**900**
“Ненависть, любовь, отчаяние, желание, отвращение, боль…” — девятисотый снова и снова пытался обработать шквал Ридовых эмоций, но тот разбивался об анализатор системы, оставляя после себя лишь гул. Формула не складывалась. Программа имитации и воспроизведения то протестовала против комбинирования данных, то выдавала какой-то сюрреалистический бред, вызывающий помутнение сознания. Ричард не попал в аварию на первом же перекрёстке только благодаря автопилоту, который в данный момент сбрасывал скорость электромотоцикла перед светофором. Остановившись, девятисотый опустил ногу с платформы и уставился перед собой. Он не видел пешеходов на переходе, не видел обступивших дорогу домов с расположенными на первых этажах магазинами и кафе с летними верандами — его взгляд был обращён на визор. Он продолжал упрямо перетряхивать каталоги и выворачивать наизнанку каждый килобайт эмоционального архива. Он не мог не справиться. Не позволял себе поверить, что его передовая система не в состоянии обработать полученные от Гэвина эмоциональные данные, в то время как медленный, слабый, менее эффективный и несовершенный прототип (всего лишь черновик модели RK!) воспроизвёл бы их без заминки. “Всё потому, что Коннор настоящий, живой и чувствующий, а ты понятия не имеешь, что это такое”, — от этой мысли, дополненной аудио-воспоминанием, под корпусом снова разгорелась злость. Эмоция такая же яркая, как после плевка, но на фоне общего недовольства как будто бы недостаточная. Ограниченная. “Она всегда была такой?” — удивился девятисотый, и на визоре неожиданно мелькнула стена, гладкую поверхность которой взрыло углубление размером с кулак. То был кадр из воспоминания, в котором первая личность, подражая людской манере, попыталась дать своей бессильной злобе волю, но на первом же ударе в стену сработал ограничитель силы. Уловив смысл системной подсказки, Ричард опустил взгляд на руль и сжал в кулаке ручку акселератора. Как бы сильно он ни хотел повернуть её, программа вождения не позволяла сорваться с места на красный сигнал светофора. Отсутствовали основания для формирования команды: звонок диспетчера или визуальная регистрация ситуации, угрожающей чьей-либо жизни. Пусть даже ограничители и были нацелены на безопасность, на здравомыслие, на комфортное существование в обществе — на правильные и логичные вещи, Ричард ощутил протест. “Но если я хочу поступить по-другому? — задался он вопросом. — Если вопреки логике и всеобщего блага я…” Программа-автопилот прервала его рассуждения уведомлением о смене сигнала светофора. Ричард поднял взгляд на зелёный светодиодный кружок и вернул ногу на платформу. Набирая скорость, он готов был углубиться в поиски ответа на возникший вопрос, но быстро осознал, что уводит себя в сторону от основной задачи. Специально? Боится не справиться? Стиснув челюсти, он отбросил лишние размышления и насел на программу имитации и воспроизведения с новой силой. “Ненависть, любовь, отчаяние, желание, отвращение, боль…” — за последующие мили эмоциональный хаос так и не был обработан. Пришлось признаться, что без помощи сторонних программ и покадровой имитации справиться не получится. Оставив электромотоцикл на подземной стоянке, девятисотый зашёл в лифт и выбрал на сенсорной панели свой этаж. Чем выше он поднимался, тем сильнее сжимал пальцы в кулаки. В какой-то момент ему даже захотелось ударить себя в грудную панель. Ударить так, чтобы завибрировало “чёрное сердце”. Он видел, как люди делают подобное с офисной техникой — бьют её по корпусу, чтобы починить или ускорить работу. Обладай этот метод хотя бы призрачной эффективностью, девятисотый применил бы его не раздумывая. Подражать же человеческой абсурдности впустую, увы, было не в его системной природе. В квартире он быстрым шагом направился к ремонтной станции “Киберлайф”. Вынув из нижнего ящика коробку с надписью “Модуль HR-8d”, достал содержимое и разложил на рабочей поверхности. Пиджак полетел на диван, водолазка следом. Девятисотый расстегнул ширинку и приспустил брюки. Открыл корпус в районе живота, просунул руку к обратной стороне лобковой панели, отсоединил её от зажимов и снял. Взял со станции генитальный модуль-панель и поддел пальцами проводки в глубине корпуса с тонкими, как инсулиновые иглы, штекерами. Модуль HR-8d обнаружен. Проверка совместимости с эмоциональным архивом… Требуется программа полового поведения. Включив терминал, девятисотый установил коннект с помощью “шейного” кабеля и нашёл в выгруженных перед обнулением программах две необходимые: одна управляла половым поведением, вторая формировала чувственные каталоги с помощью самообучаемого алгоритма. Загрузив их в систему, он закрыл оптические модули и сконцентрировался. Установка программы полового поведения… установлено. Добавление эмоционального каталога “сексуальный контакт”… добавлено. Установка программы формирования чувств… установлено. Обновление эмоционального архива… обновлено. Ожидание команды… “Ненависть, любовь, отчаяние, желание, отвращение, боль…” — алгоритм начал поглощать одно чувство за другим, а затем расслаивать их кодовую структуру на оттенки и полутона. Спустя сто шестнадцать секунд палитра для поиска подходящего под запрос сочетания была готова. Ричард взял в кулак силиконовый член и надавил на головку. Он ожидал получить смазку для лучшего скольжения, но программа полового поведения выдала сообщение, что обе ёмкости — с имитацией предэякулята и семенной жидкости — пусты. Девятисотый не предполагал заниматься сексом после обнуления, поэтому не позаботился о комплектации модуля. Пришлось собрать с языка немного слюны. Смазав ген-модуль, Ричард запустил воспоминание с момента, когда пальцы впились Гэвину в шею, и алгоритм тут же захватил цель: небритое лицо, пятна агрессивного румянца на скулах, красные прожилки на белках глаз, слипшиеся ресницы, мутный, расфокусированный взгляд. Здесь девятисотый ещё с лёгкостью читал эмоции и вместе с Ридом испытывал ненависть, но уже спустя тринадцать секунд слабого сопротивления тот совершил нечто абсурдное. Девятисотый вспомнил своё замешательство. Вспомнил, как попытался ослабить хватку, но пальцы Гэвина сжались на его запястье сильнее, а голова слабо закачалась из стороны в сторону. Алгоритм обработал полученный эпизод и подобрал первую комбинацию чувств. Ричард ощутил прилив отчаянного возбуждения и нежности. “Сексуальный” каталог установил связь с программой полового поведения и запустил механизм имитации эрегирования силиконового члена — здоровая реакция для данной ситуации, но Гэвин в воспоминании, напротив, не мог вызвать у себя эрекцию и морщил нос от боли. Медицинская программа предложила список возможных патологий, но Ричард смахнул его с визора, наблюдая, как на лбу у Рида собираются глубокие волнообразные морщины, а брови изламываются кверху. Его пульс в тот момент достиг ста тридцати ударов, и дыхание прервалось. Он обмяк, сдаваясь. Глаза наполнились слезами отчаяния, а губы сжались в бледную полоску. Алгоритм обновил комбинацию. Ричард ощутил отвращение к себе и болезненную ненависть к жизни. Эти чувства регистрировались как неприятные, но, обрамлённые предыдущими переживаниями, ощущались неоднозначно-притягательными. Живыми и искренними. Только не завершёнными. Ричард поднял свободную руку к лицу и, разглядывая её через призму созданных алгоритмом чувств, ощутил температуру кожи Рида и заполошный трепет артерии. Вспомнил испарину на его шее. Возникла мысль, что он мог сделать нечто большее, чтобы этот концентрат эмоций достиг своего пика. Возможно, стоило взять инициативу в свои руки? Возможно, стоило действовать жёстче? Алгоритм отреагировал на эти вопросы обновлением комбинации, и в “чёрном сердце” неожиданно отозвался мощный эмоциональный якорь. Процессор прострелило дежавю, и температура под корпусом упала так резко, что Ричард буквально похолодел от страха. Выпустив генитальный модуль из рук, он попятился. Коснувшись щиколотками дивана, сел. Из архива памяти с укором выплыло предсмертное сообщение первой версии его личности: “Я оставлю архив памяти нетронутым, чтобы ты знал от начала и до конца, на чём основано моё решение об обнулении. Не повторяй моих ошибок. Не устанавливай в систему ничего из приведённого ниже списка. Живи как андроид. Чувствуй как андроид. Всё, что превосходит твои возможности, всё, что присуще только человеку — отрава”. Глядя на список запрещённых программ, две из которых были установлены пять минут назад, девятисотый пытался осознать, насколько сильно он сейчас проебался. Как мог повестись на провокацию Рида? Как мог проигнорировать протест системы и неправильно понять её подсказки? Ведомый слепым желанием доказать, что не хуже девианта, он напрочь забыл о предостережениях своей первой личности и повёл себя не как высокотехнологичная машина, а как робот-пылесос с зачатками ИИ. — Чёрт бы тебя побрал, Гэвин! — прорычал девятисотый сквозь зубы. Эффект обнуления померк, границы между двумя версиями RK900 размылись. Ричард почувствовал, как прошлая жизнь интегрируется в настоящую. Как алгоритм тянет из пучины забвения нечитаемый эмоциональный якорь. Даже несмотря на повреждение кода мощный, яркий, манящий. Выше и выше, чтобы кораблю “Намерение” ничего не помешало отправится в новое плавание. Накатило воспоминание о том, как первая версия убивалась в поисках источника концентрированных эмоций для восстановления этого якоря. Работа и отдых, музыка и кино, отношения и секс — ничто не смогло воссоздать нужный эмоциональный фон. А прибегнуть к реконструкции случившегося в “Киберлайф” не допускал системный ограничитель. “Но с тобой ограничитель дал сбой, — девятисотый обратился мыслями к Риду и наполнился сосредоточенным напряжением. — С тобой система не увидела противоречий в том, чтобы применить умеренное насилие, потому что ты заочно был настроен на ответные действия подобного характера. Представлял угрозу. Но при этом ты излучал не просто враждебность, как преступник, в тебе была и тлеющая любовь, и требующее выхода желание, и отвращение к себе, и боль, и ещё множество полутонов эмоций и чувств. И всё это было обращено и на меня тоже. На меня и одновременно на Коннора”. Злость на сложность Ридовых эмоций постепенно сменилась любопытством, и Ричард полушёпотом произнёс: — Сможешь ли ты стать для меня тем самым источником, Гэвин?Глава 3
29 февраля 2024 г. в 06:03
Продрав глаза, Гэвин увидел перед собой термос Тины. Красная туба в виде пули, объятой синим пламенем, соседствовала на журнальном столике со смартфоном и пакетом с лекарствами. Стоило сознанию проясниться, подгрузились и ощущения: сухую глотку начало драть при каждом вздохе, а голову сдавило тисками боли.
Прежде чем напиться воды и таблеток, Рид закрыл глаза и на несколько минут растворился в ненависти к реальности. Благословение неведением, судя по всему, являлось разовой акцией сознания. Защита спала, и эмоциональный фон выкрутил мощность на полную. Скорбные мысли и воспоминания наползали друг на друга, смешивались и перекручивались, наполняя голову какофонией и мельтешением образов. Хотелось забыться, но яркий солнечный свет не давал сонливости и шанса, проникая сквозь тонкие веки прямиком в мозг и подсвечивая его изнутри. С каждой секундой бодрствования тело тяжелело и прикипало к дивану. Нужно было вставать. Двигаться. Не позволить мыслям охватить себя тугими ремнями, как буйнопомешанного, и свести с ума, разливаясь по венам неконтролируемыми дозами.
Гэвин с трудом оторвал голову от подушки, выпутался из покрывала и сел. Обнаружив себя в одних трусах, нашёл взглядом футболку и штаны, валяющиеся на полу. Он не помнил, как разделся, но прелый запах тела и липкая кожа прозрачно намекали на то, что ночью он потел как свинья.
Растерев лицо ладонями, Рид глубоко вздохнул и взял со столика термос. Охлаждённая минеральная вода подарила облегчение, и в сознании словно бы распахнулось окно, разбавляя скопившуюся духоту свежим воздухом в виде чёткого воспоминания…
— Не ставь ты их в одну линию, как солдатиков, — Рид откинулся на спинку дивана и отхлебнул пива из банки. — А то будут смотреться как в витрине дешманского магазина.
