как огромный нарыв. Пришлось стиснуть челюсти, чтобы сдержать болезненный стон, а после пробормотать: — Можно мне… обезболивающее?  — Конечно. — Роджерс подошёл к терминалу возле изголовья кровати. — Это будет ваша последняя внутривенная доза. Катетер сегодня снимем. Так. Готово. Полминуты, и почувствуете облегчение. Гэвин начал мысленно отсчитывать секунды. — У вас сегодня насыщенный день, мистер Рид. Вам предстоит посетить несколько врачебных кабинетов. Миранда поможет вам принять душ и одеться. Потом принесёт завтрак. Ешьте не торопясь. Сконцентрируйтесь на вкусе и позвольте пище насытить мозг дофамином. На начальном этапе реабилитации положительные эмоции вам крайне необходимы.  Рид осторожно кивнул. — Итак. Встретимся позже или у вас есть ко мне вопросы?   — Никаких вопросов. — Тогда до встречи.  Стоило врачу покинуть палату, как медсестра-андроид принялась снимать края пододеяльника с рельсовых креплений. Откинув одеяло в сторону, она извлекла венозный и мочевой катетеры и помогла Риду сесть. Свесив ноги с кровати, Гэвин почувствовал себя ещё более обессиленным и тяжёлым, чем когда находился в лежачем положении. Ожидая молниеносной и болезненной встречи с полом, он тем не менее качнулся вперёд, вставая.  — Давайте. Потихоньку.  Андроид взяла Рида под руку, и тот с готовностью использовал её как костыль. Направляясь в ванную комнату, Гэвин чувствовал, как дребезжащим онемением отдаётся в ступнях каждый неуверенный шаг. Икры и бёдра неприятно покалывало, а колени подгибались. Ощущение слабости злило, а невозможность прочувствовать эту злость приводило к фрустрации. Даже в самое зверское похмелье реальность не отторгала Гэвина более откровенным образом.  Добравшись наконец до просторной ванной, Рид взялся за поручни у раковины и посмотрел в зеркало. На него уставилась бледная бородатая физиономия с выбритым надо лбом клочком волос. Он наклонился ближе, чтобы рассмотреть след хирургического вмешательства, как вдруг услышал в голове: “На тебе живого места скоро не останется, Гэв” и кашлянул в кулак, пытаясь замаскировать воспоминание от самого себя. — Вам нужно подстричься, — сказала андроид. — Да? — Гэвин вытер губы и снова взялся за поручень. — Думаешь, стану симпатичней?  — Степень привлекательности зависит от многих факторов. От правильного подбора стрижки в том числе. — И какую посоветуешь? Налысо или налысо? — Присаживайтесь, мистер Рид. Гэвин оглянулся на выдвижной плоский стул, который медсестра успела для него подготовить, и, вернувшись взглядом к зеркалу, уселся. Андроид достала из подвесного шкафчика машинку для стрижки и, подобрав насадку, приступила к работе.  Рид наблюдал, как волосы покидают голову, и думал о генетике. В свои сорок с хвостиком он не имел и намёка на залысины. Волосы были практически такими же густыми, как и в юности, только немного выцветшими и посеребрёнными на висках. Он никогда не стригся короче канадки и не знал, что с миллиметровым ёжиком на голове станет походить на идеального кандидата для внедрения в наркокартель. — Ну, что скажешь о степени моей привлекательности теперь?  Андроид пожала плечами. — Ничего не изменилось. Рид ухмыльнулся. — Помочь вам побриться? — Нет. Когда сам смогу, тогда и побреюсь. — Как скажете. Медсестра сняла с крепления раздувшийся, как брюшко комара, мешок для сбора волос и кинула его в мусорную корзину. Убрав машинку для стрижки обратно в шкафчик, она выставила температуру воды и включила душ.  Рид поднялся со стула и подставился под тёплые струи. Вцепившись в поручни, он смотрел на голубой резиновый коврик под ногами, чувствовал, как сечёт по коже вода и движется вдоль позвоночника мыльная губка. Вся процедура вызывала щекочущее раздражение, а мысли бурлили и пенились, но, как и пена, представляли собой нечто невесомое и пустое.  Покинув ванную комнату, Рид чувствовал себя ещё хуже, чем после первого пробуждения, и желал лишь одного — вернуться обратно в кровать и никогда больше не подниматься. Пришлось очень постараться, чтобы затолкать в себя безвкусный завтрак, а после послушно сесть в кресло-каталку и проглотить невысказанную колкость в сторону Миранды с пояснением, в каком направлении та сама могла бы катиться на этом кресле.  С половины десятого до начала двенадцати Рид провёл в кабинетах невролога и физиотерапевта. И когда первый выжал его морально, а второй уничтожил физически, отношение к медсестре внезапно изменило полюс. Сидя за очередным тестом или волоча ноги на реабилитационной беговой дорожке, Гэвин только и мечтал о том, чтобы она поскорее забрала его обратно в палату.   — Мне показалось или вы рады меня снова видеть? — спросила Миранда, толкая кресло-каталку по коридору физиотерапевтического отделения.  Дрожа от бессилия, Рид считал кафельные плитки, ныряющие под колёса, и молчал. Стоило только получить желаемое, отправившись в обратный путь, как снова пришлось держать рот на замке, чтобы не выплюнуть что-то язвительное и обидное. Его эмоциональный фон штормило и рвало на части, скудные порции мимолётного успокоения приходилось черпать в мыслях: “Это только первый день. Всё наладится. Я буду в порядке”. В палате медсестра помогла ему пересесть на койку и спросила, нужна ли помощь в чём-то ещё. Гэвин отрицательно качнул головой и, скинув тапочки, поставил босые ноги на пол. Приподняв стопы на цыпочки, он медленно опустил их только на пятки и снова вернул на цыпочки. Мышцы икр неприятно ныли после упражнений, а поджилки тряслись при малейшем напряжении. Такой контраст с привычным возбуждением от ощущения собственного превосходства после физических нагрузок сбивал с толку и неслабо угнетал.  — Отдыхайте. Во второй половине дня вам предстоит посетить нейрологопеда и психотерапевта, — напомнила Миранда, складывая кресло-каталку и убирая её на специальный держатель у двери. — Да, кстати, в одиннадцать часов, когда вы были на приёме у физиотерапевта, в журнале посетителей зарегистрировался один из ваших экстренных контактов. Тина Чен. В данный момент она ожидает на ресепшене. Желаете её принять?  — Да. — Гэвин поднял голову. — Конечно. Медсестра кивнула и удалилась.  Спустя недолгое, но волнительное ожидание в палату вошла Тина. В патрульной форме и с фуражкой в руках, она приехала сразу после окончания смены. Дышала глубоко и неровно, словно проигнорировала лифт и взбежала на третий этаж по лестнице.  — Гэвин! — громким шёпотом произнесла она.  — Привет, Ченни.  Её присутствие мгновенно согрело Рида изнутри и, улыбнувшись, он даже ощутил отголосок радости. Тина преодолела расстояние до койки в четыре широких шага, но за эти секунды Гэвин успел заметить, как стремительно сменились эмоции на её лице: радость долгожданной встречи перекрыла печаль от увиденного. Когда подруга обняла его за спину, показалось даже, что она вот-вот заплачет.  — Давай не надо… — тихо сказал Рид, обнимая её в ответ одной рукой.  Тина согласно закивала и, присев на краешек матраса, спросила:  — Ну как ты?  — Точно так, как и выгляжу. Восстанавливаться буду год, а то и больше. — А здесь ты насколько? — Месяц-два, — Рид хмыкнул. — Повезло, говорят. Тина улыбнулась, но уголки её губ тут же опустились. Она прижалась лбом к его виску и прошептала:  — Господи… мне так жаль, Гэв… — Да нормально всё, — отмахнулся Рид. — Пройдёт. Тина посмотрела на него в недоумении, но тут же быстро огляделась и сменила тему. — А палаты здесь просторнее, чем в Центральной.  — Обслуживание вообще улёт. И покормят, и помоют, и на коляске покатают. Список услуг даст фору любому пятизвёздочному отелю. — Ну вот! А ты всё гонишь на полицейскую реформу, — усмехнулась она. — С такими полисами, как сейчас, больничный превращается в полноценный отпуск!  “На Багамы”, — от неожиданной вспышки невнятного воспоминания у Рида заломило в затылке. Шумно втянув сквозь зубы воздух, он опустил голову на грудь.  — Гэвин? — взволновалась Тина. — Мне позвать медсестру?  — Не надо. Сейчас отпустит. Повисло напряжённое молчание. Обсуждение погоды, повседневной рутины или сплетен казалось сейчас неуместным. Не в состоянии усидеть на месте, Тина встала с койки и начала расхаживать по палате. Гэвин смотрел себе под ноги и пытался не думать ни о чём.  — Кстати! Что тебе из вещей привезти?  