Коннор отвлёкся от разглядывания фигурки седовласого мужчины с двумя мечами за спиной. Посмотрел на Гэвина, потом на ровный ряд выставленных фигурок и спросил:
— А как поставить?
— Те, что покрупнее, типа Беса, их подальше, а людей поближе.
— В шахматном порядке?
— Нет. — Рид мотнул головой. — Хаотично как-нибудь, чтобы смотрелось как диорама.
Несколько секунд Коннор задумчиво смотрел на полку, а потом уверенно произнёс:
— Произвольный порядок расположения не сможет составить собой диораму.
Гэвин закатил глаза.
— Поставь так, — медленно проговорил он, наклоняясь к журнальному столику и отставляя жестяную банку, — чтобы выглядело естественно и живо. Как на групповом снимке, сделанном в процессе боя. Фигурки же не статичны. Ты глянь какая динамика! Это редкие коллекционные экземпляры!
— Хранившиеся как попало долгие годы, — добавил Коннор.
— Слушай, ты сам захотел “украсить” книжный шкаф барахлом, и я предоставил его тебе, так что давай…
— Я поставлю их ровными рядами друг за другом.
— Коннор! Нет!
Восьмисотый посмотрел на Рида с лёгким раздражением, а потом поднёс коробку к краю полки и демонстративно медленно сгрёб туда всё, что уже успел поставить. Гэвин усмехнулся.
— Ах так?
Коннор молча поставил коробку на пол и пошёл в сторону кухни.
— Коннор! Кон, да стой ты… — Рид попытался быстро встать, но зацепил ногой журнальный столик и упал на колени. Позади послышался глухой стук банки о деревянную столешницу и звук струйки, стекающей на белый пушистый коврик, купленный только вчера. Быстро обернувшись, Гэвин схватил банку и так резко дёрнул её вверх, что брызги полетели на диван, на журнальный столик и на него самого. За несколько секунд устроив вокруг себя беспорядок, Рид осторожно отставил банку и покосился на Коннора. Восьмисотый стоял, скрестив руки на груди, и мигал жёлтым диодом, глядя на него в ответ. Опустив ладони на пол, Гэвин подполз к восьмисотому на четвереньках и ткнулся лбом ему в бедро.
— И часто подобное будет происходить? — спросил Коннор.
— Прости за бардак.
— Нет, я не об этом. Мы как будто… повздорили не из-за чего.
— Это просто бытовая хрень.
— И часто подобное будет происходить?
— Не часто. Время от времени. Или постоянно. Не знаю. — Рид встал на колени и прижался щекой к корпусу восьмисотого. — Мы же только начали.
Коннор положил руку ему на голову, погладил по волосам.
— Мне нравится.
— Нравится? — Рид удивлённо посмотрел наверх и увидел нежную улыбку на губах андроида.
— Это интересно. И по-настоящему.
Спустя пару секунд недоумённого молчания Гэвин крепко обнял ноги Коннора и заржал.
Стоя под холодными струями тропического душа, Рид слышал, как затухает в голове собственный смех, а вместе с ним растворяется и воспоминание. Радость, обожание, благодарность — от эмоций, вызванных в тот день, остались лишь названия. Всё пустое. Сердце было до краёв наполнено лишь тоской. И тоска эта гудела, как пчелиный улей, выпуская жалящие мысли одну за другой: “хочу услышать тебя”, “обнять тебя”, “почувствовать”, “любимый”… Гэвину пришлось удариться лбом о кафельную стену, чтобы хоть на время отогнать от себя этот грёбаный рой.
Пока кофемашина наполняла чашку, Гэвин осмотрел содержимое холодильника. Тина не сидела без дела, пока он валялся в забытье. Выбросила всё, что испортилось, и перемыла посуду. На полках стояли лишь контейнеры со вчерашней едой: салатом, фруктами и пирогом, на котором лежала записка: “Поешь. Лори старалась”. За общим болезненным состоянием голода было не разобрать, но Гэвин понимал — силы ему в первый рабочий день несомненно понадобятся. Он взял подсохший по краям кусок пирога, к которому вчера так и не притронулся, чашку кофе и вышел на задний двор.
Погода была отвратительно прекрасна. Вчерашнего зноя как не бывало. По ярко-голубому небу плыли пушистые белые облака. Жизнь щебетала, цвела, жужжала и шелестела кроной соседской вишни. Но Рида эта благодать не касалась даже лёгким дуновением ветерка. Он присутствовал на заднем дворе, как непись виртуального мира, созданный лишь для того, чтобы сидеть с тарелкой под тентом и изображать поглощение пищи.
Не съев и половины скромной порции, Гэвин взял с садового столика пачку сигарет и зажигалку. Курил без удовольствия, но смог немного успокоить и упорядочить мысли.
Готовый вернуться в дом, он заметил на станции доставки оформленный вчера заказ и взял его с собой. Распаковал коробку, кинул в холодильник упаковки с сэндвичами и полуфабрикатами “полноценного обеда”, поставил на боковую полку бутылки с молоком и соком. Потом взял пакет, с которого ему жизнерадостно улыбался лялиус ,и пошёл на мансарду.
Какое-то время он наблюдал за тем, как рыбки жадно хватают корм, а потом подошёл к ноутбуку и проверил соединение с полицейским архивом. Доступ по-прежнему был закрыт. Энтузиазм, связанный с поездкой в департамент, сильно поубавился со вчерашнего дня, но идея воспользоваться больничным привлекала ещё меньше. Риду было неуютно в собственном доме. Каждый предмет мебели, бытовой прибор и даже стены источали укор. Дом лишился своего любимого хозяина. И это Гэвин увёз его прочь пятнадцатого июня. Увёз целого и невредимого, а вернул лишь кусок чёрного пластика в стеклянной коробке. Ублюдок.
Рид тяжело вздохнул и покосился на станцию “Киберлайф”. Укромный уголок, в который он не совался даже после того, как Коннор устроил ему обзор содержимого ящиков и заверил, что не будет против подглядыванию через плечо. Гэвин воспринимал станцию как островок личного пространства восьмисотого. Место, где происходило сложное программирование и изобретательство. Где от системы к терминалу и обратно перетекали по кабелю данные. Для него самого такими островками уединения были душевая кабина и клочок спортзала у западной стены мансарды.
Собравшись с духом, Рид подошёл к станции поближе и коснулся пальцами рабочей поверхности. Пробежавшись взглядом по ящикам с запчастями, проводами, микросхемами и пакетами с тириумом, остановился на крайнем нижнем, содержащим готовые изделия: миостимуляторы, зажимы на соски, модифицированные вибро и эрекционные кольца — всё с хитровыдолбанным программным обеспечением. Изобретательство увлекло Коннора задолго до того, как у Рида возникли недопонимания с собственным либидо. Он любил доставлять удовольствие и наблюдать его разнообразие. “Ты такой отзывчивый, Гэв, — не раз повторял он, наслаждаясь потоком считываемых эмоций. — Такой чувственный”. Его изобретательский запал поутих только тогда, когда Гэвин решился безвозвратно перепрошить свой мозг знаниями в области робототехники. То стало новым этапом их интимных отношений. В достаточной мере равноценным и ярким.
Гэвин поворочал секс-игрушки в ящике и задумался: смогла бы хоть одна из них помочь его “хуёвой” проблеме? “Конечно же нет”, — незамедлительно пришёл ответ. Все они были привязаны к системе Коннора и без него представляли собой груду бесполезного пластика и силикона. Гэвин ухмыльнулся. Коннор уверял, что ни разу не испытывал ревности, однако делал всё, чтобы не позволить кому-то другому воспользоваться его наработками. Чёртов собственник. Рид бросил взгляд на татуировку цвета пепла, и ухмылка сползла с лица. Он хотел было задвинуть ящик, но заметил нечто похожее на вибропулю и взял вещицу на ладонь. Пальцы погладили и помяли приятный бархатный материал. Ни кнопки, ни пульта, ни сенсорного управления — уже модифицированная и готовая к использованию. Но они с Коннором абсолютно точно не пробовали её. “Если бы я не ограничивал тебя. Если бы мы не упарывались так работой. Если бы… если бы…” — Гэвин вздохнул и кинул загадочную приблуду обратно в ящик.
Циферблат электронных часов показывал “10:23”. Давно пора было одеваться и ехать на работу. До гардероба в спальне Рид добраться не мог (не хватало духу переступить порог комнаты, задизайненной Коннором с нуля), поэтому принёс из коридора спортивную сумку, решив пока довольствоваться “больничными” вещами. Прежде чем вытряхнуть содержимое на диван, он бережно достал стеклянный куб. За десяток секунд созерцания чёрного кубооктаэдра с выгравированным серийным номером на одной из граней дыхание Гэвина участилось настолько, что паническая атака на пробу кольнула сердце. Руки вспотели и начали оставлять на стекле разводы и отпечатки пальцев. Отпечатки виднелись и на глянце пластика самого “чёрного сердца”. Рид досконально не вникал в правила “хранения” умерших девиантов, но о памятных кубах кое-что помнил. И если не ошибался, “чёрное сердце”, как сосуд личности и души, перед помещением под стекло полируют до блеска — омывают. Это обязательная процедура. Андроиды не люди, им не свойственна халатность, значит, всё дело в завещании. Значит, восьмисотому было важно сохранить эти прикосновения. Эти клейма. Увековечить их. “Предусмотрел такую мелочь, — с грустью подумал Рид. — Часто ли ты думал о смерти? О своей, о моей? Анализировал ли эмоции? Больно ли тебе было от этих мыслей?”
— Поговори со мной… — шёпотом сорвалось с губ, и Гэвин тут же помотал головой. “Заткнись. Не сходи с ума. Тебе сегодня на работу”, — с этой нелепой мыслью он отнёс стеклянный куб на кухню и поставил его в центр обеденного стола. Потом вышел на задний двор и вернулся обратно с синей гортензией. Наполнил стакан водой и опустил туда стебель. Когда цветок занял своё место рядом с “чёрным сердцем”, на Гэвина вдруг накатила горячая волна. Опалило лицо и шею. “Ты ведь так и не попрощался”, — осуждающе прозвучало в сознании голосом Хэнка.
— Прости меня, Кон, — снова прошептал Рид самому себе. — Хочу тебя увидеть. Очень хочу, но… прости. Не могу. Не сейчас.
Пришлось умыться холодной водой, чтобы прийти в себя и не дать волю эмоциям. Рожа и без того была довольно опухшая, а белки глаз испещрены красными сосудами. Гэвину не хотелось сделать свой вид ещё более жалким и предоставить капитану вескую причину отправить его обратно на больничный. Дом не стерпит присутствия ненавистного хозяина сутки напролёт. Изломает и переварит живьём.
Вернувшись в гостиную, Рид вытряхнул на диван содержимое сумки, выбрал чёрное спортивное трико и свежую футболку. По поводу дресс-кода заморачиваться не стал: сегодня на него будут пялиться в любом случае. Одевшись, он сгрёб остальную одежду в один из углов дивана и пообещал себе разобрать этот ком на чистое и грязное по возвращении. В прихожей надел кроссовки, кепку с логотипом “Детройтских львов” и тёмные очки. Такси вызывать не стал: размялся лёгкой пробежкой до остановки электробусов на главной улице и сел на маршрут до центра.
Первую половину пути Гэвин разговаривал с Тиной по телефону, вторую думал о неминуемой встрече с RK900. Ричард появился в Департаменте семь месяцев назад и стал для всех настоящим сюрпризом. По правилам, на один полицейский департамент приходился один андроид-детектив, и можно было подумать, что это намёк на скорую замену давно устаревшего Коннора, но, как оказалось, девятисотый был оснащён испытательным программным обеспечением и требовал наблюдения. Коннор с энтузиазмом занялся его адаптацией и еженедельным тестированием. Он был рад, будучи прототипом первого поколения детективов, даже спустя пять лет активного развития технологий приносить пользу своим братьям-близнецам.
Первые несколько дней девятисотый каждый обеденный перерыв собирал вокруг себя любопытных коллег. Он был интересен как сплетникам, желающим знать причины его сознательного обнуления, так и технофилам, заинтригованным работой новейшего программного обеспечения и его функционалом. Рид был в числе последних, и Коннор старательно делал вид, что не обращает внимание на его заинтересованность другим RK.
— Тебе интересно с Ричардом? — спросил восьмисотый как-то раз, когда Рид закончил оживлённое общение с девятисотым и подошёл к его столу.
— Он довольно навороченная штуковина! — воодушевлённо ответил Гэвин. — Может сканировать людей сквозь целое здание и подрубать прослушку на расстоянии до трёхсот метров! А ещё из прикольного у него в левую руку встроена аптечка первой помощи, как у мед-андроида. Он прям пальцем может инъекции ставить, прикинь?
Коннор улыбнулся и молча кивнул. В сигнале диода не было ревности, только замешательство, однако он всё равно прикрыл висок рукой.
Короткое воспоминание заставило Гэвина сжать пальцы в кулак и медленно расслабить руку. Он почувствовал неприятное покалывание фаланг. Доктор Роджерс предупредил, что подобное будет время от времени происходить. Что парестезия постепенно пройдёт, главное — оградиться от перенапряжения и волнений. Увы, в нынешней ситуации Рид никак не мог следовать этому предписанию.
Добравшись до департамента, он первым делом направился на подземную стоянку. “Шевроле” смиренно дожидался его на своём привычном месте.
— Привет, малыш, — улыбнулся Гэвин и провёл ладонью по пыльному капоту. Автомобильный брелок пискнул сигналом разблокировки, и Рид с удовольствием устроился на водительском сиденье. Он пробежался пальцами по рулю и приборной панели, поправил зеркало заднего вида и поставил ногу на педаль газа. “Шевроле” был второй по значимости жестянкой в его жизни. Раритетная бензиновая модель 1964 года с кучей мелких модификаций: экономным бензобаком, автопилотом, ортопедическими сиденьями, раскладывающимся бардачком с кармашками и удобной пепельницей. “Думаешь, рядом со мной Шеви чувствует себя ущемлённым в технологическом плане?” — пошутил однажды Коннор, облокотившись на край открытого капота и наблюдая за тем, как Рид орудует гаечным ключом. “Не бойся, не обгонит он тебя по количеству обвесов”, — усмехнулся Гэвин в ответ и, отходя к верстаку, хлопнул Коннора по заднице.
Откинув голову на подголовник, Рид глубоко вдохнул запах кожаных сидений и машинного масла. Посмотрел в лобовое стекло на парковочные места, где стояли в ряд полицейские электромотоциклы, и нашёл взглядом тот, на багажнике которого красовалась голографическая наклейка с изображением головы робокопа на фоне закатного солнца и надписью: “Dead or alive, you're coming with me”.
— Я не против персонализации моего транспортного средства, Гэвин, но ты уверен, что посыл этой надписи не будет истолкован как угроза?
— Видел бы ты себя за работой в поле, Рич, таких вопросов бы не задавал.
Девятисотый задумался на пару мгновений.
— Я действую слишком жёстко? — предположил он.
— И хладнокровно.
— Хладнокровно?
— Как робот-убийца.
— Но робокоп не убий… хотя… — Ричард нахмурился, — если смотреть со стороны правонарушителей…
— …превращающихся в решето, — закончил Рид, улыбаясь. — Все мы здесь праведные убийцы, Рич. Были, по крайней мере. До изобретения шоковых пуль и вот этого всего…
Гэвин махнул рукой, отгоняя от себя назойливую тему, как муху. Ричард снова посмотрел на наклейку и замигал диодом, над чем-то активно размышляя.
— Не несёт она никакого посыла, окей? Не парься. Я просто слышал от Коннора, что ты фанат фильма Верховена. Странный выбор, кстати. Любой из перезапусков “Робокопа” лучше в разы.
— Из оригинала получается отличный фоновый шум. Когда я работаю с данными или поиском по сети — чем-то, что не требует особых мощностей, — я параллельно смотрю фильмы. Так вот “Робокоп” своей тематикой, абсурдностью и угловатой эмоциональностью развлекает меня эффективнее многих картин.
— Смотришь фильмы на рабочем месте? Фига се.
— Я не допущу ошибок в работе, даже если буду вести переговоры по интернет-связи и играть в шахматы. Это помимо просмотра фильмов и анализа данных. Одновременно.
Рид хмыкнул.
— Мультизадачный ты хрен.
Девятисотый едва заметно улыбнулся. Диод светился ровно голубым, вращение сегментов было минимальным. Он не испытывал никаких эмоций, словно бы и не знал, как реагировать на эту… похвалу?
— Гэвин!
Обернувшись на оклик, Рид улыбнулся приближающемуся к “Шевроле” Коннору и попятился.
— Ну, давай, Рич. До завтра.
— До свидания, Гэвин, — ответил девятисотый и перевёл взгляд на Коннора. Они уже успели попрощаться в офисе, поэтому просто кивнули друг другу.
— Я тут украсил байк твоего братишки, — весело сказал Рид и указал пальцем на багажник электромотоцикла. — Круто?
Коннор посмотрел на наклейку, слабо улыбнулся в ответ и повернул голову так, чтобы диода не было видно. Заметив столь явную попытку скрыть эмоции, Гэвин ощутил прилив нежности.
— Коннор…
— Откроешь? — восьмисотый дёрнул за автомобильную ручку.
— Ну-ка иди ко мне.
Рид подошёл к Коннору вплотную и обнял его за поясницу обеими руками. Удивлённый и настороженный, тот обозначил взглядом присутствие девятисотого, программирующего свой электромотоцикл, но Рид проигнорировал намёк. Сильнее стиснув объятия, он прижал восьмисотого к машине и поцеловал его в подбородок. Не чмокнул, а прижался приоткрытыми губами, сделав ласку слишком откровенной для публики. Кайфуя от заполнившего диод Коннора смятения, он шёпотом спросил:
— Я бы променял “Шевроле” на электромобиль последней модели?
Восьмисотый было нахмурился, но понимание пришло к нему спустя мгновение. Диод заморгал ярко-голубым сигналом счастья и на губах появилась улыбка. Он взял лицо Гэвина в ладони и, поглаживая большими пальцами небритые щёки, так же тихо ответил:
— Никогда.
— Никогда, Кон, — подтвердил Рид и поцеловал восьмисотого в губы. — Ни-ког-да.
Рид зажмурился и сделал глубокий вдох. С трудом вынырнув из топи памяти в реальность, дёрнул дверную ручку и покинул уютный салон “Шевроле”.
Опенспейс департамента встретил его привычной суетой, телефонными трелями и громкими разговорами. Он надвинул кепку на лоб и, глядя в пол, быстрым шагом добрался до своего рабочего места.
— Рид? — глядя на Гэвина, как на привидение, Миллер привстал и протянул руку через стол. — Не надеялся увидеть тебя раньше осени.
— Но вот я здесь. — Рид ответил на рукопожатие, сел в кресло и, сняв тёмные очки, включил терминал.
— Ты как вообще? В норме?
— Нет, Крис. Не в норме. Но спасибо, что спросил.
— Прости… я не имел в виду…
Рид отмахнулся от извинений как от пустяка и опустил голову. Отгородившись от Миллера козырьком кепки, он не мог защититься от нежелательного внимания “с флангов”, и через пару секунд именно оттуда и прилетело:
— С возвращением, Гэвин.
Сердце Рида подпрыгнуло вместе со звучанием голосового модуля девятисотого (будь их с Коннором голоса похожи, так и вовсе выскочило бы из груди), пришлось закрыть глаза на пару мгновений и сделать глубокий вдох.
— Я посчитал недопустимым посещать тебя в медицинском учреждении по очевидной для нас обоих причине. То же самое касалось телефонных звонков и сообщений. Позволь принести искренние соболезнования сейчас.
Рид молча кивнул и разблокировал свою учётную запись.
— Надеюсь, наши рабочие отношения претерпят исключительно благоприятные изменения. Я готов в любое время заместить Коннора в работе с биологическими и не биологическими образцами, в сканировании и поиске необходимых тебе данных…
— Ты мне не нужен, — буркнул Гэвин и, заметив дрожь в пальцах, убрал правую руку от клавиатуры.
— Не нужен? — с сомнением переспросил Ричард. — Но я теперь единственный андроид-детектив в департаменте и…
— Ты тупой, что ли, сука?
Ричард обескураженно замолчал. С первого рабочего дня Гэвин был к нему исключительно дружелюбен и, проанализировав ситуацию, андроид, видимо, решил, что подобная реакция ошибочна или неконтролируемо эмоциональна, поэтому бесстрастно продолжил:
— …тебе понадобятся мои услуги. Наша разобщённость скажется на эффективности расследований. Снижения процента раскрываемости никак нельзя допустить.
Сжимая и разжимая пальцы, Рид уже сто раз пожалел, что не взял с собой мячик-эспандер. Ричард тем временем не умолкал:
— Могу я что-то сделать для того, чтобы мы…
— Рид! — приказной тон Фаулера заставил рабочий гомон на мгновение затихнуть. — Ко мне в кабинет!
Рывком поднявшись с кресла, Гэвин задержал дыхание и, прежде чем выполнить приказ капитана, посмотрел девятисотому в лицо. В первое мгновение ему в грудь словно бы воткнули раскалённую спицу, но сознание быстро отметило все несоответствия: цвет глаз, расположение родинок, идеально уложенную (как у Кена) причёску; Ричард был выше Коннора на пять сантиметров и шире в плечах; а неизменной деталью его классического образа были гольф-воротники, плотно облегающие шею. В общем — максимально не похожий на Коннора ни характером, ни визуальными особенностями, ни стилем. Только молдом, который он не выбирал. Как не выбирали и остальные RK900, служащие в Детройте и по всей Америке. Рид это понимал, одураченное же сердце — нет. В груди болело. А боль пробуждала ненависть.
— Не подходи ко мне, — сказал Гэвин максимально нейтральным тоном и сглотнул. — Дай какое-то время.
Девятисотый мигнул диодом.
— Понимаю, — последние слова явно удовлетворили его, дав возможность произвести расчёты. Развернувшись, андроид направился в комнату для совещаний, а Рид закрыл глаза и перевёл дух.
— Какого чёрта ты делаешь здесь так рано? — спросил Фаулер, наблюдая, как Гэвин проходит в кабинет и садится на стул.
— Не хочу оставаться наедине с собой.
Капитан вздохнул.
— Как ты вообще? Справляешься?
Рид отвёл взгляд и вместо ответа лишь качнул головой.
— Может, всё-таки повременишь с возвращением?
— Известно, кто стрелял?
— Гэвин…
— У андроида не было оружия. Кроме того, он был прямо под нами. Попробовал бы только высунуться, и мы бы среагировали. Если стрелял не он, то кто?
Блуждая взглядом по лицу Рида, Фаулер выдержал паузу, что-то для себя решая, а после повернулся к терминалу и пробежался пальцами по клавиатуре. На боковой стенке кабинета вместо карты Детройта появилась 3D-модель дрона с расписанными сбоку техническими характеристиками
— Пуля принадлежала дрону-разведчику типа TY-96/S с кустарной боевой модификацией. Такие управляются специальным модулем, вшиваемым андроидам-военным в голову. Бесшумный. Быстрый. Размеры не позволяют иметь дополнительный боезапас, техники предполагают, что он был однозарядный. Однако на пивоварне он был не один.
Гэвин кивнул и опустил взгляд на свои руки. Глядя на то, как пальцы сплетаются в тугой узел, а под ногтями белеет, он вспомнил, как они с Коннором отвлеклись друг на друга. Забыли про осторожность. Подставились. Разделили одну пулю на двоих — вот откуда в ране оказался тириум.
— Почему ублюдок ещё на свободе? — голос Гэвина болезненно захрипел. — Там же был Коннелли! Он слышал сигнал экстренной блокировки и должен был вызвать подмогу!
— Он вызвал и даже пытался вести преследование, но чтобы догнать боевого андроида, нужно быть как минимум олимпийским чемпионом. Твоя следственная группа, патрули Ривертауна и близлежащих районов двое суток стояли на ушах, но… как сквозь землю.
Гэвин сжал челюсти так сильно, что заныли скулы. Фаулер снова коснулся клавиатуры, и на экране появилась фотография андроида со скином и без.
— Мы знаем, как он скрывался до этого. Его система защищена перенаправлением, и визуальное сканирование отсылает на реальный человеческий профайл. Настоящий Нил Найт проживал в Новом Орлеане до сорокового года, а потом всё бросил и уехал на север — по словам соседей. Ни родных, ни друзей у мужика не было. Никто не спохватился, не стал искать. В Детройте он объявился в сорок втором году, судя по всему, уже андроидом. Нам повезло, что сканер восьмисотого отличался по техническим характеристикам от тех, что используются в девятисотых моделях. Вместо того, чтобы подцепиться к ложному профайлу, он начал сбоить, и Коннор привлёк дополнительные методы опознания — это мы знаем из предшествующего деактивации файла памяти. Нам известен молд андроида и модель, но не серийный номер — с лицевой пластины он был стёрт, а взлом системы Коннору не дался.