Рид перевёл на подругу взгляд. Та стояла у платяного шкафа, распахнув обе дверцы, и разглядывала внутреннее наполнение. Не считая упакованных в полиэтилен вещей, в которых Рид поступил в больницу, на вешалке болталась лишь одна запасная медицинская рубашка. Гэвин дёрнул плечом. — Всего понемногу. Трусов, футболок, носков. Пару спортивок и толстовку на всякий. И рабочий планшет захвати. Он должен быть на мансарде. — Ты работать здесь собрался? — А что ещё прикажешь делать после процедур? Тина показала пальцем на телевизор. — Не вариант? — Просто привези. — Ладно.  Чен вернулась обратно к койке. Постояв немного в задумчивости, она потрогала остриженную макушку Рида и, грустно улыбнувшись, сказала: — Необычно так. — Не то слово, Ченни. Не то слово. ***** Следующим утром была обозначена точка отсчёта бесконечно однообразным дням. Диетическая еда, горсть лекарств, нейропсихологическое тестирование, рефлексотерапия, психотерапия, но в приоритете, конечно же, был физиотерапевтический зал. Перетерпев первое время, когда тело болезненно оживало и без дотошных реабилитологов нельзя было и шагу ступить, Рид начал оставаться на беговой дорожке наедине с компьютером. Пропал контроль, и благодаря спортивным VR-очкам получалось полностью абстрагироваться от больничной атмосферы и насладиться физической нагрузкой.  Каждый день в половине третьего Гэвин оказывался на Лос-Анджелесском пляже и, наблюдая рассвет, мысленно переносился в студенческое прошлое: подработка на лето, ночные тусовки, секс на пляже и отрезвляющие утренние пробежки. Его путь пролегал по Шорлайн-уэй, где с одной стороны тянулась полоса малоэтажной застройки: частные виллы, отели и рестораны; а с другой лежала бескрайняя гладь тихого океана. Он бежал легко и неспешно, подмечая каждого встречного человека. Генерацию окружения первого дня он не менял до самой выписки и спустя неделю успел придумать надписям имена и обвинить каждого из них в том или ином преступлении. Кражи, изнасилования, убийства — Рид выносил один обвинительный приговор за другим, продумывая в мельчайших деталях ход расследования, момент задержания и допрос.  Подобная визуализация была лишь развлечением — мыслительный процесс, продуцирование и понимание речи, управление движениями и ориентация в пространстве — всё было в норме, вопросы возникали только к целостности памяти. Гэвин ещё в первую неделю подметил, что некоторые воспоминания представляют собой отредактированные кем-то видеофайлы: появлялся эффект “размытия” на некоторых лицах, а диалоги либо обрывались невпопад, либо имели странную эмоциональную окраску. Попытки всматриваться и вслушиваться каждый раз вызывали жуткую тошноту и головную боль. Обеспокоенный именно болью, Рид имел неосторожность поделиться этой проблемой с психотерапевтом. Врач выслушала его с таким видом, будто знала каждое слово заранее, а после выдала:  — Это признаки диссоциативной амнезии — механизма психологической защиты, при котором сознание вытесняет из памяти эмоционально значимые эпизоды.  — Нет-нет, вы не поняли. Все воспоминания на месте. Даже с того дня, когда я поймал пулю. Я помню и пивоварню, и погоню. Утро перед этим и н-ночь… работы с материалами до этого, но я… просто оно… — мысли Рида начали путаться, и он бросил попытки объясниться. — Это всё головная боль. Мне физически больно ворочать извилинами, понимаете? В этом проблема. Просто выпишите мне обезбол и всё.  — Таблетки не помогут вам вспомнить детали, без которых… — Я же сказал, что всё помню! Вы слышите меня вообще? — Хорошо. Значит, вам не составит труда сказать, кто погиб в тот день на пивоварне? В сознании что-то неприятно шевельнулось, и Рид мотнул головой. Сжимая и разжимая в правой руке мяч-эспандер, он чувствовал, как ответ крутится на языке, но никак не мог его озвучить. Он молчал достаточно долго, чтобы психотерапевт задала наводящий вопрос: — Это был человек? — Андроид, — обезличенное и простое определение легко слетело с губ. — Это был андроид.  — Андроид. Хорошо. Как вы можете его описать? — Модель RK800. Девиант, — прозвучало также легко. — Напарник и д-друг… очевидно, — уже труднее и вполголоса. — А ещё… — пришлось кашлянуть, — типа названый сын Хэнка Андерсона, как бы тупо это ни звучало. — Интересная деталь. А как получилось, что человек признал в андроиде родную душу? Рид пожал плечами. — Я могу только предполагать. Копаться в чужих головах — по вашей части.  — Поделитесь своими мыслями? — Ну… всё дело в том, что ребёнок Хэнка умер на операционном столе под скальпелем андроида. После этого старик только и делал, что оплакивал утрату и ненавидел всех машин без разбора. Как-то это, наверное, смешалось у него в голове, а потом вывернулось наизнанку, потому что когда из “Киберлайф” прислали андроида, с которым ему пришлось нянькаться, он проникся к нему такой симпатией, что в итоге принял в семью. — Рид немного подумал над сказанным. — Может, кстати, не последнюю роль сыграло и то, что имена “сыновей” были немного похожи. Его пацана звали Коул. — Коул. Хорошо. А андроида значит звали… — психолог интонацией предлагала продолжить фразу, но Рид лишь нервно усмехнулся. — Вы издеваетесь?  — Совсем нет, я только хочу…  — Он был моим напарником несколько лет. Думаете, я настолько повредился башкой, что забыл его имя?  — Так если помните, в чём проблема произнести его? Рид покачал головой. Силиконовый мячик заскрипел в сжатом до боли кулаке. — Никаких проблем, — пробубнил он. — Это просто… бред какой-то… На минуту воцарилось тяжёлое молчание.  — Ну хорошо, а если я произнесу его имя, вы не будете против? — Почему я должен быть против? Психотерапевт выдержала паузу, а после произнесла что-то максимально невнятное. Просто кашлянула буквами. Наверняка специально, чтобы Гэвин её поправил или задал уточняющий вопрос, но он не собирался подыгрывать. Привыкший воспринимать психологию как инструмент полицейского расследования, а добровольные сеансы как инфантилизм, блажь и скуку, Рид был уверен, что на него пытаются повесить ярлык с каким-то серьёзным диагнозом — чисто чтобы медкарта смотрелась интереснее. Чтобы этого не допустить, он сказал:  — Всё правильно, доктор. Именно так его и звали. — И переложил мяч в левую руку, чувствуя, как правую выкручивает судорогой. На последующих сеансах психотерапии Гэвин говорил крайне мало — не хотел усугублять своё положение и позволить ложному диагнозу разрастись. Он тянул время как только мог, блуждая взглядом по светло-серым стенам и коллекционным фигуркам котов на полках, делая вид, что обдумывает вопросы. Психотерапевт же, несмотря на откровенную демонстрацию пациентом нежелания что бы то ни было “прорабатывать”, отступать и не думала. Амнезия из плана её сеанса никуда не исчезла и каждый день всплывала в разговоре то там, то здесь в виде какой-нибудь метафоры. Рид демонстративно кривил физиономию и отмалчивался, пока однажды его терпению не пришёл конец.  — Вы заперлись в комнате с мёртвым телом и самозабвенно травитесь трупным ядом, — прозвучало после короткой подводки про “случившуюся трагедию” и “того андроида”. — Чем быстрее вы распахнёте окна, тем скорее оправитесь. Понимаете?  — Как же вы… — Риду пришлось закусить кулак, чтобы матерное окончание фразы не сорвалось с губ. Оттолкнувшись от диванной спинки, он упёрся локтями в колени и впервые посмотрел психотерапевту в глаза дольше пары секунд. — Зачем вы это делаете, доктор? — спросил он.  — Что именно? — Пытаетесь убедить меня, что я болен. — Я пытаюсь помочь вам разобраться в самом себе.  Рид усмехнулся и опустил голову. Глубоко вдохнув, он выдохнул еле слышное: “ой, блядь”, и сказал: — Могу я попросить у вас лист бумаги и ручку? — Конечно, — ответила психотерапевт и, прижав к груди планшет, встала с кресла. Взяв небольшой квадратный блокнот и ручку с письменного стола, она вернулась обратно и протянула их Риду. — Пожалуйста. — Спасибо. Гэвин написал в блокноте своё имя и заключил его в прямоугольник. Оторвав листок по намеченному контуру, лизнул бумажку и со звонким шлепком прилепил её себе на лоб. — Поиграем в “Угадай, кто я”, доктор? — осклабился он.  Психотерапевт бесстрастно смотрела ему в лицо. — Ну, давайте, продолжайте сеанс! Вы же обожаете очевиднейшие разъяснения, необходимые только детям и тупорылым ушлёпкам. Слабым, ранимым, наивным, неудовлетворённым и обязательно травмированным в детстве людям, которые приходят к вам покаяться или пожаловаться, и ждут оплаченной поддержки, потому что ничтожны настолько, что даже друзья и родные срать на них хотели. Они приходят, чтобы вы приняли за них правильное решение или дали стандартный совет по типу: “если кто-то делает вам больно, исключите этого человека из вашей жизни” и “если что-то не складывается, посмотрите на ситуацию с другой стороны”. — Листок отклеился и полетел на пол. — Я не малолетка и не дурак, чтобы принимать ваши умозаключения за истину в последней инстанции. Я помню, что произошло. Я помню, кто погиб. И я знаю, что я по этому поводу чувствую! У меня просто пуля в башке побывала, доктор, поэтому думать бывает больно. Вот и всё.  — Похоже, вы имели неприятный опыт работы с психологом, — сказала врач отрешённо. — Это был штатный специалист Департамента полиции? Рид закатил глаза и откинулся на спинку дивана. — Это тут при чём? — Просто интересуюсь. — Штатный, бюджетный, частный… да какая разница?  — Разница есть. Штатные психологи, как правило, не имеют глубокого личностного коннекта со своими пациентами. Им это не нужно. Их обязанность — следить за эмоциональной стабильностью сотрудников. Они не лечат болезни, а купируют симптомы. — А вы, значит, лечите? — Да. Потому что я не психолог, а психотерапевт. Я врач.  — Окей. Как угодно. Гэвин скрестил руки на груди и отвернулся к окну. Психотерапевт выдержала недолгую паузу и сказала: — Закончим на сегодня. Можете быть свободны. — Так рано? — удивился Рид. — Это капитуляция, доктор? — Стратегическое отступление.  Следующий сеанс приятно удивил Рида. Исчезли любые вопросы, так или иначе связанные с мёртвым андроидом, а принципиальное молчание больше не прерывалось подсказками и толчками в сторону правильного ответа — тема просто менялась на ещё более отстранённую. Рид понимал, что такая перемена не случайна и, сам того не замечая, он наверняка выкладывает нужную психотерапевту информацию (зачем бы ей продолжать делать пометки в планшете, будь это не так). Ну, окей. Пусть расспрашивает про детство и интерпретирует услышанное как угодно, лишь бы только не возвращалась к своим всратым метафорам. Рид с готовностью принял новые правила игры как некий компромисс.  Избавившись от постоянного напоминания о произошедшем на пивоварне, Гэвин, однако же, не перестал строить домыслы о том, как его самого тогда подстрелили и почему в ране обнаружился тириум. От фактической информации он, увы, был отрезан. Фаулер перекрыл ему доступ к полицейской сети на время реабилитации, заставив сосредоточиться на выздоровлении, а Тина не входила в следственную группу по делу андроида-убийцы и передала только, что было известно всем в департаменте: подозреваемый скрылся с места преступления.  Рид знал, что покинуть Детройт Найт не сможет. ЦПА этого не допустит. Его фоторобот и системные данные будут на визоре у каждого андроида в городе, и стоит ему попасться на глаза хоть кому-то из собратьев, его местоположение будет незамедлительно передано в полицию. При таком раскладе его поимка не должна была занять и суток, но… ублюдок нашёл надёжное убежище. Или имел его всегда. Ко второму варианту Рид склонялся больше, и чутьё подсказывало ему, что описание дома, улицы или района есть в романе Шейна Фордхэма. Где-то на четырёхстах с хером страницах оцифрованной версии отборной графомании кроется подсказка. Фордхэм так детально описывал убийства и обстановку, что будни главного героя не могли не иметь связи с реальной жизнью (пусть даже главный герой был человеком, а не андроидом, и работал механиком, а не заведующим складом).   Каждый день после обеда Гэвин брал планшет, садился в кресло у окна и читал страницу за страницей. Читал и перечитывал, потому что часто терял нить повествования. Мысли, как скучающие на уроке дети, постоянно отвлекались, а то и вовсе норовили разбежаться в разные стороны. Когда подобное происходило, хотелось бросить читать чужую поебень и ради прикола написать свою — всё то, что было в голове на тот момент. К примеру, в данный конкретный день получилось бы что-то вроде: “Дорогой дневник, этим утром я снова пытался дрочить, но хуй по-прежнему не был заинтересован в нашем сотрудничестве. Реабилитация началась двадцать восемь дней назад и, казалось бы, мне должно становиться только лучше, но я не удивлюсь, если назавтра у меня помимо хуя откажут ещё и почки или отвалится жопа. Хочется курить, но в больнице разрешены только кастрированные версии сигарет — электронная имитация без никотина, дыма и запаха. Короче, ёбаный кислородный коктейль. Подобным извращением я свои лёгкие осквернять не готов. Потерплю до выписки. До того момента, как вернусь домой и мы…” — стоило только шагнуть за пределы настоящего, как тревожное ощущение, схожее с копошением мыши, пойманной в нагрудный карман, снова дало о себе знать.  Гэвин прижался затылком к подголовнику кресла и закрыл глаза. “Это всё больничные стены”, — так он для себя решил. Давящая атмосфера тюремного заключения, принуждающая не только подчиняться установленным правилам, но и думать определённым образом. Каждая выходящая за негласные пределы мысль, как спрятанная в камере заточка, могла привести в карцер.  — Говорят, ты делаешь успехи, — прозвучало с противоположной стороны палаты, и Рид едва не вздрогнул от неожиданности.  Открыв глаза, он увидел в дверях Хэнка. Андерсон выглядел отталкивающе официально: серая рубашка в продольную полоску, тёмные брюки и кожаные туфли. Волосы уложены, борода аккуратно подстрижена. Лицо старика казалось свежее и спокойнее — совсем не похожим на ту отвратительную маску скорби, что отпечаталась у Гэвина в сознании. — Говорят? — Врачи. Я бы хотел услышать это от тебя, но не пробился через длинные гудки. — Смартфоны делают так время от времени, когда абонент не расположен к общению.  Андерсон хмыкнул и опустил взгляд на свои туфли.  — Я так и понял. — Зачем приехал? Мне к врачебным диагнозам добавить нечего. — Я обещал отвезти тебя в “Хранилище”.  У Рида внезапно похолодело в желудке.  — Что?  — Ты ведь так и не попрощался.  Гэвин медленно отложил планшет и наклонился вперёд. Мышь в кармане растревоженно засучила лапами и уколола резцами прямо в сердце. Гэвин сцепил пальцы в замок и уставился на побелевшие костяшки. Сделав глубокий вдох, сказал: — Не уверен… кх-м… что мне это нужно. — Твой психотерапевт думает иначе, — возразил Андерсон вполголоса и, смахнув с брючины невидимую пылинку, сунул руки в карманы.  — Мой психотерапевт?  — Без её согласия тебя никуда бы не пустили.   — М-м, вон оно как. И много она про меня напела? — Врачебная тайна осталась врачебной тайной, если ты об этом. Доктор Лейн просто поддержала меня в желании свозить тебя в ЦПА. Сказала, что эта поездка очень важна и должна обязательно состояться, пока ты находишься под наблюдением врачей.  Рид усмехнулся. — Ну конечно… я же тот ещё псих. — Так ты поедешь?  Рид покачал головой, но вопреки этому отрицанию и раздирающему грудь противоречию, быстро сказал: — Выйди нахрен. Дай переодеться. — Жду тебя внизу.  Выгнав Хэнка за дверь, Гэвин так и остался сидеть в кресле. Скованный противной мелкой дрожью, он несколько минут не мог заставить себя подняться. Сил придало лишь желание доказать психотерапевту, что он абсолютно здоров и никакой особой реакции она этой поездкой от него не добьётся.  Как и девяносто девять процентов жителей-людей Детройта, Гэвин ни разу не был в ЦПА. Знал только, что здание Центра находится в Клейтауне и представляет собой место, где андроиды получают всевозможную помощь и защиту. Людям там делать было нечего, кроме как привести личного андроида (искусственника, отрицающего свою осознанность) для технического обслуживания или навестить девианта в “Хранилище”. Последнее было чем-то средним между моргом и склепом. У андроидов не было кладбищ. Существовавшие до революции “братские могилы” (по факту мусорные полигоны) исчезли без следа. Утилизированные, но ещё действующие андроиды были починены и перезапущены, а безнадёжно искалеченные отправились в переработку, чтобы стать запчастями для следующих поколений — так была почтена их память. Каждый андроид должен был так или иначе возродиться, чтобы численность вида не преуменьшалась, однако обладающие “человеческим эгоизмом” девианты игнорировали это родовое обязательство. “Сломившие красную стену” считали недопустимым, чтобы после смерти новая личность донашивала их тело, как какой-то костюм. Подражая людям, они предпочли иметь последнее пристанище, которое ЦПА им и предоставило. Слепо глядя в окно, Рид не сразу понял, что автомобиль прекратил движение. Хэнку пришлось тронуть его за плечо и качнуть головой, приглашая на выход. Выбираясь из салона прокатного электромобиля, Гэвин чувствовал себя подчинённым офицером, выполняющим приказы лейтенанта. Он действовал бездумно, как обделённая искусственным интеллектом машина. Машина с неисправным электровентилятором охлаждения радиатора и барахлящим движком: рот всю дорогу сушило, а сердце билось о грудную клетку так, как выживший из ума человек долбился бы лбом в бетонную стену — методично, не обращая ни малейшего внимания на стекающую по лицу кровь. Всю дорогу до главного входа белоснежного девятиэтажного здания Рид плёлся позади Хэнка, ступая так неуверенно, словно не избавился от немощной дрожи в мышцах ещё в первую неделю реабилитации.   