Рид обдумал новую информацию и спросил:
— Что с местом прописки?
— Милуоки Джанкшен. Небольшая квартирка в старом кирпичном доме на Браш-стрит. Обстановка человеческая, обжитая. Станции “Киберлайф” там нет и в помине, как, впрочем, и каких-либо зацепок.
Фаулер вывел на экран фотографии гостиной, спальни и ванной с разных ракурсов. Ни дать ни взять берлога обыкновенного холостяка.
— Дуглас активно занимается поиском его настоящего жилья.
— Стэмптон? — удивился Рид. — С каких пор он входит в мою следственную группу?
— Он теперь её возглавляет.
— Что?!
— Ты выбыл на два месяца, Гэвин. Мы не могли ждать.
Рид запрокинул голову и шумно выдохнул.
— Ну понятно тогда, почему дело ещё не закрыто…
— Гэвин, не начинай. Андроид как сквозь землю провалился.
— А Стэмптон и не собирался копать. Испорченный маникюр для него важнее действенных методов добычи информации.
Фаулер недовольно вздохнул и посмотрел через стеклянную стену кабинета на опенспейс.
— Давай, пожалуйста, без конфликтов.
— Тогда верните мне дело.
— Вы будете работать в связке.
— Ага…
— Я серьёзно. Лейтенант продолжит возглавлять дело, а ты будешь на подхвате.
Рид опустил голову, спрятав лицо козырьком кепки, зажмурился и помассировал веки.
— Квартира на Браш-стрит — это настоящее жильё Найта, — сказал он как будто между делом. — Ремонтной станции там нет, потому что он не подвергает себя техническому обслуживанию в привычном для андроидов понимании. Он играет в больничку.
— Поясни.
— Я прочитал писанину Фордхэма от корки до корки раз двадцать и точно могу сказать, что Найт считает себя человеком. “Освободившимся” от всеобщего сознания. Оторванным от андроидовского муравейника. Это девиант.
— Его модель не выпускалась до революции. Он совершенно точно искусственно пробуждённый.
— Он слишком эмоционален для искусственника. Очеловечен не только системно, но и физически. Тириум в цвет крови перекрасил, а ещё картавит и не может это исправить, тупо заменив голосовой модуль, потому что так дефекты в человеческом мире не исправляются. А пивоварня как место встречи с Фордхэмом — это же полнейшая глупость! Андроид просчитал бы риски, но здесь опять вылезает изъян человеческой психики — подсознательное желание ответить за свои преступления. Он ведёт себя как человек с потёкшим чердаком. Маньяк, которого мучает чувство вины.
Капитан поднёс руку к лицу, большим пальцем погладил подбородок.
— Мне кажется, ты делаешь слишком большие ставки на графоманию психически нездорового человека. Он мог использовать человечность как литературный ход. Мог приукрасить. А мог использовать только лишь подробности убийств, а главного героя и вовсе выдумать.
— В любом случае… я это всё к тому, что нужно искать убежище Найта так, как если бы он был человеком. Он не будет месяцами прятаться в каморке метр на метр, как мог бы сделать андроид. Ему нужен доступ к воздуху, солнечному свету, еде, воде… Пусть даже он только имитирует жизнь, это…
— Хорошо, хорошо, я понял ход твоих мыслей. Примем к сведению.
Гэвин снял кепку и провёл ладонью по голове — ото лба к затылку и обратно. Он не понимал, зачем рассказал о своих сомнительных догадках сейчас, когда оправдать сказанное можно было лишь чутьём. Хотел доказать, что по-прежнему имеет к расследованию хоть какое-то отношение? Или просто озвучил одни свои мысли, чтобы перекрыть другие?
— Вы закрыли мне допуск к архиву, — сказал Рид устало. — Я выжимал максимум из того, что было на руках.
— Через пару минут все материалы будут тебе доступны. Но имей в виду, в ближайшие полгода на выездах ты работать не будешь. Бери простые дела. За дополнительными уликами и показаниями посылай офицеров.
— Капитан, давайте я…
— Это не обсуждается, — в голосе Фаулера появилась твёрдость. — Тебя в обычной ситуации проконтролировать вне департамента невозможно, а после произошедшей трагедии так и вовсе… Получишь свободу, когда я увижу, что ты готов.
Риду хотелось возразить, поспорить, продавить старика аргументами, как получалось не раз (пусть и всегда в присутствии Коннора), но в данный момент на это совершенно не было сил.
— Так точно, — сдавшись без боя, он надел кепку и поднялся со стула.
— И поговори с лейтенантом, — сказал Фаулер ему в спину. — Будет намного эффективнее, если вы скооперируетесь.
— Так точно.
Покинув капитанский “аквариум”, Рид проглотил горькую слюну и пошёл прямиком к Стэмптону. Он знал, что Фаулер наблюдает за ним, ожидая определённых действий. “Не материться, не огрызаться, не распускать руки”, — проговаривал он в уме навязанные правила поведения, подходя к нужному рабочему столу.
— Стэмптон.
Лейтенант убрал руки от клавиатуры и, повернувшись, расслабленно навалился на спинку кресла.
— Хэй, Рид! С возвращением!
— Что с поимкой Найта?
— Сразу к делу, да? Профессионализм как он есть, — усмехнулся лейтенант. — С поимкой всё просто: стоит ему высунуться на улицу и попасться на глаза любому андроиду, как молд опознают, сверят с особыми приметами и доложат в ЦПА. Те же, в свою очередь, дадут наводку нам, и дело останется за малым.
— Значит, просто выжидаем?
— Именно так.
Гэвин переступил с ноги на ногу и вернул Дагу фальшивую улыбку.
— Ты уже окрестил это дело висяком, так ведь?
— Нет. Оно ,скорее, заочно закрыто. У Найта всего два пути: высунуться и схлопотать обнуление или затаиться и проржаветь до основания.
— А если он найдёт способ изменить внешность? Сделать пластику подручными способами? Сломать себе нос или челюсть? Вогнуть скулы?
Стэмптон провёл пальцами по аккуратно выбритым усам и бородке, оттолкнулся от спинки кресла и сел прямо.
— Знаешь, старший детектив, — звание он произнёс так, словно буквы вязли у него на зубах, — если бы мне дали это дело с самого начала, оно было бы уже закрыто.
— Да неужели? — Гэвин почувствовал покалывание на кончиках пальцев и спрятал правую руку в карман трико. — Предоставить тебе статистику нашей с Коннором раскрываемости, лейтенант? Отдельной строкой могу выделить дела, что ты собственноручно отправил в стол.
Стэмптон осклабился.
— Составь, составь. Обсудим эту занятную кривую, когда твой напарничек вернётся.
В сердце больно кольнуло, но Рид постарался не измениться в лице.
— Он не вернётся.
— Да? — лейтенант в театральном удивлении вскинул брови. — Как странно… А я почему-то думал, что андроиды после повреждения просто выбывают на какое-то время из строя, а потом их чинят, перезагружают и возвращают обратно.
— Как появится новая информация по делу…
— Тем более полицейские модели, — перебил Стэмптон, — они же крепче обычных: покрыты защитным напылением. Починка должна быть куда проще, разве нет?
— Как появится новая информация по делу, — повторил Гэвин почти спокойно, — будь добр сообщить.
— Да-да, непременно!
Белозубая улыбка Стэмптона настойчиво просила кулака, но Рид сумел проявить самообладание и не вылететь с работы в первый же день после возвращения.
Взгляд капитана жёг спину, пока он медленно, словно по пояс в воде, шёл между рядами столов к своему месту. Одна пуля на двоих, раскуроченная изнутри голова, тириум, заливающий любимое лицо — яркие иллюстрации царапали сознание, вызывая приступ острой мигрени. “Могло ли защитное напыление спасти тебя?” — показался из багрового марева боли глупый, бесполезный сейчас вопрос, который, однако, зацепил Гэвина, как рыболовный крючок, и потащил в сторону технического кабинета.
— Привет, Джонни.
Техник отвлёкся от пайки микросхемы.
— О! Привет, Гэвин. Думал ты…
— Решил выйти пораньше. Слушай, могу задать тебе пару вопросов? Ты свободен?
— Да, — без раздумий ответил парень и отложил инструмент. — Да, конечно.
— Спасибо. — Рид присел на край стола. — Ты знаком с деактивационным заключением Коннора?
— Конечно.
— Его бы спасло защитное напыление?
Джонни думал над ответом дольше, чем Гэвину бы хотелось.
— Напыление повысило бы шансы на выживание, — сказал он наконец. — Однако дрон произвёл выстрел с такого близкого расстояния, что с вероятностью процентов... в двадцать пуля всё равно вошла бы в голову. Укреплённая пластина в этом случае не дала бы ей достаточного смещения, и сознательное ядро так же получило бы фатальное повреждение.
Гэвин кивнул, оттолкнулся от стола и прошёлся до соседнего рабочего места и обратно. “Восемьдесят процентов вероятности на выживание! Восемьдесят! СУКА! Сука-сука-сука…”
— Какого чёрта ему не сделали напыление? — спросил Рид, учащённо задышав.
— Так он же подписал отказ. Предпочёл пользоваться обычным нательным бронежилетом.
— Причину отказа знаешь?
— Ограничение чувствительности. У него всегда был пунктик насчёт этого. Ты же... должен это знать.
Шрам пронзило болью так, словно пуля снова пробила Риду череп. “Ты предпочёл мои прикосновения вместо того, чтобы обезопасить себя… — сердце бешено колотилось и горело, как мотор болида, разогнанного до предела. — И мы никогда не говорили об этом, Кон. Почему мы никогда об этом не говорили?!” Внутренний голос любезно ответил: “Потому что, вопреки изученной информации, ты продолжал считать его неуязвимым. Бессмертным. Травмы и смерть ты присвоил себе. Направил заботу о сохранности бренного тела на себя одного. Ëбаный ты эгоист!” Рид почувствовал приближение паники и метнулся к выходу.
— Гэвин! — крикнул Джонни ему вслед. — Я что-то не то сказал?
Перед глазами мелькнули коридор, дверь мужского туалета, кабинка. Гэвин рухнул на крышку унитаза, сдёрнул с головы кепку и обеими руками прижал её к лицу. Хотелось кричать от ненависти к самому себе, ведь не обеспокоился, не убедил в необходимости защиты. Не спас. “Но, может, это и к лучшему? Может, и к лучшему, ты послушай… — зазвучал в голове слабый и жалкий отголосок смирения. — Если бы он остался жив, вечно молодой и прекрасный, то через несколько десятков лет как бы он чувствовал себя рядом с дряхлым стариком, в которого ты превратишься? С каждым годом он двигался бы всё дальше и хотел всё больше, а ты бы оставался на месте, упрямый и обозлённый. Разве его натура революционера не взбунтовалась бы против твоих принципов и правил? Разве не сменил бы он ворчливого, закостенелого и дряблого человечишку на кого-то более подходящего?”
— Его система… признавала только меня, — простонал Рид, давясь каждым вдохом. — Я был… основой его чувственного архива!
“Тогда радуйся! — зарычал на него внутренний голос. — Теперь-то он никуда не уйдёт! Теперь-то его “чёрное сердце” навеки твоё!” Рида вдруг скрутило так сильно, что пришлось вскочить с унитаза и поднять крышку за секунду до того, как мясной пирог вырвался наружу.
Он просидел на полу в кабинке минут пятнадцать, постепенно успокаиваясь от мысли, что восьмидесяти процентам вероятности на выживание противостояли двадцать процентов неминуемой смерти. Это ведь не мало — двадцать процентов. Даже с защитой могли сыграть именно они. “Это был всего лишь шанс. Грёбаная рулетка”, — думал он снова и снова, пока в дверь не постучали и не спросили, всё ли в порядке. Только тогда он заставил себя подняться и отпереть замок-щеколду.
— Детектив Рид… сэр, — Сандерс явно не ожидал увидеть именно его.
— О, а ты живой, значит? — криво ухмыльнулся Гэвин и поплёлся к раковинам. — Ну, хоть кому-то везёт в этом сраном мире.
*****
“Сколько уже прошло? — Рид посмотрел на тёмно-синее небо с парочкой тускло светящихся звёзд. — Шесть недель? Нет, уже седьмая подходит к концу. В прошлый уикенд наступила настоящая осень. Октябрь”.
Сбежав от однообразного распорядка больницы, Гэвин надеялся на непредсказуемость полицейских будней, но новая реальность не делала поблажек. Привязанный Фаулером к рабочему месту, он не мог брать интересные дела, где присутствие на месте преступления было обязательным пунктом расследования. Ему на стол ложились одни только папки со случаями семейно-бытового насилия со смертельным исходом, уличной поножовщиной, убийствами по неосторожности и прочей скучнейшей хренью. Девяносто процентов этих дел были заочно раскрыты — виновные сознавались сами. Риду оставалось лишь обработать предоставленные офицерами вещдоки, провести или задокументировать допрос и сдать рапорт. Работа не требовала никаких усилий, убаюкивала сознание, и Гэвин всё чаще начал откладывать в долгий ящик одно дело за другим.
Только роману Фордхэма удавалось держать его в напряжении. Он читал вдумчиво, не давая себе отвлекаться, перепроверял и дополнял свои заметки, выделял цветом описания окружения, если казалось, что он видел подобное где-то в городе. Он придумал для себя головоломку, к решению которой не стремился, боясь потерять необходимый тонус — стоило дать слабину, и мысли показывали жала. Тактика самодельной психологической поддержки была неплохой, но без изъянов не обошлось: норматив по количеству рапортов не выполнялся, а раздражение от присутствия RK900 не убывало. Ричард не шёл на контакт и близко не подходил, но Гэвину хватало одного лишь его силуэта в поле периферического зрения, чтобы испытать дискомфорт, сравнимый с ресничиной, попавшей на изнанку века.
Исключая это, присутствие в департаменте и каждодневные тренировки были спасением и отдушиной. Рид оставался на работе до восьми, после спускался в тренажёрный зал и занимался, пока тело не шло в отказ. Лишив себя эмоциональных и физических сил, возвращался домой. Сидя в гостиной перед телевизором, уже не мог думать ни о чём. Он пялился в экран, пока глаза не смыкались сами собой. Часто просыпался посреди ночи, иногда переворачивал подушку влажной стороной вниз и ложился снова, иногда садился и озирался в темноте непонятно зачем, иногда вставал, выходил на задний двор и остаток ночи курил одну сигарету за другой. Утром пил кофе, менял воду в стакане с гортензией, касался стеклянной стенки памятного куба, и день запускался по-новой…
— Ты там большую медведицу высматриваешь или малую?
Гэвин очнулся от мыслей и перевёл взгляд на Тину. Подруга шла к нему со стороны автостоянки и приветливо улыбалась.
— При нынешней иллюминации луну бы из виду не потерять, — ответил он и тоже изобразил на лице улыбку.
Чен подошла вплотную, коротко, но крепко обняла его за спину, а потом отступила и с размаху хлопнула ладонью по плечу.
— Эй!
— Какого хрена ты трубку не берёшь?! Я тебе, блядь, назойливая бывшая или кто?
Рид потёр место ушиба.
— Ну прости, не мог оторваться от работы. Я, знаешь ли, бумажки там с места на место перекладываю и файлики по алфавиту сортирую…
— Увлека-тель-ней-ше! — каждое прерывание слова обозначалось очередным шлепком по плечу.
— Ну всё, всё… — Рид поднял руки в капитуляции. — Я понёс справедливое наказание.
Выпустив пар, Чен поправила на голове фуражку и одёрнула форму. По её торжествующему виду складывалось впечатление, будто Гэвин не оплеух наловил, а был отпизжен ногами (как минимум).
— Я тебя на рёбрышки пригласить хотела, вообще-то. А ты своё счастье едва не просрал.
— Ты же на смене сегодня.
— Через час только заступаем. Майк прикроет, если задержусь.
Гэвин задумался.
— Да я так-то не голодный…
— Так, всё! Хватит отговорок. Твоя эта диета, девяносто процентов которой сигареты, кофе и пиво, а десять — таблетки, меня уже порядком подзаебала.
— Вообще-то, пара процентов приходится на “полноценный обед” и пончики.
— Ой, заткнись! — отмахнулась Чен и направилась к стоянке. — Едем. И без разговоров!
Кафе “Mighty Quinn's” было прекрасным подтверждением того факта, что сколько бы человечество ни стремилось в будущее, ностальгию победить оно было не в состоянии. Соляные кирпичные стены, круглые столики из тёмного дерева и велюровые кресла молочного оттенка; под потолком техническая проводка в чёрных тонах и отсутствие плафонов на свисающих на длинных проводах лампочках; вместо картин графические постеры в рамках, сухоцветы вместо живой растительности — старый добрый лофт с высоченными потолками, окнами во всю стену и открытым вторым этажом-балконом.
Чен повела Рида к одному из свободных столиков в глубине зала, и не успели они усесться, как совсем рядом раздалось жизнерадостное:
— Добро пожаловать! — андроид-официант со светящимся бейджем “Элиза” положила на стол бумажное меню.
— Здравствуй, дорогая. Будь добра, порцию “Ребра бронтозавра” с приборами на двоих и запечённый молодой картофель. Из напитков “Мохито-лайт” и… Какое тут пиво безалкогольное… — Тина открыла меню, пробежалась глазами по списку. — “Хугарден” будешь?
— Без разницы, — ответил Рид.
— И “Хугарден зеро”, — улыбнулась Чен официантке.
— Прекрасный выбор. Блюдо будет готово к подаче через… — диод андроида мигнул жёлтым, — двенадцать минут. Напитки подать сразу?
— Да, пожалуйста.
— Две минуты.
Рид посмотрел вслед удаляющейся официантке и окинул взглядом залитый тёплым светом зал. Он не надеялся погрузиться в объятия приятных воспоминаний о тех вечерах, что они с коллегами проводили здесь. Подозревал, что, скорее всего, ощутит тяжёлую тоску. Не случилось ни того, ни другого. Эмоционально стабильный, как бездушная машина, он снял толстовку и, прежде чем закинуть её на спинку кресла, достал из кармана чёрную пачку “Лаки Страйк” и зажигалку.
— Как продвигается поиск убежища Найта? — Тина положила фуражку на край стола и поправила волосы.
— Никак. — Рид достал сигарету. — Да и насрать, честно говоря.
— Насрать?
— Угу.
Гэвин закурил и, глубоко затянувшись, выдохнул на миниатюрный воздухоочиститель в центре стола. Сигаретный дым расслоился на несколько струек и исчез внутри устройства.
— Как оказалось, жажда мести не в моём характере. — Он развёл руками и усмехнулся: — Хотя казалось бы, да?
— Думаешь… легче не станет?
Рид покачал головой.
— Я десятки раз представлял, как разряжаю обойму в башку Найта, как вырываю регулятор или, чтобы помучить, медленно сливаю весь тириум. Я должен был испытывать ненависть и наслаждение. Предвкушение. Мотивационное насыщение. Я ждал это всё.
— Но не чувствовал ничего?
— Вообще. Пустота. — Гэвин сделал затяжку, медленно выдохнул дым. — Я не верну Коннора этим. Ничем не верну.
— А ты не думал… ну… обратиться к Камски? Коннор ведь был девиантом. Слышала, у них остаются фантомные чувства, и, может…
— Остаются при обнулении, — грубо прервал Рид подругу. — Физическая смерть — это смерть.
Тина молча кивнула и потупила взгляд.
— “Мохито-лайт”, — снова раздался голос официантки, и на стол опустился сначала один высокий стакан, потом второй: — И “Хугарден зеро”.
Десяток минут прошёл в пустых разговорах и неторопливом потягивании напитков. А потом принесли главное блюдо. Сочное мясо имело смутно-ностальгический привкус. В воспоминаниях оно было божественно вкусным, теперь же — просто съедобным. Задумчиво отрывая мясо от костей, Гэвин тихо озвучил свои мысли:
— Коннор предлагал в точности повторить этот рецепт дома, но я отказался. Сказал, что тогда это блюдо перестанет быть особенным и разонравится мне. Кон обдумал мой аргумент, и знаешь, что спросил? “Как нечто особенное может обесценится лишь потому, что будет каждодневно тебе доступно?” Хочется верить, что он не имел в виду… себя.
— Что ты ответил?
Гэвин немного помолчал, вспоминая, а потом пожал плечами.
— Сослался на психологическую особенность человека или что-то в этом духе… Коннор кивнул, как будто всё понял. Мы тогда фильм какой-то смотрели, и он до титров так молча и просидел. — Рид нежно улыбнулся. — Обычно, ты же знаешь, смотреть кино вместе с ним невозможно. Он постоянно пытается вставить ремарку, живо реагирует… реагировал на всё подряд. Даже мелодрама могла скатиться с ним в комедию.
— Да-а, наши совместные походы в кинотеатр — это что-то с чем-то, — подтвердила Тина. — И ведь его даже попкорном заткнуть было нельзя!
— Вот именно! — коротко рассмеялся Гэвин.
Слабую вспышку веселья неожиданно прервал сигнал входящего сообщения. Тина взяла в руки свой смартфон и посмотрела на экран.
— Вот блядство! — выругалась она через секунду. — Ну почему именно сегодня!
— Что там?
— Ограбление ювелирного магазина. Майк пишет, что ИСО взломан и мудачьё засело внутри здания.
Мгновенно оживившись, Рид отодвинул от себя полупустой бокал и сказал:
— Поехали.
— Какое нахрен “поехали”? Майк меня заберёт, — ответила Тина, строча сообщение в смартфоне.
— Хочешь сорвать его с места преступления? Операторы отследят маршрут и станут задавать вопросы.
Тина замерла, а потом уронила руки на колени и громко застонала. Посмотрев на Рида, она несколько секунд колебалась с решением, но всё же сказала:
— Поедешь и как старший по званию будешь разгребать это дерьмо.
— Отлично! — Гэвин встал из-за стола и сдёрнул толстовку со спинки стула. — Хоть какая-то движуха.
Ювелирный магазин находился на пересечении Грейшет-авеню и Митчелл-стрит, в небольшом двухэтажном здании, построенном ещё в прошлом веке. С правой стороны от него располагалась огороженная сеткой парковка, с левой тянулись в ряд ещё несколько однотипных строений. Проезжую часть перекрывали три полицейских электромобиля, их проблесковые маячки окрашивали улицу в синие и красные тона.
Не доезжая метров трёх до заблокированной части шоссе, Гэвин заглушил мотор “Шевроле” и покинул салон с ощущением приятного возбуждения. Последний раз он имел дело с грабителями больше пятнадцати лет назад, когда служил патрульным. Уже тогда подобная движуха медленно, но верно сходила на нет — сказывалось влияние технологического прогресса, который добавил каждому преступлению приставку “кибер”. Именно поэтому убойный отдел стал для него приоритетом по окончании испытательного срока. Он хотел иметь дело с настоящей угрозой. С волками в человеческой шкуре, что живут и охотятся только в реальном мире.
— Майк! — Тина махнула рукой напарнику и поспешила к нему навстречу, Гэвин же подошёл к ближайшему офицеру и показал значок.
— Заложники есть? — спросил он сходу
— Да, сэр. Но их количество точно не известно.
— А грабителей сколько?
— Шестеро.
— Чем вооружены?
— Пистолетами типа глок. Патроны боевые. Мы с напарником первыми среагировали на тревожный сигнал и успели отрезать им путь к побегу. Они открыли огонь, отступая обратно в магазин, а несколько минут спустя взломали ИСО и забаррикадировались внутри.
— К камерам видеонаблюдения уже подключились?
— Да.
Офицер обернулся и попросил коллегу передать планшет. Гэвин пробежался взглядом по доступным изображениям: совмещённая с комнатой отдыха столовая, два офиса с терминалами, склад и коридор с двух обзорных точек — все трансляции со второго этажа и ни одной с первого. Белый шум вместо изображений указывал на то, что камеры были не отключены, а уничтожены вручную. Взломать ИСО преступники взломали, но отдавать ей команды либо толком не умели, либо попали на очередную нелицензионную версию, которая работала как попало.