В просторном фойе они оказались единственными людьми. На ресепшене работали трое андроидов-близнецов модели AV700i — красивые, как куклы, девушки-европейки с чёрными волосами по плечи. Занята была только одна из них: слившись в коннекте с посетителем, предоставляла какие-то данные.  — С возвращением, мистер Андерсон, — поприветствовала крайний андроид, стоило им приблизиться. — Вы снова желаете навестить RK800? — Здравствуйте. Да. Со мной Гэвин Рид. Он тоже есть в завещании. Андроид посмотрела на Гэвина сканирующим взглядом.  — Всё верно. Прошу за мной. Хэнк обернулся на Рида, и тот махнул рукой в сторону андроида — иди, мол, вперёд. Прежде чем сделать шаг по направлению к лифту, Андерсон так пристально посмотрел на Гэвина, словно тоже обладал сканер-модулем. Увиденное ему не понравилось, это было очевидно по сжатым губам и собравшимся на лбу морщинам. “Ну давай, попроси меня сделать рожу попроще”, — раздражённо подумал Рид, но озвучил другое: — Иди давай. Я следом. Вместе с андроидом они поднялись на шесть этажей выше и прошли до конца длинного коридора, по правой стороне которого тянулись узкие полоски окон. Слева располагались кабинеты, за матовыми стенами двигались ходили размытые силуэты. На двери под табличкой "Хранилище" не было ни ручки, ни панели, андроид просто мигнула диодом, чтобы её открыть. — Прошу вас, — сказала AV700i и провела Андерсона и Рида в небольшое помещение, с первого взгляда напоминающее раздевалку в тренажёрном зале. По центру стояла длинная лавка, а по обеим стенам располагались шкафчики, схожие с гардеробными. Всего их было сорок (по двадцать на стену). На дверцах некоторых горели синим цифры — серийные номера владельцев последнего пристанища.  Андроид подошла к одному из шкафчиков нижнего ряда и приложила к дверце ладонь. Рид сухо сглотнул и отступил на шаг. Послышался мягкий щелчок, и AV700i, взявшись за вертикальный поручень, выдвинула ящик из стены. Как только взгляд Гэвина коснулся содержимого, ему в кишечник врезалась острая боль. Копошащаяся в кармане мышка обернулась ведром разъярённых крыс, и Рида буквально сложило пополам от адского ощущения резцов, прожирающих тело насквозь. — Гэвин! — Тяжёлая ладонь Андерсона упала на спину. — Уйдём? — Требуется медицинская помощь? — спросила андроид. На оба вопроса Рид отрицательно помотал головой, но болезненный стон сдержать не смог. Жмурясь, он чувствовал как дрожащие губы холодит слюна, как давление долбит в висках и выкручивает онемением прижатую к животу правую руку.  Потребовалось не менее двух минут, чтобы сознание прояснилось от боли и он смог выпрямиться. Рука Хэнка всё это время лежала на его спине, и пришлось повести локтем в немой просьбе её убрать. Не сразу, но Хэнк подчинился.  — Я в порядке, — сипло сказал Рид. — В порядке. Обозлённый на самого себя за такую неадекватную реакцию и в попытке самому же себе доказать, что всё действительно “в порядке”, он коснулся взглядом лишённого скина торса мёртвого девианта и в тот же момент осознал, что выше грудной пластины подняться не может. Неприятное и пугающее ощущение, когда глазные яблоки не проворачиваются в глазницах, как будто специально оставляя лицо андроида в расфокусе.   — Подойдёшь? — тихо спросил Хэнк. — Отсюда вижу, — ответил Рид, чувствуя, как холодная капля пота ползёт меж лопаток. — Хватит, короче… Попрощались. Давай возвращаться. — Ты уверен? — Абсолютно. — В этот раз вы заберёте “чёрное сердце”? — спросила андроид. — Да, — кивнул Хэнк. — Отдайте ему. Рид вопросительно посмотрел сначала на Андерсона, потом на AV700i. Андроид открыла широкое прямоугольное отделение на дверце шкафчика, извлекла оттуда стеклянный куб и преподнесла его Гэвину. Тот машинально взял его и уставился на чёрный кубооктаэдр за прозрачными стенками. Эмоциональные якоря, эволюция, личность — всё, что хранило “чёрное сердце”, погибло после остановки циркуляции тириума. Гэвин держал в руках кусок отработанного пластика, но каким-то образом один только факт его существования вызывал мурашки по всему телу и ломоту в затылке. — Мы готовы вернуться, — сказал Хэнк. — Спасибо. Покинув ЦПА, Рид и Андерсон не сговариваясь пошли в сторону ботанического сада “Содружество”, что располагался тут же на территории Центра. Солнце палило нещадно, и они выбрали скамейку в тени дерева с широкой и плоской, как козырёк, кроной. Сели в полуметре друг от друга. Вокруг всё цвело и благоухало, но наслаждаться этим сразу после посещения “Хранилища” было невозможно. Перед глазами всё ещё стояли ряды металлических шкафов и светящихся серийных номеров.  Немного погодя Хэнк достал из кармана непочатую пачку “Пэлл-Мэлл” и вопросительно посмотрел на Рида. После молчаливого кивка оторвал перфорированный край, достал две сигареты и карточку-зажигалку, что шла в комплекте. Закурив, они с Гэвином практически синхронно выдохнули дым.  Жадно пропитывая лёгкие никотином, Рид впервые после выхода из комы испытывал удовольствие, и когда между пальцев остался лишь фильтр, попросил у Хэнка ещё. Андерсон отдал ему всю пачку.  Треть второй сигареты спустя Рид услышал тяжёлый вздох, а после увидел, как к “чёрному сердцу” у него на коленях протянулась рука. Андерсон коснулся костяшками пальцев тонкой стеклянной стенки, осторожно и нежно, словно погладил по щеке ребёнка. — В прошлом году, когда кремировали Сумо, мне сунули в руки нечто подобное, — сказал он хрипло. — Не урну в виде вазы, а пластиковую коробку, похожую на защитный “колпак” для выставочного экземпляра дорогой цацки. Спасибо хоть центральная часть была непрозрачной, и прах не пересыпался туда-обратно, как в каких-нибудь ублюдских песочных часах. — Хэнк опустил голову. — Я осознал факт смерти Сумо, только когда взял в руки эту треклятую коробку. Всё отказывался верить.  Рид показал зубы в усмешке. — Осознал, поверил… заебись, конечно, но что было потом? Ты поставил коробку на полку, возможно, даже поправил её, чтобы стояла ровненько и радовала глаз, а потом пошёл в зоомагазин… и купил себе нового пса. Точно такого же. Сколько погоревать-то успел? Месяцок? Андерсон отвечать на вопрос не стал. Глубоко вздохнул и откинулся на спинку скамьи.  "А сынка своего приёмного сколько оплакивал? — зло подумал Гэвин. — Меньше, чем псину, судя по твоей посвежевшей роже". Нечёткие воспоминания и связанные с ними эмоции постепенно замутнили ему сознание. “А андроида значит звали… — острый край стеклянного куба впился в ладонь. — Вы издеваетесь?” Рид почувствовал, как в голове скапливается напряжение. “Я помню всё, — неуверенность сжала сердце в кулак, и пульс панически затрепыхался. — Я помню ВСЁ!” — У тебя там в Саванне есть знакомые среди андроидов? — Рид шевелил губами, но слова рождались помимо его воли. — Не только знакомые, но и друзья, — с готовностью ответил Хэнк и улыбнулся. — Софи шутит, что, встав на сторону девиантов во время революции, я приобрёл некую ауру, что теперь притягивает их ко мне, как магнит. Гэвин сбил с сигареты пепел.  — И как скоро среди них появится обладатель статуса “Коул номер три”?  Ответом Андерсона стал мощный хук слева. Голова Рида дёрнулась к плечу, правая скула и подбородок вспыхнули и тут же онемели от боли. Приоткрыв рот, Гэвин осторожно покачал нижней челюстью. Горячая ломота медленно поползла по всему лицу, оттягивая на себя внимание. Все чувства сосредоточились на ударе, и сознанию больше не было дела до каких-то там воспоминаний. Тело инстинктивно подобралось рядом с враждебно настроенным субъектом, по венам побежал адреналин. Рида едва ли не трясло от желания разбить ебучую стекляшку о голову Хэнка, а после повалить старика на землю и превратить в кровавое месиво его до отвращения посвежевшую физиономию. Только недокуренная сигарета остановила его от воплощения фантазий. Слишком сладок был её дым. На обратном пути не было произнесено ни слова. В салоне электромобиля царила могильная тишина: аудиосистема молчала, а звуки улицы отсекали плотно закрытые стёкла. Сидя на переднем пассажирском месте, Рид старался не касаться Хэнка и краем глаза. Отвернувшись к окну, он смотрел на городской пейзаж и не думал ни о чём. Ощущал пустоту, спокойствие, жаркую пульсацию в челюсти и головную боль от перенапряжения. Последнее показалось странным. Рид не делал в уме сложнейших расчётов и не принимал судьбоносных решений. Он решил, что расскажет об этом психотерапевту. Только об этом. Пусть займётся любимым делом и придумает этому состоянию очередную метафору.  — Представьте, что вы захлопнули перед кошмарной бурей дверь, Гэвин, и не придумали ничего глупее, чем подпереть её спиной. Неутомимая стихия ломится внутрь, и вы тратите огромное количество энергии и сил, пытаясь её переждать. Но вопреки вашим желаниям и надеждам, она не стихнет. Не успокоится, пока не ворвётся в дом и не разметает его в щепки изнутри.  — Ого. Вам бы книжки писать, доктор, с такой-то фантазией.  Врач посмотрела на Гэвина сочувственно и немного разочарованно. — Очень жаль, что эта поездка не помогла вам вспомнить. Не дала нам шанса продвинуться. — Ну почему же не дала? — ухмыльнулся Рид. — Теперь мы точно знаем, что вспоминать мне нечего. О чём я и твердил всё это время. Психотерапевт слабо улыбнулась и, глубоко вздохнув, отложила в сторону планшет. Рид потрогал языком ранку на внутренней стороне припухшей губы и отвернулся к окну. Вид из кабинета был не самым лучшим: край больничного парка с плешиной на газоне, какое-то техническое помещение нелепого светло-оранжевого цвета и высокий забор, за которым виднелась улица с малоэтажной застройкой. Вдоль магазинов, кафешек и офисов прогуливались или спешили по делам люди и андроиды. Риду приятно было наблюдать за течением простой будничной жизни. Наверное, это умиротворение отразилось на его лице, потому что врач вдруг сказала:  — Сегодня последний день нашей встречи, Гэвин. Я освобождаю вас от сеансов. — Что? — удивился Рид. — Лечить возможно лишь того, кто это позволяет. Как хирург не может сделать операцию по телефону, так и я не могу выполнить свою работу при вашем ментальном отсутствии на сеансах. Мои слова для вас — бессмысленные воздушные колебания, и это уже не изменится. Вы принципиальны, Гэвин, и очень упёрты. Эти качества осложняют жизнь, но в то же время дарят возможность преодолевать самые трудные преграды — так вы считаете. И в большинстве ситуаций, уверена, это работает, но в этот раз, пожалуйста, не пытайтесь действовать самостоятельно. Признаю, я не смогла установить с вами коннект и прошу меня за это простить, но хороших специалистов в Детройте много, и вы обязательно найдёте того, кто придётся вам по душе. Помните, что помощь принимать не стыдно. Это не проявление слабости и не уступка. Это естественно и приятно.  — Ну, окей. — Рид задумчиво кивнул. — И это что, всё? Я могу идти? — Да, можете идти, но имейте в виду, что время вашего посещения не перейдёт кому-то другому. Я буду здесь, если вдруг понадоблюсь. — Если вдруг понадобитесь? — усмехнувшись, Рид поднялся с дивана. — Мне кажется или вы пытаетесь в манипуляцию, доктор? Ожидаете, что я приду на приём просто потому, что вы сказали не приходить? Психотерапевт мягко улыбнулась. — Всего доброго, Гэвин. Попрощавшись, Рид закрыл за собой дверь, но вместо ожидаемого облегчения почувствовал тревожный зуд под кожей. Показалось, что он в одно мгновение остался совсем один — не дождавшись подкрепления, полез на территорию преступной группировки, и варианты исхода этой соло-операции — две крайности: либо вернуться в Департамент лейтенантом, либо отправиться на кладбище трупом. К слову, лейтенантом Рид никогда не стремился стать, а вот смерти за свою многолетнюю службу бояться так и не научился. На сеансы он, конечно же, больше не ходил. ***** В день выписки Рид проснулся в пять утра и больше не смог уснуть. Наблюдая рассвет, он переживал беспокойное воодушевление. Трудно было поверить, что через десять часов он вырвется из больничного лимба и вернётся к работе. В планах было отправиться в Департамент сегодня же, пусть доктор Роджерс и говорил, что делать этого не стоит. Говорил, что больничный будет действовать ещё неделю после выписки и лучше провести это время дома в спокойной атмосфере. Да, может и стоило так поступить, хотя бы потому, что приобретённая после поездки в ЦПА тревожность подарила Риду нервный тик и кишечное расстройство. Но с другой стороны, он и не в таком состоянии на работу являлся. Как бы хреново ни было после тех же пьянок, оказываясь в Департаменте за терминалом, уже спустя полчаса он так глубоко погружался в работу, что недомогание маячило размытым силуэтом где-то на поверхности. Ближе к семи часам, когда тёплый солнечный свет наполнил палату до краёв, в памяти Рида всплыл вчерашний телефонный разговор с Тиной. Уточнив время выписки, подруга пообещала отвезти его домой, накормить домашним мясным пирогом и напоить холодным пивом. Мысли о вкусной еде и приятной компании вызвали трепетное ожидание, и Гэвин почувствовал в себе силы порадоваться новому дню. По-настоящему новому, а не очередному.  Поднявшись с кровати, он сделал свою обычную утреннюю зарядку и пошёл в ванную комнату. Побрился, сунул в рот зубную щётку и залез под душ. Какое-то время просто стоял, наслаждаясь массажным эффектом горячих упругих струй. Нервозность в такие моменты оставляла его в покое: ни один мускул на лице не сокращался без команды мозга, не болел живот. В процессе намыливания бёдер Рид уже почистил зубы, но продолжал мусолить пластиковую щётку во рту. Разомлённый приятными мыслями и горячей водой, он отложил мочалку на держатель и опустил к паху обе руки. Упёршись лбом в кафельную стену, помял и погладил мошонку. Ворочая языком гладкую шейку зубной щётки, он ласкал себя достаточно долго, но реакции добиться по-прежнему не удалось. С таким же успехом он мог тереть друг об друга ладони, надеясь от этого кончить. Сдавшись, он уронил щётку на резиновый коврик и тут вдруг задумался: какого чёрта он вообще мусолил пластик во рту? Причём делал это почти каждый раз, вставая под душ. Хотел сократить время пребывания в ванной, совершая две гигиенические процедуры одновременно? Возможно. Вот только на чистку зубов уходило полминуты, а потом он выплёвывал пасту и возвращал промытую щётку обратно в рот. Держал её за щекой, как леденец, пока мылся. “Больница сводит меня с ума, — к такому выводу он пришёл. — Нужно сваливать как можно скорее”. Приподнятое с утра настроение держалось недолго. Рида змеёй оплетало неприятное волнение, и чем меньше часов оставалось до выписки, тем сильнее сжимались эти холодные объятия. Из-за нервов пропало чувство голода, и он не стал обедать. Выделил больше времени на тренировку. Последний раз занимаясь на беговой дорожке, не обращал никакого внимания на преступников, заполонивших по его прихоти пляж. Вцепившись взглядом в багровое солнце, поднимающееся над океаном, он ощущал слабое подёргивание правого века и представлял, что это обратный отсчёт до выписки. Он так сильно хотел побыстрее отправиться домой, что его желание, по-видимому, достигло высшей эзотерической отметки и неожиданно сбылось: Роджерс явился на полчаса раньше запланированного времени.  Гэвин сидел в кресле, отдыхая после бега, и сосредоточенно мял эспандер, пока выслушивал пояснения по выписному эпикризу и рекомендации на постреабилитационный период. Направление к психотерапевту было в числе первых пунктов, потому как: “Ваша эректильная дисфункция и парестезия правой руки относятся к психогенному типу”. Рид слушал этот щедро приправленный медицинскими терминами монолог, не задавая уточняющих вопросов, и лишь когда Роджерс интонационно отделял одну фазу рекомендаций от другой, говорил: “понятно” и “обязательно”. По окончании инструкций Гэвин рывком поднялся и подхватил с пола спортивную сумку. Пожав Роджерсу руку, он принял от Миранды пакет с прописанными лекарствами и, обменявшись с ней дежурными улыбками, направился к лифту.  Подтвердив выписку на стойке регистрации, Рид закинул сумку на плечо и торопливо зашагал к выходу. Он миновал ряды скамеек с ожидающими пациентами, автоматы со снеками и напитками и оказался у раздвижных дверей в тот момент, когда в здание вошла женщина в сопровождении андроида. Гэвин подскочил к выходу прежде, чем сработал механизм закрытия дверей, и этот ребяческий поступок едва не стоил ему стыдного падения на бетонное крыльцо.  — Вы в порядке? — спросил андроид, в то время как люди в фойе только и могли что недоумённо пялиться. — Окей, — отмахнулся Рид и, глянув на утопленный в бетон рельс раздвижных дверей, понял, что запнулся о собственные ноги. Упади он сейчас и получи перелом, комната с мягкими стенами была бы ему обеспечена — ржал бы как полоумный.  На улице стоял отвратительный зной. Дышать приходилось сухим, тяжёлым, как в сауне, воздухом, но Гэвина это не удручало. Главное — свобода, а погода — явление переменчивое. Прежде чем покинуть территорию реабилитационного центра, он дважды обшарил взглядом полупустую стоянку (сам не понимая зачем), достал смартфон и вызвал такси.  Уже за воротами спрятался от палящего солнца в тени ближайшего ко въезду дерева и нашёл в боковом кармане сумки пачку “Мальборо”. Прикурил и начал блуждать взглядом по аллее на другой стороне двухполосного шоссе. Разглядывая прохожих, Гэвин посчитал забавным, что в такой жаре легко было отличить андроидов от людей, даже не высматривая диод на виске. Изнывающие от жары люди плелись по раскалённому тротуару как улитки. Некоторые были вооружены портативными устройствами охлаждения, но, судя по раскрасневшимся лицам, спасало это их не сильно. Андроиды же, имея встроенный терморегулятор, шагали до неприличия бодро. “Пластиковые ублюдки”, — завистливо подумал Рид, выпуская дым через ноздри. Он уже успел сделать две охерительно вкусные затяжки, как на третьей, стоило только поднести руку к лицу, на тыльную сторону ладони неожиданно шлёпнулось какое-то чёрное насекомое. Гэвин вздрогнул так сильно, что выронил сигарету. — Сука! — отскочив от дерева, он быстро провёл ладонями по предплечьям. Жук (или что это была за срань) исчез из поля зрения так же быстро, как и появился. Скриманул рандомного человечишку до микроинфаркта и полетел дальше по своим жучиным делам.  — Вот сука, — тихо повторил Гэвин, глубоко вдыхая сухой обжигающий воздух. Сердце колотилось так ощутимо, словно было чужеродным органом, подсаженным, как биокомпонент, и толком неоткалиброванным. Возможно, новая сигарета помогла бы ему успокоиться, но стоило только подцепить из кармана пачку, как подъехало такси.  Чем меньше километров до места назначения оставалось на навигаторе, тем хуже становилось Риду. Дыхание участилось, к горлу то и дело подкатывала тошнота, а спину неприятно холодило от пота. Легко было бы списать всё это на духоту, но в электромобиле исправно работал кондиционер. Смартфон пару раз возвещал о входящем звонке, но Рид даже не потрудился достать его из сумки. Если звонили из больницы — шли на хер без разговоров, а о других желающих навязать общение он даже и не думал. Все мысли были только о доме. “Вы прибыли в место назначения. Спасибо, что пользуетесь такси “Детройт”. Мы всегда рады подвезти вас”. Дверь отъехала в сторону, и Рид качнулся было вперёд, но из электромобиля не вышел. “Разберу вещи и поеду в департамент. Наконец-то вернусь к работе”, — проговаривал он про себя порядок действий и блуждал взглядом по полу минивэна, покрытому тонким слоем уличной пыли. “Разберу вещи и поеду на работу”, — снова подумал он, как будто в голове проигрывалась запись. Через десяток секунд электромобиль также начал вторить самому себе: “Вы прибыли в место назначения. Спасибо что пользуетесь…"  — Заткнись! — выкрикнул Рид и взмахнул правой рукой так, будто пытался отогнать от себя голос, как того жука. Пальцы тут же стянуло в кулак, и он упёрся костяшками в сиденье рядом с собой. — Заткнись, — тихо повторил он, понимая, что если в ближайшие пару минут не выйти из салона, операторы заинтересуются заминкой и из динамиков польётся уже не машинная запись, а обращённые лично к нему вопросы. “Наружу. Давай. Вылезай, блядь!”  Шаг за шагом, рукой придерживаясь за выдвижную дверь, Рид неуклюже выбрался из такси. Туго намотав плечевой ремень сумки на ладонь, он проводил жёлтый электромобиль взглядом и шагнул на каменную дорожку. Волочился к дому так, словно ноги были скованы железными кандалами, а мысли — стойкой ассоциацией, что он не откинулся из тюрьмы, а попал под распределение в другое не столь отдалённое место (хорошо, если не строго режима). “Разберу вещи и поеду в департамент. Вернусь к работе и всё будет… всё будет…” — повторял он про себя, не в силах закончить фразу.  Перед дверью Рид простоял с минуту, а то и больше. Ключи ощутимо жгли ему бедро через тонкую ткань кармана спортивных штанов. Перетянутые ремешком сумки пальцы пульсировали. “Просто оставлю вещи. И поеду в департамент. Просто положу их. И поеду”. В какой-то момент дверной замок наконец-то щёлкнул (из сознания напрочь выпал момент поворота ключа в замочной скважине), и Рид потянул ручку на себя. Взгляду открылся залитый светом коридор и часть кухни. Показалось, что раздались звуки шагов. Кто-то шёл его встречать? Нет. Никого. Просто послышалось. Гэвин почувствовал, как биение сердца начало отдаваться в горле. “Отнести сумку в спальню”, — диктуя себе инструкции, он жёстко контролировал мысли и, словно канатоходец, балансировал то в одну, то в другую сторону, не позволяя себе рухнуть в пропасть.  Глубоко вздохнув, Рид сунул ключи в карман и сделал два шаг назад. Задрав голову, осмотрел дом, как если бы хотел убедиться, что находится по правильному адресу, а потом быстро пошёл вперёд в желании войти внутрь, как в холодную воду, чтобы быстрей адаптироваться. Идея была неплохая, но из-за слабости в ногах он умудрился запнуться о низкий порожек. Падая, не смог высвободить левую руку от ремня сумки и выставил перед собой свободную правую. Ладонь ударилась о паркет, скользнула вперёд и познакомила его лицо с полом. Рид попытался глубоко вдохнуть, но горло ссохлось, оставив для дыхания крошечный зазор. Он всхлипнул и захрипел, настырно втягивая в лёгкие побольше кислорода. Не доверяя правой руке, стряхнул резкими, нервными движениями ремень с левой. Упёрся ладонью в сумку и только напряг мышцы, как острый стеклянный угол впился в кожу. Леденящий ужас, сравнимый с обнаружением мины, пробежал вдоль позвоночника и вгрызся в затылок. Не в состоянии пошевелить левой рукой, Рид облизал сухие губы, горячо выдохнул и снова дал шанс правой. Дребезжащая, совершенно чужая рука сначала дала маленькую надежду, приподняв его тело на десяток сантиметров, но после отказалась подчиняться и снова кинула мордой в пол. “А андроида значит звали…” — задыхаясь от страха и беспомощности, Рид не сразу понял, что потерял контроль над мыслями. “В чём проблема произнести имя?” — Гэвин помотал головой, чувствуя, как стеклянный куб прорывает сумку и ранит ладонь до крови. “Андроид. Девиант. RK800…” — судорожный вдох ободрал глотку, и неожиданно чёткое, без размывов, в сознании вспыхнуло имя: “КОННОР”. И буря из крысиных резцов за секунду смела выстроенную психикой защиту. Рид зажмурился и услышал собственный крик. Горло ободрало как наждачкой. В ушах зазвенело. Накопившаяся боль и отчаяние начали выливаться из него, как горячая чёрная желчь. Он чувствовал, как предплечья прикипают к паркету, как голова наполняется жаром, как под зажмуренными веками волнами расходятся тёмно-красные круги. Внутренности разрывало на части. Кромсало на мелкие кусочки. Боль была нестерпимо ужасной. Когда воздух в лёгких закончился и Рид, царапая горло, начал наполнять их заново, прямо над ухом прозвучало беспокойное:  — Гэвин! Всё хорошо! Я рядом! Всё хорошо! Чуть поодаль послышался лай, а вместе с ним ещё один голос:  — Вы уверены, что помощь не требуется?  На вопрос ответили:  — Я и есть помощь, мадам! Пожалуйста, идите.  Давясь воздухом и хрипя от боли, Рид наконец понял, что один из голосов принадлежит Тине.  — Вставай, Гэв! — Чен потянула его вверх, закинула правую руку себе на плечи. — Давай, давай! Ты можешь, ну!  Риду казалось, что ещё немного и он потеряет сознание — так сильно плыло перед глазами. С шелестом втягивая в лёгкие воздух, он оттолкнулся саднящей ладонью от пола и помог подруге поставить себя на ноги. Плохо ощущая пространство вокруг себя, он не шёл по коридору, а плыл, точно бестелесное привидение. Его била крупная дрожь, раскуроченные в фарш кишки ныли, а сердечная дробь грозила выломать рёбра. Насквозь мокрый от пота, Гэвин рухнул за кухонный стол, схватился за голову и прохрипел: — Коннор… мёртв! Он м-мёртв! МЁРТВ! Господи, Коннор!  — Мне очень жаль. Очень жаль, Гэв, — частила Тина, крепко обнимая Рида за спину. — Ко-оннор, — простонал Гэвин, бездумно делая глубокий вдох и медленный выдох. — Как же так, Коннор? — снова глубокий вдох и длинный медленный выдох. — Коннор… “Коннор, Коннор, Коннор”, — он встретился с любимым именем, как после долгой разлуки, и старался обласкать его произношением, вымолить прощение за то, что вычеркнул из памяти ради эгоистичного желания спрятаться от боли. “Коннор, Коннор, Коннор…”  Гэвин не заметил, как исчезли объятия подруги, но отчётливо услышал, как вжикнула молния спортивной сумки. “Не трогай “чёрное сердце”! НЕ ТРОГАЙ!” — истеричная мысль практически заставила Рида вскинуться, но через несколько секунд на столешницу упал пакет с лекарствами, и паника угасла. — Тут есть успокоительное? — Тина быстро перебирала пластиковые тубы. — Тебе же выписали, да? Какое из них? — Нет. Нет-нет-нет… — Тебе это нужно! — Нет! — выкрик полоснул глотку, и Гэвин вернулся обратно к глухому хрипу. — На хуй таблетки… В угловом шкафу должен быть коньяк или… или что-то ещё. — Гэвин… — Ченни! Рид и Чен посмотрели друг на друга испытующими взглядами, и спустя несколько секунд Тина тяжело вздохнула — поняла, что отговаривать бесполезно (да и сама же привезла упаковку пива, подозревая, что выпивка будет обязательным пунктом Ридова чек-листа). Отвернувшись, она неразборчиво пробормотала что-то себе в укор и пошла к кухонному гарнитуру. Открыла дверцу подвесного шкафа и пробежала пальцами по ряду бутылок с разными видами растительных масел. Коньяк и вино, используемые Коннором для готовки соусов и мяса, она нашла у дальней стенки.  — Только эти две и всё, — сказала Тина, доставая початые бутылки. — Понял меня? Гэвин кивнул, как болванчик. Через несколько секунд глухо булькнула пробка. Перед лицом Рида появился бокал, и запах алкоголя впился в ноздри. Увлекаемый водоворотом мыслей, Гэвин дрожащей рукой опрокинул в себя коньяк. “Как я мог позволить себе забыть? Отгородиться? Взгляда в “Хранилище” не поднять? Как мог проявить столько равнодушия к самому дорогому на свете существу? Любимому!” — вопросы больно сдавливали голову и щипали слезами глаза, но Рид не переставал их себе задавать.  Мысленно истязая себя, он наблюдал, как Тина распаковывает пирог, как моет и нарезает помидоры и огурцы, складывает в миску виноград и яблоки. Суетилась она, как на обычных дружеских посиделках, чем отвлекала и себя, и Рида.  Пока она нарезала пирог, Гэвин разглядывал овощную нарезку и, не находя ни одного одинакового ломтика, вспоминал идеальные кубики, кружки и соломку, которые выходили из-под ножа Коннора. “Ты мёртв, — он был не в состоянии теперь отделаться от этой мысли. — Тебя больше нет”. — Какого чёрта ты не дождался меня? — вполголоса спросила Тина, сев наконец за стол.  — Забыл, — прохрипел Рид, вытер лицо ладонью и снова смочил горло алкоголем. — Твою-то мать, Гэв… Рид только пожал плечами.  Они просидели молча пару десятков следующих минут. Гэвин, не закусывая, опрокидывал в себя одну порцию коньяка за другой, с каждым глотком отмечая, что мысли постепенно теряют цикличность, Тина же сосредоточенно ела виноград и похрустывала косточками.  — Сама испекла? — спросил Рид, устав слушать гундёж мыслей в своей голове. Тина посмотрела на пирог, потом на Гэвина. — А похоже? — Нет. Чен улыбнулась и, кинув очередную сладкую ягоду в рот, ответила:  — Лори пекла. Специально для тебя, между прочим. Косички всякие налепила, видишь? Цветочки, листочки… — Очень мило. — Ты попробуй.  Тина пододвинула Риду отрезанный кусок пирога, но тому совершенно не хотелось есть. Чисто ради приличия он собрал немного фарша и хлебных крошек, осыпавшихся на тарелку, и отправил в рот. — М-м, неплохо. — Ты издеваешься нахрен? Гэвин улыбнулся и допил остатки коньяка. — Не хочу сейч-х-ас, — поперхнулся он. — Потом. Тина, покачав головой, вздохнула. Рид сложил локти на стол и навис над пустым бокалом, как запойный алкаш. “Как же так, Коннор? Как же, блядь, так?” — мысли были горькими, как и привкус желчи на корне языка. Желудок больно скручивало и жгло. “Как ты умудрился сдохнуть, сука?! Ты же… — Рид зажмурился, унимая вспышку гнева. — Смертная машина! Какого хера, Камски? Ебучий ты кусок дерьма!” — Так вы с Лори снова вместе? — спросил Гэвин, быстро отвлекаясь и с усилием сжимая одеревеневшие пальцы правой руки в кулак.  — Прикинь.  — Решила-таки остепениться? Тина посмотрела на Рида исподлобья. — Я-то? — Жизнь охуенно непредсказуема, Ченни… посмотри хотя бы на меня.  — Ты всегда был смелее меня в плане отношений. И твёрже. А я трусиха. — Неправда. — Я нихрена не чувствую себя смелой, возвращаясь к Лори после блядок, понятно? Я чувствую себя предательницей. Понятия не имею, почему она принимает меня снова и снова. — Любит? Тина фыркнула, покачала головой. — В психологии эта хрень называется по-другому. Она готова простить мне что угодно, связанное с хуями. Это мол такой болезненный переход. Типа, осознание истинной ориентации пришло в зрелом возрасте, и теперь я борюсь с привычками и прочее. Но в итоге, — она ткнула указательным пальцем в потолок, — я, как бисексуальная куколка, обязательно должна превратиться в прекрасную бабочку-лесбиянку!  Рид опустил голову и хрипло рассмеялся. Чен же расхохоталась в голос и схватила бутылку коньяка. Вытряхнув последние сто грамм в бокал Гэвина, она как будто предлагала ему выпить за своё предстоящее перевоплощение. — Наивная девочка, моя Лори. Ничего с этим не поделаешь. — Тина взяла две виноградинки и начала поигрывать ими. — Я, блядь, завидую тебе в этом плане. Насколько легко ты сделал выбор. И остался ему верен. — Не всё было так гладко, как ты думаешь. — Рид провёл пальцем по кромке наполненного бокала. — Хотя нет, вру. Где-то около года всё было идеально, но потом меня так ломать начало… ты не представляешь. У меня ведь десятки лет беспорядочных связей за плечами, а тут вдруг серьёзные отношения… Да и с кем? С андроидом без каких-либо половых признаков. Манекеном! — Рид хмыкнул и почувствовал острую потребность говорить о Конноре не замолкая. Рассказывать всё, что только в голову придёт. Оживить его в воспоминаниях. — Первые месяцы я проскочил чисто на эйфории. Ну, знаешь, влюблённость и всё такое, но дальше… однообразие в постели начало напрягать. Всё остальное было заебись, но секс… секс становился пресным, как хуй знает что. Через год мне чуть ли не каждую ночь начала сниться такая забористая порнуха, что пиздец. Думал, с ума сойду. Как будто моя природа такая: “Ну, окей, повеселились с пластиковой куклой, а теперь давай вернёмся к родным и знакомым вагинам и сделаем всё правильно”. Это как с алкоголем, сознание любит простые решения, просто выпей, и всё будет окей. Так и здесь. Зачем ломать голову, изучая такую сложную машину, как андроид, если можно пойти в бар и подцепить бабу, с которой знаешь, что делать.  Рид опрокинул в себя коньяк, поморщился и продолжил:  — Но в случае с Коннором я не мог позволить себе пойти простым путём. Я и так заполучил его слишком легко. За время “сбоя” внутри него родилась целая Вселенная, а я всего лишь помучился пару дней от бессонницы! — Он усмехнулся, но почти сразу стал серьёзен. — Я должен был сделать больше. Должен был постараться как следует, чтобы наши чувства были… не знаю… обоюдно заслуженными, что ли. Короче я начал углубляться в изучение робототехники, как ненормальный. Думал сначала, будет легко. Надеялся на базу практических знаний, но для освоения материала этого оказалось недостаточно. Я не понимал и половины прочитанного, пока Коннор не начал помогать.  — Почему ты сразу его не привлёк? — Думал, что справлюсь сам. Что удивлю его… Да не смотри ты так! Да, самоуверенность — не самая лучшая моя черта, ну хер ли теперь? — Гэвин пододвинул Тине бокал. — Пусто же, ну… — Нашёл прислугу, смотри-ка, — фыркнула Чен. — Вторая бутылка почти пустая, кстати.  Она вынула пробку и наполнила подставленный бокал. Рид медленно влил в себя небольшую порцию красного вина и практически сразу почувствовал сильное опьянение. Заметив это, Тина ещё ближе пододвинула другу тарелку с куском пирога, а сама взяла очередную виноградинку и спросила: — Ну? И какой из Коннора вышел учитель?   — Охуенный, какой же ещё? Он позволял разбирать себя едва ли не до скелета, показывал поэтапно, что и как работает, что и как чувствуется. Показывал, как он видит мир, сколько визуального мусора у него перед глазами каждый день. Я сражался со всей этой матчастью несколько месяцев. Всё, что я знал до этого, оказалось такими крупицами, что я удивлялся, как уже сто раз не повредил его, лазая внутрь корпуса.  