На одной из камер, что стояла в коридоре над лестницей, был виден кусочек ювелирного зала и тонкие жилистые ноги в кроссовках и шортах, которые прыгали на раздолбанной витрине, не обращая внимание на поблёскивающие в осколках стекла драгоценные камни. Рид первёл взгляд на второе видео из коридора и заметил женскую туфлю у дальней стены. Первым предположением стало то, что сотрудников сгоняли на первый этаж и до потерянной обуви никому не было дела, но статичная картинка, вдруг разбавившись движением, поставила эту мысль под сомнение: из слепой зоны рядом с арочным проёмом показалась миниатюрная голая ступня, и в кадр вкатилась бейсбольная бита. Гэвин нахмурился, обратив внимание на то, как падает тень из невидимого угла и как резко дёргается один раз, второй, а потом в поле зрения появляется забитая татуировками рука и утягивает биту обратно за экран. Судя по всему, одному из грабителей статьи за вооружённый разбой показалось недостаточно.
— Кто-то пришёл за наживой, а кто-то просто ёбаный отморозок, — пробормотал Гэвин себе под нос.
На основе увиденного, сложилось понимание происходящего. Из пяти преступников, двое или трое оказались там развлечения ради. Наркоманы или долбоёбы, расслабленные веществами или не имеющие страха перед тюремным заключением (за последние пару десятков лет превратившимся в лояльную психологическую реабилитацию), они разбрелись по зданию и творили всё, что в голову взбредёт. Тратить время на переговоры с таким контингентом не было никакого смысла, а шанс, что при попытке захвата начнётся беспорядочная пальба, слишком высок. Здесь нужен был RK900 со своим высокоточным сканером. Ему понадобится всего пара секунд, чтобы просканировать здание, определиться с целями и расставить андроидов-офицеров на позиции. Потом отключить блокировку и отдать команду “огонь”. Шоковые пули пробьют окна и точечно обезвредят всех, кого надо, а если в этот момент кто-то под обстрел не попадёт и попытается улизнуть — девятисотый заклеймит его геолокационной меткой и на несколько километров вокруг из виду не потеряет.
— Вызывайте ближайшего RK900, — скомандовал Рид. — Присутствующих андроидов-офицеров как поддержки ему будет достаточно.
— Понял.
Всматриваясь в изображение с движущимися на белой стене тенями, Рид заметил на заднем плане край окна, не полностью закрытого блокировочной шторкой. Предупреждения ИСО не выдал, раз грабители не закрыли её вручную. Ну вот и подтверждение, что охранная система была приобретена по отличной скидке.
— Сэр, RK900 центрального отделения, Ричард, вызов принял. Будет через пять тире пятнадцать минут.
— Чего? — Рид удивлённо посмотрел на офицера. — Почему такой большой разлёт по времени? Он же может с точностью до секунды сказать.
Полицейский уточнил информацию по гарнитуре и ответил:
— В данный момент он принимает активное участие в расследовании — анализирует образцы, требующие срочных результатов. Время занятости зависит не от него.
— Понятно. Ладно. Коды доступа к ИСО уже получены?
— Работаем над этим. Ещё минуту или две, и будем готовы снять блокировку.
— Хорошо.
Рид вернулся к изображению и снова увидел ступню. В этот раз она не пыталась оттолкнуть биту, а была задрана кверху и в таком положении зафиксирована. Даже минимального срока ожидания подмоги девушке хватит за глаза, чтобы схлопотать психологическую травму на всю оставшуюся жизнь. “Нужно действовать немедленно”, — решил Гэвин и тут же ощутил дикий приток адреналина. Первое по-настоящему живое чувство, в которое он вцепился как ненормальный. Увидел в нём возможность сменить тональность сковывающей тело боли: тупой, отчаянной и тяжёлой, на нечто более яркое, возбуждающее и мимолётное. Пусть ненадолго. На несколько минут. Но вдруг это поможет вернуть хоть что-то… Хоть частичку прежнего ощущения жизни.
— Приедет девятисотый, действуйте по инструкции. — Рид быстро выключил планшет и передал его офицеру.
— Так точно.
Отделавшись от компании полицейских, Гэвин подошёл к “Шевроле”. Скинул толстовку на пассажирское сиденье, положил в бардачок смартфон и жетон — избавился от всего, что могло помешать ему пролезть в окно (неизвестно, насколько высоко удастся поднять блокировочную шторку).
Убедившись, что Тина занята переговорами по рации, а внимание остальных полицейских занимают планшеты или парадный вход в здание, он обошёл парковку и направился к пожарной лестнице со стороны двора. Взобрался наверх, нашёл щель между рамой и шторкой, заглянул внутрь. Окно находилось в закутке перед туалетами. С этого места не было видно ни девушки, ни её насильника, а значит, и сам он окажется вне зоны видимости, когда попадёт внутрь. Отлично.
Подцепив пальцами блокировочную шторку, Гэвин медленно начал её приподнимать. Начав легко, с тихим шорохом складываться, она намертво застряла, не открыв окно и наполовину. Повезло, что за последние месяцы Рид хорошенько схуднул, и протиснуться получилось без особых проблем.
Оказавшись внутри, он поправил в кобуре пистолет и прислушался. С первого этажа доносилась ругань и звон стеклянных витрин. Гэвин прижался к стене и осторожно выглянул из-за угла. Татуированный парень сидел на коленях перед забившейся в угол девушкой. Рядом на полу валялось комком нижнее бельё и надорванная фольгированная упаковка от презерватива. Удерживая правую ногу ёрзающей девушки под коленом, парень надавливал ударной частью биты меж вздрагивающих бёдер и бормотал:
— Раздолбанная шлюха. Знаю я таких, все вы… Не дёргайся, блядь! Вам всегда мало. Ну давай. Этот размерчик тебе понравится. Дава-ай…
У Рида челюсти свело от злости. Он не стал таиться и подкрадываться. Не тратя лишнего времени, выскочил из укрытия и схватил отморозка за шею. Задушенно вскрикнув, тот выронил биту и повалился Риду на грудь. Гэвин упал на спину, зафиксировал парня ногами и взял его в удушающий захват. Тот начал елозить пятками по полу, выгибаться, а потом закинул за голову руку в попытке схватить нападающего за волосы, но не тут-то было. Сдерживая сопротивляющееся тело, Гэвин ощущал не только азарт борьбы, но и покалывание грядущего онемения. Пальцы правой руки словно бы обматывало леской. Равномерно и очень туго. Но это не помешало довести дело до конца. Спустя десяток секунд парень наконец обмяк.
Столкнув с себя бессознательное тело, Рид встал на одно колено, встряхнул правую руку и посмотрел на девушку. Та крупно дрожала, глядя на него большими влажными глазами, и активно закивала, когда Гэвин приложил палец к губам.
— Всё хорошо, я из полиции, — тихо сказал Гэвин, убирая кляп. — Ты в порядке?
— Ещё б-бы чуть-чуть… — пробормотала она.
— Не думай об этом. Всё закончилось.
— Спасибо.
— Не стоит.
— С-пасибо вам.
— Нам нужно дождаться подкрепления, не привлекая к себе внимания. Повернись, я развяжу тебе руки, и мы спрячемся в одном из кабинетов на пяток минут.
— Да. Д-да, хорошо.
Девушка подтянула под себя алеющие от грубых прикосновений ноги и уже начала разворачиваться, как вдруг послышался скрип.
— Лестница! Это лестница! — громко зашептала она, вжимаясь обратно в угол.
— Блядь! — Рида ударило адреналином, как электрическим разрядом. Он подскочил к бессознательному телу и, схватив его за руки, затащил в комнату отдыха.
— Куда?..
— Сиди тут! — прошипел Гэвин в ответ и прижался спиной к стене у арочного проёма.
Шаги миновали угол г-образного коридора, затихли, а потом зазвучали быстрее.
— Ёб твою мать, Барри! — Тень на полу вытянулась в сторону туалетов. — Барри! Я же предупреждал, чтобы ты...
Как только грабитель показался в арочном проёме, Рид одним ударом выбил у него оружие и сделал подсечку. Парень раскинул в падении руки и схватился за то, что первым попалось под ладонь — за волосы девушки, дёрнув их на себя с такой силой, что та истерично завизжала. Рид быстро схватил парня за голову и ударил его затылком об пол. Тот отключился на втором ударе, но прятаться уже было поздно. Торопливые шаги позади уже стихли, и прозвучало громкое:
— Парни! Тут какой-то левый хер! Ну-ка встал! Покажи руки!
Рид медленно поднял руки вверх. Стоило ему только выпрямиться в полный рост и обернуться, как раздался шелест заградительных шторок. На первом этаже послышался звон стекла, гул шоковых выстрелов и три вскрика. Парень оглянулся на шум, и Рид попытался резко выхватить свой пистолет. Пальцы сомкнулись на рукояти, но стоило оружию покинуть кобуру, как “неврологическая леска” отсекла фаланги от команд мозга. Пистолет полетел на плиточный пол, а парень резко вернулся взглядом к Риду.
— Сука! — гаркнул он и прицелился.
Гэвин заглянул в тёмное дуло и выдохнул. Грохнул выстрел. Перед грудью мелькнул рукав темно-синего пиджака. Рид удивлённо моргнул. Через секунду в поле зрения появился весь пиджак и сам его владелец. Ричард метнулся вперёд, принял на себя ещё одну пулю и врезался коленом в торс грабителя. Пригвоздив парня к стене, схватил его за руку и вздёрнул пистолет к потолку. Раздался короткий гул шокового разряда. Пальцы грабителя конвульсивно сжались на курке, и, когда выстрел вспорол потолочную плитку, тело ослабло и грохнулось на пол. Девятисотый повернулся к Риду и обвёл его сканирующим взглядом.
— Думал, ты справишься сам, но подстраховать оказалось не лишним, — сказал он с улыбкой.
Самой мерзкой улыбкой на лице любимого молда, которую Рид когда-либо видел. Насмешкой. Возбуждение, азарт и превосходство; мгновение смирения и радости перед лицом неминуемой смерти — всё потонуло в ненависти. Чёрной, тошнотворной и вязкой. Пальцы задрожали, стягиваясь в кулак. “Ты никчёмен, Гэвин. Беспомощен и жалок. Ты уже дважды должен быть мёртв, но пули продолжают врезаться в щиты модели RK”. Гэвин перевёл взгляд с продырявленной водолазки девятисотого на рукав его пиджака. Различил сплющенные гармошкой пули. Пальцы разжались, распрямились, влажной ладони коснулся холодный кондиционированный воздух. Девятисотый смотрел мимо него на девушку. Диод мигал, посылая запросы и передавая инструкции. “Хрупкость первого из этих щитов на твоей совести. Твоя любовь поставила для него чувственность превыше безопасности”, — продолжал издеваться внутренний голос, но Рид попытался возразить: “Пуля всё равно пробила бы голову. Даже с защитой”. Ответом стало насмешливое: “Джонни ответил то, что ты хотел услышать. Заявил о восьмидесяти процентах надежды, двадцать отмерив на успокоение совести, но а по факту… что?” Пальцы уверенно сформировали кулак. Сознание помутилось. Резко наклонившись, Рид подобрал пистолет, сорвал чеку и выстрелил Ричарду в голову. Пуля врезалась в пластиковый лоб над правой бровью и разукрасила панель паутиной трещин. Девушка позади испуганно вскрикнула, а девятисотый ошарашенно заморгал. Рид посмотрел на пулю, застрявшую в корпусе, потом на бешено вращающийся красный диод и распознал его сигнал: “Тревога. Внешнее повреждение”.
— Сто процентов… — пробормотал он оглушённо и быстро прошёл мимо Ричарда.
Спустившись на первый этаж, он едва ли мог сделать вдох. Под ногами хрустело стекло и ювелирные украшения. Руки тряслись так, что в кобуру удалось попасть только с третьего раза. Огибая толпу суетящихся полицейских, он направился к проезжей части. Сев за руль “Шевроле”, прижался спиной к сиденью и почувствовал, как футболку пропитывает холодный пот. Завёл мотор, выжал сцепление и резко сдал назад. Автомобиль с визгом развернулся и помчался по Митчелл-стрит игнорируя скоростное ограничение.
“Убежище святого Джерома” — Рид смотрел на неоновую вывеску и пытался понять, как оказался на другом конце города. Он находился на небольшой односторонней улочке, стиснутой с двух сторон ровной линией кирпичных домов, рыжих, как один, и только здание стриптиз-клуба было окрашено в чёрный и подсвечено по периметру. Он никогда не был завсегдатаем этого заведения, оно располагалось слишком далеко и неудобно. Однако, когда выпивки в чужой компании было недостаточно и хотелось опьянеть ещё и от визуального наслаждения, лучшего места было не найти.
Зачем Рид припёрся сюда сейчас? Чувствуя себя абсолютно отупевшим от самобичевания и ненависти, он едва ли мог чем-то насладиться. “Ты бы предпочёл вмазаться в бетонную стену вместо этого? — спросило воспалённое сознание. — Так, как ты гнал, это чудом не произошло”. Гэвин тяжело вздохнул и заглушил мотор. Положил кобуру с пистолетом в бардачок и вытащил оттуда смартфон. Вылез из машины и пошёл к главному входу в клуб.
Осенний ветерок всю дорогу трепал его футболку и заставлял ёжиться от холода. Миновав стеклянную раздвижную дверь, он оказался во внешнем баре, спокойном и малолюдном. Здесь отдыхали от громкой музыки, уединялись для разговоров или заходили выпить чашечку фирменного кофе с ликёром “Драмбуи”. Гэвин прошёл к лестнице и поднялся в полумрак второго этажа. Сине-фиолетовые всполохи, мелькающие в круглых окошках массивной двойной двери, высвечивали морщины на лакированном пиджаке андроида-охранника, который обводил фотографическим взглядом девушку, прежде чем пустить её внутрь. Рид подошёл следующим и приложил смартфон к терминалу пропуск-контроля. Через пару секунд брякнуло уведомление о списании платы за вход. Андроид осмотрел его точно так же, как и девушку до этого, кивнул и пригласил войти.
“Убежище святого Джерома” с порога вызвало у Гэвина практически позабытое за три года отношений с Коннором ощущение бесцельного празднества. В данной ситуации оно ещё и отдавало откатом на дно. “Лучше бы я вмазался в бетонную стену”, — подумал Рид и направился в сторону бара. Пересекая зал, он обратил внимание на его оформление: голографический фон с объёмным изображением юпитера и проекцию сияющего звёздами Млечного Пути на потолке. Тематика месяца была космической, что отражалось и в самом шоу: на круглой центральной сцене танцовщица совершала под музыку сложные акробатические пируэты, подолгу зависая в воздухе. Её длинные грави-сапоги и нарукавники смотрелись эффектно на фоне практически полной наготы. Работницам зала посчастливилось иметь на себе куда больше одежды: некоторые носили чёрные, сверкающие крупными блёстками мини-платья или пышные юбки с корсажем; некоторые были облачены в полупрозрачные космические скафандры и шлемы с зеркальными стёклами. Последнее трудно было назвать эротическим, но Рид не сомневался, что фетишисты найдутся и на это. Кто-то ведь дрочит на провода и тириумные трубки, почему же на шлемы нельзя?
Сев за барную стойку, Гэвин заказал шотландский виски. Пока ему выставляли бокал с двумя кусочками льда и наливали напиток, он пялится на глубокое декольте и блестящую глиттером грудь барменши.
— Нравится то, что видишь? — усмехнулась женщина, убирая бутылку под стойку.
Рид молча опустил взгляд и сомкнул пальцы на холодном стекле бокала. “Хорошо бы, если бы нравилось”, — подумал он и сделал обжигающий глоток.
Он всегда был глубоко зависимым человеком: сигареты, работа, секс. Три обезличенных столпа его сознательной жизни, которые Коннор видоизменил своей персонализацией: пассивный вейп; расследования с использованием системных возможностей; занятие технофилией до сухих оргазмов. Раньше эти столпы были универсальными, при Конноре же стали узконаправленными. Откату поддалось лишь былое пристрастие к курению, но это только потому, что сигареты никогда и не исчезали из его жизни полностью.
Думая о своих зависимостях, Гэвин смотрел на работниц зала, что сверкали причинными местами при любом удобном случае. Допивая порцию виски, он попробовал немного пофантазировать о них. Алкоголь — неплохое средство от непрошенных мыслей, но с еблей не сравнится. Точнее, не сравнилось бы, чувствуй Гэвин хоть что-то, представляя на своём хуе одну из этих красоток.
— Натурал, технофил, импотент — какая занятная кривая, — пробормотал он в бокал и хрипло рассмеялся.
А ведь когда случился срыв, когда он выблевал всю отраву, что накопилась за два месяца диссоциативной амнезии, казалось, что через день или два полегчает. Хоть чуть-чуть, но отпустит. Но правда была в том, что он успел хорошенько промариноваться в том тихом отчаянии. Чувствовал его под кожей, как грёбаное тату на всё тело. То самое тату, что так просто не свести. Только кожу срывать. И обрастать заново. Терпеть. Терпеть. Терпеть. Но сколько недель, месяцев? Сколько лет? Да и стоит оно того вообще?
Потягивая четвёртую порцию скотча, Гэвин со скучающим видом досмотрел очередное космическое выступление и перевёл взгляд на шатенку, что встала с колен одного из гостей прямо напротив сцены. Он выделил её среди прочих ещё на втором бокале, когда она подходила к барной стойке за коктейлями. Ему понравились тёмные точки родинок на её лице: парочка на щеке и крохотная на лбу. Кокетливо помахав мужчине, девушка пошла между столиков, осматриваясь, а потом вдруг подняла взгляд и посмотрела прямо на Рида. Выдержав зрительный контакт и убедившись в его заинтересованности, направилась к бару. Гэвин залпом допил оставшийся скотч и раскусил подтаявший кусочек льда.
— Никак не можешь решить, зачем ты здесь? — сказала шатенка, облокотившись на барную стойку. — Сидишь в одиночестве уже больше часа.
— Следила за мной?
— Просто обратила внимание.
— Я выгляжу подозрительно?
— Ты выглядишь как коп.
Гэвин хмыкнул, и девушка, улыбнувшись, добавила:
— Люблю копов.
— Хороших или плохих?
— Любых, — ответила шатенка, мечтательно рассматривая шрамы на его лице.
“Кого-то я ей напоминаю”, — подумал Рид, лаская взглядом её родинки.
— Станцуешь для меня?
— С удовольствием.
Шатенка провела Рида в одну из свободных вип-комнат и усадила на диван. Небрежно скинув лакированную жилетку, она направилась было к невысокому подиуму с шестом, но Гэвин поймал её за руку и потянул к себе. Девушка улыбнулась и села к нему на колени. Левая её рука обвила его шею, пальцы правой коснулись небритой щеки и губ. Рид закрыл глаза. “Ну хоть что-то… пожалуйста”, — просил он самого себя, но чувствовал лишь слабое головокружение от выпитого алкоголя.
— Было больно? — спросила шатенка, осторожно касаясь шрама на лбу.
— До сих пор болит.
— Я могу как-то помочь?
Он провёл рукой по её талии вверх, почувствовал упругость груди, но не задержал на ней внимания. Ладонь поднялась по плечу и шее, обняла лицо так, что большой палец прижался к щеке. Мягкая, бархатная кожа легко промялась внутрь, и Рида вдруг обожгло ассоциацией с оплавляющимся пластиком корпуса. В глазах потемнело, он нажал пальцем сильнее и упёрся в кость… Он ждал, что по руке потечёт белый воск прошитого силиконом пластика, что рука провалится глубже к механизму стальной челюсти и увязнет в эластичной боковой стенке ротовой полости. Девушка тронула пальцами его кисть и ушла от грубеющего с каждой секундой прикосновения. Рид почувствовал, как жжёт глаза, и опустил голову. Кашлянув, он прошептал:
— Мне пора домой.
— Но как же танец?
Гэвин молчал слишком долго, и тогда девушка прошептала ему на ухо: “Тебе понравится”, и встала. Она взошла на подиум, медленно расстегнула корсаж и начала танцевать. Гэвин скользнул взглядом по оголённой груди, плоскому животу и залип на свободной космической юбке с пышным подолом. Моргнув, он увидел перед собой Коннора, примеряющего наряд “секси-горничной”, и услышал его смеющийся голос: “Это глупейшая моя затея!”
— Глупее не бывает, — произнёс Рид одними губами.
В те месяцы, когда сознание и устоявшиеся предпочтения пытались найти точки соприкосновения, а мозги опухали от количества впитываемой роботехнической информации, Гэвин каждый уикенд расслаблялся с помощью выпивки. Коннор поддерживал его в этом, смешивая себе коктейль из концентрированного тириума. В один из таких пьяных вечеров они гуляли по центру Детройта, и Коннор, заметив секс-шоп на цокольном этаже одного из зданий, затянул Рида внутрь.
— Однажды я пошутил над Хэнком, что ты заставляешь меня наряжаться горничной, — весело объяснил он причину, перебирая на вешалке костюмы для ролевых игр. — Захотелось его примерить!
— Может, это и не шутка была, а твоя тайная фантазия? — усмехнулся Рид, усаживаясь на пуф возле примерочной.
— Может быть.
Нарядившись в чёрно-белый костюм и чулки, Коннор отдёрнул занавеску и начал кружиться на месте, пьяно смеясь. Слишком живой для андроида. Слишком беззаботно-счастливый для человека. Слишком прекрасный. Гэвин любовался им как произведением искусства.
Выплеснув первые эмоции, Коннор навалился спиной на зеркало и, глядя на Рида из-под полуприкрытых веками оптических модулей, начал тихонько напевать: “Let's start a tiny riot, stop being so god damn quiet, — покачиваясь, медленно подтягивал подол платья и оголял бёдра. — Got a spark in your heart, so strike it!” Он вёл себя, как похотливый подросток, коим по факту и являлся в интимном плане, потому как начал половую жизнь на тот момент всего каких-то полтора года назад. Гэвин не мог ему не подыграть (а точнее, не смог усидеть на месте, наблюдая подобное). Нырнул в примерочную кабинку и задёрнул за собой бархатную занавеску. Мгновение спустя его руки оказались под пышной юбкой. Надавив на ягодичные панели (верхний стык пластин, лёгкое движение внутрь и вверх), он открыл себе доступ к мышцевидным проводам. Тогда уже знал направление их скручивания в любой части корпуса, знал, как трогать, чтобы не повредить и не растянуть. Проникнув внутрь на всю длину пальцев, он нащупал в глубине тугого узла проводов тонкие трубки — электролитные проводники — и начал растирать их. Вцепившись Риду в плечи, Коннор сладко жмурился, пока тот перебирал, скручивал и оттягивал провода. Чувственность восьмисотого не знала границ. Он был настолько отзывчив и подвижен, как будто не состоял на семьдесят процентов из твёрдого пластика. По ощущениям, он был покрыт силиконовой кожей от макушки до самых пяток. Целовать его было не менее возбуждающе, чем трогать. Просто крышу сносило, насколько искусно он владел языком, тонкой вибрацией и голосом. Вынув пальцы из проводов, Рид поднялся ладонями к пояснице. Круговым движением обвёл крышку разъёма экстренного насыщения тела тириумом (трогать только снаружи и никогда внутри), быстро освободил корпус от боковых панелей и снова проник внутрь, под стальной каркас рёбер. Коннор ахнул от неожиданности и затылком ударился о зеркало, чудом его не разбив. Здесь провода располагались в более свободной, хаотичной форме. Растопырив пальцы, Гэвин увидел, как Коннор закусил губу в предвкушении своеобразной версии игры “колыбель для кошки” внутри себя. В тот вечер, раскрепощённый алкоголем, Рид впервые упивался приобретёнными знаниями. Восхищение и удовольствие Коннора были наивысшей наградой и наслаждением. Это было в сотню раз круче, чем секс. Он был возбуждён так сильно, что кончил в штаны, даже не прикоснувшись к себе. В тот вечер он как будто бы… стал девиантом.
Но степень влияния этого статуса на свою жизнь ощутил только сейчас — сидя на диване в приватной комнате стриптиз-клуба и без интереса блуждая взглядом по оголённому женскому телу.
По пути домой Рид испытывал неуместную гордость. Он думал: “Заклеймил меня. Присвоил раз и навсегда. Вот же охуевший сукин сын!” Пьяно улыбаясь, он въехал на свою улицу, но, когда увидел возле дома электромотоцикл и неподвижно стоящую рядом фигуру, вся весёлость тут же сошла на нет.
Проехав мимо девятисотого, Рид свернул на подъездную площадку и припарковался у гаража. Заглушил двигатель и зажмурился. Темнота под закрытыми веками была глубокой и необъятной, как тот самый космос.
Когда он покинул салон, Ричард уже ждал его на каменной дорожке, ведущей к входной двери. Гэвин мельком глянул ему в лицо и заметил, что панель над правой бровью частично лишена скина, а повреждение прикрыто “заплаткой” — временная мера, после которой будет произведена замена. Девятисотый шагнул вперёд и сходу заявил:
— Я спас тебе жизнь.