Гэвин немного помолчал, пережидая приступ головокружения.  — Ну так и что в итоге? — спросила Тина с неподдельным интересом. — Ты всему научился? — Как будто в один день, знаешь. В меня словно бы уже давно вживили что-то такое, чего в теле быть не должно, и оно наконец прижилось. Мне начали сниться команды и данные, зависшие перед глазами, как будто на мне VR-очки или как будто я блядский киборг. Когда я изучил его, когда перепрошил себе нахрен мозг — всё изменилось. Я… как будто распробовал его, понимаешь? Понял самую суть. Как будто… ну… как будто он до этого больше человеком для меня был, а после… — Гэвин ощутил разрастающийся в горле ком, вытряхнул на язык последние капли вина и тут же закашлялся. Тина похлопала его по спине. — Ты как? — Окей, — сипло ответил Рид и, потеряв мысль, уставился на татуировку.  Немного погодя, Тина протянула руку и погладила тусклые символы пальцем. — Она правда ощущалась?  — Не должна была. Коннор считал это психологической обманкой. Типа, я вижу цвет краем глаза и, если он меняется на жёлтый или красный, “придумываю” себе покалывание.  — Всё равно классная технология.  — Жаль только направление не показывает — так мы с Коном начали шутить, когда однажды она загорелась кроваво-красным. Там есть оттенки, знала об этом? Вот я пересрался тогда! Помню, был самый разгар дня, я работал за терминалом и вдруг увидел, как тату вспыхнуло. Подорвался, давай спрашивать всех подряд, видел ли кто Коннора, звал его, как будто, блядь, сына в гипермаркете потерял. В итоге нашёл в архиве, замершего на месте и с мокрым от слёз лицом. — Подожди, это тот день, когда умер Сумо?  — Сдох, Тина. Сдох. Это просто псина. Когда Коннор сказал мне, что случилось, я едва не выпалил: слава богу! Ну то есть катастрофы ведь не произошло, так? Да, событие грустное, но, блядь, этому псу была сотня лет в пересчёте на человеческие!  — К этому невозможно подготовиться, Гэв. — Да, да… короче, не надо мне сейчас напоминать, что я тот ещё бессердечный мудень. Сам об этом знаю. — Ты не бессердечный, просто ещё не нашёл ту самую животину. Не понял, каково это, обрести четвероногого друга. Так у меня было с Аки. Я ведь тоже к собакам особой любви не питала, а потом увидела эту мохнатую жопку, скулящую от страха на ночной стоянке, и всё. Это была любовь с первого взгляда! Гэвин покачал головой. — На хую я вертел всех этих собачек, кошечек и прочую бесполезную живность.  — Кроме рыбок. — Естественно, кроме рыбок! Рыбки топ. Плавают себе и… сука! — Рид вскочил со стула так резко, что реальность покачнулась, и он чуть не грохнулся на пол.  — Воу! — Тина тоже встала из-за стола. — Ты куда подорвался? Гэвин кинулся к лестнице без объяснений. Перебирая по ступеням руками, поднялся на мансарду и прильнул к аквариуму. Рыбки сначала шарахнулись от него, но через пару секунд косяком собрались у стекла и начали вглядываться ему в лицо своими немигающими глазами. — Живые… — выдохнул Рид и посмотрел на резервуар с кормом. Тот был пуст. Когда он закончился, Гэвин не знал. Пачки корма хватало где-то на месяц, и, видимо, Коннор пополнил запас незадолго до дня своей смерти. Рид уткнулся лбом в стекло и зажмурился: “Ты же не мог знать, так ведь?”  — Ну, и что ты тут… твою ма-ать, Гэв. Я совсем забыла про них… Прости, пожалуйста. — Я сам виноват. Сам забыл. Про всё нахрен забыл. — Давай закажем дрона на завтра? Заодно холодильник тебе заполним какой-нибудь жратвой. Рид кивнул и снова посмотрел на рыбок.  — Потерпите до утра, ладно?  — Пойдём. Нетвёрдо ступая, Гэвин вернулся к лестнице и начал спускаться, одной рукой придерживаясь за перила, другой за Тинино плечо. — Ты вроде бы обещала привезти упаковку “Будвайзера”, — сказал он как бы между делом.  — Гэв, мешать коньяк с вином — это ещё куда ни шло, но пиво… Будешь наутро с больной головой. — Нашла чем пугать. Тина вздохнула. — Если бы не знала, что откажу, а ты всё равно поедешь куда-нибудь и напьёшься… — Но ты знаешь, Ченни.  Они просидели до вечера. Поездка в департамент была очевидным образом отложена на завтра, поэтому Рид бодро налегал на пиво. Где-то на третьей по счёту банке он уже пил без всякого желания и не ощущая вкуса. А на четвёртой ему стало так хреново, что он едва успел метнуться до унитаза. Его рвало долго и больно. Правая рука из деревянной превратилась в гиперчувствительную, даже ничего не касаясь, было ощущение, словно ворошишь битое стекло.  После очередного приступа, который принёс за собой только горькую слюну, Гэвин вытер ладонью рот и подумал о хмуром вонючем алкоголике, в которого Андерсон превратился после смерти сына. Рид ненавидел его за проявленную слабость. За изгаженный образ кумира. День за днём терял всяческое уважение, наблюдая его опухшую от спирта физиономию. И вот теперь, сидя перед унитазом, он ощущал в себе то же превращение. Тот же ненавистный надлом. Презрение и жалость, что он когда-то демонстрировал Хэнку, грозило вернуться к нему бумерангом. Пройдёт пара недель, и полдепартамента будет так же раздражаться и в его присутствии. Они с Коннором не афишировали свои отношения, но и не скрывали их: сплетникам было достаточно, что они приезжают и уезжают вместе, а в разговорах всё чаще употребляют местоимение “мы”. Его унылый ебальник будет портить им всем настроение, и однажды со всех сторон зазвучат фразы типа: “Может, тебе стоит с кем-то познакомиться?” или “Прошлого не вернуть, двигайся дальше” или (самое паршивое) “Коннор бы хотел, чтобы ты был счастлив”. “Он бы хотел быть живым! — мысленно завопил Рид в ответ на выдуманные реплики. — Он бы хотел продолжать изучать себя! Улучшать себя! Делиться со мной открытиями! Он был самым живым существом из всех настоящих живых людей, которых я когда-либо бы знал! А я… — он чувствовал как холодное фаянсовое сиденье всё сильнее давит на грудь. — Я был такой охуенно значимой частью внутри его системы… какой не смогу стать ни в одном человеческом сердце”. Гэвин шмыгнул носом, навалился на унитаз и, неожиданно для самого себя, разрыдался, как ребёнок. Тина крепко обняла его со спины и уткнулась лицом в основание шеи.  — Эт-того не должно б-было произойти, — давился буквами Рид. — Он обязан б-был меня переж-ить. Остаться вечно м-молодым на с-сотни лет и сохранить… нас… сох-ранить наше… Слова окончательно забили глотку, и пришлось замолчать, чтобы не задохнуться. Вздрагивая от коротких резких вдохов, Рид поймал себя на мысли, что объятия подруги действуют на него не лучшим образом. Её присутствие словно бы размягчало его, заставляя озвучивать не предназначенное для чужих ушей стыдное нытьё. Облачённое в звучание, оно делало его беззащитным и слабым. Отвратительным. Пришлось развести локти в стороны, чтобы Тина ослабила хватку. Оставила ему хоть каплю достоинства. — Вставай. — Чен поняла этот жест по-своему. — Всё уже вышло. Сплюнув горькую слюну в унитаз, Рид поднялся на ноги. Тошнота действительно прошла. Слёзы кончились. Он чувствовал себя полым и гулким внутри. Ничего не осталось.  Тина подвела его к раковине и оставила умываться. Когда глаза перестало щипать, Гэвин проморгался и увидел, как подруга подставила под струю воды стакан с таблеткой на дне. — Пусть твой срыв застал меня врасплох, но то, что вечер закончится подобным вот образом, я почти не сомневалась, — невесело улыбнулась Чен. — Держи. Напившись холодной воды со знакомым по холостяцким гулянкам мятно-солоноватым привкусом, Рид глубоко вздохнул. — Спасибо. — А теперь пойдём. Ляжешь. — Не в спальню. Не могу. — На диван тогда. Принесу тебе плед, ладно? Рид кивнул и вышел за Тиной в гостиную. Упав на диван, он почувствовал такую тяжёлую сонливость, будто тело просило не отдыха, а смерти. — Езжай на смену, — попросил Рид, когда Чен накрыла его лёгким пледом. — Я не оставлю тебя в таком состоянии. — Не вздумай сидеть со мной всю ночь. У тебя выговоров не меньше, чем у меня. — П-ф. Да по сравнению с тобой, я работник месяца.  — Ченни… — Спи. Уйду, когда посчитаю нужным. Рид закрыл глаза, ощущая, как сонливость туманом заполняет сознание. Он какое-то время слышал, как Тина шуршит чем-то на кухне и в процессе неразборчиво напевает. Она всегда напевала в попытке отвлечься от мыслей и успокоиться. Засыпая, Гэвин чувствовал себя виноватым, что заставляет её волноваться.