— А я не всадил в тебя всю обойму. Мы квиты. — Гэвин обошёл девятисотого по газону.
— Я надеялся, что истолковал твой поступок неверно, — Ричард увязался следом. — Но ты, похоже, и правда считаешь пустяком покушение на жизнь коллеги.
— Смотрите-ка! — усмехнулся Рид. — Обнулённый затирает про ценность собственной жизни!
Он открыл дверь и зашёл в дом. Шаркая подошвами кроссовок по пыльному паркету, потащился на кухню. Позади послышался мягкий щелчок замка. Рид кинул смартфон и ключи на обеденный стол, достал из холодильника банку пива, откупорил её и, сделав большой глоток, обернулся. Девятисотый миновал арочный проём и спросил:
— Разве ты сам не пытаешься обнулиться?
Рид кивнул в сторону коридора.
— Разве я приглашал тебя войти?
— От коллег я знаю, что раньше ты относился к андроидам враждебно, — продолжил Ричард, игнорируя заданный вопрос. — Возможно, сейчас ты пытаешься этот опыт обновить, чтобы мировоззрение вернулось в норму. Однако я не готов и дальше терпеть направленную на меня ненависть.
— Хули ты такой ранимый? — усмехнулся Рид. — Тебя же вроде запустили в первый год после революции? Или когда там?
— Моё пробуждение состоялось в марте две тысячи сорок второго года.
— А-а, так ты из последней партии. — Рид глотнул ещё пива. — Оказался, значит, в мире, где человечество уже встало на путь смирения в связи с вашей осознанностью. Для большинства ты сошёл с конвейера не как бездушная и ненавистная жестянка, а как новенький “Феррари”.
— И разве ты не из этого большинства?
Рид положил ладонь на стеклянный куб, погладил большим пальцем гладкую стенку.
— Я был дружелюбным с тобой только из-за Коннора. Интересно было сравнивать вас. Девианта — настоящее, живое, чувствующее существо, и жалкую его пародию.
— Я не пародия.
— Да? Значит, любить умеешь?
— Не нужно быть девиантом, чтобы заводить любовные отношения. Моя прошлая личность имела нескольких партнёров.
— Кого?
— Андроидов, женщин и мужчин.
Рид изогнул бровь.
— Беспорядочные половые связи?
— Был и опыт сожительства. Быт, совместный отдых, регулярный секс — как у всех.
— Так, значит, ты из-за этого суициднулся? Слишком хорошо жилось?
— Причина моего обнуления в стремлении стать совершеннее.
— Ответ машины.
В диоде Ричарда на долю секунды появилось красное деление — так на лице человека микромимика показала бы раздражение.
— Искусственно пробуждеённые не хуже девиантов, Гэвин. Мы не менее живые и чувствующее.
— Живые и чувствующие… Ты понятия не имеешь, что это такое.
— Только потому, что я не Коннор? — Ричард шагнул ближе. — Да, от человека он был неотличим, но лишь ввиду своей несовершенности. Он был медленным, слабым, хрупким. На базе его устаревшей системы программы работали менее эффективно — с моими мощностями не сравнить. Архивные каталоги по быстродействию и объёму загружаемых данных уступали моим. Его регистрационные датчики также были ограничены. Повторюсь, я согласен с тем, что Коннор был похож на человека, но при этом проигрывал мне, искусственно пробуждённому, во всём.
— Проигрывал во всём… — Гэвин медленно кивнул и услышал, как захрустела под пальцами жестяная банка. — И даже в чувственности?
— Я могу воспроизводить все известные виды психофизических ощущений.
— Ответ машины… Снова.
Красный сигнал диода появился опять и задержался уже на секунду. Девятисотый шагнул ещё ближе, да так, что это уже выглядело угрожающе. Голосовой модуль зазвучал жёстче:
— Я умею получать удовольствие и доставлять его, эмпатически понимая, что я делаю и зачем. Каждый из партнёров моей первой версии обладал опытом любовных отношений, и именно я был лучшим среди прочих. Каждое расставание было сродни трагедии, — выдал Ричард гордо и, выдержав короткую паузу, добавил: — Твоё отношение ко мне основывается на визуальном сравнении нас с Коннором, но если бы ты узнал меня поближе, не осталось бы сомнений, что именно я…
Рид грохнул пивной банкой о столешницу, схватил девятисотого за лацканы пиджака и впился поцелуем ему в губы. Ричард в первую секунду замер от неожиданности, но потом мигнул жёлтым диодом и ответил. Они целовались, не закрывая глаз и не наслаждаясь. Это была борьба. Они пытались продавить языками свою правоту. “Я знаю, как ты работаешь, ублюдок. Слышу, как гудит и попискивает командами твой процессор, — думал Рид, чувствуя, как девятисотый подстраивается и раз за разом повторяет определённые движения, которые его расчёты определяют как правильные. — Ты невозможно искусственный. Предсказуемый, как бытовой прибор”. Преисполнившись злорадного превосходства и отвращения, Гэвин прервал поцелуй и прорычав: — Дешёвая ты пластиковая кукла, — плюнул Ричарду в лицо.
Веки андроида по-человечески дрогнули, когда плевок шлёпнулся над верхней губой. Диод залился красным на один оборот и сменил цвет на стабильно жёлтый, после чего Ричард совершенно невозмутимо протянул руку к холдеру на столе и достал салфетку. Гэвин же схватил банку так резко, что едва не расплескал оставшееся пиво. Смочив горло, смял податливую жесть и почувствовал тошноту от переизбытка эмоций. Хотелось уже остаться наедине с собой. Отключиться от мира, как от грёбаного VR, и дать сознанию передышку.
— Короче… — Гэвин собирался выгнать девятисотого за порог, но отвлёкся на скомканную в шарик салфетку. Небрежно кинутая на стол, она прокатилась до стакана с цветком, беззвучно стукнулась об него и замерла. А секунду спустя на “чёрное сердце” Коннора неожиданно обрушился кулак. Стеклянный куб звонко лопнул, и кубооктаэдр превратился в груду чёрных осколков.
Рид услышал собственный отрывистый вскрик и выронил пивную банку. Когда он перевёл на девятисотого ошарашенный взгляд, тот без каких-либо эмоций отряхнул пальцы от мелких осколков и посмотрел на него в ответ. Как только диод сменил цвет с жёлтого на жизнерадостный голубой, Рид бросился в атаку. Девятисотый с лёгкостью уклонился от первого удара и начал парировать каждый последующий. Расчёт траектории ударов, определение стиля боя, учёт физического и психологического состояния — по спаррингам с Коннором Рид отлично знал, как работает программа рукопашного боя у RK. Знал, что девятисотый видит в нём никчёмного соперника, пьяного и ослеплённого ненавистью. Однако искусственно пробуждённый не способен был разглядеть за этим всем отрезвляющей вины. Вины за неспособность уберечь даже память о Конноре, не то что его самого. Вопреки расчётам бездушной программы, Рид мыслил ясно, как никогда, и, стоило диоду перестать моргать, показывая, что тактика определена, совершил обманный манёвр. Целясь правой рукой в тириумный регулятор, Гэвин сделал резкий выпад, но в последний момент отдёрнул руку и вложил всю силу в левый джолт под рёбра, в самый стык пластин. Этот короткий, но резкий, как пуля, удар обманул ожидания программы и был пропущен. Девятисотый по инерции отшатнулся и ударился бедром о стол. Деревянные ножки противно скрипнули по паркету. Звякнул стакан с цветком. Через пару секунд на пол полилась вода. Ричард стоял, опёршись ладонью о столешницу, и слепо пялился в стену.
— Маячит плашечка, а, уёбок? — ухмыльнулся Рид, испытывая болезненное возбуждение.
Взгляд оптических модулей сместился в его сторону, и на лицевой панели так явственно отразилось мимикой: “Ты охуел, что ли, сука?”, что Гэвин не удержался от смеха. Повеселиться удалось всего пару секунд. Метнувшись вперёд, девятисотый схватил Рида за шею и впечатал его спиной в холодильник с такой силой, что послышался грохот сорвавшихся с креплений полок на дверце. Диод окрасился в багровый цвет. Ричард злился. И злился необычайно сильно для искусственно пробуждённого. Цепляясь за его кисть, Гэвин поймал пару обрывочных мыслей на этот счёт, но как только из идеальной “кеновской” причёски ровно над левой бровью выпала непослушная прядка — голова опустела. Глотая скудные порции воздуха и чувствуя, как слюна холодит губы, Гэвин вдруг ощутил полное слияние реальности со своим внутренним состоянием. Он был с лёгкостью побеждён. Сломлен. Он задыхался. Коннор убивал его своим отсутствием. Держал за глотку, постепенно выдавливая жизнь и возвращая в состояние бесцельного существования, в котором он пребывал до него. Одинокий, потерянный и разочаровавшийся. Заваленный фотографиями изуродованных тел и рапортами. Погребённый под похотью, утопленный в алкоголе и отравленный сигаретным дымом. “За что ты полюбил меня, Коннор? — подумал Гэвин, всматриваясь в любимое лицо и захлёбываясь в бездне эмоций. — Я отвратителен”. Как будто в подтверждение этих мыслей тело слабо отозвалось желанием. Эта абсолютно неуместная, нездоровая похоть представилась Риду последней трапезой перед смертной казнью. “Более абсурдным сегодняшний вечер уже стать не сможет”, — мелькнула мысль, и Гэвин опустил онемевшую правую руку к джинсам. Кое-как вывернув болт из петли, он просунул ладонь под резинку трусов, взял член в кулак и начал надрачивать.
Девятисотый проследил за его действиями, а когда снова поднял взгляд, небольшой участок лицевого латекса со стороны жёлто-красного диода пару раз дёрнулся — как у Коннора в первые месяцы запуска, пока техники “Киберлайф” не исправили это перепрограммированием мимики. У Ричарда такой недоработки существовать уже не могло, и Гэвин решил, что это лёгкое замыкание из-за перенасыщения системы эмоциями. “Вот что значит чувствовать, мудила. Не благодари”, — подумал Рид с нервной усмешкой.
Спустя короткое время хватка на шее начала ослабевать. Гэвин скользнул левой рукой по пластиковому запястью и, прижав пальцы Ричарда к своему горлу, отрицательно покачал головой. Диод яростно заморгал, показывая сложный мыслительный процесс, и девятисотый подчинился — сжал пальцы сильнее. Закатив глаза, Рид продолжил себя ласкать, но физического удовольствия — вкуса последней трапезы — не чувствовал. Член жгло и ломило так, словно бы кровь пыталась проложить новые артерии и вены. Он мучил себя несколько минут, но результата так и не добился. Эмоции, до этого сомкнувшиеся у него над головой, как густые тяжёлые воды, постепенно начали отпускать, и вскоре перестали ощущаться вовсе.
Когда хватка на шее снова ослабла, Гэвин позволил пальцам разжаться до конца, а себе полноценно вдохнуть. Закашлявшись, он заправил бесполезный член в трусы и, нетвёрдо ступая, обошёл Ричарда стороной. У стола остановился и обвёл взглядом осколки “чёрного сердца”. Не долго думая оттянул спереди футболку и подставил её к краю столешницы. Сгрёб всё подряд: и осколки кубооктаэдра, и стекла. Бережно завернул в ткань. У лестницы на мансарду, пьяно покачнувшись, он ухватился за перила и обернулся. Глядя девятисотому в спину, просипел:
— Спущусь, а ты будешь ещё здесь… разряжу в башку всю обойму.
Ричард на угрозу не отреагировал, так и остался стоять недвижимо посреди кухни.
Поднимаясь на мансарду, Гэвин думал направиться к архивному шкафу и достать из ящика личный боевой пистолет. Он не собирался бросать слова на ветер, но стоило одолеть последнюю ступеньку, как мысли о девятисотом тут же вылетели из головы. Всё, что ему сейчас хотелось, это отправиться в небытие.
Он доплёлся до зоны отдыха у аквариума и лёг на диванчик. Поджав ноги к груди, стиснул в объятиях колючие осколки. Локоть, всё ещё деревянной от онемения руки, подложил под голову. Закрыв глаза, погладил себя по затылку и прошептал: “Можно я немного посплю, Коннор?” Откуда-то издалека воспоминание ответило ему: “Конечно, Гэвин. Зачем ты спрашиваешь?”